CC BY
846
Вестник Челябинского государственного университета. 2010. № 20 (201). Философия. Социология. Культурология. Вып. 18. С. 174-188.
И. В. Сошникова, Г. А. Чупина
НАСИЛИЕ В СЕМЬЕ: СОЦИАЛЬНЫЕ ПРЕДПОСЫЛКИ И ФАКТОРЫ РИСКА
Проблема насилия в семье, будучи комплексной, междисциплинарной для ряда заинтересованных наук, требует теоретико-методологического осмысления, и прежде всего с позиции социологии, где ныне преобладают разного рода микросоциологические подходы. В статье предпринята попытка наметить макросоциологическую схему анализа указанного феномена, опираясь на марксистскую идею общественного воспроизводства и понимание семьи как компонента этого процесса, а также привлекая методологию социального действия Т. Парсонса и её интерпретации в отечественной социологии. Рассматривая насилие в семье как властно-силовое действие, причиняющее вред (ущерб) человеку как члену семьи и ущемляющее его права и свободы как личности, авторы обосновывают структуру насилия в семье как субъект-объектного отношения и социального действия, показывают его уровни и место в системе предпосылок, условий и факторов общественной жизни, а отсюда - указывают на социальную опасность этого явления и возможные пути его предотвращения, в частности, для современной России.
Ключевые слова: насилие, макросоциологическая модель, общественное воспроизводство, социальное действие, властно-силовое действие, субъект-объектное отношение, предпосылки, условия, факторы предотвращения семейного насилия.
Тема насилия в российской семье - относительно новая в отечественной социологии. Тем не менее, она насчитывает уже довольно значительную литературу1. Социальная актуальность проблемы совершенно очевидна. Согласно сводкам МВД, 30-40 % насильственной преступности у нас совершается именно в семье. Главными жертвами семейного насилия становятся дети, женщины, инвалиды, престарелые. По данным, которые приводились в Госдуме в 2002 году, регулярным избиениям родителями подвергается около 2 млн детей; примерно 50 тыс. ежегодно уходят из дома в бродяжничество, не вынеся жестокого обращения и постоянных конфликтов. Примерно 2 тыс. детей и 14 тыс. женщин ежегодно погибают вследствие семейного насилия2. Иначе говоря, эта беда не только разрушает нравственные основы жизнедеятельности общества, но и становится силой, угрожающей безопасности человека и будущему страны.
Проблема семейного насилия не является собственно российской, ныне она осознана как явление глобального масштаба3. Однако в развитых странах Запада эта проблема находится под контролем правовых норм и ментальности гражданского общества, в том числе - развитого правозащитного и феминистического движения. В ряде международных
правовых документов, принятых, в частности, на Генеральной Ассамблее ООН, предотвращение насилия в семье рассматривается в контексте борьбы за права и свободы человека. В России положение иное: гражданское общество пока слабо, правовая культура и авторитет правового механизма не столь высоки, потому люди часто руководствуются устаревшими стереотипами в решении жизненных проблем, в том числе и в сфере семейных отношений. На практике это означает доминирование силы и сильного, а значит -разных форм насилия. По-видимому, засилие всякого рода традиционных стереотипов, в том числе - и у представителей власти, повлияло на то, что до сих пор не принят закон «О предотвращении насилия в семье», проект которого обсуждался более 10 лет назад.
Интерес к теме семейного насилия как предмету социологического анализа начался лет пятнадцать-двадцать тому назад, когда в стране произошли радикальные социальнополитические и экономические изменения, которые повлекли за собой и целый ряд непрогнозируемых следствий и обострили проблемы, ранее находящиеся в латентном состоянии. Одной из их стала проблема семейного насилия, которая выходит «из тени» и становится предметом общественного внимания и научного анализа представителей цело-
го ряда наук: криминалистики, юриспруденции, социальной психологии, педагогики, социологии. Ныне она все более осознается как междисциплинарная проблема, требующая коллективных усилий целого комплекса «заинтересованных» наук. В плане ее социологического осмысления значимы масштабные социологические исследования, проведенные в 1996 и 2002 годах4, которые рассматривают в числе других проблем и феномен семейного насилия. Различным аспектам проблемы насилия в российских семьях посвящен ряд диссертационных исследований, в том числе несколько докторских диссертаций.
В то же время, теоретико-методологическое представление многих аспектов указанной проблемы, начиная с базового понятия, носит дискуссионный характер. Особенно слабо исследованы социальные аспекты и корни семейного насилия. Такое положение дел объясняется тем, что отечественная социология во многом следует за традициями анализа феномена семейного насилия, принятыми в зарубежной, в частности, в американской социологии, где оно впервые стало предметом общественного внимания и научного осмысления. В работах М. Страуса, Р. Джеллза, С. Стейнметца, Р. Геллеса и др.5 насилие в семье рассматривается по преимуществу как индивидуально-личностное явление, обусловленное характеристиками жертв и обидчиков и/или факторами ближайшей внесемейной среды. Влияние межгрупповых взаимоотношений, гендерных факторов, домашнего окружения здесь рассматривается как главный источник всякого рода агрессивных проявлений и насильственных действий, в том числе - против сексуального партнера, детей, пожилых людей, инвалидов. Отсюда проблема насилия в семье предстает, в том числе и во многих отечественных исследованиях, как задача психолого-педагогических, медицинских или криминологических учреждений, но не как социальная проблема общегосударственного и - шире - глобального масштаба.
Вот характерное рассуждение на эту тему автора одной из последних работ по проблеме семейного насилия: «Восприятие насилия в семье с точки зрения закономерного явления общественного развития связано с определенным риском чрезмерного упрощения и универсализации этого феномена. Домашнее насилие не есть явление, одинаково присущее каждой семье и санкционированное
каждой культурой...»6 [выделено нами. - И. С., Г. Ч.]. Не отрицая значимости «социального контекста», И. В. Родина сводит его суть к социально-психологическим и социокультурным факторам. По нашему мнению. это сужает проблемное поле исследования. Тот факт, что проблема семейного насилия ныне осознается как глобальная, невольно наводит на мысль, что указанный феномен имеет не только антропогенную и социальнопсихологическую природу: его корни уходят в систему ценностей и целей современной цивилизации, которая включает компоненты насилия в систему экологических, экономических, политических, межэтнических, межгосударственных отношений. Общество, заряженное на насильственные способы решения многообразных социальных проблем, продуцирует насилие и в частной сфере жизни.
В плане обоснования социальных корней семейного насилия нам представляется продуктивной марксистская идея общественного воспроизводства и отсюда понимание семьи как компонента этого процесса: социального института, осуществляющего непосредственное воспроизводство человека. Наиболее развернуто она представлена в «Немецкой идеологии», «Экономических рукописях 1857-1859 гг.» и других трудах теоретиков марксизма7. Конечным смыслом и целью общественного воспроизводства является продуцирование целостной человеческой жизни, а значит, и самого человека. «В самом акте воспроизводства <...> изменяются и сами производители, вырабатывая в себе новые качества <...> создавая новые силы и новые представления, новые способы общения и новый язык»8. Семья является необходимой клеточкой и моделью общественного воспроизводства, где есть свое «производство» (хозяйственно-экономическая функция), свое «потребление» (организационновосстановительная функция) и свое «общение» (репродуктивно-воспитательная и нормативно-контролирующая функции), в процессе которых люди «физически и духовно творят друг друга». Понятно, что наряду с позитивным, конструктивным и творческим аспектами общественной жизни, семья способна воспроизводить и негативные, деструктивные и разрушительные по отношению к человеку условия и факторы.
