В.Е. Борисов
НАРОДНЫЕ ВИДЕНИЯ В ДЕЛОПРОИЗВОДСТВЕННЫХ ИСТОЧНИКАХ ХУН-ХУШ вв.: МЕЖДУ КНИЖНОСТЬЮ И ФОЛЬКЛОРОМ
В статье выявлены сходные элементы десяти рассказов о видениях, зафиксированных в делопроизводственной документации ХУН-ХУШ вв. Среди них: сходные описания явившегося (икона или кто-то в белом), однотипные требования явившегося (не ругаться матом и т. п.), обязательное разглашение требований явившегося и т. п. Установлено, что соответствующие «общие места» согласуются с нормами описания видений в книжной традиции. Однако есть основания полагать, что выявленные клише уже вошли в устную традицию и соответствующие им представления были распространены не только среди грамотных людей.
Ключевые слова: видения, народная религиозность, народная культура, книжность.
В настоящей статье как источники о народной культуре и фольклору ХУ11-ХУ111 вв. анализируются 10 видений, зафиксированных в документах местного и центрального управления Сибирью1, а также видения Евфимия Федорова (1611-1614 гг.)2 - пожалуй, самые ранние среди имеющихся записей такого рода. Вопрос о соотношении фольклора и книжности в таких текстах решается публикатором большинства из них, Е.К. Ромодановской, лишь общем виде, при минимальном привлечении конкретного сопоставительного материала3. В данной работе предпринята попытка сделать более детальное сопоставление организации книжных и «делопроизводственных» видений с целью приблизиться к пониманию того, как соотносятся имеющиеся записи с устными рассказами о видениях, показать то место, которое занимала визионерская культура в ХУН-ХУШ вв.
© Борисов В.Е., 2009
& & &
Содержательно и структурно исследуемые видения составляют компактную группу, и могут быть отнесены к отдельному типу видений, который можно назвать «проповедническим», поскольку основное содержание этих видений - требование того или иного сакрального персонажа донести до «всего мира» некоторую истину или требование. Сюжеты таких видений могут быть довольно разнообразными, но редко бывают развернутыми и играют по отношению к транслируемой в них проповеди служебную роль. Это позволяет отличать их от эсхатологичских видений, видений, связанных с исцелениями, пророчествами и т. д. Указанные разновидности видений также имплицитно или эксплицитно доносят до верующих религиозные истины, но, как правило, это делается не столь открыто и целенаправленно.
Впрочем, границы между различными группами довольно условны: при значительном разнообразии видений их приходится упорядочивать путем выделения отдельных тематических групп. В то же время они в большинстве своем «прошиты» однотипными структурными элементами, кроме того, одно видение может иметь разнохарактерное содержание. Например, в видении Вавилы Иванова (6) сочетаются черты эсхатологического (визионеру была показана одна из картин загробного мира) и «проповеднического» видения (основным содержанием видения всё же является требование к визионеру передать государю, что «при родителех ево, государевых, в России брадобрития не было»).
Анализируемые записи содержат довольно много схожих элементов. Это:
1) Обязательное указание времени (календарная дата, иногда церковный праздник), места и обстоятельств видения.
2) Описание явившегося. Это либо икона («образ») (1: 324, 2, 4, 11: 62)4, либо «светлообразный»/одетый в белое человек (2, 3, 6, 11: 65), либо менее стандартно описанный персонаж (5, 7, 10, 11: 64). В двух последних случаях визионер никогда не называет явившегося. «Узнать», сакрального персонажа, должны были слушатели. Лишь в одном видении (9) ясновидец сам указывает, что ему явился Николай Чудотворец, сообщив, что тот был в таком же одеянии «как и на образе написан». Последнее обстоятельство, видимо, и объясняет уверенность визионера. Наконец, есть случаи (1: 326, 8), когда ясновидец «слышал глас», но никого не видел. Наиболее частым героем видений является Богородица (1, 2, 3, 7, 8, 11: 62).
3) Поучение, как правило, односложное и редко отделенное от появления сакрального персонажа дополнительными сюжетными ходами (исключения - 2, 6, 7).
