CC BY
6"OUR EARS LIVED THEIR OWN LIVES". THE AUDITORY EXPERIENCE IN BRESLAU AUTOBIOGRAPHICAL LITERATURE DURING THE THIRD REICH
Augustyns Annettes, doctoral researcher in literary studio?. University of Antwerp, Vrije Universiteit Brussel, Brussel, Belgium
With Adolf Hitler coming to power in January 1933, the National Socialists staged their domi nance in the city center of Breslau by using various visual ancl auditory elements - including swastikas, singing, marching, dispersing rumors - to spread their influence and keep the people under control. How were these changes in the city sounclscape used for social exclusion and territory-marking? How were they experienced by the Jewish population and how can they be related to questions of identity and (non-)belonging? Addressing these questions with the corpus of autobiographical writings - both diaries and autobiographies - from Jewish victims from the city of Breslau will be the main aim of this article. This study of literary testimonies will focus on the constant and changing sounds of propaganda in Breslau, sound technologies such as radio and loudspeakers used for propaganda, and the relation between sound, identity, and trauma.
Keywords: city soundscape; Breslau; 'Third Reich'; autobiographies; diaries: identity; trauma-
DOI 10.34923/2305-8757.2021-5.1
"НАШИ УШИ ЖИЛИ СВОЕЙ ЖИЗНЬЮ".
СЛУХОВЫЕ ПЕРЕЖИВАНИЯ В АВТОБИОГРАФИЧЕСКОЙ ЛИТЕРАТУРЕ БРЕСЛАУ ВРЕМЕН ТРЕТЬЕГО РЕЙХА
С приходом к власти Адольфа Гитлера в январе ¡933 года национа/1-социа-листы установили свое господство в центре города Бреслау, используя различные визуальные и слуховые элементы, включая свастику, пение, марширование, распространение слухов, чтобы распространить свое влияние и удержать людей, под контролем. Как эти изменения в звуковом ландшафте города использовались для социальной изоляции и обозначения территорий? Как их пережило еврейское население и как они могут быть связаны Свопросами идентичности и (не) принадлежности? Ответ на эти вопросы с помощью корпуса автобиографических писаний - как дневников, так и автобиографий - еврейских жертв из города Бреслау будет основной целью данной статьи. Это исследование литератур/1Ых свидетельств будет сосредоточено на постоянных 1; .меняющихся звуках пропаганды в Бреслау,
Ключевые слова: городской звуковой пейзаж; Бреслау; Третий рейх; ав-тобиографии; дневники; личность; травма.
УДК 82-94 ВАК io.oi.o8
© Аннелис А., 2021 © Григорьева М.А., перевод, 2021
Augustyns A. "Our Ears Lived Their Own Lives". The Auditory Experience in Breslau Autobiographical Literature during the Third Reich // AvanL, Vol. XI, No. 3 doi: 10.26913/a\a0L2020.03.32.
1.Введение
Различные элементы, такие как здания и ландшафты, использование письменности, запахи, звуки уличного движения, Знакомые и Незнакомые голоса, всегда вносят свой вклад в среду обитания индивида. Большую часть времени люди не осознают воздействия этих элементов окружающей среды, как указала Энн Баттимер (ВиШтег, 1980, р. 167}: "осознание ценностей, связанных с пространством, не приходит, пока им пе угрожает опасность: обычно они являются частью ткани повседневной жизни [...]". Когда эти привычные элементы городского пространства перестают существовать или внезапно меняются, это приводит к определенной дезориентации и вызывает вопросы идентичности и принадлежности. Это отчетл иво проявляется в дневниках и автобиографиях, написанных в период и/или после "Третьего Рейха" - момент разрыва в истории, когда среда
Перевод кандидата полит, н. МЛ. Григорьевой
АВГУСТИНС Аннелис, доктора! ип-литературовед, Антверпенский университет, Брюссельски й свободный университет, Брюссель, Бельгия
ОНО О 0000-0002 -532 о -4838
обитаний потеряла спой фасад нейтралитета и стала сценой для проявления национальной власти.
В этом контексте часто упоминаются визуальные элементы, такие как вездесущие свастики, солдаты и эсэсовцы в форме, таблички с текстом "запрещено для евреев", плакаты антисемитского журнала "Дер Штюрмер" и листовки. Это может быть связано с утверждением Постава Ле Бона (Le Bon, 2002, p. 35), который еще в 1895 году утверждал, что толпы людей могуг мыслить и поддаваться влиянию только через образы. поскольку "только образы пугают их, привлекают или становятся мотивами действий". Кэролин Бердсолл (Bîrdsalî, 2012, р. 35) пишет, что, следовательно, "визуальные формы часто являются предпочтительными культурными объектами для анализа национал-социализма" . То же самое можно сказать и о свидетелях этого периода, которых называют "очевидцами" - фраза, подчеркивающая визуальное наблюдение. Однако публичная постановка национал-социалистической власти была не только шву ал ьной, но и в значительной степени слуховой. В этом контексте следует упомянуть "гудение" песни Хорста Весселя в воздухе, пение и аплодисменты молодежных движений, стихи, клеймящие евреев, широко распространенные слухи, громкоговорители, используемые для общественной идеологической обработки, рев марширующей музыки, самолеты в воздухе. Министр пропаганды Йозеф Геббельс подчеркивал, что устное слово оказывает большее влияние, чем письменное. По этой причине особое внимание уделялось речам и звукам в целом, поскольку он разделял мнение о том, что звук может вызвать энтузиазм в партии (см. BirdsaÎl, 20Э2, р. 42). Более того, именно сам Адольф Гитлер заявил в марте 1933 года: "на мой взгляд, звук более внушаем, чем образ", и подчеркнул "магическуюсилу произнесенного слова" (цитируется по BirdsaIl, 2012, р. 36).
Именно звуки и слуховые переживания "Третьего Рейха" будут центральными в
этой статье, которая будет посвящена звуку в городском пространстве и повседневной жизни. Такие публикации, как "Звуки войны и мира: Звуковые ландшафты европейских городов в 1945 году" Ренаты Танчук и Славомира Вичорека (Tanc7.uk & Нчесгстек, 2018); "Нацистские звуковые ландшафты: звук, технологии и городское пространство в Германии, 1933-1945" Каролин Бердсолл (ВисЬаИ, 2012); "Саупдскейпы городского прошлого: постановочный звук как опосредованное культурное наследие" Карин Бий-стервельд (2013} - это лишь несколько примеров недавнего возросшего интереса к звуку.1 Однако в этом контексте бросается в глаза, что основное внимание был о уделено роли музыки как "повышения морального духа и формирования культурного опыта" (Ви(1$а11, 2016, р, 112) и, в частности, военным годам с акцентом на звуки сирен, воздушных налетов и бомбардировок (ВЫваИ, 2012, р. 119)
В качестве контрапункта мой вклад направлен на исследование слуховых измерений изменяющейся среды жизни в Бреслау, переживаемой еврейскими жертвами в пе-
Для получения дополнительной информации о некоторых Ключевых работах по звуковым ландшафтам я хотел бы упомянуть Кэролин Бердсолл (2012, р. 27), которая ссылается на некоторые важные пионерские работы, такие как работа Алена Корбина (1994/1998), который "проанализировал дебаты о церковных колоколах во французской сельской местности и их структурировании времени, силы, значения и идентичности в начале XIX века" (BirdsaU, 2012, р. 27). * Iii этом контексте Аннелис Джейкобе (Anneiies Jacobs, 2018, pp. 12-13) отметила, что еще предстоит проделать большую работу; "хотя наука о Второй мировой войне охватила почта все ее аспекты, звуковой ландшафт, которому подвергались городские жители в те трудные и опасные годы войны, в значительной степени игнорировался. [ ... ] До сих пор было проведено мало исследований звуков в военное время". Питер Бей л и (1998, р. 211) также подчеркивал необходимость дальнейших исследований невизуальной культуры, поскольку историки "обычно ссылаются на ''образы и звуки" той или иной эпохи как на необходимые объекты своего исследования, но последние редко получают больше, чем на словах''.
риод "Третьего Рейха" до конца так называемого "Фестунг Бреслау"3 в мае 1945 года, как описано в дневниках и автобиографиях еврейских жителей. Авторы дневников и автобиографы в данном случае рассматриваются не только как очевидцы, но и как "слуховидцы".4 Для экономии места, я не буду останавливаться па звуках и их значении во время войны, так как уже было много упоминаний о них.5 Вместо этого я уделю особое внимание звукам, которые стали частью повседневной жизни при национал-социализме, начиная с того момента, когда Гитлер захватил власть в январе 1933 года.
Цель этой статьи будет тройной: ¡ю--пер вых, я сосредоточусь
з. Основная часть: дневники и автобиографии Бреслау
Берлину всегда уделяется больше внимания, чем другим городам; это неудивительно, "учитывая символическое, политическое и культурное значение, приписываемое столице Германии" (ВЫзаП, 2012, р. 13). Тем не менее, я ограничу свое исследование постановки городского звука и аурикулярного опыта городом Бреслау, представленным в двух дневниках и двух автобиографиях. Есть целый ряд причин, чтобы сосредоточиться на автобиографической литературе. В Бреслау проживала третья по величине еврейская община Германии (после Берлина и
Франкфурта). Евреи
на технологии и на том, как различные звуки были рассеяны по всему городу с помощью радио и громкоговорителей. Во-вторых, я рассмотрю изменение звукового измерения в городе Бреслау в период "Третьего Рейха". Отдельное внимание мне хотелось бы уделить тому, что слышат авторы, как он и относятся к меняющемуся звуковому ландшафту вокруг них и как это влияет на их самооценку. В-третьих, я тщательно изучу, как звук может быть связан с травмой и как автобиографы обращаются к этой теме в своих работах.
