CC BY
83
Экономический вестник Ростовского государственного университета А 2004 Том 2 № 1
НАЦИОНАЛЬНАЯ ЭКОНОМИЧЕСКАЯ МЕНТАЛЬНОСТЬ В ЭПОХУ РЫНОЧНЫХ РЕФОРМ
Т.С. ВУКОЛОВА
кандидат философских наук, старший преподаватель кафедры гуманитарных дисциплин, Тульский филиал Московского университета МВД России
Статья подготовлена при поддержке АНО ИНО-Центр в рамках программы «Межрегиональные исследования в общественных науках» совместно с Министерством образования Российской Федерации, Институтом перспективных российских исследований им. Кен-нана (США) при участии Корпорации Карнеги в Нью-Йорке (США), Фонда Джона Д. и Кэтрин Т. МакАртуров (США) по гранту № КТК-292-2-02. Точка зрения, отраженная в данном документе, может не совпадать с точкой зрения вышеперечисленных благотворительных организаций.
© Вуколова Т.С., 2004
ПРОВЕДЕНИЕ рыночной реформы в России сталкивается со значительными трудностями. И это неудивительно, поскольку введение любой инновации, как правило, встречает сильное сопротивление. Истоки сопротивления введению рыночных отношений коренятся в русском характере, в менталитете русского народа. Попробуем обосновать этот тезис.
Можно выделить два аспекта проблемы соотношения рыночной реформы и менталитета русского народа: динамический и статический. С точки зрения динамического аспекта, менталитет выступает как консервативный противовес любому значительному социальному изменению, в том числе и рыночному реформированию. Не останавливаясь подробно на этом аспекте проблемы, можно отметить, что основной пафос длительного начального этапа реформ — перестройки — как раз и заключался в постепенной переориентации инерционного маховика менталитета с коммунистических на общечеловеческие, демократические ценности, что предполагает более терпимое отношение к рыночным отношениям. Рассмотрение статического аспекта проблемы приводит к возможности сформулировать следующий вопрос: совместим ли (и до какой степени) менталитет русского народа с рыночной экономикой? Для ответа на поставленные вопросы выявим место экономической ментальности в системе ментальных норм, раскроем структуру экономической ментальности, особенности национальной экономической ментальности.
МЕСТО ЭКОНОМИЧЕСКОЙ МЕНТАЛЬНОСТИ В СИСТЕМЕ МЕНТАЛЬНЫХ НОРМ
Понятие «ментальность» было введено еще в начале XX в. представителями историко-психологического и куль-
турно-антропологического направлений Л. Леви-Брюлем, Л. Февром, М. Блоком и др. и в первоначальной трактовке [5] означало своего рода «психологическую оснастку» любой социальной общности, которая позволяет ей по-своему воспринимать как социальную среду, так и самих себя. Наиболее полно и глубоко классиком «аналитической психологии» К.Г. Юнгом исследованы такие составляющие менталитета, как «коллективное бессознательное» и архетип. Ссылки на К.Г. Юнга и его теорию мы можем наблюдать у многих авторов, занимающихся проблемами менталитета [8, 10, 16, 21]. «Архетип» как понятие весьма функционален. Свидетельство тому — дискуссия по проблемам менталитета, состоявшаяся в 1993 г. и изложенная на страницах журнала «Вопросы философии» [19]. Уже в вопросах, предложенных редакцией журнала, организовавшей дискуссию, упоминаются «архетип» и «коллективное бессознательное». Прибегают к этим понятиям и участники дискуссии — А.Л. Огурцов, А.С. Панарин, В.К. Кантор. Но в современном понимании в категорию «ментальность» все чаще включаются элементы мировоззренческого характера, отражающие осознанное отношение человека или групп людей разной степени общности к естественным и общественным явлениям.
По нашему мнению, можно утверждать, что менталитет включает в себя прежде всего нематериальные компоненты цивилизации и культуры. При этом в качестве «границы» между менталитетом и культурой (цивилизацией), в качестве «пространства перехода» одного в другое, такого «канала», через который осуществляется взаимовлияние, думается, нужно рассматривать ценности. Система ценностей образует внутренний стержень культуры, духовную квинтэссенцию потребностей и интересов индивидов и социальных общностей. Она в свою очередь оказывает обратное влияние на социальные интересы и потребности, вы-
ступая одним из важнейших мотиваторов социального действия. Будучи «отношением соответствия целей и предмета», «единством воли и представления» [12], ценности являются основой конкретных типов социального поведения, выступая как обобщенные представления человека о целях и нормах своего поведения, представления, воплощающие «исторический опыт и концентрированно выражающие смысл культуры отдельной общностии всего человечества» [17]. Ценности являются «энергетическими узлами», точками эмоционального приложения в отношениях с миром, и в то же время основой механизмов мотивации социального поведения людей, которые можно рассматривать как «необходимое посредствующее звено» [11, с. 314—327], объединяющее социально-экономическую жизнь и духовную жизнь, важной составляющей которой является менталитет. Менталитет не есть система ценностей, но он есть механизм, способ выстраивания и упорядочивания ценностей, способ адаптации, способ формирования картины мира такой, чтобы она приобрела уравновешенный и «комфортный» для носителей данного менталитета вид. Менталитет, по нашему мнению, есть механизм, априорно заданная программа личности.