4) Поучения часто повторяются или имеют сходство в отдельных требованиях: «Матерна не бранились»: 1: 324, 3, 4, 7, 8, 9, 10, «в любви пребывали»: 1: 364, 7, 8, 10, отставили «латинскую ересь»: 1: 325, 2; «не носили б немецкое платье»: 5, 6, 7, 8; Наибольшее распространение имеет запрет на матерную брань, который может сочетаться с требованиями возвращения к старым (дониконовским) культурным и богослужебным образцам (1: 324, 7,8), а может и обходиться без них (3, 4, 9, 10).
5) Часто визионеру обещают награду (за исполнение указанного): 1, 2, 5, 7, 11: 69 (например: «Господь подаст вам милость свою паче прежняго») или угрожают санкциями (за неисполнение): 1, 2, 3, 4, 6, 10, 11: 63 (например: «Учнет де Бог люди казнити всякою нуждею, гладом и жаждею»).
6) Сакральный персонаж всегда требует разглашения поучения в народе и по вышестоящим инстанциям, в частности, посредством рассылки писем: 4, 11: 66.
7) Страх тайнозрителя перед явившимся: 2, 4, 5, 7, 9, 11: 67.
8) Страх сообщить о видении: 1, 2, 6, 11: 675.
9) Повторное явление, «понукание» или наказание со стороны сакрального персонажа, если его требования не выполняются (1, 6, 11: 69).
Схожие элементы обнаруживаются и в библейских видениях, а также книжных видениях ХУ11 в.6:
1) Обозначение места и времени: Иез 1:1-4, Иер 1:1-4; I, II, III, У, VI, VII, VIII7.
2) «Светлообразность», белые одежды: Откр 3:5-6; 4:4, Деян 10:30; У, У! К, Х. Икона, соответствие иконе: I, УШ8. Глас: Иез 2:1, Иер 23: 16, 31-32; !У. Тенденция к стандартизации образа сакрального персонажа, по-видимому, тесно связана с необходимостью отличать истинные видения от ложных9. Соответствие авторитетным прецедентам повышало вероятность истинности визионерского опыта10. С другой стороны, в книжных видениях, уже прошедших «тест на истинность», можно встретить прямое называние явившегося сакрального персонажа (I, III, УН).
3) Краткость сюжета «проповеднических» видений для книжности не обязательна. В Библии описания видений достигают впечатляющего размаха (ср. первые главы книги пророка Иезикииля). «Видение некоему мужу духовну» и «Нижегородское видение» (I, У) явно пространнее имеющихся у нас записей видений, сделанных со слов «информантов» в органах государственного управления. Однако и в рукописной традиции сложный сюжет и развернутая образность особой распространенности не получили, возможно, из-за функциональной неоправданности11.
4) Тематика проповеди не была особенно стеснена установившейся книжной традицией. Основной темой видений ветхозаветных пророков было отпадение от Бога, но его конкретное выражение - поклонение другим богам - по крайней мере, с XVI в. не воспринималось как актуальное12. В силу этого видение могло касаться самых разных проступков, которые считались проявлением отпадения от Бога, или, наоборот, послужить его прославлению. В первом случае актуальность проповеди против тех или иных грехов определялась конкретной ситуацией. До второй половины XVII в. можно отметить лишь большое внимание к соблюдению богослужебного «благочиния» и к половой сфере (содомия и блуд). Видения против немецкого платья, бритья бород, изменения обрядов находятся в рамках той же логики, а вот основная тема видений, зафиксированных в делопроизводстве - матерная брань - явным образом из этой логики не вытекает. В этом смысле примечательно, что «Видение в Красном бору» (VIII) примыкает к анализируемой группе сибирских видений, и в то же время перекликается с духовными стихами о греховности матерщины13, а вот одновременное ему нижегородское «Видение Екатерины» (IX) ближе к видениям Смутного времени. Что касается, проповеди положительного плана, то помимо универсального призыва «в любви пребывать», она оказывается практически неотличимой от более «частных» видений, говоря о молебнах, строении церквей, постах и т. д.
5) Описания санкций: Иез 2; I, III, V, VI, VII, VIII, X.
6) Обязательность разглашения также универсальна. Есть мотив рассылки писем, а Нижегородское (V) и Владимирское (VI) видения даже зафиксированы в форме рассыльных грамот.
7) Страх перед видением: Откр 1:17; I, II, IV, VI, VII, IX, X.
8) Страх сообщить о видении: Ион 1, 2; I, IV, VI.
9) «Понукания»: Ион 1, 2; VI.
Таким образом, показания, зафиксированные в делопроизводстве, в значительной степени соответствуют книжным конвенциям изложения визионерского опыта.