Какие же социальные предпосылки и факторы приводят к такому результату? В суще-
ствующей литературе по семейному насилию более всего обращается внимание на такие социокультурные факторы, как исторические традиции отношений к насилию в семье и его наиболее вероятным объектам - детям и женщинам, а отсюда недостаточная социальноправовая защищенность этих групп населе-ния9. Предметом социологического анализа является также деятельность средств массовой информации, насаждающая стереотипы терпимого отношения к насилию как неизбежному «спутнику» повседневной жизни. Акты агрессии мелькают на экранах даже в детских субботних передачах в США каждые три с половиной минуты10. Столь же «терпимы» к темам насилия и российские СМИ. Значительно меньше обращается внимание на то, что социальные предпосылки семейного насилия заложены в самой ценностной системе современной цивилизации, где утверждается дух наживы, безудержного гедонизма и потребительства, жестокого индивидуализма и свободы без берегов. Одним из выражений такого рода «свободы» является, например, свободная продажа оружия в США, которая провоцирует детскую, подростковую и молодежную преступность. Либеральнопотребительская ценностно-целевая ориентация, которая господствует в современной цивилизации и которая пыталась утвердиться в 90-е годы в России, не только подрывает наши отношения с природой, но становится угрозой для самого бытия человека и человечества, подводя его к глобальному кризису, предельной черте11.
Полагаем, что для построения макросоцио-логической модели семейного насилия может быть также продуктивна теория социального действия Т. Парсонса и ее интерпретации в отечественной литературе12. У Парсонса социальное действие - локализованная в пространстве и времени активность субъекта по преобразованию наличной ситуации в иную, соответствующую его мотивам и целям. В структуре социального действия исследователь выделял: действующее лицо (субъекта), ситуацию и условия, включающие цель действия и нормативно-ценностные предписания и ориентации. Основные детерминанты социального действия связаны с подсистемами культуры, социума, личности и организма. Нижняя граница в этой функциональной системе задается средовыми факторами, верхняя
- совокупностью социокультурных условий и
предпосылок. Само же социальное действие предстает как функциональная система, где начальный этап (предпосылки, мотивы, цели) соотносится с конечным (результат). Это обеспечивает цикличность деятельностного процесса и его включение в более широкий социальный контекст. Отечественные интерпретаторы Парсонса, чтобы избежать чрезмерной психологизации социальной реальности, помещают социальное действие в структуру субъект-объектной ситуации и четко разводят объективные детерминанты и регулятивы и субъективные механизмы социального действия по преобразованию наличной ситуации (предпосылки, условия, факторы) в иную,
13
отвечающую мотивам и целям деятеля13. Нормально функционирующая система социального действия обеспечивает процессы интеграции индивида в социум, его адаптацию, достижение целей и поддержание ценностнонормативных образцов социальной жизни.
Семейное насилие может быть интерпретировано как крайний случай социального действия, когда индивид руководствуется не общими правилами, социокультурными нормами, но специфическими моментами ситуации и при этом ориентируется не на социальные и групповые интересы, а на себя, личные эгоистические интересы, мотивы и цели, что неизбежно приводит к дисфункции социальной системы. Такая возможность предусмотрена в исследовательской схеме Т. Парсонса.
Сказанное позволяет: определить насилие в семье как особый вид (тип) социального действия и системно представить условия и факторы риска, порождающие указанное явление. Проблема определения понятия «насилие в семье», как отмечалось, носит дискуссионный характер. Во многих работах указанное понятие специально не исследуется, представляясь как бы интуитивно ясным, либо преобладают индуктивные определения типа: «Насилие в семье - это.» (и далее следуют перечисления всякого рода по преимуществу физических действий одного члена семьи по отношению к другому). Надо ли говорить, что это мало проясняет суть дела?
При определении сущности и природы всякого насилия важна позиция И. Канта, который рассматривал его как разновидность властно-волевых отношений между людьми. Власть - стремление к господству в отношениях, к доминированию над другим, к прове-
дению своей воли вопреки воле другого, то есть посредством силы, подавления1^. Таким образом, помимо ущерба и подавления другого, при насилии имеет место момент посягательства на свободу человеческой воли. Вот этот последний момент - узурпация чужой свободной воли - и сообщает понятию насилия собственно социальный смысл15.
Причину насилия в самом широком смысле слова некоторые авторы видят в том, что в процессе человеческой деятельности часто происходит рассогласование в целях и средствах, замыслах и результатах. Преследуя благие цели, люди порой бывают неразборчивы в избираемых средствах, когда насильственные средства кажутся наиболее коротким и эффективным путем достижения цели. При этом упускаются из виду возможные (порой отдаленные) последствия, которые это будут иметь. Отсюда насилие выступает оборотной стороной многих человеческих замыслов. Кроме того, насильственный характер человеческих действий во многом обусловлен и личностью субъекта. «Субъект-насильник,
- пишет М. Веверка, - «функционирует» в предсоциальном пространстве», то есть ему свойственны «отсутствие, недостаточность, упадок социальности»16, отсюда насилие наиболее часто возникает «в лакунах, разложении общественных конструкций», иначе говоря, в условиях ломки устойчивой системы ценностей и норм16. Субъективной причиной (мотивом) насилия обычно выступает конфликт между притязаниями субъекта (насильника) и обстоятельствами, условиями ситуации деятельности.
Сказанное позволяет определить насилие в семье как властно-силовое действие, причиняющее вред (ущерб) человеку как члену семьи и ущемляющее его права и свободу как личности. В интересах не только науки, но и практики (педагогической, криминалистической и т. д.) целесообразно, на наш взгляд, выделить несколько уровней насильственных действий в семье.
1. «Жестокое отношение к члену (членам) семьи», или «семейная жестокость», для которой характерно: а) применение силовых (властно-силовых) способов решения конфликтов; б) нанесение вреда, ущерба члену (членам) семьи; в) ограничение его свободы. В отличие от последующих уровней это насилие «с благими намерениями», т. е. связанное с несоответствием цели и средств, действий и
результата. Пример этого: всякого рода превышение родительской власти, ориентация на «спасительную» роль наказаний.
2. «Семейное насилие», для которого характерны не «благие намерения», а иные: а) умышленное причинение вреда, ущерба члену (членам) семьи; б) повторяющийся, систематический характер насильственных действий; в) вытекающие отсюда посягательства на личностные права человека. Пример этого: телесные наказания, рукоприкладство.
3. «Насильственная преступность в семье» - действия, включающие, помимо отмеченных в пп. 1, 2, также и тяжкие последствия для физического и психического здоровья (жизни) члена (членов) семьи. Пример: истязания, убийства.
Такого рода градация имеет важный практический смысл, ибо помогает определиться с направлениями предупреждениям и пресечения насилия в семье. В первом случае это возможно посредством психологопедагогических воздействий социальнопсихологических служб; во втором - требует административно-правового вмешательства, деятельности социальных служб; в третьем
- насильник вступает в резкий конфликт с законом и подлежит уголовно-правовой ответственности и наказанию.
