Накопление капитала: мотивационные аспекты Текст научной статьи по специальности «Экономика и бизнес»

ЫШ,. 'Ш.окин

НАКОПЛЕНИЕ КАПИТАЛА: МОТИВАЦИОННЫЕ АСПЕКТЫ

Одной из наиболее острых проблем российской экономики в настоящее время стала проблема накопления в реальном секторе - проблема производственного накопления. Подчеркнем, что речь идет не о «сбережении» вообще, а именно о накоплении, понимаемом как капитализация дохода, получаемого бизнесом в результате хозяйственной (предпринимательской) деятельности. Важность данной проблемы определятся тем, что ни структурная перестройка, ни технологическая модернизация экономики невозможны без масштабных инвестиций. Представляется очевидным, что не только технологический уровень, но и структура отечественной экономики (прежде всего отраслевая, и в меньшей степени, территориальная) являются главным фактором низкой конкурентоспособности России в мировой хозяйственной системе.

Эффективность действия механизмов саморегулирования, свойственных (или, по крайней мере, настойчиво приписываемых) рыночной экономике, в настоящее время не столько ограничивается, сколько блокируется структурными дисбалансами. Создается впечатление, что обнаружить какие-либо позитивные признаки действия пресловутой невидимой руки рынка в отечественной экономике никак не удается.

Прежде всего, не происходит межотраслевого перетока капитала, по крайней мере, с интенсивностью, достаточной для исправления, или хотя бы смягчения, отраслевых диспропорций. Если спрос и рождает предложение, то оно немедленно удовлетворяется за счет импортируемого ресурса. Промышленный (и вообще производственный) капитал не нацелен на освоение «спросовых ниш». Капитал, функционирующий в высокодоходных сферах деятельности (добыча природных ресурсов, первичная обработка) замыкается в своих отраслевых сегментах, образуя самодостаточные хозяйственные анклавы. Финансовый капитал также стремится обслуживать высокодоходные отраслевые сегменты (что для него вполне естественно). В результате, сектор финансово-посреднической деятельности становится системой, осуществляющей перераспределение финансовых ресурсов в пользу все тех же добывающих отраслей и первичной пе-

реработки. Большая доступность финансирования способствует лишь консервации диспропорций, но никак не их исправлению.

Сходная ситуация наблюдается в отношении масштабов бизнеса. Малый и средний бизнес занимает довольно странное место в экономике, которая характеризуется как индустриальная и которая должна бы развиваться по постиндустриальному вектору уже в самой ближайшей перспективе. Экономическая ниша, занимаемая малым бизнесом, -это преимущественно розничная торговля, мелкий опт, сфера бытовых услуг, транспортные услуги и т. п. Образ малого бизнеса, сложившийся в стране, ассоциируется с киоском с надписью «цветы круглосуточно». Однако очевидно, что этого недостаточно для стабильного хозяйственного развития и обеспечения социальной устойчивости (участия малого бизнеса в формировании среднего класса).

Нельзя не заметить, что после 2000 г. в России обозначился весьма любопытный экономический парадокс. Его можно определить как «воздержание от инвестирования» при наличии как будто бы достаточных экономических условий для инвестирования. Речь идет не о депрессивных секторах, или «середняках», но о лидерах доходности и финансовой устойчивости. Так, предприятия нефтедобывающей промышленности менее всего проявляют склонность к вложениям в разведку и подготовку запасов, т.е. вложениям «в будущее». Успешный малый бизнес далеко не всегда стремится перерасти в средний, а средний в крупный. Складывается впечатление, что даже в стабильных условиях хозяйствования российской капитал не стремится стать «самовозрастающей стоимостью», а капиталисты упрямо не желают выполнять роль «органа общества для накопления».

В научных и публицистических дискуссиях, посвященных данному кругу вопросов, обозначилась тенденция к некоторому упрощению проблемы, сведению ее, явно или неявно, к обсуждению факторов, «препятствующих развитию бизнеса». Характерной постановкой вопроса стало допущение, практически никогда в явном виде не формулируемое, о том, что «капитал» имеет более чем достаточную «внутреннюю мотивацию» к накоплению и са-мовозрастанию. Тезис К. Маркса о том, что капитал есть самовозрастающая стоимость, по всей вероятности, укоренился в научных и политических кругах столь глубоко, что наличие этой самой внутренней мотивации, а также ее неиссякаемая мощь, никогда не ставятся под сомнение.

Как следствие, основное внимание уделяется выявлению всевозможных «препятствий развитию бизнеса», обсуждению причин их возникновения и средствам устранения.

В числе наиболее популярных препятствующих факторов обычно называются два «самых значимых»: несовершенство законодательства (правовой базы) и коррумпированность бюрократии. Выводы о направлениях практических действий по улучшению условий для деятельности бизнеса делаются соответствующие.

Во-первых, необходимо совершенствовать законодательство. И совершенствовать его нужно в направлении большей либерализации, большей свободы для бизнеса, что, конечно же, высвободит предпринимательскую инициативу и позволит бизнесу наконец-то развернуться. Вариантом является совершенствование законодательства в противоположном направлении: необходимо усилить государственное регулирование экономической жизни, установить больший контроль над бизнесом, дабы направить его развитие по более «правильному» и более «эффективному» пути.

Во-вторых, необходимо «победить коррупцию» и сокрушить тем самым последний препон на пути развития бизнеса, предпринимательской инициативы. Не совсем, правда, понятно - как именно ее (коррупцию) побеждать: силами самой коррумпированной (но только лишь частично) бюрократии, или же еще каким-то образом.

Все предлагаемые варианты улучшения условий для бизнеса по сути правильны в том смысле, что необходимо постоянно совершенствовать как само хозяйственное право, так и систему правоприменения. Однако все они сводятся к созданию «необходимых» условий для развития бизнеса при принятии гипотезы о том, что «достаточное» условие (внутренняя нацеленность бизнеса на рост, расширение, развитие) уже имеется в наличии.

Допущение о том, что внутренняя мотивация бизнеса всегда однородна («погоня за прибылью») и всегда достаточно интенсивна является весьма смелым предположением. Так, например, считается общепризнанным наличие значимых особенностей в системах стимулирования труда наемных работников в Западной Европе, Северной Америке, Восточной и Юго-Восточной Азии, Южной Азии. Такие особенности обусловлены, в конечном счете, различием в ментальных и психологических установках людей, имеющих глубокие социальноисторические корни. Системы мотивации наемных работников осознанно и целенаправленно настраиваются на эксплуатацию преобладающих ментально-психологических установок, включая систему ценностей, стремлений, способов достижения целей и т.д.

Общепринятым является и проведение различия между мотивами и интересами наемного рабочего, служащего, топ-менеджера одной и той же компании.

Тем не менее, все, что считается как будто не очевидным в отношении наемного работника принято едва ли не полностью игнорировать в отношении «капиталиста».

Гипотеза о гомогенности мотивов капитала (или “капиталиста” как персонифицированного носителя таких мотивов) распространяется на все страны, то есть на любые культурно-исторические традиции; на все формы организации капитала (частную, паевую, акционерную и т.п.); на бизнес любого масштаба (крупный, средний, малый); на все отрасли и сферы применения капитала.

Одним из следствий столь категоричного взгляда на мотивы «капитала» является отсутствие структурированной системы категорий (научного языка), пригодной для анализа этих самых мотивов. Если в некотором вопросе имеется полная ясность - а с мотивом капитала всем все и так понятно - то она вроде бы и не нужна.

В то же время, широко и разносторонне разработана система категорий для анализа мотивов трудовой деятельности и потребительского поведения.

Субъектом труда и субъектом удовлетворения потребностей в данном случае является человек (индивид, единичный работник). Субъектом, управляющим движением капитала, также является человек (собственник или наемный менеджер). Подобно тому, как мотивы трудовой деятельности не сводимы полностью к удовлетворению материальных потребностей, мотивы управления капиталом, вероятно, не сводимы к максимизации текущей прибыли. Однако целый ряд ценностных установок и решающих правил в пределах некоторой социокультурной среды неизбежно окажутся сходными, применимыми как для индивида в роли работника-потребителя, так и в роли капиталиста-накопителя.

Иначе говоря, и некоторая часть категорий, используемых в анализе индивидуальных мотиваций и потребительского поведения, и, самое главное, логика построения такой системы категорий, могут оказаться применимыми для анализа поведения «капитала».