Насколько эти схождения объясняются редактированием показаний при их фиксации? Для XVII в. такого рода редактирование было, по-видимому, весьма значительным. Так, «расспросные речи» Авдотьи Бакшеевой, сделанные в приказной избе (1: 324) и «в миру» (то есть непосредственно после объявления о видениях) (1: 326) заметно различаются по манере изложения («в миру» оно гораздо более «сбивчивое» и создаёт впечатление дословной передачи устной речи; в приказной избе это упорядоченный пересказ), порядку и составу эпизодов (в приказной избе четко выдержана хронология, нет описания спора между двумя богородичными иконами о том, кто
будет «класть» видение на Авдотью). В то же время даже в наименее обработанных и наиболее своеобразных записях видений XVII в., сделанных непосредственно на месте событий (1: 324, 11), анализируемые в данной статье элементы представлены едва ли не в самом полном виде, то есть их включение в рассказ было проявлением воли самих визионеров. Искажения, вносимые при записи14, заключались в большей степени в исключении из рассказа каких-либо элементов, нежели во включении того, чего в нем изначально не было.
Ещё одним аргументом в пользу такого заключения является характерность перечисленных элементов для видений не только XVII, но и XVIII в. Дело в том, что после петровских реформ отношение властей к визионерству резко изменилось. Рубежным стал 1714 г., когда вышел указ «о ложных чудесах», за «объявление» которых предписывалось вырывать ноздри и ссылать на галеры. Причем в рамках культивируемой властью рационалистической культуры практически любой визионерский опыт стал выглядеть как «ложный». В результате характер коммуникации между ясновидцами и представителями церкви и государства (разница между которыми в этот период стремительно исчезала) радикально изменился. Если в XVII в. визионер, с одной стороны, и представители церковной и светской власти, с другой, были людьми одной культуры, в рамках которой контакт с высшими силами считался нормальным и речь шла лишь о степени совпадения представлений о характере этого контакта, то в XVIII в. речь шла уже о столкновении разных культур15. Поэтому если для допетровского периода при исследовании народной культуры приходится опасаться «причесывания» видений в соответствии с книжными образцами, то в XVIII в. ситуация противоположная: усилия канцелярских служителей, наоборот, направлялись, в первую очередь, на выявление несоответствий и получение признания в «затейности» чудес, что позволяет легче различать «голос» визионера.
Являются ли устойчивые элементы рассказов о видениях следствием прямого влияния книжных образцов на ограниченный круг религиозно экзальтированных людей16 или они прочно укоренились в народной культуре, став её неотъемлемой частью17? Количество изученных «проповеднических» видений пока слишком мало, чтобы дать определенный ответ на этот вопрос. Однако имеющийся материал позволяет утверждать, что, по крайней мере, в Сибири и, возможно, Поморье описанные «общие места» устных рассказов о видениях были если не общераспространенными, то, по крайней мере, устойчиво присутствующими в культуре.
В частности, это хорошо прослеживается на материале видения 12-летней Елизаветы Козминой (7), уже привлекавшего внимание исследователей своим своеобразием.
