CC BY
58
УДК 281.9:271 ББК Э372.24
НАСЕЛЬНИЦЫ УРАЛЬСКИХ МОНАСТЫРЕЙ В ПЕРВОЙ ТРЕТИ XX ВЕКА
М. И. Мирошниченко
NUNS OF THE URAL CONVENTS IN 1900—1930-s M. /. Miroshnichenko
Статья посвящена анализу изменений в положении насельниц уральских монастырей в первой трети XX в., определены основные направления их жизнедеятельности после закрытия монастырей, показано влияние на судьбу женщин их принадлежность к данной социальной группе.
Ключевые слова; женская история Урала, монахини, монастырь, религия.
The article is devoted to the analysis of the status of the nuns of Ural convents in 1900—1930-s. The article deals with the main directions of their activity after the convents were shut off and the influence on women lives belonging to this social group.
Keywords: women's history of the Ural region, nuns, convent, religion.
Реализация в российском обществе конституционного принципа свободы совести на практике в 1990-е гг. при отказе от программы социалистического строительства повлекла за собой расширение института монашества и восстановление монастырей. Монастырское движение стало возрождаться и на Урале. В обителях растет число насельниц, возрождаются традиции монастырской жизни. Все это обусловило актуальность исследуемой темы.
Отдельные вопросы, связанные с той или иной стороной жизни насельниц уральских монастырей, получили освещение при исследовании различных аспектов состояния и деятельности монастырей на Урале в первую треть XX в. Изучается история Ново-Тихвинского монастыря1. Внимание историков привлекает располагавшийся в Челябинске Одигитриевский монастырь. Монахиней Раисой Будриной, делопроизводительницей обители и преподавательницей монастырской церковно-приходской школы, еще в дооктябрьский период были описаны занятия его насельниц2. В. С. Боже, Н. А. Прыкина исследуют взаимоотношения руководства Одигитриевекого монастыря с органами советской власти3. Е. В. Андреева при изучении вопросов административно-экономического и социокультурного развития монастырей Екатеринбургской епархии в 1861—1935 гг. приводит ценные сведения о женских обителях. Описывает занятия насельниц, их попытки сохранить монашеский уклад после закрытия монастырей, приводит данные об игуменьях (в основном завершая сведения о них периодом 1909—10 гг.)4. Изучалась роль насельниц в поддержке Белого
движения в годы Гражданской войны. В первую очередь — участие монахинь Ново-Тихвинского монастыря в судьбе семьи Романовых в период их содержания в доме Ипатьевых в Екатеринбурге5. В. С. Боже восстанавливает биографию игуменьи Анастасии до 1921 г., отмечает, что дальнейшая судьба А. Г. Щаповой неизвестна (по неподтвержденным свидетельствам, умерла в 1932 г.)6. Правовые последствия принадлежности к монашеству рассматриваются Н. Т. Абдуловым, Ю. А. Русиной при анализе взаимоотношений церкви и власти в условиях тоталитарного общества7.
А. Брылин исследует происхождение матушки Магдалины8. В. Эндебря изучает историю существовавшей до 1935 г. монашеской общины, известной как нелегальный Сирбишинский монастырь9. Проблема судеб насельниц женских и смешанных монастырей на Урале в 1920-е гг. представляет собой лакуну в познавательном историческом поле, которая начала крайне эпизодично наполняться информацией лишь в последнее время.
Цель статьи — охарактеризовать изменения в положении насельниц уральских монастырей в исследуемый период, произошедшие в связи с революционными событиями 1917 г. и последующими социалистическими преобразованиями.
Масштабы социального слоя женщин, интересы которых, непосредственно или опосредованно, затронуло закрытие монастырей, довольно велики. В первую очередь это кардинально изменило жизнь насельниц женских и смешанных монастырей. Примерную численность этой социальной группы на Урале можно предположительно восстановить на основе сведений о составе
История
монастырей к 1910 г., содержащихся в справочных изданиях. По данным, исходящим от Русской Православной Церкви: в 34 женских монастырях Урала было 1005 монахинь и 4375 послушниц, всего — 5380 монашествующих10.
