Нарушение трудовой дисциплины в колхозной деревне и способы борьбы с ней в годы первой послевоенной пятилетки Текст научной статьи по специальности «История и археология»

экономическая политика

в хх веке

УДК 94(47).084.8 ББК У03

О. Р. Хасянов

нарушение трудовой дисциплины в колхозной деревне и способы борьбы с ней

в годы первой послевоенной пятилетки

Ключевые слова: колхозное крестьянство, колхоз, трудовая дисциплина, трудодень, послевоенное село, суд, нарушение Устава сельскохозяйственной артели.

В статье на основе анализа широкого круга архивных материалов, большинство из которых впервые вводится в научный оборот, предпринята попытка анализа процесса эрозии трудовой этики колхозного крестьянства Куйбышевской и Ульяновской областей в послевоенное пятилетие. Автор, опираясь на статистические данные, доказывает, что нарушение трудовой дисциплины в общественном хозяйстве было вызвано объективными причинами, а именно: общественное производство не могло обеспечить колхозников необходимыми средствами для нормального существования. По мнению автора, послевоенное развитие СССР характеризуется сложным взаимодействием государства и общества. С одной стороны, властные институты стремились упрочить свои позиции в экономической, политической и социальных сферах, а с другой стороны, само общество посредством пассивного сопротивления вносило коррективы в государственную политику.

На основе анализа широкого круга источников, автор приходит к выводу о том, что отсутствие материальной заинтересованности колхозников в результатах своего труда делало для крестьян труд бессмысленным занятием. Трудовая деятельность в крестьянской менталь-ности перестала быть нравственным критерием, определявшим смысл жизни сельского человека.

O. R. Khasyanov

violation of labor discipline in the collective farm of the village and ways to combat it during the first postwar five-year

Keywords: collective farmers, farm, labor discipline, work-day, post-war village court, violation of the Charter of the Agricultural Artel

On the basis of the analysis of a wide range of archival materials, most of which are firstly introduced in the scientific revolution, attempts to analyze the process of erosion of the work ethic of the Kuibyshev collective farmers and Ulyanovsk regions in the post-war five-year period. The author based on the statistical data shows that the violation of labor discipline in the public sector was due to objective reasons, namely: social production could not provide farmers with the

necessary means for a normal existence. According to the author, the post-war development of the USSR is characterized by a complex interaction of state and society. On the one hand, government institutions have sought to strengthen its position in the economic, political and social spheres, and on the other hand, the very society through passive resistance to make adjustments in public policy.

Based on the analysis of a wide range of sources, the author comes to the conclusion that the absence of material interest of the collective farmers in the results of the work done for the peasants work pointless. Work experience in the peasant mentality ceases to be a moral criterion for determining the meaning of life of the rural man.

Победоносное завершение Великой Отечественной войны поставило перед правительством задачу скорейшего восстановления экономики страны. Необходимо было решить проблему обеспечения населения продовольствием, ликвидировать карточную систему распределения товарной продукции, восстановить разрушенные войной объекты промышленного производства и инфраструктуру.

В условиях существующей во внешнеполитической сфере конфронтации со странами капиталистического мира советское правительство, как и в предшествующее время, рассматривало сельское население в качестве внутренней колонии, способной обеспечивать экономику материальными и людскими ресурсами.

Проблема экономического развития СССР в послевоенное время неоднократно становилась предметом специальных исторических исследований, но вместе с тем антропологический поворот, совершенный социально-гуманитарным познанием в конце ХХ в., открывает для изучения новые области, ранее остававшиеся за рамками исследовательского интереса. К одной из групп таких проблем относятся жизненные стратегии советских крестьян в условиях жесткого диктата советско-бюрократической системы и история взаимоотношения власти и сельского общества.

В современной историографии различные аспекты трансформации традиционного крестьянского уклада под влиянием советской аграрной политики исследованы Т. Д. Надькиным [20], О. М. Вербицкой [2], М. А. Безниным [1], Т. М. Димони [1], В. П. Поповым, С. В. Филатовым [22], Ш. Фицпатрик [23], Л. Виолой [3] и др. По их мнению, основным вектором, определя-

ющим социально-экономическое развитие сельского общества в послевоенное время, являлась защита крестьянством «собственного существования в условиях угрожающей социальной среды» [22, а 156].