В проекте закона «Об основах социальноправовой защиты от насилия в семье (1997) подобной градации, к сожалению, не проводится, а дается лишь общее определение насилия в семье как базового понятия: «Насилие в семье - любое умышленное действие одного члена семьи против другого, если это действие ущемляет конституционные права и свободы члена семьи как гражданина, причиняет ему физическую боль и наносит вред и содержит угрозу физическому или личностному развитию несовершеннолетнего члена семьи»17. Указанное определение в основном соответствует второму уровню насилия в семье («семейное насилие») из тех, которые мы выделили, но не покрывает содержание понятий «семейная жестокость» и «насильственная преступность в семье». Впрочем, и это соответствие неполное: нет указания на регулярный, систематический характер семейного насилия. Права И. В. Родина, что у определяемого феномена отсутствует указание на использование власти насильником как средства понуждения и запугивания, а именно властно-силовая позиция его и яв-
ляется источником, пусковым моментом для действий насильственного характера18. Не в этом ли одна из причин того, что документ до сих пор остается лишь законопроектом, а насилие в семье подлежит и поныне только моральному осуждению, но не административному или уголовному наказанию? Впрочем, как показали итоги обсуждения законопроекта, он содержит и ряд других недостатков19.
Обобщим признаки семейного насилия как социального действия.
1. Это властно-силовое действие. «Субъект власти» реализует собственную волю вопреки сопротивлению «объекта», то есть силой. Значит, в основе властно-силового отношения лежит субъект-объектное взаимодействие: навязывание воли субъекта власти подвластному объекту и контроль за ним, подчинение последнего указанной воле. Властно-силовые действия в семье могут выражаться в форме понуждения (принуждения), запрета, приказа, угрозы, окрика, оскорбления, физического воздействия.
2. Специфика насильственного властносилового действия, в отличие от родительской власти, опирающейся на авторитет, нормы педагогики и семейно-правовые культурные нормы, в том, что это действие, причиняющее вред (ущерб) другому члену семьи или совместно проживающему лицу.
3. Другая его особенность в том, что семейное насилие направлено на близких людей, связанных, как правило, отношениями родства и свойства, а значит, отношениями
родители^дети;взрослыедети^престарелые члены семьи; новые партнеры одного из биологических родителей^дети; старшие братья и сестры^-младшие братья и сестры и др. Отношение зависимости осложняет возможность жертвы противодействовать насилию.
4. Семейное насилие как социальное действие - это динамичный процесс, где переплетаются как формы насилия (физическое, эмоционально-психологическое, сексуальное, экономическое), так и его участники, вследствие чего жертва со временем сама может стать насильником. Особенность его функционирования и в том, что обычно насильственные действия - это повторяющиеся во времени инциденты («паттерны»), которые развертываются как фазы и циклы. В конечном счете жертвами насилия становятся, в той или иной степени, все его участники: и первоначальный «обидчик», и первоначальная «жертва», и «свидетели» сцен насилия (например, дети)20. А истоки, «первотолчки» этой динамики проистекают из толщи общества, его социально-культурных (цивилизационных), этнических, экономических, политических проблем (предпосылок и условий).
Социальная опасность семейного насилия в том, что оно 1) нарушает права и свободы личности и разрушает ее социальную структуру; 2) будучи долгое время латентным, скрытым от внимания общества, способно неконтролируемо нарастать (словно снежный ком); 3) тем самым оно перманентно усиливает насилие в обществе, замыкая его «круг»;
Рис. 1. Макросоциологическая модель («круг») семейного насилия как социального действия
зависимости (экономической, психологической, сексуальной и др.) жертвы (объекта) от обидчика (субъекта). Обычно семейное насилие вершится «старшим», «главным» по статусу и семейной роли по отношению к «младшему» зависимому члену семьи: муж^жена;
4) и отсюда - подрывает процессы жизнеобеспечения и воспроизводства социального субъекта. Создается своего рода «круг насилия», что можно показать схематически.
Здесь отчетливо просматриваются три подсистемы семейного насилия как си-
стемного объекта исследования: 1) соци-
альные предпосылки и условия; 2) средо-вые (ценностно-нормативные) факторы; 3) властно-силовое насильственное действие как субъект-объектное отношение. Рассмотрим их. Социальные предпосылки и условия семейного насилия многокомпонентны и обусловлены приоритетом отношений и ценностей силы, власти, господства в мировой цивилизации. Европейская и - шире
- северо-атлантическая цивилизация определяет значимость человеческой личности и ее достижений в терминах доминирования и индивидуального успеха. С одной стороны, это формирует личность активного деятеля, преобразователя реальности, с другой, - порождает следствия и проблемы, угрожающие самому существованию человека, человечества и цивилизации. Экологическое, экономическое, политическое, межэтническое и другие виды социального насилия специфически преломляются на уровне семьи, пронизывая даже самые интимные отношения «родства
- родительства - детства». Исходными для различных форм и проявлений семейного насилия являются гендерные отношения, определяемые имиджем и статусом мужчины и женщины в семье. Исторически первыми были имидж мужчины - «охотника», «добытчика», «производителя»; его символ - фаллос; имидж женщины - «хранительницы очага», «кормилицы» с символом - материнского лона. Определяемые этим семейные отношения прошли эволюцию. В патриархальном (традиционном) обществе семейное насилие было легитимизировано в связи с абсолютной властью мужчины и отца по отношению к жене и детям. Индустриальное общество, которое широко вовлекло женщину в процесс производства, вынуждено было ее эмансипировать и формально уравнять в правах с мужчиной. В процессе борьбы женщин за свое фактическое равноправие и освобождение возникают такие побочные следствия этого, как женское насилие в семье: «освобожденный раб становится тираном» (А. Герцен). Постиндустриальное общество, которое в форме такого культурного течения, как постмодернизм, провозгласило «освобождение» от репрессивной власти социокультурных норм, на деле привело к тому, что мужское и женское «начала» стали взаимооборачивать-ся и переплетаться; это привело к известной маскулинизации женщин и фемининизации
мужчин. В итоге современная семья испытывает давление как традиционных патриархальных норм, так и феминистических установок и даже «веяний» новейшей «сексуальной революции».
В реальное бытие конкретной семьи ценности и нормы социума проникают через пространство средовых факторов. Сюда относятся, во-первых, микросреда семьи, которая образует своего рода фон и активатор, на котором вершится семейное насилие: это родственники, не являющиеся членами семьи, друзья, соседи, сослуживцы и т. д. Активаторами семейного насилия выступают их ценностные ориентации относительно семьи, власти, доминирования в семье, а также те образы и стереотипы семейных отношений, которые они являют для членов данной конфликтующей, неблагополучной семьи. К средовым факторам, во-вторых, следует отнести существующую в обществе систему формального социального контроля за семейным насилием (нормы брачно-семейного законодательства), а также установки неформального контроля со стороны общественного мнения (пресса, СМИ) и религиозных организаций. Идеология либерализма, провозгласившая принципы свободы и прав личности, сохранила, тем не менее, противопоставление общественно-публичного и частно-приватного как различных форм бытия человека. Либеральное государство, исповедуя принцип права, исходит из презумпции «невмешательства» в семейные дела; отсюда во многих американских семьях, например, женщины и дети до 70-х годов прошлого столетия продолжали безнаказанно подвергаться разнообразным формам мужского насилия, вплоть до телесных наказаний за «плохое поведение». И хотя принятые позднее законы ввели ограничительные нормы на применение семейного насилия, общественное мнение продолжает проявлять терпимость к этому социальному злу. Согласно результатам опроса Харриса, проведенного в 1988 году,
86 % американцев одобрительно отозвались о
21
применении телесных наказаний дома21.