Ранее монахини и послушницы в монастырях кроме отправления религиозного культа и прямых хозяйственных дел, связанных с управлением монастырем и поддержанием жизнедеятельности человека (приготовление пищи, уборка в храмах, жилых и хозяйственных помещениях, отопление и проч.), уходом за больными в богадельнях и немощными в больницах, призрением сирот в приютах, занимались также различными ремеслами. Поскольку отправление религиозного культа требовало использования многих текстильных изделий, в монастырях возникла специализация швейного производства—развивалось портняжное, белошвейное и золотошвейное дело. В мастерских при Ново-Тихвинском монастыре, к примеру, изготовляли ризы — священнослужительские облачение; лентионы (сра-чицы, запоны) — одежду, которую надевали сверх священных одежд при освящении храма, лентион же одевал епископ при освящении антиминсов; сами антимнисы (от греч. «вместо стола») — это платы, на которых можно было совершать богослужения и которые заменяли престол. Срачицей в значении приплотия (или ката-сарки), и ее также делали в мастерских монастыря, называлась нижняя белая одежда, которою престол одевался до земли, она изображала плащаницу, которой было обвито тело Иисуса Христа. Небольшое священное блюдо, располагаемое на особом подножии, с изображением на нем Иисуса Христа в младенчестве и вырезанными на его окружности словами «се Агнецъ Божш вземляй грехи Mipa», на которое во время литургии кладется святой агнец и частицы из других просфор, вынутые в честь Богоматери, пророков, апостолов и всех святых, а также в воспоминание о живых и умерших, называлось дискосом. Дискос накрывался тканью — воздухом. Покров для дискоса символизирует судар (плат), которым была покрыта глава Спасителя во гробе. Чаша (потир), из которой православные причащаются, также покрывалась воздухом. Воздухом в широком смысле назывался и тканый покров (подрубленная, то есть подшитая по краям ткань, салфетка или покрывальце), накрывающий дискос и чашу вместе. Этот дискос символизировал камень, приваленный к двери гроба. В мастерских Ново-Тихвинского монастыря изготовляли воздухи, шитые золотом на бархате с украшениями из самоцветных уральских камней11. В Ново-Тихвинском монастыре насельницы занимались кроме всего переплетным делом, а также росписью по фарфору, рисованием по полотну и бар-
хату, выжиганием по дереву и коже. Для обучения разным ремеслам сестры этой обители посылались в различные школы (в Санкт-Петер-бург и Киев). В иконописной мастерской, существовавшей с 1838 г., изготовляли иконостасы, киоты, аналои, выносные и запрестольные кресты из дуба, ореха и другого дерева с отделкой золотом и серебром. При иконописной мастерской была устроена фотографическая мастерская12. Был свечной завод13. В Челябинском Одигитри-евском женском монастыре монахини писали иконы, оправляли иконы фольгой, вырезали бумажные цветы, ткали, шили одежду и белье, вышивали шелком; здесь также занимались изготовлением свечей14.
В годы Гражданской войны монастыри, в том числе женские, заняли антисоветскую позицию, оказывая активную материальную и моральную поддержку противникам советской власти, особенно Белому движению. Ликвидация монастырей, осуществлявшаяся на протяжении 1920-х гг., приводила к прямым изменениям в условиях жизни значительного слоя женщин — насельниц монастырей (игумений, монахинь, послушниц, белиц).