Советская повседневность периода зрелого сталинизма представляет собой сложную область взаимодействия государства и общества. И если для государственной политики было характерно стремление подчинить своему влиянию экономическую, социальную и культурную жизнь общества, то само общество, приспосабливаясь к новым условиям, защищая свои жизненные интересы, вносило кардинальные поправки в планы государства различными способами пассивного сопротивления [21, а 13].

Одним из ярких проявлений стратегии пассивного сопротивления колхозного крестьянства в послевоенное десятилетие является массовое нарушение трудовой дисциплины в общественном хозяйстве. Не случайно Т. Д. Надькин отмечает, что принятие специального постановления Совета министров СССР от 19 сентября 1946 г. преследовало цель «свести до минимума альтернативные источники существования и принудить колхозников больше времени отдавать труду в сельхозартелях» [20, а 181]. Различные репрессивные меры по отношению к колхозному крестьянству, принимавшие формы политических кампаний, не оказывали должного влияния на развитие аграрного сектора. В сельскохозяйственной отрасли не было реального роста производительности труда и дохода на душу сельского населения [18, а 7]. Колхозники получали минимальный доход, необходимый для жизни, не за счет трудовой деятельности в общественном производстве, а за счет ведения личного под-

собного хозяйства. Даже после принятия постановления Совета министров СССР «О мерах по ликвидации нарушений Устава сельскохозяйственной артели» колхозники продолжали самовольно расширять размеры своих участков. Только в отдельно взятой Куйбышевской области уже в 1947 г. 18 949 колхозных дворов «вновь самовольно захватили 1 476 га колхозных земель» [27, л. 3]. По отдельным районам каждый пятый колхозный двор «беспрепятственно увеличил свой приусадебный участок за счет общественных земель» [28, л. 3].

Сложность экономической ситуации в сельской местности, сохранение жесткого административного контроля государства над хозяйственной деятельностью крестьян, высокое налоговое бремя и отсутствие социальных гарантий обесценивали в шкале ценностей сельского общества значимость тяжелого крестьянского труда и всего крестьянского уклада жизни. Следствием данного процесса явилась непрерывная миграция сельских жителей в индустриальные центры [2, с. 6]. В результате активизации миграционного потока ухудшился воспроизводственный потенциал и изменилась половозрастная структура сельского социума. К концу 50-х гг. ХХ в. в социальной структуре советского общества впервые в истории страны наблюдается численное доминирование городского населения над сельским [2, с. 7].

В годы Великой Отечественной войны произошло резкое ослабление экономики колхозов, что выразилось в сокращении фондов потребления крестьян. Оказавшись в жестких условиях дефицита продовольственных ресурсов, крестьянство вынуждено было обеспечивать себя продовольствием самостоятельно за счет интенсивного труда на своих приусадебных участках и личном подворье. Работа в общественном производстве не имела решающего влияния на формирование бюджета сельской семьи. За военные годы размер оплаты труда колхозников в общественном хозяйстве значительно снизился. Так, за один выработанный трудодень колхозники Ульяновской

области в 1940 г. получали 1,522 кг хлеба, а в 1944 г. только 0,367 кг [5, л. 3]. В Куйбышевской области в 1940 г. один трудодень оценивался в 2 кг хлеба, в 1945 г. - 0,540 кг, а в 1946 г. - всего лишь в 0,165 кг [27, л. 6]. После инспекции в сельские районы Ульяновской области в 1944 г. первый секретарь обкома ВКП(б) И. Терентьев отмечал: «...громадное количество людей работало на своих участках, а в колхозе -дети и старики» [4, л. 16]. Работа данной категории сельского населения в артельном хозяйстве объясняется страхом лишиться приусадебного участка, так как по закону право пользоваться общественной землей имели только члены колхоза, выработавшие установленный государством обязательный минимум трудодней.

