CC BY
51УДК 304.2(680) ББК 60.0(6Южн)
Н.А. Панин
Национальная идентичность африканеров: переосмысление в контексте поликультурной среды
пост-апартеидной ЮАР
В статье рассматриваются основные составляющие национальной идентичности африканеров сегодня. Современная поликультурная среда пост-апартеидной ЮАР во многом их обуславливает. Однако в связи с имеющимися дискуссиями о критериях принадлежности к африканерскому сообществу значимость приобретает его самоопределение, которое, с одной стороны, ориентируется на традицию, включающую память об апартеиде, с другой - приобретает новые формы.
Ключевые слова: африкаанс, африканеры, Южная Африка, африка-нерство, национальная идентичность.
Выступая в университете Стелленбоша в апреле 2004 г., известный историк, президент Южноафриканского института межрасовых отношений Херманн Гилиоме заявил: «История - вот что недавно произошло с африканерами». Так Гилиоме определил положение африканерского сообщества в период перехода Южной Африки от апартеида к демократической, не основанной на расовости, «новой» Южной Африке. По его словам, в 1994 г. африканеры обнаружили, что их власть была хрупкой и преходящей. Несмотря на то что они обладали сильнейшей армией на африканском континенте, им пришлось отказаться от власти, потому что они слишком долго не делили ее и не распределяли. Вместо того чтобы планировать передачу власти, они думали, что Южная Африка никогда не будет управляться без них. Будучи еще у власти, африканеры искали свою безопасность в планах и проектах, которые не позволили бы реализовать действительную безопасность. Когда они отказались от власти, то обнаружили, что к ним относятся как к героям трагедии «Король Лир». Поскольку они оказались политически бессильны в Южной Африке после апартеида, их
© Панин Н.А., 2019
высмеивали и презирали даже те, кто хвалил их, пока они все еще находились у власти1.
Неудивительно, что в пост-апартеидный период многие африканеры переживают кризис идентичности и чувствуют, что участвуют в борьбе за выживание. Старая национальная идентичность африканеров подвергается уже на протяжении более чем 20 лет коренному пересмотру.
«Африканер» в сознании многих - это термин, тесно связанный с колониальным прошлым Южной Африки и в большей степени - с эпохой апартеида. Концепт «африканера» был присвоен Национальной партией (Nasionale Party), чтобы обратиться к бедным и бесправным белым людям после англо-бурской войны 1899-1902 гг., установив сильную социальную идентичность, основанную на культуре и расе - двух важных элементах, определяющих межгрупповое поведение2. Когда в 1948 г. Национальная партия пришла к власти, Йоханнес Стрейдом, бескомпромиссный националист по своим взглядам и премьер-министр в период между 1954-1958 гг., выступил с идеей "eendersdenkendheid". Это слово на африкаанс означает «одинаковомыслие». Институциональным выражением этой концепции стал режим апартеида, и оппозиция апартеиду в рамках "eendersdenkendheid" была столь же изменнической, как отказ от защиты своей страны во время войны. Это требование конформизма к определенной этнической конфигурации гетеропатриархального белого превосходства пронизывало национализм африканеров, и государственная власть усиливала эту тенденцию. Любой, кто не соглашался с этой установкой, объявлялся "volksverraaier" или предателем народа (африканеров).
Сегодня, когда основами государственного строя ЮАР являются уважение человеческого достоинства, равенство, защита прав и свобод человека независимо от расовой, этнической и половой принадлежности, многопартийная демократическая система, призванная обеспечить ответственность, гибкость и открытость3, в культуре африканеров на смену "eendersdenkendheid" приходит "andersdenkendheid", то есть нонконформистское мышление как демократический долг африканеров. Как и «одинаковомыслие», "andersdenkendheid" - коллективный термин, поскольку необходимым условием его существования является то, что ему следует группа людей, более одного человека. Однако это прямое противопоставление апартеидному конформизму через критическое осмысление действительности, которое неизбежно порождает различные точки зрения в рамках одного коллектива.
Почему апартеидное правительство делало столь сильный акцент на "eendersdenkendheid", что отход от этого принципа приравнивался к "volksverraad" (измене)? Как и любая национальная идентичность, «африканерство» - сконструированная идентичность. Она была вымощена на основе расы, пола, класса и, что важнее, этнической принадлежности4. Оказавшись выстроенным на основе африканерского национализма, «африканерство» при этом явилось неустойчивой идентичностью. С одной стороны, его основу составляло утверждение господства англо-саксонской «белости», с
См.: Vissor W. Afrikaner responses to post-apartheid South Africa: Diaspora and the re-negotiation of a cultural-identity // New Contree. 2007. № 54. P. 1-2. Hubbert K.N., Gudykunst W.B., Guerrero S.L. Intergroup communication overtime // International Journal of Intercultural Relations. 1999. № 23. P. 13-46. The Constitution of the Republic of South Africa, 1996 [Электронный ресурс] // South African Government. URL: https://www.gov.za/ documents/constitution-re-public-south-africa-1996 Westhuizen Ch. van der. Identities at the Intersection of Race, Gender, Sexuality and Class in a Liberalising, Democratising South Africa: the Reconstitution of 'the Afrikaner Woman': Thesis Presented for the Degree of Doctor of Philosophy. University of Cape Town, 2013. 287 p.