Сам процесс построения иерархии ценностей, в свою очередь, тесно связан с «архетипами» и «конструктами», носителем которых человек является, но в формировании которых участвует прежде всего та социальная группа (социальный слой) или общность, в том числе и национальная общность, с которой человек себя идентифицирует. При этом исторические, социально-экономические, этнические, естественно-географические и тому подобные факторы и условия проживания «субъекта менталитета» оказывают мощное влияние на содержание этих конструктов. Воздействие менталитета детерминировано, ограничено и задается рамками совокупности сосуще-
Экономический вестник Ростовского государственного университета ф 2004 Том 2 № 1
Экономический вестник Ростовского государственного университета ф 2004 Том 2 № 1
ствующих и взаимосвязанных «архетипов» и «конструктов», которая тем самым определяет границы и рамки, а также общее направление развития (функционирования) и ментальности человека, и общества (экономика, политика, образование и пр.). Ментальность задает сумму исходных позиций, «точек роста». Выбор же конкретной «стартовой позиции» для человека определяется наивысшей активностью соответствующего конструкта в данный момент.
Чем определяется активность того или иного «конструкта»? В любом случае, внешним по отношению к менталитету воздействием (экономика, политика, кризис, образование и т.д.). В этом случае, действительно, человек или общность остаются верными своему исторически сформировавшемуся «коду», наследуемому через механизмы культурной интеграции и образования, в любых обстоятельствах, не исключая катастрофические, но сам этот «код» в разных ситуациях «ведет себя» по-разному, выталкивая в «авангард» тот конструкт, который «операционально» ближе, адекватнее данной ситуации.
Инвариантность в ментальных структурах характерна, как нам кажется, для тех «архетипов», формирование которых приходится на самые ранние стадии в развитии общества и человека, для таких структур восприятия и оценивания, которые функционируют наиболее эффективно в рамках локальных общностей и культур и которые по своему содержанию приближаются к общечеловеческому как «универсальному». Более поздние «приобретения» на пути развития ментальностей, а также конкретно-исторические ситуации могут оказывать на них вытесняющее или проявляющее воздействие. Новые «конструкты», выстраивающиеся с развитием общества, с изменением масштабов общества (от «малого» — к современным цивилизациям через этносы и нации) выступают как более вариативные, уступая
место предшественникам в случае столкновения субъекта менталитета с незнакомыми, незафиксированными в его культуре и исторической памяти проблемами и ситуациями (возникающими, как правило, на «стыках» эпох) и доминируя в рамках той или иной эпохи.
Опираясь на вышеизложенное, под ментальностью мы будем понимать систему взглядов, оценок, норм, умонастроений, основывающуюся на имеющихся в данном обществе знаниях, верованиях и задающую вместе с доминирующими потребностями и архетипами коллективного бессознательного иерархию ценностей, а следовательно, и характерные для представителей данной общности убеждения, идеалы, склонности, интересы, отличающие эту общность от других.
Ментальность влияет на поведение людей во всех сферах их жизнедеятельности, поэтому простейшим основанием для ее классификации является предметное содержание ценностей, входящих в нее. По этому основанию различают ценности социальные, культурные, экономические, политические, духовные и т.д., а соответственно — экономическую ментальность, политическую ментальность и др. Остановимся на особенностях экономической ментальности.
Экономическую ментальность характеризуют экономические ценности и нормы поведения, характерные в той или иной степени для представителей какой-либо группы. Хозяйственное поведение людей в огромной степени зависит от того, каковы общепринятые ценности, стереотипы, взаимоотношения общества и индивида.
Экономисты, формируя образ «человека экономического», выделяют такие его черты как: рациональность (т.е. взвешивание и обдумывание своих поступков, несклонность делать выбор под влиянием чувств и эмоций), максимизирующее поведение (стремление достичь наилучшего результата, минимизировать расходы при достижении намеченных
целей), разумный эгоизм (забота о личном благосостоянии). Но для «человека экономического» характерно поведение, вызванное и неэкономическими причинами мотивации его деятельности, такими как альтруизм, религиозные установки, традиции, обычаи, что отражено в менталитете личности. Эти неэкономические причины и вызывают необходимость анализа ментальности личности и ее влияния на экономическое поведение человека, рассмотрения структуры экономической ментальности и особенностей национальной экономической ментальности.