Стратегии выживания, выработанные сельским обществом в военные годы, вынудили крестьянство культивировать на своих приусадебных участках зерновые культуры, включая озимые. Отсутствие техники и тягловой силы стало тем основанием, которое вынудило колхозников «значительную часть времени проводить на своих приусадебных участках», а не заниматься общественным производством [6, л. 6]. Такое положение дел привело к тому, что планы основных сельскохозяйственных работ из года в год колхозы не выполняли. Невыполнение планов работ и снижение урожайности приводило к тому, что крестьяне не получали достойной оплаты за свой труд, так как оплата трудодня зависела от валового сбора зерна и эффективности экономических показателей колхоза. Так, в 1946 г. колхоз «Большевик» Тереньгульского района Ульяновской области из имеющихся 2 981 га пашни освоил только 831 га. Урожайность зерновых культур оказалась крайне низкой и составила 1,45 ц с одного гектара. Государству было сдано всего лишь 295 ц зерна, а на трудодень было выдано колхозникам только 70 граммов хлеба [10, л. 58]. В свете данного обстоятельства у колхозников полностью отсутствовала материальная заинтересованность трудиться в общественном хозяйстве, и у сельских тружеников не

было никакого стимула выполнять планы и дневные нормы выработки. А это приводило к очередному снижению экономической эффективности колхозного хозяйства. Таким образом, возникал замкнутый круг.

Укоренившиеся практики работы в личных подсобных хозяйствах в ущерб общественному производству во многом были связаны с надеждами крестьян на роспуск колхозов. Коммуникационные каналы сельского общества весной и летом 1945 г. были наполнены всевозможными слухами, содержание которых сводилось к ликвидации колхозной системы [7, л. 10]. В частности, пчеловод колхоза «Пролетарий» Астрада-мовского района Ульяновской области в разговорах с колхозниками утверждал, что принято решение о роспуске колхозов [7, л. 10]. Активное распространение слухов данного содержания свидетельствовало о том, что сельское общество не смирилось с существованием коллективной формы ведения хозяйства, жестким административным контролем государства за хозяйственной деятельностью крестьян и массовым изъятием продовольствия у сельского населения по каналам обязательных государственных поставок.

Во время уборочных работ проблема включенности колхозников в трудовую деятельность сельскохозяйственных артелей приобретала особую остроту. Так, инструктор Ульяновского обкома ВКП(б) Узерин отмечал, что в колхозе «Память Куйбышева» Богдашкинского района из 300 трудоспособных колхозников в полевых работах участвовали 60-70 человек, а в колхозе «Пример» из 150 трудоспособных колхозников за первый период не выработали обязательного минимума трудодней 142 человека [8, л. 36]. В колхозе имени Ворошилова в период уборочной страды 1947 г. в полевых работах не участвовало более 100 колхозников. В колхозе «3-я пятилетка» Карсунского района в 1947 г. 80 % колхозников не выработали установленного минимума трудодней, в колхозе «Красный партизан» - 75, в артели «13-й год Октября» - 93 % [13, л. 3]. В Кутузовском

районе Куйбышевской области в 1946 г. из числа 5 081 трудоспособного колхозника не выработали установленного обязательного минимума трудодней 1 169 человек. Так, в колхозе «14 лет Октября» из 84 трудоспособных членов артели 29 человек не принимали участие в работах, а в колхозе «Партизан» из 109 человек на работы не выходили 55 членов колхоза [25, л. 5]. В колхозе «Октябрьская революция» Камышлинского района 29 августа 1948 г. из 243 трудоспособных колхозников на работу вышли 102 человека [27, л. 28]. В колхозе имени Ворошилова Кинельского района Куйбышевской области в 1947 г. бездетная колхозница П. П. Малахова самовольно расширила свой участок до 0,81 га. В подсобном хозяйстве она имела одну корову, 8 овец и одну свинью. Вместе со своим 63-летним отцом она весь летний период работала в личном хозяйстве, с которого получила урожай зерна «на 40 пудов и большее количество овощей, которыми торговала на рынке ст. Кинель» [27, л. 2-3]. В результате массового игнорирования общественных работ колхозниками в сельскохозяйственном производстве «создалось напряженное и опасное состояние с уборкой хлебов» [11, л. 71].

