CC BY
32
С. Н. Глазкова
НАДО КАК БЫ ЧТО-ТО ПОРЕШАТЬ, ИЛИ РАЗМЫШЛЕНИЯ О СУДЬБЕ РУССКОГО «ЛЕНИВОГО ДИРЕКТИВА»
SVETLANA N. GLAZKOVA IT IS NECESSARY TO SOLVE SOMETHING SOMEHOW, OR REFLECTIONS ON RUSSIAN "LAZY DIRECTIVE" FORTUNE
В статье делается попытка с позиций диахронного подхода проанализировать этно-специфику и современные тенденции в употреблении «ленивого директива» — исконной русской синтаксемы типа надо + инфинитив. Модель причисляется к экспликато-рам культурного кода русских, и выдвигается гипотеза о том, что «ленивый директив» отражает противоречивый процесс трансформации и устойчивости ключевых идей русской языковой картины мира на рубеже XX-XI вв.
Ключевые слова: «ленивый директив», этноспецифика, ключевые идеи языковой картины мира.
The article analyses ethnospecificity and modern trends in the use of «lazy instruction» — the originally Russian syntaxeme "nado + infinitive" in diachronic view. The syntaxeme is considered to explicit Russian cultural code. The author hypothesizes «lazy instruction» reflects the contradictory process of transformation and consistency of key ideas of Russian language picture of the world at the turn of XX-XI centuries.
Keywords: «lazy instructions», ethnospecificity, key ideas of a language picture of the world.
Все чаще мы слышим о национальных особенностях речевого поведения. «Мы то, что мы едим», «мы то, что мы носим» — ряд можно продолжать. Но более всего, конечно, мы то, что мы говорим. И чем менее заметны для нашего уха слова, выражения, чем привычнее кажутся наши коммуникативные манеры нам самим, тем более значима их эт-носпецифичность. Мы говорим: надо подумать, надо бы отдать, надо будет встретиться... Узуальность надо не вызывает удивления никого из русскоговорящих. Тем не менее такая конструкция для выражения побуждения неприменима во многих европейских языках. Частотность конструкции надо + инфинитив не вызывает сомнения. О ее безэкви-валентности свидетельствует следующий факт: В. В. Набоков, как известно, одинаково блестяще владевший и русским, и английским языками, при переводе (точнее, втором написании на русском языке) романа «Лолита» 15 из 16 конструкций такого типа перевел моделью, далеко не соотносимой с исследуемой нами конструкцией. Приведем примеры. 'It was only some forty miles long according to my map'. Ехать по ней надо было всего около часа (сорок миль). 'Walk three steps and runt three'. Надо попеременно: три шага идти медленно, три — бежать. 'An interspace of a millimeter would do it in ten'. На расстоянии в один миллиметр надо считать секунд десять (В. Набоков). И лишь одна конструкция может быть отдаленно сопоставима с переводом: ' In common parlance, I needed a drink; but there was no barroom in that venerable place full of perspiring philistines and period objects'. Выражаясь вседневным языком, надо было выпить, но бара не оказалось в этой старой почтенной гостинице, полной
Светлана Николаевна Глазкова
Кандидат филологических наук, доцент кафедры филологии Миасского филиала Челябинского государственного университета ► [email protected]
запревших филистеров и стилизованных вещей (В. Набоков).