Крупнейший на Урале Ново-Тихвинский женский монастырь был закрыт в 1919 г.15 (или в 1920 г.16). Некоторые из монахинь Ново-Тихвин-ского монастыря были сразу репрессированы17. После разгона обителей самым благоприятным вариантом выхода из создавшегося положения было для монашествующих остаться при храме: служить при сохранивших статус действующих и ставших приходскими, бывших монастырских храмах или разойтись по другим приходским церквям. Однако храмы не могли вместить всех монахинь и послушниц, оказавшихся вне привычной жизненной среды. Так, в шести монастырских храмах на территории Ново-Тихвинского монастыря, продолжавших действовать в качестве приходских (Успенская, Скорбященская, Введенская, Феодосиевская, Всехсвятская церкви и Алек-сандро-Невский собор), не могли остаться более 1000 его насельниц. Многие уезжали жить в близлежащие населенные пункты. Игуменьи, в силу свих организаторских способностей, выдвинувших их на пост административно-хозяйственных руководительниц в монастырях, и часть молодых энергичных монахинь становились инициаторами организации новых монашеских общин и неформальными лидерами регрессирующего в условиях forse major (непреодолимой силы) монашеского движения.
Незадолго до 1919 г. епископом Григорием (Гавриилом Иулиановичем Яцковским) игуменья Магдалина была снята с должности настоятельницы Ново-Тихвинского монастыря. Настоятельницей была назначена казначея монастыря мона-
М. И. Мирошниченко
хиня Хиония (Беляева), которая управляла Ново-Тихвинским монастырем с 1919 г. до его закрытия в 1920 г.18 Хиония осталась жить при еще действовавших церквях19.
С закрытием обители матушка Магдалина и большая часть насельниц покинули монастырь. Матушка Магдалина поселилась в Екатеринбурге в доме на Третьей Загородной улице. Вместе с ней в этом же доме поселились и постоянно проживали около 20 сестер, почитавших ее как старицу. Еще около 200 бывших послушниц Ново-Тихвинской обители регулярно навещали этот дом20. Таким образом, вокруг матушки Магдалины (Д османовой), которой в 1919г. шел семьдесят первый год, образовалась небольшая община из сестер-единомышленниц, продолжавших вести монашескую жизнь. (По данным Ю. Злотникова, она скончалась в 1939 г. в возрасте 96 лет)21.
Часть сестер остались жить при Успено-Тих-винской церкви. При этом храме вокруг Хионии (Беляевой) также сформировалась женская монашеская община. Большая часть монахинь Ново-Тихвинского монастыря обосновались в Покровском районе. Там крупным центром монашеского движения стало село Маминское. Сюда, в Маминское, вернулась монахиня Антония (в миру Александра Ивановна Сычева)22. Она часто ездила в Екатеринбург к матушке Магдалине, организовала монашескую общину, в которую вошли бывшие насельницы ряда закрытых уральских монастырей, жившие в селах и деревнях Покровского района: Маминском, Троицком, Кисловском, Покровском, Шиловой. Здесь были насельницы из Екатеринбургского, Каслинского и Верхотурского монастырей23. Монашествующим Нижне-Тагильского Скорбящен-ского женского монастыря предложили создать на базе монастырского хозяйства коммуну или трудовую сельскохозяйственную артель. Была создана трудовая артель «Надежда», что позволило на несколько лет, до 1924 г., сохранить монашеский уклад24.
Монашествующие из бывших женских Успенского и Покровского Верхотурских монастырей также расселились в приходах при селах около Верхотурья, а большей частью при Знаменской церкви в г. Верхотурье. Их жизнью руководила настоятельница О. Шубина25.
Смысл существования монахинь в небольших образованных после закрытия монастырей монашеских общинах заключался в том, что они продолжали вести свою духовную жизнь. В общинах, которые новая власть воспринимала как нелегальные монастыри, монахини вели жизнь, наполненную молитвами, обычным трудом, заботой о ближних помощью, старцам. Однако границы их соприкосновений с внешним миром
неизмеримо расширились. Они вели беседы с верующими, как взрослыми, так и детьми. Некоторые из них часто срывали антирелигиозные плакаты. Важным аспектом их деятельности стала связь с тюрьмой, помощь священнослужителям, монашествующим, оказавшимся в заключении. Они навещали священнослужителей в тюрьме, носили передачи26.