В отдельных колхозах, в которых общественное производство было особенно запущенным, получили развитие кустарничество и отходничество. В колхозах Ка-дышевского, Урено-Карлинского сельсоветов Карсунского района еще в военные годы основным занятием колхозников стало кустарничество. Колхозники и единоличники занимались валянием сапог, изготовлением гончарной посуды, а в сельхозартелях Но-во-Погореловского сельсовета особое распространение получили занятия, связанные с обработкой древесины, распиловкой и продажей теса [13, л. 6].

Озабоченность властей вызвало не только массовое нарушение колхозниками трудовой дисциплины, но и низкая эффективность крестьянского труда в общественном производстве. Распространенным явлением, характеризующим колхозное производство в послевоенной деревне, было си-

стематическое нарушение колхозниками трудового распорядка дня. Даже в период активного цикла сельскохозяйственных работ колхозники выходили на работу в 8-9 часов утра и уходили «рано» [8, л. 36]. В колхозе «Политотдел» Мелекесского района Ульяновской области колхозники работу в поле начинали в 9-10 часов утра, а уже в 5-6 часов вечера расходились по домам [10, л. 59]. При этом большинство колхозников нормы выработки не выполняли [11, л. 71]. Из 102 колхозников, участвовавших в полевых работах колхоза «Октябрьская революция» Камышлинского района, только 5 человек выполняли дневную норму [27, л. 28], а в колхозе «Кызыл Кряще» ни один колхозник нормы не выполнял. В Но-во-Девиченском районе Куйбышевской области во время хлебоуборочной кампании 1948 г. нормы выработки выполняли только 25-30 % колхозников [27, л. 28].

Нежелание колхозников выполнять установленные нормы выработки приводило к значительному увеличению сроков выполнения различных сельскохозяйственных работ. Так, в Куйбышевской области весенний сев 1948 г. растянулся на 45 дней, хлебоуборка продолжалась 120 дней, план прополки зерновых был выполнен только на 73,5 %, а подъема зяби - на 64,7 % [28, л. 7].

Росту трудового энтузиазма не способствовали и существовавшая система трудовых отношений в колхозной деревне, а именно уравнительное распределение продукции по трудодням, и «обезличивание производственных участков» [2, л. 81]. Как отмечал первый секретарь Ульяновского обкома ВКП(б) И. Терентьев, «корни уравниловки в распределении доходов в колхозах заключаются в неправильной практике начисления трудодней вне зависимости от получаемого урожая в бригадах и звеньях» [10, л. 54]. Выдача натуральных и денежных авансов в колхозах проводилась по количеству затраченных трудодней без учета качества обработки полевых участков, урожайности в полеводстве и продуктивности скота в животноводстве [26, л. 3].

Так, в колхозе «Ульяновец» Сурского района Ульяновской области в 1947 г. пятая полеводческая бригада с закрепленной за ней земельной площади получила урожай зерновых в два раза больше, чем первая бригада, но при распределении доходов члены обеих бригад получили одинаковое количество хлеба [10, л. 54]. Брат председателя колхоза «Путь Ильича» Николаевского района Ульяновской области свою позицию, связанную с нежеланием трудиться в колхозе, аргументировал следующим образом: «Я 5 лет был в войсках НКВД, чему нас там учили, как я смотрел на жизнь, а теперь, видя безобразия в оплате, блат, воровство, низость сельских коммунистов. так и разорвал бы жуликов» [12, л. 85].

Злостными нарушителями трудовой дисциплины в колхозах являлись не только рядовые колхозники, но и представители коммунистической партии и члены их семей. В парторганизации колхоза «13-й год Октября» в 1948 г. на учете состояли 8 коммунистов, из них А-ин выработал всего девять трудодней, М-ев - одиннадцать, А-ев - шесть и А-ев всего три трудодня [13, л. 8]. Их жены не выработали ни одного трудодня. Аналогичная ситуация была и с трудовой дисциплиной жен руководящего состава правления колхоза. Член правления колхоза имени Фрунзе Приволжского района Куйбышевской области С. Е. Б-н, являвшийся секретарем первичной парторганизации сельскохозяйственной артели, после демобилизации в августе 1946 г. до конца 1947 г. в общественном хозяйстве не выработал ни одного трудодня. Его жена Н. Т. Б-на выработала 41 трудодень [27, л. 3]. Жена председателя колхоза Е. Г. К-ва выработала только 21 трудодень, а жена бригадира А. К. Л-ва - 41 [27, л. 8].