Для того чтобы определить возможную меру общности и уместность проведения аналогий, рассмотрим некоторые доминирующие концепции теории (точнее, теорий) мотивации.

Первым опытом систематизации мотиваций были работы основоположника гуманитарной психологии А. Маслоу. Его труд «Мотивация и личность» был опубликован в 1954 г. Именно в этой работе была впервые сформулирована иерархическая теория потребностей, выстраивающая пирамиду с основанием из базовых физиологических нужд и с потребностью в самоактуализации на вершине.

Эта работа наиболее широко известна “пирамидой потребностей” и, как правило, ассоциируется с идеей иерархичности структуры потребностей человека. Однако именно в ней автор попытался дать определение мотивации: «Мотивация - это мое стремление к чему-то, или моя потребность в чем-то, или моя жажда чего-то, или мое желание чего-то, или мое ощущение нехватки чего-то» [1, с. 34]. В этой же работе А. Маслоу определяет некоторые отдельные виды мотиваций (или мотивов) в терминах корреспонденции с потребностями. Так, позывом он называет физиологическую потребность, желанием - неудовлетворенную потребность.

В той же работе А. Маслоу подчеркивает различие между действиями по удовлетворению потребностей и «поведением», вводя понятие множественной мотивации и множественной детерминации поведения. Полемизируя с более ранними подходами к объяснению поведения человека, он обращает внимание на то, что не за всяким поведенческим актом обязательно стоит какой-то мотив. Это всегда некое множество мотивов.

Есть и иные, кроме мотивов, детерминанты поведения. В роли одной из важнейших детерминант выступает внешняя среда, или так называемое поле. Все поведение человека может, по крайней мере, теоретически предопределяться влияниями среды или даже каким-то одним, специфическим, изолированным внешним стимулом, и такое поведение автор называет ассоциативным или условно-рефлекторным. По сути, речь идет о поведении, основанном на «решающих правилах», предписывающих в той или иной ситуации совершать (предпринимать) те или иные действия, либо воздерживаться от каких-либо действий.

А. Маслоу не делает четкого различия между потребностью и мотивом, мотивом и мотивацией, действием и поведением. Основное внимание он уделяет ответу на вопрос: что происходит с потребностью после ее удовлетворения, почему на место одних потребностей-мотивов по мере их удовлетворения приходят другие. Иерархическая структуризация потребностей позволила дать ответы именно на те вопросы, которые он ставил.

В дальнейшем, по мере развитие теории мотивации, предпринимались попытки перестроить (или перегруппировать) пирамиду потребностей, предложенную А. Маслоу. Примером могут служить работы К. Альдерфера (ЕЯв-теория) [2].

К числу этих потребностей относятся:

1. Потребности существования (по А. Маслоу: физиологические потребности и потребности безопасности, за исключением групповой безопасности).

2. Потребности связи (по А. Маслоу: потребности принадлежности и причастности - стремление человека иметь семью, коллег, друзей, врагов, начальников и починенных; часть потребностей признания и самоутверждения - стремление человека занимать определенное положение в окружающем мире, а также потребности, связанные с групповой безопасностью)

3. Потребности роста (по А. Маслоу: потребности самовыражения, а также те потребности группы признания и самоутверждения, которые связаны со стремлением к развитию уверенности, к самосовершенствованию и т.п.).

Между позициями А. Маслоу и К. Альдерфера имеется одно принципиальное различие, состоящее в том, что, по А. Маслоу, человек, удовлетворивший потребности нижнего уровня, переходит к удовлетворению потребности следующего уровня и т.д. Все три группы потребностей расположены иерархически. Однако в отличие от пирамиды А. Маслоу, движение от потребности к потребности может осуществляться как снизу вверх, так и сверху вниз.

При этом К .Альдерфер считает, что в случае неудовлетворенности потребности верхнего уровня усиливается степень действия потребности более низкого уровня, что переключает внимание человека на этот уровень. В соответствии с теорией К. Альдерфера, иерархия потребностей отражает восхождение от более конкретных потребностей к менее конкретным. Автор считает, что когда потребность не удовлетворяется, происходит переключение на более конкретную потребность. И этот процесс определяет наличие обратного хода сверху вниз в иерархии потребностей.

Процесс движения вверх по уровням потребностей К. Альдерфер называет процессом удовлетворения потребностей, а процесс движения вниз - процессом фрустрации, т.е. поражение в стремлении удовлетворить потребность.

При всей схожести логических построений теории А. Маслоу и К. Альдерфера имеют разную научную направленность. В первом случае - это прежде всего концептуальное исследование. Во втором - работа более практического, прикладного характера. Наличие двух направлений движения в удовлетворении потребностей открывает дополнительные возможности в мотивировании людей в организации. Например, если у организации нет достаточных возможностей для удовлетворения потребности человека в росте, то разочаровавшись он может с повышенным интересом переключиться на потребность в связи и т.п.

Тенденция к все большему практицизму характерна для теорий мотивации. Уже в шестидесятых годах двадцатого столетия обозначился

переход от концептуальных обобщений к решению задач стимулирования наемных работников (прежде всего, менеджеров, служащих) в корпоративных структурах бизнеса. Тем не менее, многие исследователи пытались обнаружить общие закономерности в формировании структуры мотивов и реализации этих мотивов в действиях (поведении) в трудовой деятельности, бизнесе, общественном поведении.

В этом отношении характерны работы Д. Макклеланда [3]. Концепция Д. Макклеланда делает основной акцент на потребности высших уровней (по А. Маслоу и К. Альдерферу), которые он рассматривает как приобретенные под влиянием опыта, жизненных обстоятельств и обучения. Он считает, что людям присущи три “главных” потребности: власть, успех и причастность. Наличие этих потребностей у человека оказывает заметное влияние на его поведение, заставляя предпринимать серьезные усилия и действия для удовлетворения поставленных целей и задач.

Лица с высокой мотивацией властвования могут быть разделены на две группы. К первой относятся те, кто стремиться к власти ради властвования. Ко второй группе относятся те, кто стремиться к власти для того, чтобы добиваться решения групповых задач. Д. Макк-леланд придавал особое значение потребности властвования второго типа. Поэтому он считал, что, с одной стороны, необходимо развивать эту потребность у руководителей, а с другой - давать возможность им удовлетворять ее.

В отличие от концепции А. Маслоу и К. Альдерфера потребности по Д. Макклеланду не расположены иерархически, хотя они оказывают заметное влияние друг на друга. Взаимовлияние потребностей следует принимать во внимание при анализе мотивации поступков человека, его поведения и выработке методов управления человеком.

Концепцию Д. Макклеланда часто называют концепцией «достижи-тельного поведения» или «достижительных установок». С развитием экономических отношений, повышением уровня жизни и совершенствованием управления все более значительную роль в мотивации приобретают потребности более высоких уровней, в том числе потребность в самоутверждении во всех формах. Успех, признание, возможность оказывать влияние на действия других людей становятся наиболее значимыми ценностями. «Успех» рассматривается не как похвала или высокая оценка со стороны коллег, а как личные достижения в результате активной деятельности, как готовность участвовать в принятии сложных решений и нести за них персональную ответственность. Стремление к власти должно не только говорить о честолюбии, но и показывать умение человека успешно работать на разных уровнях управления в

организациях, а стремление к признанию - его способность быть неформальным лидером, иметь свое собственное мнение и уметь убеждать окружающих в его правильности.

Хотя все члены любой организации в какой-то мере испытывают потребности в успехе, власти и принадлежности, Д. Макклеланд использовал результаты своего исследования для определения трех характерных типов менеджеров:

1. Так называемые институциональные менеджеры, которые испытывают большую потребность во власти, чем в принадлежности, и обладают высоким уровнем самоконтроля.

2. Менеджеры, у которых потребность во власти сильнее, чем потребность в принадлежности, но которые более открыты и социально активны, чем институциональные менеджеры.

3. Менеджеры, у которых потребность в принадлежности сильнее потребности во власти и которые также открыты и социально активны.

Исследование показало, что менеджеры первых двух типов лучше управляют своими отделами, в основном из-за своей потребности во власти. Работа Д. Макклеланда показала, что потребность в успехе можно развить в человеке, и в результате получить более эффективную работу. Менеджеры должны ставить для себя и для своих подчиненных трудные, но достижимые цели и задачи. Кроме этого, следует помнить, что люди, ориентированные на успех, чаще всего этого успеха и добиваются, однако организация может извлечь выгоду из комбинации всех трех типов менеджеров, описанных Д. Макклеландом.