АВТОРЫ ДНЕВНИКОВ И АВТОБИОГРАФЫ В ДАННОМ СЛУЧАЕ РАССМАТРИВАЮТСЯ НЕ ТОЛЬКО КАК ОЧЕВИДЦЫ, НО И КАК "С77УХОВИДЦЫ".
3 Более подробную информацию о том, что Брес-лау был одним из последних городов, служивших буфером против Красной Армии, см., В частности: Richard ÎEargreaves (2014), последняя крепость Гитлера: Бреслау 1945). Хорст Глейсс также собрал мемуары, документы и фотографии в ю-серийной серил "Апокалипсис Бреслауэра
1945" Ii987)-
* В этом контексте сравним Бердсолл (BirdsaU, 2012, р. о), которая связывает происхождение концепции "слуховидчества" в 1970-х годах с Элиасом Канетти и Р. Мюрреем Шафером. 1 См., например. Birdsali (2012, стр. 103-180); а также книгу Tanczuk and Wieczorek (2018) о звуках войны и мира.
«Й
8
о
Q 2
ш
были относительно хорошо интегрированы в экономическую, политическую и культурную жизнь города. Однако в январе 1933 года эта благоприятная ситуация резко ухудшилась. Некоторым удалось бежать, в то время как другие остались в Бреслау и записали свой повседневный Опыт. Поскольку Бреслау стал польским Вроцлавом после 1945 года, впоследствии он больше не был объектом Управления прошлым (нем.: Vergangenheitsbewältigung) в немецких исследованиях. В шести статьях о звуковом ландшафте во Вроцлаве, содержащихся в приведенной выше книге "Звуки войны и мира", удивительно, что основное внимание уделяется исключительно немцам и полякам, но не евреям, которые будут занимать здесь центральное место. В контексте настоящего исследования интересно отметить, что Бреслау был первым городом, где национал-социалисты установили общественные громкоговорители (нем.: Rcichsku1tsprechersätden) (Примечание Нор-берта Конрадса в Cohn, 2006, р. 764). Кроме того, существует целый корпус автобиографий и дневников, связанных с этим торт-дом, который до сих пор оставался неисследованным, но будет в центре внимания этой
статьи. Авторы Вилли Коп, Уолтер Тауск, Карла Вольф и Кеннет Джеймс Аркрайт6 ссылаются на различные и меняющиеся сенсорные переживания в городе в период 1933-1945 годов, которые повлияли на самооценку еврейских жителей.
Хотя может показаться странным фокусироваться на письменных текстах вместо кассет или записанных документов в контексте звукового ландшафта7, я отдаю предпочтение письменным источникам не из-за недостатка * слуховых материалов или эфемерности звука Я выбираю письменные тексты по трем основным причинам. Во-первых, радиоведущая Джозефина Долан подчеркивает, что текстовые источники необходимы для того, чтобы "внимательнее слушать" (^иускгуек, 2009), поскольку "слушающий субъект конституируется по отношению к целому ряду культурных компетенций, которые вырабатываются на стыке письменных, фотографических и слуховых текстов" (0о1ап. 2003, р. 70). Во-вторых, и это связано с предыдущим пунктом, историк Марк М. Смит и архитектор и социолог Аннели Джейкобе 0асоЬ$, 2018, р. 12) обратили внимание, что значение звука и способы прослушивал ия связаны с пространством и временем и что письменные документы дают "рачительное большинство важных прозре-
6 Его настоящее имя было Клаус Ауфрихтиг. Все английские цитаты переведены автором. Курсив был добавлен для акцента.
7 Я ссылаюсь на определение Дориана Ланге (2018,
стр. 248-249): "звуковой ландшафт понимается как сумма или совокупность всех слышимых элементов, то есть воспринимаемых акустических проявлений, в течение данного времени в данном месте".
й Карин Бийсгервельд (2013, с. 14) отмечает следующее об этом недостатке: "однако у нас обычно нет прямого доступа к этим прошлым звукам. Существует очень мало записей повседневной западной жизни до 1900 года, отчасти потому, что ранние антропологи сосредоточились на записи незападных обществ. И в течение многих лет вплоть до Второй мировой войны большинство записей повседневной звуковой среды были фактически сделаны для радиопостановок и фильмов".
ний" (Birdsall, 2012, р. 13; Smith, Snay, Smith, 2004, pp. 394-405} о значении и ценности звуков, которые не могут обеспечить оригинальные звуковые записи, В письменных текстах читатель осознает, как писатель вое-принимал, интерпретировал и оценивал окружающие его звуки (см. также Bijsterveld, 2013, р. 14, 21). Звуки, которые исчезли, можно вернуть - через субъективность свидетелей - при чтении (см. Zismpel, 2018, р. 88-89). Вот почему Р. Мюррей Шафер, исследующий отношения между людьми и (изменяющимися) звуками в их окружении в своей книге "Настройка мира" (Schafer, 1977/1994, р. 6), рассматривает идеальную слуховую восприимчивость как "автора, который жил в прошлом и которому можно доверять, когда он пишет о звуках, непосредственно переживаемых и глубоко изученных им". Ссылки на воспринимаемые звуки воссоздают в тексте атмосферу города (см. Zimpel, 2018, р. 87), поэтому литературу можно считать "архивом утраченных звуков" (см. Ta?czuk & Wieczorek, 2018, p. 9). Более того, как литературоведа, меня интересует прежде всего литература и репрезентация - в данном случае - различиых звуков в текстах. В-третьих, как выразился Стэн ПульцМослунд:
"подобно тому, как место неизбежно входит в главного героя через его тело, нос. уши, глаза и сердце, место неизбежно входит в язык книги, испуская запахи Этого места, его вкусы и звуки, его тепло, его цвета, его формы и его временные измерения". (Moslund, 2011, р. 36)
Другими словами, воспринимаемые звуки и другие сенсорные переживания отображаются в письменном тексте, поскольку этот носитель "предлагает понимание сенсорного воплощенного опыта города" (Tanezuk & Wieczorek, 2018, р. ю), что делает его подходящим носителем для изучения звукового ландшафта Бреслау.
Хотя мой выбор дневников и автобиографий не отражает настроения всего населения Бреслау, авторы, приведенные в исследовании, представляют различные
социальные классы, убеждения и возрастные категории, благодаря чему мы обнаруживаем в них описания самых разных звуков. Поскольку источники ранее не изучал ись, данная статья призвана открыть диалог, который может вдохновить на дал ь-нейшие исследования такого рода.
3. Звук, технология и городской ландшафт Бреслау
Уже с началом " Третьего Рейха" городской пейзаж Бреслау претерпел ради кал ьные изменения. Вальтер Тауск упоминал о том, как новый режим действовал ежедневно: "о нацистском правительственном искусстве: начиная с 23 февраля, каждый день в половине девятого нацисты с большими флагами, газетными плакатами и, прежде всего, звоном "монетных ящиков" движутся по открытым углам и площадям города [... ]" (Tausk, February 24, 1933, p. 28). Вилли Кон также записывает изменения, которые он видит и слышит:
"Сегодня день рождения Гитлера! Флаги, трамваи с маленькими флажками, всегда один со свастикой, а другой с черно-бело-красным флагом. Песня Хорста Весселя ' доносилась из открытых окон дома. Один из них напоминал о дне рождения Вильгельма 1Г. Есть пища для размышления!!" (Cohn, April 20, 1933, p. 33)
Здесь становится ясно, что нацисты сочетали как визуальные ("большие флаги", "газетные плакаты", трамваи с флагами), так и слуховые элементы ("звон монетных ящиков", песня Хорста Весселя), чтобы "достичь пространственной и слуховой обитаемости", "озвучить город" (Birdsall, 2012, р. 139) и доминировать над окружающей средой. Звук рассматривался как превосходная среда, с помощью которой можно установить
'' Хорсг Вессель был убит коммунистами в своем доме в 1930 году, и его песни были использованы в качестве второго национального гимна после 1933 года. Это означало, что в течение 1930-х годов его неоднократно поминали песнями и воспоминаниями, и поэтому ему было обеспечено священное место в каноне "нацистских мучеников" (см. Вм-сЬа11, 2012, рр. 37-38)-
ощущение присутствия10, поскольку он выходит за пределы поля зрения и поэтому не соблюдает границ между общественной и частной жизнью (Birdsall, 2012, р. 36)"
Для достижения этого визуального и слухового домин ирования1Z нацисты даже рассматривали возможность пере-устроитель-ства городов. Каролина Джара (Jacobs, 2018) ссылается на планы перестройки города в своей статье "Звуковой ландшафт общественного пространства в Бреслау в период национал-социализма". Эти планы были созданы в соответствии с Законом о перестройке немецких городов (нем.: Gesetz über die Neugestaltung deutscher Städte), которые должны были начаться в Бреслау в 1939 году (см. Jacobs, 2018, р. 156). Планы показывают политические стратегии слухового присутствия и фокусируются на архитектуре, способствующей повышению качества акустики, чтобы перепроектировать центр города, потому что, как объясняет Джара, "городская ткань, как материальный и визуальный фактор, внутренне связана со звуковым ландшафтом места" 0acobs, 2018, р. 144). Поэтому она подчеркивает важность взаимодействия зрения и слуха, размышляет о
10 См., например, следующие отрывки; Cohn, May 28, 1933, p. 49; Cohn, September 10, 1933, p. 76; Cohn, September 14, 1935, p. 275.
11 Жак Аттали (1985, p. 6) утверждает в этом контексте: "больше, чем цвета и формы, именно звуки и их расположение формируют общества. [... ] В шуме можно прочесть коды жизни, отношения между людьми. Шум, мелодия, диссонанс, гармония. Повсюду коды анализируют, маркируют, сдерживают, тренируют, подавляют и направляют примитивные звуки языка, тела, инструментов, предметов, отношений к себе и другим. Вся музыка, любая организация звуков - зто инструмент для создания или консолидации сообщества, тотальности. Это то, что связывает центр власти с ее субъектами, и, таким образоу., в более общем смысле, это атрибуг власти во всех ее формах".