2
3
4
другой - собственная обособленность на основе этнической принадлежности. При этом отбрасывалось тождество с «африканскими» черными этносами - что в противном случае грозило потерей привилегии «белости».
Почему африканерская национальная идентичность оказалась построена на подобном двойном противопоставлении? Один из ответов заключается в истории колонизации Южной Африки двумя конкурирующими переселенческими группами. В XIX в. африканеры, потомки первых колонистов-буров, прибывших в Столовую бухту еще в середине XVII в., оказались выдавлены Британской империей, что не могло не вызвать столкновений между бурами и англичанами и не отразиться на формировании их национального характера.
Одним из ключевых концептов в этой связи стало "огйепШкНе1й"5. Это слово трудно перевести: помимо респектабельности его значения включают презентабельность, хорошие манеры, порядочность, вежливость и кальвинистское смирение. Изучение национальной идентичности африканеров через призму "0ЫепШкНв1С" раскрывает ее как меньшую «белость» в сравнении с белой англоязычной южноафриканской идентичностью, которая, в свою очередь, опирается на глобальную англо-белую. При этом парадоксально, что, хотя концепция "огйепШкЬе1й" основана и развита на основе белой англоязычной респектабельности, она одновременно является тем, что отличает «аф-риканерскую белость» от белой англоязычной идентичности.
Эта динамика прослеживается исторически. Как пишет историк Тимоти Киган, к концу 1800-х гг. буры считались «низшим или деградировавшим классом колонистов». Они изображались британскими поселенцами как безвольные, бестолковые, простые, невежественные и даже грязные. Так, лорд Герберт Китченер, главнокомандующий британскими войсками в англо-бурской войне, пришел к выводу, что буры были «нецивилизованными африка-нерскими дикарями с капелькой белого лоска». Но даже в 1975 г. негативные стереотипы об африканерах все еще изобиловали, например в эссе, написанном священником и доцентом кафедры политики университета Родоса Нэнси Чартон. Она суммирует «эмпирические данные» об отношениях англоязычных белых с «африканерами» и перечисляет положительные стереотипы (такие как простота и добродушие), а также негативные (такие как некультурность, суеверность и низкая эффективность). Уничижительные термины для африканеров включали «голландец», «волосатый», «горный паук», «пожиратель маиса», «заднедворец», «деревня»*. Эти насмешливые термины показывают элемент культурного и социального превосходства белой англоязычной идентичности, о которой Чартон говорит одобрительно6.
Отсюда и происходит сопротивление «африканерской белости» господству «англоязычной белости». Африканеры бросили вызов гегемонистской белой англоязычной культуре через противодействующий дискурс африканерских "volkstrots" (предметов народ-
* "Dutchman", "hairyback", "rock spider", "mealie muncher", "bywoner" (backyard dweller), "backvelder".
5 Westhuizen Ch. van der. Sitting Pretty: White Afrikaans Women in Post-apartheid South Africa. Scottsville: University of KwaZulu-Natal Press, 2017. 240 p.
6 Charton N.C.J. Afrikaners as Seen by Africans // Looking at the Afrikaner today. Cape Town, 1975.
ной гордости), преимущественно заключающихся в благородных страданиях и кальвинистской порядочности. Исторические труды, написанные в 1960-х гг. и выдержанные в националистических тонах, представляли африканеров как гостеприимных, храбрых и справедливых христиан.
На современном этапе переосмысления национальной идентичности африканеров и их постепенного культурно-социального сближения с англоязычным белым меньшинством ЮАР термин "ordentlikheid" получает новую трактовку: уже в контексте свойственной для англоязычной идентичности вежливости и хороших манер. Поддаваясь англо-культуре, африканеры остаются привязанными к «белости» как к основополагающему и формирующему элементу своей идентичности вместо того, чтобы стремиться преодолеть «белость» и, следовательно, «расу» и расизм.
Наряду с «белостью» ключевым элементом идентичности африканеров остается язык африкаанс7. Х. Гилиоме отметил, что «в 2002 г. на африкаанс в качестве родного языка говорило 6 млн человек, или 15% от общей численности населения ЮАР, делая африкаанс-говорящих третьим по величине языковым сообществом», добавив, что при этом «на африкаанс в качестве первого языка говорило больше черных и цветных, чем белых»8.
Впрочем, опросы африкаанс-говорящих показывают, что сам по себе язык - без привязки к «белости» - не является критерием определения человека как «африканера». Результаты качественного анализа отзывов о выставке "Jong Afrikaner" («Молодой африканер»), проведенного П. Тойниссен9, показывают, что если вопрос «Можно ли считать цветных, говорящих на африкаанс, африканерами?» вызывал дискуссии, то само допущение «черных африканеров» отвергалось напрочь. Один из участников опросов о становлении идентичности африканеров в Южной Африке после апартеида, проводимых Венви и Квейль10, определил «африканера» следующим образом: «Африканер - это белый человек, говорящий на африкаанс. Коротко и ясно».
