CC BY
92
РАЗМЫШЛЕНИЯ, СООБЩЕНИЯ, КОММЕНТАРИИ
В.А. Ковалёв
НАШЕ НЕПРЕДСКАЗУЕМОЕ ПРОШЛОЕ: ПОПАСТЬ В АЛЬТЕРНАТИВУ
Виктор Антонович Ковалёв - доктор политических наук, профессор Сыктывкарского государственного университета
Книжечки беленькие, книжечки красненькие В детстве стояли на полочке, «Библиотека современной фантастики»...
Все угробили, сволочи...
Я все понимаю: Сталин,
Репрессии, пятилетки...
Но зачем мы Космос сменяли На фанерные табуретки?
(Всеволод Емелин. Космос как воспоминание)
1. От дистопии к дистопии: Прошлое вместо Будущего
Недавние мечты и грандиозные планы по скорейшему освоению Космоса действительно становятся воспоминаниями. Они воспринимаются не только как нечто ненужное, непрактичное, неподъемное в экономическом и научном отношении, но еще и как странная мечта, со значительной долей утопизма. А - «нынче не время утопий». Но - это не совсем так. Без утопий люди жить не могут, просто на смену одним мечтаниям приходят другие. Это хорошо видно по такому репрезентативному для (анти)утопий жанру, как фантастическая литература. И - особенно в нашей стране. В 1960-1980 гг. типичный персонаж советских фантастических романов, повестей и рассказов садился в звездолет и летел покорять Вселенную; если же где-то попадалась разумная жизнь, то наш коммунар-прогрессор со всей страстью и научной мощью помогал освободительным силам звездных аборигенов установить у себя более совершенное общественное устройство (читай: коммунизм). Нынче совсем не то: космическая фантастика если и пишется, то уже без прежней веры, и го-
раздо большей популярностью у (еще) читающей публики пользуются такие жанровые направления как фэнтези или «альтернативная история», в которой наибольшим успехом пользуются истории о «попаданцах» в прошлое. Типичный для последней разновидности фантастики герой какой-нибудь (не)выдающийся «Вася Пупкин» вольно или невольно оказывается в прошлом - или сам непосредственно, или в сознании своего предка - и там начинает творить свои подвиги. Наш Вася помогает выиграть какую-нибудь судьбоносную войну или переиграть катастрофу 1941-го года, становится наперсником ведущих государственных деятелей или просто оказывается в теле одного из них. Корректирует историю он так, чтобы не допустить иго, Цусиму, большевистский переворот, перестроечное предательство и т.д., и т.п.
Разумеется, от всего этого можно отмахнуться как от глупых эскапистских фантазий: развлекаются взрослые дети, играя в компьютерные игры или представляя себя героями-попаданцами. Но этот популярный феномен сегодняшнего дня кажется нам весьма любопытным объектом для анализа. Конечно, у многих серьезных ученых подобный интерес вызовет в лучшем случае недоумение, однако, ведь известно, что «игры исторических корректировщиков» описываются и анализируются довольно часто [5].
Вообще, когда начинаешь знакомиться с библиографией работ о фантастике, то среди тысячи названий находишь немало интересных работ. Отрасль знания, которую можно назвать фантастиковедением, следует считать весьма развитой [см.: 17]. Хотя так называемое «фантастиковедение» - это, по большей части, сегмент литературоведения, наши профессиональные интересы лежат довольно далеко от проблем жанра и стиля (это может затрагивать меня, как читателя, но как исследователя меня более всего привлекают идейно-политические аспекты современных утопий и причины их образования). Но наряду с довольно устоявшейся традицией изучения утопического сознания в прошлом, мы видим явный недостаток внимания к элементам утопического сознания в нынешней России, пусть оно бывает плохо выраженным и фраг-ментированным. На наш взгляд, сегмент массовой литературы, к которому мы здесь обращаемся, весьма насыщен материалом, подходящим для изучения данной проблематики. Попытка рассмотреть современную политику через призму фантастики для нас не первая: ранее мы пытались выделить метаидеологические составляющие в фантастической литературе о будущем [10; 22] или рассматривали социально-политические перспективы новых технологий опять-таки на примере произведений авторов-фантастов [11].
В самом деле, об утопиях, в том числе выраженных в художественной форме, написано огромное количество работ, в том числе и в последние годы.
Вдоль и поперек исследуется утопическое сознание дореволюционного1, а также, наряду с ним, советского периода2 отечественной истории. Внимания же к обильному выходу современных утопий, пусть и напоминающих сорняки, явно не хватает. В свое время в нашей стране было весьма модным использовать материал фантастических произведений для изучения того или иного учебного курса в школе. Писались и издавались даже специальные методические пособия [6]. Быть может, это и кажется сейчас наивным, но автор хорошо помнит, как в учебнике природоведения для 4 класса в разделе по популярной астрономии пересказывался один из сюжетов «Туманности Андромеды» (приключения на планете Железной звезды). И я узнал впервые о ефремовском шедевре именно из школьного учебника.
Рамки статьи не позволяют подробно сосредоточиться на очень многих аспектах проблематики, связанной с изучением утопий и различных подходах к этому феномену. Здесь мы не стремимся к тому, чтобы сконструировать какое-то новое определение, нам достаточно попробовать применить уже имеющиеся дефиниции и посмотреть, как они работают на новом «эмпирическом» материале. Утопию мы понимает в устоявшемся значении, как «место которого нет», в традиции, идущей от Т. Мора. Советские исследователи в свое время плодотворно разрабатывали эту тему, и, на наш взгляд, труды таких авторов, как В. Чаликова, Э. Араб-Оглы, И. Бестужев-Лада, Э. Баталов, эмигрант Леонид Геллер и др., - до сих пор остаются полезными и интересными, выглядят «свежо» как с точки зрения теоретической проработанности темы, так и ее политической актуальности.
Феномен утопии, само понятие утопии и ее «эпифеномена» - антиутопии, несмотря на их, на первый взгляд, «понятность» и «общераспространенность», весьма сложны для анализа; они требуют хорошей теоретической подготовки в разных областях. В данной работе, повторим, не ставится цель продемонстрировать какой-то новый подход к феномену (анти)утопии; не будем мы и подробно анализировать исходные понятия. Наша задача подойти с известным уже инструментарием к новой политической реальности, проанализировать с его помощью материалы новых и уже известных (классических) фантастических произведений, которые в нашем новом мире представляются актуальными, так как, возможно, предупреждают об опасностях уже ближайшего будущего. Но сами основные понятия в работе используются в традиционных, привычных значениях. «Утопия - это вымышленная страна; воображаемое общество, которому отдается предпочтение перед реальным, и
1. См., напр.: Егоров Б.Ф. Российские утопии: Исторический путеводитель. — СПб., 2007. — 416 с.
