CC BY
235А.А. ИНКОВ
НАШЕСТВИЕ ШАРУКАНА НА РУСЬ В 1068 ГОДУ: МИФЫ И РЕАЛЬНОСТЬ
Половецкое нашествие 1068 г., известное в исторической литературе больше как нашествие Шарукана, по имени возглавлявшего его половецкого хана, относится к одному из наиболее крупных вторжений кочевников на Русь. По своей продолжительности (около двух месяцев: сентябрь — начало ноября) оно является самым длительным набегом половцев на русские земли за всю историю русско-половецких отношений1.
Несмотря на это, в литературе нашествию 1068 г. до сих пор уделено явно недостаточное внимание. Дореволюционные историки рассматривали половецкое вторжение лишь в самом общем виде в трудах по истории Древней Руси, ограничиваясь, по-существу, простым пересказом летописного текста о нем. Какой-либо принципиальной разницы между ним и другими набегами кочевников они не видели. Не появилось специальных работ по интересующей нас проблеме и в новейшей литературе, хотя советские историки, в целом, уделяли ей несколько большое внимание, чем их предшественники.
Недостаток внимания к нашествию Шарукана в какой-то степени компенсировался в новейшей историографии исследованием другого крупнейшего события — знаменитого Киевского восстания, произошедшего на Руси в том же 1068 г., что и половецкое вторжение. Однако хотя историки и прослеживали тесную связь между Киевским восстанием и нашествием Шарукана (согласно летописи, киевляне восстали против своего князя, после того как он отказался возглавить борьбу против кочевников), к изучению половецкого вторжения они обращались главным образом лишь для того, чтобы подчеркнуть силу и размах Киевского восстания. В результате о нашествии Ша-рукана они также судили исходя из своих оценок Киевского восстания: так, если, по их мнению, это восстание по своим масштабам было событием в своем роде грандиозным, то «грандиозным» следовало считать и нашествие Шарукана, которое явилось его причиной. Свою лепту в представление о «грандиозности» половецкого нашествия внесли исследователи русско-половецких отношений, которые связывали с ним начало перманентного половецкого натиска на русские земли. Еще дальше шел академик Б.А. Рыбаков, который увидел в половецком нашествии наступление для Руси целой эпохи — «эпохи страшного и длительного половецкого натиска, начавшегося походом самого Шарукана в 1068 г. и закончившегося походами Тугоркана и Боняка в самом конце XI в»2. Другой советский историк В.В. Алин считал нашествие 1068 г. началом первого из трех широкомасштабных наступлений половцев на русские земли3. Фактически этой же точки зрения придерживался В.В. Каргалов, связывавший с ним усиление натиска кочевников на Русь4. По мнению С.А. Плетневой, после нашествия Шарукана русским князьям стало ясно, что «новая страшная опасность нависла над Русской землей»5.
1 Основным источником о нашествии Шарукана является так называемая Начальная летопись, написанная в 70 — 90 гг. XI в. и сохранившаяся в составе Повести Временных лет (далее: ПВЛ) начала XII в. Ряд сведений, отсутствовавших в ПВЛ, например, о битве русских и половцев на Альте, произошедшей в самом начале этого вторжения, содержит Киево-Печерский патерик XIII в. Считается, что отголоски нашествия Шарукана нашли свое отражение также в некоторых древнерусских былинах (о Кудреванко-царе, Шарк-великане) (См. подр.: Рыбаков Б.А. Первые века русской истории. М., 1964). Однако привлечение их в качестве источника в данном вопросе представляется сомнительным, поскольку сообщаемые ими сведения, как две капли воды похожи на летописные известия о Батыевом вторжении на Русь.
2 Рыбаков Б.А. Древняя Русь: Сказания. Былины. Летописи. М., 1963. С. 90.
3 Алин В.В. Русь на богатырских заставах // ВИ. 1969. № 1. С. 138.
4 Каргалов В.В. Внешнеполитические факторы развития феодальной Руси: Феодальная Русь и кочевники. М., С. 39. Эта же точка зрения повторяется в более новой книге автора: Русь и кочевники. М., 2004. С. 47.
5 Плетнева С.А. Половцы. М., 1990. С. 42.
Вместе с тем, не все историки придерживались столь негативной оценки. Так, В.А. Белявский считал сложившееся в исторической литературе представление об этом нашествии как о крупнейшем вторжении кочевников, как надуманное. По мнению историка «половецкие набеги не нарушали обычного ритма жизни Древней Руси, не создавали никакой угрозы ее существованию и развитию. Одержав в 1068 г. полную победу над русскими князьями половцы разграбили сельские районы и ушли восвояси в степь не тронув ни один русский город. Так выглядел на деле «грандиозный поход Ша-рукана»1. К выводу о том, что поход Шарукана ограничился грабежом сельских районов, склонялся также В.Л. Егоров2, считавший, что это был типичный грабительский набег, организованный раннефеодальной кочевнической знатью с целью захвата пленных и материальных ценностей. Определение половецкого похода 1068 г. как грабительского прочно закрепилось не только в специальной литературе, но и во многих учебниках как школьного, так и вузовского уровня. При этом маститых историков вовсе не смущает тот факт, что до событий 1068 г. древнерусские летописи всего дважды упоминают о половцах. Могли ли русско-половецкие отношения испортиться в столь короткий срок?
Летописная традиция датирует начало русско-половецких отношений 1055 г. «Приходи Болушь с Половьци, и створи Всеволодъ миръ с ними; и вьзвратишася (По-ловци) вспять отнюду же пришли»3, — записал летописец. Как следует из этого сообщения источника, встреча между Русью и половцами носила дружественный характер: переяславский князь Всеволод заключил с неведомыми для него кочевниками мир, после чего они ушли обратно в степь. Однако в литературе это представление о мирном характере установившихся между Русью и половцами отношений вызывает у ряда историков сомнение.
