ФИЛОСОФСКИЕ НАУКИ
УДК 165
Н.Н. Воронина
канд. филос. наук, доцент, кафедра истории, методологии и философии науки, ФГАОУ ВО «Нижегородский государственный университет
имени Н.И. Лобачевского», г. Нижний Новгород А.Н. Ткачев
канд. филос. наук, ст. преподаватель, кафедра истории, методологии и философии науки, ФГАОУ ВО «Нижегородский государственный университет
имени Н.И. Лобачевского», г. Нижний Новгород
НАПРАВЛЕННОСТЬ ИНТЕРПРЕТАЦИИ КАК СИМВОЛ ОСНОВЫ ПОНИМАНИЯ
Аннотация. Данная статья посвящена вопросу основания интерпретации. Одной из проблем интерпретации является поиск ее основания. Поскольку предельное основание является неизвестным, а интерпретация очевидно происходит, то возникает вопрос: в чем же может выражаться это неизвестное основание? И предлагается рассмотреть направленность интерпретации как выражение ее основания, как символ ее основания. Также в статье выясняются некоторые проблемы, связанные с пониманием направленности как символа основания.
Ключевые слова: основание интерпретации, символ, неизвестное, природное, культурное, понимание, опосредованное, непосредственное, иерархия.
N.N. Voronina, Lobachevsky State University of Nizhni Novgorod
A.N. Tkachev, Lobachevsky State University of Nizhni Novgorod
DIRECTIONALITY OF INTERPRETATION AS A SYMBOL OF FOUNDATION OF UNDERSTENDING
Abstract. This article is devoted to the foundation of interpretation. One of the problems of interpretation is the search for its foundation. The ultimate foundation is unknown, but the interpretation is obviously happening. How can be manifested this unknown foundation? In this article some problems of understanding of the directionality as a symbol of the foundation are investigated. In this article is investigated some problems of understanding of the directionality as a symbol of the foundation.
Keywords: foundation of interpretation, symbol, unknown, natural, cultural, understanding, mediate, immediate, hierarchy.
Интерпретация феноменов окружающего нас мира предполагает то или иное основание, относительно которого разворачивается процесс понимания. Это основание может быть явным для нашего осознания или латентным, но оно все равно как-то присутствует в наших интерпретациях. И здесь возникает проблема: всякая данность воспринимается нами через интерпретацию, и, соответственно, любое основание (в том числе и интерпретация) понимается нами тоже через интерпретацию. То есть, получается герменевтический круг, где основанием интерпретации является также интерпретация.
В попытках понимания познания в этом круге можно предположить два варианта. Первый вариант связан с иерархией интерпретации, то есть более фундаментальная интерпретация бытия является основанием для поверхностных интерпретаций. А второй вариант представляет собой различие интерпретаций по направлению, где направленность интерпретации представляет собой основание, точнее, символ основания. Как пишет Гуссерль: «Интенциональность - это то, что характеризует сознание в отчетливом смысле, то, что оправдывает характеристику всего потока переживания в целом как потока сознания и как единства одного сознания» [1, с. 262]. То есть направленность (интенциональность) обладает характеристиками, которые можно понимать, если и не как основание интерпретации, то, по крайней мере, в качестве символа основания.
Казалось бы, эти первый и второй варианты похожи, однако между ними есть одно существенное различие: второй вариант не предполагает иерархии. И хотя сама идея основания уже сама по себе говорит о наличии некоторой иерархии, только иерархия иерархии рознь, потому что могут иметь место как обще-иерархическое понимание данного, базирующееся на концепции единства, так и частно-иерархическое понимание, предполагающее множественность оснований и, как следствие, отсутствие иерархии между ними. То есть, когда говорится о направленности интерпретаций, то вовсе необязательно речь должна идти о едином источнике интерпретаций.
Вообще, направленность интерпретаций сама по себе является значимой в смысле основания, даже если остается неизвестным основание этой направленности. Можно сказать, что познание следует направленности, основание которой скрывается где-то глубоко в пластах культуры и природы, что представляется недостижимым, исходя из имеющихся у человека возможностей. И тогда получается, что уже сама интенция выступает в качестве основания интерпретации данного. Но интенцию, основание которой нам неизвестно, мы можем воспринимать лишь как обозначение этого основания. Тогда можно говорить лишь о символическом характере доступных нам интенциональных оснований интерпретации.
И еще нужно добавить, что в этом символе-интенции присутствуют слои как природного бытия, так и культурного, которые определяют наше понимание, которое, по-видимому, оттого и бывает различным, что в нем проявляются разные стороны бытия и культуры. И если в культуре множественность понятна (культура множественна в своей данности), то в отношении природы возникает вопрос о монистической или плюралистической концепциях бытия. Ведь если в символе-интенции проявляется разное бытие, это говорит о множественности природного бытия, если и не на предельном, то, по крайней мере, на пред-воспринимаемом человеком уровне.