2. См., напр.: Мильдон В. Санскрит во льдах, или Возвращение из Офира. — М., 2006 — 288 с.
в образе которого, с большей или меньшей полнотой, воплощается представление о совершенном обществе и человеке, о социальном идеале» [2, с. 11]. В. Чаликова определяет этот феномен более пространно: «Утопия - это подробное и последовательное описание воображаемого, но локализованного во времени и пространстве общества, построенного на основе альтернативной социально-исторической гипотезы и организованного - как на уровне институтов, так и человеческих отношений - совершеннее, чем то общество, в котором живет автор. Такое определение позволяет исключить из утопии короткие рассказы о будущем, в которых нет описания его как системы; романы, в которых описываются события, происходящие в будущем обществе, но не описывается его устройство; многочисленные описания подземных и подводных миров, похожих на земной; романы о воображаемых войнах, научно-фантастические романы, которые сосредоточены на технологии будущего, а не на его социальном устройстве, а также многие феминистские, психоделические и фантастическо-порнографические романы...
«При таком подходе утопией можно считать книги о прошлом, а не о будущем, если в них описано идеальное взаимодействие и самовыражение большой группы людей (курсив мой. - В.К. ) или подобных им существ» [18, с. 8].
Как раз книги об «альтернативном» прошлом (или об истории, которая становится «альтернативной» в силу подвигов пришельцев из будущего), на наш взгляд, хорошо укладываются в русло утопического сознания, как пишущих, так и читающих подобную литературу.
Если говорить о более детальных классификациях этого «массолита», то они интересуют нас здесь «постольку-поскольку», т.е. поскольку мы выбрали это жанровое направление материалом для анализа, и поскольку надо его при этом точнее определить. Дадим здесь слово знатокам и любителям фантастики. Липецкий любитель и исследователь С. Соболев делает это так: «Альтернативная история - это произведения, в которых рассматриваются вероятностные миры, выросшие из известных обстоятельств, после какого-то значительного или незначительного события, которое произошло не так, как в нашей реальности, и поэтому альтернативный мир стал кардинально отличаться от нашего. В произведении автор волен использовать известных исторических персонажей, порою - в совершенно несвойственном для них качестве, если это служит ему для решения каких-то определенных художественных задач. Фантастические произведения в жанре Криптоистории описывают негласную подоплеку реальных событий (всего лишь неизвестные стороны общеизвестных фактов), а альтернативная история (АИ) описывает якобы свершившиеся последствия выдуманных фактов [14, с. 34]. Таким образом, романы о «попаданцах» относятся скорее к разряду АИ, нежели «крипто». Например, в русле «крипто» работает известный фантаст Андрей 144
Валентинов (Шмалько), который отзывается весьма едкими памфлетами на истории о попавших в прошлое3.
Собственно, мы не очень хотим вдаваться в цеховые споры о разновидностях и путях развития фантастической литературы. Наша задача диагностировать сознание современников на ее примере. И лучше всего сейчас, как нам кажется, это можно сделать через глуповатые, на первый взгляд, романы о «попаданцах» и «корректировщиках» прошлого. Альтернативная история -по существу жанр социально-политической фантастики, посвященный изображению реальности, которая могла бы быть, если бы история в один из своих переломных моментов (точек бифуркации, или точек развилки) пошла по другому пути. Особенностями произведений, созданных в жанре альтернативной истории, является то, что непременным элементом сюжета является изменение хода истории в прошлом (относительно момента создания произведения). По фабуле произведения, в некоторый момент прошлого по какой-либо причине, либо случайно, либо в результате вмешательства внешних сил, например пришельцев из будущего, происходит что-то отличное от происходившего в реальной истории. Случившееся может быть связано с широко известными историческими событиями или историческими личностями и может казаться, на первый взгляд, малозначительным. В результате этого изменения происходит «разветвление» истории.
В некоторых произведениях вместо или вместе с идеей перемещения во времени используется идея параллельных миров - «альтернативный» вариант истории реализуется не в нашем мире, а в параллельном, где история идет другим путем. Такая трактовка позволяет устранить известный логический парадокс путешествия во времени, называемый иногда «парадоксом убитого дедушки».
Основоположником жанра альтернативной истории считается римский историк Тит Ливий, описавший возможную историю противостояния Рима и империи Александра Македонского, предположив, что Македонский не умер в 33 года, а продолжил жить и править своей империей.
Повторим, что мы рассматриваем эти произведения как своеобразные утопии. Классификация утопий также весьма разнообразна: В. Чаликова в свое время писала о литературно-теоретической, народной и официальной [19, с. 3]. Ясно, что рассматриваемые нами в этой статье примеры относятся к первому виду: это не только какая-то литература, но и часто какая-то теория.
Ж.-Н. Вюарне выделял среди «места, которого нет» еще и «неопределенное пространство исторической утопии, которая освобождается от норм
3. См.: Валентинов А. Наши в Хроносе, или Необычайные похождения майора Пуп-кина. — В книге: А. Валентинов, Г-Л. Олди «Тирмен». — М., 2008. — С. 498-508.
настоящего и принимает иные нормы, приписываемые неким прошедшим или будущим временам» [цит. по: 15, с. 266].
Э. Араб-Оглы называл среди многообразных проявлений утопического сознания: 1) социально-реформистский утопизм; 2) различного рода религиозные и близкие им псевдонаучные проекты; 3) своего рода социально-психологические «утопии личности» [15, с. 13]. В рассматриваемых нами романах, в свете этой классификации, интересны именно «утопии личности», -но не личности выдуманных персонажей, которые, попав в прошлое, из кожи вон лезут, чтобы приспособиться к незнакомым реалиям и избежать разоблачения со стороны «хроноаборигенов». Нет, хотелось бы увидеть переживания и понять политические взгляды типичного для сегодняшнего дня автора или читателя очередной «альтернативки».
Наконец, интересным для наших целей является разделение утопий на преображающие («прометеевские») и «пелагианские» - утопии бегства и смирения [7, с. 6-7].
Что касается антиутопии, то это «темный двойник», «тень» утопии, Хайд по отношению к доктору Джекиллу; так показывается, как правило, квазиидеальное общество (зачастую тоталитарное). Впервые термин «антиутопия» (англ. dystopia, anti-utopia) был введен английским философом и экономистом Джоном Стюартом Миллем в 1868 г.
