Народный психолог России Текст научной статьи по специальности «Искусствоведение»

Народный психолог России

А. Л. Журавлев

Журавлев Анатолий Лактионович

доктор психологических наук, профессор, член-корреспондент РАН, директор Института психологии РАН.

Мое знакомство с Евгением Александровичем Климовым состоялось сначала заочно как с соискателем докторской диссертации.

Была поздняя весна или самое раннее лето 1969 года, Ленинград. Для меня это был конец второго семестра второго курса обучения в Ленинградском университете. Заходя в здание на улице Красная, дом 60, я обратил внимание на щит для объявлений, где на вертикально расположенном ватмане разноцветными фломастерами было написано объявление о том, что на специализированном совете факультета психологии состоится защита докторской диссертации Евгения Александровича Климова. Интересно, что студенты того периода всегда обращали внимание на подобные объявления. Конечно, мы многое не знали ни о работе, ни о самом Евгении Александровиче Климове, но знали, может быть, главное — к какой научной школе он принадлежит. Это было очень важно, потому что, зная научную школу, можно было представить систему взглядов, научных положений по тем или иным проблемам психологии.

Кроме того, мы знали, что Евгений Александрович Климов разрабатывает проблему индивидуального стиля деятельности (ИСД). Эта аббревиатура «ИСД» была в то время уже известна студентам и легко запоминалась.

К Евгению Александровичу по-особому относился Борис Герасимович Ананьев. А его оценка для нас, студентов, да и для многих более зрелых профессионалов была крайне важна. На факультете очень хорошо знали и уважи-

тельно относились к школе Вольфа Соломоновича Мерлина — научного руководителя Бориса Герасимовича, основателя и главы пермской научной психологической школы.

Ленинградская и пермская школы были близки по научным взглядам, интересам, прежде всего, к исследованиям психодинамических характеристик человека, его темпераментальных свойств, а Вольф Соломонович был и остается известным специалистом, исследователем в области психологии темперамента. Он считался признанным мэтром в своем деле. В студенческие годы мне неоднократно приходилось слышать его выступления. Они были очень запоминающимися! И все это отразилось на моем восприятии объявления о защите Е.А. Климова, диссертанта по проблемам индивидуального стиля деятельности.

В то время (1969 год) я и не думал, что эта научная проблема станет для меня близкой. Начиная с 1973 года (то есть всего лишь через четыре года после защиты докторской диссертации Климова) я стал разрабатывать проблему индивидуального стиля руководства, работая с руководителями разных групп управленцев. И здесь теоретические основания работы Е.А. Климова оказались очень важными.

Однажды, в более поздний период, я рассказал Евгению Александровичу о деталях, предшествовавших его защите (про объявление, про то, что в то время был ремонт в здании факультета, о том, на каком щите был прикреплен ватман, и что этот щит был самодельный, простоватый). Он меня внимательно выслушал

.

и воскликнул: «Слушайте, у вас же эйдетическая память!».Но я не думаю, что это связано с особенностями моей памяти. Скорее это связано с мотивацией, интересом, который вызывала работа Климова, выполнявшаяся на основе изучения реальной трудовой деятельности.

Перед университетом я некоторое (хотя и очень короткое) время проработал на предприятии (на заводе), и для меня трудовая деятельность была привлекательной в качестве объекта анализа и исследования. Поэтому совпадение моих интересов и тематики других исследований, связанных с производством, привлекло мое внимание. Именно это явилось причиной моего повышенного интереса к докторской диссертации Климова.

Продолжая свои воспоминания о защите докторской диссертации Климова, мне хотелось бы сделать два очень коротких комментария.

Я размышлял над тем, почему работы Евгения Александровича того периода так глубоко вошли в профессиональное сознание меня, студента 2-го курса, что позволило не только зафиксировать суть его работы, но и запомнить на долгие годы? Чем это объясняется?

Мне кажется, первая причина в том, что содержание его диссертационной работы, книги, публикаций в журналах, посвященных ИСД, отличаются ясностью и простотой изложения. От этих работ веет прозрачностью, удовлетворяющей профессионала. Значительно позже я услышал (и слышал это в последующие десятилетия неоднократно), что Евгений Александрович говорил: «Заумь не люблю!» Его собственные работы всегда характеризовались противоположными качествами.