Л.Н. Гумилев, опираясь на прямое известие летописца о заключении половцами мира с Русью, считал, что половцы Болуша пришли к Всеволоду Ярославичу с мирными намерениями. Сопоставив летописную статью о появлении половцев на Руси с предшествовавшее ему летописным известием о том, что накануне прихода к нему половцев Всеволод вел войну с торками — еще одним кочевым народом южнорусских степей, историк считал, что обе стороны не только заключили мир, но и скрепили его военным союзом против торков, с которыми в это время половцы также враждовали4. Однако, в целом, в исторической литературе сложился противоположный подход. Так, П. Голубовский считал, что половецкий хан Болуш имел враждебные намерения по отношению к русским землям и не совершил на них нападение только потому, что основная масса половецких орд в это время еще не успела подкочевать в Приднепровье из донецких степей5. По мнению видного советского историка И.У. Будовница, Всеволоду пришлось даже откупаться от половцев дарами6, чтобы уберечь свои земли от разорения. Наконец, В.Л. Егоров, заметив, что из сообщения летописца будто бы выходит, что встреча Всеволода с половцами завершилась мирно, все же не исключил, что, возмож-
1 Белявский В.А. По поводу «извечного антагонизма» между земледельческим и кочевым населением Восточной Европы // Славяно-русская этнография. Л., 1973. С. 103 — 104.
2 Егоров В.Л. Русь и ее южные соседи в X — XIII вв. // Отечественная история. 1994. № 6. С. 190.
3 Здесь и далее сноски ПВЛ даются, кроме оговоренных случаев, по Лаврентьевскому списку: Полное собрание древнерусских летописей (далее: ПСРЛ). Т. I. Лаврентьевская летопись. М., 2001.Стб. 162. См. также: ПСРЛ. Т. II. Ипатьевская летопись. М., 2001. Стб. 151; Начальная летопись (далее: НЛ) / Пер.с древнерус. и науч. коммент .С.В. Алексеева. М., 1999. С. 72.
4 Гумилев Л.Н. Древняя Русь и Великая степь. М.: Мысль, 1993. С. 301.
5 Голубовский П. Печенеги, торки и половцы до нашествия татар. История южнорусских степей IX — XIII вв. Киев, 1884. С. 77 — 78.
6 Будовниц И.У. Общественно-политическая мысль Древней Руси (IX — XIX вв.). М., 1960. С. 197.
но, половецкий отряд Болуша был разведочным, «имевший целью выявить соотношение сил и оценить возможности будущих набегов на Русь»1.
Следует отметить, что подобные неизвестно откуда появившиеся «подробности» первой встречи Руси и половцев в 1055 г., которые неожиданно обнаруживают историки в летописном известии, носят исключительно мифотворческий характер. Летопись ничего не говорит о намерении половцев напасть на земли Всеволода. Молчит она и о попытках переяславского князя с помощью даров уберечь свои владения от вторжения, равно как и о заключении между ним и половцами союза против торков. В словах летописца «приходи Болушъ с половци и створи Всеволод мир с ними (половцами)» прямо говорится о том, что обе стороны стремились к установлению между собой мирных отношений, то есть не собирались воевать. Поэтому считать, что встреча Всеволода и Бо-луша закончилась враждебно, у нас нет достаточных оснований.
В период между 1055 и 1061 гг. в древнерусских летописях о половцах лакуна. Отсутствие в источниках известий о кочевниках в это время вряд ли следует признать случайным. В этот период расселявшиеся в южнорусских степях орды должны были заниматься решением прежде всего внутренних задач — дальнейшим освоением захваченных территорий, установлением в них своей власти, укреплением своей экономической базы, серьезно пошатнувшейся в предшествующий завоеванию период, урегулированием отношений с прежними насельниками степей — торками и печенегами. Едва ли в этих условиях половцы имели достаточно сил для обострения отношений с соседними русским княжествами. Более того, заключенный в 1055 г. ханом Болушем мир с Русью в это время был особенно выгоден половцам, поскольку позволял им решить многочисленные внутренние проблемы, не опасаясь перманентных ударов русских дружин, которые, как показали последующие события (см. ниже), вовсе не были невозможны, как полагают ряд исследователей2.
Кроме того, следует иметь, в виду, что в середине XI в. половецкие племена еще только начинали расселяться в южнорусских степях. Первым районом, освоенным ими здесь, было среднее течение Северского Донца3, притока Дона. Отсюда половцы стали продвигаться к среднему Днепру, а затем уже к концу XI в. в низовья Днепра, на Северный Кавказ и в Крым4. Но даже в 1060 г., через пять лет после первого своего появления у границ Руси, в приднепровских степях половцев все еще было сравнительно мало. В этом году древнерусские летописи сообщают о крупной войне русских князей в Поднепровье с торками (гузами)5, прежними насельниками южнорусских степей. По-
1 Егоров В.Л. Русь и ее южные соседи в X — XIII вв. // ОИ. 1994. № 6. С. 189.
2 Плетнева С.А. Донские половцы// «Слово о полку Игореве» и его время. М., 1985. С. 257.
3 Плетнева С.А. Донские половцы. С. 253.
4 Там же.