Конечно, само по себе предположение о переносе сознания или героя в далекое и недалекое прошлое выглядит как типичное «бегство от действительности». Но в отличие от миров фэнтези, которые связаны с нашей реальностью лишь через ряд идей или аналогий, в «попаданческих» альтернативах чувствуются остатки прометеевского и даже «фаустовского» духа. Ведь персонажи этих книг, попав в прошлое каким-нибудь магическим способом, далее, по большей части, ведут себя вполне обычным для нашего времени образом, в русле «целе-рационального социального действия», придерживаясь при этом ценностно-рациональных принципов, чаще всего патриотических -они спасают Родину от злодеев, предупреждают худшие варианты развития событий, превращают реальные поражения в фантастические победы и т.п. В произведениях, хотя бы немного пригодных для чтения, они хорошо стимулируют «социологическое воображение».
Но перед тем как рассматривать конкретные примеры, попробуем все же предварительно предположить, отчего утопическое сознание опять расцвело и именно в такой форме. Почему опять тема социокультурной утопии стала актуальной и, надеемся, востребованной.
Посмотрел на свой рабочий стол. Вот передо мной старые потрепанные выпуски сборников «Социокультурные утопии ХХ века». Наряду с грозной надписью «Для служебного пользования» на обложке проставлен номер (очевидно для того, чтобы тайной полиции и ее стукачам было легче отследить 146
утечку информации, если кто-то использует знание об Оруэлле и пр. не «для служебного пользования»). Словом, напоминание об обстановке в духе «1984». Сама составительница этих сборников вспоминала: «Свой доклад "Социалистический реализм как извращенная форма утопии" я предварила кратким рассказом о ситуации в нашей науке об утопии. С изумлением слушали ученые из разных стран о том, как мы, группа референтов Института научной информации АН СССР, еще совсем недавно по особому допуску получали в спецхране зарубежные книги об утопии, анализировали и обобщали их содержание и, составив сборники обзоров и рефератов, сдавали их в спецхран же. Как эти ротапринтные сборники кем-то тайно ксерокопировались и продавались на черном книжном рынке» [18, с. 5].
В конце 1980-х - начале 1990-х годов действительно показалось, что эти времена, смешные и страшные одновременно, ушли в прошлое и не вернутся. Однако антиутопии имеют обыкновение не только воплощаться (о чем, кажется, предупреждал еще Н. Бердяев), но иногда - «они возвращаются». Виктория Чаликова умерла в начале 1990-х годов [4] и не застала «прекрасного нового мира» посткоммунистической дистопии. Но многие из тех, кто с энтузиазмом воспринял «перестройку» и надеялся на лучшее, - застали и были неприятно поражены, что многие их надежды воплотились либо в виде карикатуры, либо в виде антиутопии. Возможно, кроме всего прочего, речь может идти о крупном интеллектуальном просчете. В условиях «железного занавеса» многие советские интеллигенты воспринимали «Запад» по переводным книгам, фильмам, запрещенным текстам и дефицитным товарам-артефактам как-то очень поверхностно, абстрактно-«утопически». И советские обществоведы из академических институтов, допущенные до чтения-реферирования того, что простым советским людям знать было не положено, вероятно, чувствовали себя неким подобием египетских жрецов, посвященных в тайны «западных земель». Каким же должно было быть их разочарование, когда то знание стало не только доступно-профанным, но еще и многое из него оказалось либо бесполезным, либо вредным для наших условий.
Когда система «реального социализма» рухнула, и на ее обломках «Запад» стал устанавливать реальное господство - тогда пришло время говорить о новой дистопии. Это «уникальный философско-художественный жанр XX века - дистопия, то есть образ общества, преодолевшего утопизм и превратившегося вследствие этого в лишенную памяти и мечты "кровавую сиюминутность" - мир оруэлловской фантазии» [18, с. 8].
О характеристиках реальной ситуации и определениях дистопии, конечно, можно спорить. Скажем, М. Афанасьев остроумно замечает: «Многолюдное государство, у которого сегодня вся сила и так много денег, мнит себя Большим Братом, но похоже, скорее, на Большого Паразита» [1, с. 18]. Но ведь иметь дело с «большим паразитом» тоже неприятно, и если тоталитар-
ный «Большой Брат» уничтожал ростки свободы практически без промедлений, то авторитарно-коррумпированный Большой Паразит работает медленно, и «жить вроде можно», но судьбе свободомыслия и ее носителям в «посттоталитарной» России также не позавидуешь. Период эмансипации и надежд был, мягко говоря, непродолжительным. Мы вновь оказались в социальном аду очередной антиутопии.
Ну, конечно, если нельзя исправить положение, можно скорректировать отношение к нему. Например, прибегнуть к очередной форме утопизма и рассматривать положение как обычное состояние «нормальной страны», которое сменило мессианство бывшей «сверхдержавы» на удовольствия консюме-ризма и положение сырьевого придатка развитых стран. Такой подход нам подсказан [см.: 21] и имеет в нынешней РФ массу приверженцев. Зачем переживать за критическое состояние и неблагоприятные перспективы России или мечтать об их исправлении, (утопизм!), когда можно спокойно и объективно анализировать место России среди других стран [13], сетуя, что оно ни слишком хорошо, но в целом ничего особенного, сойдет. Главное, что уничтожена «империя зла», а «автократичную клептократию» россияне как-нибудь переживут. (Эти определения заимствованы из работы А. Шлейфера и Д. Трейсмана «Обычная страна».) [21].
Но многих носителей утопического сознания не устраивает подобный отстраненный позитивизм в отношении собственного государства. Всякого рода приверженцы идеи «Третьего Рима» никак не могут смириться с тем, что Держава, на протяжении веков определявшая судьбы мира, ныне превратилась в сырьевую периферию и влачит жалкое существование «нормальной страны», занимая в мировых рейтингах место в конце первой сотни или в середине второй.
Носителей такого сознания немало среди авторов фантастических альтернатив, которые мечтают о самых невероятных способах исправления нынешней ситуации.
Обратимся опять к текстам В. А. Чаликовой: «под камуфляжем научной фантастики, евгеники, сексологии, феминизма вновь возрождается утопия... Существуя как визионерство и ностальгия, пророчество и заклятие, уход от мира и стремление преобразовать его, утопия в той же мере тщетно стремится быть социальной терапией, в какой — независимо от своих устремлений — всегда бывает социальной диагностикой» [19, с. 11] (курсив мой. -В.К.). Именно эта функция - социальной диагностики - и привлекает нас более всего.