Однако Д. Макклеланд не ограничился «корпоративным» уровнем в выводах их своих исследований. Он отметил, что стремление к «достижительному поведению», ориентация на успех и признание являются социально-формируемыми установками. Потребности индивид приобретает у соответствующей культуры общества. Следовательно, тренировка и обучение могут повлиять на силу потребностей индивида и повысить ее.

Работник с сильной потребностью в достижении будет ставить себе крупные цели, упорно работать над их достижением и использовать для этого весь свой опыт и способности. Д. Макклеланд считает наиболее важной для общества именно потребность в достижении, так как человек с такой потребностью ставит перед собой цели, которые рассчитывает достигнуть, не избегает брать ответственность за решаемые проблемы на себя.

Д. Макклеланд полагает, что экономический рост страны базируется на величине уровня потребности в достижении, присущей ее населению, и что можно резко ускорить развитие целых экономически

отсталых регионов (наций), воспитывая, развивая и стимулируя в их населении потребность в достижении.

Ф. Херцберг в своих работах [4] подошел к вопросам мотиваций с совершенно иной стороны. Он разделили факторы, способствующие улучшению работы на две категории: мотивационные и «гигие-ническме». По Ф. Херцбергу, в отличие от А. Маслоу, существует две (а не одна) системы (иерархии) потребностей. К первой системе относятся такие факторы, как условия работы и окружающая среда. Они называются гигиеническими и корреспондируют с низшими, по А. Маслоу, потребностями. Ко второй группе, мотиваторам, относятся труд и все, получаемые благодаря ему, формы признания. В нее входят потребности, корреспондирующие с теми, которые находятся в верхней части пирамиды потребностей А. Маслоу.

Различие между двумя группами факторов состоит в том, что при отсутствии или недостаточной степени присутствия гигиенических факторов у человека возникает чувство неудовлетворенности работой. Даже если они присутствуют в достаточной мере, то все равно не вызывают удовлетворения работой и не могут мотивировать человека на что-либо. Наличие мотиваторов же не связано напрямую с неудовлетворенностью работой. Их наличие в полной мере мотивирует на повышение эффективности деятельности.

К гигиеническим факторам, выявленным Ф. Херцбергом и его коллегами, могут быть отнесены непосредственное руководство, межличностные отношения, физические условия труда, заработная плата и премии, политика компании, методы управления и безопасность условий труда. Когда хотя бы один из этих факторов снизится до уровня, представляющегося работнику неприемлемым, можно ожидать того, что он начнет испытывать неудовлетворенность своей работой. При этом Ф. Херцберг подчеркивает, что обратное не всегда верно. Если контекст работы будет охарактеризован как оптимальный, разочарования в работе не произойдет, однако говорить о позитивном настрое также не придется. Несмотря на то, что для обеспечения удовлетворенности работника трудом необходимо наличие требуемых гигиенических факторов, они не могут являться гарантией его мотивации.

Только от сути выполняемой задачи зависит, сможет ли личность получить такое удовлетворение, которое будет усиливать ее желание. Факторы, обусловленные рабочим контекстом, отвечают желаниям индивида избежать неприятной ситуации. По контрасту с мотивацией, определяемой потребностью во избежание неприятностей, факторы собственно сути работы удовлетворяют потребность индивида в исполнении желаемого. Это влияние может быть названо уже

не «избегающим поведением», а «актуализирующим подходом». «Поскольку при этом принято использовать термин «мотивация», мы определяем факторы самого труда как «мотиваторы» и противопоставляем их внешним по отношению к самой работе («экстра-трудовым») факторам, именуемым нами гигиеническими. Необходимо помнить о том, что интересам работника отвечают обе группы факторов, но удовлетворенность работой, которая обеспечивает лучшее ее выполнение, может быть обусловлена только действием «мотиваторов» [4].

Особую группу концепций составляют так называемые «процессуальные теории мотивации» (В. Врум, С. Адамс и другие).

Большинство современных процессуальных теорий мотивации рассматривают мотивацию как процесс управления выбором. Такое определение мотивации впервые дал В. Врум [5]. Он утверждал, что люди постоянно находятся в состоянии мотивации. Таким образом, согласно В. Вруму, для того, чтобы быть успешным менеджером, необходимо показывать подчиненным, что направление их усилий на достижение целей организации приведет к скорейшему достижению их личных целей. Согласно теории ожидания В. Врума, подчиненные работают наиболее продуктивно, когда они уверены, что оправдаются их ожидания в трех областях:

1) ожидания в отношении «затраты труда - результат» - это соотношение между затраченными усилиями и полученными результатами;

2) ожидания в отношении «результатов-вознаграждений» - эти ожидания определенного вознаграждения или поощрения в ответ на достигнутый уровень результатов;

3) третий фактор, определяющий мотивацию в теории ожидания, -ценность полученного поощрения или вознаграждения.

Когда человек спрашивает себя, «В какой степени я могу ожидать, что мои усилия приведут к количественным и качественным результатам, которые нужны моей компании (организации)?», то ответ на него выражается термином «ожидания в отношении «затраты труда - результаты»». Чем сильнее ожидание, что усилия приведут к желаемому результату, тем больше вероятность, что этот человек качественно выполнит поставленную перед ним задачу.

После того, как работник оценит ясность того, что он сможет выполнять данную работу успешно, он задает себе вопрос: «Если я должным образом выполню эту работу, какого я могу ожидать вознаграждения, соответствует ли оно тому вознаграждению, которое я хочу получить?». Неуверенность возникает в том случае, когда работник вынужден полагаться на других при раздаче обещанных вознаграждений. Чем выше уверенность работника в том, что ему вы-

платят обещанное вознаграждение, тем выше вероятность того, что он станет усердно выполнять поставленную задачу. В теории ожидания эту вероятность называют «ожидания в отношении «результаты - вознаграждение»».

Даже если служащие уверены в том, что они могут выполнять ту работу, которую от них ждет менеджер, и что они получат обещанное им вознаграждение, они все равно задают себе, возможно, наиболее трудный вопрос: «Если я получу то вознаграждение, которое хочу получить, будет ли оно достаточно ценным для меня и смогу ли я с его помощью удовлетворить свои основные потребности?». Согласно теории ожидания ответ на этот вопрос заключается в измерении ценности вознаграждения.

Ценность вознаграждения, является наиболее важным элементом теории мотивации и, к сожалению, не всегда берется в расчет менеджерами.

Самая «популярная» проблема, возникающая по поводу ценности вознаграждения, заключается в том, что люди редко уделяют достаточно времени и внимания тщательной оценке своих потребностей. Более того, так как за деньги действительно можно купить множество вещей и услуг, которые способны удовлетворить самые разные потребности, подчиненные очень часто входят в заблуждение и начинают верить, что деньги - это самое лучшее вознаграждение. Такие идеи приводят к разочарованию и неудовлетворености. Служащие, которые пытаются получить удовлетворение от работы только с помощью денег, часто страдают от недостатка самоуважения, чувства невостребованно-сти своего интеллекта, навыков и способностей.

В. Врум также ввел понятие «валентности вознаграждения», использовав этот термин для определения силы предпочтения того или иного вознаграждения.

А. Маслоу использовал термин «доминирование» для определения общего уровня потребностей, удовлетворение которых будет руководить действиями людей. Но как определить, какое из многочисленных вознаграждения является на данный момент средством удовлетворения потребностей того или иного работника? Чтобы ответить на этот вопрос, В. Врум использует термин «валентность» для определения силы предпочтения того или иного вознаграждения. Валентность - это мера ценности или приоритетности. Валентность вознаграждения измеряется от высоко положительной (1,00) до строго отрицательной (-1,00). Хотя понятие валентности является довольно абстрактным, оно позволяет людям сравнивать свои запросы.

На базе данных предпосылок В. Врумом была построена модель теории ожидания. Основу модели теории ожидания составляют че-

тыре вышеперечисленные концепции. Мотивация человека направлена на комбинацию ожиданий, ценного и валентного вознаграждения, которая обеспечит наилучшее удовлетворение потребностей.

