CC BY
203
сообщества. Ядром проекта с 2007 по 2011 гг. стал телевизионный проект «Камертон», чьи телевизионные программы, развивающие идеи культурно-исторической педагогики, вошли в 2011 г. в шорт-лист лучших медиапроектов России, по версии престижного журналистского конкурса Фонда имени Артема Боровика. Этот телепроект стал моделью телевизионного медиаобразования, консолидацией родительского, педагогического и ученического сообществ, образцом формирования личностной и коллективной медиаответственности в межпо-коленческом диалоге, в том числе через муниципальные центры медиа- и информационной грамотности, где сложились и действуют в настоящее время медиашколы, открытые дискуссионные киноклубы, учебное ТВ. Исследования показали, что 75 % учителей и 45 % родителей, участников областных и муниципальных медиапроектов активно взаимодействуют в рамках образовательной программы УЦИОТ «Актуальные задачи телевизионного и интернет-медиаобразования» (лекции, тренинги, мастер-классы, конкурсы видеофильмов, фотоконкурсы), модераторами которых становятся известные уральские и российские медиапедагоги, члены Российской ассоциации кинообразования и медиапедагогики.
С 2011 г. в Свердловской области усилиями Уральского центра инновационных образовательных технологий разрабатывается новый медиапроект взаимодействия родительского и педагогического сообществ по созданию системы медиабезопастности подрастающих поколений и развитию моделей формирования медиаответствености образовательного сообщества.
Список литературы
1. Идеал с изъяном. Как изменились со времен Фрейда психотерапевты и их клиенты. Интервью с Александром Саландом // Русский репортер. 2011. 25 авг.-1 сент. C. 52-54.
2. Леонтьев, Д. А. Социальная психология [Электронный ресурс]. URL: www.xapakter.net/ vertues/rom
3. Медиа глазами психологов [Электронный ресурс]. URL: www.psycholigos.ru/articles/view/ viy-otvetstvennosti
4. Франкл, В. Человек в поисках смысла. М., 1990. 368 с.
5. Zimmerli, W. Variety in technology, unity in respnonsibi lity // Technology in contemporary lite. Dordrecht, 1988. Р. 292-298.
Вестник Челябинского государственного университета. 2013. № 21 (312).
Филология. Искусствоведение. Вып. 80. С. 269-276.
И. Г. Катенева
НАМЕРЕННАЯ ДИСФЕМИЗАЦИЯ ТЕКСТОВ КАК ХАРАКТЕРИСТИКА КОММУНИКАТИВНОЙ ПОЛИТИКИ СОВРЕМЕННОЙ ОППОЗИЦИОННОЙ ПРЕССЫ
Изучены особенности функционирования дисфемизмов на страницах современных оппозиционных изданий, выявлены проблемы намеренной дисфемизации журналистских текстов с позиций лингвоэкологии и медиабезопасности. Актуальность темы обусловлена принятием законопроекта «О запрете на использование нецензурной лексики в СМИ».
Ключевые слова: дисфемизмы, оппозиционные издания, коммуникативная политика СМИ, медиабезопасность.
Результатом целого ряда скандалов с участием политиков и представителей оппозиционных изданий стало не только обострение отношений между Государственной думой и журналистским корпусом, но и появление ряда законопроектов, направленных на улуч-
шение лингвоэкологического климата в современных СМИ и реализацию принципов медиабезопасности (запрет на использование иностранных слов при наличии русских аналогов, запрет на использование нецензурной лексики в СМИ).
Как отмечают исследователи, для современного газетно-публицистического дискурса характерно намеренное «огрубление» журналистской речи за счет концентрации дисфемиз-мов [1; 3; 10]. Под дисфемизмом понимается «замена эмоционально и стилистически нейтрального слова более грубым, пренебрежительным» [5. С. 407].
Особенно эффективно воздействующий потенциал дисфемизации текстов используют корреспонденты общественно-политических оппозиционных изданий. Это обусловлено спецификой их редакционной политики, которая заключается «в критике существующего режима и выдвижении собственных альтернативных проектов развития общества» [4. С. 27].