Но прежде чем заняться вариантами диагноза, посмотрим внимательнее на сам материал, проиллюстрируем наши тезисы рядом литературных примеров.
2. «Старые песни о главном»:
Какую утопию выбрать?
К жанру альтернативной истории обращались многие известные писатели и историки. Скажем, на примере Античности в АИ «играл» Арнольд Тойн-би4. Американский фантаст Пол Андерсон создал целый цикл рассказов «Патруль времени». К известным романам этого типа принадлежит «Человек в высоком замке» Ф. Дика (мир после победы Японии и Германии во Второй мировой войне) и роман У. Мура «Дарю вам праздник» о последствиях победы южан над северянами в Гражданской войне середины XIX столетия.
В России уже выходят монографии, посвященные проблемам АИ, рассматривающие проблему как в широком философско-историческом контексте [12], так и в связи с анализом произведений, написанных в жанре АИ применительно именно к нашей стране [20]. Одно время в либеральных СМИ усиленно рекламировалась книга об исторических развилках в нашей истории, проскочив которые Россия давно могла бы перестать быть «тюрьмой народов» и превратиться в «обычную страну», чему, однако, мешали всякие неприятные обстоятельства и случайности [9]. Выходят целые монографии и сборники, посвященные изложению и комментированию альтернативных исторических сценариев5.
Разновидностью АИ являются истории о современных людях, попавших в прошлое, которые вольно или невольно его меняют. Сюжет строится по принципу «бога из машины», когда «люди как боги» творят новую реальность, но не на далеких планетах («трудно быть богом»), а в прошлом своего мира или собственной страны. Это один из любимых сюжетов в литературе. Можно вспомнить классическую сатиру Марка Твена «Янки при дворе короля Артура». В нынешней России хорошая сатира встречается редко, книги о будущем рисуют его или катастрофически, в духе «Метро» Д. Глуховского, или еще какого-нибудь «Зомби Апокалипсиса». Нередко можно встретить крайне пессимистическую оценку будущих перспектив, в духе тех отвратительных картинок, что рисует скандально известный литератор В. Сорокин в своих романах («День опричника», «Сахарный Кремль», «Теллурия») и пр. -жизнь будет продолжаться, но разве это жизнь!
Зато в нынешней России косяком пошли романы о попадании в прошлое с целью его скорректировать. Их издано, наверно, уже тысячи. О чем-то важном это должно свидетельствовать.
4. Тойнби А. «Если бы Александр не умер тогда...» // «Знание — сила». — 1979. — № 2. — С. 39—42; Его же. «Если бы Филипп и Артаксеркс уцелели...» // «Знание — сила». — 1994. — № 8. — С. 60—65.
5. Например: Лещенко В. Ветвящееся время. История, которой не было. — М.: АСТ, 2003. — 588 с.
Скучно повторять банальности о том, что реальная история не терпит сослагательного наклонения, но история как исследование начинается с гипотезы «что было бы, если бы.» Собственно, по нашему убеждению, в сотнях «альтернативок» речь идет не только и не столько об играх в исторические гипотезы, сколько о симптомах настоящего, состояние которого таково, что хочется отправлять «попаданцев» в прошлое, - порой огромными партиями. И таким способом утопией подвига «попаданца» отодвигается какая-нибудь страшная антиутопия, которая имела несчастье сбыться в нашей реальной истории, например, разгром Красной Армии летом 1941 г. или катастрофа, которую после 1991 г. то с ускорением, то с замедлением, переживает Россия. С помощью фантастических утопий авторы книг о «наших в хроносе» и / или активисты форумов по альтернативной истории пытаются «заклясть» или, что проще, отвлечься от реальности воплотившихся антиутопий.
Рассуждения о «ветвящемся времени» представляются нам весьма достойным интеллектуальным занятием для тех же любителей истории, например. Но, разумеется, это всего лишь интеллектуальная игра, талантливая или нет, в зависимости от способностей и эрудиции автора. Конечно, попасть в прошлое никак невозможно и изменить его тоже. В данной ситуации исследовательской возможностью для обществоведа остается не гадание о том, как можно было «переиграть войну», а социологический анализ причин и основных способов такой «корректировки» в сценариях современных авторов, находящих отклик среди читающей публики. Разве не интересно выявить, в какой период прошлого более всего стремятся герои наших дней?
Обработать весь массив российских книг об изменении хода нашей российской и мировой истории нам не представляется возможным. Их очень много, выходят они в разных издательствах, сериях, многие невозможно читать в силу литературной слабости текста или глупости содержащихся там идей и т.д. К тому же такие подсчеты быстро утратят свою актуальность, так как к уже отправившимся в прошлое современникам постоянно приходит подкрепление - чтиво такого рода сейчас очень модно, и все новые книги быстро пишутся и раскупаются.
Поэтому, среди нескольких наборов книг мы выбрали как наиболее, на наш взгляд, репрезентативную, серию «Военно-историческая фантастика» (ВИФ) издательства «Эксмо». Обратившись к списку вышедших книг «ВИФ»6, мы провели нехитрые подсчеты. Получилось, что популярность тех или иных хронопутешествий персонажей военно-исторической фантастики выглядит примерно следующим образом:
6. См.: Лаборатория фантастики. — http://fantlab.ru/series713 150
- Великая Отечественная война (прежде всего, 1941-й год) - 43%;
- Вторая мировая война (с существенным изменением событий ВОВ, типа «первого удара») - 10%;
- революция и Гражданская война в России - 11%;
- Первая мировая и ее альтернативы - 3%;
- Русско-японская война 1904-1905 гг. - 9%;
- более ранние периоды - 5%;
- забросы исторических личностей в настоящее и будущее - 7%;
- другие случаи и комбинации - 12%.
Мы не претендуем здесь на точность таких распределений (да в этом и нет необходимости, так как речь идет о чистом вымысле), так как база названий меняется, помимо романов есть сборники рассказов про различные времена, а в ряде случаев однозначно отнести то или иное произведение к какой-то категории не представляется возможным. Но порядок, в котором распределяются попадания в историю, выглядит весьма любопытно и показательно.