5 Первое обострение русско-торческих отношений летописи фиксируют всего за несколько месяцев до появления половцев во главе с ханом Болушем у русских границ. Зимой 1055 г. по сообщению источника: «иде Всеволодъ на Торкы зиме воиною и победи Торкы» (ПСРЛ. Т. II. Стб. 151). Причины войны Всеволода с торками неизвестны. Предполагают, что они, очевидно, как-то были связаны с борьбой тор-ков с переселявшимися на запад половецкими племенами. В результате поражения в этой борьбе торки, кочевавшие до того в междуречье Днепра и Дона, оказались притиснуты к границам Руси, после чего попытались компенсировать за счет грабежа русского населения свои потери, понесенные в предшествующее время. В литературе распространено и другое объяснение причин набега торков: отрезанные наступавшими с востока половцами они пытались пройти по русским окраинам, чтобы уйти в еще незанятое половцами правобережье Днепра. В то же время указание летописца на то, что война торков с Всеволодом произошла зимой, позволяет предположить, что в ее основе лежали экономические причины, поскольку известно, что зимой скот кочевников не умел добывать себе корм из под снега и массами погибал от бескормицы и зимних холодов, а вслед за этим начинали голодать и сами номады. В этих условиях нападение торков на Русь могло быть вызвано попыткой компенсировать понесенные потери за счет соседнего древнерусского населения. Прочтение летописи позволяет говорить о том, что инициатором войны мог выступить и Всеволод Ярославич, который вполне мог воспользоваться бедственным
ловцы в этой войне не упоминаются, из чего можно заключить, что какой-либо угрозы для русских земель в рассматриваемое время они не представляли. Непосредственной причиной русско-торческой войны были усилившиеся набеги торков на переяславское пограничье1, связанные, очевидно, с вытеснением этих кочевых племен из южнорусских степей двигавшимися со стороны Северского Донца половецкими племенами. В ответ на эти нападения объединенные силы четырех самых могущественных русских князей: Изяслава Киевского, Святослава Черниговского, Всеволода Переяславского и Всеслава Полоцкого зимой 1060 г. двинулись походом в степь вниз по Днепру. Не приняв боя, торки обратились в бегство и были разбиты. Часть из них сдалась в плен и была приведена победителям на Русь, где позднее расселена «по городам»2, т. е., скорее всего в приграничных со степью малонаселенных русских землях на условиях несения пограничной службы. Оставшаяся часть торков «помроша бегаючи Бжьимъ гневомь гоними, ови от зимы, друзии же гладомь, ини же моромь и судомъ Бжьимъ; тако Бъ из-бави хсьяны от поганыхъ»3. Итогом русско-торческой войны 1060 г. стал полный разгром торческого племенного союза, который после понесенного поражения уже не мог больше удерживать в своих руках контроль над степями между Днепром и Доном. С этого времени днепровские степи становятся владением половцев.
В 1061 г. половцы неожиданно вновь появляются на страницах летописи. «При-доша половци первое на Русьскую землю воевать; Всеволодъ же изиде противу имъ месяца февраля въ 2 день. И бившимъся имъ, победиша Всеволода (половцы — А. И.) и воевавше отидоша. Се быс первое зло от поганых и безбожныхъ врагъ; быс же князь ихъ Искалъ»4, — отметил источник. Обращает на себя внимание последняя фраза летописца: «се быс первое зло», — показывающая, что это столкновение было первым военным столкновением между Русью и половцами, то есть в предшествовавшее время эти отношения носили мирный характер.
Летописец ничего не сообщает о причинах половецкого набега на Русь. В литературе с легкой руки некоторых историков утвердилось мнение, что это был типичный кочевнический набег, имевший целью захват добычи, скота и пленных5.
При всей кажущейся лаконичности описания летописцем половецкого набега следует обратить внимание на необычную дату этого нападения — февраль 1061 г. Известно, что кочевники, в том числе и половцы, обычно отправлялись в набеги в конце лета или в начале осени, причем время набега определялось сугубо экономическими причинами: к концу весны кони кочевников, отощавшие после суровой и голодной зимы, вновь набирали форму и легко могли нести на себе вооруженного всадника, но только осенью в житницах крестьян, бывших главным объектом грабежа кочевников, скапливался хлеб после сбора урожая. Зимой же кочевники, так же как и земледельцы, обычно не воевали, поскольку в это время года их кони сильно тощали от бескормицы и не могли быстро передвигаться по глубокому снегу. Кроме того, из-за отсутствия у половцев практики заготовки сена на зиму их скот часто голодал и массами погибал от бескормицы и холодов, а вслед за этим голодали и сами кочевники. Поэтому зимой к набегам кочевников подталкивала, как правило, лишь сильная необходимость.
Можно предполагать, что набег, предпринятый половцами зимой, в самое неблагоприятное для них время, был вызван такой необходимостью. Вероятно, нападение
положением подошедших к его владениям торков и организовать на них нападение с целью их банального ограбления.
1 Толочко П.П. Кочевые народы степей и Киевская Русь. Киев, 1999. С. 81.
2 Татищев В.Н. История Российская. Т. II. С. 108.
3 ПСРЛ. Т. I. Стб. 163; ПСРЛ. Т. II. Стб. 152; НЛ. С. 72.
4 ПСРЛ. Т. I. Стб. 163. Ипатьевская летопись имя возглавлявшего половцев половецкого хана Искала не знает.
5 Егоров В.Л. Указ. соч. С. 189.
было предпринято одной из половецких орд, которая еще летом подкочевала к русским границам и была застигнута здесь зимними холодами, не успев по каким-то причинам отойти к югу. Наступившая зима обернулась для неподготовленных к ней кочевников бедствием: с выпадением снега овцы и лошади кочевников больше уже не могли добывать себе траву и стали массами погибать от бескормицы, вслед за чем в орде начался голод. Выйти из сложившейся ситуации половцы попытались за счет соседнего русского земледельческого населения. Конечно, земледельцы тоже страдали от природных катаклизмов, но у них всегда оставались запасы на зиму. Их, видимо, и стремились отнять половцы. Последнее в какой-то степени подтверждает рассказ В.Н. Татищева, в основе которого лежат сведения несохранившихся летописей, что половцы в 1061 г. пришли на Русь «села жечь и пленить»1. В селах нельзя было поживиться ремесленными изделиями или предметами роскоши, но зато здесь имелись запасы зерна, необходимые для подкормки изголодавшегося за зиму скота, можно было захватить крестьянских коров и волов, чтобы восполнить его потери. Тем, очевидно, половцы и ограничились.
Несмотря на разорение половцами части пограничных территорий Переяславского княжества, отношения между сторонами после 1061 г. продолжали оставаться, в целом, мирными. Более того, есть все основания считать, что ни Русь, ни половцы не придавали этому столкновению вообще никакого значения. Вопреки мнению ряда историков, никакого начала пограничной войны между сторонами в виде мелких стычек2, летописи после вторжения половцев в Переяславское княжество не фиксируют.