Ряд следующих примеров вполне узнаваем и строится по убыванию предполагаемой результативности действия: надо решить, надо решать и даже надо порешать. Это даже не варьирование облигаторностью высказывания, это нечто другое. Частотность употребления этих предикатов вряд ли поразит воображение тех, кто мыслит на русском. It is necessary to solve' — таким двусоставным предложением будет переведена любая их этих безличных конструкций на английский язык. Однако носитель русского языка находит бесконечное разнообразие в коммуникативной семантике таких вариантов синтаксемы. Зададимся вопросом, почему русскоговорящий, настойчиво играя с дискретностью процесса-результата, упрямо дифференцирует однократное результативное действие, тем более что с точки зрения русской грамматики здесь, кажется, тоже не все благополучно. Глагол решить (глагол совершенного вида) предполагает законченное действие, решать (хоть и несовершенного вида) предполагает процесс, который будет иметь результат, т. к. семантика его к этому обязывает. Тем не менее речь русских коммуникантов пестрит подобными оборотами. Даже нарушающий стилистические нормы глагол порешать все чаще звучит с экрана, мелькает в сети Интернет, бытует в естественной коммуникации. При этом употребительность предиката надо решать на 30% выше, чем употребительность предиката надо решить (мы использовали для подсчетов данные Национального корпуса русского языка — далее НКРЯ), т. е. предпочтительность такой «нерезультативной» конструкции очевидна. В НКРЯ зафиксирована и грамматическая новация: Нам много вопросов нужно порешать, много тем обсудить (А. Ростовский. По законам волчьей стаи, 2000). Синонимия лексем нужно и надо в данном примере не требуется особо оговаривать.
Как видим, префиксация глагола несовершенного вида (решать-порешать) еще дальше отодвигает границы реального, подлинного действия в сторону разговоров и размышлений о нем.
При анализе материала, представленного в НКРЯ, выявилась такая тенденция: круг кон-
струкций, подчеркивающих значение динамического состояния, расширяется. Можно констатировать количественный (превалирование употребления конструкции с инфинитивом несовершенного вида) и качественный (появление конструкции с вновь образованным приставочным глаголом нерезультативной семантики) прирост неакциональных конструкций исследуемого типа.
Движение к неакциональности, неопределенности действия возглавляет знаменитое русское надо. Лигвистические споры о статусе категории состояния еще продолжаются, а надо шествует независимо от дискуссий языковедов по России уже гораздо более 1000 лет. Соединившись в достаточно устойчивую синтаксическую модель надо + инфинитив, предикативно-безличное слово надо организовало синтаксическую конструкцию, которую мы назвали «ленивый директив». На наш взгляд, конструкция преломляет в себе ключевые идеи русской языковой картины мира: неопределенность бытия, непредсказуемость мира, необходимость и сложность мобилизации внутренних ресурсов для осуществления действия, бездеятельность, безличность1, неподвластность, непостижимость, неконтролируемость жизни человека2, логику незавершенно-сти3. Это далеко не полный список составляющих русской языковой картины мира, однако именно эти компоненты, на наш взгляд, ярко отражены в описываемой модели. Своей спецификой конструкция обязана слову надо, которое и обеспечивает национально-культурное маркирование модели. Лексему надо мы причисляем к группе ключевых слов русской лингвокультуры: неглагольное выражение предикативности весьма значимо. Позицию типичного европейского вспомогательного модального глагола в конструкции (can, may, must, ought (to), need, should и др.) занимает безлично-предикативное слово, организующее ирреальную побудительную прагматическую модальность высказывания (не совпадающую с грамматическим индикативом), а носитель основного лексического значения — глагол в инфинитиве — венчает конструкцию динамического состояния, называя необходимое действие. Союз надо с глаголами несовершенного вида особен-
но показателен: «ленивый директив» с таким глагольным инфинитивом становится «еще ленивее». Синтаксема семантически интегративна и сочетает в разных соотношениях семы необходимости, желательности, возможности, долженствования, директивности, т. е. семантическая иерархизация модели вариативна, а адекватность понимания в коммуникации формируется в рамках прагматической ситуации и обусловлена высокой контекстностью русской культуры. Случаи прямого побуждения с помощью исследуемой конструкции не столь частотны и фиксируются обычно в директивных актах приказа, указания в условиях статусной коммуникации (1). Узуальное же употребление данной конструкции связано с особого рода неакциональностью и характеризуется разной степенью обязательности требуемого действия. Чаще всего это пассивная констатация его необходимости, что позволяет определить синтаксему как этноспецифичный директив особого рода — инфинитивно-предика-тивную полисемантическую модель с основным значением динамического состояния (2). Дадим такие примеры из романа А. Иванова «Блудо и МУДО» в сравнительном ключе: (1) Ребята!.. — налетела Розка. — Надо распределить участки!.. Кстати, Борис Данилович, у макета трактора надо сменить этикетку. (2) Надо жить по гамбургскому счёту, — с сочувствием, но наставительно заключила Милена. Их надо изолировать и лечить впечатлениями.