И второе, что очень принципиально для меня, — исследовательская работа Евгения Александровича была выполнена на простых рабочих профессиях. А мне это было очень близко! После своей работы на заводе, имея опыт взаимодействия с рабочими людьми, я очень хорошо понимал содержание этих видов деятельности, индивидуальный стиль выполнения которых был описан, выделен, сгруппирован, систематизирован Евгением Александровичем. Когда речь шла о деятельности наладчика, для меня это не было абстракцией. Читая описание ИСД, я не только понимал, но и представлял конкретных людей, которых я знал во время работы на заводе, и подбирал им те индивидуальные стили деятельности, которые были выделены Евгением Александровичем на других людях и описаны. Ценность таких универсальных закономерностей как раз в том, что, анализируя описания деятельности совершенно других людей, можно ясно видеть общие характеристики этой деятельности. Евгений Александрович выделил очень надежные переменные, позволяющие описывать деятельность различных людей, имеющих различные

профессии. Но для меня было важно то, что я знал особенности работы наладчика, токаря, фрезеровщика и т. п.

Позднее мне пришлось познакомиться с работой ткачих и родственных ткацкому делу профессий, пришлось узнать особенности труда людей, работающих за шлифовальными и строгальными станками. Это позволило понимать «без всякой зауми» особенности известных мне и зафиксированных значительно раньше Евгением Александровичем простых рабочих профессий.

Еще одно воспоминание, связанное с работой Евгения Александровича, позволяет лишний раз подчеркнуть, что на факультете психологии, основателем которого был Борис Герасимович Ананьев, социально-психологическая атмосфера была такой, что студенты ориентировались, прежде всего, на науку. Это было удивительно и, по моему мнению, правильно. Мы, студенты второго курса, уже испытывали научный интерес к содержанию защищавшихся докторских диссертаций, считали важным и необходимым быть на самой защите как на важном научном мероприятии. Это для нас была часть учебы, в какой-то степени дополнительная, необязательная, но выполняемая многими студентами.

Такое отношение к учебе было типично, характерно для студентов того времени, хотя и не для всех. У каждого был свой выбор, но большинство выбирало в качестве дополнительных видов занятий участие в научных мероприятиях. Вначале это было, как сегодня говорят, пассивное участие, но запоминающееся не просто надолго, а навсегда.

На защите докторской диссертации Евгения Александровича я поразился тому, что дается так мало времени на изложение результатов исследования. Евгений Александрович посвятил много лет сбору и накоплению данных, их анализу и обработке, изложению и представлению, оформлению и публикации. Климов готовил докторскую диссертацию не один год. Поэтому то, что предоставляется крайне мало времени, за которое невозможно рассказать все, что хочется, выглядело совсем нелогичным. У нас, присутствующих, это вызвало сильное сопереживание. Возникло ощущение, что Евгений Александрович, говоря о стиле рабочих профессий, многое не успел сказать, точнее, ему не дали сказать. Тогда мне было очень трудно понять, что им было сказано главное об итогах исследования. Для меня же важны были детали, которые описывались в работе очень тонко, психологично.

В последующие годы Евгений Александрович всегда находился в сфере моего взаимодействия и, соответственно, в поле моего внимания. Он стал одним из тех людей, работы которых я продолжал читать, анализировать, независимо от того, какие научные интересы были у Евгения Александровича или какие про-

блемы изучались мною в тот или иной период нашего взаимодействия. Внимание к его деятельности с моей стороны всегда было большим. Я практически всегда знал, где Евгений Александрович работает, какие научные исследования им ведутся, какие монографии, книги выходят и т. д. Он стал профессионально интересен для меня навсегда!

Хорошо известно, что после защиты докторской диссертации он стал работать в Ленинграде, в Институте профтехобразования, где возглавил крупный отдел по психологии труда. Этот институт входил в состав Академии педагогических наук, то есть он был, прежде всего, педагогическим институтом, но отдел психологии, причем очень крупный, возглавлялся Евгением Александровичем. Тогда же он стал преподавателем на факультете психологии: читал спецкурс по своим исследованиям и разработкам возглавляемого им отдела. Лекции Евгения Александровича отличались очень ясным изложением, логикой, понятной студентам, богатым и запоминающимся содержанием. Читал он их доступно, очень профессионально, с выраженной опорой на конкретику, на результаты выполненных исследований. Но мне не хотелось бы его кому-то противопоставлять. Разные лекции качественно отличались у преподавателей факультета, однако общий уровень преподавания был высочайший. Что особенно удивительно, если учитывать, что это были давние 1960-е годы.