СТРУКТУРА ЭКОНОМИЧЕСКОЙ МЕНТАЛЬНОСТИ
Прежде чем говорить о структуре экономической ментальности, остановимся на различных точках зрения по поводу структуры ментальности личности. Диапазон разработки вопроса достаточно широк: от общих рассуждений до попыток представить концептуально обоснованную структуру ментальности.
Ж. Ле Гофф в своей фундаментальной статье отметил: «Ментальность разнородна. Возникшие вчера представления уживаются в ней с фрагментами древнего магического сознания. Ведь инерционность свойственна духу больше, чем материи. Люди, создающие машины, непостижимым образом несут в себе сознание ремесленников, водители автомобилей недалеко ушли от тех, кто ездил верхом, а фабриканты XIX в. сильно напоминают крестьян, которыми были их отцы и деды. История ментальностей есть история замедлений. Кардинальная задача — разгадать ту связь, скорее духовную, чем логическую, в которой находятся эти разнообразные обломки ушедших миров. Другая проблема — понять, каким образом эта мешанина передается от поколения к поколению. Линейные концепции эволюции здесь, конечно, не годятся» [13, с. 41—42].
Всеобъемлющую структуру ментальности предлагает В. Визгин: «Природное и культурное, рациональное и эмоциональное, сознательное и бессознательное, индивидуальное и общественное — все эти оппозиции «пересекаются» на уровне ментальности, растворяясь в ее структурах» [3, с. 177] .
Среди немногих работ, содержащих попытку развернутого описания структуры ментальности и ее обоснования, можно особо выделить статью П. Берка. Он называет три вида элементов структуры ментальности: интересы, категории, метафоры. Интересы П. Берк трактует в духе марксизма. При этом он отмечает, что когда индивид переживает конфликт различных интересов, он может обнаружить свои бессознательные импульсы. А это позволяет выявить соотношение сознательного и бессознательного [2, с. 59]. Под категориями П. Берк понимает классификационные схемы, структурирующие различные картины мира. Он предлагает использовать понятие Фуко «сетка представлений».
Ментальность, по П. Берку, можно представить «не как единую систему, а как сумму или пересечение разных “сеток” (микропарадигм, стереотипов), которые не только взаимно увязаны, но и могут переходить в противоречие. Не исключено, что с помощью такого представления оказывается возможным теоретически объяснить трансформации ментальной сферы» [там же]. Поскольку «господствующие метафоры» структурируют мышление, то П. Берк считает, что изучение ментальности без изучения языка невозможно. Смена господствующей метафоры означает существенные изменения в структуре ментальности. Так, по его мнению, в XVII в. на смену метафоре, представляющей мир как тело, организм, зверя, приходит уподобление мира машине. По мнению П. Берка, его концепция ментальности имеет вполне законченный характер: «...если в первом
Экономический вестник Ростовского государственного университета ф 2004 Том 2 № 1
Экономический вестник Ростовского государственного университета ф 2004 Том 2 № 1
пункте (интересы) предлагается рассмотреть ментальность “снаружи”, со стороны социальных условий, а в третьем (метафоры) — “изнутри”, из глубины языка, то второй пункт (категориальные схемы) объединяет оба взгляда и играет поэтому центральную роль» [2, с. 59].
Чаще всего, однако, в работах о ментальности идет речь об анализе ее отдельных элементов.
Рассмотрение различных точек зрения ученых позволяет говорить о том, что в структуре содержания ментальности есть такие элементы, которые занимают там базовое положение и играют решающую роль в трансформации содержания ментальности. Так, Ж. Ле Гофф считает, что наиболее характерной чертой феодального общества является представление о служении, а капиталистического — протестантская этика (представление о важности работы, о труде как долге) [13, с. 40]. Р. Шпрандель считает конституирующими элементами ментальности представление о человеке и представление о собственной группе [22, с. 52]. К числу базовых элементов ментальности средневекового общества можно отнести представление о смерти, о загробном существовании [5, с. 370].
Во многих работах ментальность связывают с бессознательным. Типичным в этом плане, например, является высказывание А.Я. Гуревича о том, что ментальность людей — это «потаенный пласт их сознания» [там же]. Существует точка зрения, что ментальность включает и сознательное, и бессознательное. Например: «Ментальность... глубинный уровень коллективного и индивидуального сознания, включающий и бессознательное» [3, с. 177].
Наконец, некоторые связывают ментальность лишь с осознаваемым, сознательным. Так, П. Динцельбохер связывает с ментальностью общезначимые для данной культуры базовые убеждения: идеологические, политические, религиозные, этические, эстетические и другие
концепции в той степени, в какой они осознаваемы [7, с. 98].
Похожую позицию занимает и Н.Ф. Наумова: «Ставка на подсознательные процессы превращает менталитет из фундаментального элемента культуры и цивилизации в хаотический набор неосознаваемых реакций» [15, с. 22]. Легко видеть, что при такой постановке вопроса мы имеем дело с содержанием культуры. Но в позициях существуют важные нюансы. Так, П. Дин-цельбохер считает, что люди неосознанно интериоризируют содержание культуры [7, с. 99]. Н.Ф. Наумова ограничивается указанием на факт представленности содержания культуры в сознании населения.
