CC BY
25
М.В. ФЛЯГИНА (Ростов-на-Дону)
народная географическая терминология севернорусского происхождения в донских говорах
Рассматриваются народные географические наименования севернорусского происхождения в словаре донских казаков. Сделана попытка определить очаги наиболее активного влияния севернорусских диалектов на территории донского диалектного континуума.
Ключевые слова: севернорусские говоры, донские говоры, географический апеллятив, семантический дериват, диалектная зона, лек-сико-семантические соответствия.
Вопросы формирования говоров территорий позднего заселения постоянно находятся в центре внимания современных диалектологов. Этому посвящены работы Л.В. Баранниковой, пытавшейся определить дифференцирующие признаки разных типов говоров вторичного образования и предложившей классификацию таких говоров [1], Л.М. Орлова, изучавшего говоры волгоградской области и отметившего разную материнскую основу диалектов, сформировавшихся на указанной территории [6], работы исследователей говоров Заволжья и Сибири [5]. Все исследователи отмечают важность учета экстралингвистических и собственно лингвистических факторов формирования переселенческих говоров. Важнейшими экстралингвистическими факторами, которые значительно повлияли на становление и развитие новых группировок русского народа, оказались время переселения, характер переселения и характер отношений с окружающим населением на новой территории. Что же касается собственно лингвистических условий выделения особого типа говоров, то основополагающими являются материнская основа и степень однородности языка переселенцев. Н.А. Лукьянова отмечает: «Диалектную основу вторичного говора составляет совокупность структурных признаков определенного материнского говора или группы говоров, характеризующая данный (вторичный) говор» [5, с. 9].
Актуальность нашего исследования обусловлена недостаточной степенью изучен-
ности вопроса о диалектной (материнской) основе донских казачьих говоров - раннепе-реселенческих говоров, сложившихся, по разным оценкам русских диалектологов, на рубеже ХУ-ХУ вв. на южной границе Московского государства. Исследователи донского диалекта в общем сходятся во мнении о том, что указанные говоры в большинстве своем сформировались на основе южнорусских первичных говоров разного типа, при этом не исключают влияния и севернорусских говоров в отдельных частях системы диалекта, а также иноязычного (славянского, тюркского) воздействия на различные уровни языка донских казаков.
Целью настоящей статьи является определение степени влияния севернорусских говоров на географическую апеллятивную лексику донских говоров как одного из самых древних, а потому самых устойчивых лексических пластов диалекта. для этого были поставлены следующие задачи: исследовать семантическую структуру донских лексем, имеющих соответствия в современных севернорусских говорах, рассмотреть особенности динамики их значений (семантические изменения и переходы внутри поля географической лексики), выявить по возможности их этимологию и мотивацию. В качестве ведущего в статье используется лингвогеографический метод. Таким образом, научная новизна определяется отсутствием исследований севернорусских лексических вхождений в словарь народных географических терминов донских говоров. Предпринятое автором ранее исследование ландшафтной лексики донских говоров с очевидностью доказало «сложность и неоднородность языкового ландшафта донской диалектной зоны», а также выявило «целесообразность дальнейшего исследования путей формирования словарного состава донских говоров» [12, с. 258].