В центральной подсистеме предметом исследования является структура социального действия как субъект-объектного отношения. В рамках ее мы выделяем следующие компоненты: субъект насильственного действия («обидчик») с присущей ему системой мотивов и целей; объект («жертва») насилия; само
властно-силовое действие и его результат, хотя реальная структура ситуации насилия слож-нее22. Однако для целей социологического анализа указанные компоненты представляются не только необходимыми, но и достаточными.
Чем характеризуется личность субъекта семейного насилия, или обидчика? Важная его особенность - это склонность к агрессивному поведению, т. е. демонстрации превосходства в силе или возможности применения силы по отношению к другому человеку (группе лиц), которым субъект стремится причинить ущерб. При объяснении феномена агрессивности в совершении семейного насилия преобладают три основные подхода23:
- теория врожденного инстинкта агрессивности и примыкающий сюда патогенетический подход, связывающий агрессию с поломкой генов; суть научного осмысления здесь - поиск признаков, отличающих патологическую личность от нормальной, и типология личностных патологий;
- психоаналитический подход, который видит истоки агрессивности в неудовлетворенных базовых потребностях ребенка и психологических травмах детства, полученных в особенности от матери;
- интеракционистско-бихевиористская модель асоциальной личности, формирующейся в условиях неадекватности семейной коммуникации и самоподкрепляющихся циклов насилия.
Для социологического анализа в особенности значимы второй и третий подходы, ибо именно здесь возможна реальная помощь семье со стороны общества и его структур. Мы поддерживаем позицию тех авторов, которые считают, что, хотя в любом человеческом поведении могут присутствовать компоненты агрессии (переживание чувства страха, гнева, потребность избежать опасности и стремиться к самозащите посредством ответного действия), агрессивность не является генетически обусловленной потребностью человека. Чаще всего то, что называется «злобой на весь мир» в поведении девиантных личностей, является следствием целого ряда семейных и внесемейных условий и факторов: неблагополучные материальные условия (безработица, низкая зарплата, плохие жилищные условия и т. п.), конфликты на службе, несложившиеся отношения с друзьями, травмирующая обстановка в семье и др. Все это обусловливает у «обидчика» «перенос» раздражения и про-
теста на отдельного члена семьи (или семью в целом) как форма психологической разрядки и применения силы, которая неадекватна «вине» объекта, а часто и самой поставленной цели. Когда такие акты становятся регулярными, системными, это свидетельствует, что перед нами социально дезадаптированная личность, у которой серьезно нарушены ее связи, взаимоотношения со средой24.
Хотя феномен агрессивности встречается в различных слоях общества, в том числе - вполне обеспеченных и респектабельных, мужья, избивающие своих домочадцев, обычно характеризуются более низким образовательнопрофессиональным уровнем, а следовательно, и социальным статусом. Нередко насильник - человек со слабо развитым социальноличностным началом, имеющий опыт жертвы в детстве. Его отличительные черты - поглощенность собой, стремление к самоутверждению и противопоставлению собственного «Я» окружающим; отсутствие способности к состраданию и пониманию; потребность во внесемейной групповой принадлежности.
Замещающе-компенсаторные мотивы агрессии и насильственных действий коренятся не столько в факторах психопатологии (хотя вовсе отрицать их роль в некоторых случаях, разумеется, нельзя), сколько в социальных факторах, в том числе - недостатках и упущениях со стороны социальной среды и воспитания. В случае насильственных действий происходит «сдвиг мотива на цель» (А. Н. Леонтьев), когда дезадаптированная личность стремится уподобить другого себе самому, вынудить его пройти всю цепь унижений, которые ранее прошла она сама.
Объект или жертва насилия также характеризуется рядом социальных и социальнопсихологических особенностей. По своему статусному положению это, как правило, зависимый или «младший», «неглавный» член семьи, чаще всего - женщины, дети, старики, инвалиды. Зависимость может быть как материальной, в частности, финансовой (отсутствие доходов или потребность в уходе), так и психологической (желание любви, привязанности). Анализ насильственной преступности в российской семье (Центрально-Черноземныйрайон,материалыуголовныхдел с 1995 по 2001 год) показывает, что две трети преступлений (67,1 %) были направлены против женщин, в 18,1 % случаев жертвами оказались люди пенсионного возраста, в 10,1 % -
несовершеннолетние25. Исследователи отмечают и еще одну закономерность: чем ниже в социально-материальном и образовательном плане положение жертвы в обществе, тем для нее более вероятна возможность стать объектом насилия в семье. Так, женщины-рабочие чаще подвергаются насильственным действиям со стороны мужей, чем те, кто занимается более престижным трудом. В современном обществе продолжают действовать патриархальные представления и относительно детей. Хотя нынешние законы защищают права ребенка как личности, родительская власть многим по-прежнему представляется безграничной, что позволяет отцам и матерям применять к детям жестокие формы наказания, вплоть до физического воздействия. По данным ООН, от произвола родителей ежегодно в мире погибает около 2 млн детей в возрасте до 14 лет, 2 тыс. кончают жизнь самоубийством26. Согласно исследованиям американских ученых, от 4 до 10 % пожилого населения США регулярно подвергаются насилию со стороны родственников27.
Исследованием социально-психологических характеристик объекта насилия ныне занимается особая наука - виктимология (лат. vi^ima - жертва, греч. logos - учение), т. е. учение о поведении жертвы. Последней обычно присуща виктимность, личностное качество объекта насилия, проявляющееся в способности (и готовности) становиться жертвой активности социального окружения или неблагоприятных внешних обстоятельств28. Чтобы человек оказался в положении жертвы, мало одних внешних условий и факторов, необходима и известная внутренняя предрасположенность к этому, определенный набор социально-психологических черт: заниженная самооценка; неспособность и даже нежелание брать на себя ответственность, отстаивать свои права и свою позицию в проблемных ситуациях, и наоборот, избыточная готовность подчиняться и принимать позицию другого человека как единственно правильную; нередко - неоправданное чувство вины. О людях такого типа говорят как об инфантильных личностях, поскольку основы виктимности связаны с внутрисемейными конфликтами и закладываются в детстве. Личностная виктимность объекта часто выступает в качестве провоцирующего фактора, подталкивающего субъекта насильственного действия к агрессии.
Весьма важно также следующее наблюдение: страдающие от виктимности индивиды, вырастая, сами становятся склонны к насилию и жестокости29. Здесь уместно сослаться на феномен садомазохистского комплекса, исследованный Э. Фроммом30. Садист, тот, кто испытывает наслаждение от насилия над жертвой, и мазохист, тот, кто страдает от насилия, по-видимости - противоположные поведенческие типы, на деле же они взаимосвязаны и дополнительны. Каждый из них нуждается в другом, т. е. садисту необходима жертва, чтобы чувствовать свою власть, а жертве-мазохисту необходим насильник, чтобы обрести какую-то устойчивую опору в своей виктимности. Так образуются «круги» и «циклы» насилия: агрессивность и вик-тимность взаимопитают друг друга и «передаются по наследству». В неблагополучных семьях существует и феномен «вторичной виктимизации», когда личностной виктимно-стью начинают страдать свидетели насилия в семье, т. е. ее члены, которые непосредственно на себе не испытывали жестокого обращения, но регулярно наблюдали такие случаи в семье, например, дети являлись свидетелями избиения матери отцом. Значит, «заражение» агрессивностью и виктимностью идет не только «по горизонтали» (от одного члена семьи к другому), но и «по вертикали» (из поколения в поколение)31.
