НАСИЛИЕ ИЛИ НЕНАСИЛИЕ: ИНСТРУМЕНТАЛЬНЫЙ ХАРАКТЕР ПРОТЕСТНОЙ МОБИЛИЗАЦИИ Текст научной статьи по специальности «Политологические науки»

Право и политика

Правильная ссылка на статью:

Макаренко К.М., Бардаков А.И. — Насилие или ненасилие: инструментальный характер протестной мобилизации // Право и политика. - 2020. - № 11. DOI: 10.7256/2454-0706.2020.11.34598 URL: https;//nbpublish.com'library_read_article.php?id=34598

Насилие или ненасилие: инструментальный характер протестной мобилизации

Макаренко Кирилл Михайлович

старшей преподаватель, кафедра Международных отношений, политологии и регионоведения, ФГДОУ

ВО "Волгоградский государственный университет*'

400062, Россия, Волгоградская область, г. Волгоград, пр. Университетский, 100

ЕЗ makarenko_km@volsu.ru

Бардаков Алексей 1/Ъанович

доктор политических наук

доцент, кафедра Государственного управления и менеджмента, ВИУ-РАНХиГС 400131, Россия, Волгоградская область, г. Волгоград, уп. Гагарина, 8

И bardakov@mail.ru Статья из рубрики "Общественные коммуникации"

DOI:

10.7256/2454-0706.2020.11.34598

Дата направления статьи в редакцию:

07-12-2020

Дата публикации:

14-12-2020

Аннотация.

Протестная мобилизация - сложный многоаспектный процесс, реализация которого зависит от целого ряда факторов как объективного, так и субъективного характера. Регулярные практики многолюдных выступлений, направленных против деятельности государственных структур в различных регионах мира, а также беспрецедентное снижение уровня насилия в мире актуализируют вопросы, связанные с основаниями протестной деятельности, а также инструментами, характеризующими протестную мобилизацию. В связи с этим, предметом исследования выступают инструменты протестной политической мобилизации, а цель исследования, в свою очередь, заключается в определении границ применения насилия и ненасилия как инструментов протестной мобилизации. На основе принципов теории «состязательной политики» Ч.

Тилли к анализу насилия и ненасилия в политической деятельности, а также используя анализ актуальных данных о практиках протестной деятельности, авторами был сделан ряд выводов: 1) в основе протестной деятельности коренятся как насильственные, так и ненасильственные инструменты, которые смешиваются в рамках массовых акций в различных пропорциях; 2) насилие является неотъемлемой часть массовых протестов, однако величина и интенсивность насилия определяется уровнем политической неудовлетворенности субъектов коллективной деятельности и масштабом доступной ресурсной базы; 3) по статистике, ненасильственные формы коллективных протестных действий являются более успешными в реализации заявленных целей субъектов мобилизации.

Ключевые слова: протест, мобилизация, политический протест, политическая борьба, насилие, ненасилие, протестные выступления, массовая политика, власть, политический конфликт

«Конфликт..., - утверждает А. Раппопорт, - это тема, которая занимает мысли человека

больше, чем любая другая, за исключением Бога и любви» Главной темой 2020 года, безусловно, явилась пандемия нового коронавируса. Однако, за пеленой масштабного инфоповода скрывались события, которые также оказывали историческое влияние на локальные и национальные сообщества. Разрушение коммуникативных связей между властью и обществом выливалось в протестные акции во многих странах и регионах мира, что, безусловно, сопровождалось насилием. Несмотря на то, что динамика насилия в мире снижается, что связано с уменьшением военных конфликтов между государствами, уровень насилия в обществе, все еще остается достаточно высоким.

Для операционализации «насилия» мы обратимся к рассуждениям Ханны Арендт, изложенным в работе «О насилии» Опираясь на тезис Х. Арендт о том, что власть и насилие являются понятиями диаметрально противоположными, обратим внимание на крайнюю важность подобной дихотомии для сущностного осмысления процесса политической мобилизации. Отражение подобной позиции наблюдается и в статье Теренса Болла, который на примере «парадокса регулировщика» показывает разницу между коммуникативным характером власти и насилием. Угроза применения силы ради принуждения к чему-либо представляется как отсутствие власти, нежели попытка ее

применения с- 39].

