CC BY
120
УДК 39(470.325) ББК 63.5(235.45)
НАРОДНАЯ ХУДОЖЕСТВЕННАЯ КУЛЬТУРА БЕЛГОРОДЧИНЫ КАК КОД ПОЗНАНИЯ БЫТИЯ НАРОДА
Жиров Михаил Семенович, доктор педагогических наук, профессор кафедры социальной работы Белгородского государственного национального
исследовательского университета, заслуженный работник культуры Российской Федерации Жирова Ольга Яковлевна, кандидат педагогических наук, доцент, профессор кафедры искусства народного пения Белгородского государственного института искусств и культуры, заслуженный работник культуры Российской Федерации
Аннотация. В статье представлен ретроспективный анализ становления и развития наиболее традиционных пластов, жанров, видов и форм бытования народной художественной культуры Белгородского края, позволяющих проследить некоторые аспекты бытия человеческого сообщества определённой территории. На примере традиционных образцов музыкально-обрядового, драматического, хореографического фольклора, народной одежды, хозяйственно-бытового уклада жителей выявлен их социально-культурный контекст, степень «валентности», специфические закономерности функционирования.
Ключевые слова: традиционная культура, народная художественная культура, код познания, музыкально-обрядовый, хореографический фольклор, обычаи, праздники, диалекты, народный костюм, бытовой уклад жизни, полевые исследования.
FOLK CULTURE OF BELGOROD REGION HOW TO CODE KNOWLEDGE
OF BEING PEOPLE
Zhirov M.S., doctor of pedagogical Sciences,
Professor, Professor Department of social work,
Belgorod state national research University
Honored cultural worker of Russian Federation
Zhirova O.Y., candidate of pedagogical Sciences,
Associate Professor, Professor of the Department
of folk singing art of Belgorod state Institute of arts and culture,
Honored cultural worker of the Russian Federation
W- 33
Abstract. The article presents the retrospective analysis of formation and development of the most traditional strata, genres, types and forms of folk art culture of Belgorod region. It traces some aspects of life in the human community of a certain area. In terms of traditional music-ceremonial, dramatic and choreographic folklore, folk clothing, household way of life of the residents the authors uncover their social and cultural context, the degree of «valencies», specific functioning laws.
Key words: traditional culture, folk art culture, the code of knowledge, music and ritual, choreography, folklore, customs, holidays, dialects, folk costume, household way of life study.
Белгородская область имеет богатейшие духовно-нравственные, музыкально-эстетические и художественные истоки. В сокровищницу национальной культуры Белгородчина вошла, прежде всего, как заповедник южнорусского фольклора, сохранивший многие уникальные памятники материальной и духовной культуры. Более того, согласно данным авторских фольклорно-этнографических экспедиций многие из ее структурных элементов имеют вполне конкретный мир явлений: от архаичных форм до включения в себя новых, обладающих ярко выраженными свойствами и характеристиками.
Это свидетельствует о плодотворном взаимодействии традиционного слоя народной художественной культуры и инновационных образований, благодаря чему во многих поселениях региона она остается живым, современным явлением. В производстве, сохранении, репродуцировании и социальном функционировании его культурных ценностей участвуют все слои и социальные группы общества. Что дает нам основание воспринимать народную художественную культуру русской провинции как целостную самодостаточную систему, историческую логику становления которой можно проследить в ракурсе двух аспектов:
- «изнутри» (генезис и эволюция, жанровая природа, сущность и функции, исторические формы, морфология и структура, статус ее творцов и потребителей, связь с этническим и социально-психологическим менталитетом этноса);
- «извне» (исследование как бы со стороны, как социальное, этнокультурное, этнохудо-жественное явление в современной социокультурной среде).
Такое осмысление помогает рассматривать народную художественную культуру края как самостоятельное, исторически обусловленное явление, имеющее свои формы, механизмы, специфические закономерности развития и функционирования.
Народная художественная культура Бел-городчины - явление чрезвычайно сложное и многогранное, обладающее большим внутренним единством, и в то же время она глубоко индивидуальна и специфична. «Остается только подивиться, как своеобразны бывают вкусы в различных местностях, и по этому поводу в сотый раз припомнить русскую пословицу: «Что город - то норов, что деревня - то обычай» [1]. Действительно, места традиционного бытования народной художественной культуры края имеют свое, особое своеобразие народных песен, инструментальной музыки, хореографической пластики, говора, обычаев, праздников, обрядов, одежды, декоративно-прикладного творчества. Еще явственнее это своеобразие обнаруживается в отдаленных друг от друга районах области, что обусловлено «встречей» на одном географическом пространстве культуры славян, русских, украинцев, белорусов, поляков, литовцев.