В процессе реализации политической антипропаганды на страницах оппозиционных газет самой востребованной является стратегия дискредитации, которую исследователи коммуникативной политики массмедиа называют отличительной чертой современной журналистики [3; 7; 10]. В основе данной стратегии лежит интенция, направленная на умаление авторитета оппонента (политика, партии, правительства), нивелирование образов конкретных деятелей в сознании читателя (делегитимизация), а также унижение, оскорбление и опорочивание объекта критики.
Основными языковыми средствами, работающими на реализацию стратегии дискредитации, являются дисфемизмы. Рассмотрим особенности использования дисфемизмов на страницах современных оппозиционных изданий, представляющих интересы различных политических групп и имеющих разные характеристики с точки зрения локальности. Для получения объективных результатов и выявления тенденций намеренной дисфемизации текстов изучались номера городского («Новая Сибирь») и федеральных изданий («Московский комсомолец», «Новая газета»), вышедшие за последние пять лет.
Результаты анализа показывают, что на страницах анализируемых изданий представлены различные виды дисфемизмов - от слов сниженного стиля до обсценной лексики. В зависимости от цели, преследуемой журналистом, редакцией (дискредитация или диффамация объекта описания), выбираются соответствующие языковые ресурсы дисфемиза-ции.
Для дискредитации, то есть лишения оппонента доверия целевой аудитории СМИ, под-
рыва или умаления авторитета, как правило, используются различные виды дисфемизмов.
1. Контекстуальные дисфемизмы, образующиеся за счет идеологизации нейтральных слов. Согласно наблюдениям Н. Г. Склярев-ской, журналисты весьма изобретательно экспериментируют с идеологизацией нейтральных слов, когда слово, в узусе имеющее нейтральное значение, приобретает идеологическую коннотацию (как правило, отрицательную) [11]. Данный вид дисфемизов лежит в основе реализации тактики «бездоказательное умаление авторитета» и обладает значительным манипулятивным потенциалом, так как игра с коннотацией слова позволяет дискредитировать объект описания без предъявления фактов и аргументов, а также направлять ход читательского рассуждения в нужное для журналиста русло. Такие средства дисфемизации редко выявляются адресатом коммуникации, так как подмена смыслов реализуется на уровне значения, созначения, оттенка значения.
В материалах анализируемых оппозиционных изданий объектами дискредитации являются политики, чиновники, сотрудники правоохранительных органов, бизнесмены, официальные и проправительственные СМИ России и других государств, а также оппозиционные издания и журналисты, которые представляют интересы других политических групп. Это обусловлено особенностями существования и функционирования российской оппозиции, представители которой воспринимают друг друга в качестве конкурентов.
В зависимости от контекста и особенностей коммуникативной политики издания в качестве ярлыков выступают слова «либералы», «демократы», «коммунисты», которые в контексте приобретают негативную коннотацию. Так, на страницах «Новой газеты» и «Новой Сибири», представляющих интересы либерально-демократической оппозиции, негативную оценку имеет номинация «коммунисты», например: «Новосибирские коммунисты, видимо, основательно собрались использовать необходимость почистить наши бюрократические дебри с целью засветиться на модной ниве борьбы с коррупцией... А на этой неделе Новосибирск ждал главного санитарного врача Геннадия Онищенко. К визиту еще одного высокого гостя коммунисты подготовились аналогичным образом, вспомнив, видать, народную мудрость: готовь санитаров летом, а телегу на них - зимой» (НС. 2009. № 8). Коммунисты - полити-
ки, не разбирающиеся в современных реалиях, всегда выступающие «против».
Редакция «Московского комсомольца» позиционирует себя как средство массовой информации, критикующее действия правительства, но функционирующее независимо от других оппозиционно настроенных сил. В публикациях этой газеты негативную коннотацию приобретают существительные «демократы» и «либералы». Например, материал, посвященный реакции Владимира Путина на передачу «Да, господин президент!»: «Только вот интересно: зачем же он заранее это посмотрел, если такой либерал? Вы можете представить себе нынешнего американского Обаму или ту же бывшую английскую Тэтчер, которым дали предварительно на пробу эдакуюржаку?» (МК. 2013. № 11).