Теория справедливости, выдвинутая Дж. С. Адамсом [6], постулирует, что люди субъективно определяют отношение полученного вознаграждения к затраченным усилиям и затем соотносят его с вознаграждением других людей, выполняющих аналогичную работу. Эта теория базируется на утверждении, что при определении фокуса своего целенаправленного поведения служащие учитывают две фундаментальные оценки:

1. «Что я даю организации?» Этот вклад включает в себя усилия, опыт, образование, навыки и подготовку.

2. «Какое вознаграждение я получу, особенно по сравнению с вознаграждением других служащих, выполняющих такую же работу?».

При проведении этих двух оценок, человек в уме выводит определенное соотношение, характеризующее справедливость по отношению к нему. Человек чувствует, что к нему относятся справедливо, если отношения вознаграждений к затратам равны между собой.

Вознаграждение в данном случае может иметь разнообразную форму: заработная плата, дополнительные льготы, премии, условия работы и показатели статуса.

Нельзя не заметить, что состав и структура категорий, которыми оперируют исследователи мотиваций, акцентирующие внимание на действиях людей в организации, претерпела существенные изменения по сравнению с системой категорий А. Маслоу. Понятие потребность употребляется достаточно редко и практически замещается такой категорией, как мотив или мотивация. Характерно, что строгое определение данных категорий у большинства авторов просто отсутствуют. Вероятно, предполагается, что смысл данных понятий либо очевиден сам по себе, либо ясен из контекста, в котором они употребляются.

На факт дефинитивной пренебрежительности, равно как и на факт пестроты и невнятности определений у тех, кто пытается их дать, обращает внимание Х. Хекхаузен [7]. Он отмечает: «Значимость, которую субъект при этом приписывает следствиям, определяется присущими ему ценностными диспозициями, которые чаще всего обозначают словом «мотивы». Понятие «мотив» в данном случае включает такие понятия, как потребность, побуждение, влечение, склонность, стремление и т.д. При всех различиях в оттенках значения этих терминов указывают на «динамический» момент направленности действия на определенные целевые состояния, которые независимо от их специфики всегда содержат в себе ценностный момент и которые

субъект стремится достичь, какие бы разнообразные средства и пути к этому ни вели. При таком понимании можно предположить, что мотив задается таким целевым состоянием отношения «индивид-среда», которое само по себе (хотя бы в данный момент времени) желательнее или удовлетворительнее наличного состояния» [7 с. 33].

Далее он отмечает, что вместо мотивов можно говорить о потребностях или установках, вместо мотивации - о направленном влечении, а целенаправленность поведения можно отдать на откуп, как в классической теории научения, хорошо освоенным связям «стимул-реакция».

Однако главный методический вывод этого авторитетного исследователя является весьма неожиданным. «В действительности никаких мотивов не существует. Эта, быть может, озадачивающая формулировка нуждается в двояком разъяснении. Во-первых, как уже отмечалось, мотивы не наблюдаемы непосредственно и в этом смысле они не могут быть представлены как факты действительности. Во-вторых, они не являются фактами в смысле реальных предметов, доступных нашему прямому наблюдению. Они суть условные, облегчающие понимание, вспомогательные конструкты нашего мышления, или, говоря языком эмпиризма, гипотетические конструкты. ... Гипотетический конструкт нельзя выдумать и произвольно поместить в мир. Если мы хотим использовать понятие «мотив» в качестве гипотетического конструкта, то сначала должны установить, при каких специфических исходных условиях срабатывает мотив, а затем определить, какие из наблюдаемых после этого эффектов поведения произведены именно мотивами» [7, с. 38-39].

По мнению автора, понятие мотива будет плодотворным, если позволит предсказать и обнаружить неизвестные связи «если., то.». В результате исследователь может выявить (и это уже сделано) более плотную сеть связей «если., то.», что в конце концов заставляет расчленить изначально целостный конструкт «мотив» на более частные, связанные друг с другом конструкты. Такое расчленение позволяет лучше объяснить особенности целенаправленности действий индивида, точнее, их предсказать.

С данной позицией трудно не согласиться. По сути, речь идет о том, что теория (или теории) мотивации имеют дело с логическими конструкциями, наделенными определенной «объясняющей способностью».

Следовательно, некоторые категории теории мотивации, а также логические построения, конструирующие взаимосвязи между этими категориями, могут оказаться продуктивными (не лишенными объясняющей способности) применительно к поведению не только на-

емного работника, но и «капитала» или, точнее, персонифицированного носителя интересов капитала - «капиталиста».

Возможность же структуризации мотивов действий «капитала» позволит в свою очередь более полно и более точно оценить предполагаемую эффективность тех или иных мер институциональной, налоговой, структурной политики, политики в области трудовых отношений и т.п.

Пожалуй, наиболее очевидная аналогия возникает с построениями теории Ф. Херцберга, а именно с разделением факторов повышения эффективности деятельности на гигиенические и собственно мотивационные. Факторы, названные автором гигиеническими, по сути можно назвать обеспечивающими факторами. Они представляют собой внешние (по отношению к субъекту действия) условия осуществления деятельности субъекта. Для субъектов бизнеса - это прежде всего нормативно-правовое поле, в котором осуществляется хозяйственная деятельность, те «правила игры», которые формируются законодательством и нормами деловой этики (так называемыми деловыми традициями и обычаями).

В этом контексте все, что относится к созданию условий для ведения бизнеса, все меры по устранению препятствий для развития бизнеса можно отнести к обеспечивающим факторам.

Однако в мотивационном аспекте к обеспечивающим факторам следовало бы добавить еще и такие факторы, как «вера в будущее» и «вера в конкурентоспособность». Данные факторы не являются внешними в том смысле, в котором ими являются нормативно-правовые условия предпринимательской деятельности. Они не могут быть непосредственно заданы экзогенно. Но они являются производными от состояния нормативно-правового поля и субъективных (частных) прогнозов о направлениях и интенсивности его изменения, а также о субъективно оцениваемых последствиях вероятных изменений.

Под верой в будущее в данном случае понимается не надежды на личную, индивидуальную успешность. Это, прежде всего, вера в будущее той страны, того «пространства», где осуществляется хозяйственная деятельность. Помимо уже упомянутого нормативно-правового поля, оценка будущего в данном случае включает и место страны в международном сообществе (экономическое, политическое, социокультурное), и способность «власти» данной страны своевременно и адекватно реагировать не только на внешние, но и на внутренние вызовы.

Под верой в конкурентоспособность понимается оценка, включающая отнюдь не только технологический уровень производства и научно-технических разработок, но и уровень финансовой мощи и доступность финансовых ресурсов, качество организационно-управ-

ленческого потенциала бизнеса, качество человеческого капитала (по объему, квалификации, структуре, мотивированности).

Представляется, что весьма существенным фактором стабильного и энергичного развития является также «уровень притязаний» бизнеса. Данный фактор является особенно существенным на стадии «вхождения в бизнес», принятия решений о том, в каком отраслевом сегменте и в каком масштабе предприниматель намеревается организовать собственное дело. Зарубежные консультанты и иностранные инвесторы, работавшие в России в 1990-х годах, неоднократно отмечали чрезмерно высокий с их точки зрения уровень запросов начинающих коммерсантов к прибыльности (доходности) бизнеса. Начинающие бизнесмены, а иных, кроме «начинающих» в России в тот период не было, были ориентированы на доходность коммерческих операций не менее 15% от оборота. Разъяснения о том, что для оптовых торговых операций «нормальной» следует считаться прибыль в 1,5-2,5%, а прибыль в 3,5% можно признать высокой, не воспринимались как сколько-нибудь серьезные. Российские коммерсанты были исключительными максималистами. Психологическая установка, выстроенная по схеме «все сразу, или ничего» была наиболее распространенной.

Вероятно, нельзя считать, что намерение применить свои способности и энергию в бизнесе в тот период возникало только лишь у одних прирожденных авантюристов. Однако, порядок проведения и итоги приватизации, а также примеры возведения «финансовых пирамид», несомненно, сыграли свою роль. Доминирующим мотивом вхождения в бизнес стало желание «быстро разбогатеть», но не длительно, целенаправленно и продуманно выстраивать собственное дело. Варианты предпринимательской деятельности, не допускавшие хотя бы некоторой вероятности получить много и сразу, попросту исключались из рассмотрения.

Достаточно очевидно, что действия предпринимателей (как и установки потенциальных предпринимателей) так называемого переходного периода наиболее полно согласуются с концепциями процессуальных теорий мотивации (В. Врум и Дж. С. Адамс).