Общее дело отстаивания и освоения своих земель и славянских принципов жизни на территории бывшей Белгородской засечной черты способствовало синтезу «старых» (остатки культуры Киевской Руси, культура степняков и проживающих здесь народностей в Х-Х1 веках) и «новых» культур: русской, украинской, белоруской, польской, литовской, завезенных переселенцами в ХУ1-ХУШ веках и последующих миграционных потоках.
Так, музыкально-этнографическая работа в регионе (Грайворонский, Борисовский, Раки-тянский, Корочанский районы) в последнее десятилетие выявила бытование древнего жанра святочных подблюдных песен, сопровождающих гадание девушек. Их тексты имеют чёткий порядок следования и свою особую символику (богатство, счастливое замужество, неудачный брак и т.д.). Особый интерес представляют и мало сохранившиеся даже в северных регионах России образцы песен-колядок с припевом «ви-ноградье - красно-зеленое», зафиксированные
в Грайворонском районе. Слово «виноградье» в народной поэзии имеет значение символа плодородия и обилия, любви и брачной жизни. Отголоски северянских «игрищ межю селые» ясно просматриваются в песнях, записанных в Ивнянском, Ракитянском, Прохоровском районах, где дается конкретное описание умыкания невесты: бояре, «город завоевавши, деревню разоривши, Татьянушку взявши». Элементы древнего обряда брачных отношений древлян нашли отражение в традиции межсельских игр, плясок, вождения танков и карагодов на «гранях» (территория, соединяющая два расположенных по соседству села) под «алелёшные» песни.
Важно отметить развитость социальной организации и практический смысл подобных игрищ, которые не могли появиться в одночасье, а имели длительную предысторию. О глубинных мифологических истоках песенного фольклора Белгородского края свидетельствует традиционное обращение к Ладу, Ладе, Леле - покровителям мира, благополучия, согласия, любви; судьбоносным силам природы, растениям, животным. К примеру, в селе Мальцевка Корочанского района нами зафиксирован образец святочной комедийной сценки «Коза», по ходу действия которой она «умирает» и «воскресает». Сейчас трудно восстановить глубинный смысл обряда. По всей вероятности, в этой ритуально-игровой форме передавались древние представления о смерти как конце старого и «воскрешении» нового года, а потому далеко не случайно наше представление о козе как символе плодородия: «Где коза ходит, там жито родит», «Где коза хвостом, там жито кустом», «Где коза рогом, там жито стогом» [2].
В традиции «кликать Коляду», «гукать и провожать Мороза», «сеять из рукава» семена зерновых в красный угол избы под архаичные песни-пожелания: «А дай, Бог, тому, кто в этом дому, ему рожь густа, рожь ужимиста» - по окончании которых колядующие перевоплощаются в наседок; похлестывать для здоровья освященной вербной веточкой детей и домашнюю живность под ритмизованные приговоры; в выпечке обрядовых «птюшек», «лестничек», приготовлении ритуальной еды; в обилии мотивов, связанных с сельскохозяйственными работами - содержатся свидетельства того, что в сознании наших предков святые христианского
пантеона и языческие боги находились в довольно близком соседстве.
Это подтверждает факт взаимодействия двух культур, их ассимиляции и формирования в результате яркой этнокультурной художественной системы. Она нашла глубокое отражение в музыкально-обрядовом фольклоре края, декоративно-прикладном творчестве, в единой системе календарных и семейных праздников и обрядов, доминировании «алилёшных» песен хороводного, плясового и свадебного жанров, в особой приверженности к исполнению различных ритмических украшений ногами во время «игры» скорых песен и особенно в плясках. «Играть» песню по-белгородски - значит воспроизводить текст в соответствии с музыкальным ритмом, мелодикой, хореографической пластикой и драматическим действом.
Особый интерес для познания бытия народа определённой территории представляет свадебная обрядовость. В ней наиболее ярко воплотились, отразились и переплелись воедино категории философского, социально-культурного, нравственно-этического, художественно-эстетического, духовно-практического порядка. Они сформировали особую национально-региональную модель традиционной свадьбы, включающую: совокупность ритуальных действий магического, символического и игрового характера; элементов материальной культуры (одежда, украшения, приданое, убранство жилища); духовно-художественной культуры (песенный, инструментальный, хореографический, драматический, словесно-поэтический фольклор).