Для усиления воздействующего эффекта корреспонденты оппозиционных изданий эффективно сочетают в рамках одного текста различные виды дисфемизмов. В данном отрывке реализован еще один способ дисфемизации текста - использование элементов грубо-просторечной лексики (ржака).
2. Слова, относящиеся к просторечной и грубо-просторечной лексике. На страницах анализируемых газет экспрессивы такого плана, как правило, присутствуют в материале в качестве выражения авторской позиции, а не презентации речевых особенностей героев. Ниже даны показательные примеры.
«Я думаю, что произошедшее в Государственной думе - это защитная, ответная реакция депутатов от “Единой России”. Едино-россы, руководство партии увидели, что Исаев поступил как человек у пивного бара, как забулдыга, выражающий свои мысли бранью и угрозами вместо политического диалога или предложения подать в суд» (МК. 2013. № 13). Забулдыга - (простореч.) спившийся, беспутный человек [8. С. 198].
«Сегодня над Челябинской областью, Тюменью и в некоторых других местах прошел метеоритный дождь. Это еще один символ нашего форума.
Медведев добавил, что, по его мнению, “ничего серьезного там не случилось”. То, что несколько сотен человек, в том числе несколько десятков детей, пострадали, - это ничего. То, что сотни тысяч человек пережили смертельный ужас (а кто-нибудь, не исключено, помер от инфаркта), - тоже ничего.
Вот бы посмотреть на таких больших начальников, когда у них над головой - абсо-
лютно внезапно - раздастся адский грохот. Как они себя поведут? Как поведут себя ихние сфинктеры?» (МК. 2013. № 9).
Задача данного вида дисфемизмов (забулдыга, помер, ихние сфинктеры) - интенсифицировать негативный прагматический эффект, то есть выразить эмоциональное состояние возмущения, негодования корреспондента, обусловленное определенными социальными и политическими событиями.
С целью снятия этической и юридической ответственности с корреспондента и редакции за намеренное огрубление речи, дисфемизмы нередко презентуются как чужой авторский текст или слова вымышленного героя. Так, постоянным элементом коммуникативной политики «Новой Сибири» является прием «апелляция к анекдоту». Корреспондент пытается аннулировать серьезность поднимаемого вопроса, аргументов и действий объекта дискредитации за счет создания комического эффекта. При этом анекдот либо содержит элементы просторечной и грубо-просторечной лексики, либо вообще относится к разряду непристойных.
Пример: «Впрочем, пока документов от Болтенко в конкурсной комиссии не видели, остается шанс, что курсирующие в политических кругах разговоры о ее уходе из горсовета были просто дымовой завесой. Пока же вся эта история с назначением уполномоченного какая-то, по-русски говоря, мутная. Сами посудите: то ли будет у нас омбудсмен, то ли омбудсвумен, то ли единоросс продвигает оппозиционного кандидата, то ли оппозиционер не совсем уж оппозиционный. В общем, как в анекдоте, где Чапаев пересказывает Анке загадки, которые ему Петька загадывал:
- Василий Иванович, так фигня же какая-то получается.
- Вот и я говорю - фигня. А Петька заладил: ножницы, ножницы!» (НС. 2013. № 12). Фигня - (простореч.) о чем-нибудь негодном, гадком [8. С. 851].
В данном случае прием «апелляция к анекдоту» выполняет волюнтативную функцию, то есть способствует воздействию на взгляды, установки адресата. Автор статьи осознанно отводит анекдоту роль вывода, к которому в результате журналистского исследования проблемы должны прийти читатели (Фигня же какая-то получается). Данное утверждение работает на активизацию эмоциональной, а не рациональной сферы реципиента, что позволяет эффективно влиять на общественное
мнение, то есть провоцировать адресата к принятию определенных решений.
Рассматриваемый вид дисфемизмов не менее эффективно используется в заголовочном комплексе и на межтекстовом уровне, что позволяет оказывать воздействие на читателя даже при беглом знакомстве с номером издания. Например, материал обозревателя «Новой газеты» Юлии Латыниной под названием «Юлия Латынина: “Они охренели”»: <Режим Владимира Путина явно переживает не лучшие времена... По мере приближения катастрофы система принимает все больше решений, которые способствуют катастрофе, и эти решения все более резонансны. Они не могут остановить шмидтов и не назначать мединских, потому что они и есть коллективный шмидт-мединский. Или, если коротко, - они охренели» (НГ. 2012. № 15).