В 60-е годы XI века основное внимание южнорусских князей, по-прежнему, было сосредоточено на решении исключительно внутриполитических проблем. В 1067 г. начинается борьба сыновей Ярослава Мудрого с усилившимся на северо-западе страны (то есть на противоположном от границ с половецкой степью конце Руси) Полоцким княжеством. Активное участие в войне против полоцкого князя Всеслава Брячислави-ча, стремившегося расширить свои владения на севере Руси за счет владений Яросла-вичей, принимали дружины всех трех южнорусских княжеств: Киевского, Черниговского, Переяславского, а также непосредственно сами князья этих территорий, в том числе и Всеволод Ярославич Переяславский3, дважды в предшествующее время сталкивавшийся с половцами. Будь половецкая угроза пограничным русским землям в это время реальной, едва ли Всеволод мог позволить себе воевать столь далеко от своих владений. Ничего не говорит после набега 1061 г. в течение 7 последующих лет о половцах и древнерусский летописец. Можно полагать, что в это время половцы почти совсем не подходили к русским границам.
Осенью 1068 г. половцы крупными силами вновь вторглись на территорию Переяславского княжества. На этот раз вторжение было организовано жившими в степях среднего течения Северского Донца (русские обычно называли Донец Доном) донскими половцами, которые, в отличие от днепровских половцев, по-видимому, до того времени пока еще не сталкивались с Русью. Очевидно, нападение застало русских врасплох: половцам удалось вклиниться вглубь Переяславского княжества, прежде чем южнорусские князья — Изяслав, Святослав и Всеволод Ярославичи — собрали войска и выступили им навстречу. Решающее сражение между русскими и половцами произошло на речке Альте, недалеко от столицы Переяславского княжества. «Грех же ради нашихъ пусти Богъ на ны поганыя и побегоша Русьскыи князи и победиша Половьци»4. Ярославичи потерпели сокрушительное поражение. Не имея больше сил под рукой для
1 Татищев В.Н. Указ. соч. С. 83.
2 Гумилев Л.Н. Указ. соч. С. 301.
3 ПСРЛ. Т. I. Стб. 166 — 167; ПСРЛ. Т. II. Стб. 155 — 156.-; НЛ. С. 75.
4 ПСРЛ. Т. I. Стб. 167; ПСРЛ. Т. II. Стб. 156; НЛ. С. 75.
продолжения войны, князья разошлись по своим столицам: черниговский князь Святослав ушел на север в Чернигов, а Изяслав Киевский и Всеволод Переяславский (последний бросил свою столицу на произвол судьбы) бежали на правую сторону Днепра в Киев.
Вернувшись в свою столицу, киевский князь Изяслав Ярославич неожиданно для себя столкнулся там с новой неприятностью. Прибежавшие вместе с князем с Альты киевляне созвали вече, на котором обратились к нему с требованием: «даи княже оружье и кони и еще бьемся с ними (то есть половцами)1. Изяслав ответил отказом, но, по-видимому, сделал это так неумело и грубо, что в тот же день в городе вспыхнуло восстание. Восставшие киевляне устремились на «гору», где располагалась княжеская резиденция, и принялись громить дворы Изяслава и киевского воеводы Коснячка, которого, очевидно, считали одним из виновников поражения в битве с половцами. В итоге, киевский князь Изяслав и находившийся в его дворце младший брат Всеволод Яросла-вич вынуждены были бежать из столицы. Киевляне же посадили на великокняжеский стол освобожденного из княжеской темницы плененного незадолго перед этим Яросла-вичами полоцкого князя Всеслава Брячиславича2.
Пока все эти события происходили в Киеве, в левобережье Днепра продолжалось половецкое вторжение. Разгромив русое войско в битве на Альте, половецкие отряды, по сообщению летописца, «росулися по земли», то есть, видимо, рассеялись загонами по захваченной территории. В конце октября половецкий хан Шарукан с частью орды попытался вторгнуться вглубь русских земель и двинулся на север в Черниговское княжество. При подходе к Сновску — центру наиболее густонаселенной и экономически развитой области Черниговского княжества — половцы столкнулись с наспех собранным войском черниговского князя Святослава. По данным древнерусского источника, Святослав имел 3000 воинов, в то время как у половцев было 12000. Однако на этот раз ожесточенное сражение, произошедшее на р. Снови, притоке Десны, завершилось разгромом половцев и «тако бьеми, а друзии потопоша въ Снъви, а князя ихъ (Шарукана?) яша руками въ 1 днь ноября»3.
Историками неоднократно предпринимались попытки определить масштабы и последствия половецкого нашествия для Руси. Сложилось мнение, что нашествие затронуло огромную территорию, включавшую русские земли по обе стороны Днепра: Переяславское и Черниговское княжества на его левом, Киевское — на правом берегу. Предполагалось, что в Киевское княжество половцы проникли, переправившись после битвы на Альте на правый берег Днепра вслед за бежавшими в Киев князьями4. Появление кочевников в окрестностях Киева, по мнению историков, было одной из причин, заставивших киевскую городскую общину выступить против своего князя после того, как он отказался выдать ей оружие для организации отпора врагу. Получается, что поход Шарукана был действительно по-настоящему «грандиозным»: разграбленной оказалась территория фактически всей «Русской земли» в узком значении, то есть земли всех трех южнорусских княжеств. Однако, как мы могли уже убедиться, в литературе часто преувеличивается степень половецкой угрозы Руси.
Так, при ближайшем рассмотрении, связь Киевского восстания с вторжением половцев на киевскую сторону Днепра не выглядит бесспорной. Описывая начальный этап восстания киевлян против Изяслава, летописец отмечает, что оно началось с при-
1 ПСРЛ. Т. I. Стб. 170; ПСРЛ. Т. II. Стб. 160; НЛ. С. 77.