Естественно, нельзя отрицать роли сознательного, осознаваемого в содержании ментальности. Но при изучении национальной экономической ментальности важно выявить, в каких формах в ее составе присутствуют различные элементы культуры. Кроме того, бессознательные комплексы, архетипы также имеют культурное происхождение. Отвергая бессознательные или неосознаваемые элементы ментальности, мы тем самым закрываем возможности ее сколько-нибудь полного изучения.
Дискуссия о бессознательном в ментальности обнаруживает еще один значимый момент в ее изучении: в каком соотношении находятся культура общества и ментальность человека. Обычно рассуждают лишь об одном аспекте этого отношения — о том, что содержание культуры трансформируется в содержание ментальности личности. Однако существует и другая сторона этого отношения — ментальность человека объективируется в содержании культуры. Лишь изучение многочисленных переходов содержания культуры в процессах интериоризации в ментальность человека и объективации этой ментальности в содержании культуры дает нам представление об
истинном соотношении культуры и ментальности человека. Анализ указанной проблемы, также как и проблемы соотношения сознательных и бессознательных элементов в составе ментальности, — это скорее дело исследований, а не абстрактных рассуждении.
Как видим, четкое представление о структуре ментальности в литературе пока отсутствует. Авторы специальных работ о ментальности чувствуют значительную неудовлетворенность этим моментом. Опираясь на подход, предложенный Е.Я. Таршис [20], можно выстроить следующую модель структуры ментальности1. Итак, структуру менталитета составляет его структурное и образное содержание. Структурное содержание включает функциональный субстрат (образы, представления, установки, ориентации), регионы сознания (сознаваемое, неосознаваемое, архетипичес-кое), ментальные операции (символизм, соотношение рефлексии и саморефлек-сии [14, с. 308], архетипическое развер-
тывание [9, с. 13], способ классификации [14, с. 308], способ рассуждения, аргументации [там же, с. 323—324]), способ распределения образного содержания менталитета в структурном содержании и регионах сознания, формы существования содержания менталитета (языковая форма, неязыковая форма (энграм-ма, голограмма, «темное чувство», «общая направленность» и др.)), способ действия ментальной структуры в процессе объективации. Образное содержание включает структуру жизненного мира человека [19, с. 30], положение индивида в жизненном мире, способы ориентации индивида в его жизненном мире [1; 4], базовые (фундаментальные) представления [5, с. 31].
По поводу структуры экономической ментальности общепризнанной научной позиции пока не существует. Мы предлагает выделить элементы, которые потом будет возможно операционали-зировать для проведения анкетирования (табл. 1).
Таблица 1
Структура экономической ментальности
Структура ментальности личности Структура экономической ментальности
а <§ турное содержание
Функциональный субстрат
Регионы сознания Ментальные операции
Способ распределения образного содержания менталитета в структурном содержании и регионах сознания Формы существования содержания менталитета, способ действия ментальной структуры в процессе объективации.
Ценностно-мотивационное отношение к труду и богатству
Нормы и образцы социального взаимодействия. Регионы экономического сознания Экономический символизм, который, например, может выражаться в степени восприимчивости к зарубежному опыту
Способ распределения образного содержания менталитета в структурном содержании и регионах экономического сознания
Институализированные2 и неинституализированные3 формы объективации экономической ментальности
**
Институализированные формы объективаций экономической ментальности представляют собой собрание продуктов деятельности субъектов, имеющее знаковуюформу, определенную общую и развивающуюся структуру (например, идеология, экономика как наука, экономическое законодательство и др.).
Различные тексты, предметы потребления, рассматривающиеся с точки зрения их непосредственной принадлежности (владения) определенному экономическому субъекту.
1 Предлагаемая модель структуры вряд ли может включать исчерпывающий пере-
чень элементов, однако для нашего исследования будем считать его достаточным.
Экономический вестник Ростовского государственного университета ф 2004 Том 2 № 1
Экономический вестник Ростовского государственного университета ф 2004 Том 2 № 1
Окончание табл. 1
Структура ментальности личности Структура экономической ментальности
Образное содержание
Структура жизненного мира человека Положение индивида в жизненном мире Способы ориентации индивида в его жизненном мире Базовые (фундаментальные) представления Организационные формы хозяйственной жизнедеятельности Стереотипы потребления Свобода, нравственность, работа как самоценный смысл жизни, благополучие, инициативность, традиционность, независимость, законность
Важнейшими составляющими экономической ментальности, таким образом, являются ценностно-мотивационное отношение к труду и богатству, нормы и образцы социального взаимодействия, стереотипы потребления, организационные формы хозяйственной жизнедеятельности, степень восприимчивости к зарубежному опыту.