Надо заметить, что проблематика насилия и ненасилия имеет отечественные исторические корни и практику общественно-политического дискурса. В. П. Римский, О. Н. Римская, К. Е. Мюльгаупт опубликовали серию работ о насилии и ненасилии, им

удалось глубоко отразить полемику между И. А. Ильиным и Л. Н. Толстым[4][5]. Надо заметить, что авторы, оставаясь объективными при анализе позиций И. А. Ильина и Л. Н. Толстого, тем не менее, под влиянием современных социально-политических реалий отдают некоторое предпочтение аргументации И. А. Ильина. Однако «материя» полемики настолько тонкая, что их обобщения и выводы вовсе не противоречат толстовскому непротивлению злу насилием. Исследователи констатируют, что социальному и моральному злу можно противодействовать, но «. правильный выбор может сделать

только духовно и нравственно здоровая личность» ———^^Ш. Ставя вопрос об оправдании насилия при борьбе с терроризмом, «цветными революциями» и иными антигуманными, асоциальными явлениями, авторы не исключают практику насилия в современных обществах «. над неугодными политическими режимами, государствами, социальными группами или простыми людьми» [5, с 7791.

Другая группа авторов (М. Л. Гельфонд, О. Н. Мищук, Е. Ю. Мирошина) обращает внимание на соотношение феноменов «любовь» и «насилие» в социально-

мировоззренческом понимании Л. Н. Толстого [6]. Авторы настаивают на том, что писатель проявлял живой интерес к «... эволюции социальных форм жизни человечества

и способов их совершенствования» [6, с- 67]. Более того они вслед за Л.Н. Толстым полагают, что «. абсолютный отказ от любого насилия, есть единственно возможная

постановка вопроса о перспективах общественного развития» [6, с 72], а «... реализация непротивленческой программы Толстого, - утверждают авторы, - действительно

является залогом успешности социального движения» [6, с- 77]. Правда, исследователи оговаривают одно условие - отказ от насилия становится реальностью «. если каждый

человек преодолеет в себе» [6, с 76] веру (по Толстому суеверие) в необходимость насилия.

Нетрудно заметить, что и первая группа авторов, и вторая группа исследователей предельно аккуратны и осторожны в своих суждениях, то есть у них нет однозначности утверждений. Видимо, это связано с методологией исследования. Вышеупомянутые авторы и многие другие ведут поиск истины о соотношении насилия и ненасилия в формах бытия социума или природы , а категориальный ряд, инструментарий используют формы бытия культура . Насилие есть продукт социальности, поэтому предлагать ненасилие, «непротивление злу насилием» как противоядие насилию неправомерно, поскольку ненасилие базируется на нравственности, морали, что соотносимо и может доминировать только в формах бытия культуры. Мы, как и великие русские классики, и современные исследователи с оптимизмом смотрим на развитие человечества, человека. Однако наш оптимизм связан не с совершенством социальных систем, а объективным развитием культуры. В условиях доминанты формы бытия природа преобладают биотические взаимосвязи, при доминанте социума как формы бытия преобладают общественные отношения, а доминанта культуры как формы бытия детерминирует преобладание человеческих отношений, что предопределяет господство ненасилия как важного или основного фактора организации жизни людей.

В условиях доминанты бытия культуры власть становится абсурдной в межличностных, человеческих отношениях, но в социуме как форме бытия она остается необходимостью. Соглашаясь с Х. Арендт в том, что «... неверно мыслить противоположность насилия как ненасилие» [2, с 66], но не можем согласиться с тем, что «... противоположностью насилия является власть» [2, с 66]. Дело в том, что «насилие» и «ненасилие» — это категории различных форм бытия, а вот власть и насилие это категории формы бытия социум , поэтому они имеют корреляцию. Власть и насилие не тождественны, но они и не противоположны, они скорее дополняют друг друга, ведь при хорошо отлаженном механизме манипулирования общественным сознанием принуждение (насилие) в виде отчуждения труда одной группой людей у другой воспринимается как норма, если не все то большинство считает, что никакого насилия нет, власть эффективна. Но как известно власть, а точнее социальная группа обладателей власти не бывает вечной, на каком-то этапе наступает кризис власти, о причинах мы сейчас говорить не будем, поскольку их много. В условиях кризиса власти наиболее вероятны два сценария развития событий. Первый, власть подавляет сопротивление посредством очевидного насилия, корректирует свою форму правления и продолжает забирать труд у большинства. Второй, оппозиция посредством насилия, «цветной революции» захватывает власть и начинает отчуждать труд, как и прошлая власть, используя для формирования общественного сознания лексику - демократия, ненасилие. При этом важно понимать, что как для

защиты действующей власти, так и ее смены мобилизация остается важнейшим фактором.