К наименованиям, сближающим донские говоры с севернорусскими диалектами, относятся следующие термины: крутоверт, кру-тик, ревун, веретье, полой, стрежень (стре-шина), опечек, буй, проносная река, заморина, майна, вайгак. Среди многочисленных наименований речного водоворота нами были зафиксированы три морфолого-фонетических варианта - крутоверт, крутоверть, крутоворот. Наименования представляют собой сложные слова и характеризуются наличием в их зна-
О Флягина М.В., 2020
чениях комбинации двух признаков - 'крутизны, резкости' и 'вращения'. Крутоверт отмечено нами в говорах Цимлянского р-на Ростовской области, морфологический вариант (по роду) крутоверть записан в Обливском р-не Ростовской области, лексема крутоворот зафиксирована в говорах в Константиновско-го р-на Ростовской области. Примеры: Па-пал баркас ф крутаварот, да насилу выихал; А быстрина - эта где склоны, там камушки, и там крутаверть крутит. Таким образом, указанные апеллятивы образуют компактный ареал распространения в донских говорах -нижне-среднедонские говоры. Согласно данным «Словаря русских народных говоров», слово крутоверт в географических значениях в других русских говорах не зафиксировано (ср.: «Крутоверт, а, м. Притеснитель, угнетатель. Болх. Орл., 1901» [9, вып. 15, с. 330]). Однако в материалах Л.О. Чернейко отмечена географическая лексема крутоверт для архангельских говоров [13], в «Псковском областном словаре» в значении 'водоворот' отмечены крутовер и крутоверть [8, вып. 16, с. 253], что свидетельствует о продуктивности указанной словообразовательной модели в говорах, а также, вероятно, о генетической близости донских говоров очерченной зоны с говорами русского Северо-Запада.
Лексема крутик, также встречающаяся в донских говорах в значении 'водоворот', в качестве географического апеллятива в русских говорах функционирует в рамках двух тер-миносистем - оронимической и гидроними-ческой. Анализ данных диалектных словарей позволил сделать вывод о преимущественно севернорусской локализации наименования: слово известно в говорах Вологодской, Мурманской, Архангельской областей, а также в олонецких, вятских, уральских говорах, говорах Сибири [9, вып. 15, с. 325]. В южнорусских говорах лексема употребляется в разных негеографических названиях (для обозначения пряжи, одежды, кушаний). Изложенные факты с очевидностью указывают на связь донской лексемы с лексикой севернорусских говоров. Не исключаем также, что донское географическое наименование может быть поздним образованием и входит в словообразовательное гнездо независимо спродуцированных географических терминов со значением 'водоворот, омут', распространенных на обширной территории восточнославянской диалектной зоны (ср.: укр. крутíж, крутливець, крутливиця 'водоворот' [3, т. 2, с. 315]).
Для обозначения весенних ручьев в донском казачьем диалекте используются слова рева и ревун. Эти наименования характеризуются наличием в значении семантического признака 'издающий шум'. Апеллятивы образованы от глагола реветь и мотивированы его значением. Четко очерченного ареала на территории донского диалектного континуума лексемы не имеют, они спорадически отмечаются в говорах верхнедонской и нижнедонской диалектных зон, часто выступая как дублеты: = Што рева, шторявун - адно и то ш (Поп.); А у уских пратокахривун так и бурка-титьу калаверти (Баг.) [2, с. 456]. Географические термины с тем же корнем отмечены в некоторых севернорусских говорах: ревун 'место на лугу, расположенном вдоль берега реки с сильно суженным руслом, где весною после таяния снега вода мчится с большим шумом' (перм.), 'сырое болотистое место' (киров.); ревунец 'сырое болотистое место' (киров.) [9, вып. 35, с. 11]. Взаимосвязь вышеуказанных значений со значением донской лексемы ('весенний ручей') не вызывает сомнений, что позволяет говорить о лексических схождениях донских говоров с упомянутыми севернорусскими диалектами.
лексема веретье 'лесная площадь между двумя озерами' [2, с. 69] имеет единичные фиксации на территории донской диалектной зоны, однако не является случайным наименованием в донских говорах. В «Словаре русских народных говоров» приведено большое количество семантических и словообразовательных дериватов от ^ег^е, обобщенное значение которых можно представить как 'возвышенное сухое место на низменности: среди болот и сырых мест в лесу, на лугах, на берегу реки (используемое или неиспользуемое для хозяйственных целей') [9, вып. 4, с. 138-142].