**■ Именно поэтому Бердсолл (2012, р. 32) пишет о "двойственных принципах звуковой вездесущности и пространстве и ной мономента п ьности. лежащих в основе эмерлатентных нацистских памятных практик".
том, как перестройка изменила бы звуковую среду, и демонстрирует, как национал-социалисты хотели увеличить свое присутствие в Бреслау, преобразив город, чтобы показать его велич ие и нерушимость.13 Планы выражают идеи о том, "каким должен быть характер города" (Bijsterveíd, 20 ¡3, р. 14).
Хотя эти проекты не были выполнены, можно утверждать, что нацисты доминировали в городском пространстве как визуально, так и на слух и, следовательно, контролировали социальный порядок самого города. Звуки марширующих войск, а также пение и аплодисменты, упомянутые выше, - все это привело к "празднеству повседневности". Это понятие, по мнению Бер-дсолл (Birdsall, 2012, р. 65), ссылается на многочисленные события, которые происходили ежедневно и были направлены на то, чтобы продемонстрировать силу и единство новой власти и ее доминирование над остальной частью общества (см. Jacobs, 2018, pp. 154-155)- Эти вечеринки, фестивали и грандиозные парады по всей стране были "в значительной степени заняты монополизацией пространства, через которое конкретное представление сообщества может быть введено в действие и спроецировано на более широкую аудиторию" (Marston, 2002/ 2003, р. 383). Они обеспечивали как развлечения для масс, так и служили целям пропаганды. Можно сказать, что эти фестивали, марши и песни стали "акустическими сигнатурами" (Schmidt, 2018, р. 46) городского звукового ландшафта или его "звуковыми метками" (термин, введенный Р. Мюрреем Шафером - Bijsterveíd, 2053, р. 15). Более того, считалось, что музыка и пение вместе выражают единство в звуке. 14
lS Согласно В mi фриду Зюссу и Мальте Тиесену (Winfried Süß and Make Thießen, 2017, p. 15), огромные разрушения, вызванные Второй мироной войной, появились как уникальная возможность перестроить Немецкие города с нуля.
14 Еще одна характеристика музыки появляется в автобиографии Ihr sollt die Wahrheit erben. Breslau - Ausch wilz - Bergen Belsen (1997) Аниты Ласкер-Вальфиш, также известной как "виолончелистка
Однако это единство относилось только к членам партии и "арийцам", поскольку (пространственное) доминирование всегда подразумевает освобождение среды от нежелательных элементов, например, запрет иасубверсивный шум и отторжение различных политических и социальных групп от общественной жизни (см. Bijsterveld, 2013, с. 17, 71; Attali, 1985, с. 7).15 Поэтому фести-валь, устраиваемый почти ежедневно, функционировал как инклюзивно, так и эксклюзивно, поскольку не всем разрешалось участвовать в празднествах, предназначенных для избранной нации. Как утверждают Линн Хант (Hunt, ¡984) и КолиН Лукас (Lucas, 1988), фестивали и публичные ритуалы часто использовались для духовного развития нации и такого рода динамика исключения-включения была присуща им, по крайней мере, со времен Французской революции. Это было также ясно видно в городском пейзаже, так как евреям и политическим противникам не разрешалось украшать свои дома во время парадов. Вилли Кон и Вальтер Тауск ссылаются на эту социальную изоляцию, приводя в качестве примера тот факт, что евреям даже не разрешалось открывать окна, чтобы случайно не прикоснуться к празднику
"Настроение в обществе умеренное. Среди всего народа! Хватит с нас вечных празднеств! Вместо этого правительство отмечает Первое Мая как Национальный День труда. [ ... ] Это звучит как шутка, когда министр пропаганды Геббельс дует
Освенцима". Для нее музыка играла очень важную роль. Это было хорошим развлечением для нее во время ее пребывания в Бреслау; позже, в Освенциме, это буквально стало ее инструментом выживания.
Все это должно быть реализовано в контексте так называемого Gleichschaltung, к которому стремились нацисты, имея в виду цель политического конформизма, однородности и социальной реорганизации. Для получения дополнительной информации см. следующую главу вклада Берд-солла: "Affirmative Resonances in Urban Space" (pp. 31-63).
16 См. также Cohn, March 23, 1936, p. 315; Tausk, March 22,1936, pp. 143-144.
ц свисток: "в День труда евреи не могут надевать свастики или другие партийные значки национальных партий. Им также не разрешается вывешивать флаги со свастикой или принимать участие в публичных мероприятиях". Я хочу сказать: какой современный человек в действительно трезвом уме вообще станет участвовать в народном хулянии, пусть это называется тем, что называется". {Tausk, April 29, 1933, pp. 67-68)
Поскольку фестивали стали нормой - о чем свидетельствуют многие события, перечисленные в календаре во времена "Третьего Рейха", - Тауск говорит о пресыщенности ими. Тот факт, что Тауск считает, что людям "достаточно" праздников, и что он воспринимает голос Гитлера как "булькающий, Хрипящий, глотающий, ревущий, скулящий, молящийся, жалеющий" (September 1,1939, р. 230), может быть истолкован как "нежелание видеть или общаться с "врагом" (Jacobs, 2018, р. 20). Это также можно рассматривать как риторическую стратегию, через которую воплотилось представление об устроителях шума как о группе, с которой ни Тауск, ни кто-либо похожий на него, не хочет отождествляться (см. Bijsterveld, 2013, р. *з). Из этой цитаты также ясно, что разные слушатели придают звуку разное значениеи что звук - это спорный феномен: то, что для одних является шумом, для других считается музыкой, Тауск ведет себя иначе, чем толпа, когда слышит эти звуки: вместо того чтобы радоваться, он молчит и живет своей собственной жизнью. Он не хочет, чтобы его Отождествляли с этим преувеличенным празднеством повседневности. Это напоминает отношение Кона, который избегает выходить в такие дни:
"Говорят, что фюрер тоже приезжает в Бреслау. Мы, евреи, избегаем праздничной дороги в такие дни не из страха, а прежде всего, чтобы сохранить естественную дистанцию. Она уже почти не касается нас внутренне. Раньше .меня интересовало все. что связано с прогрессом .моей родной про
17 Это зависит от обстоятельств, например, от более высокой или более низкой звуковой чувствительности, образования или, в данном случае, идеологических убеждений (см. КуЬсЬушка. 20.18, р. НсО-
винции; теперь это изменилось; остается только чувствовать себя просто гостем Г (Cohn, September 27.1936, Р- З59) ,s
Это дает понять, что идентичность города во времена " Третьего Рейха" конструируется с помощью звукового и визуального присутствия, которое вл ияет на идентификацию с местом (см. Tancz.uk. 2018, p. iSi.}. Это приводит к тому, что евреи уезжают в другие места или, как утверждает Кон, уходят из общественной жизни (Cohn, December 22, 1938, p. 571}. Можно утверждать, что доминирование национал-социа-листической партии привело к уменьшению визуального и звукового присутствия евреев (см. Birdsall, 2012, р. 98) 9.
В тех случаях, когда евреи и другие (политические) противники участвовали в парадах, с ними обращались неприятно, открыто выражая свое неприязненное к ним отношение. Тауск описывает день, когда он видел такой парад, когда заключенных гнали в лагерь Дюрргой в Бреслау:
"Я не забуду этого зрелища, оно должно быть сохранено для потомков. Около двенадцати часов я должен был снова отправиться в город и увидеть плотную толпу людей, много полицейских и толпу велосипедистов на Эйхборшптрассе. Все смотрят на здание полиции, I ... 1 поэтому я иду дальше и слышу ужасную жестяную музыку, какую играют на Ярмарочной площади: дикую, бестактную зубрежку и между "жестяными тарелками" голоса груб; шум, но музыки нет, и я следую за звуками, [ ... ] и пока я стою неподвижно, выходит длинная вереница пленных. Я сразу же замечаю направление марша; Хефхенштрассе. Сначала они ведут бедолаг по левому флангу, по всему полицейскому управлению, чтобы все, кто там работал, включая Мистера Хай не а, могли видеть заключенных: они проходят, так сказать, мимо Хайнса и полиции: это садизм и так называемое унижение в одном лице". (Taúsk, late August. 19ЗЗ, Р- 107)
В разных случаях Тауск выражает чувство стигматизации шумными парадами. Объе-
lS См. также: Cohn, April 20, 1939, р. 633.
15 Бердоолл (2012, р. 93) пишет, что процесс конст руирования евреев как культурного и визуального "другой!" базировался как на визуальных, так и на слуховых представлениях.
диняющий аспект участия в парадах и связанного с ними насилия нагнетает чувство принадлежности к Народу и Родине (нем.: Volk und Heimat) (Jeggle, 1972, p. 49). Говоря о понятиях "нация"., "народ" и "национальное сообщество", я имею в виду термин Бенедикта Андерсона "воображаемое сообщество" (Anderson, 1991). Этим понятием он ссылается на тот факт, что невозможно быть в контакте со всеми членами нации, но можно чувствовать глубокую "привязанность и при верже нность к нации, основанную на образе общности" (Anderson, 1991, pp. 4-5). По мнению Андерсона, этот образ сообщества может быть распространен через образование и литературу, которые формируют "национальную общественную сферу" (BirdsaÎÎ, 2012, р. 1о6), Он также утверждает, что музыка является важным средством для построения этого образа, поскольку пение вместе может вызвать чувство общности (Jacobs, 2018, р. 26). Тауск знает об этой силе музыки и критикует злоупотребление этим средством:
"Со старыми военными маршами, песнями освободительных войн, дикими криками: "Хайлъ" и "Дойчланд эрвахе!" под возгласы; "Где коммунисты? В подвале! Что они там делают? Ху, ху" -толпа примерно в двадцать-двадцать пять тысяч двинулась в процессии с факелами. В Потсдаме открылся новый Рейхстаг- Я также слышал не которые радиопередачи о торжествах. [ ... ] так создается атмосфера. [ ... ] Не ведут пи сегодня людей снова в "великую, славную, ревущую битву" с .музыкой?" (Tausk, Mardi 25, 1933, pp. 42-44 -курсив A.A.)