Сохранившиеся в образцах местного песенного фольклора, устного поэтического творчества упоминания о севряках, смердах, горюнах, цуканах, мамонах, саянах, холопах, казаках, крестьянах, боярах, военнослужилом люде подтверждают мысль о восприятии и переработке на русской почве различных этнических традиций. В этой связи для нас ценно заключение Н.М. Лопатина, что народная песня создавалась не исключительно простонародьем, «в иных народных песнях видны следы образования их в среде боярской, в среде военно-служилых людей» [3].
О сословном факторе формирования южнорусской песенной традиции писала в своей статье «Остатки боярских песен» Н.С. Коха-
новская, отмечая следы высокомерия, пренебрежительного отношения к низшему сословию смердов в песне «Отдал меня батюшка за смердова сына».
В «Списках населенных мест» городов Белгородской засечной черты упоминаются севрюки и горюны. Вполне вероятно, что именно эти этнические группы, некогда населявшие территорию края, и есть потомки древних северян, поселения которых находились в Путивльском уезде Белгородской губернии. А.И. Соболевский считает их потомками старых северян, уцелевших от татарских набегов в северном Полесье [4].
Эти предположения обоснованы анализом говоров и народного костюма горюнов, многие детали которого сохранили отзвук древнерусской традиции. Так, комплекс женской одежды включал в себя «чохву» (рубаха с длинными рукавами - ниже кистей рук), «поневу-плахту» с «хвартушкой», «наметку» (белое полотенце, которым укрывали голову). Девушки носили венки или «тканки» (парчовые или вышитые серебром полосы) с лентами, опускающимися на спину, а поверх - платки, к которым накладывались узкие венчики из гусиных перьев. Несмотря на многие сходства с культурой других народов (украинцев и белорусов), эти гипотетические потомки древних северян смогли сохранить свою самобытность вплоть до XX века.
Пока нет единого мнения ученых о происхождении другой этнической группы великорусов - саянов, поселения которых были разбросаны в основном в северной части курских земель. Однако исследование подтверждает, что существенным чертам говора «саянов» близок язык жителей Болховца и Карповки, весьма своеобразно произносящих звуки «ц» и «щ», заменяя их звуком «с». Например, «ули-са» - вместо «улица», «заяс» - вместо «заяц» и так далее. Такой диалект был характерен также для жителей слобод Жилой и Савино близ Белгорода. Отголоски этого говора сохранили старожилы ряда сел Грайворонского района (Пороз, Доброе, Почаево) и села Фощеватово Волоконовского района.
Комплекс традиционной женской одежды саянов также свидетельствует о древности этой этнической группы, так как включает сарафан, «саян», «чепец» и «повязку» (головные уборы
женщины и девушки), «коты» (грубые кожаные башмаки) и «черевики» (кожаные легкие туфли с «махорчиками»). По всей вероятности, саянские поселения в крае образовались в результате миграционных потоков в ХУ1-ХУ11 веках из ближайших южнорусских городов.
Вплоть до XX века на территории районов, примыкавших к Воронежской и Курской губерниям, проживали цуканы, названные так за характерное «цоканье» говора, замены звука «ч» на «ц» и наоборот («черква» - вместо «церква», «целовек» - вместо «человек»). Традиционный женский наряд цуканов также нес на себе печать глубокой старины - красная понева, рогатая кичка, длинный передник («запон»). Симпатиями у соседей-великорусов цуканы не пользовались: «...они мрачны, грубы и живут грязнее своих соседей. Их речь медлительна (как и походка), тон ее низкий: кажется, будто говорящие стараются прижать подбородок и нарочно говорить басом» [5].
И по сей день отголоски некоторых локальных этнических групп великорусского населения ощутимы в говоре местных жителей края. Например, в районах Белгородско-Курского региона - евунов с их характерным «ево», «каво», «чаво»: в Красненском и Губкинском районах - щекунов, говорящих «що» вместо «что»; в Старооскольском, Алексеевском, Новоосколь-ском районах - ягунов («каго», «яго», «ион» -вместо «он»). И хотя особенности их говора не были столь отличны друг от друга, между ними имелись значительные отличия «... в наружности и больше всего в покрое одежды... Разность между щекунами и ягунами так велика, что они никогда не вступают в родственные связи друг с другом, не имеют дружественных отношений между собой...» [6]. Не вызывает сомнения и факт проживания во второй половине XVII в. в бассейне реки Корени (левобережного притока Северского Донца) в селах Ломово, Заячье, Ма-зикино, Свиридово, Тюрино, Новая Слободка Корочанского района древней группы великорусов - мамонов, упоминаемых в исследованиях Л.Н. Чижиковой [7].