В данном тексте унижение достоинства объекта описания происходит за счет трансформации имен собственных в нарицательные существительные (шмидты, мединские, шмидт-мединский). При этом корреспонденты, как правило, строят текст, основываясь на безапелляционных утверждениях и эмоциональных обвинениях.
3. Переход антропонима в этноним. При помощи трансформаций имен собственных журналисты выражают систему отношений и оценок к объекту описания и читателям газеты. Так, трансформация антропонима в этноним является особым приемом дистанцирования целевой аудитории и объекта описания.
Данный вид дисфемизмов особо востребован журналистами «Новой газеты», так как он работает на реализацию тактики «бездоказательное умаление авторитета». Корреспонденты этого издания не могут открыто навязывать свою точку зрения целевой аудитории и предъявлять прямые обвинения объектам критики, что обусловлено более тонкой игрой с адресатом, в качестве которого выступают зрелые интеллигентные читатели, со сформированной жизненной позицией. Переход антропонима в этноним позволяет корреспонденту дискредитировать описываемых персон, создав при этом иллюзию объективного освещения событий и паритетного общения с читателем.
Примеры: «Но вот в результате этой тотальной проверки, этого компьютерного томографа выяснилось - увы! Полное отсутствие шпионской деятельности, о которой столько говорят кургиняны-леонтьевы и пр.» (НГ. 2012. № 6); «Вот задача простая и славная, но никак я ее
не сверну: что нам взять - и чего еще, главное, - чтобы эти вернули страну? Мы отнюдь не желаем прославиться - мы за счастье родимой земли. Так скажите, куда нам отправиться, чтоб володины на фиг пошли?» (НГ. 2012. № 6).
Во втором отрывке из фельетона Дмитрия Быкова на дистанцирование объекта дискредитации (Вячеслава Володина, Владимира Путина и его команды, работающей над организацией митингов в поддержку власти) также работает контекстуальная игра со знаками личного дейксиса (эти, мы, вы / скажите, они / володины), участвующими в выстраивании оппозиции «свой - чужой». Для усиления оценки работы путинской команды и выражения собственного отношения к происходящему, позиции редакции автор намеренно вводит в текст просторечное выражение «иди на фиг» со значением «убирайся, проваливай» [8. С. 851].
Если дискредитация базируется на конструктивной критике, то в основе диффамации лежат принципы деструктивной критики, так как диффамация представляет собой опубликование сведений, действительных или мнимых, позорящих кого-либо, высказывание пренебрежительных или оскорбительных суждений о личности человека и (или) грубое, агрессивное осуждение, поношение, осмеяние его дел и поступков.
Реализации деструктивной критики способствует использование инвективной лексики, то есть «слов и выражений, заключающих в своей семантике, экспрессивной окраске и оценочном компоненте содержания интенцию (намерение) говорящего или пишущего унизить, оскорбить, обесчестить, опозорить адресата речи или третье лицо, обычно сопровождаемое намерением сделать это в как можно более резкой и циничной форме» [9. С. 29]. Дисфемиз-мы, работающие на диффамацию, являются языковыми маркерами таких тактик, как «косвенное оскорбление» и «оскорбление».
Нередко диффамация реализуется за счет слов (как правило, существительных и глаголов) с «осуждающей» семантикой, относящихся к сфере литературного употребления (обманывать, воровать, красть, мухлеж, вранье, прохиндеи, жулики, воры, проститутки, придурки).
Данный вид дисфемизмов активно используется редакциями всех трех анализируемых изданий, так как позволяет журналистам расставить акценты в тексте за счет преобладания негативных коннотаций, экспрессивности и оценочности, а также одновременно воздей-
ствовать как на рациональную, так и эмоциональную сферу читателя.