В этой дневниковой заметке Тауск критикует напряжение между звуком как источником силы и удовольствия и нарушением его повседневной жизни - когда слышит процессию, проходящую рядом с его домом (см. BirdsaÎÎ, 2012, р. 104).
Не только фестивали и музыкальные вечеринки доминировали в городском звуковом ландшафте, но и новые технологии помогали сеять "звуки (новой) нации". Здесь следует упомянуть о расцвете радио, которое использовалось для пропаганды и госу-
дарственного строительства. Хотя Андерсон не упоминает радио как средство создания этого чувсгва "воображаемого сообщества", тем не менее использование радио - "относительно нового средства в межвоенный период" Qara, 2018, p. Î50) - было распространено во времена "Третьего Рейха". Оно пропагандировалось как средство "объединения народа" (BirdsaÎÎ, 2012, р. по). Поскольку радио распространяет одни и те же сообщения среди слушателей по всей стране, оно создает возможность "вообразить себя слышащим те же звуки, что и другие слушатели" (BirdsaÎÎ, 2012, р. юб). Радио, таким образом, играет важную роль в создании своего рода эмоциональной связи и даже "самоотверженной любви" к нации (Anderson, 1991, р. 141). Радио также использовалось для распространения информации о различных достопримечательностях и фестивалях и, таким образом, создавало национальную общественную сферу для участия в качестве "непосредственного опыта коллективной идентичности" (Frith, 1996, р. 273). Дэвид Морли (Morîey, 2000, р. 107) также отмечает объединяющую силу радио, поскольку звуки связывают периферию с центром, а звуки радио наполняют дом, связывая частную жизнь простых граждан с политическими властями и национальным сообществом, как заявляет Урсула С. В своем интервью в 2004 году: "мы действительно чувствовали, что были частью чего-то со всеми остальными. Когда в радиопрограммах были солдатские запросы на песни из разных регионов, это было похоже на то, что отец каждого воевал на войне: что мы все равны и одинаковы" (как цитируется в Birdsall, 20î2, р. из; см. также jara, 2018, р. 150; Hilmes, 1990, р. 354; B?aszczak, 2038, р. 223). Это указывает на перформативный аспект звука как на создание связи между различными участниками процесса. Однако евреи - как это было в случае с фестивалями и парадами - не могли участвовать в этом опыте объединения средствами радио, так как они должны были сдать свои радио-
приемники в 1939 году.20 Таким образом, они были исключены из участия в общественной аудиосфере. Таким образом, воображаемая община состояла только из тех, кто был "арийцем". Кон выражает это чувство отчуждения: "когда я пишу это, улицы пустынны: речь фюрера и заседание Рейхстага. Все магазины пришлось закрыть. Я до сих пор не знаю, что было сказано, потому что у нас нет радио" (April 28. 1939. р. 637). Хотя у Кона с самого начала не было радио, он развивает тактику^ получения доступа к информации, распространяемой по радио: он слушает радио своих соседей, когда их окно открыто (August 25, 1939, р. 678}; он пишет: "через стену я слышал: что-то из радио наших соседей об оккупации Албании" (April 8, 1939, р. 629). С другой стороны, он также релятивизирует это исключение, заявляя, что "теперь можно жить без телефона, радио, автомобиля, почти без трамвая, совсем неплохо. Это более простая жизнь, можно много ходить и уходить в себя"(December 9,1939, p. 727). Этот взгляд на изменения, происходящие в жизни, проявляется и в других дневниках и автобиографиях.
Однако распространение звуков не ограничивалось только радио. Через некоторое время громкоговорителибыли введены в
1,1 Кон ссылается на этот факт 23 сентября 1939 года (стр. 696-697), когда его шть должна передать свое радио в Государственную полицию в день И ом Кипура.
11 Это может быть связано с понятиями "страте-
гия" и "тактика" Мишеля де Серто (1984). Фран-
цузский философ использует термин "тактика "для обозначения практики слабых справляться с навязанными правилами "сильных". Другой пример, см. Colin, August 11, 1939, р. 672.
™ См. также Cohn, December 14, 1935, р. 307.
15 До использования этих стационарных гром-
коговорителей нацисты уже использовали
Lautsprecherwagen для распространения важной
информации. Эти грузовики были "специально
качестве систем громкой связи (см. Stasko-Mazur, 2018, p. 95). Это средство требовало внимания и участия народа и было еще более широко распространенным явлением, чем радио. Более того, Бреслау был первым городом в германском рейхе, где возможность для публичных слушаний и идеологической обработки была установлена путем установки таких приспособлений - Reichslautsprechersäulen. Кон впервые упоминает о них ю марта 1940 года (р. 764), когда слышит речь фюрера, исходящую из такой колонны громкоговорителей; его записи показывают, что эти громкоговорители привели граждан в контакт с Гитлером и войной. Однако установка образцовой системы так называемого Reichslautsprechersäulen уже произошла двумя годами ранее, 23 июня 1938 года, когда незадолго до начала немецкого фестиваля гимнастики и спорта (нем.: Deutsches Turn und Sportfest) в июле 1938 года было установлено юо громкоговорителей. Они были эффективным средством пропаганды и идеологической обработки л юдей, поскольку в некоторых городских районах невозможно было избежать их присутствия.2:1 Кон несколько раз сталкивается с новостями, зву-
поегроениыми фургонами с громкоговорителями, прикрепленными снаружи. Эти фургоны Siemens
& Halske сдавались в аренду во время избирательных кампаний как средство привлечения внимания граждан нацистскими речами, песнями и партийными лозунгами" (Btrdsaîl, 2012, р. 39; см. Также l'an!, 1992, р. 198)- Используя такие фургоны с прикрепленными громкоговорителями, партия уже усилила свое собственное слуховое присутствие и расширила диапазон звуков, которые достигали граждан в их личных пространствах.
=4 См, в этой связи: Reichs minister Dr. Goebbels nahm Musteranlage des Reichs lau fsprec h ersäulennetzes in seine Obhut. In Schlesien - Volk und Raum. Vierteljahresschrift, July 1938, p, 145; Wagner, Das jüdische Breslau und der Rundfunk in lires lau (1933-1949) (готовится к печати).
НЕ ТОЛЬКО ФЕСТИВАЛИ И МУЗЫКАЛЬНЫЕ ВЕЧЕРИНКИ ДОМИНИРОВАЛИ В ГОРОДСКОМ ЗВУКОВОМ ЛАНДШАФТЕ, НО И НОВЫЕ ТЕХНОЛОГИИ ПОМОГАЛИ СЕЯТЬ "ЗВУКИ (НОВОЙ) НАЦИИ" - РАДИО.
чащими из громкоговорителей, поскольку он довольно часто обращается к ним, например, когда посещает выставки "Зал Столетия" (нем.: Jahrhunderthalle) с одной из своих дочерей 25 мая 194] года (р. 940)25 [26]. Таким образом, город Бреслау, который раньше казался домом для евреев, стал местом непрерывной слуховой бомбардировки, окружающая среда которого всегда была на-сыщена звуками (см. следующую часть и Chambers, 1985; Chambers, 2017; Farina, 2014; Krause, 20ï6). Оккупация звукового ландшафта приобрела новые масштабы, чтобы продемонстрировать растущее могущество нацистов с помощью новых звуковых технологий (см. Birdsall, 2012, pp. 39, 61).
Использование парадов, радио и громкоговорителей для распространения звуков и пропаганды по городу иллюстрирует теорию Теодора Адорно о звуке и его политической природе. По его мнению, музыка, шум и тишина являются "культурными конструктами", которые "используются для создания и укрепления социальной системы" (Adorno, 2002, р. 391-436; Rybchynska, 2018, р. 14.0). Такое политическое давление в повседневной жизни, контроль пропаганды исоциаль-ное принуждение характерны для тоталитаристских культур" (см. Rybchynska, 2018, р. 138; Blaszczak, 2018, р. 228).
4. Текстуализированные звуки в дневниках и автобиографиях
Примечательно, что дневники лишь косвен но упоминают "нормальные" повседневные звуки, такие как грохот проезжающих трамваев или автомобилей. Читатель может только предположить, что они оставались частью звукового ландшафта Бреслау. поскольку авторы ссылаются на объекты, которые их вызвали. Это неудивительно, поскольку Георг Зиммель (1997) и Теодор Лессинг (Lessing,1909) утверждали, что люди "отключаются" и становятся безраз-
15 Другие ссылки на громкоговорители см.: Cohn,
April 9, 1940, PI3. 778-779; Cohn, May 10, 1940, p.
791; Cohn, June 3, 1940, p. 802.
личными к звукам окружающей среды, потому что так называемый современный город производит слишком много вибраций в воздухе. Более того, как объясняет Ута С. Шмидт (Schmidt, 2018, р. 41), "звуки улавливаются ухом только тогда, когда они изменяются, возникают или исчезают ра-диально" (см. Также Miss Felde г, 2012, р. 37). Карин Бийстервельд (Bijsterveld, 2013, р. 14) и Танчук (Tanczuk, 2018, р. 186) разделяют мнение, что люди обращают внимание на звуки, когда звуковой ландшафт значител ьно меняется, когда они осознают опасность и когда они движимы определенными звуками, либо позитивным, либо негативным образом.