2 ПСРЛ. Т. I. Стб. 171; ПСРЛ. Т. II. Стб. 161; НЛ. С. 78.
3 ПСРЛ. Т. I. Стб. 172; ПСРЛ. Т. II. Стб. 162; НЛ. С. 78.
4 См.: Расовский Д.А. Печенеги, торки и берендеи на Руси и в Угри. Прага, 1933. С. 10; Грушевский М.С. Очерк истории Киевской земли от смерти Ярослава до конца XIV столетия. Киев, 1991; Мавродин В.В. Народные восстания в Древней Руси XI — XIII в. М., 1961. С. 60; Сухарев Ю.В. Киевская Русь и кочевники // Военно-исторический журнал. 1994. № 3. С. 88.
зывов возмущенного предательским поведением своего князя народа пойти и освободить некую «свою дружину», томившуюся в княжеской темнице1. Что это была за дружина и как она попала в темницу, источник не говорит. Но как верно подметил еще М. Н. Тихомиров, эта «своя дружина» не могла быть представлена дружиной самого Изяс-лава, так как она, связанная с князем особыми личными отношениями, всегда противопоставлялась обществу. Для киевлян она не могла быть своей. Зато своей для них могла быть дружина, представлявшая собой часть городской общины, то есть состоявшая из родственников и знакомых тех же самых киевлян. Но когда эти киевляне попали в темницу? Очевидно, только перед тем, как Изяслав выступил на войну с половцами, так как после его бесславного возвращения, события в городе развернулись столь стремительно, что он уже вряд ли имел время для подобных действий. Следовательно, можно допустить, что перед нашествием половцев Изяслав уже имел столкновение с киевлянами, вследствие чего какая-то часть городской общины, очевидно, из числа наиболее активно выступивших против него горожан, была заключена им в темницу2. В таком случае, вспыхнувший на вече конфликт между киевлянами и Изяславом возник вовсе не на пустом месте, а являлся продолжением прежнего. Очевидно, перед самым восстанием имело место какое-то столкновение между киевлянами и Изяславом, которое закончилось тем, что киевский князь арестовал и заключил в темницу часть городской «дружины». Тем самым в первом столкновении со своими подданными Изяслав временно одержал победу, однако сам конфликт, видимо, до конца решен не был. Начавшееся вслед за тем осенью 1068 г. половецкое вторжение временно отодвинуло противоречия между князем и киевлянами на задний план, стороны примирились и Изяслав смог даже выступить во главе городского ополчения на войну. Но, как известно, в сражении русские князья были разбиты. Киевляне имели все основания обвинять в поражении своего князя, так как согласно представлениям древних, уходившим корнями еще в языческую эпоху, неудача в войне свидетельствовала о «греховности» вождя, его неспособности обеспечить безопасность общества, то есть исполнять свои основные обязанности: полную, как бы мы сегодня сказали, «профнепригодность». Следовательно, такого вождя следовало убрать, заменить другим правителем3. Кроме того, поражение само по себе не добавляло авторитета Изяславу, к тому же в битве с половцами, очевидно, погибло много княжеских дружинников4, оставшаяся же немногочисленная дружина уже не могла как прежде контролировать ситуацию в Киеве. Все это неизбежно должно было привести к новому столкновению Изяслава с его подданными, которые и без того были крайне недовольны им. Как следует из сообщения летописца, предлогом к столкновению на этот раз послужило требование озлобленных поражением на Альте киевлян к Изяславу выдать им оружия и коней для новой битвы с половцами. Когда же тот отказался, это окончательно переполнило их чашу и привело к восстанию. Тем самым, можно утверждать, что, вторжение половцев не столько явилось причиной киевского восстания, сколько лишь ускорило события, назревавшие в столице Руси еще накануне.
Исследователи Киевского восстания обращают внимание еще на одно несоответствие летописи, которое касается «людье Кыевстии», потребовавших от Изяслава
1 ПСРЛ. Т. I. Стб. 171.
2 Тихомиров М.Н. Крестьянские и городские восстания на Руси XI — XIII вв. М., 1955. С. 94 — 95. См. также: Мавродин В.В. Очерки истории Левобережной Украины (с древнейших времен до второй половины XIV в.). СПб., 2002 С. 210.
3 Фроянов И.Я. Древняя Русь: Опыт исследования истории социальной и политической истории. М.; Спб., 1995. С. 184.
4 О высоких потерях русского войска в битве на р. Альте сообщает, в частности, Киево-Печерский патерик, по данным которого: «были убиты воеводы и множество воинов в этом бою» / Киево-Печерский патерик // Памятники литературы Древней Руси: XII век. М., 1980. С. 413.
оружия для битвы с половцами. Кто были эти «кияне»? На первый взгляд летопись говорит об этом вполне определенно: ими были киевляне, воины городского ополчения, участвовавшие в битве с половцами на Альте и прибежавшие вместе с князем в город после поражения1. Оружия и коней же они могли требовать, так как потеряли их во время бегства и были теперь безоружными2. Однако, как верно отметил еще М. П. Покровский, в действительности это требование к Изяславу едва ли могли предъявить участники битвы на Альте, поскольку невероятно считать, чтобы безлошадные воины, каковыми стали киевляне в результате поражения, смогли бы убежать от мобильной половецкой конницы3. Подавляющее большинство киевлян, потребовавших оружия от Изяслава, видимо, не принимало участия в войне с половцами. В таком случае, на вече от Изяслава могли требовать оружия и коней те киевляне, у которых оно было отобрано еще раньше, очевидно, в то же самое время, когда Изяслав заключил часть киевской дружины в темницу, то есть до вторжения половцев на Русь и до битвы на Альте. В условиях назревавшей крупномасштабной войны с кочевниками, грабившими русские земли на левом берегу Днепра, и угрозы их переправы на собственно киевскую сторону возвращение Изяславом оружия было логичным и закономерным требованием со стороны разоруженного киевского ополчения.