Обширна география наименований: северо-западные и северные говоры, а также восточная часть южнорусского наречия. Многие исследователи (Н.И. Толстой, Ф.П. Филин, В.П. Строгова) считают слово древнейшим пра-славянским диалектизмом, унаследованным разными восточнославянскими диалектами, что позволяет сделать вывод о том, что донское географическое наименование, без сомнения, является исконным, однако практически утраченным современными донскими говорами. Несмотря на то, что донской апелля-тив веретье не является изолированным образованием, обращает на себя внимание специ-
фичность его семантики в сравнении с другими говорами - 'лесная площадь между двумя озерами', - обусловленная конкретным географическим контекстом.
Географический термин заморина отмечается в отдельных среднедонских говорах, в которых он служит обозначением низины с водой: Заморина лесам абращёная и берех пи-сощный, падина и там рыбы куча (Кочт.). Слово это не совсем ясно в этимологическом отношении, поскольку оно может быть сопоставимо как с глаголом заморить, так и с существительным море.
Неопределенность исходит от омонимичности предлога и префикса, а также корневых морфем. предположив заморину как отглагольное образование, мы должны, вероятно, ожидать наличие в значении термина такого семантического признака, который бы сближал название с болотом, гиблым местом. приведенный выше контекст свидетельствует об обратном: рыба не будет водиться в болоте, ей нужен чистый водоем. поэтому мы склонны рассматривать в качестве способа образования слова отыменную деривацию, основываясь по крайней мере на двух аргументах. Во-первых, заморина имеет в других говорах лексико-семантические параллели, образованные по сходным моделям, ср.: перм. вымори-на 'постоянно сырое место на лугу, в поле' [7, с. 67], перм., арх., вят., приурал. подморина 'низкое сырое место среди поля' и перм. 'сырое место в лесу, на лугу, в поле; яма с водой в болоте или на низком пойменном берегу' [9, вып. 28, с. 84], яросл. замор 'низкая часть поля, где задерживается вода' [15, вып. 4, с. 86]. Во-вторых, признавая в качестве мотивирующей основы море, имеем в виду ее диалектное значение 'озеро', хорошо известное в севернорусских говорах (олонецк., онежск.) [4, т. 2, с. 904]. Сходство процессов деривации и семантики донской лексемы с севернорусскими апеллятивами свидетельствует в очередной раз о тесных связях нижне-средней части донской диалектной зоны с севернорусскими говорами.
Еще одним северноруссизмом в донском народном географическом словаре, очевидно, является наименование полой. Семантическая эволюция этой лексемы сходна с историей развития значений слова залив. так же, как и последняя, полой употребляется на дону для обозначения низины, залитой полыми водами, и разлива реки: На палоях риба икру ми-тала (Елиз.); Нонишний гот сильный палой
был (Пятзб.) [2, с. 396]. В первом значении наименование отмечено на Нижнем и Среднем дону, во втором - в говорах устья дона. лексема, по-видимому, унаследована донскими говорами из материнских. Апеллятив хорошо известен в севернорусских говорах (арх., перм., яросл.), о чем свидетельствуют данные лексикографических источников [9, вып. 29, с. 107; 15, вып. 8, с. 52]. По М. Фасмеру, существительное этимологически связано с глаголом лить [11, т. 2, с. 314].
Составное наименование проносная река (речка) 'река с быстрым течением' нами записано в говорах Волгодонского, обливского и Красносулинского р-нов Ростовской области: Праносная рещка - эта ни стаящая, пратощ-ная, быстра бягить (Пот.); Чир - рика пра-носная, висной снига тают, лед идет, крыги ох как ламаит (Облив.). Прилагательное мотивировано значением глагола проносить, ср. здесь урал., арх. проносный 'проточный (о воде, реке)', карел. проносливый 'быстрый, стремительный (о течении воды)' [9, вып. 32, с. 197]. Таким образом, донской апеллятив не является номинативно изолированным, свидетельствует о продуктивности словообразовательной модели в говорах и связывает донские говоры с отдельными говорами севернорусского наречия.