Примерный Устав сельскохозяйственной артели, принятый Всесоюзным съездом колхозников-ударников в 1935 г. и являвшийся основным правовым документом, регламентирующим хозяйственную жизнь колхоза, предусматривал премирование колхозников дополнительным начислением за высокие трудовые показатели. Но

в реальной деятельности колхозов данный принцип не всегда соблюдался. Правления сельхозартелей этим положением Устава не пользовались «для поощрения хорошо работающих колхозников» [9, л. 81]. Так, в 1946 г. через районную газету колхозницы артели имени Чапаева Большечернигов-ского района Куйбышевской области обратились к властям с просьбой восстановить справедливость, обязав руководство колхоза выплатить причитавшуюся им дополнительную оплату за перевыполнение плана надоя молока [17, с. 2]. В колхозе «Политотдел» Мелекесского района Ульяновской области звено Пайдутовой на участке в 2 га получило урожай картофеля 145 ц с 1 га при плане 60 ц, но дополнительную оплату звено не получило [10, л. 56]. В колхозе «Восходящее солнце» Вешкаймского района звено А. И. Ч-вой в 1946 г. получило урожай проса с площади 1,26 га по 9,7 ца с 1 га вместо планируемых 7,5 ц. Звену причитался 91 кг проса в порядке дополнительной оплаты труда, но правление колхоза доплату не выдало [10, л. 56].

Советским законодательством предусматривались различные меры дисциплинарного и уголовного воздействия на нарушителей трудовой дисциплины в сельскохозяйственном производстве, но районные власти и руководящие органы колхозов в первые послевоенные годы «терпимо относились к колхозникам, не выработавшим установленного минимума трудодней» [14, л. 3]. В частности, постановление СНК СССР и ЦК ВКП(б) от 13 апреля 1942 г. «О повышении для колхозников обязательного минимума трудодней», не утратившее юридической силы и после завершения войны, предусматривало уголовную ответственность для лиц, виновных в невыработке обязательного минимума трудодней. За данное преступление предусматривалось наказание в виде исправительно-трудовых работ в колхозах сроком до 6 месяцев с удержанием из оплаты до 25 % трудодней в пользу колхоза. Так, из 1 373 колхозников, не выработавших установленного минимума трудодней, в Чердаклинском районе

Ульяновской области в 1946 г. материалы в суд были направлены только на 23 человека [16, л. 110]. Из 1 169 человек, совершенно не принимавших участие в общественном производстве, в Кутузовском районе Куйбышевской области в 1947 г. к судебной ответственности были привлечены 53 колхозника [25, л. 5]. Из 302 колхозников Кинель-Черкасского района, не выработавших обязательного минимума трудодней, в 1948 г. были осуждены 6 человек. При этом на судебное рассмотрение ушло 2 месяца. Уполномоченный Совета по делам колхозов по Куйбышевской области отмечал, что прокуратура и судебные органы «вместо принятия решительных мер допускают либеральное отношение к нарушителям трудовой дисциплины» [25, л. 24] .

За невыработку обязательного минимума трудодней по Куйбышевской области в 1947 г. был осужден 2 121 колхозник, а в целом обязательства по выполнению минимума трудодней не выполнили 35 587 членов колхозов [27, л. 26]. Во многих случаях данная мера воздействия не достигала цели, так как органы юстиции не следили за исполнением приговоров. Многие из осужденных даже после суда участия в работе колхоза не принимали. Так, колхозница из артели имени Фрунзе Приволжского района Куйбышевской области У. А. Н-ва судилась за невыработку обязательного минимума трудодней в 1945, 1946 гг. и в июле 1947 г., и несмотря на это за весь 1947 год выработала только 35 трудодней [27, л. 10].