И хотя, повторяю, я никак не противопоставляю Климова другим преподавателям, мне хочется подчеркнуть, что занятия Евгения Александровича отличались своеобразием, а индивидуальный стиль его деятельности (лекций, занятий) отличался теми положительными характеристиками, о которых я говорил выше. Такие впечатления, конечно, запоминаются на всю жизнь.

Позже у меня с Евгением Александровичем было очень много встреч, разного содержания и продолжительности. Иногда просто эпизодических. Но они всегда оставляли какой-то след, были заметными и интересными.

В феврале 2000 года мы близко познакомились. Это произошло на конференции в Калуге. Научное мероприятие было посвящено состоянию и перспективам экономической психологии и организовано по линии Российского психологического общества, президентом которого был в те годы Е.А. Климов. В гостинице, где жили участники конференции, в моем номере состоялась, как часто бывает, затянувшаяся интереснейшая встреча с разговором по самым разным проблемам, связанным с наукой и человеческими отношениями. Круг участников был достаточно узким, разговор продолжался до средины ночи. Встреча состоялась в очень принципиальный период для Евгения Александровича, когда он принял решение оставить долж-

ность декана факультета психологии МГУ имени М.В. Ломоносова. Климов говорил о том, что не будет и не хочет дожидаться наступления 70-летия на этом посту. Он рассуждал и о судьбе факультета как организации, и о судьбе разных людей, готовых занять эту должность и продолжить богатые традиции факультета.

В том ночном разговоре он подробно обосновывал свое предложение должности декана А.И. Донцову. Он был уверен, что Александр Иванович — самая подходящая кандидатура, и повторял: «Ну, если все ясно, то зачем тянуть до июня?» Это была его логика, а мы могли лишь говорить о том, что существуют какие-то традиции, связанные с переизбранием декана. В тот период возрастные границы строго учитывались. И Евгений Александрович говорил о «дороге молодым» совсем не в шуточной форме.

Этот ночной разговор раскрыл для меня Евгения Александровича с человеческой стороны. Как профессионала я знал его очень давно, и он всегда был мне интересен, что я не перестану повторять. Работы Климова я внимательно прочитываю и даже обязательно просматриваю повторные издания, а самого Евгения Александровича, конечно, считаю «психологом от Бога». А вот получить более полное представление о его человеческих качествах я смог лишь в последние десять лет, начиная с февраля 2000 года.

Когда речь идет о юбилее такого уважаемого человека, как Евгений Александрович, то естественно обратить внимание коллег на достоинства юбиляра, его высокие качества. Я хочу это сделать искренне, от чистого сердца. Для меня профессиональные качества Евгения Александровича — высочайшие, они очевидны. На мой взгляд, это ясно всем, это общеизвестно и обсуждению не подлежит. Подавляющее большинство профессионалов именно так и оценивают Евгения Александровича. Не менее достойно оцениваются и его общечеловеческие качества. Ведь именно они определяют всю его жизнь, в том числе и профессиональную. Именно так я воспринимаю этого человека.

Из общечеловеческих качеств Евгения Александровича для меня особенно ценна его направленность на людей: он всегда среди людей и проявляется по отношению к ним как очень достойный человек. Я подчеркну только три таких качества, специально ограничиваясь ими, хотя на самом деле их значительно больше. Прежде всего, Евгения Александровича отличает такое качество, как мудрость, которая интегрирует в себе что-то очень большое и значимое, выношенное годами и выпестованное этим человеком. Его мудрость вбирает в себя качества, идущие из народа и зревшие не только и не столько в отдельной личности, сколько в народе в целом. Поэтому для меня мудрость Евгения Александровича со-

вмещается, интегрируется с его народностью. И вот в этой народности и мудрости он ищет и питает вдохновение для своей жизни, ищет истоки своих профессиональных идей, мыслей и т. п.