В нашем представлении любая власть аккумулируется в процессе коллективного действия людей, в прочем, такой позиции придерживаются и те, чьей целью становится непосредственно акт мобилизации (иначе не стояла бы сама цель массовой мобилизации). Но, там, где субъект мобилизации аккумулирует свои ресурсы (материальные, организационные, социальные) с помощью инструментов «насилия», он придаёт мобилизации характеристики чрезвычайности и экстремальности. Поддержание подобного состояния в длительной перспективе невозможно ввиду быстрого исчерпания ресурсной базы. При этом возобновление политической мобилизации в следующие разы, потребует ещё более сильного вовлечения инструментов «насилия» с последующим сокращением ресурсов. Подобная практика типична для выполнения краткосрочной цели в условиях снижения реальной власти субъекта политической мобилизации. В среднесрочной и долгосрочной перспективе подобные практики являются излишне затратными.

Изучение феномена насилия представлено в работе коллектива авторов (B. Simpson, R. Wilier, M. Feinberg). Проведя серию эмпирических исследований, авторы пришли к ряду значимых выводов, наиболее важный из которых можно представить следующим образом: применение инструментов насилия приводит к уменьшению поддержки участников коллективного действия, прибегших к использованию насилия, и, параллельно с этим, увеличению поддержки сил им противостоящих. Так же отмечается снижения уровня идентичности с участниками протестов, использующих насилие в процессе коллективных действий [7, с- 131. Однако, стоит отметить, что данный принцип релевантен в условиях современного общества, в других исторических условиях он воспринимается кардинально другим образом. Так, в работе Эрика Хобсбаума «Бандиты» описывается концепция использования насилия в иной интерпретации. Автор отмечает, что «социальный бандитизм» представляется в качестве структурного феномена в период распада феодального общества, который поощряется крестьянами, что обуславливается использованием инструментов насилия «бандитами» по отношению к знати и сторонникам пересмотра сложившихся традиционных принципов устройства общества с 32-461.

Эмма Томас отмечает, что люди прибегают к насилию в коллективных действиях в нескольких случаях:

1) когда они не верят в возможность конструктивного диалога с властями (из чувства беспомощности);

2) неоправданно жестокой работы органов правопорядка (зачастую именно излишняя жестокость является катализатором взрывного роста протеста);

3 ) изменения тактики со стороны протестующих, когда изначально мирные формы протеста не срабатывают из-за несоразмерных действий властей

Насильственные формы массовой политики являются одними из наиболее значимых общественных феноменов. Революции, бунты, столкновения и массовые протесты представляют собой различные формы «соревновательной политики». Взаимное насилие сторон приводило как к ужасающим последствиям в виде гражданских войн и социальных разрушений, так и к гражданскому прогрессу, увеличению объема прав граждан, улучшению экономического и социального положения масс.

В информационную эпоху существует и обретает объективную важность только то, что транслируется в СМИ, только то, о чем говорят - существует. Насилие, в данном ракурсе, обретает инструментальный характер увеличения медианосителем события, так как насильственные действия сопряжены с физическими страданиями людей, которые получают мгновенный отклик аудитории. Чарльз Тилли отмечал, что «насилие делает коллективное действие видимым: власти, участники и наблюдатели имеют тенденцию оставлять некоторые записи о своих действиях, реакциях и наблюдениях. Коллективное насилие, таким образом, служит удобным индикатором основных изменений в коллективном действии в целом» [10, с 2621.