Все же, несмотря на проводимую жесткую антирелигиозную политику, были молодые девушки, желавшие связывать свою жизнь с монашеством, к примеру, Галина Засыпкина, дочь монахини Марфы (Засыпкиной)27.
С 1933 г. монахиня Антония (Сычева) была старостой церковной общины храма в честь Пресвятой Троицы в селе Троицком. Она без боязни заходила в клуб, в избу-читальню, срывала антирелигиозные лозунги и плакаты. Со школьниками открыто разговаривала на улице о Боге, показывала детям крестики, картинки, изображения Божества и святых, рассказывала о рае, аде и Царстве Небесном. Подобные разговоры вела и монахиня Мария (Ладейщикова). Позже на следствии в 1937 г. монахиня Антония открыто заявляла, что она очень недовольна безбож-ностью детей, поэтому считает своим духовным долгом привлекать их в церковь28. П. С. Досма-нова за свою деятельность арестовывалась восемь раз. По данным Е. В. Андреевой, которая считает, что игуменья Магдалина основала у себя на квартире кружок ревнителей православия, она скончалась 16 июля 1934 г.29.
В 1935 г. в село Сосновское Покровского района после ссылки приехал бывший насельник Верхотурского Свято-Никольского монастыря иеромонах Игнатий (Кевролетин), который стал настоятелем Христорождественской церкви в этом селе. Отец Игнатий (Кевролетин) посещал села Маминское, Троицкое и Кисловское (в Кисловском он даже имел свою келью) и часто встречался с монахинями30. Внешне община в Покровском районе мало чем напоминала общежительный монастырь, но, с позиций менталитета монахинь, незыблемым оставалось главное в представлении этих женщин — духовное делание как поведенческая стратегия.
Весной 1921 г. был закрыт Челябинский Оди-гитриевский женский монастырь31. С тем, чтобы предотвратить ликвидацию обители, монахини объявили о создании на базе Одигитриевского женского монастыря трудовой демократической артели. В отдел юстиции было направлено прошение о регистрации, однако предложенный компромисс новые власти не устроил. Монахини и ряд местного контрреволюционного элемента были обвинены в контрреволюционном заговоре. В ночь с 22 на 23 марта часть из них вместе с игуменьей Анастасией, по сообщению
История
Н. А. Прыкиной, были арестованы; оставшиеся, кроме престарелых, были направлены в концентрационный лагерь32 (по другим данным, в военные лагеря33). Со ссылкой на Н. М. Чернавс-кого, В. С. Боже сообщает, что аресту подверглось 240 человек, вместе с игуменьей около 100 монахинь и послушниц Одигитриевской обители около полугода находились в концентрационном лагере34. После освобождения некоторые монахини во главе с игуменьей Анастасией смогли зарегистрироваться в качестве религиозной группы и получить в пользование Вознесенскую монастырскую церковь35.
С конца 1920-х гг. в связи с массовым закрытием храмов и проведением политики коллективизации сельского хозяйства репрессии усиливаются. В Книгах памяти зафиксированы имена репрессированных монахинь. Так в 9 сентября 1929 г. была арестована по обвинению в антисоветской агитации и приговорена к трем годам лишения свободы двадцатидевятилетняя Екатерина Дмитриевна Шушарина, проживавшая в Усть-Юпокин-ском монастыре в Сивинском районе Уральской области36. По делу «Союза спасения России», сфабрикованному в Челябинске в конце 1920-х — начале 1930-х гг., прошли три бывшие монахини— Т. Н. Подкорытова, У. Д. Жидкова и Ф. А. Долгих, выступавшие с позиций активного сопротивления действиям против церкви37. До 1935 г. продолжал свою деятельность на Асбестовом руднике «нелегальный» Сирбишинский монастырь — небольшая женская монашеская община, ее образовали более десяти монахинь после закрытия монашеской общины Тагильским городским советом. Не зарегистрированные официально как монашеские (а лишь как религиозные), такие общины воспринимались властями в качестве нелегальных. Монахини шили одеяла, одежду по заказам местных жителей, делали на продажу искусственные цветы, выращивали на своих участках овощи. Председатель колхоза «Боевик»
В. М. Харин нанимал монахинь на уборку, жатву, сенокос. В октябре 1935 г. были арестованы 11 монахинь. Все они были обвинены по ст. 5810, 5811. М. Вызовых, Ф. Пономарева, С. Куликалова были приговорены к заключению в исправительно-трудовой лагерь на 5 лет38.