Требования к ожидаемому результату предпринимательской деятельности (вознаграждению - в терминологии теории ожидания В. Врума) были неадекватно завышенными. Высоко положительной валентностью обладали быстрые и высокие текущие результаты. Низкой валентностью - стабильность и потенциал долгосрочного развития бизнеса.

В терминах теории справедливости (эквивалентное вознаграждение за аналогичную деятельность) можно сказать, что порядок при-

ватизации и финансовые авантюры на некоторое время предопределили представления о том, что есть эффективный бизнес и какие средства могут считаться допустимыми для достижения искомого результата. Были выработаны и укоренены образцы, эталоны преуспевающего бизнеса и успешного бизнесмена (предпринимателя). Пренебрежение контрактными обязательствами, неплатежи, непо-гашение долгов, неуплата налогов стали рассматриваться едва ли не как необходимые условия ведения успешного бизнеса. Подобные средства «повышения эффективности» хозяйственной деятельности признавались нелегитимными, но «справедливыми».

В этих условиях логика построений Дж. С. Адамса оказалась как бы перевернутой. Аналогичная деятельность ради эквивалентного финансового результата - вот формула теории справедливости применительно к российскому бизнесу 1990-х годов.

В настоящее время многие доблести успешного предпринимателя того периода утратили ключевое значение. Открытое пренебрежение налоговым и гражданским законодательством ушло в прошлое. Тем не менее, ориентация на образцы (в том числе, и на образцы построения успешного бизнеса) продолжает играть существенную роль в формировании представлений о допустимых и недопустимых правилах игры, эффективных и неэффективных решениях, перспективных и неперспективных направлениях организации и деятельности бизнеса.

Более того, ориентация на образцы является одним из способов формирования гигиенических (по Ф. Херцбергу) условий деятельности бизнеса. Как уже отмечалось, к таким условиям относятся не только правовые нормы, но и нормы деловой этики, традиции поведения предпринимателей во взаимоотношениях друг с другом в качестве контрагентов, взаимоотношениях с наемным персоналом и с государственными контролирующими инстанциями и т. д.

Необходимо отметить, что значение данной группы факторов не следует недооценивать. Во-первых, низкий уровень деловой этики приводит к прямым потерям в «человеческом капитале», причем в наиболее работоспособной и квалифицированной его части. Лица, которые воспринимают бизнес как универсальную среду для самореализации, для раскрытия своих возможностей и способностей, как правило, предпочитают эмигрировать в страны с более высокой культурой ведения деловых отношений. Они предпочитают интегрироваться в готовую, удовлетворяющую их требованиям бизнес-среду, нежели участвовать в длительном формировании такой среды у себя на родине.

Во-вторых, имеют место потери в виде упущенной выгоды, связанной с притоком иностранного капитала. Серьезный бизнес, как

правило, весьма сдержанно относится к перспективам работы в странах с существенно более низким уровнем гигиенических (то есть обеспечивающих) факторов, нежели у себя на родине. Показательным примером в этом отношении является деятельность крупнейших иностранных нефтяных компаний в России. Сегодня многие такие компании готовы прийти в Россию «чтобы добывать нефть» (с целью последующего вывоза добытого сырья). Но практически никто из них не ставит задачу «делать бизнес в России», то есть развивать высокотехнологичную разведку, добычу, переработку с последующей реализацией существенной части конечной продукции на внутреннем рынке.

Следует также отметить, что среди обеспечивающих факторов произошло смещение причин неудовлетворенности бизнеса с собственно права (законов и подзаконных нормативных актов) в область правоприменения.

Во-первых, это регламентирование хозяйственной деятельности министерствами и ведомствами через систему подзаконных нормативных актов (положений, инструкций и т. п.), конкретизирующих и детализирующих установленные законом нормы (иногда до изменения самого смысла последних).

Во-вторых, это регламентирование хозяйственной деятельности законами субъектов РФ (региональными законами) в целях приобретения права прямого администрирования выполнения норм таких законов.

Субъекты Федерации неправомочны принимать подзаконные правовые акты непосредственно детализирующие нормы федерального законодательства. Поэтому, как правило, применяется следующая «технология». Субъект Федерации в лице своего законодательного органа принимает Закон субъекта Федерации (региональный закон), определяющий те же правоотношения, что и закон федерального уровня.

Нормы этих локальных законов никак не противоречат нормам федерального законодательства. Однако, со вступлением в силу локального закона, органы исполнительной власти субъекта Федерации получают возможность издавать подзаконные нормативные акты, регламентирующие исполнение уже как бы «своего» регионального закона. Таким образом, локальные власти получают возможность регламентировать порядок правоприменения по всем вопросам, непосредственно не прописанным в законах федерального уровня. Прежде всего, это касается всевозможных проверок и инспекций, прав доступа к информации и отчетности субъекта хозяйственной деятельности, выдачи ему распоряжений и предписаний (то есть вмешательства в его хозяйственную деятельность) и т. д.

Таким образом, в части гигиенических (или обеспечивающих) условий ведения бизнеса есть что улучшать и совершенствовать. Следует отметить, что совершенствование правоприменения является задачей значительно более сложной, нежели совершенствование самого «права». Администрированием исполнения установленных для бизнеса норм занимается огромная армия чиновников всех уровней -государственных, муниципальных, ведомственных. В различных регионах и различных ведомствах существуют далеко не одинаковые представления о необходимой жесткости администрирования, степени рационального контроля и допустимых средствах его осуществления.

Если некоторое единообразие деловых традиций с течением времени охватывает все экономическое пространство, то унификация «традиций администрирования» является процессом значительно более медленным. Во-первых, нельзя унифицировать инструкции (различных ведомств), во-вторых, добросовестность местных администраторов (различных регионов).

При всей значимости обеспечивающих условий для бизнеса, нельзя забывать, что они представляют собой только лишь гигиенические факторы, отдельные (в терминологии Ф. Херцберга) от собственно «мотиваторов». Создание благоприятной среды для любых видов хозяйственной деятельности даст эффект только тогда, когда собственная «внутренняя мотивация» бизнеса (то есть мотивация хозяйствующего субъекта) будет, во-первых, достаточно сильна, во-вторых, соответствующим образом ориентирована (например, на рост, развитие, накопление большего потенциала).

Большинство теорий мотивации (практически все они, за исключением построений Д. Макклеланда) дают свои версии ответов на вопрос: как осознанно использовать мотивационные структуры современного человека. Но ни одна из них не дает ответа на вопрос о том, как, собственно, формируются эти структуры. Иначе говоря, под влиянием каких факторов складывается само «мотивационное поле», как оно формируется и насколько является устойчивым к изменениям под влиянием тех или иных внешних обстоятельств.

Ответы на эти вопросы лежат, как правило, вне пределов традиционных подходов к исследованию мотиваций. Лишь теория «дос-тижительной мотивации» Д. Макклеланда в некоторой степени использует стремление к успеху (или стремление к приобретению властных полномочий) как категорию, объясняющую ту движущую силу, которая приводит в действие по существу весь механизм мотивационной структуры человека. Однако и данная теория, постулируя стремление к успеху как мотив достижительного поведения, не рас-

сматривает данную мотивацию в контексте типологии видов социального поведения, ограничиваясь констатацией возможности «научения», культивирования достижительных установок в обществе.

Вероятно, достижительное поведение действительно возможно целенаправленно культивировать. Однако вне более широкого контекста установок социального действия, возможных и доминирующих типов социального действия, остается без ответа чрезвычайно важный вопрос. Это вопрос о том, почему достижительное поведение как некоторый социальный стереотип широко распространяется, например, в Северной Америке, в меньшей степени в Европе, и куда как меньшей в африканских или некоторых азиатских странах. Более того, во многих культурах возникает тенденция к осознанному сопротивлению распространения установок именно такого поведения, объявляемого главным элементом «чуждого» образа жизни, чуждых ценностей и нравов. Сопротивление данному процессу оформилось в идеологию «борьбы с глобализацией», стало платформой для консолидации достаточно разнородных общественных сил, отражающих интересы весьма не одинаковых в социокультурном и этническом смысле слоев и групп населения самых разных стран мира.

Однако же само достижительное поведение является лишь частным случаем реализации более общих типов социального поведения (или действия). Классификация типов действия дана еще М. Вебером в ряде его робот. На наш взгляд, предложенная М. Вебером типология действия сохраняет свою актуальность и, как система «объясняющих категорий» может быть небезуспешно применена к анализу мотиваций и реализующих их действий хозяйствующих субъектов в современных условиях.