Лексема стрешина 'место с быстрым течением', по мнению донских диалектоноси-телей, является старым наименованием, имеет единичные фиксации в нижнедонских говорах. Слово, на наш взгляд, является результатом фонетического изменения стрежина (из стрежень) > стрешина. Стрежень 'место наибольшей глубины и быстроты течения в речном русле' - хорошо известное в восточнославянских диалектах географическое название (слово зафиксировано в словаре И.И. Срезневского: «стрьжьнъ 'стрежень, середина течения реки, самая глубина, быстрина'» [10, т. 3, с. 565]).
И.Я. Яшкин, проведя сопоставление географической терминологии белорусских и западнорусских говоров, среди общих для указанных групп говоров лексем отметил стры-жань, стрыжку и сцержань, обозначающие 'быстрый поток в реке' [16, с. 173]. Наименования от *streig- чаще всего встречаются в севернорусских говорах: ср. арх., перм., вят. стреж; сиб. стрежь; арх. стрежа [9, вып. 41, с. 302, 304]. Донской материал, таким образом, с одной стороны, расширяет ареал распространения исследуемых апеллятивов, с другой -
сближает донские говоры с западнорусскими и севернорусскими диалектами.
Местный географический термин вайгак 'наиболее глубокая часть русла реки' зафиксирован в говорах Тарасовского р-на Ростовской области: Па вайгаку фчира баржа пришла с писком (Мтк.) [2, с. 66]. На остальной территории донских говоров слово, по нашим наблюдениям, неизвестно. Не встречается название, по данным словарей Б.Д. Гринченко и Т.А. Марусенко, и на сопредельной территории, в украинских диалектах, поэтому заимствование из последних мы исключаем. Между тем в словаре В.И. Даля с пометой «архангельское» находим вайга 'ход, проход для судов, стрежень, русло, ворота, морской фарватер' и вайгач 'наносный, намывной, нижний (по течению) конец острова; наносная мель, коса, кошка' [4, т. 1, с. 393-394]. Близость семантики и звукового оформления донского апел-лятива и названий, отмеченных у В.И. Даля, свидетельствует об их общем происхождении. Вайгак - темное в этимологическом отношении слово, представляющееся нам заимствованием из финно-угорских или балтийских языков: ср. фин. vaaja 'клин', эст. vai, лит. vagis 'клин', лтш. vadzis то же [11, т. 1, с. 331]. Слово могло проникнуть в севернорусские говоры (архангельские) вследствие активности контактов соседних народов. Таким образом, на Дон наименование могло быть принесено, вероятнее всего, северноруссами.
Географические значения лексемы опечек, отмеченные в некоторых русских говорах, без сомнения, являются вторичными, возникшими в результате метафорического переноса названия из сферы строительной терминологии. Старорусское опечек 'основание печи', 'примыкающее к печи деревянное сооружение различного хозяйственного назначения' было унаследовано донскими говорами из материнских говоров и до сих пор активно функционирует в живой речи. Из географических значений лексемы в донских говорах известны следующие: 'углубление, яма, обрыв на дне реки, где собирается рыба', 'подводный порог', 'отмель'. Примеры употребления: Где апечик, там ловять рыбу накиткай (Стч.); Апечки бы-вають фсякии: глинисти и каминистыи (Рзд.) [2, с. 338]. В говорах Усть-Донецкого р-на Ростовской области в значении 'углубление на дне реки, где собирается рыба' зафиксирована безаффиксная форма опечь: Опичь - ета яма такая (Рзд.) [Там же]. Кроме донских говоров, опечек 'глубокое место на дне реки, где зимует
рыба' бытует в енисейских говорах, в значениях 'обрыв в реке', 'возвышение дна до уровня воды в реке, подводный холм' - в иркутских говорах, 'песчаная отмель в реке' - в восточносибирских, забайкальских русских говорах [9, вып. 23, с. 253-254]. Другие однокоренные формы, отмеченные в русских говорах: опечье 'порог на реке' (забайк.), опечка 'песчаная отмель в реке' (иркут., якут., вост.-сиб.), опечки 'островок, затапливаемый водой' (перм.), 'обвалы берегов в реке, мешающие проходу судов' (влг.) [Там же, с. 253-255]. На остальной территории производные от *оЬреШ'ь употребляются в хозяйственных значениях. Таким образом, географическая лексема опечек (опечь) связывает донские говоры с говорами Восточной и Южной Сибири и с севернорусскими (вологодскими и пермскими) диалектами. Определить, какие говоры являются первоисточником развития географических значений, на наш взгляд, не представляется возможным. Языковые контакты казаков и жителей Сибири способствовали их взаимовлиянию, обусловившему наличие лексических параллелей.