Первое из указанных видений состоялось в Оецкой слободе в июле 1742 г., точной даты ни девочка, ни её отец не помнили. Первое явление было во сне. Сама Елизавета впоследствии сказала: «В ызбе ночью во сне пришла де к ней старуха седата, на ней сарафан черной, рубаха белая без бору и ее розбудила, и говорила: "Стань, дитятко, перекрестись". И она де Елисавет стала и перекрестилась и легла спать, и уснула и она ж де старуха у сонной спрашивала: "Много ли де у них хлеба?". И она де Елисавет во сне сказала, что де у них только имеется с квашню». В следующий раз видение случилось «на другой день, перед вечерней за час». Елизавета сидела на лавке и мешала сметану. «И грянул гром, и означенная де старуха стала ее, Елисавет, давить за ворот, и голову заворотила назад, и была так с час, и Елисавет ее старуху спрашивала, откуль пришла, и оная старуха на то ей ничего не сказала и принималась де ее, Елисавету давить раз з дватцать и как де перестанет давить, между тем велела ей, Елисавете, сказывать православным, чтобы лопоти немецкой не носили, табаку не тянули и матерно не бранились, греха блудного не делали». Свидетелями стали дети священника. Сам священник при этом принес образ Богородицы и поставил его Елизавете в головах. Приехавший на другой день поутру отец Елизаветы заявил, что Елизавете было видение Богородицы (девочка, естественно, старуху Богородицей не называла). Порядок запретительных инвектив им несколько переиначен, кроме того, к ним прибавлена угроза: «Скажи де ты заутро православным, чтоб перестали матерно бранитца и блудного греха творить, и пашенные б рубах с борами и з брызжами не носили, и чтоб от всякого греха пашенные перестали, и ежели не перестанут, то де тучу грозную спущу, а ежели перестанут, то хлеб доброй родится». С этим рассказом он и прибыл к приказчику Афанасию Турчанинову и священникам Логгину Миронову и Якову Филипову. Далее началось следствие, но завершено оно, судя по всему, не было. Исследователи передают следующие показания со стороны свидетелей: «Пришла де к ней старушка в сонном видении, в черном сарафане, рукава у рубашки по-старинному наборные и спущены, подвязаны платом» (соседи о первом видении); «И стала [старуха] у ней просить шанишки, и она, Елисавет, сказала ей, что де, бабушка, шанишки нет. То она, старуха, спросила, есть ли мука, и она де, Елисавет, сказала: уж де я сама посмотрю. И как де она, старуха, пошла вон, и за ней де поползла букара с рогами. И она де, Елисавет, ставши, и тое букару
взяла в руки и рога у ней оторвала, и бросила, и та де букара уползла за оной старухой вон»18.
А.С. Лавров интерпретирует этот случай следующим образом: явление, вопреки мнению Е.К. Ромодановской, исходно не было богородичным. Такое значение ему придал отец девочки, ориентировавшийся на известные ему рассказы о видениях. При этом на интерпретацию старухи как Богородицы повлияло принесение священником иконы во время второго видения, вопрос о том, сколько осталось хлеба, был интерпретирован как обещание доброго урожая, а гроза превратилась в «грозную тучу». «Букара», которую исследователь считает «букой» из «Русского демонологического словаря» Т.А. Новичковой19 не вписывалась в схему, и потому отец девочки предпочел о ней не упомиинать.
Попытаемся несколько расширить и отчасти скорректировать этот комментарий. Образ старухи и впрямь весьма нестандартен. Осознавалась ли она девочкой как Богоматерь - неясно, вполне возможно - нет, но сам факт отсутствия прямого называния не показателен: как уже было отмечено, даже в прозрачных случаях визионер, как правило, не брался «узнавать» явившегося, а богородичные детали, которые в видении все-таки есть, могли «читаться» не только отцом, но и ребенком. Влияние принесенной священником иконы на интерпретацию возможно, но существеннее, видимо, было содержание произнесенного старухой поучения, которое, особенно в своей антиматерной части, было четко связано с Богородицей. Что касается «негуманного» поведения старухи, то оно могло осмысляться как частный случай «тружания»20, а санкции, приписанные старухе, не только перекликаются с обстоятельствами видения (гроза - «грозная туча») и поведением «Богородицы» (вопросы о хлебе), но и вписываются в традицию21. Что касается «букары», то ее исключение из рассказа как незначимого элемента действительно симптоматично, но вряд ли причиной стало ее отношение к низшей демонологии, так как, скорее всего, речь идет не о буке (как считает А.С. Лавров), а о насекомом. «Букарка» с пометкой «арх.» фиксируется Далем среди вариаций слова «букашка», что соответствует глаголу «поползла» и общей логике рассказа: девочка скорее оторвала рога насекомому, чем мифологическому персонажу.
Таким образом, даже когда от «классического» набора элементов «проповеднического» видения остаются лишь проповедь и требование её распространения, присутствие этих элементов в культуре можно угадывать по той обработке, какую исходный рассказ получил у другого человека (в данном случае - отца ясновидицы): старуха становится Богородицей, а к проповеди прибавляются санкции.