Результатом насильственных действий является то, что мы здесь называем деструк-турной личностью, то есть индивидом, в личностной структуре которого происходят необратимые изменения, сдвиги, нарушающие его отношения с обществом, с другими. В современной литературе нет единства в терминологии этого явления; оно обозначается также как «асоциальная личность», «десо-циализированная личность», «дезадаптированная личность», «девиантная личность» и др. Общее же в различных подходах то, что дело не сводится только к явлениям психопатологии («деструктивности»), но свидетельствует о чертах социопалотолии; сдвигах в личностной структуре и ее показателях (права, обязанности, свобода, индивидуальность). Немецкий психиатр Г. Аммон разработал представления об основных формах агрессии, которые присущи соответствующим ти-
32
пам социопатических личностей32.
К адаптивной форме агрессии в некоторых случаях прибегает и нормальная личность,
Рис. 2. Типы агрессии и деструктурная личность
т. е. руководствующаяся социальными правилами и нормами (агрессия здесь - ответ на насилие). Дефицитарная агрессия свойственная астенической личности, склонной к неврастении, с низким уровнем социальной активности, как реакция на то, что внешние раздражения преодолели порог ее контроля. Деструктивный и садистический типы агрессии присущи собственно деструктурной (со-циопатической) личности, что выражается в разного рода нарушениях моральных и правовых норм, вплоть до криминальных проявлений, а отсюда - в различных деформациях ее отношений с семьей и обществом33.
Существенными качествами детей, переживших в детстве насилие в различных формах, становятся: личностная незрелость, слабая адаптированность в обществе, различного рода зависимости, неспособность к свободе и ответственности. Такие дети индифферентны к внешнему агрессивному поведению, неспособны подавлять собственную агрессию и готовы жить в обществе насилия и несвободы. Последнее касается, разумеется, не только детей и не только возможных жертв, но вообще всех участников семейного насилия, включая самих обидчиков. Внешними факторами риска, кроме несчастного детства, здесь выступают: негативные средовые влияния, провоцирующие вредные привычки (алкоголь, наркотики), а также паттерны насилия, насаждаемые средствами массовой информации и межличностной коммуникации (в том числе - семейной).
Описанный круг насилия можно назвать внутрисемейным или малым кругом насилия. Существует и большой круг, обусловленный взаимодействием семейного и внесемейного насилия и его опасными социальными последствиями. Многим памятна карикатура Х. Бидструпа «Круг замкнулся», состоящая
из ряда картинок. На первой из них изображен начальник, накричавший на подчиненного. Далее: придя домой, отец семейства, пострадавший от насилия, срывает зло на жене. Женщина шлепает попавшегося под «горячую» руку сына. Ребенок пинает пробегавшего мимо пса, который в свою очередь вцепляется в ногу начальника, выходящего со службы. Так замыкается круг (цикл) агрессивности, начало и конец которой выходят за пределы семьи. Напрашивается вывод: насилие, как инфекция, способно «заражать» окружающих. Один из американских социологов сформулировал тезис «Семья - колыбель насилия». Между тем, на деле насилие зарождается не в семье, а в обществе. Погоня за «золотым тельцом» и конкурентная борьба; войны, межрасовые и межнациональные конфликты; терроризм и ксенофобия; установки на жесткий индивидуализм и потребительство в межличностных и социальных отношениях продуцируют социальное насилие и вовлекают в его круговорот семью.
Обратимся вновь к ситуации современной (постсоветской) России. Какие именно социальные предпосылки и факторы повлияли у нас на усиление феномена семейного насилия в последнее десятилетие? Специфика российской ситуации, по нашему мнению, в том, что на патриархальные семейные нормы и ценности наложились новые либеральные (постмодернистские) представления относительно семьи, что не было органично усвоено российским обществом. Некоторые социологи истолковывают новые явления в жизни нашей семьи (резкий рост разводов, увеличение добрачных и внебрачных связей, двоеженство, возникновение «нетрадиционных» семей, группового секса и проч.) в терминах «кризиса семьи», другие - как закономерный этап раскрепощения человека от «стес-
нительных» семейных норм34. Несомненно одно: разрушение традиционной семьи носит конфликтогенный характер и является одной из причин, порождающих семейное насилие.
Об этом свидетельствуют данные социологических исследований по проблемам семьи, семейных отношений и конфликтов, проведенных в последние годы35.
Помимо цивилизованных предпосылок, и прежде всего - новых для России ценностей либерализма и индивидуализма (к которым наш массовый человек был плохо подготовлен и которые он усваивал поспешно и чисто механически, в контексте идеологического противостояния, деятельности СМИ и т. д.), на всплеск семейного насилия в России повлияли и другие, специфически отечественные предпосылки и условия. Прежде всего
- социально-экономические, социальнополитические, идеологические факторы, обусловленные обвальным распадом в 90-е годы всей системы норм и институтов прежнего советского общества и последовавшим за этим системным кризисом, который больно ударил по семье. Резкий спад производства, либерализация цен, безработица, инфляция и т. д. поставили российскую семью, особенно дет-ную, на грань выживания. В 1992-1993 годах 80 % населения страны и 72 % семей с детьми оказались с доходами ниже прожиточного минимума36. Люмпенизация многих социальных групп, рост преступности, в том числе, подростковой; проституции, алкоголизма, наркомании, усиление социальной напряженности, агрессивности, экстремизма - все это из общества пришло в семью, вызвав эрозию традиционных семейных ценностей, новый рост числа разводов и неполных семей, конфликты семейных поколений, отказы от детей и помещение их в детские приюты, детские дома, дома ребенка. Межведомственная комиссия по делам несовершеннолетних при Правительстве РФ заключала в своем решении: «Детская безнадзорность - следствие современной социально-экономической и духовно-нравственной ситуации в России, которая характеризуется нарастанием социального неблагополучия семей, падением их жизненного уровня, дистанцированием школы от детей с трудной судьбой, криминализацией среды»37.
Под влиянием общероссийского системного кризиса в нашей стране сложился особый тип семьи, который можно назвать кризис-
ным («дезадаптированным») и для которого особенно характерно семейное насилие. В 2000 году в России зарегистрировано более 2,5 тыс. преступлений по ст. 156 УК РФ «Неисполнение обязанностей по воспитанию несовершеннолетнего». Около 10 тыс. родителей ежегодно лишаются родительских прав38. Одним из ярких проявлений кризисного состояния семьи является и кризис семей-
39
ного воспитания39.
С середины 2000-х годов был предпринят ряд государственных мер по улучшению социально-экономического положения семьи, защите материнства и детства, по предотвращению сиротства и безнадзорности детей. Однако, как показывает анализ ситуации в тех регионах, где особенно тщательно отслеживают эту проблему, радикально переломить многие негативные явления, связанные с насилием в семье, пока не удается: растут безнадзорность, случаи детского суицида, преступления, как самих несовершеннолетних, так и преступления, совершаемые против них, в том числе - родителями40.