Географическая лексема буй 'водоворот' зафиксирована в верхнедонских говорах: Сильная тичения, такая, што крутить и за-тягиваить, буимзавуть (Веш.). Здесь же мы обнаружили и иное, ботаническое, значение у лексемы - 'заросли': Буй - эта зарасли па да-лини Дона (Веш.). Семантическая взаимосвязанность значений 'водоворот' и 'заросли' нам кажется маловероятной. Термины, скорее всего, образовались независимо, хотя и указывают на сходные мотивировочные признаки: водоворот - бурное, стремительное движение водного потока, опасное для движения; заросли - интенсивный рост растительности, обуславливающий труднодоступность и непроходимость.
По-видимому, географическое буй является следствием терминологизации прасл. *Ьи)ь на основе широких значений последнего. Составители «Этимологического словаря славянских языков» считают прасл. *byjь- j-товым производным от и.-е. *Ьф)еп- 'расти, становиться сильным' [14, вып. 3, с. 84-85]. В значении 'водоворот' лексема буй широко известна в новгородских и псковских говорах, в последних она отмечается также в значении 'стремнина на реке' [8, вып. 2, с. 203-204; 9, вып. 3, с. 260].
Важно отметить, что на большей территории северных и северо-западных русских го-
воров, а также в некоторой части южнорусского наречия (калуж., тульск., смол., орл.) буй и его производные используются для обозначения возвышенного открытого места [9, вып. 3, с. 260] (ср. также укр. буй в выражении: на бу1 'на открытом месте, доступном ветрам' [3, т. 1, с. 108]). В воронежских и рязанских, а также на основной территории донских говоров наименование неизвестно. Это позволяет предположить, что в верхнедонские говоры лексема в гидрографическом значении была принесена с псковско-новгородской территории.
Лексема майна в донских говорах соотносится с двумя значениями: 'прорубь во льду для ловли рыбы в зимнее время' и 'незамерзающий участок реки'. Например: Зимой прару-баим шырокую майну (Конст.); Вада на речки ни замёрзла - вот и майна. Ета на быстрики бываить (Пятзб.) [2, с. 275]. Географический апеллятив майна хорошо известен в севернорусских говорах: 'полынья; глубокое, не застывающее зимою место на реке, озере' (вят., арх., олон., ленингр., перм.), 'открытая вода между плавающими льдинами' (север.), 'яма в толще льда реки, куда пропускалась вода для красной рыбы, чтобы не заморозить ее во время багрения' (урал.), 'большая лужа' (арх.), 'часть реки ниже плотины' (север.) [9, вып. 17, с. 304]. Таким образом, наименование майна сближает средне- и нижнедонские говоры с севернорусскими говорами, в которых оно является заимствованием из финно-угорских языков (ср. фин. тата^' 'большая полынья', водск. тата- то же) [11, т. 2, с. 559].