Примеры. Первополосный материал под заголовком «Интеллигентная американская семья теперь уже не возьмет на воспитание УМСТВЕННО ОТСТАЛОГО депутата Думы»: «Более 100.000 подписей против этого законопроекта, собранные на сайте «Новой» всего за 36 часов, переданы в Государственную Думу. Но Ваши голоса депутаты решили отложить на потом. Говорят - «регламент». Это не «регламент». Это - мухлеж» (НГ. 2012. N° 49); «Украинские партнеры выглядят какими-то окончательно отупевшими от сала или напрочь отмороженными от нехватки энергоносителя придурками: нагло воруют весь газ, который должны переправлять в Европу, столько на-тырили, что уже и сало у них теперь, наверное, газированное, ни на какие переговоры не идут, проверяющих из Евросоюза и России или не пускают, или обманывают... Создается полная уверенность, что уж теперь-то в Европе и в Америке поняли, какие прохиндеи эти украинские политики» (НС. 2009. № 1/3).
Данная публикация отличается безапелляционностью, категоричностью заявлений, агрессивностью подачи информации, которая создается за счет слов с ярко выраженной негативной окраской (отупевшие, отмороженные, придурки), глаголов с «осуждающей» семантикой (обманывают, воруют, натырили), слов, обозначающих социально осуждаемую деятельность (прохиндеи).
Дисфемизмы такого типа часто встречаются в элементах заголовочного комплекса, которые в процессе восприятия читателем основного текста публикации выступают в роли своеобразного ключа, кода для интерпретации. Такой способ презентации авторской оценки наиболее востребован редакцией «Московского комсомольца», например, заголовок «Дмитрий Гудков заявил, что назло “жуликам и ворам” мандат не сдаст» (МК. 2013. № 12), а также заголовок материала, вызвавшего скандал и разбирательства в Государственной думе: «Политическая проституция сменила пол» (МК. 2013. № 13).
В данном контексте слово «проституция» не может быть расценено как явное оскорбление, так как оно используется не в прямом, а в переносном значении, то есть в качестве устоявшегося термина «политическая проститутка», значение которого представлено в толковом словаре. Политическая проститутка - бес-
принципный, продажный политик [8. С. 621].
Правда, прямое значение номинации «проститутка» актуализируется в самом тексте обличительной статьи Григория Янса: «Появился тип женщин - политических содержанок, которые готовы “лечь” под любую партию. Не важно, какая партия, лишь бы исправно поставляла средства к существованию. Станет партия некредитоспособной - такая женщина без колебаний променяет ее на другую, более “состоявшуюся в жизни”» (МК. 2013. № 13).
В материалах «Новой газеты» текстоорганизующую функцию часто выполняют глаголы с «осуждающей» семантикой, являясь важными элементами системы доказательств, выстраиваемой корреспондентами: «Псевдодепутаты от Кремля продолжают воровать голоса избирателей. Ведь что означает лишение Геннадия Гудкова мандата без суда? Оно означает, что избиратели наделили депутата Гудкова своим доверием и определенными правами, а его «коллеги» у него эти права отобрали <.. .> Внешний сюжет очевиден. “Единая Россия” украла у населения не менее 10 % голосов на выборах, что сфальсифицировать парламентское большинство, а теперь с его помощью продолжает красть голоса, изгоняя из Думы тех, кто был делегирован туда населением, чтобы не допустить засилья “партии жуликов и воров” (как называет “Единую Россию” около 40 % населения)» (НГ. 2012. № 37).
Концентрация лексических повторов (украла, красть) и синонимов, в том числе контекстуальных (воровать, сфальсифицировать, красть; жулики, воры), оказывает сильное эмоциональное воздействие на читателя, снижает порог критичности воспринимаемой информации. Также методичное использование глаголов негативно-оценочного плана является своеобразным способом «изобретения аргументов» [6. С. 334] в журналистском тексте. Журналист представляет субъективное мнение (около 40 % населения называет «Единую Россию» партией «жуликов и воров») в виде утверждения, не требующего доказательств. Для того чтобы адресат коммуникации не подверг это утверждение сомнению, приводится ряд цифр (без ссылки на источник) и «фактов», которые по существу не являются аргументами, подтверждающими тезис.