Примечания
1 Видения: 1) Авдотьи Бакшеевой (1662 г.) 2) Петра Шадры (1662 г.) 3) Павла Порадеева (1688 г.); 4) Марфы Галактионовой (1691 г.) 5) Прокофия Соколова (1712 г.); 6) Вавилы Иванова (1714 г.); 7) Елисаветы Козминой (1742 г.); 8) Ивана Орлова (1750 г.) 9) Сысоя Чебыкина (1779 г.), 10) Ивана Суханова (1748 г.). № 1-2 приведены в: Ромодановская Е.К., Шашков А.Т. Сибирские видения в контексте антиниконовской борьбы // Ромодановская Е.К. Сибирь и литература. ХУП в. Новосибирск, 2002. С. 314, 324-326; 327-329; № 3-5; 7-10 приведены в: Ромодановская Е.К. Рассказы сибирских крестьян о видениях // Ромодановская Е.К. Сибирь и литература. ХУН в. Новосибирск, 2002. С. 292-308; См. также: Шашков А.Т. Тайнозритель: Урало-Сибирские видения ХУН-ХУШ вв. // Родина. 2002. № 2. С. 100-103; № 6 приведен в: Шашков А.Т. Указ. соч. С. 103. В дальнейшем ссылки на видения даются в тексте с указанием порядкового номера видения.
2 Островская Л. Поморские видения // Научный исторический журнал. 1911. Т. II. Вып. 2. № 4. С. 62-71. См. также: иИЬ: http://www.vostlit.info/Texts/ Dokumenty/Russ/XУП/1600-1620/Videnija_Evf_Fedorova/text.htm (дата обращения: 06.03.2009). В дальнейшем для обозначения видений Евфимия Федорова используется номер 11.
3 Ромодановская Е.К. Рассказы сибирских крестьян о видениях. С. 292-313.
4 Некоторые из записей (1, 11) описывают несколько разновременных видений одного и того же человека, в которых выделяемые структурные элементы могут иметь разную реализацию. По этой причине в некоторых пунктах они упоминаются неоднократно. При этом через двоеточие указан номер страницы публикации, где описывается соответствующее видение.
5 Элементы 8-9 выделены в качестве самостоятельных на основании распространенности соответствующих мотивов среди книжных видений, привлеченных для сопоставления.
6 Имеются в виду следующие тексты: I. «Повесть о видении некоему мужу ду-ховну» (1606 г.) // Русская историческая библиотека, издаваемая Археографической комиссией. СПб, 1891. Т. ХШ. Ст. 177-186 (далее указываются лишь номера столбцов по тому же тому); II. «Иное видение» (1607 г.) (Ст. 184-186); III. «Видение И. Тулупова» (1609 г.) (Ст. 940-944); IV. «О видении Московского царства» (между 1606 и 1610 гг.) (Ст. 940-944); У. «Нижегородское видение» (1611 г.) (Ст. 235-239); VI. «Владимирское видение» (1611 г.) (Ст. 240-241); VII. «Новгородское видение» (Ст. 243-248); VII. «Видение в Красном бору» (1641 г.) // Щапов А.П. Сочинения: В 3-х тт. Т. I. СПб., 1906. С. 76-77; Орлов А.С. Народные предания о святынях русского Севера // Чтения в Императорском обществе истории и древностей Российских при Московском университете. 1913. Кн. 1. С. 47-55 (3-я пагинация); !Х. Видение Екатерины (1641 г.) // Нечаева Т.В. Два малоизвестных видения в Нижегородской литературе ХУН в. // Герменевтика древнерусской литературы. Сб. 4. М.,
1992. С. 65-67; X. Повесть о видении некоему крестьянину села Бор (вторая половина XVII в.) // Нечаева Т.В. Указ. соч. С. 69-70.
7 Примечательно дублирование абсолютной даты от сотворения мира годом правления государя в некоторых книжных видениях (I, V), что находит соответствие в библейских образцах, где указание на год правления царя - один из основных способов датирования. Любопытно также, что после указания даты и обстоятельств (ясновидец при этом именуется в третьем лице) видение описывается от первого лица, что также является прямой аналогией библейских пророчеств.
8 Особенно эксплицированно этот принцип выражен в «Видении некоего мужа духовна» (I): «их же многих святых и аз, недостойный, знаю, на образе их свя-тый зря». Ср. с «Повестью о Савве Грудцине», где герой узнает явившихся вместе с Богородицей Иоанна Богослова и митрополита Петра «понеже подобныя образы их добре знаю». (Памятники старинной русской литературы, издаваемые гр. Григорием Кушелевым-Безбородко / Под ред. Н.И. Костомарова. Вып. 1. СПб., 1860. С. 198). Однако такая экспликация для уже признанного видения не обязательна. Наоборот, вероятно, во многих из книжных текстов этот элемент верификации опущен как уже ненужный.