Лингвогеографический анализ приведенных выше наименований позволил сделать следующие выводы. Указанные апеллятивы наиболее часто встречаются в говорах нижнего и среднего течения реки Дон и его левых притоков. Подавляющее большинство слов относится к гидрографической терминологии, что может быть обусловлено разветвленной речной системой как севернорусской территории, так и донской, жители которой и унаследовали гидрографический словарь, а также особой ролью водоемов в хозяйственной деятельности донских казаков, главной связующей артерией которых с другими русскими регионами является река Дон. Таким образом, определение локализации севернорусских наименований на донской территории может способствовать выявлению зон особо активного севернорусского влияния и очагов возможного размещения северян в период формирования донского диалектного континуума.
Список литературы
1. Баранникова Л.И. О некоторых особенностях развития диалектов на территории позднего заселения // Язык и общество. Саратов: Сарат. ун-т, 1967. С. 16-36.
2. Большой толковый словарь донского казачества. М.: Рус. словари: Астрель: ACT, 2003.
3. Гршченко Б.Д. Словник украшсь^мови. Кшв, 1907-1909. T. I-IV.
4. Даль В.И. Толковый словарь живого великорусского языка. 4-е изд. СПб.; М., 1912-1914. T. I-IV.
5. Лукьянова Н.А. Сибирские говоры в общей системе русских народных говоров // Вестн. Но-восиб. гос. ун-та. Сер.: История, филология. 2012. Т. 11. Вып. 2. С. 5-13.
6. орлов л.М. русские говоры волгоградской области: учеб. пособие. Волгоград: ВГПИ, 1984.
7. Полякова Е.Н. От «араины» до «яра»: русская географическая терминология пермской области. Пермь, 1988.
8. Псковский областной словарь с историческими данными. Л.: Ленингр. ун-т, 1967-2013. Вып. 1-24.
9. Словарь русских народных говоров. М.-Л.: Наука, 1965-2016. Вып. 1-49.
10. Срезневский И.И. Материалы для словаря древнерусского языка. М.: ГИС, 1958. Т. 1-3.
11. Фасмер М. Этимологический словарь русского языка / пер. с нем. и доп. О.Н. Трубачев. М.: Прогресс, 1986-1987. T. I-IV.
12. Флягина М.В. Лингвогеографическое исследование ландшафтной лексики донских говоров: дис. ... канд. филол. наук. Ростов н/Д., 2004.
13. Чернейко Л.О. Опыт парадигматического анализа лексики: на материале географических терминов архангельских говоров: дис. ... канд. филол. наук. М., 1980.
14. Этимологический словарь славянских языков. М.: Наука, 1974-2014. Вып. 1-39.
15. Ярославский областной словарь / отв. ред. Г.Г. Мельниченко. Ярославль: ЯПИ, 1981-1991. Вып. 1-10.
16. Яшкин И.Я. Топографическая и гидрологическая лексика Белоруссии и западной части РСФСР // Топонимия Центральной России. М.:
Мысль, 1974. С. 172-176.
* * *
1. Barannikova L.I. O nekotoryh osobennostyah razvitiya dialektov na territorii pozdnego zasele-niya // Yazyk i obshchestvo. Saratov: Sarat. un-t, 1967. S. 16-36.
2. Bol'shoj tolkovyj slovar' donskogo kazachestva. M.: Rus. slovari: Astrel': AST, 2003.
3. Grinchenko B.D. Slovnik ukraïns'koïmovi. Ki-ïv, 1907-1909. T. I-IV.
4. Dal' V.I. Tolkovyj slovar' zhivogo veliko-russkogo yazyka. 4-e izd. SPb.; M., 1912-1914. T. I-IV.
5. Luk'yanova N.A. Sibirskie govory v obshchej sisteme russkih narodnyh govorov // Vestn. Novosib. gos. un-ta. Ser.: Istoriya, filologiya. 2012. T. 11. Vyp. 2. S. 5-13.