Вот почему Бийстервельд (Bijsterveld, 2013, р. 14) пишет о "драматизации звука" в тексте, киею и радио, поскольку внимание в основном уделяется заметным звукам. В этом контексте интересно отметить, что авторы ссылаются не только на большие парады с их оглушительными шумами, но и на мельчайшие изменения в городском звуковом ландшафте. В этот период в Бреслау наблюдалось повышенное слуховое восприятие, поскольку все больше и больше звуков повседневной жизни стали ассоциироваться с тревогой; это привело к отчужденному опыту повседневной жизни для еврейских жителей Бреслау. В дальнейшем я приведу несколько конкретных примеров, начиная от антисемитских стихов и заканчивая молчанием. В этом контексте ежедневные заметки, сделанные Вилли Коном и Уолтером Тауском, будут иметь центральное значение, поскольку их дневники дают уникальное представление о ежедневных изменениях, происходящих в столице Си-лезии.
4.1. Пропаганда антисемитских стихов и фраз
Празднества и захват радио были не единственными средствами, использованными для исключения евреев. Радио транслировало антисемитские стихи. Кон и Тауск упоминают о враждебных комментариях
против евреев. Как пишет Тауск (December п, 1938, р. 207} в своем дневнике:
"От гнева люди рте не знают, как выразить свою ненависть к евреям, и проявляют ее по-настоящему низко - по радио. Во время перерывов, в осэ-юв-ном утром и днем, Они декламируют короткие лозунги. Подобный этому;
Крестьянин пашет, еврей лжет, [нем.: Der Bauer pflügt, der Jude lügt] или Каменщик строит, еврей крадет, [нем.: Der Maurer baut, der Jude klaut]" -
Такие обличительные пословицы распространялись не только по радио и громкоговорителям. Кон отмечает, что довольно часто он или его семья вынуждены были выслушивать от проходящих мимо гневное "Еврей!" (нем.; "Judenpuck"), брошенное явно с целью оскорбить и унизить (September ю, 1939, pp. 688-689). Слышать такие фразы изо дня вдень было страшно и угрожающе. Кон указывает, что он жалеет своих детей, которые вынуждены слышать всё это.26 Карин Бийстервельд (Bijsterveld, 2013, р. 13) назвала такие замечания "навязчивыми звуками", поскольку они считаются тревожными, насильственными звуками, которые вторгаются в жизнь людей и неизбежны. Действительно, евреи были настолько подавлены антисемитской нроязыческой пропагандой, что начали пересматривать свою идентичность. В этом случае Тауск подчеркивает, что он не чувствует себя евреем и не хочет быть связанным с "ними". Кон, со своей стороны, сравнивает себя с незнакомцем, уходит в себя и заявляет, что было бы лучше жить в другом месте, поскольку "жить среди постоянных оскорблений в долгосрочной перспективе невыносимо" (Cohn, August 19, 1934, p. 149)27. Эти примеры показывают социальную функцию звука и его стигматизирующие эффекты (см. Schmidt, 2018. р. 33), которые были использованы дай того, чтобы подчеркнуть разницу между "арийцами" (я) и другими. Эта идеология отразилась в сгихах и фразах, которые эхом
^ См.: Cohn, November Щ, 1938, р. 544; Cohn,
November 30, 1938, pp. 557-558.
17 См. также: Cohn, October 22, 1941, pp. 996-997.
прокатились по всему городу (см. Также Naliwajek-Mazurek, 2018, р. 68).
Это не только то, что человек слышит, но и то, как он говорит, что имеет эффект дистанцирования. Например, Кон и Тауск ссылаются на агрессию и враждебность, которые они испытывали, стоя в очередях в магазинах. На них также кричали на улице и во время вызова в гестапо, где на них воздействую'!' стальные голоса командиров или других должностных лиц.28 В этом контексте крик жертвы поглощается криком угнетателей. Это связано с силой шума со сто-роны давления, описанной Аттали; одним из его проявлений является способность подавлять звуки, издаваемые его жертвами (Attali, 1985, р. 6). Кон ссылается, например, на субботнее утро, когда всех беспокоил Гит-лерюгенд, грохочущий по улицам с барабанами и производящий ужасный шум (June 15, 1935, р. 241), как будто пытаясь заглушить звуки еженедельных субботних молитв. Когда тон людей на улице или в гестапо становится более умеренным, Кон и Тауск неприменно упоминают об этом (как о чем-то нетипичном): "я был в полиции, где меня не спрашивали из-за эмиграции, а также не кричали на меня; следующая отчетная дата тол ько 21 мая" (Cohn, February 27, 1941, р- 908). щ Эти доброжелательные или спокойные допросы кажутся им подозрительными, как и в случае с молчанием вообще, о чем я расскажу в следующем разделе.
Дневники не только записывают типично антисемитские стихи, которые они слышат, но и ссылаются на тексты, выражающие страх, испытываемый гражданами, как это имеет место в следующем отрывке: "в полдень я совершил небольшую прогулку и встретил бывших студентов. Я услышал новую ночную молитву: "дорогой Всевышний,
ае См. примеры во всех этих случаях в следующих записях: Cohn, March 12,1933, р. ¡8: Tausk, April 1, 1933, р. 53; Cohn, August 9,1940, р. 826; Cohn, March 27,1940, р. 772; Cohn, February 8, 1.940, pp. 750-755.
25 См. также: Cohn, March 29, 1940, pp. 773-774.
сделай меня немым, чтобы я не отправился в Дюрргой" [нем.: Lieber G'tt, mach' mich stimm, daß ich nicht nach Dürrgoy kumm]" (Cohn, July 7, 1933, P- 58)- Тауск (July 3,1933, p. 87} ссылается на точно такой же стих и добавляет: "Вы должны держать рот на замке - иначе вы окажетесь в концентрационном лагере "Бреслау-Дюрргой", о котором люди говорят".30 Хотя они и не дают никаких дальнейших комментариев, примечательно, что они оба ссылаются на нее в один и тот же период, что указывает на то, что эта молитва должна была резонировать как выражение страха граждан Бреслау, что они будут депортированы в Дюрргой, как напоминание о том, чтобы вести как можно более скрытный образ жизни, не привлекая к себе внимания (см. также: "Зловещее молчание", ниже). Такие стихи показывают, что евреи осознали шаткость своего положения, а также настроения и страхи, которые резонировали в городском пространстве.
Этот страх только усиливается, когда становится ясно, что разразится война. С этого момента Кон и Тауск скрупулезно записывают разговоры и слухи, распространяемые "арийскими" гражданами.31 Эти слухи становятся заметной частью звукового ландшафта и могут быть связаны с хаосом, царящим в городе. Даже если они не знают, насколько оправданы эти страхи, они записывают их как "верные летописцы" (Cohn, September 25, 1939, p. 698), чтобы создать впечатление о том, насколько неблагонадежной стала жизнь и насколько агрессивным стал звуковой ландшафт.
Похоже, что в г ороде были распространены шутки и стихи против фюрера и режима, как отмечает Герберт Иешиоро, следующий стих, вероятно, основан на этом: ''Дорогой Бог сделай меня немым, чтобы я не отправился в Дюрргой. Дорог ой Бог сделай меня глухим, чтобы я верил в фюрера, Дорогой Бог сделай меня немым, глухим и слепым, тогда я любимый ребенок Адольфа Гитлера". (199З, Р- 39)-
31 См.: Cohn,January 14,1940, p. 742; Colin, September 25, 1939. PP- 697-698; Cohn, August 15, 1941, p. 968.
В противовес пространству, в котором доминировал национал-социалистический режим, есть некоторые пространства, которые функционировали как убежище, в котором евреи все еще могли идентифицировать себя, такие как синагога и еврейское кладбище: "вдали от другой общины мы образовал и остров, окруженный кладбищем, могилами наших предков. [... ] [Мы] были далеко от города, не страшась поступи сапог, поднимающихся по лестнице, стука в дверь" (Wolff, 2012, р. 85). Кон описывает синагогу как место разнообразия:
"Сегодня утром мы с Руг были в синагоге. Она настояла, чтобы теперь у меня было время пойти с ней. [... ] Мы поспели только кАлпилуйе\ Сегодня был Rausch Haudesch, теперь, когда редко доводится слышать музыку, это особенно хорошо. Это хоть ненадолго позволяет осознавать себя другими способами, даже если этого, возможно, недостаточно, [... ] Сегодня Эрнст принимал участие в гимнастических играх на стадионе и должен был поднять руку на четвертом куплете песни Хорста Весселя!" (Cohn, June 24, 1933, p. 55) 31
В городе, который становится все более странным, эти места дают ощущение знакомого. Эти места представлены противоположностями: реальной музыкой и пением или даже тишиной, противопоставленной песни Хорста Весселя, шуму и крикам, который производит действующий режим, духовностью вместо праздника (см. Rybchynska, 2018, р. 139). Кон замечает, что давно уже не слышал музыки,33 и впоследствии ссылается на гимн, который, скорее всего, не внушает ничего, кроме отрицательных чувств, и который он не считает музыкой. В синагоге или на кладбище он наслаждался традиционными звуками и старался избегать уличного шума; он умел "забыть все" и ценил еврейские звуки и звуки природы (Cohn, December 16, 1934, p. 190).34 Как буд-
31 См. также: Cohn, November 23, 1933, pp. 105-106-
33 См. также: Cohn, April 11, 1933, р. 29.
34 Относительная безопасность сельских и региональных районов также подчеркивается в дневнике Кона: когда он идет туда, он замечает тишину и просто естественные звуки, которые
то музыка, звучащая в синагоге, заставила его забыть об ужасах повседневной жизни и о неопределенности будущего (см. Также Naliwajek-Mazurek, 2018, р. 70). Карин Бий-стервельд, которая предложила типологию различных звуков 3-\ классифицировала бы это как пример "успокаивающих звуков". Этот звуковой топос "выдвигает на первый план Йереживание людьми безопасности, спокойной атмосферы, чувства защищенности" (Bijsterveld, 2013, р. 13).