Систематическое нарушение колхозниками трудовой дисциплины, грозившее подорвать продовольственную безопасность страны и тем самым вызвать неблагоприятные социально-экономические последствия в индустриальных центрах, побудило правительство к принятию чрезвычайных мер. Президиум Верховного Совета СССР 2 июня 1948 г. принял Указ «О выселении в отдаленные районы лиц, злостно уклоняющихся от трудовой деятельности в сельском хозяйстве и ведущих антиобщественный паразитический образ жизни». В разработке указа личное участие принимал Сталин.

Это был один из самых репрессивных законодательных актов послевоенного времени, затрагивавших интересы колхозников.

Указ наделял сельские сходы и общие колхозные собрания правом выселять колхозников, не выработавших обязательного минимума трудодней, в отдаленные районы страны (рек Енисея, Оби и Лены) сроком на 8 лет [24, с. 4]. Но фактически практика реализации Указа свидетельствует, что инициаторами собраний и сходов выступали районные власти и колхозное руководство. Именно представители государственных институтов определяли по каждому колхозу кандидатов на выселение и сроки проведения собраний и сельских сходов.

Мероприятия по выселению наиболее злостных нарушителей трудовой дисциплины изначально являлись срежиссированными действиями, в которых крестьянам отводилась роль статистов и массовки. Они должны были утверждать ранее принятые решения колхозного и районного руководства. Анализ архивных документов о выселении колхозников по указу от 2 июня 1948 г. свидетельствует о том, что не во всех случаях процедура выселения применялась к злостным нарушителям трудовой дисциплины. Часто правления сельскохозяйственных артелей кандидатами на выселение выдвигали наиболее «острых на язык» лиц, которые не боялись указывать колхозному руководству на существующие изъяны в хозяйственной деятельности и обладали особым авторитетом в сельском социуме [24, с. 6].

После проведения первых собраний по указу от 2 июня 1948 г. и вынесения общественных приговоров о выселении отдельных колхозников в отдаленные районы

СССР трудовая дисциплина в колхозах начала улучшаться. Как отмечали районные должностные лица, колхозники «без приглашения и умоления бригадиров» приходили к месту работы. Кроме того, колхозники перестали пререкаться с бригадирами и шли выполнять указанную работу [15, л. 4]. Реализация данного указа не только улучшила трудовую дисциплину, но и повлияла на производительность труда. Колхозники стали более интенсивно трудиться на полевых работах. Так, если в колхозе «Луч социализма» Сенгилеевского района Ульяновской области до проведения собрания колхозники при уборке урожая подсолнечника ручным способом убирали 3-4 сотки в день, то после собрания выработка увеличилась до 10-12 соток [15, л. 4].

Но последствия указа имели краткосрочное действие, и уже в 1949 г. начинается очередная волна падения трудовой дисциплины в колхозной системе. Справедливо утверждение Т. Д. Надькина о том, что сталинская модель аграрного развития исчерпала свой потенциал уже к началу 50-х гг. ХХ в. Методы воздействия властных институтов на колхозное крестьянство не были эффективными. Отсутствие материальной заинтересованности колхозников в результатах своего труда делало общественный труд бессмысленным занятием. Сам труд в крестьянской ментальности перестал быть нравственным критерием, определявшим смысл жизни сельского человека. Ярким свидетельством этого служит процесс эрозии крестьянской трудовой этики в послевоенное время, который невозможно было остановить репрессивными мерами и специальными политическими кампаниями, направленными на запугивание сельских обывателей.

Библиографический список

1. Безнин М. А. Повинности российского крестьянства в 1930-1960-х годах / М. А. Безнин, Т. М. Димони. - Вологда : Вологодский НКЦ ЦЭМИ РАН, 2001. - 141 с.

2. Вербицкая О. М. Сельское население Российской Федерации в 1939-1959 гг. Демографические процессы и семья : дис. ... д-ра ист. наук / О. М. Вербицкая. - М. : РГБ, 2002. - 419 с.

3. Виола Л. Крестьянский бунт в эпоху Сталина. Коллективизация и культура крестьянского сопротивления / Л. Виола. - М. : РОССПЭН, 2010. - 368 с.