В связи с этим хотелось бы подчеркнуть, что доступность работ Е.А. Климова не означает того, что их можно отнести к категории научно-популярных. Я считаю, что это — особый научный жанр, который имеет в своей основе народность, являющуюся истоком профессиональной психологии. Над этим должны задуматься те историки психологии, которым интересна личность Евгения Александровича, которые смогут более точно и более тонко квалифицировать его работы. Для меня же они очень значимы и очень весомы!

Климов воплощает в себе историю — историю профессии, историю своего народа, историю своей личности. Это проявляется в народной мудрости, народном опыте, которыми оперирует Евгений Александрович. Мои утверждения отличны от общих положений о том, что «все мы из истории», что «личность вырастает из нее». Е.А. Климову удается органично подпитывать народной мудростью свою профессиональную деятельность, свой образ жизни, свои жизненные принципы и жизненные смыслы. Вот это, по моему мнению, его главная особенность, которая заслуживает внимания и серьезного анализа.

Второе важное общечеловеческое качество Евгения Александровича тоже обращено к людям. Его можно обозначить как способность к наставничеству. И здесь мне тоже хотелось бы подчеркнуть, что имеется в виду не обычная способность к обучению других людей или их воспитанию как профессионалов, а такая способность к наставничеству, которая реализуется не прямо, а опосредовано. Наставничество может иметь место даже тогда, когда сам Евгений Александрович не подозревает о том, что он занимается этим, помогая человеку, ориентируя его в профессии, в жизни, в жизненных смыслах, в каких-то других очень серьезных вопросах.

У Евгения Александровича есть чему учиться, причем не только в профессиональном плане, но и в общечеловеческом — учиться быть человеком. Это может звучать и восприниматься как банальность, но, тем не менее, я так это чувствую и я в этом уверен. Климов не просто преподаватель и даже не просто учитель, для многих он — наставник. Не такой наставник, которых когда-то прикрепляли в качестве старшего к новичку, к адаптанту, а наставник в широком смысле слова — наставник жизни. Речь идет именно о жизненных наставлениях, а не только профессиональных. Вот так я вижу и воспринимаю Евгения Александровича.

И третье качество, которое тоже проявляется во взаимодействии с людьми, —

это высокая нравственность Евгения Александровича, его моральная сила, которая оказывает воздействие на человеческие качества других людей, в первую очередь, молодых. В частности, я до сих пор испытываю внимание со стороны Евгения Александровича и воспринимаю это как проявление высокой этичности, нравственности. Он способен решать очень серьезные моральные проблемы, при этом не умаляя, не задевая достоинства других людей, не допуская какого бы то ни было их унижения.

Обучение нравственности — это самое тяжелое, самое трудное, что человек должен освоить. И в этом плане Климов значим для очень и очень многих!

Евгений Александрович присутствует на двух этапах моей жизни. Во-первых, во время моей учебы и после окончания университета, когда наше взаимодействие было сугубо профессиональным. Об этом периоде я вспоминаю с большим душевным трепетом. Он связан с моим формированием как профессионала. Это наиболее запоминающийся период! Второй, более поздний период связан не только с моим профессиональным становлением. Он связан с познанием Евгения Александровича как человека и наставника, высокоморального, мудрого, умеющего существенно влиять на других людей, в том числе и на меня.

Не хотелось, чтобы мои воспоминания воспринимались читателями как достаточно эгоцентричные. Мне хотелось донести собственное восприятие Евгения Александровича, показать его образ, преломленный сквозь призму своей личности, своих отношений, оценок, показать, каким я вижу Климова. Ведь у каждого — свой Климов! Для меня Евгений Александрович Климов, если выразиться кратко, — народный психолог России.

Мы привыкли к тому, что существует «народный художник России», «народный архитектор России», «народный артист России» и так далее. По аналогии я воспринимаю Евгения Александровича как народного психолога России. С одной стороны, это профессиональное звание, такое же, как архитектор, художник или артист. С другой стороны, для меня это звание подтверждено не только содержанием его работ, но самой его жизнью, ориентированной на общество, на общественную практику. И в этом смысле, он всегда работал и работает и для науки, и для народа. Его идеи, его научные представления, выделенные им закономерности, совокупности фактов используются в самых разных отраслях психологии, в том числе в ее прикладных отраслях. Это и многое другое позволяет мне говорить о нем как о народном психологе России.

И если бы профессиональному сообществу действительно удалось добиться такого почетного звания, то его стоило бы присвоить именно Евгению Александровичу Климову.