4.2. Повседневные звуки становятся источником страха
Когда обычные звуки в Бреслау изменились, евреи начали ассоциировать угрозу и смерть со звуками, на которые раньше не обращали внимания. Даже повседневные звуки, такие как шаги или звонок в дверь, стали ассоциироваться со страхом (см. Jacobs, 2018, р. 24). Уже одного звука шагов на лестнице было достаточно, чтобы вызвать ■тревогу. Уел ышав что-то на лестнице, евреи Бреслау боялись услышать стук в дверь, а затем крики, потому что это могло означать, что членов семьи депортируют. Они видели и слышали это во время "Хрустальной ночи":
"Темным й мрачным сентябрьским утром 1941 года, между шестью и семью часами, мы услышали, как в нашу дверь стучат кулаками: "От крь!вай, гестапо!". Два офицера гестапо выломали ее. "Где евреи, Корнгрюн?" Они без стука ворвались в комнату семьи Корнгрюн, где все еще спали. Нам было приказано оставаться в нашей комнате". (Arkwright, 2011, р. 45)
Аркрайт помнит каждую деталь этого утра в сентябре ¡941 года, что говорит о том, что оно произвело на него серьезное впечатление. Карла Вольф также говорит о том, как подобные слуховые переживания оказали глубокое влияние на ее последующую жизнь:
исчезли из города. См., например; Cohn, May 1, 1939, рр. 638-639; Cohn, April 1.7,1939, рр. 631-632; Cohn, July 7, 1.940, рр. 81.6-817. 55 См. введение Bijsterveld (2013), где она представляет эти различные звуки в виде сетки (стр. 19).
"С ноября 1941 года из Бреслау непрерывно уходили небольшие транспорты неизвест ного назначения. Наши уши жили своей собственной жизнью, они были направлены только на звуки снаружи. Сапог и стучат по лестнице, где они останавливаются? Б какую дверь барабанят немецкие кулаки? На втором этаже, у боковой двери, или они все еще проходят мимо нас на этот раз?" (Wolff, 2012, р. 62)
Люди научились очень внимательно прислушиваться к окружающим их звукам, по признанию Вольф: "наши уши жили своей собственной жизнью". Что-то похожее отражают личные записи военного времени, когда очевидец, сидя в бункере, чувствует, как дрожат стены, - ухо является "фокальным органом слуха" (iMe, 1976, р. 45). Возможно, это и раскрывает причину, по которой Карла Вольф отмечает, что ее уши жили своей собственной жизнью. Более того, звуки - это не просто нечто, воспринимаемое на слух; напротив, они наполнены смыслом (см. Bijsterveld, 2013, р. 16). Привычные звуки приобрели новое значение, и жители Бреслау слышали их иначе. Для евреев, которые жили без всякой защиты, звуки на улице стали "жизненно важным источником для предвидения потенциальных угроз" (Birdsall, 2012, р. 96). Кои (March 16, 194.0, р. 767) пишет, что его дочь Сюзанна всегда входила в состояние беспокойства, когда в квартиру входил незнакомый мужчина.
Ссылки во многих свидетельствах на "Хрустальную ночь" 9-10 ноября 1938 года все относятся к слуховым и визуальным сигналам, таким как огонь, сирены и осколки стекол (см. Wildt, 2007, р. 344). Эти осколки занимают центральное место в ссылках на 1 г R eich skr is tat I nach t"; однако не только в эту ночь были разбиты окна:
"Сегодня в четы ре часа утра я услышал звон разбитого стекла. Утром мы услышали, ч то г-жа Гер тнер, молодая жена солдата рейхсвера, живущего на 1 м этаже, выбросилась из Окна во двор с 410 этажа, - мертва. У них совсем маленький ребенок. Вероятно, она совершила этот ужасный поступок в состоянии душевного расстройства". (Colin. April 28, 1935, Р- 219)
Разбитое стекло может ассоциироваться не только с "Хрустальной ночью", но и со звуками, издаваемыми людьми, попавшими в беду. Звук разбитого стекла, должно быть, оказал сильное воздействие на воображение Кона, поскольку он не забывает записывать всё, что связано с этим" (см. также Tanczuk, 2018, pp. 197-198).
4.3. Зловещее молчание
Когда город обычно наполнен звуками, можно заметить, когда он внезапно становится тихим. Слова "тишина" и "покой" имеют несколько значений. В военное время они указывают па то, что шум сирен и самолетов утих. После "Хрустальной ночи" молчание становится связанным с улицами и магазинами, которые были разрушены после ареста и депортации людей в Бухенвальд (см. Cohn, November 26, 1938, p. 555). Кон сравнил город после "Reichskristallnachf с городом-призраком (March 17, 1940, р. 768) (см. также Tausk, November 15,1938, pp. 194-195)- В большинстве случаев ссылка на молчание имеет негативную коннотацию, так как люди исчезли и не ясно, чего ждать теперь. Им казалось, что опасность молча поджидает их за углом: "четыре недели назад было не так тихо, как сегодня, и все же известно, что под этой спокойной поверхностью лежит "тихо движущееся море" (Tausk, December u, 1938, p. 207).
Друга« причина этой негативной коннотации, как объясняет Анне л и Джейкобе (Jacobs, 2018, р. 27), заключается в том, что "молчание становится предательским явлением, если вы сами не хотите, чтобы вас услышали". Это ясно проиллюстрировано в автобиографии Кешгета Джеймса Аркрай-та, когда он пишет, что евреи были лишены права собраний в середине 1944 года и поэтому их религиозные службы больше не могли проводиться. Этот указ, однако, был стимулом к тайному сопротивлений! и продолжению еженедельного субботнего служения:
"Около двадцати человек пришли в маленькую
комнату плотника Коростовского, которая была
одновременно кухней, спальней и гостиной. Один за другим, как в эстафете, мы приходили и уходили домой, чтобы не вызывать подозрений. Мы не могли соблюсти традиционное начало субботы, потому что из-за комендантского часа нам не разрешалось оставаться на улице после наступления темноты. Молитвы не пели, а шептали, так что на лестнице их никто не слышал. Кто-то всегда дежурил в коридоре и стучал, как только слышал какой-нибудь шум из маленькой комнаты Коротовского. Эти службы принесли огромное удовлетворение, потому что мы Поддерживали еврейскую молитву в городе, где евреи молились более тысячи лет. Мь! приводили собрания до тех пор, пока последний из нас не был депортирован". (Arkwright, 2011, р. 63)
Теперь важно было то, что ни соседи, ни люди, марширующие по улице, не могли слышать, как группа заговорщиков издает какие-либо звуки. Возникший в результате этого "самосохранения" - термин, придуманный Мишелем Фуко, - был вызван идеей постоянного контроля нацистского [X'жима, который был "не только всевидящим, но и всеслышащим" (Birdsalí, 2012, р. 131). Тот факт, что даже дом не мог обеспечить необходимую защиту, показывает уязвимость еврейских домов в Бреслау, поскольку звуки могли выходить за пределы стен и подвергать жителей потенциальной опасности, Ричард Сеннетт, таким образом, правильно заметил в 1978 году (Sennett, р. 15), что когда "все имеют друг друга под наблюдением, общительность уменьшается, и молчание является единственной формой защиты".
4.4. Изменение города и его звукового ландшафта 36
Авторы дневников Кон и Тауск не смогли засвидетельствовать окончание войны, поскольку уже в ноябре 1941 года их перевезли в литовский Каунас. Вольф и Аркрайг, однако, были свидетелями превращения Бреслау во Вроцлав, прежде чем они переехали в Палестину (Вольф) и Австралию (Аркрайт). Они испытали то, что Зориана
Я не буду углубляться в этот аспект звукового ландшафта, как это было описано в Wieczorek (2018, р. 203-230)-
Рыбчинская (Rybchynska, 2018. р. 132) объясняет как:
"период серьезных политических, социальных и культурных преобразований, меняющих облик всей Европы, затрагивающих не только борьбу с великими державами и борьбу за государственность, но и жизнь городов и их жителей, брошенных в водоворот политических игр1'.
Это, безусловно, Относится к Бреслау и его преобразованному звуковому ландшафту: после капитуляции б мая 1945 года до 8о% города - ныне Вроцлава - было превращено в руины. Однако в окружении руин и пустых пространств можно было услышать и тишину, и шум. В первые месяцы после капитуляции Вроцлав был опасным городом, в котором убивали и насиловали людей. Славомир Вечорек (Wieczorek, 2018, рр. 203-230) относит к кастрюле-постукиванию, которое периодически раздавалось на фоне городского полуразрушенного пейзажа, в качестве тактики, чтобы держать злоумышленников и насильников подальше и для оказания помощи пострадавшим. Чтобы помоч ь представить себе звуковой ландшафт Вроцлава после Фестунга Бреслау, рассмотрим следующий пример свидетельства Урсулы Вааге:
"Когда польские мародеры обыскивают здания к поисках наживав, люди издают неземной шум крышками от кастрюль и прочей кухонной утварью, выкрикивая в ночную тьму названия и номера разграбляемых зданий. [... ] iß сен тября 1945 года только в жилом районе Зимпель (ныне Сем-польно) было совершено 67 дневных и ночных грабежей. Перед окнами нашего подвала громоздятся кучи пустых бутылок, так что каждый звон стекла обостряет наши чувства в ожидании нежеланного визи та. Затем мы с облегчением узнаем, что шум вызвала всего лишь крыса". (Waage, 2004, р. 64)
Вааге не знает, кто стучал по кастрюлям, но ясно, что эти звуки снова вызваны страхом и следствием насилия. Независимо от того, грабили людей или нет, они были захвачены в заложники этим звуком. 37
37 Для получения дополнительной информации
об этом см.: Wieczorek (2018, pp. 203-230). Суще-
Когда Кеннет Джеймс Аркрайт вернулся в свой бывший Бреслау после депортации и скрывался под чужим именем на ферме в Нойдорфе, он не понимал нового польского языка, на котором говорили во Вроцлаве. Это заставляло его чувствовать себя чужаком, указывая на важность языка для формирования личности. Это также имело значение для новых жителей Вроцлава, которые хотели покопчить с немецким вли-янием в повседневной деятельности, такой как шопинг. В октябре "the Pioneer" написал:: "немыслимо, чтобы поляк брал с собой словарь, отправляясь за покупками" (цитируется по Debski, 2018, р. 171). Это свидетельствует о потребности в звуковом ландшафте, связанном с их идентичностью (см. Tanczuk, 2018, р. 198).