Как видим, прежде всего, это ВОЙНЫ. Когда фантазия авторов советской фантастики устремлялась в прекрасное далёко, на Земле, как правило, уже устанавливался вечный мир. Хотя для удержания читательского внимания и требовались далекие путешествия и опасные приключения в других галактиках. В нынешней же отечественной фантастике вместо вечного Эдема царит какой-то сплошной Рагнарёк7. Героям бесчисленных фантастических боевиков уготованы самые невероятные способы смертоубийства. Война идет везде: на Земле, в Космосе, в будущем, в прошлом, в иных измерениях и параллельных мирах. Авторы АИ тоже не отстают от общей моды, ведь читателю фантастики сражения гораздо интереснее любовных переживаний - для них существуют другие серии массовых изданий и иная гендер-ная аудитория. В то же время сочинители военно-исторических фантазий всячески подчеркивают, что точки исторической бифуркации высвечиваются на полях боев, и именно военные победы / поражения меняют ход времени. Культурные, экономические, социальные факторы явно не пользуются большой популярностью и служат лишь плохо прописанным фоном. Порой герои забрасываются из настоящего в относительно мирные периоды. Но чем они там занимаются? - готовятся к войне, о которой знают заранее, или стараются ее предотвратить.
Тематически здесь события Великой Отечественной находятся вне конкуренции. ВОВ за последние десятилетия превратилась в наш главный герои-ко-исторический миф, еще как-то скрепляющий российское единство. Историческая травма страшного разгрома и «драпа» Сорок Первого Года никак не
7. Рагнарёк — в скандинавской мифологии гибель богов, конец света.
заживает, да ей и не дают зажить - слишком многие деятели политики и культуры заинтересованы сейчас в разнообразных спекуляциях на военные темы. Фантасты, естественно, не отстают. Помимо ВИФ есть целые серии (например, «Военно-фантастический боевик» Лениздата), где собраны тексты именно о переигрывании сражений 1941-1945 гг.
Другой, набирающей популярность темой, является переписывание событий Гражданской войны и / или революции. Здесь герои оказываются либо в роли исторических личностей в самый разгар событий 1917-1922 гг., либо загодя меняют историю так, чтобы Смута начала ХХ в. в Российской империи, а потом и страшные войны тоталитарного мира не произошли вовсе. Или -линии конфликтов меняются до неузнаваемости.
Особой популярностью авторов пользуется Русско-японская война 19041905 гг. Авторы как будто следуют подзаголовку популярной книги историка Анатолия Уткина, в котором трагедии Порт-Артура, Мукдена и Цусимы называются «началом всех бед» [16].
Политические пристрастия авторов военно-исторической фантастики разнятся: иногда они играют «за красных», иногда «за белых», порой просто стремятся развлечь читателя, не придавая идеологическим расколам решающего значения - главное, чтобы было побольше стрельбы и приключений.
Экскурсии за пределы прошлого столетия пользуются несколько меньшей популярностью в данной серии. Произведения на эти сюжеты присутствуют (например, о попадании в ХУП-Х1Х вв.), но здесь исторический материал кажется гораздо более трудным для достоверной реконструкции и связь с сегодняшней «злобой дня» значительно менее очевидной. Порой используется обратный прием: герои прошлого оказываются в будущем или настоящем. Например, солдаты Красной армии помогают отразить нашествие инопланетян или же Берия предотвращает развал Союза в 1991 г. Но «ретро-антропопоток» пользуется гораздо большей популярностью.
Великая Отечественная война
Великая Отечественная - это основная поворотная эпоха в историях про «попаданцев», и культ личности Джугашвили там совсем не редкость. Мы в данной статье не хотели бы увлекаться сталинскими сюжетами, хотя отчетливо видим, что популярность сталинского мифа сейчас сопоставима с 19301950 гг. Чтобы уж совсем не игнорировать эту проблему, отошлем читателя к дельной статье «Сталинский дизельпанк», где ее автор Д. Завольский (очевидно, псевдоним) утверждает: «Как ни оценивай сегодняшнюю положительную мифологизацию образа Сталина и сталинского периода, но с тем, что это явление в российском обществе разрастается, уже не поспоришь... В отсутствие емкого и ясного образа России лик вождя и эпитет "сталин-
ский" превращаются в символ - но только не России, а потерявшейся нации и запутавшегося государства. Навязчивые игры с советским прошлым, все дальше уводящие от реальности, что насущной, что исторической - это не национальная идея, а национальный наркотик, и зависимость от него все усугубляется. Уже несталинская советская действительность окрашивается в сталинские тона. Русское по сей день до предела отождествлено с советским; теперь же советское на наших глазах отождествляется со сталинским. Красный морок, в который до сих пор окрашен русский мир, принимает кроваво-багровый оттенок. Фантомный советизм, имеющий все больше общего с глянцевой сталинианой, вытягивает из русского патриотизма соки, превращаясь во все менее совместимый с жизнью нарост» [8].
В целом мы согласны с диагнозом автора этой пространной цитаты. Хотелось бы также отметить, что отказ от реальной модернизации и демократизации России, отсутствие успехов на этом пути, блокирование попыток обретения русской национальной идентичности чреваты воскрешением мифа не только Сталина, но и Гитлера. «Вдруг» в массовом сознании становится неожиданно популярным не только сталинский, но и нацистский тоталитарный миф, который имеет немало приверженцев в нынешней России. Сюжет о победе Третьего рейха был и раньше популярен в мировой и отечественной фантастике (мы упоминали классический роман Ф. Дика), но сейчас все чаще меняется отношение к подобной «альтернативе» с «какой ужас» до «ничего страшного». Изверившееся и запутавшееся сознание массового человека, не видящее особой радости в настоящем и перспектив в будущем, вяло реагирует на подобные страшилки, что побуждает разрабатывать их более подробно.
Помимо ряда авторов-фантастов, есть и своеобразные «теоретики». Например, небезызвестный питерский игротехник С. Переслегин вовсю конструирует альтернативное прошлое и будущее, причем опирается при этом, как он сам утверждает, на «творчество братьев Стругацких»8. Согласно Пересле-гину, наилучшим вариантом был бы союз Германии и СССР в начале 1940-х годов, более раннее и успешное освоение космического пространства, и дальше - добро пожаловать в «мир Полдня», описанный в произведениях «ната-нычей». В сопроводительных комментариях к «Мирам братьев Стругацких» эта переслегинская «концепция» излагается подробно. Не берусь сказать, много ли сегодня найдется людей, желающих жить в таком мире, но попытки ряда «образованцев» придумать сценарии контроля над Россией и ее растворении в чем-то ином (германском или евразийском союзе, всепланетном коммунизме и т.д.) повторяются с завидной регулярностью.
8. Один из вариантов такой корректировки события временного континуума см.: Переслегин С. Возвращение к звездам: Фантастика и эвология. — М., 2010. — 570 с. (Особенно характерны некоторые главы второй и третьей частей.)