Систему категорий, позволяющих классифицировать поведение и действие, М. Вебер вводит в работе «Основные понятия социологии» [8].

Прежде всего, М. Вебер различает действие и поведение. В его системе категорий действие всегда имеет обособленного субъекта (например, отдельного человека). Поведение же может быть не только индивидуальным, но и массовым (в том числе, и неосознанно подражательным). М. Вебер вводит также категорию социального действия и понятие мотива.

«Действием» мы называем действие человека (независимо от того, носит ли оно внешний или внутренний характер, сводится ли к невмешательству или терпеливому приятию), если и поскольку действующий индивид или индивиды связывают с ним субъективный смысл. «Социальным» мы называем такое действие, которое по предполагаемому действующим лицом или действующими лицами

смыслу соотносится с действием других людей и ориентируется на него» [8, с. 601-602]. Мотивом же «называется некое смысловое единство, представляющееся действующему лицу или наблюдателю достаточной причиной для определенного действия» [8, с. 610].

Основой всех последующих логических построений М. Вебера является типология социального действия.

Социальное действие, подобно любому другому поведению, может быть следующим:

• целерациональным, если в основе его лежит ожидание определенного поведения предметов внешнего мира и других людей и использование этого ожидания в качестве «условий» или «средств» для достижения своей рационально поставленной и продуманной цели;

• ценностно-рациональным, основанным на вере в безусловную -эстетическую, религиозную или любую другую - самодовлеющую ценность определенного поведения как такового, независимо от того, к чему оно приведет;

• аффективным, прежде всего эмоциональным, то есть обусловленным аффектами или эмоциональным состоянием индивида;

• традиционным; то есть основанным на длительной привычке.

Перечисленные виды социального действия автор назвал «идеальными типами», т.е. логическими конструктами, соответствующими марксовой (гегелевской) «научной абстракции», и охарактеризовал их следующим образом.

Чисто традиционное действие, подобно чисто реактивному подражанию, находится на самой границе, а часто даже за пределом того, что может быть названо «осмысленно» ориентированным действием. Ведь часто это только автоматическая реакция на привычное раздражение в направлении некогда усвоенной установки. Большая часть привычного повседневного поведения людей близка данному типу, занимающему определенное место в систематизации поведения не только в качестве пограничного случая, но и потому, что верность привычке может быть здесь осознана различным образом и в различной степени (об этом ниже). В ряде случаев этот тип приближается к ценностно-рациональному типу.

Чисто аффективное действие также находится на границе и часто за пределом того, что «осмысленно», осознанно ориентировано; оно может быть не знающим препятствий реагированием на совершенно необычное раздражение. Если действие, обусловленное аффектом, находит свое выражение в сознательной эмоциональной разрядке, мы говорим о сублимации. В таком случае этот тип уже почти все-

гда близок к «ценностной рационализации», или к целенаправленному поведению, или к тому и другому.

Ценностно-рациональная ориентация действия отличается от аффективного поведения осознанным определением своей направленности и последовательно планируемой ориентацией на нее. Общее их свойство заключается в том, что смысл для них состоит не в достижении какой-либо внешней цели, а в самом определенном по своему характеру поведении как таковом. Индивид действует под влиянием аффекта, если он стремится немедленно удовлетворить свою потребность в мести, наслаждении, преданности, блаженном созерцании или снять напряжение любых других аффектов, какими бы низменными или утонченными они ни были.

Чисто ценностно-рационально действует тот, кто, невзирая на возможные последствия, следует своим убеждениям о долге, достоинстве, красоте, религиозных предначертаниях, благочестии или важности «предмета» любого рода. Ценностно-рациональное действие (в рамках нашей терминологии) всегда подчинено «заповедям» или «требованиям», в повиновении которым видит свой долг данный индивид. Лишь в той мере, в какой человеческое действие ориентировано на них - что встречается достаточно редко и в очень различной, большей частью весьма незначительной степени, - можно говорить о ценностно-рациональном действии. Однако значение последнего настолько серьезно, что позволяет выделить его в особый тип действия, хотя здесь и не делается попытка дать исчерпывающую в каком-либо смысле классификацию типов человеческого действия.

Целерационально действует тот индивид, чье поведение ориентировано на цель, средства и побочные результаты его действий, кто рационально рассматривает отношение средств к цели и побочным результатам и, наконец, отношение различных возможных целей друг к другу, то есть действует, во всяком случае, не аффективно (прежде всего не эмоционально) и не традиционно. Выбор между конкурирующими и сталкивающимися целями и следствиями может быть, в свою очередь, ориентирован ценностно-рационально - тогда поведение целерационально только по своим средствам. Индивид может также включить конкурирующие и сталкивающиеся цели -без ценностно-рациональной ориентации на «заповеди» и «требования» - просто как данные субъективные потребности в шкалу по степени их сознательно взвешенной необходимости, а затем ориентировать свое поведение таким образом, чтобы эти потребности по возможности удовлетворялись в установленном порядке (принцип «предельной полезности»). Ценностно-рациональная ориентация

действия может, следовательно, находиться в различных отношениях с целерациональной ориентацией. С целерациональной точки зрения ценностная рациональность всегда иррациональна, и тем иррациональнее, чем больше она абсолютизирует ценность, на которую ориентируется поведение, ибо она тем в меньшей степени принимает во внимание последствия совершаемых действий, тем безус-ловнее для нее самодовлеющая ценность поведения как такового (чистота убеждения, красота, абсолютное добро, абсолютное выполнение своего долга). Впрочем, абсолютная целерациональность действия тоже в сущности лишь пограничный случай.

М. Вебер подчеркивает, что действие, особенно социальное, очень редко ориентировано только на тот или иной тип рациональности, и сама эта классификация, конечно, не исчерпывает типы ориентаций действия; они представляют собой созданные для социологического исследования понятийно чистые типы (то есть идеальные типы), к которым в большей или меньшей степени приближается реальное поведение или - что встречается значительно чаще - из которых оно состоит.

В этом смысле «достижительное поведение» Д. Макклеланда представляет собой не что иное, как разновидность (частный случай) целерационального действия. Из числа конституирующих признаков целерационального действия (целенаправленность и осознанно рациональный выбор средств достижения) Д. Макклеланд первоочередное значение придает целенаправленности и настойчивости в достижении поставленной цели. Рациональность средств достижения цели лишь предполагается, подразумевается. Предполагается также, что средства достижения цели будут выбраны из числа социально-допустимых, то есть достижительное поведение будет заключать в себе также признаки ценностно-рационального действия по своим средствам.

То, что социальное действие может быть отнесено к разным идеальным типам по характеру формирования его целей, с одной стороны, и по характеру выбора используемых средств, - с другой, является существенной особенностью веберовской концепции социального действия. Если говорить о поведении субъектов хозяйствования, то это будет означать, что целепологание (определение задач деятельности) и выбор средств их реализации могут быть обособлены и тяготеть к разным типам действия. Идеальной схемой мотивационного построения бизнеса является целерациональность в части формирования целей и ценностная рациональность при выборе средств решения поставленных задач.

Синтез двух «идеальнотипических» начал сделал бы субъекта хозяйствования безупречным во всех отношениях. Во-первых, такой

субъект имел бы мощную ориентацию на развитие (но не только на экстенсивное расширение бизнеса), во-вторых, был бы предельно «законопослушен» в следовании нормам, установленным как законодательством, так и деловой этикой.

С этой точки зрения задачей развития институциональной среды является не только подражательное заимствование всевозможных «рыночных институтов», устанавливающих «правила игры» и образующих пространство нормативно допустимых альтернатив для деятельности бизнеса, но и развитие институтов, способствующих наиболее полной реализации интересов капитала. Вероятно, одного лишь «разрешения» частной собственности, с последующей вялой и непоследовательной защитой прав частного собственника - в данном случае недостаточно. В оптимальном варианте условия функционирования капитала должны быть такими, чтобы поместить капитал в рамки ценностно-рационального типа действия по выбору средств, но не ущемить при этом мотивационный потенциал целерационального типа действия.

Как уже отмечалось ранее, допущение о том, что установка на расширение, рост, развитие является имманентно присущей бизнесу, что эта установка реализуется всегда и всюду, является не более чем допущением (гипотетическим конструктом в терминологии Ф. Херцберга). Данный гипотетический конструкт весьма удобен для толкования мотивов действий бизнеса, поскольку дает им вроде бы исчерпывающее и всеобъемлющее объяснение. Различие возможно лишь в эмоционально-ценностных оттенках формулировок: от академичного «достижительного поведения» до вульгарной «погони за чистоганом».