4. Государственный архив Новейшей истории Ульяновской области (ГАНИ УО). - Ф. 8. -Оп. 1. - Д. 119.

5. ГАНИ УО. - Ф. 8. - Оп. 3. - Д. 128.

6. ГАНИ УО. - Ф. 8 . - Оп. 3. - Д. 130

7. ГАНИ УО. - Ф. 8 . - Оп. 3. - Д. 230

8. ГАНИ УО. - Ф. 8 . - Оп. 3. - Д. 233

9. ГАНИ УО. - Ф. 8 . - Оп. 5. - Д. 2.

10. ГАНИ УО. - Ф. 8 . - Оп. 5. - Д. 289

11. ГАНИ УО. - Ф. 8 . - Оп. 5. - Д. 293

12. ГАНИ УО. - Ф. 8 . - Оп. 5. - Д. 303

13. ГАНИ УО. - Ф. 8 . - Оп. 6. - Д. 147

14. ГАНИ УО. - Ф. 8 . - Оп. 6. - Д. 289

15. ГАНИ УО. - Ф. 8 . - Оп. 6. - Д. 404

16. Государственный архив Ульяновской области. - Ф. Р-2520. - Оп. 7. - Д. 28.

17. Задерживают выдачу дополнительной оплаты труда // Большевик. - 1946. - № 41. - С. 2.

18. Колхозная жизнь на Урале. 1935-1953 / сост.: Х. Кесслер, Г. Е. Корнилов. - М. : РОССПЭН, 2006. - 912 с.

19. Конквест Р. Жатва скорби: Советская коллективизация и террор голодом / Р. Конквест. -London, 1988. - 620 c.

20. Надькин Т. Д. Сталинская аграрная политика и крестьянство Мордовии / Т. Д. Надькин. -М. : РОССПЭН, 2010. - 321 с.

21. ОсокинаЕ. А. За фасадом «сталинского изобилия»: Распределение и рынок снабжения населения в годы индустриализации. 1927-1934 / Е. А. Осокина. - М. : РОССПЭН, 2008. - 351 с.

22. Филатов С. В. Жизнь взаймы: борьба с крестьянскими долгами в послевоенных колхозах (по материалам Ростовской области) / С. В. Филатов // Актуальные вопросы общественных наук: социология, политология, философия, история. - 2014. - № 4. - С. 155-164.

23. Фицпатрик Ш. Сталинские крестьяне. Социальная история Советской России в 30-е годы: деревня / Ш. Фицпатрик. - М. : РОССПЭН, 2001. - 422 с.

24.Хасянов О. Р. «.Их нужно выгнать из села вместе с их семьями.»: практика реализации Указа Президиума Верховного Совета СССР от 2 июня 1948 г. в Ульяновской области в документах государственных архивов / О. Р. Хасянов. - Ульяновск : УГСХА, 2015. - 254 с.

25. Центральный государственный архив Самарской области (ЦГАСО). - Ф. Р-1911. - Оп. 1. -Д. 10.

26. ЦГАСО. - Ф. Р-1911. - Оп. 1. - Д. 12.

27. ЦГАСО. - Ф. Р-1911. - Оп. 1. - Д. 4.

28. ЦГАСО. - Ф. Р-1911. - Оп. 1. - Д. 5.

References

1. Beznin M. A. Povinnosti rossijskogo krest'janstva v 1930-1960-h godah/ M. A. Beznin, T. M. Dimoni. - Vologda: Vologodskij NKC CJeMI RAN, 2001. - 141 s.

2. Verbickaja O. M. Sel'skoe naselenie Rossijskoj Federacii v 1939-1959 gg. Demograficheskie processy i sem'ja : dis. ... d-ra ist. nauk / O. M. Verbickaja. - M. : RGB, 2002. - 419 s.

3. Viola L. Krest'janskij bunt v jepohu Stalina. Kollektivizacija i kul'tura krest'janskogo soprotivlenija / L. Viola. - M. : ROSSPJeN, 2010. - 368 s.