Таким образом, большая часть прежних высокопрофессиональных умений монахинь, кроме шитья, портняжного дела, вязания, ткачества, ухода за больными, в условиях страшной разрухи, голода 1921—22 гг., трагических событий, связанных с раскулачиванием, в обстановке голода 1933 г. оказались невостребованными. На-сельницы монастырей теряли кров, пропитание, работу, призор и пополняли маргинальные слои населения. Возникла проблема ресоциализации, нового жизнеустройства, преодоления идеологи-
ческого давления в жестких условиях общего мировоззренческого кризиса и экономической разрухи, проводившихся социально-экономических преобразований и репрессий.
Примечания
1. Злотников Ю. Обитель // Уральский следопыт. 1993. № 9. С. 5—9; Житие святых Екатеринбургской епархии. Екатеринбург : Издательский отдел Екатеринбургской епархии, 2008.
2. Будрина Р. Челябинский Одигитриевский женский монастырь М.: Типография И. Ефимова. —1904.
3. Боже В. С. Приведено в исполнение... : как был закрыт монастырь в Челябинске // Челябинск. 1998. — № 10—11. С. 46; Боже, В. С. Материалы к истории церковно-религиозной жизни Челябинска 1917—1937 // Челябинск неизвестный: Краеведческий сборник. Вып. 2 / сост. В. С. Боже. Челябинск : Центр историко-куль-турного наследия г. Челябинска, 1998. С. 107—180; Боже В. С. Челябинское православное духовенство в 1917—1937 гг. // Челябинск неизвестный : краеведческий сб. Вып. 3 / сост. В. С. Боже. — Челябинск : Центр историко-культурного наследия, 2002. С. 359—402; Прыкина Н. А. Одигитриевский женский монастырь // Челябинск. Энциклопедия / сост. В. С. Боже, В. А. Чер-ноземцев. Изд. испр. и доп. Челябинск: Каменный пояс, 2001. С. 595—596.
4. Андреева Е. В. Монастыри Екатеринбургской епархии: административно-экономическое и социокультурное развитие (1861—1935 гг.): дис.... канд. ист. наук. — Екатеринбург, 2006. С. 183—184.
5. Соколов Н. А. Убийство царской семьи. М. : Советский писатель, 1991.
6. Боже В. С. Анастасия // Челябинск : энциклопедия. С. 38—39.
7. Абдулов H. Т. Уфимская епархия в системе государственно-церковных отношений (1917—1991 гг.): дис. ... канд. ист. наук. Уфа, 2006; Русина Ю. А. Церковь и верующие в условиях тоталитаризма (по материалам Урала) // Тоталитаризм и личность : тезисы докладов международной научно-практической конференции. Пермь. 12—14 июля 1994 г. / отв. ред.
А. Б. Суслов. Пермь : ПГПИ, 1994. С. 74—75.
8. Брылин А. Магдалина из села Покровского // Уральский следопыт. 1995. № 2. С. 64.
9. Эндебря В. Женский монастырь // Урал. № 7. 2004. С. 183—189.
10. Подсчитано автором по: Полный православный богословский энциклопедический словарь. Т. I. Ст. 849—850; Т. II. Ст. 1704—1705, 1795—1796, 2215—2216.