Иногда в качестве дисфемизмов используются слова, выступающие в роли зоосеманти-ческих метафор. В результате исследований роли метафоры в политической коммуникации
Э. В. Будаев и А. П. Чудинов пришли к выводу, что одной из ведущих сфер-источников дискредитирующей метафоризации являются «животные», когда политики описываются как представители животного мира (медведи, волки, львы, крокодилы, бараны, козлы) [2].
Как показал анализ номеров «Московского комсомольца», «Новой газеты» и «Новой Сибири», на страницах реализуются все вышеперечисленные зоосемантические метафоры. Например, такую характеристику выступлениям депутатов Госдумы по поводу провокационной статьи Григория Янса дает Александр Минкин: «Если бы мы позволили бы себе аналогии с дикой природой, то могли бы сказать, что волки (разной степени матерости) один за другим присоединились к общему вою. Но таких сравнений мы себе не позволим. Тем более что речи некоторых депутатов нам очень понравились» (МК. 2013. № 14).
Частотным словом-зооморфом, встречающимся в материалах изучаемых изданий, является номинация «собака». Статья, озаглавленная «Путин и собаки Павлова»: «Этот шок заставил бывшего и будущего гаранта Конституции более пристально вглядеться в элиту. И то, что он там разглядел, Путину сильно не понравилось. До предела разжиревшая собака, которая лежит на мягкой подстилке в окружении отборных кусков сочного и свежего мяса. Этот пес настолько обленился, что он уже почти не в силах никого больно укусить. Этот пес настолько обнаглел, что он слушается хозяина чисто формально. Собачатина все еще виляет хвостом в нужный момент, но про себя думает: “Да по большому счету ты, хозяин, мне и не особо нужен! Вдоволь мяса у меня будет и без тебя!”» (МК. 2013. № 11). Пример из другой статьи: «Комментируя конфликт между депутатами и журналистами, премьер Дмитрий Медведев выбрал пословицу, которая должна обижать и тех и других. Медведев сказал: “Собака лает, а караван идет”. Рука тут же потянулась к перу, перо - к бумаге, и полились строки этакой басни: “Верблюду как-то Бог послал кусок мандата...” Впрочем, шутки в сторону. Дело-то серьезное. Внимание общественности в последнее время было приковано к выяснению отношений между депутатами Госдумы и журналистами по поводу того, какая из их профессий является “более древнейшей”» (НС. 2013. № 13).
Усиливает актуализацию слов-зооморфов и расшифровывает их значение вербальный эле-
мент карикатуры, разверстанной к тексту. На ней изображен Дмитрий Медведев, который беседует с женщинами-депутатами и дает следующую оценку возникшему конфликту: «Конечно, журналисты - собаки. Ну, а вы, господа депутаты, верблюды!»
Таким образом, зоосемантические метафоры могут быть представлены не только в самой публикации, но и в креолизованных текстах, являющихся иллюстративным материалом на газетной полосе. Часто в карикатурах изображение лиц людей и животных выполнено в одной стилистике, что является своеобразной зоосемантической метафорой в рисунке. Такой прием является стилеобразующим в графической модели «Новой газеты».
Прием визуализации зоосемантической метафоры реализуется и на страницах «Новой Сибири»: например, иллюстративный материал к статье, посвященной конфликту между новосибирскими гаишниками и прокурорами.
Креолизованные тексты обладают значительным воздействующим потенциалом, так как, во-первых, фотографии и рисунки воспринимаются целевой аудиторией в качестве объективной информации, конкретных фактов, в истинности которых не стоит сомневаться; во-вторых, в силу психологических особенностей
восприятия информации, целевая аудитория издания сначала обращает внимание на изображение, потом на элементы заголовочного комплекса, что позволяет журналисту внедрить в сознание адресата определенную установку восприятия основного текста.
Дисфемизированной бывает лексика, связанная с обозначением частей человеческого тела, физиологических процессов и сексуальной сферы жизни. Дисфемизмы этой группы относятся к разряду литературных, но ненормативных слов и выражений, поэтому на страницах оппозиционных изданий, относящихся к разряду качественной прессы, они представлены в виде графических или фонетических эвфемизмов. Например, вывод материала, озаглавленного «В России 131 миллиардер. Это диагноз»: «А все почему? а потому что тот, “у кого нет миллиарда, тот пусть идет в ж... ”, как сказал некогда Сергей Полонский. Чем, кстати, сильно подпортил себе карму и из списка миллиардеров с треском вылетел» (МК. 2013. № 9).