Мечты Переслегина и ему подобных (А. Лазарчука, В. Гончарова и пр.) вызвали острую негативную реакцию у некоторых коллег по цеху. Харьковский фантаст А. Валентинов усмотрел в них попытки обеления национал-социализма и надругательство над памятью наших отцов и дедов - поколением Победителей9.
Остроумную деконструкцию подобных мифов в жанре альтернативной истории, предпринял Константин Крылов - философ и писатель-фантаст (псевдоним М. Харитонов). Совместно с С. Никитенко они написали роман «Юбер аллес», действие которого развивается почти по-переслегински. Роман огромный. В нем, наряду с неизбежным «экшн», много «идейных» споров и актуальной политической сатиры.
Канва следующая: история изменилась после убийства Гитлера, более вменяемое руководство заключило союз с РОА, Россию освободили от большевиков, германо-российский союз противостоит англосаксам, которые все же вынуждают их к «перестройке». Стремясь ее предотвратить, сын Власова -летчик и секретный агент - расследует убийство коллеги в Москве. Кого в романе только нет - причем совпадение имен не является случайным. Забавно, что используются (пародируются) идеи Переслегина об убийстве Гитлера, о союзе Берлина и Москвы, о полете немцев в космос еще в 50-е годы и т.д. Но социально-политическая логика приводит не к пресловутому «Полдню», а к очередной «катастройке». Надежда только на то, что после нее бывшие Третий Рим, как и Третий рейх не будут страдать «голландской болезнью» -зависимости от добычи и продажи природных ископаемых.
Порой кажется, что вопрос об умозрительном выборе исторических альтернатив приобретает все большее практическое значение. В ряде романов жанра АИ решительно утверждается, что мы «не с теми воевали». Мировые войны, как они случились в истории - это историческая ошибка, и настоящим противникам России является Англия. В ряде фантастических произведений российско-германский союз, идея которого проводится с завидной настойчивостью, громит британские эскадры; наши «попаданцы» и «хроноаборигены» успешно борются против коварных агентов Альбиона.
А как же быть с фашистской Германией? Надо устранить фюрера заблаговременно («Убить фюрера» как в романе Олега Курылева). Однако, если в давнем рассказе советского фантаста Севера Гансовского «Демон истории», утверждалось, что убийство в молодости Гитлера ничего в принципе не изменило бы: на смену одному бесноватому придет другой и будут использованы другие технологии массового уничтожения, то сейчас в фантастике есть
9. См.: Валентинов А. Четвертый рейх. — В книге: Валентинов А., Г-Л. Олди. «Тир-мен». — М., 2008. — С. 509—522.
более действенный способ: подменить сознание фюрера, и - получается роман Германа Романова «Товарищ Гитлер. Повесить Черчилля!»
В памяти сразу же всплывает не только информация о «Большой игре» между империями в Азии, тезис Дмитрия Галковского о том, что Россия является криптоколонией Англии, но и сообщения о бандитах и олигархах, врагах нынешней России, которые находили и находят прибежище «под юбкой у английской королевы» и продолжают нам всячески гадить.
Поэтому данного супостата, как и других неприятелей России, лучше встречать на дальних исторических подступах.
Первая мировая, революция и Гражданская война
Указанному выше сценарию вполне соответствует роман «Хозяин Земли Русской» Алексея Махрова и Бориса Орлова и его продолжения. Современник внедряется в сознание последнего русского царя и при поддержке других соратников из будущего показывает, как надо поступать с врагами - внешними и внутренними - в прошлом и настоящем.
Роман Александра Маркова «1937. Русские на Луне» повествует о демобилизованном летчике, который после победы в Великой войне, был нанят сниматься в фантастическом боевике о полете в космос, где ненароком были раскрыты важные секретные технологии. В конце романа герой, преодолев трудности детективно-авантюрного сюжета и став личным пилотом царя, наблюдает по телевизору высадку русских космонавтов на спутнике Земли -мы «первые на Луне».
Но если уж несчастье случилось и «Красная Смута» началась, то следует срочно внедряться в сознание персонажей из прошлого. Так, у Николая Андреева («За Русь Святую», «Гром победы раздавайся») офицер российской разведки переносится в сознание великого князя Кирилла, который после отречения Николая, подавляет большевистскую революцию, выигрывает «вторую Отечественную войну» и, подавив заговоры, выводит Россию на путь грандиозных социальных реформ. Попутно русский флаг взвивается над Царьградом, который, наконец, освобожден от мусульманского ига, вместе с решением проблемы Проливов.
Исправлением ситуации заняты и герои эпопеи Германа Романова «Спасти Колчака». Наш современник - офицер, обманутый в лучших чувствах, во время служения в нынешней российской армии, (сюжет почти: «Табу-реткин и его шлюхи») попав, благодаря заклинаниям шамана в Сибирь в разгар Гражданской войны, помогает и адмиралу Колчаку, и генералу Каппелю избегнуть исторических поражений и гибели. Наступает промежуточное торжество антикоммунизма и сибирского регионализма. Романов, кажется
непримиримым по отношению к большевикам: «Они свое славословие отбросили про социализм и царство его на земле, и свой настоящий лик показали».
Хотя в авторском замысле наблюдаются странные перескоки. На наш взгляд, самым удачным у Романова был роман «Спасти Императора. Попа-данцы против ЧК» - по хронологии в серии самый первый. В книге попадают в прошлое, благодаря секретам колдуна-родновера, не наши современники, а солдаты РОА, обложенные чекистами. В Перми, в самый разгар «красного террора» им предстоит спасти брата царя и сделать его вождем Белого движения. По глупости и благодушию Российская империя допустила вторжение бесов. Теперь русскому ведуну и его помощникам предстоит сражение с черными каббалистами из ЧК. Хорошо показан ужас массового террора. Победа достигается дорогой ценой.
Русско-японская война 1904-1905 гг.
и поворот к спасению Державы
Альтернативные сценарии этой войны начала прошлого века предлагаются в сериях романов Вячеслава Коротина, Александра Лысева, Глеба Дой-никова и Сергея Лысака (романы последнего вышли в петербургской серии «Военная фантастика», но по замыслу они очень похожи на альтернативки из серии «ВИФ»). Избежав поражений Порт-Артура и Цусимы, Россия избегает и революции. Для этого «попаданцы» используют свои знания будущего, приемы современного оперативного искусства и новейшее оружие. Главное, что России удается избежать и мировых войн, и коммунистических концлагерей. Возможно, это попытка отыскать в альтернативной истории психологическую компенсацию.