ОСОБЕННОСТИ НАЦИОНАЛЬНОЙ ЭКОНОМИЧЕСКОЙ МЕНТАЛЬНОСТИ
Практически все авторы, пишущие о ментальности, выражают сходные взгляды относительно того, что все представления о мире, содержащиеся в сознании индивида, непосредственно зависят от интериоризации им содержания национальной культуры. Так, А.Я. Гуревич пишет: «...культура образует некоторую невидимую сферу, за пределы которой принадлежащие к ней люди не в состоянии выйти» [5, с. 31] . Ф. Граус указывает, что менталитет — это «специфические “вживленные” образцы, стереотипы мнений и действий» [4, с. 78—80]. Ф. Арьес отмечает, что при рассуждении о ментальности речь идет о «культурном субстрате» [1]. Существуют и более конкретные описания. А.П. Огурцов говорит о «культурных автоматизмах» [22, с. 51]. Р. Шпрандель — о «представлениях о человеке и о собственной группе» [там же, с. 52], И.К. Пантин — о выражении на уровне культуры «исторических судеб страны... о некоем единстве характера исторических задач
и способов их решения, закрепившихся в народном сознании» [19, с. 30]. А.Я. Гуревич предпочитает говорить о содержании ментальности как о некотором сложном образе, внутренней картине мира, отражающей культуру общества: «...именно картина мира, включающая в себя, в частности, представления о личности и ее отношении к социуму, о свободе, равенстве, чести, добре и зле, о праве и труде, о семье и сексуальных отношениях, о ходе истории, о ценностях времени, о соотношении нового и старого (картина мира в принципе неисчерпаема), именно эта картина мира, унаследованная от предшествующих поколений и непрерывно изменяющаяся в процессе общественной практики, лежит в основе человеческого поведения» [6, с. 455].
Таким образом, «отражение» национальной культуры в сознании человека в виде образов, представлений и составляет ту часть содержания национальной экономической ментальности, которую мы называем образным содержанием. Разумеется, объем такого рода содержания непосредственно зависит от понимания национальной культуры. Можно, однако, предположить, что в национальной экономической ментальности личности представлена лишь та часть культуры, которая дает человеку возможность ориентироваться в жизненном мире, в современных экономических реалиях.
Сама по себе культура также может быть рассмотрена как совокупность картин мира (философских, естественно-
научных, мифологических, литературных и др.), которые усваиваются в той или иной степени различными людьми [18, с. 68—69]. Однако такая точка зрения неполна, поскольку культура — это и формы самой социальной деятельности человека. И любое взаимодействие людей может изменить их представления о жизненном мире, воздействовать на образное содержание национальной экономической ментальности. Следовательно, образное содержание национальной экономической ментальности разумно рассматривать как результат усвоения человеком различного рода текстов культуры и практического экономического опыта.
Процесс функционирования национальной экономической ментальности может быть представлен как ее формирование (усвоение) и объективация (репрезентация). Формирование или усвоение ментальности может быть рассмотрено в терминах интериоризации и социализации. Например, Ф. Арьес указывает, что каждая эпоха «вкладывает» в людей определенные ментальные элементы, «не ставя их об этом в известность» [1, с. 29]. Ф. Граус говорит о «вживленных» образцах, стереотипах мнений и действий [4, с. 78—80]. Правда, механизм этого «вкладывания» или «впечатывания» не изучен. Общие рассуждения о формировании ментальности мало проясняют суть дела. В.П. Виз-гин, например, отмечает, что ментальность формируется «в зависимости от традиций, культуры, социальных структур и всей среды обитания и сама в свою очередь их формирует, выступая как порождающее сознание, как трудноопределимый поток культурно-исторической динамики» [3, с. 177]. А.Я. Гуревич подчеркивает, что ментальность отнюдь не детерминируется или далеко не всецело детерминируется социальным строем и производственными отношениями [5, с. 454]. А.П. Огурцов решительно отрицает «детерминационный подход»
к формированию ментальности: «Мне бы хотелось особо отметить, что почти все участники нашего “круглого стола”, говоря о российской ментальности, выводили ее из истории России, ее политических, социальных, экономических, культурных особенностей. Между тем изучение ментальности по своему замыслу предполагает решительный отказ от такого рода “дедукции”: и практика, и социально-экономические отношения, и все формы поведения личности должны быть рассмотрены как производные от тех инвариантных образов и представлений, с помощью которых индивиды осмысляют мир и свое место в нем. Ведь структуры ментальности обладают и большей исторической длительностью и большей устойчивостью относительно изменений общественно-политической жизни. Менталитет потому и менталитет, что он определяет и опыт, и поведение индивида и социальных групп. Анализ такого рода априорных структур сознания, инвариантных слоев в жизневос-приятии и сознании человека предполагает, что эти “глубинные” слои определяют и рефлексивные акты, и осознанное поведение» [19].