Почему же Изяслав отказался вооружить киевлян? Ведь в случае появления половцев в окрестностях Киева разорению подверглись бы не только усадьбы киевлян, но и земли, принадлежавшие лично князю. Причина этого, на наш взгляд, заключалась в том, что половецкое вторжение, вопреки мнению историков, все же обошло Киевское княжество стороной. Поэтому киевский князь имел больше оснований опасаться не далеких и во многом призрачных степняков, грабивших русские земли на другой стороне Днепра, а близких и вполне реальных, вооруженных до зубов, настроенных враждебно по отношению к нему киевлян4. Вот почему он и отказывался выдать киевлянам оружие. Следует отметить, что ничего не говорит о присутствии половцев в правобережье Днепра во время Киевского восстания не только ПВЛ, но и другой сохранивший сведения о нашествии Шарукана источник — Киево-Печерский патерик. Оба эти источника сообщают о половецком нашествии применительно только к территории Переяславского и Черниговского княжеств, где произошли две битвы русских с кочевниками: сначала на реке Альте, в Переяславском княжестве половцы нанесли поражение русскому войску, а затем на реке Снови в Черниговском, в свою очередь, они были разбиты черниговским князем Святославом Ярославичем. Все вышеизложенное позволяет ограничить район, охваченный нашествием Шарукана, исключительно русскими землями в левобережьем Днепра.
Не вполне ясен вопрос о том, какой путь использовали половцы для своего вторжения в русские земли в 1068 г. Известно, что в своих набегах на русские левобережные княжества половцы пользовались теми же маршрутами, что и печенеги в предшествовавшее время. В Переяславское княжество кочевники вторгались по двум основным дорогам. Первая из них шла вдоль Днепра параллельно древнему торговому пути. По ней через низовья Сулы, Ворсклы и Орели кочевники шли на Переяславль и далее через броды на Днепре в русские земли в правобережье Днепра или на северо-восток, вглубь Переяславского княжества. Ряд историков полагает, что этот путь и был выбран прежде всего половецким ханом Шаруканом для своего вторжения5. Однако, в
1 ПСРЛ. Т. I. Стб. 170; ПСРЛ. Т. II. Стб. 160; НЛ. С. 77.
2 Толочко П.П. Древний Киев. Киев, 1983. С. 210.
3 Покровский М.Н. Избранные произведения. М., 1966. Кн. 1. С. 158 — 159.
4 Белявский В.А. По поводу «извечного антагонизма» между земледельческим и кочевым населением Восточной Европы // Славяно-русская этнография. Л., 1973. С. 103 — 104.
5 Ляскоронский В.Г. К вопросу о переяславских торках. С. 21.
случае движения по этому пути половцы могли пробиться вглубь Переяславского княжества только преодолев сопротивление Переяславля — сильной русской крепости, запиравшей низовья Днепра. Взять же ее они могли только после длительной осады. При этом летописи не только ничего не говорят о военных действиях в районе Переславля в 1068 г., но даже не называют Переяславль в числе районов, подвергшихся половецкому нашествию.
Попасть в Переяславское княжество кочевники могли не только с юга, но и с северо-востока, вторгшись в русские земли через пространство, образуемое водоразделом Десны и Сейма, с одной стороны, и левыми притоками среднего Днепра, — с другой. Это был второй рокадный маршрут кочевнических вторжений в русские земли левобережья Днепра, который был намного опаснее первого, так приходился на стык Переяславского и Черниговского княжеств, и, следовательно, русским князьям труднее было наладить в этом районе эффективную оборону (а если они враждовали между собой, то вовсе невозможно). Скорее всего, орда Шарукана шла этим путем. В рассматриваемое время здесь не было крупных населенных пунктов, способных оказать кочевникам серьезное сопротивление, а тянувшаяся вплоть до Днепра равнина была лишена значительных естественных препятствий, удобна для действий больших конных масс и позволяла кочевникам быстро и беспрепятственно проникнуть в центральные районы Переяславского княжества. Очевидно, этим обстоятельством в определенной степени и объяснялось то, что Ярославичи были застигнуты половецким набегом врасплох и смогли встретить противника, когда орда Шарукана уже оказалась в глубине русских земель.
Принято считать, что нашествие Шарукана привело к страшному погрому русских земель. Вместе с тем источники не содержат сведений об осаде или захвате половцами во время этого вторжения каких-либо русских городов, хотя известно, что впоследствии нередко даже мелкие отряды кочевников захватывали сильно укрепленные крепости. Исходя из этого, в литературе было высказано предположение, что в 1068 г. половцы ограничились преимущественно грабежом сельскохозяйственных рай-онов1. Такое предположение не лишено оснований, поскольку в условиях распространенного среди половцев вплоть до конца XI в. круглогодичного кочевания, сопровождавшегося частыми массовыми эпизоотиями и падежом скота, захват скота и запасов зерна в русских деревнях позволял их ордам наиболее эффективно компенсировать свои экономические потери. Кроме того, следует иметь в виду, что половецкое хозяйство, как и древнерусское, было по своему характеру экстенсивным. Оно могло развиваться только вширь, а не вглубь, то есть за счет постоянного расширения и освоения все новых пастбищных ресурсов. Малейшее увеличение поголовья скота или демографический рост в ордах требовали нового расширения жизненного пространства.
При такой системе хозяйствования кочевые орды с огромными стадами занимали все удобные для кочевания и слабо заселенные или защищенные земли и держались на них до тех пор, пока более сильный противник не вытеснял их с этих земель2. К тому же Переяславское княжество, в наибольшей степени подвергшееся нашествию половцев, вовсе не было столь плотно заселено земледельческим населением, как это может показаться. Многие его районы, особенно расположенные в поречье притока Сулы Уды, районы княжества к западу от реки Трубежа и все течение Трубежа вплоть до впадения его в Днепр, бассейн реки Супоя на востоке, нижняя Сула были непригодны для занятия экстенсивным древнерусским земледелием из-за распространенных здесь солонцеватых почв. Жившее здесь население было относительно немногочисленным,
1 Белявский В.А. Указ. соч. С. 103.