Среди факторов риска, определяющих усиление семейного насилия, особая роль принадлежит гендерному (статусно-ролевому и полоразличительному) фактору. В России это проявляется в том, что традиция мужского доминирования получает противодейстие со стороны встречного стремления женщины к борьбе за равноправие и освобождение от патриархальной зависимости. Оборотной стороной этого процесса стали не только кон-фликтогенность семейных отношений, но и распространение наряду с «мужским», особого - «женского» насилия. Пока ситуация в России, по имеющимся данным, не дает основания для вывода о «гендерной симметрии» в семейном насилии, ибо мужская асимметрия преобладает (по разным данным от 72 до 93 % тяжких насильственных преступлений в российской семье совершается мужчинами), но в ряде регионов имеет место заметная динамика роста женского насилия41.
Основной конфликт между полами проходит по оси «власть - подчинение». Мужья бьют своих жен, главным образом, исходя из устойчивых представлений, что так они смогут поддержать свою традиционно главенствующую позицию в семье, и при этом опираются на патриархальные номы и стереотипы, живущие в ближайшем окружении, в общественном сознании. В социологиче-
ском исследовании 2002 года почти половина респондентов (43,7 % женщин и 51,9 % мужчин) полагали, что если муж избил жену, то это их частное дело, в которое никто не должен вмешиваться42. Российские мужья обычно проявляют склонность к агрессии, когда их жены занимают более скромное социально-профессиональное положение в обществе и / или зависят от них экономически или психологически43. Специфика женского насилия в том, что оно: а) чаще носит не физический и сексуальный (как у мужчин), но эмоционально-психологический и вербальный характер; б) проявляется спонтанно, импульсивно, как реакция на мужское насилие. Тем не менее, в последнее время складывается (пока немногочисленный) феномен женщины-насильника эгоцентрического типа со стремлением к доминированию посредством агрессии и даже убийств44.
Особая роль среди факторов риска совершения семейного насилия принадлежит всякого рода вредным привычкам, которые насаждаются и поддерживаются средой, ближайшим окружением семьи. На первом месте среди них в России всегда был алкоголизм. Согласно существующим исследования, от 72 до 85,4 % семейных убийц в момент совершения преступления находились в состоянии опьянения45. Однако в последние годы возникли и другие явления, негативно влияющие на нравственно-психологический климат семьи, подрывающие семейные взаимоотношения и насаждающие новые «привычки»: наркомания, проституция, сексуальная преступность, в частности, педофилия.
Одной из таких «привычек» является сек-сизм (термин, употребляемый в работах И. С. Кона). В России он утвердился вместе с отечественной волной сексуальной революции, которая началась на Западе в 50-60-е годы, а до нас докатилась в 90-е годы минувшего века. Массовая гибель мужчин во Второй мировой войне и неолиберальные (постмодернистские) идеи способствовали утверждению свободы сексуальных отношений и призывам освободиться от «стеснительной» власти моральных норм. С одной стороны, это способствовало сексуальному раскрепощению женщины, с другой - привело к снижению уровня социальности и духовности в межличностных взаимоотношениях, высвобождению всякого рода вседозволенности в сексуальной сфере. На волне критики прошлого многие у нас при-
нялись доказывать, что «в России секс есть!» Появились «сексуальные меньшинства», групповой секс, «шведские семьи». Это подчеркивалось и спекуляциями массовой культуры, эксплуатирующей тему секса, и атаками «желтой прессы». Рынок с его принципом «Все на продажу!» ввел сексуальные преступления в «торговый оборот», практически легализовав проституцию, вывоз «живого товара» за рубеж, секстуризм и детскую порнографию. Массовый человек растерялся перед таким натиском: сведение любви к похоти, чисто инстинктивными актам (в этом смысл формулы «заниматься любовью») многим стали казаться выражением «новой половой морали», способом утверждения свободы, проявления индивидуальности. На деле сек-сизм как апелляция к бездуховности и силе в сексуальных отношениях, к нормам «спускания вниз» (С. Лем), меньше всего учитывает любовь, личность и индивидуальность: это форма отчуждения личности в сексуальной сфере. Указанный феномен, приобретающий ныне форму массового социального нездоровья, разрушает семью и порождает сексуальные преступления. По подсчетам благотворительного фонда «Защита детей от насилия», ежегодно такого рода преступлениям подвергаются более 60 тыс. детей России. Какой процент здесь составляют семейные сексуальные насилия, неясно. Однако, по разным источникам, в 35-45 % случаев насильником является близкий родственник46. Сотрудники центров по защите детства от насилия сообщали факты использования в семьях «новых русских» отцами своих детей для удовлетворения сексуальных потребностей47.
Факторами риска для современных российских семейных отношений являются также низкая культура межличностной коммуникации и засилие неолиберальных личностно-ценностных установок, которые начали утверждаться в обществе и семье с 90-х годов. Установка на жесткий индивидуализм, свободу как вседозволенность; культ денег, силы и секса породили волну насилия, криминализации общества, которая проникла и в семью. И мы наблюдаем негативные изменения в личностной структуре массового человека. «Деструктурная личность» - это не просто гипотетическое понятие, это реальность наших дней: педагоги-педофилы; отцы, растлевающие посредством инцеста детей; женщины-матери, торгующие своей репро-
дуктивной способностью и продающие собственных детей за доллары; бывшие супруги, изгоняющие бывшую «вторую половину» и бывших детей из квартир; семейные убийцы обоих полов; предприниматели-торговцы «живым товаром»; рэкетиры, применяющие заложничество, киднеппинг; сексуальные маньяки и серийные убийцы, поджидающие женщин и детей в подъездах домов и темных переулках; риэлтеры, захватывающие квартиры одиноких пожилых людей; дети, отправляющие пожилых родителей в дома-интернаты или психушки; мальчики, стремящиеся стать «крутыми» мафиози, и девочки, мечтающие
о карьере валютной проститутки... Эти «герои нашего времени», персонажи газетных хроник, проблемных телепередач и сериалов, - и есть различные грани деструктурности: с одной стороны, - сниженного чувства социальности, ответственности, совести; с другой, - патологической агрессивности, гипертрофированного сексизма и циничного отношения к человеку как предмету использования или вещи, товару. А все вместе это объективно «работает» против семьи, подрывает ее как социальную ценность.
Нам могут возразить: не надо обобщать, это отдельные исключения, которые потому и становятся достоянием прессы. Но о той же тенденции говорят и данные социологии: распадение браков (каждый второй!) и рост числа одиноких людей (сегодня семейных женщин только 48 %!); незарегистрированного сожительства (3,5 млн пар), следствием чего становится безотцовщина, сиротство (27 %); причем значительное число «внебрачных папаш» (15 %) отказывают детям даже в материальной помощи, ибо не признают свое от-цовство48. Раньше малыши в детсадах играли в «дочки-матери», ныне, по данным ГосНИИ семьи и воспитания, лишь четверть девочек-подростков получают позитивные установки на замужество и материнство. Остальные нацелены на карьерный успех, профессиональную самореализацию49. Порой винят саму молодежь, но она такова, какой ее делают взрослые, семья, общество.