Известно, что еще в середине XIX века этнические группы на территории края жили обособленно друг от друга и окружающего населения в силу этнических и социально-экономических факторов. Упоминаемые нами саяны, горюны, цуканы и мамоны принадлежа-
ли к категории монастырских крестьян, то есть находились в крепостной зависимости у монастырей. Рядом жили помещичьи крестьяне и однодворцы со своим определенным социальным статусом, традициями, укладом жизни.
Диалектологи обнаруживают в южнорусских говорах некоторые общие черты с украинским и белорусским языком, что объясняется украинской и белорусской колонизацией южных рубежей Московского государства. «Памятники» этой культуры ярко прослеживаются и сегодня в народной одежде населения ряда районов области - Вейделевского, Валуйского, Волоконовского, отчасти Чернянского и Красногвардейского, где встречается вышивка красно-черными нитями.
Как известно, в 1639 году в Короче, Белгороде, Валуйках, Коротояке, Урыве, Яблоно-ве были поселены черкасы. До сих пор в ряде регионов области их потомки составляют целые населенные пункты, которые говорят на ломаном украинско-русском языке. В 1652 году по приглашению царя Алексея Михайловича на Белгородскую черту прибыли Задне-провские казаки в количестве 1000 человек под руководством полковника Дзиньковского. Необходимо отметить и массовый переход украинцев в пределы русских земель, который начался во второй половине XVI века, когда социально-религиозный гнет польско-литовской и украинской шляхты стал особенно жестоким.
Это способствовало смешению и взаимопроникновению двух культур, проявившихся особенно заметно в устройстве крестьянского дома, в традициях кухни, диалекте, фольклоре, обрядах и праздниках. Однако многие самобытные черты традиционной народной художественной культуры края сохраняются в ярко выраженной форме и в настоящее время. На это обратил внимание еще А.И. Соболевский. В работе «Русский народ как этнографическое целое» исследователь указывает, что точных границ между тремя славянскими народами, как правило, не наблюдается: есть районы (пояса) переходные, где сочетаются признаки и того, и другого народов. И тут же Соболевский вносит в свое заключение существенную поправку: «Точная граница может быть проведена только между великорусами и малорусами в тех местах, где и те, и другие - поздние
пришельцы, где они столкнулись не раньше XVII столетия. Здесь у этнографа обычно не бывает никаких затруднений: одну деревню по ее языку и быту он может смело и решительно назвать великорусскою, а ее соседку, также на основании ее языка и быта, он называет малорусскою» [8].
Только потомки славян-степняков могли принести с собой в южнорусские пограничные города традиции, корни которых уходят ко временам единства юго-восточных славян в эпоху образования Киевского государства. Существенным подтверждением данного предположения является и народная одежда края в композиции, загадочном орнаменте, широкой цветовой гамме которой отложилось родство человека с богатейшей природой края, опытом предков-землепашцев. Достаточно сказать, что основным типом женской одежды в крае была понева, упоминающаяся в древнерусских рукописях. Существует и одно из ранних ее изображений на браслете из рязанского клада XII века. Понева восходит к одежде исконно славянского земледельческого населения, которое занимало правобережье Дона и его притоки. Она была распространена по всей южнорусской территории. Аналогична точка зрения В.М. Щурова: «Род женской одежды типа поневы встречается у всех трех восточнославянских народов (запаска у украинцев, плахта у белорусов)» [9].
Порубежный характер края определял единый образ жизни «служилых людей южнорусского пограничья ХVI-ХVII веков, основными занятиями которых были ратный труд и землепашество». Следы пребывания в крае «служилых по прибору» (крестьяне, «нетяглые охочие люди», посадская беднота, свободные «казаки») сохранились в названиях сел, деревень, полей: Стрелецкое, Казацкое, Пушкарное, Драгунка, Солдатское. По существу они и составляли низший разряд служилого сословия (стрельцы, солдаты, пехотинцы и артиллеристы, пушкари, затинщики, кузнецы, плотники, воротники). Отголоски этого влияния заметно ощутимы сегодня в говоре жителей ряда сел Алексеевского, Красненско-го, Красногвардейского и Новооскольского районов (наличие мягкого «к» в конце слова, например «печкя», «внучкю»), в поэтике песенного фольклора.