Или первая полоса номера «Новой газеты» от 18 мая 2012 г., которая вышла под заголовком: «Кто идет в ОПу. “Новая” узнала, как администрация президента выдвигает и задвигает членов Общественной палаты. Скандальные подробности на стр. 2-3» (НГ. 2012. № 54).
Окказионализм ОПа образован за счет обыгрывания аббревиатуры ОП (общественная палата), которая представлена в тексте. Окказиональное существительное «опа» является эвфемистической заменой фонетически схожего бранного слова, значение которого восстанавливается из контекста. Чтобы дать соответствующую оценку действий администрации президента, корреспондент специально вводит в заголовок устойчивое выражение грубо-просторечного характера со значением «получить отказ в грубой форме».
Двойная интерпретация заголовка помогает автору материала расставить акценты и сделать читателя своим единомышленником. Такие публикации строятся на принципе осцилляции, то есть возвращающегося чтения, когда адресат коммуникации постоянно обращается к заголовку, чтобы осмыслить его значение в новом ракурсе.
Данный способ дисфемизации текста и привлечения читательского внимания за счет языковой игры является востребованным в редакциях оппозиционных изданий. Так, по аналогичному принципу построен заголовок публикации, посвященной расследованию преступлений в ря-
дах правоохранительных органов: «Игоря Луценко взяли за “убопу”». Окказионализм убопа образован за счет обыгрывания аббревиатуры УБОП (управление по борьбе с организованной преступностью), которая представлена в тексте: «Не успели еще затихнуть разговоры о задержании чуть ли не трети сотрудников уголовного розыска Октябрьского РУВД, как назрел новый милицейский скандал. Прокуратура возбудила уголовное дело в отношении одного из бывших руководителей отдела по борьбе с наркотиками УБОП ГУВД по Новосибирской области Игоря Луценко» (НС. 2007. № 16).
Корреспонденты специально используют воздействующий потенциал индивидуальноавторских слов для реализации тактики «косвенное оскорбление», когда окказионализм выступает в роли своеобразной эвфемистической замены дисфемизма. Ее воздействующий потенциал используется и для реализации тактики «оскорбление», что позволяет журналисту остаться в зоне юридической безопасности. Например, статья Александра Невзорова «Уроки атеизма», посвященная клерикализа-ции культуры, системы образования, политики: «Немножко портили картину бородатые маргиналы, которые использовали идеологическую конструкцию для актов публичного самоудовлетворения, вводя ее себе на опасную (по меркам проктологии) глубину. Но позже выработалось общественное привыкание - и к глубине, и к публичности, и даже к тому сладострастному мычанию, которым эти акты сопровождались» (МК. 2012. № 39).
Типичны для дисфемизации медиатекстов и элементы обсценной лексики. Данный вид дис-фемизмов относится к разряду маргинальных языковых ресурсов, которыми могут воспользоваться корреспонденты. С точки зрения журналисткой этики и принципов эффективной печатной коммуникации, мат относится к разряду табуированной лексики, неуместной на страницах периодических изданий. Демократизация языка СМИ конца XX - начала XXI в. привела к легализации обсценнной лексики не только в текстах желтой прессы, но и в публикациях общественно-политических оппозиционных изданий.
Примеры: «Такое отношение к прессе вызывает ассоциации с одной цитатой из недавно изданного романа модного писателя Виктора Пелевина. Есть там пассаж по поводу того, что в современном мире для продвинутого человека есть лишь такая вот печальная альтернатива: он может быть лишь клоуном у пидарасов
или пидарасом у клоунов. Редакцию газеты “Новая Сибирь” и ее читателей такая альтернатива устроить не может» (НС. 2007. № 3); «Дмитрий Анатольевич! Знаете, как избежать демографической катастрофы? Надо всего лишь перестать трахать народ, дабы дать ему возможность трахаться самостоятельно между собой!» (НГ. 2009. № 36).