Таким образом, феноменально данное, которое воспринимается на основе символа-интенции, представляет собой, с одной стороны, нечто осознанное, исходя из определенной интенции, а с другой стороны, с учетом неизвестности, воспринимается нами лишь как символ, который представляет скрытые для нас отношения между бытием и феноменально данным. И поэтому можно говорить, что все содержание символа-интенции не сводится только к культуре (хотя культура в нем и присутствует) и что в интенции, понимаемой нами как основание интерпретации, латентно-бессознательно присутствует бытие, которое и задает характер как содержания, так и восприятия нами феноменальной данности.
Как пишет П. Рикёр: «...мы говорим не о реалистическом, а о диалектическом познании бессознательного. Первое находится в компетенции психоанализа, второе - в компетенции обычного человека и философа» [2, с. 171]. Поэтому есть некоторые основания предполагать, что «речь» бытия нам дана на латентно-бессознательном уровне, только мы не можем определить того, насколько эта «речь» выражает или искажает бытие. Потому что символический характер этой «речи» задает и ее многозначность, где возможно допускать и взаимоисключающие значения. И даже если бы удалось совершить невозможное и очистить феноменально данное от культуры (выйти к чистому феномену), то данное все равно сохранило бы свою многозначность для интерпретации, потому что в основе нашего восприятия лежит символ-интенция, а не нечто определенное сколь-нибудь более, чем символ.
Но при этом в символе, несмотря на его многозначность, все-таки присутствует и некая определенность, иначе бы символ не смог состояться даже как символ. И вот этот определяющий характер символической интенции задает основные параметры нашим интерпретациям, несмотря на все их различие. И тогда, в связи с некоторой определенностью символического, можно попытаться предложить понимать интерпретации в их иерархии отношения к непосредственной данности. Потому что в интерпретациях может выражаться тяготение как к непосредственности, так и к опосредованному той или иной культурой, в том числе и личной культурой интерпретатора, стремящегося к обособленности своего бытия, в противовес его растворения в общей культуре.
И эта личная культурная обособленность вовсе не обязательно должна стремиться к непосредственному, а может исходить, например, из известного тезиса о том, что искусство выше природы. Следовательно, развитие интерпретаций на основе направленности-символа может совершаться в стороны стремлений к большей или меньшей непосредственности, но в рамках одного общего символа-направления. То есть, несмотря на то, что опосредованность (культурное) и непосредственность (природное) - это разные направления, но они объединяются в едином познании и понимании, где различие их происходит уже на основании одного направления понимания. И различие это иерархически несколько ниже, чем единство, хотя бы уже потому, что и стремление к опосредованности понимания, и стремление к непосредственности понимания являются попытками понимания, то есть и то, и другое стремления, хотя и по-разному, но направлены на понимание.
При этом сам характер понимания непосредственного и опосредованного является проблематичным, так как остается, например, открытым вопрос: является ли культура частью природы? Ведь культуру вовсе не обязательно понимать где-то в трансцендентном инобытии по отношению к природе, культуру вполне можно понимать как естественное явление. Так, в древних мифах можно наблюдать отсутствие границ между природными и культурными явлениями. Разделение культурного и природного происходит значительно позже, в связи с осознанием человеком себя в некоторой большей самостоятельности. И все равно сохраняется проблематичность обособленности культуры от природы, например в направлениях, склонных к онтологизму, продолжаются попытки понимания культуры как части природы.
Фундаментальная направленность интерпретации, которая нам дана как символ, допускает разные соотношения культурного и природного, что для нашего познания означает потребность некоторого выбора в рамках данного диапазона отношений. И сложность данной ситуации придает то, что для такого выбора нужно пытаться отделить фундаментальную направленность интерпретаций от вторичных направленностей интерпретаций. А если мы затрудняемся с разделением природного и культурного, то и фундаментальное и вторичное разделить становится не просто. Ведь к вторичному относится именно культурное, можно сказать, что само представление об обособленности культурного возникает из идеи вторичного.
Можно также попытаться отделить фундаментальную направленность, исходя из иерархии в самой природной данности, заложенной в нашем существовании. Ведь по природе какие-то явления в нашем существовании более значимы, чем другие, например, сытость обычно выглядит предпочтительнее для нас, чем голод. И это вряд ли можно отнести к культурным предпочтениям, так как это предпочтение присутствует в выборе и у других живых существ.
Конечно, эти попытки различия неправомерно утверждать в онтологическом смысле, потому что они все равно относятся лишь к нашему восприятию данности, в которой в неизвестных соотношениях переплелись природное и культурное, и, кроме того, неизвестна степень искажения природным самого себя для нашего восприятия. (То есть мы не знаем, не вводит ли нас природа в заблуждение, ведь, например, есть же природные иллюзии-миражи. И мы не знаем, насколько таковое распространено в природе, а можем лишь это предполагать). Но в экзистенциальном смысле, где сущность предполагается из интенций существования, такое понимание природной иерархии представляется уместным, то есть вполне возможно выделение фундаментальной интенции-символа, но только в экзистенциальном его понимании.
Список литературы:
1. Гуссерль, Э. Идеи к чистой феноменологии и феноменологической философии: кн. 1. М.: Акад. проект, 2009. - 489 с.
2. Рикёр, П. Конфликт интерпретаций: очерки о герменевтике. М.: Акад. проект, 2008. -
695 с.