Безусловно, определенное влияние на формирование народной художественной культуры края оказали и служилые люди «по прибору», обращенные в 1724 году указом Петра I в «однодворцев», владевшие землей по частному «четверному праву». Поэтому наряду с выявлением целостной этнографической зоны края, обозначенной фольклористами термином «южнорусская», целесообразно выделить и ее основные территориальные локусы: Бел-городско-Курский, Белгородско-Воронежский, Белгородско-Оскольский. Они обусловлены этнографическими, природно-климатическими особенностями, социально-бытовым и хозяйственным укладом жизни коренного населения. Синтез этих факторов способствовал формированию единства народной художественной культуры края в целом и особого своеобразия каждого из трех вышеназванных регионов области.
Традиционный народный костюм края -также живая история, с совершенно определенными в каждом регионе области комплексами (поневный и с андараком - в Белгородско-Во-ронежском регионе, сарафанный - в Белгород-ско-Курском, «парочка» (юбка с кофтой) - в Белгородско-Оскольском). И в поэтическом предании оживает мудрый язык старинного орнамента, где отложилось родство человека с землей и небом, чередой времен года, их пестрой цветовой гаммой. Невольно вспоминаются и парящая птица, и Матерь Берегиня, и «Древо Жизни», с древнейших времен воплощаемые в местном «узорочье», подтверждая слова В. В. Стасова, что у народа орнамент никогда не заключал ни единой праздной линии. А потому каждая черточка, каждый мотив имели свое значение и свои функции. Ввиду этого народную одежду можно рассматривать как вещь и как знак, характеризующие человека, этнос, эпоху в ракурсе историко-культурологи-ческих, этнографических, социально-бытовых процессов.
Обратимся к тексту песни, записанной в ходе фольклорно-этнографичекой экспедиции в селе Подсереднее Алексеевского района. Она воскрешает в памяти образ традиционной женской одежды ХУШ века: У наших воротьев, у новых, у широких Стояла Хведора с позументом понева. С нитком подпояска, с канителью завеска, Строченная кичка, золотая сорочка.
Сама бела-румяна, еще личиком полна,
а бровками черна. Молодец хороший Хведору займая, Да на ножку ступая, чулок белый марая. Молодец хороший, не замай ты Хведору При всем при народу, при честном хороводу [10].
Язык этой фольклорной песни представил не только детали женского костюма: понева (юбка), подпояска (пояс), завеска (фартук), сорока (головной убор), но и поведал о высочайшем художественном мастерстве и вкусе его владелицы. А заключительные слова являют нам морально-этический образец целомудрия, внутренней красоты, достоинства русских женщин. Более того, наряд девушки далеко не в последнюю очередь влиял на её будущую жизнь в замужестве: «девок замуж берут, коли они тонко прядут, коли они гладко ткут». Сообразно этому народному правилу, девушка-невеста собственноручно готовила себе одежду, праздничный наряд, приданое [11].
Окружающая природная и социокультурная среда осуществили «практическую» философию народного костюма. В нем заключена функциональность - многообразие видов: сезонной, будничной, праздничной, приспособленной к климату, хозяйственному укладу, семейному быту; конструктивность - предельная простота, доступность в изготовлении и экономичность в расходовании сырья. Непревзойденная декоративность народной одежды, то есть наличие вышивки, ткачества, кружевоплетения - еще одна характерная ее особенность, которая могла рассказать и о художественном вкусе владелицы, ее возрасте, имущественном положении семьи, материальном достатке, наличии земли, мужа, детей, особенностях характера, личностных качествах.
Орнамент белгородских узоров выявляет смысл знаков-символов, знаков-оберегов, напрямую связанных с почитанием культа земли, воды, растительности, солнца, ввиду чего он располагался на определенных местах: жерел-ке (воротнике), пазухе, рукавам и обшлагам, по подолу. Считалось, что орнамент в виде креста, круга, геометрического треугольника, ромба, квадрата символизирует силы добра, разума, мира, жизни. А потому узор вышивался в области жизненно важных участков тела: головы, сердца, рук, ног, в тех местах, где одежда кончалась, что вполне согласуется с его исконным
назначением - магическое заклинание, стремление воздействовать на мир, дабы уберечься от злых сил, несчастья и бед.