6. Orlov L.M. Russkie govory Volgogradskoj ob-lasti: ucheb. posobie. Volgograd: VGPI, 1984.
7. Polyakova E.N. Ot «arainy» do «yara»: russkaya geograficheskaya terminologiya Permskoj ob-lasti. Perm', 1988.
8. Pskovskij oblastnoj slovar' s istoricheskimi dan-nymi. L.: Leningr. un-t, 1967-2013. Vyp. 1-24.
9. Slovar' russkih narodnyh govorov. M.-L.: Na-uka, 1965-2016. Vyp. 1-49.
10. Sreznevskij I.I. Materialy dlya slovarya drev-nerusskogo yazyka. M.: GIS, 1958. T. 1-3.
11. Fasmer M. Etimologicheskij slovar' russkogo yazyka / per. s nem. i dop. O.N. Trubachev. M.: Progress, 1986-1987. T. I-IV.
12. Flyagina M.V. Lingvogeograficheskoe issle-dovanie landshaftnoj leksiki donskih govorov: dis. ... kand. filol. nauk. Rostov n/D., 2004.
13. Chernejko L.O. Opyt paradigmaticheskogo analiza leksiki: na materiale geograficheskih terminov arhangel'skih govorov: dis. . kand. filol. nauk. M., 1980.
14. Etimologicheskij slovar' slavyanskih yazykov. M.: Nauka, 1974-2014. Vyp. 1-39.
15. Yaroslavskij oblastnoj slovar' / otv. red. G.G. Mel'nichenko. Yaroslavl': YAPI, 1981-1991. Vyp. 1-10.
16. Yashkin I.YA. Topograficheskaya i gidro-logicheskaya leksika Belorussii i zapadnoj chasti RSFSR // Toponimiya Central'noj Rossii. M.: Mysl', 1974. S. 172-176.
Folk geographical terminology of the Northern Russian origin in the Don dialects
The article deals with the folk geographical terminology of the Northern Russian origin in the dictionary of the Don Cossacks. There is made an attempt to identify the centres of the most active influence of the Northern Russian dialects at the territory of the Don dialectal continuity.
Key words: the Northern Russian dialects, the Don dialects, geographical appellative, semantic derivative, dialectal zone, lexical and semantic correspondence.
(Статья поступила в редакцию 26.11.2019)
О Копоть Л.В., 2020
Л.в. копоть
(Майкоп)
репрезентация этногендерной картины мира в наименованиях профессий и должностей древнерусского языка
Анализируется этногендерная картина мира, репрезентируемая в значениях древнерусских наименований профессий. Особое внимание обращается на этническое и гендер-ное значение в русской лингвокультуре, представленное в семантике национальной лексики. Изучена ЛТГ «наименования профессий и должностей», описана гендерная лексико-грамматическая специфика номинации лиц по профессии, а также выявлены маркеры, значимые для определения гендерной и этнической принадлежности носителя языка.
Ключевые слова: этногендер, гендерная картина мира, этническая картина мира, этнич-ность, гендер.
любой языковой пласт, а тем более если речь идет о древнерусском языке, служит, как известно, источником сведений о культурном, историческом опыте народа. Вербализация общего и различного в восприятии мира и поведении, особенностей национального характера мужчин и женщин происходит уже в детстве, поскольку ребенок усваивает определенную картину мира через язык.
Показательно, что русский язык, сформировавшийся много столетий назад, проецирует представления, в которых изначально мужчина доминирует, признается эталоном, превосходит женщину, что репрезентировано в профессиональных номинациях, отраженных в «Словаре древнерусского языка XI-XVII веков». Языковая картина мира, транслируемая сквозь эпохи, - это сконцентрированная в вербальных единицах вербальная сублимация видения народом действительности на том или ином этапе его развития. Анализ этно-гендерной специфики, зафиксированной в значениях знаков, образующих смысловое языковое пространство, является важным условием для более полного понимания сущности русской лингвокультуры. И, соответственно, можно выдвинуть гипотезу о том, что в словарях древнерусского языка транслируется этно-