Ужесточение этического и юридического контроля деятельности СМИ со стороны общественности и государства (рост числа судебных исков по статьям «Оскорбление», «Унижение чести, достоинства, деловой репутации») привело к тому, что элементы обсцен-ной лексики стали презентоваться при помощи графических эвфемизмов (чаще всего акопы) и окказионализмов, созданных за счет контаминации нормативного и нецензурного слов. В обоих случаях элементы обсценной лексики легко дешифруются читателями.
Примеры: «Приходит как-то Берия к Сталину, он подслушал, как Жуков произнес: “Этот х*** усатый уже задолбал”. Сталин вызывает Жукова и интересуется, про кого это он так. “Ну, конечно же, про Гитлера!!!” - отвечает Жуков. Сталин: “А вы о чем подумали, товарищ Берия?” Этот старый анекдот вспомнился корреспонденту “Новой Сибири” после того, как Госдума 21 января приняла в первом чтении очередные поправки к избирательному законодательству. Вернее, после знакомства с тем, каким образом этот законопроект был понят заинтересованной публикой» (НС. 2010. № 4); «Российская гражданская война разразилась в интернете. Кремляди публикуют прослушки Немцова и порнуху с Рыжковым, а им в ответ - вскрывают переписку Потупчик-Якименко» (НГ. 2012. № 6).
Таким образом, корреспонденты рассматриваемых оппозиционных изданий в процессе коммуникации с целевой аудиторией не только используют широкий арсенал дисфемизмов, но и намеренно создают в отдельной публикации и номере газеты (как макротексте) концентрацию различных элементов инвективы, к которым относится грубо-просторечная лексика, являющаяся элементом литературного языка; литературные, но ненормативные слова и выражения; ругательная нелитературная лексика, заимствованная из жаргонов и диалектов; обсценная лексика.
Большинство из рассмотренных способов дискредитации и диффамации объекта описания может быть легально использовано журналистами и после вступления в силу закона
«О запрете на использование нецензурной лексики в СМИ», так как они не относятся к сфере матерной лексики и актуализируют свой дис-фемизационный потенциал на контекстуальном уровне. Дисфемизмы, лежащие в основе дискредитации, направлены на характеристику объекта описания; дисфемизмы, работающие на диффамацию личности (группы лиц, политической партии), связаны с созданием негативного или даже табуированного тона публикации.
Выбор конкретных средств дисфемизации на страницах оппозиционной прессы обусловлен особенностями коммуникативной политики издания, которая во многом определяется характеристикой целевой аудитории, а также уровнем критики и контроля со стороны представителей действующей власти.
Список литературы
1. Бойко, Т. В. Эвфемия и дисфемия в газетном тексте : дис. ... канд. филол. наук. СПб., 2005. 206 с.
2. Будаев, Э. В. Метафора в политической коммуникации / Э. В. Будаев, А. П. Чудинов. М., 2008. 248 с.
3. Горина, Е. В. Газета в аспекте речевого воздействия на личность : дис. ... канд. филол. наук. М., 2003. 247 с.
4. Грабельников, А. А. Русская журналистика на рубеже тысячелетий: итоги и перспективы. М., 2000. 336 с.
5. Крысин, Л. П. Эвфемизмы в современной русской речи // Русский язык конца двадцатого столетия (1985-1995). М., 2000. С. 384-408.
6. Москвин, В. П. Выразительные средства современной русской речи. Тропы и фигуры : терминолог. слов. Ростов н/Д., 2007. 940 с.
7. Ожегов, С. И. Толковый словарь русского языка. М., 1999. 944 с.
8. Паршина, О. Н. Стратегии и тактики речевого поведения современной политической элиты России. Астрахань, 2004. 196 с.
9. Понятия чести и достоинства, оскорбления и ненормативности в текстах права и средств массовой информации / под ред. А. А. Леонтьева. М., 1997.
10. Руженцева, Н. Б. Дискредитирующие тактики и приемы в российском политическом дискурсе. Екатеринбург, 2004. 294 с.
11. Скляревская, Н. Г. Слово в меняющемся мире: Русский язык начала XXI столетия: состояние, проблемы, перспективы // Исслед. по славян. яз. 2001. № 6. С. 177-202.