Второй аспект формирования национальной экономической ментальности состоит в том, что «проникновение» содержания культуры в сознание индивида в значительной степени происходит бессознательно [5, с. 131]. Здесь, однако, следует различать бессознательность восприятия и усвоения от формирования таких структур ментальности, как, например, коллективное бессознательное.
Экономическая ментальность может рассматриваться как механизм, обеспечивающий хозяйственную деятельность человека. Это, несомненно, чрезвычайно расширительное трактование, по сути дела включающее в свой состав все психологические механизмы. Мы же относим к ментальности лишь то, что может быть выявлено из человеческой культуры. При этом очевидно, что часть
Экономический вестник Ростовского государственного университета ф 2004 Том 2 № 1
Экономический вестник Ростовского государственного университета ф 2004 Том 2 № 1
ментального встроена в человеческую деятельность (например, мотивы деятельности, планирование поступков и т.п.), а часть является результатом или продуктом этой деятельности. Иначе говоря, может быть целесообразно говорить о «внутренней» и «внешней» объективации ментальности. Однако такая возможность пока является сугубо теоретической. Чаше всего исследователи говорят о внешней объективации ментальности, которую можно зафиксировать достаточно простым способом: наблюдением, сравнительно несложным анализом текста, анкетированием.
Если классифицировать формы объективации национальной экономической ментальности, то можно выделить три следующих вида форм: неотделимые от самого индивида продукты его деятельности, отделимые от индивида продукты его деятельности, «мнимые» формы объективации. Не отделимы от индивида те формы ментальности, которые «слиты» с его телом, как бы являются его признаками: эмоции, жесты, обрядовые или ритуальные движения и т.п. Сюда же можно включить речевую деятельность, если она рассматривается как часть поведения личности (устная речь или вербальное поведение). Наконец, сюда же относятся способы экономической жизни индивида. Продукты деятельности индивида могут быть подразделены на различные тексты, предметы (потребления и др.) формами общественного сознания. К мнимым формам объективации мы относим то, что часто называют сознанием групп различной величины: общественное сознание, коллективное сознание, массовое сознание и т.п.
Особое значение имеет скорость изменения национальной экономической ментальности. Способность ментальности к изменению (или неизменению) во многом может определять устойчивость тех или иных национальных сообществ или, напротив, их неустойчивость. Что
же касается способности разных элементов национальной экономической ментальности к изменению в тех или иных масштабах времени, то, по мнению исследователей, такая способность связана с природой самих элементов. Возможно, что наиболее полно осветил этот вопрос Ж. Дюби, который, воспользовавшись известной схемой Ф. Броделя, выделял четыре вида ментальных элементов и различал четыре вида ментальных процессов в зависимости от их скорости: быстротечные и поверхностные процессы; более медленные процессы, приводящие, например, к изменению эстетического вкуса; долговременные, когда определенные ментальные структуры упорно сопротивляются из-менениям2; наиболее глубинный слой, связанный с биологическими свойствами человека, слой, который может изменяться лишь с изменениями соответствующих свойств человека.
Из изложения позиции Ж. Дюби можно видеть, что наиболее быстрые изменения он связывает с индивидом, затем следуют изменения в группах, в обществе и вообще в человеке.
Для анализа национальной экономической ментальности наиболее адекватной методикой изучения является методика голландского психолога Г. Хоф-стеда. Но наряду с расчетом показателей, дающих общую характеристику российской ментальности, необходим эт-нометрический анализ так называемой «антикапиталистической ментальности», т.е. остро критическое, негативное отношение к предпринимательству (бизнесу), на которое необходимо взглянуть как на архетип национальной экономической культуры россиян.
Согласно работам М. Вебера, Й. Шумпетера и других западных исследовате-
2 Они образуют глубокий пласт представлений и моделей поведения, не изменяющихся со сменой поколений. Совокупность этих структур придает каждой длительной фазе истории ее специфический колорит.
лей, предприниматель — это самостоятельный субъект рыночных отношений, действующий на свой страх и риск ради извлечения прибыли и для которого типичны следующие черты: рациональность; стремление к богатству как самоцель (стремление зарабатывать и стремление инвестировать); честность (готовность выполнять взятые на себя обязательства, согласие сообщать о себе негативную информацию); самостоятельность (индивидуализм); стремление к лидерству; стремление к новаторству; готовность к риску. Наличие этих признаков свидетельствует о «капиталистической ментальности», их отсутствие — о ментальности «антикапиталистической».
Для выявления того, в какой степени российская экономическая ментальность является «капиталистической» или «ан-тикапиталистической», была разработана специальная анкета, включающая вопросы об отношении к предпринимателям, к богатым людям, к рынку, к самостоятельности и т.д.; вопросы о преобладающем в стране отношении к предпринимателям, к богатым и т.д.; вопросы об этичности предпринимательства, богатства и т.д.; оценка справедливости народных пословиц по поводу рациональности, удачи, богатства и т.д.; оценка отношения к представителям тех наций, которые ассоциируются с определенными типами предпринимательства (к американцам, японцам, кавказцам, евреям) и т.д.