В преддверии ХХ столетия и ранее
Этот пласт отечественными авторами также активно разрабатывается. Например, у модного беллетриста Б. Акунина есть цикл «Жанры», где в «Детской книге» главного героя, мальчика отправляют по хронокоридору в начало ХХ столетия, а потом и дальше - к Лже-Дмитрию. Получается забавно и дискуссионно с точки зрения исторических оценок.
Но в нашей серии этот период представлен гораздо скуднее. Назовем «Товарищ жандарм» Станислава Сергеева. Здесь военнослужащий из постсоветского агонизирующего Крыма и его товарищи помогают царю и Бенкендорфу свернуть шею английским шпионам и масонам и подготовить Россию к Крымской войне. Короче, бей масонов - спасай Россию, дабы не допустить безнадеги ее катастрофического настоящего. Все большей популярностью пользуются жандармы и другие агенты спецслужб. Метаморфозы отечественной социальной психологии, однако. 156
Будущее - в тумане
Это тоже характерная особенность нашей эпохи. Настоящее многим сильно не нравится. Но достойной альтернативы ему не видят. Если взять ту же АИ, то в ней просто навалом историй об ИМПЕРСКОЙ, а значит, сильной, могучей и авторитарной империи. Бесчисленное количество романов АИ рисует картины нашей державной мощи и владения полумиром.
Другие издательства и серии в этом не отстают от продукции «Эксмо». Например, в серии «Имперская фантастика» выходят книги Александра Афанасьева. В романе «Бремя Империи» Россия предстает в привычном амплуа сверхдержавы. Она имеет миллиардную численность населения, уже контролирует Ближний Восток и герои подавляют мятеж в Бейруте, инспирированный, разумеется, англичанами. В серии «Мужской клуб» издательства «Крылов» популярны романы А. Ерпылева о «Зазеркальной империи». Параллельная Россия там также преисполнена монархической мощи. В одной из книг описываются боевые действия «ограниченного контингента» в Афганистане (роман «Имперский рубеж»). Патриотическая реакция на нынешний развал и ослабление России? Безусловно. Но и страшная ограниченность исторического репертуара, хотя, казалось бы, в мире фантастики нет границ.
И опять Россия платит за «бремя империи» немыслимую цену. Так, настоящее уводит в прошлое, к «старым песням о главном». Зачарованность имперской мощью (Сталиным и Петром, монархией и опричниной, чекистами и жандармами) не дает подумать о более достойных русских альтернативах. Мертвый хватает живого - прошлое занимает в сознании, в мечтах место будущего и становится им в реальности.
3. Вместо заключения:
Попавшие в альтернативную историю -
и немного социально-политической диагностики
Собственно, ни в фантастических утопиях, ни в альтернативной истории как таковых сегодня нет ничего нового. Важны лишь конкретные обстоятельства и формы их проявлений и выражений. Постсоветский период имеет здесь свою, ярко выраженную, «усиливающую» специфику. Несчастное сознание постсоветского человека становится еще несчастнее из-за того, что раньше его приучали к прогрессистскому утопизму, к тому, что «завтра будет лучше, чем вчера», и что жизнь будет неуклонно улучшаться, хотя, возможно, и медленнее, чем хотелось бы. На фоне этой парадигмы социального прогресса, распад СССР и последующие бедствия и неопределенность стали шоком, так доселе и не преодоленным. Целостный мир социалистического мифа оказался разрушенным. Относительно схожих случаев Э.Я. Баталов справедливо утверждает: «Расцвет утопического сознания приходится на периоды распада
традиционных общественных связей, зыбкости социального бытия, туманности исторических перспектив, т.е. на периоды безвременья» [2, с. 23]. Сейчас как раз такое время.
И еще раз про выбор жанра для анализа. В чем-то романы типа АИ и истории про «попаданцев», можно рассматривать как патриотическую реакцию на измену стране не только политических и бизнес элит (где наши «верхи» предпочитают держать свои деньги, недвижимость, давать образование детям -в общем-то, хорошо известно), но и значительной части интеллектуалов. На фоне традиционных ценностей русского культурного слоя, нынешние коллаборационисты-интеллигенты выглядят особенно отвратительно. Для всей этой публики Россия стала «этой страной» - территорией для насмешек и наживы. «Простые» русские ребята, вроде лирического героя стихотворения В. Емелина, приведенного в эпиграфе, почувствовали себя глубоко обманутыми. Они решили, что у них украли будущее. Им и предназначены выходящие одна за другой фантастические книжки, призванные компенсировать моральную травму в связи с изменой «элит».
Идейное возмущение нынешними «пришельцами и захватчиками» психологически также объясняет «непримиримость» многих рассмотренных романов. Их авторы показывают, КАК надо поступать с врагами - внешними и внутренними. Ибо враги наши сейчас всячески препятствуют выработке правильного к себе отношения. Что неудивительно, как и то, что здравые мысли сейчас часто приходится высказывать в рамках маргинального фантастического трэша. «Альтернативщики» возмущаются тем социальным адом, в коем нынче им приходится выживать и в своих фантастических опытах пытаются переиграть революцию и мировые войны, а также то, что им предшествовало. Фантазия забредает в более близкие времена, например в «катастройку»: самолет с Горбачёвым сбивают «стингером»; в общем, «лучше бы он не родился».
И опять возвращение вопроса: «что было бы, если бы.» Что было бы, если бы перестройка началась иначе и проводилась бы другими людьми? (Допустим, что крах советского социализма был неизбежен, и он разваливался под грузом собственных противоречий.) Даже не регез^шка бы произошла, а какая-нибудь альтернативная «переделка»? Легко из этой переделки мы бы все равно не выбрались, неизбежны были бы и потери, и ошибки, и преступления. Не обошлось бы и без традиционного ответа на традиционный вопрос, который звучит так: «Воруют!» Конечно, воровали бы, конечно, ошибались бы. Но - может быть, не так много. Но - может быть, обогащались бы, но не раскурочили бы нажитое в СССР с таким садистским остервенением. Но -может быть, заботясь о себе любимых и родне, не продавали бы военную технику на металлолом за копейки и не теряли бы контроль над стратегическими отраслями и предприятиями. Но - может быть, не сдавали бы за просто
так внешнеполитические позиции, завоеванные ранее русской кровью в рамках «империи зла».