2 Плетнева С.А. Половецкая земля // Древнерусские княжества X — XIII вв. М., 1975. С. 262.
крупные села и города отсутствовали. В то же время распространенная в этих районах лугово-солончаковая растительность, создававшая обилие пастбищ, нисколько не мешала полукочевому коневодству и только способствовала занятию овцеводством1. Эти земли как нельзя лучше подходили для кочевников и их системы хозяйствования.
Поэтому вполне возможно, что вторжение орды Шарукана в эти богатые пастбищами внутренние районы Переяславского княжества и пограничье Черниговского в какой-то степени объяснялось стремлением половцев «освоить» эти малонаселенные пограничные земли Руси. Возможно, что в этом ключе следует понимать слова летописца о том, что после победы над русским войском на Альте половцы «росулися по земли», то есть расположились на захваченной территории под временную кочевку. Косвенно это подтверждает и тот факт, что в промежутке между битвой на Альте, произошедшей, по-видимому, в начале — середине сентября 1068 г., и битвой на реке Сно-ви 1 ноября того же года (это полтора — два месяца!) источники полностью «теряют» половцев из виду, не сообщают не только о продолжении военных действий Руси с ними в левобережье Днепра, но и не упоминают о половцах совсем. И только из последующего сообщения летописи о том, что в начале ноября Шарукан с частью своих сил столкнулся на реке Снови с войсками черниговского князя Святослава Ярославича, мы может утверждать, что все это время половцы находились в русских землях. По-видимому, после битвы на р. Альте половцы, переоценив результаты своей победы над русским войском, считали, что они уже больше не встретят организованного сопротивления со стороны Ярославичей. Потому они прекратили военные действия против русских, так как их продолжение мешало осваивать им занятые территории, и, рассеявшись, перешли на привычные им условия кочевания небольшими группами. В конечном итоге, эта передышка в войне позволила черниговскому князю Святославу Яросла-вичу собрать в своих землях новую рать и нанести половцам поражение.
Несмотря на то, что нашествие 1068 г. завершилось сокрушительным поражением половцев, в литературе его последствия неизменно преподносятся как крайне тяжелые для Руси. Так, М.Н. Тихомиров, основываясь на сообщении ПВЛ о том, что во время Киевского восстания некоторые из горожан грозили своему князю, что в случае отказа выдать им оружие они сожгут Киев и переселяться в «Греческую землю» (то есть, очевидно, в Византию) полагал, что эти угрозы исходили от киевских купцов, торговавших с империей. Историк объяснял их участие в восстании тем, что половецкий набег привел к нарушению торговых сообщений Киева с Византийской империей2 и, следовательно, к их убыткам. Отсюда и их недовольство Изяславом. К выводу о прерывании торговых связей русских земель с соседними странами в результате половецкого нашествия склонялись ряд других историков. По мнению, В.Т. Пашуто, половецкие набеги второй половины XI в. (из контекста его работы можно полагать, что он имел в виду прежде всего половецкие нападения 1061 и 1068 гг.) привели к разрыву экономических связей Руси не только с греческими городами Крыма, но и с Северным Кавказом3. По мнению В.Л. Егорова, в результате нашествия половецкие орды полностью перекрыли Руси пути к Черному морю, Дунайской Болгарии и Византии4. Л.Н. Гумилев, последовательно придерживавшийся в своих работах идеи о преувеличении в источниках последствий половецких погромов русских земель, также счел нужным на этот раз согласиться с отрицательными последствиями половецкого вторжения, сделав вывод о том, что нашествие Шарукана «затруднило политические и экономические от-
1 Моргунов Ю.Ю. Еще раз о «переяславских торках» // Российская археология. 2000. № 1. С. 28.
2 Тихомиров М.Н. Древнерусские города. М., 1956. С. 188.
3 Пашуто В.Т. Героическая борьба русского народа за независимость (XIII век). М., 1956. С. 81.
4 Егоров В.Л. Указ. соч. С. 190.
ношения Руси с Тмутараканским княжеством, что имело далеко идущие, прежде всего, негативные последствия для этого удаленного русского анклава»1.
Данные источников позволяют подвергнуть многие из этих выводов сомнению. Так, при археологических раскопках греческих колоний Крыма: Херсонеса и Судака (Сурожа) в культурном слое археологами найдены предметы киевского и древнерусского происхождения, что свидетельствует о том, что, несмотря на приход в южнорусские степи половцев, торговые и экономические связи Руси с Северным Причерноморьем продолжали развиваться не только на протяжении всей второй половины XI в., но и в следующем XII в2. По данным источников в Херсонесе постоянно проживали целые колонии русских купцов, которые вели посредническую или прямую торговлю между русскими землями и этим важным имперским центром. Крупным центром международной торговли на Руси, после нашествия Шарукана, по-прежнему, оставался Киев, столица Древнерусского государства. Оживленную торговлю здесь с иностранными купцами, по данным древнерусских источников, вели монахи Киево-Печерского монастыря. Среди торговых партнеров Киево-Печерского монастыря Киево-Печерский патерик называет латинян, греков, сирийцев, армян3. За исключением латинян, купцы этих национальностей могли прибыть на Русь только через южнорусские степи, что было бы невозможно, если бы половцы действительно перекрыли движение по торговым путям.
Не находит подтверждения в источниках и утверждение о прерывании в результате половецкого нашествия связей Руси с оторванным от ее территории русским Тму-тараканским княжеством на Тамани. Во второй половине XI в. в Тмутаракани продолжали непрерывно править русские князья, принадлежавшие к династии черниговского князя Святослава Ярославича, а в 1079 г. киевский князь Всеволод Ярославич смог посадить в Тмутаракани даже своего посадника боярина Ратибора4, что само по себе свидетельствует о том, что связи Руси с этим своим далеким анклавом не только не были прерваны, но и характеризовались определенным усилением зависимости его от верховной власти киевского князя.