9 Примеры, показывающие, что отношение к видениям вовсе не было лишено настороженности: рассказы больного Ивана Тулупова о видении родители сочли проявлением бесноватости и связали его (III); преподобный Иринарх дважды просил сохранить его от искушения и советовался с игуменом прежде чем исполнить то, что от него требовалось во время видения (IV).
10 Аналогичные соображения: Ярхо Б.И. Из книги «Средневековые видения» // Восток-Запад. Исследования. Публикации. Переводы. Вып. 4. М., 1989. С. 22.
11 В то время как, скажем, эсхатологические видения имели все основания разрастаться, поскольку не обязаны были доносить каких-то специальных распоряжений высших сил и могли устрашать носителей самых разнообразных пороков, и чем ярче и подробнее описывали они адские муки, тем в большей степени соответствовали своей функции.
12 Что, видимо, лишний раз свидетельствует о большой степени интегрирован-ности «языческой» низшей демонологии в христианскую картину мира.
13 Успенский Б.А. Мифологический аспект русской экспрессивной лексики // Успенский Б.А. Избранные труды. Т. 2. Язык и культура. М., 1996. С. 85-86. По-видимому, можно говорить об известном параллелизме видений и духовных стихов в том смысле, что они представляют собой случай активного освоения устной культурой культуры письменной.
14 Особенно на этапах, следующих за составлением первоначальных расспросных речей: при составлении отписки в вышестоящий духовный или светский орган и составлении протоколов следствия.
15 Разумеется, на практике представители власти нередко всерьез относились к тому, что им приходилось выслушивать (ср. с наблюдениями Е.Б. Смилянской о том, что на протяжении большей части XVIII в. рационалистическая фразео-
логия при ведении дел о колдовстве сочеталась с суровостью наказании, явно предполагавшей действенность магических практик: Смилянская Е.Б. Волшебники. Богохульники. Еретики. М., 2003. С. 195-198), но на том или ином этапе поднимания дела «наверх» визионеру неизбежно приходилось сталкиваться с новым, рационалистическим отношением к видениям.
16 Именно в этом ключе склонен толковать визионерскую культуру А.С. Лавров. Им было проанализировано 23 видения 1700-1742 гг. (далеко не только «проповеднических»). Большинство ясновидцев оказались представителями духовенства и членов их семей (11), а среди остальных была распространена грамотность. Кроме того, большинство визионеров оказались мужчинами зрелого или преклонного возраста (Лавров А.С. Колдовство и народная религия в России. 1700-1740 гг. М., 2001. С. 192-195).
17 Этой точки зрения придерживается Е.К. Ромодановская, изучавшая сибирские видения, рассматриваемые в данной статье. Здесь среди ясновидцев нет священнослужителей, но есть дети, едва ли сколь-либо образованные (Ромодановская Е К. Рассказы сибирских крестьян о видениях. С. 309-310).
18 Лавров А.С. Указ. соч. С. 171-172; Ромодановская Е.К. Рассказы сибирских крестьян о видениях. С. 293, 299-300, 303.
19 Бука, букан - «наименование демона, не имеющего определенного облика; в разных местностях соответствует лешему, домовому, овиннику и прочим духам» (Новичкова Т.А. Русский демонологический словарь. СПб., 1995. С. 60-61).
20 Этим словом в некоторых «делопроизводственных» (1: 324, 11) и (видимо, уже как следствие) книжных (VIII) рассказах о видениях обозначаются специфические муки, которые испытывает ясновидец. По Далю «Труд, церк. стар. - болезнь, боль, боли, болесть, хворь, хворость, хвороба, недуг, недужина, немощь или немочь, немогута, скорбь, хиль, хилина, вообще нездоровье». В то же время «Трудить кого, тружати стар. труждать церк. утруждать, налагать труд, работу, заставлять что делать» (Даль В.И. Толковый словарь живого великорусского языка: В 4-х тт. [Электронный ресурс] // Сайт «Толковый словарь В.И. Даля ON-LINE». [М., 1998]. URL: http://vidahI.agava.ru/P231.HTM#40204 (дата обращения: 06.03.2009)). Ср. также с «утыканием в щёки» со стороны Богородицы, понуждающей Екатерину проповедовать явление (IX).
21 Ср.: «Огненная туча» (3, 4); «Господь подаст вам милость свою паче прежня-го» (1), «Бог даст православным християном жизнь благу, умножит и плодов земных и всяческие благодати, и лета мн[о]га» (2).