Данный тезис подтверждается и в беседе Исаака Чотинера и Омара Вазоу (профессор политических наук Принстонского университета), опубликованной в газете The New Yorker. Так, эффективность протеста зависит от освещения деятельности протестующих в СМИ и интересом к данным проблемам со стороны общества. Особое сочувствие со стороны граждан получают протестные акции, представители которых являются объектами государственного насилия. Для исследователя особо важен опыт протестов за гражданские права 1960-х годов, а также механизмы мобилизации ранее незаинтересованных граждан. Так, с течением времени, выработалась тактика «ненасильственного сопротивления», которая, сталкиваясь с неоправданной агрессией со стороны правоохранительных органов, «шокировала совесть нации» и показывала

свою эффективность по интеграции новых членов в растущее движение J-11!.

Анализ насильственных форм протеста позволяет исследователям делать вывод об эффективности тех или иных форм взаимодействия с властью, однако изучению корреляции между насильственными формами коллективных действий и успехом или неудачей данных действий посвящено довольно мало исследований. Связано это, прежде всего, со сложность определения удачи или неудачи протестной акции, так как в результате деятельности любого события коренятся как краткосрочные (легко определяемые), так и долгосрочные (сложно определяемые) эффекты.

Огромным эвристическим потенциалом обладает проект NAVCO (Ненасильственные и насильственные кампании и результаты), который представляет собой глобальный датасет (Dataset), объединяющий в версии 1.3 622 протестные кампании, случившиеся в период 1900-2019 годов. Отмечается, что под кампаниями подразумеваются наблюдаемые, непрерывные и целенаправленные массовые акции, направленные на достижение политической цели: свержение режима, изгнание иностранного оккупанта. Таким образом, в генеральную совокупность не попадают разовые акции стихийного характера, восстания, случайные беспорядки -U-2!. Применение насилия фиксировалось в 302 протестных акциях, что составляет 48,5% от общего числа акций. Однако установление факта использования насилия не является достаточным для нашего исследования, в связи с чем актуализируется установление взаимосвязи с фактом успеха акции. Из 302 протестных акций насильственного характера успешными были 70, то есть 23,2%. Однако в случаях проведения ненасильственных протестов (320) количество успешных коллективных действий составило 150 - 46,8%. Тем самым можно сделать промежуточный вывод о росте вероятности успеха коллективного действия в случае проведения акции без использования средств насилия. Однако, данный тезис небесспорный, так как успех коллективного действия определяется не только формой проведения, но и огромным количеством факторов внутренней и внешней среды, многие из которых, зачастую, даже невозможно определить.

Для большей верификации исследования следует взять данные из другого датасета

(Dataset) Эрики Ченовет (Erica Chenoweth) «Женщины в сопротивлении» (Women in Resistance Dataset), основанного на данных о 338 кампаниях сопротивления, где фиксировалась активная роль женщин, как и насильственного, так и ненасильственного

характера за период 1945 - 2014 годов ü^l. Согласно представленным данным использование насилия было зафиксировано в 168 случаях из 338, что составляется 49,7%, то есть использование насилия свойственно половине случаев коллективных действий. Из общей совокупности акций с использованием насилия (168) лишь 50 были успешными, что составляет 29,7%. При этом в случаях ненасильственных протестных кампаний (171) стоит отметить резкий рост успеха акции - 96 случаев, что составляет 56,1%. Таким образом, можно отметить, что вероятность успеха при проведении массовых протестов в ненасильственной форме увеличивается в два раза по сравнению с зафиксированными случаями коллективных насильственных действий.

Однако мы должны четко зафиксировать, что идеальных типов в реальном мире не существует, поэтому «насильственные» и «ненасильственные» акции, о которых мы говорили выше, являются теоретическими упрощениями, которые позволяют выделить основной инструмент, используемый в коллективных действиях, в действительности все формы коллективного сопротивления являются смешанными с доминированием определенных инструментов. В этой связи стоит отметить один из выводов Т. Р. Гарра: «Величина политического насилия в системе и формы, которые оно принимает, частично детерминированы масштабами и интенсивностью политической неудовлетворенности,

которая выступает необходимым условием обращения к насилию в политике» [14, с 53]. Таким образом, насилие является неотъемлемой часть массовых протестов, однако величина и интенсивность насилия определяется как уровнем политической неудовлетворенности субъектов коллективной деятельности, так и уровнем доступной ресурсной базы.