«Может быть» зависело от степени осознания российских интересов новой (пусть и с традиционными чертами) российской власти. А в текущей реальности, в произошедшей истории «перестройки» она была почти предельно антироссийской и антирусской. Можно, конечно, видеть в этом некую мистику традиционной Русской Системы или клясть по привычке русскую судьбу. Но можно к анализу «катастройки» подойти и более приземленно. Многое зависело от того, какая группировка оказалась ближе к рычагам реальной власти - раз; и - как само общество осмысливало и реагировало на ход стремительных изменений в СССР, что оно думало накануне его распада и т.д. - два.
Есть и другие факторы, конечно, но при осмыслении этих двух мы можем сильно продвинуться в понимании прошлого и предвидении будущего. Многое, повторим, в этом увлечении «альтернативной историей» идет от ролевых игр и компьютерных «стрелялок». Это способ развлечься, и часто не более того. Однако мы отдаем себе отчет, что за этими развлечениями кроется иногда и серьезное идейное содержание. Но оно остается достаточно примитивным, так как даже российские профессиональные историки и политологи запутались как в прошлом, так и в настоящем. Что уж требовать с сочинителей альтернативной фантастики, среди которых много дилетантов и графоманов - они тоже в основном мечутся между либерал-компрадорскими и имперско-сталинским мифами. Попыток удачного выхода за эти рамки сравнительно немного.
Но все это небесполезно уже для того, чтобы в канун следующей «перестройки» не дать одурачить себя русофобскими «философемами» и «идеоло-гемами», изучать прошлый опыт того, как страну и народ оставляли в незнании, разбираться в приемах манипулирования, которым снова интенсивно подвергается сознание масс. Пытаясь понять, почему все так произошло и происходит, люди в бессилии видят выход в одном - убежать. И поскольку наступающее Будущее кажется опасным и непредсказуемым, остается бежать в Прошлое.
Но, может быть, дело не только в «нехорошем» настоящем и стремлении его где-то «пересидеть». Что если нынешняя российская ситуации имеет еще более трагичную подоплеку. Возможно, наше историческое бытие действительно подходит к концу и подобно человеку на склоне лет и серьезные философы и историки, и авторы масскультовых развлекательных романов задаются вопросом, что было в прошлом не так и что бы хотелось изменить, представься такая возможность.
И если жизнь нашего российского «культурно-исторического типа» (не «славянского», а именно «российского», подкорректируем немного
Н. Данилевского), частично или в целом, не удалась, то где в истории была совершена роковая ошибка: в неправильной подготовке к войне, в искушении социализмом и допущении Красной Смуты, в живодерских реформах Петра или Расколе? Или - где-то еще? А может быть, еще раньше, при выборе ненадежных союзников или «неправильной веры»? Или - где-то еще? Фантастическое, «историко-альтернативное сознание» пытает и эти версии. Но об этом - в следующей статье.
Литература
1. Афанасьев М. Российские элиты развития: Запрос на новый курс. — М.: Фонд «Либеральная миссия», 2009. - 132 с.
2. Баталов Э.Я. Социальная утопия и утопическое сознание в США. — М., 1982. — 336 с.
3. Булдаков В. Quo vadis? Кризисы в России: Пути переосмысления. — М., 2007. - 204 с.
4. Верченов Л.Н., Рековская И.Ф. «Ересь первичного добра» (В.А. Чаликова) // ФБОН-ИНИОН: Воспоминания и портреты: Сб. ст. / РАН. ИНИОН; Ред. кол.: Пивоваров Ю.С. (предс.) и др.; Сост. Соколова М.Е.; Науч. ред.: Ефременко Д.В., Соколова Н.Ю., Черный Ю.Ю. -М., 2011. - Вып. 1. - С. 215-221. (Воспоминание - некролог).
5. Виттенберг Б.М. Игры корректировщиков (заметки на полях «альтернативных историй») // Новое литературное обозрение. — 2004. - № 66. Режим доступа - http://magazines. russ.ru/nlo/2004/66/vit21 .html
6. Власова К. Мир научной фантастики на уроках физики. - М., 1963. - 144 с.
7. Геллер Л., Нике М. Утопия в России. - СПб., 2003. - 312 с. - (Переводчик: Игорь Бу-латовский).
8. Завольский Д. Правозащитник Сталин и дизельпанк // АПН.ру, 5 марта 2010. - Режим доступа - http://www.apn.ru/publications/article22444.htm
9. Карацуба И.В., Курукин И.В., Сколов Н.П. «Выбирая свою историю. "Развилки" на пути России: От рюриковичей до олигархов». - М., 2005. - 638 с.
10. Ковалёв В.А. Наше фантастическое будущее. Политические дискурсы и политические прогнозы в современной российской фантастике: За и против // Полития. Журнал политической философии и социологии политики. - 2008. - № 1-2. - С. 42-64.
11. Ковалёв В.А. В ожидании нового Франкенштейна (о трансгуманизме, NBIC-конвергенции и постчеловеческом мире) // Россия и современный мир. - 2012. - № 4. - С. 142170.
12. Модестов С.А. Бытие несвершившегося. - М.: МОНФ, 2000. - 176 с.
13. Политический атлас современности: Опыт многомерного статистического анализа политических систем современных государств. - М.: МГИМО-Университет, 2007. - 272 с.
14. Соболев С. В. Альтернативная история: Пособие для хронохичхайкеров. - Липецк, 2006. - 232 с.
15. Социокультурные утопии ХХ века. Реферативный сборник. Вып. 1 / Отв. ред. Чалико-ва В.А. - М.: ИНИОН РАН, 1979. - 286 с.
16. Уткин А. И. Русско-японская война: В начале всех бед. - М., 2005. - 496 с.
17. Харитонов Е.В. Наука о фантастическом. Библиографический справочник. - М., 2001. -240 с. - Режим доступа - http://lib.web-malina.com/getbook.php?bid=5102
18. Чаликова В. Предисловие к сборнику: Утопия и утопическое мышление: Антология зарубеж. лит.: Пер. с разн. яз. / Сост., общ. ред. и предисл. В. А. Чаликовой. - М., 1991. -С. 3-20.
19. Чаликова В.А. Эволюция современной буржуазной утопии. - М., 1983. - 36 с.
20. Шевелёв В.Н. Всё могло быть иначе: Альтернативы в истории России. - Ростов н/Д., 2009. - 349 с.
21. Шлейфер А., Трейсман Д. Обычная страна // Рабочие материалы Московского Центра Карнеги, 2004. - № 7. - 26 с.
22. V.A. Kovalev. Our Fictitious Future (Political Discourses and Political Forecasts in the Modern Russian Science Fiction: Prosand Cons). - Ежегодник «Russian Polity» 2007-2008. -Режим доступа - http://www.russianpolity.ru/content14/