Не все знаки-символы, знаки-обереги сохранились на народной одежде из-за особых геополитических, миграционных, социально-общественных процессов, влияния массовой надэтнической культуры, захлестнувшей современный мир. Однако проведенные исследования, изложенные в работе «Традиционный народный костюм Белгородчины: история и современность», дают достаточно полное представление «об изначальных орнаментальных формах, в соединении разрозненных единичных знаков в цельные художественные произведения орнаментального искусства» [12].
Освоение фольклорных традиций происходило естественным путем в семье, которая выполняла все основные культурные функции. Члены семьи сами производили все, что необходимо для жизнеобеспечения. Во многом она заменяла школу, в ней профессия и мировоззрение передавались по традиции. Она была ядром социальной организации и контроля, ибо представляла собой общность, находящуюся под контролем общественного мнения окружающих. Именно семья обеспечивала социально установленные формы досуга, являя собой своеобразный аналог современного клуба по интересам. Такой уклад жизни способствовал передаче народной культуры из поколения в поколение, «из уст в уста», от старшего к младшему, от мастера к ученику, формируя «консервацию» традиций внутри определенного локуса. Благодаря этому мы имеем сегодня уникальное явление в русской народной исполнительской практике - фощеватовское двуххорное пение каноном свадебных песен.
До сих пор в России подобного исполнения зафиксировано не было, равно как и самобытного хореографического движения «пересек» - особой формы полиритмии, основанной на наложении двух или более ритмов в одновременном исполнении, бытующем до сих пор в Белгородско-Воронежском регионе; ансамблевой игры на «пищиках» (жалейка), кугиклах, дудках, балалайках, бытованием «говеенских» танков, календарно-ориентированных хороводных песен с ярким плясовым началом и самобытной хореографией («хороводы с поясами» и «ширинки» - хороводы с рушниками); ориги-
нальной спецификой календарных и свадебных обрядов, каждый из которых имеет свои местные особенности.
Таким образом, региональный подход в исследовании народной художественной культуры ведет нас в богатую область вариативности ее элементов, разветвленности традиций, множественности исторических типов их выражения, а вместе с этим - в сферу этнической истории края. Безусловно, широкий спектр базовых вопросов рассматриваемой проблемы сложен и многогранен ввиду синкретичной, многофункциональной природы всех её составляющих. Это даёт возможность познавать жизнь народа конкретной территории в историко-культурном контексте, расширяет границы наших познаний о народной культуре, меняет их глубину и качество, побуждает к поиску ответов на сложные вопросы бытия современного мира.
Примечания:
1. Мошков, В. Некоторые провинциальные особенности в русском народном пении /В. Мошков. - Баян, 1890. № 4. - С. 5.
2. Жирова, О.Я. Традиции празднично-обрядовой культуры земли Белгородской /О.Я. Жирова. - Белгород, 2004. - С. 25.
3. Лопатин, Н.М., Прокунин, В. П. Русские народные песни /Н.М. Лопатин. - М., 1956. - С. 47.
4. Соболевский, А.И. Русский народ как этнографическое целое /А.И. Соболевский. - Харьков, 1907. -С. 6-8.
5. Халанский, М.Г. Народные говоры Курской губернии /М.Г. Халанский // Сборник отделения русского языка и словесности Императорской академии наук. -СПб., 1904. - Т. ХХУ - С. 134.
6. Жиров, М. С. Региональная система сохранения и развития народной художественной культуры / М.С. Жиров. - Белгород, 2003. - С. 93.
7. Чижикова, Л.Н. Русско-украинское пограничье. История и судьбы традиционно-бытовой культуры / Л.Н. Чижикова. - М., 1988. - С. 9.
8. Соболевский, А.И. Русский народ как этнографическое целое / А.И. Соболевский. - Харьков, 1907. - С. 12.
9. Щуров, В.М. Южнорусская песенная традиция / В.М. Щуров. - М.: Сов. композитор, 1987. - С. 45.
10. Жиров, М.С. Народная художественная культура Бел-городчины / М.С. Жиров. - Белгород, 2000. - С. 204.
11. Жирова, О.Я. Традиции празднично-обрядовой культуры земли Белгородской / О.Я. Жирова. - Белгород, 2004. - С. 79.
12. Жиров, М.С., Жирова, О.Я., Митрягина, Т.А. Традиционный народный костюм Белгородчины: история и современность / М.С. Жиров. - Белгород, 2005. -376 с .; илл.
Традиционный костюм с. Доброе Грайворонского района Белгородской области
Фольклорный ансамбль с. Подсереднее Алексеевского района
Белгородской области
Женский традиционный костюм Ивнянского района Белгородской области
41