На первом этапе проведенного исследования были осуществлены следующие операции:
а) поставлены проблемы:
— насколько различаются результаты использования двух разных методик расчета предложенных Г. Хофстедом пяти индексных характеристик ментальности россиян;
— насколько отличаются показатели ментальности туляков от показателей по другим регионам России;
б) определен объект (население гг. Тулы и Москвы в возрасте 18 лет и старше, включенное в общественное разделение труда) и предмет (ментальность населения)3;
в) поставлена задача измерения сте-
пени выраженности тяготения к ценностям индивидуализма, дистанции власти, избегания неопределенности, маскулинности и долгосрочной ориентации;
г) выбраны методы сбора информа-
ции — сбор первичной социологической информации при помощи анкеты и вторичный анализ материалов этнометрических исследований в гг. Туле и Москве;
д) для измерения выделенных в исследовании признаков использовались шкалы: по форме — вербальные и числовые, по типу — номинальные, порядковые, интервальные. Применяемые шкалы обладают валидностью, полнотой и достаточной чувствительностью;
е) сформулированы вопросы анкеты: по форме — закрытые с набором альтернативных шкальных ответов; по содержанию — вопросы о мнениях, установках и мотивах поведения.
В ходе опроса и последующей обработки собранных анкет на первом этапе получены следующие данные, позволяющие делать предварительные выводы о сравнимости оригинальной методики Хофстеда и ее модификации, сделанной участниками гранта, а также о сравни-
3 В качестве респондентов для анкетирования использовались студенты двух московских университетов (июнь 2003 г.) и студенты Тульского университета (май 2003 г.). Во всех трех случаях опрашивались студенты гуманитарных кафедр (факультетов) из 8 разных групп. Общее количество опрошенных составляет 86 человек. Выборки отличались только регионом проживания, по всем остальным параметрам группы были вполне сопоставимы.
Экономический вестник Ростовского государственного университета ф 2004 Том 2 № 1
Экономический вестник Ростовского государственного университета ф 2004 Том 2 № 1
мости данных по Туле с данными по другим регионам России.
Сравнение индексов, рассчитанных по оригинальной методике Хофстеда и по нашей модификации хофстедовой методики4, показывает (табл. 2), что их
отражает представления респондентов о том, что «должно быть», в то время как оригинальная хофстедова методика — о том, что «есть на самом деле».
Сопоставление рассчитанных по итогам пилотажного исследования хоф-
Таблица 2
Хофстедовы индексы, полученные по итогам пилотажного исследования
Регион Индиви- дуализм (^) Дистанция власти (Р^) Маскулин- ность (MAS) Избегание неопреде- ленности (иА1) Конфуци- анский динамизм ^1)
Тула Наша методика 53,9 37,9 43,5 51,6 47,2
Оригинальная методика Хофстеда 82 45,2 66,8 84,7 43,7
На сколько процентов данные по нашей методике отличаются от данных по оригинальной методике -34,3 -16,2 -34,9 -39,1 +8,0
Моск- ва Наша методика 46,0 37,0 36,3 46,5 48,5
Оригинальная методика Хофстеда 65,5 39 57,5 66,8 22
На сколько процентов данные по нашей методике отличаются от данных по оригинальной методике -29,8 -5,1 --36,9 -30,4 +120,5
различия заметны, но, за исключением данных по CDI, однонаправлены и примерно одинаковы — порядка 30—35%. Что касается «конфуцианского динамизма» (долгосрочной ориентации), то этот показатель у самого Хофстеда проработан, как общепризнанно, хуже всего, поэтому подобная аномалия не должна удивлять.
Наша методика дает результаты, не вносящие искажений в качественную интерпретацию результатов анализа. Высказано предположение, что различие между применением нашей методики и оригинальной методики Хофстеда связано с тем, что наша методика сильнее
4 Методика создана в рамках коллективного проекта Н.В. Латовой, Ю.В. Латова и Т.С. Вуколовой.
стедовых индексов для Тулы и для Москвы с данными по другим регионам России, полученными в ходе предыдущих исследований (табл. 3), демонстрируют качественную близость тульских и московских показателей к показателям других регионов России.