Указанное теоретическое допущение никак нельзя считать убедительно верифицированным. В некоторой части стран в некоторых частях света и в некоторые исторические периоды «достижительное поведение» хозяйствующих субъектов действительно принимало форму погони за прибылью (и прибыль при этом реинвестировалась в бизнес). Однако и по сей день имеется много стран в разных частях света, где попытки социальной модернизации (в т.ч. распространения целерационального типа действия как доминирующего) наталкивались и наталкиваются на упорное и даже ожесточенное сопротивление.

В странах, где целерациональный тип действия не играет доминантной роли, также имеется свой бизнес, капитал, предпринимательство, высокотехнологичные сектора экономики. Формально институированные «правила игры» для бизнеса здесь иногда являются весьма (или, во всяком случае, достаточно) благоприятными. В ряде таких стран (например Восточной и Юго-Восточной Азии) капитал даже более ориентирован именно на «развитие», нежели на «рост» в экстенсивном направлении.

Существенным отличием России от стран с постиндустриальной экономикой и даже от большинства индустриально развитых стран (например, Латинской Америки) является то, что в России едва завершился период, который можно охарактеризовать как период первоначального накопления капитала. Первоначальное накопление капитала было осуществлено в специфической форме (ваучерная приватизация, залоговые аукционы и т.п.). Ранее отмечалось, что одним из «итогов приватизации» стал не менее специфический образ успешного бизнеса и преуспевающего бизнесмена. Однако еще одним последствием российской специфики формирования частного бизнеса стала ориентация на экстенсивный путь его развития.

Приватизация по российской схеме на только породила ограниченное число экономически сильных олигархических групп, но и создала предпосылки для дальнейшего форсированного наращивания их хозяйственного потенциала. Стартовые условия конкуренции оказались слишком неравными и слишком длительное время искусственно (в смысле корректности применяемых неэкономических средств) поддерживались таковыми. Это создало предпосылки для превращения передела собственности (распределенной по итогам первичной приватизации) в основной способ «роста» для крупных финансово-промышленных групп.

Наращивание хозяйственной мощи одних экономических единиц осуществлялось прежде всего за счет поглощений, присоединений, неравноправных слияний. Крупный бизнес не столько развивался на основе внутренних ресурсов, сколько рос экстенсивно и, прежде всего, за счет поглощения среднего бизнеса.

Экстенсивное расширение крупного бизнеса привело к возникновению конгломератов вокруг первоначально моноотраслевых компаний. Холдинги, готовые присоединять и поглощать все подряд, достаточно быстро осознали недостаточную эффективность внутрикорпоративных структур управления и контроля. Возникла опасность (во многих случаях реализованная) снижения экономической эффективности, утраты единства экономической политики - даже в тех случаях, когда предпринимались попытки такую политику сформировать и проводить.

Настала пора реструктуризации. Необходимость упорядочения и реструктуризации конгломератов, сложившихся под девизом «активы важнее прибыли» была осознана, соответствующие аналитические проработки выполнены. На этом дело во многих случаях и закончилось.

Выяснилось, что избавиться от непрофильных, недостаточно рентабельных, или по иным основаниям неподходящих промышленных

активов крайне затруднительно. Оказалось, что их просто некому приобретать. Средний бизнес, понесший серьезные потери в процессе переделов собственности не располагал достаточными финансовыми ресурсами, да и не хотел идти не новые дополнительные риски. Продавать хозяйственные активы прямым конкурентам было нецелесообразно. Иностранный капитал «вторичным продуктом» российской приватизации, за отдельными исключениями, не интересовался. В результате, попытки избавиться от непрофильных активов натолкнулись на проблему их (активов) ликвидности.

Естественным выходом, легко найденным большинством «собирателей активов», стала эксплуатация предприятий и хозяйственных подразделений «на износ» - без вложений не только в развитие, но и обеспечения хотя бы основных предпосылок простого воспроизводства.

Ориентация на экстенсивное расширение стала одной из причин, тормозившей распространение инноваций, технологическое обновление производства. Нецелесообразно вкладывать значительные средства в капиталоемкое обновление технологии, когда можно занять больший сектор рынка за счет приобщения дополнительных производственных активов.

Следует отметить, что в тех отраслях, где технология предопределяет большие единичные мощности (например, черная металлургия) и рассредоточенность производственного потенциала по многим производителям исключена, технико-технологическое перевооружение началось раньше и проводится более интенсивно. Отсутствие или ограничение возможностей экстенсивного расширения бизнеса (за счет приобщения к нему производственных мощностей, находившихся в чужой собственности) в данном случае стало фактором (или мотивом) повышения технологического уровня производства.

Таким образом, в течение длительного периода (в той мере, в какой можно говорить о «длительности» деятельности частного бизнеса в России) основным способом наращивания потенциала бизнеса было экстенсивное расширение. Установка на экстенсивное расширение стала доминирующей. При этом экстенсивное расширение не принимало форму создания новых производственных мощностей за счет инвестиций, строительства новых предприятий и объектов производственной инфраструктуры, воспроизводящих технико-техно-логический уровень действующих производств. Расширение осуществлялось преимущественно за счет концентрации функционирующих хозяйственных объектов, то есть концентрации собственности. Понятно, что говорить о «развитии» на основе переделов собственности не приходится. Перераспределительные процессы имеют

следствием лишь концентрацию прав собственности (контроля), но не гарантируют даже простого воспроизводства экономического потенциала в национальном масштабе.

В настоящее время возможности расширения бизнеса за счет концентрации действующих производственных мощностей, равно как и возможности «удаления» из того или иного сектора рынка конкурентов (за счет недружественного поглощения), еще далеко не исчерпаны. Об этом свидетельствует и всплеск распространения так называемого рейдерства в отношении теперь уже не только среднего, но и относительно малого бизнеса.

Сохранение установки на передел собственности (контроля) как на доминирующий способ расширения бизнеса, несомненно, является фактором торможения развития на инновационной основе. Вместе с тем, нельзя не отметить, что институты, «технологии» и деловые навыки «цивилизованной реструктуризации» остаются крайне неразвитыми.

Можно сказать, что процесс перераспределения собственности является однонаправленным и тяготеет именно к концентрации. Однако решение задач структурной перестройки экономики требует интенсивного движения и в обратном направлении. Разделение бизнеса не только полиотраслевых конгломератов, но и компаний, интегрированных преимущественно в вертикальном направлении, периодически (и неизбежно) становится определяющим фактором повышения эффективности любой крупной компании (и тем более холдинга) в целом.

Реструктуризация крупных компаний, как правило, не сводится к перегруппировке отраслевых сегментов внутри корпорации (или холдинга). Изменение приоритетности направлений бизнеса обусловливает необходимость сворачивания одних сегментов хозяйственной деятельности и развития других.

Наглядной иллюстрацией этого процесса может служить опыт реструктуризации транснациональных нефтяных компаний.

С одной стороны, любая крупная компания данного сектора имеет тенденцию к вертикальной интеграции, объединению под единым административным управлением всех этапов технологического цикла: от разведки новых запасов до сбыта нефтепродуктов через собственную розничную сеть, а также интеграции в свои структуры химических производств, использующих углеводородное сырье. С другой стороны, потребность в инвестициях является неравномерной во времени. Периодически возникает ситуация, когда нефтяная компания вынуждена пополнять свои (то есть находящиеся в ее распоряжении и закрепленные за ней) запасы углеводородного сырья. В такие периоды компании вынуждены нести достаточно большие за-

траты на разведку, геологическое изучение, разработку схем эксплуатации, промысловое обустройство новых месторождений. Обычно именно в такие моменты принимаются решения о реструктуризации. «Распродаются» прежде всего так называемые непрофильные активы - предприятия, отраслевая принадлежность которых не вполне соответствует основной специализации компании. Нередко выводятся из состава компании нефтехимические производства и даже нефтепереработка и/или часть сетей розничной реализации моторного топлива, то есть профильные активы, составляющие технологические и коммерческие продолжения основной, базовой деятельности (нефтедобычи).

Выводимые из состава компании активы являются вполне полноценными по всем параметрам: технологическому уровню, качеству занятого персонала, качеству управления. За счет их распродажи компания просто мобилизует финансовые ресурсы для развития более приоритетных на данный момент сегментов своего бизнеса.