Язык и звуки грохота кастрюль были не единственным, что влекло за собой изменения в Вроцлаве. В этом контексте Вичорек (Wieczorek, 2018, р. 210) относится к л юдям из сельской местности, приезжающим в город и привозящим с собой сельскохозяйственных животных, голоса которых были слышны в разных частях города. Чтобы узнать о том, как изменился звуковой ландшафт Вроцлава в последующие годы, можно обратиться к книге "Sounds of war and peace: Soundscapes of Euro -pean cities in 1945" (2018).
5. Последствия: звук и травма
Дневники - это увлекательный источник, с помощью которого можно слушать звуки, пережитые в период "Третьего Рейха". В то время как автобиографии - это управляемые памятью повествования, не обращающие внимания на все детали повседневной жизни, дневники передают эфемерный характер звуков в квазимп говенных записях переживаний дневников. Автобиографии, однако, демонстрируют, как воспоминания
ствует также роман, который использовал эти звуки как часть истории: роман Янека И ш ло га Wypldzony. Breslau - Wroceaw 1945 [Exilfeil, Breslau-Wroceaw 1945] (2012).
связаны со специфическими сенсорными переживаниями и как звук связан с травмой.
В автобиографии Аркрайта, например, ясно, что его воспоминания связаны с различными чувствами, поэтому есть глава, означенная "Запахи" (Агкшт^Ь!:, 2011, р. 9). Аркрайт часто как будто берет читателя в сенсорную экспедицию: вдыхать определенные запахи или пробовать определенные вещи, он как бы катапультируется назад во времени. Например, запах фиалок возвращает его к цветам, продаваемым в синагоге (Агк\л'^1и, 2011, р. 27), а вкус шпината напоминает1 ему о тех временах, когда евреи ничего не могли купить (Агку,^Ь|:, 2011, рр. 46-47).33 Эта функция специфических чувственных переживаний как активатор флэшбэков напоминает печенье Мадлен в творчестве Пруста, которое несет мнемоническую функцию. Слуховые образы также играют важную роль, демонстрируя живость этих воспоминаний. Интересно, что Аркрайт и Вольф различаются в своих стратегиях реконструкции прошлых звуковых ландшафтов. Аркрайт обычно обращается к невинным детским воспоминаниям, таким как голоса детей, вибрирующие в приюте. Вольф, напротив, связывает звуки с глубоко запечатленной травмой.
Для Карлы Вольф необходимость обращать внимание на звуки вокруг и чувство, испытываемое, когда доносились резкие звуки шагов па лестнице и стук в двери, глубоко запечатлелось в ее памяти и до сих пор связано с травматическим опытом. Эти звуки, связанные с сильными эмоциями, продолжают преследовать и подавлять ее сегодня, поскольку некоторые из них все еще несут в себе отпечаток прошлого, (см. Г^аНи-а^ек-Машгек, 2018, р. 76). Опыт наци-
стской оккупации и военного времени все еще бьется в ее ушах. Согласно наблюдениям Шмидта (Schmidt, 2018, р. 51), "переживания военного времени все еще стучатся в их головах" и превращают сон в ужас. Это напоминает известную цитату немецкого писателя Вольфганга Борхерта, отражающую влияние военного времени на его дальнейшую жизнь: "для нас наш сон наполнен битвой. Наша ночь наполнена боевым шумом в своем сне-смерти [...]. Кто напишет для нас новые законы гармонии? Нам больше не нужны натюрморты. Нам больше не нужны хорошо темперированные пианино. Мы сами слишком диссонируем. [...] Наша жизнь на предельной громкости" (Borchert, 1973, р. 113 в переводе на английский язык Шмидта, 2018, р. 51). Переживания глубокой тревоги и угрозы, таким образом, подавили их до такой степени, что это привело к продолжающейся борьбе в настоящем, вызванной слышанием подобных звуков (Birdsall, 2016, р. 124). Как уже упоминалось, комментарий Карлы Вольф о том, что уши "живут своей собственной жизнью", выражает постоянный сфахуслышать что-то. Это воздействие распространилось из прошлого в настоящее: страх услышать, как кто-то "идет за вами" или "громкие голоса на лестнице" все еще преследует ее сегодня (Wolff, 2012, pp. 107-108).
6. Заключение
Этот анализ был направлен на изучение механизмов насилия в отношении евреев и инсценировки нацистского господства, через изучение связи слуховог о с идентичностью и травмой и категорий "слуховидец". Звуковой ландшафт города Бреслау раскрывает отношения власти и социальной организации, указывая на связи между звуком, идентичностью и отчуждением в период "Третьего Рейха". Хотя прошлые звуки в основном доступны нам через записи, дневники и автобиографии, используемые в этом исследовании, оказываются ценными аудиодокументальными материалами. Конечно, звуковой ландшафт Бреслау между
зв Другие примеры; запах - дети едят лимоны (Лгк\\'гп£Ы, 2011, р. 39), запах различных служащих в их вилле (Агкл'1%Ы, 201 д. рр. ю-и), запах вина (АгЫтщЬ!^ 2011, р. 29). У него также есть некоторые тактильные воспоминания: то, как грубая рука его деда касалась его (Лткитч^, 2011, р. 16).
1933 и '945 годами, представленный здесь, не может быть полным, поскольку можно привести лишь ограниченный набор примеров. Эта точка зрения не может быть объективной, так как разные слушатели записывали разные звуки и обращал и внимание на разные звуковые элементы. На некоторые свидетельства ссылались чаще, чем на другие, потому что аналитическая часть этой статьи была структурирована по конкретным звуковым элементам: в некоторых документах ссылки на эти элементы просто встречаются чаще. Тем не менее, тексты дают представление о различных значениях, приписываемых звуку и его политической природе в период "Третьего Рейха", и воссоздают часть звуковой атмосферы города. Более того, они хорошо дополняют друг друга: дневники дают хороший обзор того, что можно было слышать изо дня в день, а автобиографии ясно показывают влияние на их нынешнее существование. Звуковой ландшафт, который они вызывают, отражает общее присутствие национал-социалистического режима и образ общины, ясно указывая на то, что "исторический опыт городской жизни", как выразились Рената Тан чук и Славомир Вичорек (УЙЬегоге|| 2018, р. 7), претерпел радикальные преобразования. Этого можно было достичь с помощью новых технологий, таких как радио и громкоговорители, которые отражали все большее присутствие нацистов в городе. Эти новые средства массовой информации сделали невозможным избежать их повсеместного присутствия и контроля социальных взаимодействий: повседневная жизнь была прервана и доминировала звуками новой нации. Однако это давление оказывали не только технологические инновации. Напротив, весь звуковой ландшафт в городе изменился и стал подозрительным, что привело к отчуждающему переживаиию повседневной жизни, в которой даже тишина рассматривалась как предательское явление. В то время как д-р Карин Бийстер-вельд (В^епеИ, 2013) выделяет четыре различных типа звука успокаи вающие, сен-
сационные, зловещие и навязчивые звуки, -очевидно, что последний из них становится неизбежным и даже перекрывает звуки "чужих сообществ" (нем.: Gemeinschaftsfremdm), Для евреев вся эта ситуация означала переосмысление их идентичности, и оставалось лишь несколько убежищ - например, синагога, - где они могли избежать национал-социалистической массовой истерии и отождествить себя с многовековой еврейской музыкой. В контексте "Третьего Рейха" увеличение звуковых и визуальных ссылок на национал-социализм сопровождалось ис-чезновением еврейского присутствия. Звуки были связаны не только с отчуждением и идентичностью, но и с травмой: еврейские жертвы находились под влиянием разрушающее звуков еще долго после падения "Третьего Рейха". Считается, что их до сих пор преследуют определенные звуки. Ключевая фраза Карлы Вольф "наши уши жили своей собственнойжизныо", таким образом, может быть преобразована в "наши уши все еще живут своей собственной жизныо".
References:
Adorno, Т. {2002), On the social si [nation of music. In R. Leppert (Ed), Essays on music (pp. 391-436). Berkeley: U niversity of California Press. Anderson, R. (1991). Imagined communities; Reflections on the origin and spread of nationalism (revised edition). London: Verso. Arkwright, K. j. (20л). jenseits des ?berlebens. Von Breslau nach Austral ien, (K. I'riedla&U. Keum?rker, Eds). Berlin: Stiftung Denkmal f?r die Ermordeten Juden Eurbpas.
Altai i, J. (1985). Noise: Hie political economy of music (B. Massumi, Trans.). Minneapolis: Uni-versity of Minnesota Press.
Bailey, P. (1998 ¡1966]). Breaking the sound barrier. In Popular culture and performance in the Victorian city (pp. 194-211). Cambridge: Cambridge University Press.
Bijstervetd, K. (20:13). Introduction. InK. Bijslerveld (Ed.), Soundscapes of the urban past: Staged sound as mediated cultural heritage (pp. 11-28). Bielefeld: Transcript Verlag.
Birdsall, C. (2012), Nazi soundscapes: Sound, technology and urban space in Germany, 1933-1945. Amsterdam: Amsterdam University Press. Birdsall, C. (2016). Sound memory: A critical concept for researching memories of conflict and war. In IT.