Закончить статью хотелось бы одним из выводов М. Хардта и А. Негри из книги «Множество: война и демократия в эпоху империи»: «Если мы ничего не предпринимаем, то нас уничтожают наши враги; если мы начинаем воевать с ними, то все равно в конце

концов губим себя» [15, с 23]. Несмотря на то, что тезис авторов направлен на феномен войны, мы считаем, что он может быть применим и к формам протестной деятельности. Исследования авторов и статистические данные позволяют сделать вывод о том, что «насилие» может быть действенным инструментом политической мобилизации. При этом характерными чертами насилия являются чрезвычайность и экстремальность, что не позволяет пролонгировать подобную форму политической мобилизации на длительную перспективу. Ненасильственные формы коллективных протестных действий в большей степени соответствуют возможности обеспечения коммуникации в системе власть-общество, а также позволяют достигать успеха протестной кампании значительно чаще. Как следствие ненасильственный характер протестной деятельности в большей степени соответствует созидательному принципу, который необходим для функционирования цивилизованного государства.

Примечание

Исследование выполнено при финансовой поддержке РФФИ и ЭИСИ в рамках научного проекта № 20-011-31676

Библиография

1. Rappoport A. Fights, Games and Debates. The University of Michigan Press, Ann Arbor, 1960. 400 pp.

2. Арендт Х. О насилии / Пер. С англ. Г.М. Дашевского.-М.: Новое издательство, 2014. 148 с.

3. Болл Т. Власть. - Полис. Политические исследования. 1993. № 5. С. 36-43.

4. Римский В.П., Римская О.Н., Мюльгаупт К.Е. Логические и философские смыслы полемики И.А. Ильина и Л.Н. Толстого // Известия Тульского государственного университета. Гуманитарные науки. 2018. № 4. С. 112-123.

5. Римский В.П., Римская О.Н., Мюльгаупт К.Е. Философско-богословские смыслы полемики И. А. Ильина и Л. Н. Толстого // Научные ведомости Белгородского государственного университета. Серия: Философия. Социология. Право. 2018. Т. 43. № 4. С. 774-779.

6. Гельфонд М.Л., Мищук О.Н., Мирошина Е.Ю. Ненасилие: моральная утопия или социальная стратегия успеха // Гуманитарные ведомости ТГПУ им. Л.Н. Толстого. 2020. № 1 (33). С. 65-80.

7. Simpson В., Willer R., Feinberg M. Does Violent Protest Backfire? Testing a Theory of Public Reactions to Activism Violence // Socius: Sociological Research for a Dynamic World. 2018. V. 4. P. 1-14.

8. Хобсбаум Э. Бандиты / пер. Н. Охотина. — М.: Университет Дмитрия Пожарского. Русский фонд содействия образованию и науке, 2020. 224 с.

9. Thomas E. Why do protests turn violent? It's not just because people are desperate. The Conversation. 5 June 2020. URL: https://theconversation.com/why-do-protests-turn-violent-its-not-just-because-people-are-desperate-139968 (дата обращения : 29.11.2020).

10. Тилли Ч. От мобилизации к революции [Текст] / пер. с англ. Д. Карасева; под науч. ред. С. Моисеева; Нац. исслед. Ун-т «Высшая школа экономики». Нац. исслед. Ун-т «Высшая школа экономики». - М.: Изд. Дом Высшей школы экономики, 2019. 432 с.

11. Chotiner I. How violent protests change politics. The New Yorker. May 29, 2020. URL: https ://www.newyorker.com/news/q-and-a/how-violent-protests-change-politics (дата обращения: 3.12.2020).

12. Chenoweth E. Christopher W. "List of Campaigns in NAVCO 1.3", https://doi.org/10.7910/DVN/0N9XND, Harvard Dataverse, 2020. V1. URL:

https ://dataverse.harvard.edu/dataset.xhtml?persistentId = doi : 10.7910/DVN/0N9XND (дата обращения: 3.12.2020).

13. Chenoweth E. Women in Resistance Dataset, version 1. Harvard Dataverse, V3. 2019. URL: https://dataverse.harvard.edu/dataset.xhtml?

persistentId = doi: 10.7910/DVN/BYFJ3Z (дата обращения: 3.12.2020).