Где же выход? По нашему мнению, прежде всего государство и гражданское общество должны переоценить либеральную идею принципиального «невмешательства» в дела семьи как сферы частного интереса и в полной мере осознать социальную опасность семейного насилия, чтобы защитить от нее семью
и личность. Необходимо принятие закона «О предотвращении насилия в семье» и комплексной системы социальных мер по защите прав человека в семейной сфере и профилактике семейных преступлений. Кроме того, России действительно нужен общественный заказ на семейные ценности, в том числе - возрождение традиционных установок общественного сознания относительно семьи и ее реальной роли в жизни общества. Эти ценности у нас связаны с длительной исторической традицией. Российская семья до революции 1917 года была многодетной и многопоколенной; с высокими показателями рождаемости. Православная вера поддерживала в ней мир и согласие, уважительные отношения между супругами, родителями и детьми. Во время празднования «Царских дней» в Екатеринбурге в июле 2009 года теме русской православной семьи был посвящен Всемирный русский Народный Собор; она была сформулирована так: «Семья в России: вчера, сегодня, завтра. Царственные страстотерпцы - образец православной семьи». Выступая на Соборе, Патриарх Кирилл сказал: «Мы воспринимаем семью как малую Церковь, как круг самых близких людей, объединенных отеческой верой. Именно устроение семьи во имя Господне позволяет наиболее правильно созидать отношения мужа и жены, детей и родителей - отношения, при которых любое деяние сопровождается готовностью служить ближнему как самому себе»50.
По наблюдению социологов, в многодетной и многопоколенной семье заметно снижаются факты семейного насилия и растет сплоченность, начиная с численности ее детского состава в три-четыре ребенка51. Исторический опыт показывает, что именно семья всегда была и пока остается ныне (по мнению 70 % респондентов соцопросов) «ковчегом спасения» в полном опасностей мире, благодаря таким качествам, как любовь и готовность к самопожертвованию ради самых близких людей. Именно семья дает человеку душевный комфорт и понимание, поддержку и заботу, ощущение собственной нужности и любимо-сти. И только личность, у которой за спиной надежная семейная опора, может стать настоящим гражданином своего Отечества.
Примечания
1 Кочеткова, С. В. Опыт анализа насилия в семье // Социс. 1999. № 12; Введение в пробле-
му насилия в отношении женщин : материалы семинара. Воронеж, 1999; Антонян, Ю. М. Жестокость в нашей жизни. М. : ИНФРА. М., 1995; Социально-правовые проблемы борьбы с насилием : межвуз. сб. науч. тр. Омск : Юрид. ин-т, 1996; Дети России : насилие и защита : материалы Всерос. науч.-практ. конф. М. : РИПКРО, 1997; Сафронова, Т. Я. Социальные корни жестокого обращения с детьми в семьях / Т. Я. Сафронова, Е. И. Цымбал // Актуальные проблемы современного детства. М., 1994; Курасова, Н. В. Сексуальное насилие в семье // Семейная психология и семейная терапия. 1997. № 1; Кон, И. С. Совращение детей и сексуальное насилие // Педагогика. 1998. № 5; Лимская, Я. К. Насилие над детьми как социальная проблема российского общества // Региональная политика, экономика, социология. СПб., 2003. № 4; Кошелева, Е. В. Насилие в семье : генезис, состояние, предупреждение. Воронеж, 2001; Сидоренкова, Т. Насилие в семье : частное дело или социальная проблема? // Вестн. ИЦ НЖФ : Нет насилию в семье! 1997. № 10; Насилие в семье : с чего начинается семейное неблагополучие. М. : ГосНИИ семьи и воспитания, 2000; Россия : насилие в семье - насилие в обществе. М. : UNIFEM UNFPA, 2002; Обыкновенное зло : исследования насилия в семье. М. : Едиториал УРСС, 2003; Ильяшенко, А. Н. Основные черты насильственной преступности в семье // Социс. 2003. № 4; Закирова, В. М. Развод и насилие в семье - феномены семейного неблагополучия. Социс. 2002. № 12; Алексеева Л. С. О насилии над детьми в семье // Социс. 2003. № 4; Лысова, А. В. Женская агрессия и насилие в семье // Обществ. науки и современность. 2008. № 3; Здравомыслова, О. Насилие в семье и кризис традиционной концепции воспитания // Соц. педагогика. 2005. № 1; Хорошенкова, А. В. Насилие в семье как социально-психологическая проблема // Семейная психология и семейная терапия. 2005. № 4; Родина, И. В. Насилие в семье : теоретическое осмысление и ключевые понятия // Социал. политика и социология. 2008. № 2; Лысова, А. В. Физическое насилие над женами в российских семьях // Социс. 2008. № 9; Ярская-Смирнова, Е. Р. Домашнее насилие над детьми. Стратегия объяснения и противодействия / Е. Р. Ярская-Смирнова, П. В. Романов, Е. В. Антонова // Социс. 2008. № 1.
2 Россия : насилие в семье - насилие в обществе. М. : UNIFEM UNFPA, 2002; Независимая
газ. 2002. 27 дек.; Независимая газ. 2003. 19 марта.
3 Доклад Четвертой Всемирной конференции по положению женщин (Пекин, 4-15 сент. 1995 г.) // Passian Original A Conf. 177 / 20.
4 Римашевская, Н. Окно в русскую частную жизнь / Н. Римашевская, Д. Ванной, М. Малышева и др. М. : Academia, 1999; Женщина новой России : Какая она? Как живет? К чему стремится? / под ред. М. К. Горшкова, Н. Е. Тихоновой. М. : РОССПЭН, 2002; Горшкова, И. Д. Насилие над женами в современных российских семьях / И. Д. Горшкова, И. И. Шурыгина. М. : МАКС Пресс, 2003.
5 Gelles, R. J. Determinants of violence in the family : Toward a theoretical integration / R. J. Gelles. M. A. Straus // Contemporary theories about the family. N.-Y., 1979; Straus, M. A. Behind Closed Doors. Violence in the American Family / M. A. Straus, R. J. Gelles, S. K. Steinmetz. N.-Y., 1980; Cornell, C. P. Intimate Violence in Families C. P. Cornell, R. J. Gelles. Beverly Hills, 1985; Gelles, R. J. Intimate Violence USA : The Definite Study of the Causes and Consequences of Abuse in the American Family / R. J. Gelles, M. A. Straus. N.-J. ; N.-Y., 1988.
6 Родина, И. В. Социальная проблематиза-ция насилия в семье в современной России // Отечеств. журн. соц. работы. М., 2008. № 12. С. 26.
7 Маркс, К. Противоположность материалистического и идеалистического воззрений. М., 1966; Маркс, К. Сочинения / К. Маркс, Ф. Энгельс. Т. 46, ч. 1; Т. 23.
8 Маркс, К. Сочинения. Изд. 2-е / К. Маркс, Ф. Энгельс. Т. 46, ч. 1. С. 483-484.
9 Родина, И. В. Насилие в семье как социокультурный феномен // Соц. политика и социология. 2007. № 1.
10 Мэкс, А. М. Социальные условия насилия в семейном поведении : анализ насилия в американской семье : автореф. дис. ... канд. со-циол. наук. М., 2003. С. 18.