Итак, нашествие Шарукана не привело к каким-либо разрушительным последствиям для Руси. Вопреки распространенному мнению, нельзя считать это нашествие и началом крупномасштабного половецкого натиска на русские земли. Наоборот, его поражение показало, что сейчас половцы пока еще не имели достаточно сил для организации такого широкомасштабного наступления на Русь. Для этого требовались: во-первых, политическое объединение отдельных разрозненных половецких орд, которое позволили бы им выступать в отношениях с Русью как мощная военно-политическая сила. Во-вторых, полное утверждение половцами своего господства в южнорусских степях, подавление ими сопротивления других живших здесь кочевых и полукочевых народов. Только обеспечив свой тыл и решив все эти внутренние задачи, половцы могли сосредоточить все свои силы на решении важных внешнеполитических задач. Внутреннее развитие половецких племен во второй половине XI в. не отвечало ни одному из этих требований. Первые крупные политические объединения в виде союзов орд, способные начать широкомасштабное наступление на Русь, у половцев начали складываться только не ранее конца XI в. Набеги же отдельных разрозненных орд, как показывал опыт борьбы русских еще с печенегами, легко могли быть отбиты княжескими войсками. Не была завершена на момент вторжения Шарукана на Русь и борьба половцев с другими кочевыми народами за гегемонию в южнорусских степях, где продолжа-
1 Гумилев Л.Н. Древняя Русь и Великая степь. М.: Мысль, 1993. С. 301.
2 Якобсон А.А. Средневековый Херсонес // МИА. 1950. № 17. С. 35.
3 Киево-печерский патерик. С. 92 — 95, 132.
4 ПСРЛ. T.I. Стб. 204; ПСРЛ. Т. II. Стб. 196.
лись столкновения половцев с отступившими на запад в Подунавье печенегами, создавшими здесь сильный союз, представлявший значительную угрозу как для самих половцев, так и для соседней Византии. Борьба половцев с печенегами, то затухая, то вновь разгораясь, продолжалась здесь вплоть до начала 90-х гг. XI в.1, когда печенежский союз окончательно был разгромлен объединенными силами половцев и византийцев.
Не вызывает никаких сомнений, что последствия разгрома орды Шарукана в результате битвы на р. Снови оказались крайне тяжелыми прежде всего для самой половецкой группировки, кочевавшей в донецких степях. Это поражение значительно затормозило процесс складывания крупного политического союза кочевников на Север-ском Донце, силы которого были настолько сильно подорваны, что донские половцы фактически на целых 40 лет (до 1107 г.) отказались от организации крупных самостоятельных набегов на Русь. В последующем они предпочитали участвовать в усобицах русских князей, предоставляя им вспомогательные наемные отряды, или же ограничивались мелкими набегами в русское пограничье.
Характерно, что следующий половецкий набег на русские земли повторился только через три года. По сообщению летописца, в 1071 г. половцы «воеваша оу Рас-товца и оу Неятина»2. Оба русских городка располагались на юго-восточной окраине Черниговского княжества между Брянском и Новгород-Северским на Десне3. По-видимому, этот набег был отбит гарнизонами пограничных крепостей, так как летописец ничего не сообщает о сборе общерусского войска для отпора половцам.
Принято считать, что к концу 60-х гг. XI в. половецкие орды подошли к южным границам Руси на всем их протяжении, как в левобережье, так и в правобережье Дне-пра4. Анализ первых трех русско-половецких столкновений 1061, 1068 и 1071 гг. не позволяет согласиться с этим выводом. В течение всего этого времени в отношения с половцами вступали преимущественно русские князья лишь двух левобережных княжеств — Переяславского и Черниговского. Данное обстоятельство говорит о том, что в рассматриваемое время кочевники подошли к границам Руси не на всем, а, скорее всего, лишь на ее отдельном участке. Поэтому первые военные столкновения Руси и половцев имели, в целом, локальный характер.
Таким образом, нашествие Шарукана хотя и представляло собой крупное по масштабам вторжение половцев, однако было всего лишь отдельным русско-половецким столкновением, которое не привело к коренному изменению общей военно-политической ситуации на южной границе русских земель. Отсутствие после 1071 г. в течение ряда последующих лет в источниках известий о русско-половецких столкновениях показывает, что половецкие ханы извлекли определенные уроки из своего по-
1 Гумилев Л.Н. Древняя Русь и Великая степь. С. 313.
2 ПСРЛ. Т.! Стб. 174; ПСРЛ. Т. II. Стб. 164; НЛ. С. 80.
3 На Растовец и Неятин, как города, находившиеся в левобережье Днепра на территории Черниговского княжества между Брянском и Новгород-Северским на Десне указывает Воскресенский список Киевской летописи (Погодин М. П. Исследования, замечания и лекции о русской истории. Т. IV. Период удельный 1054 — 1240. М. 1850. С. 148). Городки с такими названиями находились и в правобережье Днепра на территории Киевского княжества, что дало ряду историков считать, что половецкий набег 1071 г. был предпринят сюда. Однако ПВЛ не указывает конкретно, по каким из этих городов-двойников был нанесен удар половцев. Относить набег 1071 г. к левобережным Растовцу и Неятину позволяет прежде всего то, что все без исключения события, связанные с русско-половецкими столкновениями в 60—70-х гг. XI в. происходили исключительно в левобережье Днепра. Первое надежное известие о появлении половцев в правобережных русских землях датируется «Поучением» Владимира Мономаха только в 1085 г., когда этот князь сообщает о преследовании им вторгшихся в Киевское Поросье половецких отрядов под Тор-ческом, Святославлем и Юрьевым (Поучение князя Владимира Мономаха своим детям // Памятники истории Киевского государства IX — XII вв. Л., 1936. С. 133.).
4 Егоров В.Л. Указ. соч. С. 190
ражения. Итогом всего этого стало то, что «Черная Кумания» надолго устранилась от самостоятельных набегов на Русь.
Инков Александр Александрович — кандидат исторических наук, доцент кафедры истории Московского гуманитарного университета.