11. Там же. Т. I. Ст. 174, 536—537, 738; Т. II. Ст. 1867, 1868, 2360, 2429, 2445.
12. Житие святых Екатеринбургской епархии. С. 617, 619.
13. Звагельская В. E., Нечаева М. Ю. Монастыри. С. 365.
14. Боже В. С. Приведено в исполнение... : как был закрыт монастырь в Челябинске. С. 46; Прыкина Н. А. Одигитриевский женский монастырь. С. 595—596.
15. Житие святых Екатеринбургской епархии. С. 552, 643.
16. Звагельская В. E., Нечаева М. Ю. Указ соч. С. 365.
М. И. Мирошниченко
17. Там же.
18. Житие святых Екатеринбургской епархии. С. 552, 643.
19. Нечаева М. Ю. Лжекнязь Михаил. Статья 1. Дебют самозванца. С. 2
20. См.: Злотников Ю. Указ. соч. С. 9; Житие святых Екатеринбургской епархии. С. 609.
21. Злотников Ю. Указ. соч. С. 9.
22. Там же. С. 551, 556, 558, 559, 561.
23. Житие святых Екатеринбургской епархии. С. 11,559.
24. Андреева Е. В. Указ. соч. С. 183—184.
25. ГААОСО. Ф. 1. Оп. 2. Д. 41750. Л. 182.
26. Житие святых Екатеринбургской епархии. С. 11.
27. Воспоминания Засыпкиной Галины Андреевны (1912—1997 годы) / авт.-сост. А. П. Килин. Запись [сделана] в Екатеринбурге, май-июнь 1995 года. Екатеринбург, 2002 // Режим доступа: http: // atasch. narod.ru
28. Житие святых Екатеринбургской епархии. С. 555.
29. Андреева Е. В. Указ. соч. С. 339.
30. Житие святых Екатеринбургской епархии. С. 13.
31. Боже В. С. Анастасия. С. 38—39; ОГАЧО. Ф. Р-220. Оп. 4. Д. 1.
32. Прыкина Н. А. Одигитриевский женский монастырь. С. 595—596; Боже В. Приведено в исполнение... С. 46;
33. Челябинск : история моего города / под ред.
B. С. Боже, Г. С. Шкребня. 2-е изд. Челябинск : АБРИС, 2005. С. 178.
34. Боже, В. С. Приведено в исполнение... С. 46; Боже В. С. Челябинское православное духовенство в 1917—1937 гг. С. 362.
35. История женского Одигитриевского монастыря в документах ГАЧО / сост. Н. А. Прыкина. —
C. 90; Боже, В. С. Материалы к истории церковно-религиозной жизни Челябинска 1917—1937. С. 157.
36. Годы террора. Книга памяти жертв политических репрессий. Часть третья. Т. 5. С. 610.
37. Боже, В. С. Челябинское православное духовенство в 1917—1937 гг. С. 366—367.
38. Эндебря В. Указ. соч. С. 186; Андреева Е. В. Указ. соч. С. 217—220.
Поступила в редакцию 22 января 2010 г.
МИРОШНИЧЕНКО Мария Ильинична (1956 г. р.) в 1979 г. окончила исторический факультет Уральского государственного университета в г. Екатеринбурге, училась в аспирантуре при Московском государственном университете им. М. В. Ломоносова, кандидат исторических наук, доцент кафедры истории Южно-Уральского государственного университета. Научные интересы: история женщин, гендерная история, экономическая история, история культуры России, региональная история.
MIROSHNICHENKO Maria Ilyinichna was born in 1956, in 1979 graduated from the Faculty of History of Ural State University in the city of Ekaterinburg, she studied at the postgraduate school at Lomonosov Moscow State University; she is the Cand. Sc. (History), Associate Professor of the History Department of South Ural State University. Research interests: history of women, gender history, economic history, the history of Russian culture and regional history.