В своем исследовании Венви и Квейль пришли к выводу, что респонденты их социального опроса предприняли осознанные усилия, чтобы отбросить некоторые видимые аспекты идентичности африканеров, такие как стереотипы, история и культура, явный расизм и, как ни странно, значимость языка африкаанс - одну из основ африканерского национализма, традиционно рассматривавшуюся как «хранилище наследия африканеров, творчества африканеров, души африканеров, власти африканеров». В то же время респонденты сохраняли «белость» как центральный для своей идентичности концепт, а также рециркулируемый дискурс, уходящий в идеологию апартеида, заявляющий о «черной некомпетентности» и «белых под угрозой».
Такая характеристика представляется довольно однобокой, поскольку в настоящий момент сложно говорить о стабильности либо однородности национальной идентичности африканеров, и исследование Блазера11, также основанное на опросе молодых африканеров, однако уже из другого, более молодого поколения, под-
7 Cloete E. Afrikaner identity: culture, tradition and gender // Agenda Feminist Media. 1992. № 13. P. 42-56.
8 Giliomee H. The Afrikaners. Biography of a people. Charlottesville: University of Virginia Press, 2009.
9 Theunissen P. Being 'Afrikaans': A contested identity. Paper presented at the International Communication Association Annual Conference, San Juan, Puerto Rico. 2125 May 2015 [Электронный ресурс]. URL: https://aut. researchgateway.ac.nz/bit-stream/handle/10292/8813/ Abstract%20ICA%20Afrikan-er%20identity%20MAY2015
p df?sequence=7&isAllowe d=y
10 Venvey С., Quayle M. Whiteness, racism, and Afrikaner identity in post-apartheid South Africa // African Affairs. 2012. № 111/445.
P. 551-575.
11 Blaser T. 'I don't know what I am': the end of Afrikaner nationalism in post-apartheid South Africa // Transformation: Critical Perspectives on Southern Africa. 2012. № 80. P. 1-21.
тверждает эту мысль и указывает на сложные когнитивные процессы, происходящие в африканерской среде.
Один их этих процессов - появление разрыва поколений: заставшие апартеид поколения можно условно отнести к «поколению травмы» или к «поколению вины», в то время как более современные поколения африканеров стремятся дистанцироваться от апартеидного прошлого и, соответственно, от поколений своих родителей. Иллюстрацией тому может служить ответ одного из респондентов исследования Венви и Квейль: «Моя жизнь не о том, откуда я родом, а о том, куда я иду. Культура важна, но я не большой любитель культуры».
Еще одним процессом, на который стоит обратить внимание, является то, что после 1994 г. африканеры, возможно впервые в истории, начали постепенно осознавать себя именно как африканский народ. Действительно, само слово «африканер» на африкаанс означает «африканец», и дискурс об африканерской уникальности как африканского народа частично присутствовал даже при апартеиде. Впрочем, в современных условиях полиэтничности сближение «аф-риканерского» и «африканского» - отличный от подобной трактовки и гораздо более глубинный процесс. По словам известного южноафриканского писателя Брейтена Брейтенбаха, несмотря на то что «африкаанс - всего лишь африканерское слово для "африканского"», парадокс его мироощущения состоит в том, что он одновременно ощущает и не ощущает себя африканцем. Ему вторит кинорежиссер Макс Дю Преез: «Так же, как я не могу изменить цвет своей кожи, я не могу стать американцем, европейцем или австралийцем. Я навсегда останусь чужеземцем, как белый медведь в зоопарке Претории. Мой цвет кожи - единственное европейское, что есть во мне, африканере-африканце. Я дважды называю себя в честь континента, я рожден здесь, но в отличие от большинства других местных, я бледный».
Наконец отметим, что поколение африканеров после апартеида иначе видит себя экономически. Африканеры сегодня - поколение предпринимателей, ничего не ждущих от государства и самостоятельно заботящихся о себе. Новая экономическая реальность при сохранении кальвинистской этики вырабатывает новый африка-нерский идеал частного предпринимательства, где центральную роль играют опора на собственные силы и взаимопомощь внутри африканерского сообщества.
Подводя итоги, можно сказать, что культурная идентичность африканеров и язык африкаанс сохранятся в Южной Африке, если только сами африканеры продемонстрируют внутреннее желание этого. На мой взгляд, именно внутренняя решимость выживания культурной самобытности и языка, более чем внешние давления и угрозы, будет влиять на будущее африканеров в «новой» Южной Африке. По словам Х. Гилиоме, величайшая задача для африканеров и всех носителей африкаанс в нынешнем тысячелетии будет заключаться в том, чтобы питать и пополнять свою любовь к своему языку и своей земле и принимать на себя ответственность передать свое культурное наследие следующему поколению. Если африканеры примут этот вызов, они по-своему смогут стать частью новой, демократической Южной Африки.