Результаты проведенного социологического исследования свидетельствуют о том, что национальная экономическая ментальность россиян за последнее десятилетие характеризуется возрастанием показателей индивидуализма и избегания неопределенности (нежелание рисковать). Показатели дистанции власти и маскулинности близки к средним. Низ-
ким является показатель ориентации на будущее. Можно заключить, что элементы капиталистической ментальности у
Таблица 3
Сопоставление показателей, полученных в ходе пилотажного исследования, с данными более ранних этнометрических исследований5
Регионы Индиви- дуализм (^) Дистанция власти Маскулин- ность (MAS) Избегание неопределенности (иА1) Конфуцианский динамизм (CDI)
Тула Маша методика 53,9 37,9 43,5 51,6 47,2
Методика Хофстеда 82,0 45,2 66,8 84,7 43,7
Моск- ва8 Наша методика 46,0 37,0 36,3 46,5 48,5
Методика Хофстеда 66,6 39,8 59,6 54,0 26,6
Н. Новгород 45,1 48,0 45,1
Ярославль 50,7 46,2 40,8 51,1 48,9
Тюмень 51,5 45,1 41,7 54,9 48,0
Уфа 52,3 44,8 43,4 59,2 50,2
* В расчете данных по Москве учтены помимо анкет, собранных во время пилотажного исследования в мае 2003 г., также несколько анкет, дополнительно собранных в сентябре 2003 г.
россиян присутствуют, хотя пока и в недостаточной для развитой рыночной экономики мере. Рассматривая аспекты взаимоотношений национальной экономической ментальности и сущностного уровня реформирования российского общества, приходим к выводу о том, что проводимые в России реформы частично соответствуют особенностям «русского» менталитета (например, русский «коллективизм» и рыночный «индивидуализм»). Видимо, Россия нуждается не только в развитии рыночных отношений, но и в поддержании духовной составляющей русского народа. Повышения качества и скорости проводимых реформы можно достичь, опираясь на сложившуюся национальную культуру и традиции.
ЛИТЕРАТУРА
1. Арьес Ф. История ментальностей // История ментальностей и историческая антропология: Зарубежные исследования в обзорах и рефератах. М.: Институт всеобщей истории РАН, РГГУ, 1996.
5 Данные по Н. Новгороду, Ярославлю, Тюмени и Уфе получены в 2002 г. с применением нашей методики.
2. Берк П. Сила и слабости ментальностей // История ментальностей и историческая антропология: Зарубежные исследования в обзорах и рефератах. М.: Институт всеобщей истории РАН, РГГУ, 1996.
3. Визгин В.П. Ментальность, менталитет // Современная западная философия: Словарь. М.: Политиздат, 1991.
4. Граус Ф. Ментальность в средневековье // История ментальностей и историческая антропология: Зарубежные исследования в обзорах и рефератах.
5. Гуревич А.Я. Исторический синтез и школа «Анналов». М., 1993.
6. Гуревич А., Вовель М., Рожанский М. Ментальность // 50/50: Опыт словаря нового мышления / Под общ. ред. М. Ферро и Ю. Афанасьева. М.: Прогресс, 1989.
7. Динцельбохер П. История ментальностей в Европе // История ментальностей и историческая антропология: Зарубежные исследования в обзорах и рефератах.
8. Игнатов А. Метафизические корни коммунизма // Вопросы философии. 1994. № 12.
9. История ментальностей и историческая антропология: Зарубежные исследования в обзорах и рефератах. М.: Институт всеобщей истории РАН, РГГУ, 1996.
10. Касьянова К. О русском национальном характере. М., 1994.
11. Кули Ч. Социальная самость // Американская социологическая мысль / Под общ. ред. В.И. Добренькова. М., 1996.
Экономический вестник Ростовского государственного университета ф 2004 Том 2 № 1
12. Лапин Н.И. Модернизация базовых ценностей россиян // Социологические исследования. 1996. № 5.
13. Ле Гофф Ж. Ментальности: двусмысленная история // История ментальностей и историческая антропология: Зарубежные исследования в обзорах и рефератах.
14. Ле Гофф Ж. Цивилизация средневекового Запада. М.: Прогресс-Академия, 1992.
15.Наумова Н.Ф. Рецидивирующая модернизация в России как форма развития цивилизации / / Социологический журнал. 1996. № 3/4.
16. Петренко В., Митина О. Психосемантическое исследование политического менталитета (Россия: 1991 — 1993) // Общественные науки и современность. 1994. № 6.
17. Полозов В.Р. Природа философских ценностей. М., 1993.
18.Роль человеческого фактора в языке. Язык и картина мира. М.: Наука, 1988.
19. Российская ментальность (материалы «круглого стола») // Вопросы философии. 1994. № 1.
20. Таршис Е.Я. Ментальность человека: подходы к концепции и постановка задач исследования. М., 1999.
21.Человек, политика, психология (материалы «круглого стола») // Вопросы философии. 1995. № 4.
22. Шпранделъ Р. Мои опыты в области истории ментальностей // История ментальностей и историческая антропология: Зарубежные исследования в обзорах и рефератах.
23.3кономические субъекты постсоветской России (институциональный анализ) // Серия «Научные доклады». № 124 / Под ред. Р.М. Нуреева. М.: Московский общественный научный фонд, 2001.