Аналогичные действия предпринимаются в периоды, когда назревает необходимость масштабного технического перевооружения, например, нефтепереработки (внедрения новых, более эффективных технологических процессов).

Обслуживание процессов реструктуризации составляет целую отрасль бизнеса, включающую финансовые, экономические, инженерно-технические сектора. Так, например, инвестиционные банки -это банки, специализирующиеся на обслуживании процессов реструктуризации, а не банки, кредитующие капиталовложения, как до настоящего времени считают некоторые представители отечественного делового сообщества.

Реструктуризация является также способом управления «стоимостью», капитализацией компании. Перегруппировка производственных активов предоставляет возможность как увеличивать, так и при необходимости занижать стоимость бизнеса в целом или же отдельных его частей. Одним из общепринятых требований к итогам реструктуризации, инициированной технологическими факторами, или причинами, связанными с обеспеченностью ресурсами, или прогнозируемыми изменениями в рыночной конъюнктуре, является поддержание либо увеличение рыночной стоимости самой компании, уровня ее капитализации.

Поддержание или повышение уровня капитализации служит условием привлечения дополнительных средств с финансовых рынков. Конкретные формы финансовых инструментов, через которые реализуется такая возможность - будь то привлечение средств с фондо-

вого рынка или заимствования в кредитных организациях - определяющего значения не имеют. Как правило, компания с высоким рейтингом капитализации (достигнутый уровень плюс перспективы роста) получает доступ к любым внешним источникам финансовых ресурсов на более выгодных условиях.

Отсутствие опыта, навыков, обслуживающей инфраструктуры реструктуризации являются также одним из сдерживающих факторов для распространения инноваций. Особенно заметным это становится в периоды крупных «технологических интервенций», то есть смены поколений технологий (технологических укладов). Компании-лидеры оказываются ограниченными в возможностях «передачи на периферию» подразделений, использующих пока еще вполне конкурентоспособные, но отслужившие свой век, технологий. Не имея возможностей выгодно продать часть достаточно прибыльного бизнеса, такие корпорации лишаются весьма важного источника финансовых ресурсов (причем не заемных, а собственных), источника, необходимого для концентрации финансовых вложений на ключевых в данный момент направлениях.

Темпы технологического развития компаний, вынужденных осуществлять технологические интервенции строго в рамках сложившейся структуры, действуя постепенно, шаг за шагом, как правило, уступают темпам развития компаний, активно использующих инструменты реструктуризации.

Не менее значимым следствием неразвитости механизмов реструктуризации является искажение объективных ориентиров, формируемых фондовым рынком.

Во-первых, реструктуризация бизнеса - это всегда процесс эмиссии, конвертирования, консолидации и деконсолидации ценных бумаг, прежде всего акций различных видов. Инструменты реструктуризации пополняют «товарную массу» фондового рынка, делают его более объемным.

Во-вторых, ценные бумаги, связанные с обслуживанием процессов реструктуризации не просто «котируются», но и активно торгуются на фондовых рынках, то есть значительная масса ценных бумаг принимает участие в реальных сделках на открытом рынке. Соответственно, торгуемые ценные бумаги проходят ценовую корректировку, реструктурируемый бизнес получает более объективную рыночную оценку. Исключение составляют лишь сделки в форме непосредственного обмена активами (в данном случае - ценными бумагами), обслуживающие процессы слияния и поглощения.

Неразвитость инструментов, процедур и инфраструктуры реструктуризации не только препятствует мобильности капитала, но и деформирует мотивационные установки бизнеса, прежде всего крупных,

сложно организованных компаний. Вынужденная необходимость консервации или постепенного изменения структуры, во-первых, лишает их возможности быстрой мобилизации финансовых ресурсов, необходимых для развития приоритетных направлений, во-вторых, провоцирует рост в экстенсивном направлении, рост, понимаемый как увеличение, укрепление и расширение уже достигнутого.

Сдерживающий эффект, тормозящий структурные изменения в масштабах национальной экономики, а значит, тормозящий ее развитие трудно переоценить. Экономика же, имеющая «структурный якорь» никогда не станет конкурентоспособной по отношению к хозяйственным системам, отличающимся высокой мобильностью капитала. Более того, такая экономика обречена на все большее отставание - независимо от того насколько большим «приростным» инвестиционным потенциалом она располагает.

Возвращаясь к анализу мотиваций «достижительного поведения», целерационального действия, можно сказать, что среда для применения именно этих, наиболее продуктивных с точки зрения решения задач развития, типов действия является весьма ограниченной. Установка на развитие трансформируется в мотивацию экстенсивного расширения бизнеса, охвата большего сектора рынка, но не более того. Естественные пределы действия мотивации такого рода - представления об управляемости и контролируемости. Выход за границы единоличной управляемости часто ассоциируется с практически полной утратой контроля, невозможность видеть целиком всю хозяйственную структуру воспринимается как невозможность принимать обоснованные решения.

Предпринимательская инициатива, в поиске новых решений нередко разворачивается не в сторону лучших результатов при заданных «правилах игры» (желаемые результаты все равно оказываются недостижимыми), но начинает искать выход в пересмотре этих самых правил. В результате перестает работать не только комплекс мотиваций, свойственный целерациональному типу действия, но и размывается основа ценностно-рационального поведения.

Оценивая перспективы развития капитализма в России, можно сделать следующие основные выводы.

Тип действия субъекта хозяйственной деятельности является одним из ключевых социальных институтов. В отличие от многих других институтов рыночной экономики (таких, например, как частная собственность) он принципиально неформализуем. Он не может быть переведен в систему правовых норм, правил, предписаний. Вместе с тем, тип действия является одним из социальных условий обеспечения воспроизводственного процесса. Комплексы мотива-

ций, свойственных тому или иному типу действия, а также способы соотнесения целей и средств их достижения существенным образом влияют на характер воспроизводственного процесса.

Распространение и закрепление различных типов действия, а также соотношение между ними зависимо от прочих институциональных условий. Эти прочие условия влияют как на характер избираемых целей (характер мотиваторов), так и на выбор средств, допустимых и/или предпочтительных для их достижения, то есть структуру типа действия. Иначе говоря, некоторая совокупность внешних (по отношению к типу действия) условий влияет на выбор (или тенденцию к выбору) того или иного типа действия каждым отдельным субъектом социального действия.

Если формализованные элементы институциональной среды ограничивают или блокируют наиболее эффективные «сферы применения» того или иного типа действия, происходит деструкция мотиваций. В частности, ориентация на развитие замещается ориентацией на экстенсивный рост, долгосрочные стратегические цели замещаются краткосрочными тактическими, на смену стратегии развития приходит тактика выживания. Капитал, ориентированный на тактику выживания утрачивает мотивацию к накоплению и росту, перестает быть «органом общества для накопления» и «самовозрастающей стоимостью». Таким образом, капитал перестает эффективно выполнять свою основную конструктивную социально-экономическую функцию.

Восстановление конструктивных функций капитала требует формирования и развития институтов, обслуживающих все формы движение капитала, прежде всего институтов, обслуживающих процессы реструктуризации. Без инфраструктуры, обеспечивающей эффективность процессов реструктуризации, мотивации развития будут находиться в подавленном или деформированном состоянии. Способность к реструктуризации во многом тождественна способности к интенсивному варианту развития, а следовательно, и к международной конкурентоспособности российского капитала.

Литература и информационные источники

1. Маслоу А. Мотивация и личность. СПб.: Евразия, 1999.

2. Alderfer C. P. Existence, relatedness, and growth : human needs in organizational settings. New York, N.Y.: Free Press, 1972.

3. MacClelland D. C. Human Motivation. Cambridge, UK, Cambridge University Press, 1989.

4. Херцберг Ф. Мотивация к работе. М., Вершина, 2007.

5. Vroom V.H. Work and Motivation. New York, 1964.

6. Adams J.S. Iequety in Social Exchange // Fundamentals of Management Essential Concepts and Applications, Stephen P. Robbinson, David A. De Cenzo. New York,1989.

7. ХекхаузенХ. Мотивация и деятельность. Т.1. М.: Педагогика, 1986.

8. Вебер М. Избранные произведения: Пер. с нем./Сост., общ. ред. и послесл. Ю. Н. Давыдова. М.: Прогресс, 1990.