14. Гарр Т.Р. Почему люди бунтуют. Спб.: Питер, 2005. 461 с.

15. Хардт М., Негри А. Множество: война и демократия в эпоху империи / Пер. с англ. под ред. В.И. Иноземцева. - М.: Культурная революция, 2006. 559 с.

Результаты процедуры рецензирования статьи

В связи с политикой двойного слепого рецензирования личность рецензента не раскрывается.

Со списком рецензентов издательства можно ознакомиться здесь.

Предмет исследования. Статья посвящена крайне актуальной для современных социальных наук теме насилия в протестной мобилизации. Уже сто лет прошло со времени успешного применения Махатмой Ганди принципов и методов ненасильственного сопротивления, произведена политическая (Мартин Лютер Кинг) и

теоретическая рефлексия этого опыта (Джин Шарп и др.); на основе выводов, сделанных в процессе этой рефлексии, произведена череда «цветных революций» в странах постсоветского пространства и арабского мира, однако до сих пор насилие сопровождает процессы преобразования обществ и протестных движений. Автор статьи справедливо отмечает, что насилие до сих пор остаётся неотъемлемой частью массовых протестов, однако величина и интенсивность насилия определяется, с одной стороны, уровнем политической неудовлетворённости субъектов коллективной деятельности, а с другой стороны, - уровнем доступной ресурсной базы. Актуальность исследования подтверждается, помимо прочего, тем наблюдением автора, что насильственные формы массовой политики являются одними из наиболее значимых общественных феноменов. При этом особую значимость приобретает отражение насилия в СМИ: насилие здесь обретает инструментальный характер увеличения медианосителем события, так как насильственные действия сопряжены с физическими страданиями людей, которые получают мгновенный отклик аудитории. Методология исследования. Автор опирается на результаты исследований достаточно авторитетных учёных и философов. За основу в статье приняты: концепция насилия Х. Арендт, теория конфликта А. Раппопорта, концепции (не)насилия В.П. Римского, О.Н. Римской, К.Е. Мюльгаупт, Э. Хобсбаума, Э. Томас и др. В методическом и эмпирическом планах автор опирается на проект NAVCO (Ненасильственные и насильственные кампании и результаты), который представляет собой глобальный датасет (Dataset), объединяющий в версии 1,3 622 протестные кампании, произошедшие в период 1900-2019 годов; а также на датасет (Dataset) Эрики Ченовет (Erica Chenoweth) «Женщины в сопротивлении» (Women in Resistance Dataset). Тем самым сочетание теоретико-методологической базы с методико-эмпирическими аспектами исследования представляется вполне удачным. Научная новизна. Результаты проведённого в статье анализа имеют признаки научной новизны. В частности, выявлена зависимость между уровнем политической неудовлетворённости субъектов протеста, доступностью ресурсной базы, и интенсивностью насилия. Кроме того, достаточно оригинальным представляется тезис автора об амбивалентной природе протестного насилия: с одной стороны, оно может быть действенным инструментом политической мобилизации, а с другой стороны, для него характерны чрезвычайность и экстремальность, что делает опыт применения насилия кратковременными эксцессами, а не средством долговременной мобилизации. Наконец, вполне новаторским представляется вывод о том, что ненасильственный характер протестной активности в большей степени соответствует возможности реализации коммуникации власти и общества, чем протестное насилие. По стилю и содержанию статья имеет безусловный научный характер, структура соответствует поставленным автором исследования задачам и применяемой методологии, а библиография достаточно репрезентативна для проведённого исследования. Апелляция к оппонентам. Автор не просто использует результаты исследований других учёных, он относится к ним вполне по-научному, подвергая критическому анализу и оставляя только то, что не вызывает сомнений. В частности, автор подвергает справедливой критике тезис проекта NAVCO о существовании прямой зависимости между успешностью коллективного действия, и его ненасильственным характером. Автор справедливо полагает, что успех коллективного действия определяется не только формой проведения, но и огромным количеством факторов внутренней и внешней среды, многие из которых, зачастую, даже невозможно определить. Выводы, интерес читательской аудитории. Статья представляет собой научное исследование, посвящённое актуальной теме и выполненное вполне качественно: методология применяется корректно, выводы достаточно обоснованы и представляют несомненный интерес для читательской аудитории.