4. Gosudarstvennyj arhiv Novejshej istorii Ul'janovskoj oblasti (GANI UO). - F. 8. - Op. 1. -

D. 119.

5. GANI UO. - F. 8 . - Op. 3. - D. 128

6. GANI UO. - F. 8 . - Op. 3. - D. 130

7. GANI UO. - F. 8 . - Op. 3. - D. 230

8. GANI UO. - F. 8 . - Op. 3. - D. 233

9. GANI UO. - F. 8 . - Op. 5. - D. 2.

10. GANI UO. - F. 8 . - Op. 5. - D. 289

11. GANI UO. - F. 8 . - Op. 5. - D. 293

12. GANI UO. - F. 8 . - Op. 5. - D. 303

13. GANI UO. - F. 8 . - Op. 6. - D. 147

14. GANI UO. - F. 8 . - Op. 6. - D. 289

15. GANI UO. - F. 8 . - Op. 6. - D. 404

16. GAUO. - F. R-2520. - Op. 7. - D. 28.

17. Zaderzhivajut vydachu dopolnitel'noj oplaty truda // Bol'shevik. - 1946. - № 41. - S. 2.

18. Kolhoznaja zhizn' na Urale. 1935-1953 / Н. H. Kessler, G. E. Kornilov - M. : ROSSPJeN, 2006. -912 s.

19. KonkvestR. Zhatva skorbi: Sovetskaja kollektivizacija i terror golodom / R. Konkvest. - London, 1988. - 620 c.

20. Nad'kin T. D. Stalinskaja agrarnaja politika i krest'janstvo Mordovii / T. D. Nad'kin. - M. : ROSSPJeN, 2010. - 321 s.

21. OsokinaE. A. Za fasadom «stalinskogo izobilija»: Raspredelenie i rynok snabzhenija naselenija v gody industrializacii. 1927-1934 / E. A. Osokina. - M. : ROSSPJeN, 2008. - 351 s.

22. Filatov S. V. Zhizn' vzajmy: bor'ba s krest'janskimi dolgami v poslevoennyh kolhozah (po materialam Rostovskoj oblasti) / S. V. Filatov // Aktual'nye voprosy obshhestvennyh nauk: sociologija, politologija, filosofija, istorija. - 2014. - № 4. - S. 155-164.

23. FicpatrikSh. Stalinskie krest'jane. Social'naja istorija Sovetskoj Rossii v 30-e gody: derevnja / Sh. Ficpatrik. - M. : ROSSPJeN, 2001. - 422 s.

24. Hasjanov O. R. «...Ih nuzhno vygnat' iz sela vmeste s ih sem'jami...»: praktika realizacii Ukaza Prezidiuma Verhovnogo Soveta SSSR ot 2 ijunja 1948 g. v Ul'janovskoj oblasti v dokumentah gosudarstvennyh arhivov / O. R. Hasjanov. - Ul'janovsk : UGSHA, 2015. - 254 s.

25. Central'nyj gosudarstvennyj arhiv Samarskoj oblasti (CGASO). - F. R-1911. - Op. 1. - D. 10.

26. CGASO. - F. R-1911. - Op. 1. - D. 12.

27. CGASO. - F. R-1911. - Op. 1. - D. 4.

28. CGASO. - F. R-1911. - Op. 1. - D. 5.

Поступила в редакцию 26.12.2015 г.

Сведения об авторе

Хасянов Олег Ренатович - кандидат исторических наук, заведующий кафедрой философии и истории Ульяновской государственной сельскохозяйственной академии имени П. А. Столыпина; докторант кафедры российской истории Самарского национально-исследовательского аэрокосмического института (университета). Сфера научных интересов: социальная история, история повседневности, история советского крестьянства, проблема взаимоотношений власти и общества.

E-mail: Oleg-has@yandex.ru

About the author

Khasyanov Oleg Renatovich - candidate of historical sciences, head of the department of philosophy and history of the Stolypin Ulyanovsk State Agricultural Academy; doctoral student in the history of Russian Samara National Aerospace Research Institute (University). Research interests: social history, history of everyday life, the history of the Soviet peasantry, the problem of relations between the authorities and society.