Drozdzewski, S. De Nardi & E. Waterton (Eds.), Memory, place and identity: Com-mem oral ton and remembrance of war and conflict (pp. m-129). London, New York: Röütledge. Btaszczak, D. {2018). Waves of remembrance: Wroclaw in radio sounds. Broadcasting from the past. In R. Tanczuk & S. Wieczorek (Eds.), Sounds of war and peace: Soundscapes of European cities in 1945 (pp. 221-237). Berlin: Peter Lang. Buttimer, A. (1980). Home, reach, and the sense of place InA. Buttimer&D. Seamon (Eds.).The human ex per fence of space and place (pp. 166-587). New York: St. Martin's Press.
Chambers, L {1985). Urban rhythms: The metropolitan experience. Basingstoke, London: Maoni 1-lan Education.
Chambers, I. (2017). The aura] walk. En C. Cox & D. Warner (Eds.), Audio culture: Readings in modern music (revised edition) (pp. 129-133). London, New York: Blooms bury.
Cohn, W. (2006). Kein Recht, nirgends. Tagebuch vom Untergang des Breslauer Juden turns, 1933-1941. (N. Conrads, Ed.). Köln, Weimar, Wien: Böhla«. deCerteau, M, {1984). The practice of everyday life (S. F. RendalJ, Trans.). Berkeley: University of'California Press.
D^bski, A. (2018). From "love in the bright moonlight" to "the corner of dreams": A snapshot of the soundscape of Wroclaw in 1945. In R. Tanczuk & S. Wieczorek (Eds.), Sounds of war and peace: Soundscapes of European cities in 1945 (pp. 163-180). Berlin: Peter Lang.
Dolan, J. (2003). Hie voice that cannot be heard: Radio/broadcasting and the "archive". The Radio Journal, 1(1), 63-72.
Farina, A. (2014). Soundscape ecology: Principles, patterns, methods, and applications. Heidelberg, New York, I«ndon: Springer Dordrecht. Frith, S. (1996). Performing rites: On the value of popular music. Oxford: Oxford University Press. Gleiss. H. G. {1986). Breslauer Apokalypse 1945: Dokumentär Chronik vom Todeskampf und Untergang einer deutschen Stadt und Festung am Ende des Zweiten Weltkrieges (10 B?nde). Rosenheim: Natura et Patria.
Hargreaves, R {2014). Hitler's final fortress: Breslau 1945. Mecha nicsburg: Stackpole Books. Hilmes, M. (1990). Hollywood and bimd casting: From radio to cable. Urbana and Chicago: University of Illinois Press.
Hunt, L. {1984). Politics, culture, and class in the French Revolution. Berkeley, Los Angeles: University of California Press.
Ihde, 0.(1976). Listening and voke: A phenomenology of sound. Athens: Ohio University Press. Ingiot.J. (2012). Wyp^dzony. Breslau - Wroclaw 1945 [Exiled: Breslau - Wroclaw 1945]. Warsaw: instytut Wydawniczy Erica.
Jacobs, A. {2018). Barking and blaring: City sounds in wartime, in R, Tanczuk & S. Wieczorek (Eds.), Sounds of war and peace; Soundscapes of European cities in 1945 (pp-11-30). Berlin; Peter Läng. Jara, K. (2018). The soundscape of public space in Breslau during the period of National Socialism. In R. Tanczuk & S. Wieczorek (Eds.), Sounds of war and peace; Soundscapes of European cities in 1945 (pp. 143-162). Berlin: Peter lang, jeggle, U, {1972). Fasnacht im Dritten Reich. In G. Albrecht & W. Kutter (Eds.), Masken und Narren; Traditionen der Fastnacht [Symposium 7-9. Dezember 1971] (pp- 40-51). Cologne; Kölnisches Stadtmuseum. Jescbioro, I I. (1993). Geboren in Breslau, missbraucht von Nazis, vertrieben von Kommunisten, verraten von Bonn. Stuttgart: Selbstverlag Herbert JeschioroStgt Krause, B. (2016). Voices of the wild; Animal songs, .human din, and the call to save natural sound-scapes. New Haven, London: Yale University Press, l ange, D. (2018). Themuteness of war-time trauma; A nonverbal perspective on the relationship between trauma and soundscape. In R. Tanczuk & S. Wieczorek (Eels.), Sounds of war and peace: Soundscapes of European cities in 1945 (pp. 245-263), Berlin; Peter Lang.
Laskcr-Wallfisch, A. (1997). Ehr sollt die Wahrheit erben. Breslau - Auschwitz - Bergen-Belsen. Bonn; Weidle Verlag.
i_e Bon, G. (2002). The crowd: A study of the popular mind. Mineola, New York: Dover. Lessing, T. (1909). Über Psychologie des Lärms. Zeitschrift für Psychotherapie und medizinische Psychologie, 1,77-87.
Lucas, C. (1988). The crowd and politics between Anden Regime and revolution in France. The Journal of Modern Histoiy, 60(3), 421-57. Mars ton, S. (2002/3). Making difference: Conflict over Irish identity in the New York City St. Pat-rick's Day parade. Political Geography, 373-392. Missfelder J.-F. (2012). Period Ear. Perspektiven einer Klanggescbicbte. Geschichte und Gesell-schaft, 38, 21-47.
Morley, D. (2000). Home territories: Media, mobility and identity. London, New York: Routledge. Moslund, S. P. {2011). The presenting of place in literature: Toward an embodied topopoetic mode of reading. En R T.Tally (Ed.). Geocritfcal explorations: Space, place, and mapping in literary and cultural studies (pp. 29-43). New York: Palgrave Macmillan. Naliwajek-Mazurek, K. (2018). The sounds of Warsaw in 1945: Witness accounts. In R. Tanczuk & S. Wieczorek (Eds.), Sounds of war and peace: Soundscapes of European cities in 1945 (pp. 55-80). Berlin: Peter Lang.
Paul, G. (1992). Aufstand der Bilder: Die NS-Propaganda vor 1933. Bonn: Dietz.
Reichs minister Dr. Goebbels nahm Musteranlage des Reichsläutsprechersäulcimctzcs in seine Obhut (1938). Schlesien - Volk und Raum. Vierteljahresschrift, July. 145*
Rybchynska, Z. (2018), The voices of a liberated/ occupied city: The t.viv soundscape of 1944-1946 in Ryszard Gansiniec's journal. In R. Tanczuk & S. Wieczorek (Eds.), Sounds of war and peace: Soundscapes af European cities in 1945 (pp. 131-142). Berlin: Peter l ang.
Schafer, R. M, (1994 [1977]). Hie soundscape: Opsonic environment and the tuning of Ehe world. Rochester: Destiny.
Schmidt, U.C. {2018). Roaring war and silent ;>eace? Initial reflections on the soundscape in the Ruhr between area bombing and reconstruction. In R. Tanczuk & S. Wieczorek (Eds.), Sounds of war and peace: Soundscapes of European cities in 1945 (pp. 31-54). Berlin: Peter Lang.
Sennett, R. {1978). The fall of public man: On die social psychology of capitalism. Mew York: Vintage. Sim.mel.G. (1997). The metropolis and mental life. In N. Leach (F.d.), Rethinking architecture: A reader in cultural theory (pp. 69-79). London, New York; Routiedge.
Smith, ML M. (Ed.). (2004). Hearing history: A reader. Athens: University of Georgia Press. Smith, M.M., Snay, M., & Smith, B.R. (2004). Coda: Talking sound history. In M M. Smith (Ed,), Hearing history: A reader (365-405). Athens: University of Georgia Press.
Stasko-Mazur, K. (2018). The voice of Polish Radio in the soundscape of Warsaw in 1945, In R. Tanczuk & S. Wieczorek (Eds.), Sounds of war and peace; Soundscapes of European cities in 1945 (pp. 93-129). Berlin: Peter l ang.
Süß, W.,& Thießen, M. (2017). Nationalsozialistische Städte als Handlungsräume; Einführung. In W. Süß.
&M. Thießen (Eds.), Städte im Nationalsozialismus.
Urbane Räume und soziale Ordnungen (pp. 9-20).
Göttingen: Wallstein Verlag.
Tanczuk, R.(20i8). The 1945 soundscape of Wroclaw
in the accounts of its post-war inhabitants, tn R.
Tanczuk & S. Wieczorek (Eds.), Sounds of war and
peace; Soundscapes of European cities tn 1945 (pp.
181-201). Berlin: Peter fang.
Tanczuk,R, & Wieczorek, S.(Eds.). (2018). Sounds of
war and peace, Soundscapes of European cities in
1945. Berlin: Peter fang.
Tausk.W. (1975). Breslauer Tagebuch 1933-1940 (R. Kincel, Ed.). Berlin: Ratten & Loening. Waage, U. (2004). Bleib Übrig: Aus den Tagebuchaufzeichnungen in der Festung Breslau und der Nachkriegszeit von Januar 1945 bis April 1947 (Zeitzeugenberfcht). Halle: Cornelius. Wagner, H.-U., Das jüdische Breslau und der Rundfunk in Breslau (1933-1949) (under embargo). Wieczorek, S. (2018), Calls for help and the sounds of pot-banging in the soundscape of rained Wroclaw in 1945. In R. Tanczuk & S. Wieczorek (Eds.), Sounds of war and ¡»ace: Soundscapes of European cities in 1945 (pp. 203-220). Berlin: Peter l_ang. Wildt, M. {2007). Volksgemeinschaft als Seibstermachtigung: Gewalt gegen Juden in der deutschen Provinz, 1919 bis 1939. Hamburg: Hamburger Edition.
Wolff, K. (2012). Ich blieb zurülek: Erinnerungen an Breslau und Israel (1. Loose, Ed.). Berlin: Hentrich & Hen trieb Verlag.
Zimpel, J. (2018). In search of last sounds: Mir on BiAlosxewski's "Stare zycie"and post-war silence. In R. Tanczuk & S. Wieczorek (Eds,), Sounds of war and peace: Soundscapes of European cities in 1945 (pp. 81-92), Berlin: Peter Lang.
Zuydervelt, R. (2009). Take a closer listen. Rotterdam.
m
8 Q
2
LT)