11 Степин, В. С. Ненасилие как биологический и социокультурный феномен // Насилие и ненасилие : философия, политика, этика. М., 2003. С. 10-21; Лоренц, К. Восемь смертных грехов человечества // Вопр. философии. 1992. № 3.
12 Parsons, T. The structure of social action. V. 1-2. N.-Y., 1968; Социальное действие. Минск : Наука и техника, 1980.
13 Социальное действие. С. 21-24.
14 Кант, И. Сочинения. Т. 5. С. 268.
15 Гусейнов, А. А. Понятие насилия и ненасилия // Вопр. философии. 1994. № 6. С. 36.
16 Веверка, М. Насилие (Wieviorka V. La violence / Hachette Litteraturies. 2005. 326 p.) // Соц. и гуманитар. науки : реферат. журн. Сер.
11. 2007. С. 18.
17 Об основах социально-правовой защиты от насилия в семье (Законопроект) // Вестн. проекта «Новые возможности для женщин. Нет насилию в семье». М., 1997. № 10. С. 46.
18 Родина, И. В. Насилие в семье : теоретическое осмысление и ключевые понятия // Соц. политика и социология. 2008.№ 2. С. 70.
19 Нет насилию в семье. М., 1997. С. 70-73.
20 Синельников А. Выученные уроки : подростки и проблема насилия в семье. С. 99.
21 Берковиц, Л. Агрессия : причины, последствия и контроль. СПб., 2001. С. 292.
22 В криминологической и социально-психо-
логической литературе выделяют такую цепочку: «потребности-мотивы-цели-средства-
действие-результат». См. напр.: Дубинин,
Н. П. Генетика. Поведение. Ответственность / Н. П. Дубинин, И. И. Карпец, В. Н. Кудрявцев. М. : Политиздат, 1982. С. 209.
23 Берковиц, Л. Агрессия : причины, последствия и контроль. СПб., 2001; Лоренц, К. Агрессия : так называемое зло. СПб., 1999; Крейхи, Б. Социальная психология агрессии. СПб., 2003; Бэрон, Р. Агрессия / Р. Бэрон, Д. Ричардсон. СПб., 1998.
24 Шур, Э. Наше преступное общество. М., 1977. С. 106; Фромм, Э. Анатомия человеческой деструктивности. Минск : Попурри, 1999. С. 365-375; Солодников, В. В. Социология социально дезадаптированной семьи. М., 2007.
25 Ильяшенко, А. Н. Основные черты насильственной преступности в семье // Социс. 2003. № 4. С. 90.
26 Стратегия борьбы с насилием в семье : справ. руководство. ООН. N.-Y., 1998.
27 Бердникович, Н. Насилие над престарелыми в семье // Вопр. соц. обеспечения. 2007. № 10. С. 11.
28 Кондратьев, М. Ю. Виктимность / М. Ю. Кондратьев, В. А. Ильин. Яндекс. Словарь : Азбука социального психолога-практика. URL : http//slovari. Jandex.ru. ps 7-21.
29 Глаголева, А. В. Беспризорность. Социальнопсихологические и педагогические аспекты. М. ; Воронеж, 2004. С. 117-118.
30 Фромм, Э. Анатомия человеческой деструктивности. С.291,304,319, 365-375.
31 Кондратьев, М. Ю. Виктимность. С. 2.
32 Аммон, Г. Психологическая диагностика отношения к болезни при нервно-психической и соматической патологии. Л., 1990.
33 Антонян, Ю. М. Проблемы внутрисемейной агрессии / Ю. М. Антонян, И. В. Горшков, Р. М. Зулкарнеев. М. : НИИ МВД, 1999. С. 70-73; Фромм, Э. Анатомия человеческой деструктивности. Минск : Попурри, 1999. С. 342-354; Коэн, А. Исследования проблем социальной дезорганизации и отклоняющегося поведения // Социология сегодня. М., 1965.
34 Антонов, А. И. Кризис семьи и пути его преодоления // А. И. Антонов, В. А. Борисов. М., 1992; Галецкий, В. Встретит ли институт семьи XXII век? // Дружба народов. 2005. № 6; Кризис семьи и депопуляция в России (Круглый стол) // Социс. 1999. № 11. С. 5057; Голод, С. И. Социально-демографический анализ состояния и эволюции семьи // Социс. 2008. № 1.
35 Римашевская, Н. Окно в русскую частную жизнь. Супружеские пары в 1996 г. / Н. Римашевская, Д. Ванной, М. Малышева. М. : Academia, 1999; Женщина новой России.; Горшкова, И. Д. Насилие над женами в современных российских семьях / И. Д. Горшкова, И. И. Шурыгина. М. : МАКС-Пресс, 2003; Градскова, Ю. Домашнее насилие как социально-психологическая и культурная проблема : к портрету женщины-жертвы. URL : http: www.prof.msu.ru/publ/book5/c5 14.03.2008; Домашнее насилие против женщин : масштабы, характер, представления общества. М. : МАКС-Пресс, 2003.
36 Дармодехин, С. В. Комплексная научная программа «Семья» : опыт междиципли-нарных исследований / С. В. Дармодехин,
B. В. Елизаров // Семья в России. 1994. № 2.
C.23-25.
37 Бюл. М-ва труда и соц. развития РФ. 1998. № 3. С. 54.
38 Белая книга детства в России. Объективные свидетельства российской прессы. Показания 1998-1999 гг. М., 1999. С. 22; Базырова, Б. А. Насилие в семье и его влияние на рост беспризорности несовершеннолетних // Соврем. право. 2007.№ 9. С. 59-60.
39 Меренков, А. В. Семейное воспитание : кризис и пути его преодоления / А. В. Меренков, Л. Л. Рыбцова, В. А. Кольцова. Екатеринбург, 1997.
40 О проблеме насилия над детьми и мерах по его профилактике на территории
Свердловской области. Протокол Совета общественной безопасности Свердловской области № 2 от 27 марта 2009 г.
41 Лысова, А. В. Женская агрессия и насилие в семье // Социс. 2008. № 3. С. 172-175.
42 Горшкова, И. Д. Указ. соч. С. 81-82.
43 Римашевская, Н. Окно в русскую частную жизнь...
44 Лысова, А. В. Женская агрессия... ; Ильяшенко, А. Н. Основные черты насильственной преступности в семье // Социс. 2003. № 4. С. 87.
45 Шестаков, Д. А. Супружеское убийство как общественная проблема. СПб. : СПбГУ, 1992.
С. 18.
46 Алексеева, Л. С. О насилии над детьми в семье // Социс. 2003. № 4. С. 79.
47 Дети России : насилие и защита...
48 Головачев, В. Одна, совсем одна. // Труд. 2007. 2 февр.; Заславская, Т. И. Человеческий потенциал в современном трансформационном процессе // Обществ. науки и современность. 2005. № 3. С. 15.
49 Миронов, С. Госзаказ на семейные ценности // Рос. газ. 2008. 16 янв.
50 Печуркина, Р. Семья как ковчег спасения // Обл. газ. Екатеринбург. 2009. 17 июля.
51 Лысова, А. В. Физическое насилие над женами в российских семьях // Социс. 2008. № 9. С. 125; Пациорский, В. В. Большая семья в демографической ситуации России / В. В. Пациорский, В. В. Пациорская // Социс. 2009. № 3. С. 127.