Удивителен не только сам директив, но и его контекстное окружение. Не может не поразить при его анализе обилие слов, функционирующих в поле неопределенности (неопределенных местоимений, наречий с семантикой неопределенности, частиц, модальных слов и др.): что-нибудь, как-нибудь, что-то, что-либо, кое-что, как бы, бы и пр. Такой контекст усиливает прагматический эффект неопределенности-неакционально-сти. Приведем несколько примеров, не оценивая стилистическую безупречность высказываний. Мне как бы надо успеть. Надо что-то делать. Наверное, надо выдвигаться.
Особенно показательным кажется контекст, соединяющий противоречивые маркеры:
обязательности, необходимости, с одной стороны, и неопределенности — с другой: надо немедленно кому-то это отдать; надо в темпе что-то решать; кровь из носу как-нибудь надо доделать; любыми средствами надо обеспечить хоть какую-нибудь работу. Приведем в качестве примера такого явления в художественной речи строки Л. А. Филатова: «Срочно что-то, как-то, где-то надо было делать».
Представляется интересным рассмотреть историю возникновения, бытования, трансформации модели. Анализ материалов из художественной литературы и словарей позволяет взглянуть на синтаксему с позиций диахронического подхода. Безусловно, важной цитатой является этимологическая справка из словаря М. Фасмера: Надо диал. надоть — то же, с част. -ть из ти, впервые др.-русск. надо «должно»4. Далее М. Фасмер в своей словарной статье ссылается на употребление слова надо в Полоцких грамотах 1264 года, однако мы находим более раннее употребление исследуемой конструкции в памятнике древнерусской литературы (1053-1125) «Поучение Владимира Мономаха»: На посадники не зря, ни на биричи, сам творилъ, что было надобе, весь на-рядъ, и в дому своемь то я творилъ есмь. Есть примеры еще более раннего употребления конструкции в письменных памятниках: А да творят куплю, яко же им надобе (Лавр. 907); О, люба моя дружина, юже вчера избих, а нынгь быта надобе (Лавр. 1015). Модель встречается в «Задонщине», создание которой ученые относят к Х1У-ХУ вв., «Житии протопопа Аввакума» (1672), источниках XVIII века: А что будет тебе надобе у меня, и ты ко мне пришли, и яз тебе, своему брату, не бороню («Задонщина»). Потужить надобно о них, о бедных («Житие протопопа Аввакума»). Лучше не надо (Д. И. Фонвизин).
Не только литературные источники сохранили случаи употребления «ленивого директива». Словарная статья В. И. Даля5 дает представление о том, что лексема надо в составе «ленивого директива» широко бытовала и варьировалась во многих областях России: «надо, надобно, влад. надобе, стар. и сев. надобеть, орл. надобить, перм. надовно, арх. надотка, надоткабы» и др.
Из словарной статьи видно, что закрепился широкий синонимический ряд слова (надо, надобно, надобе, надобет, надобит, надовно, надотка, на-доткабы; надоть, надоти, надось), сформировалось обширное словообразовательное гнездо (занадобился, надобный, надобитый, надобность, надоба, надобщик, надобщица, надобник, надоб-ница, надобье, надобность, снадобье, надобичный, надобица, надобень, надобитый), зафиксирована корреляция с глаголом (надобет, надобит), хотя приоритет остался на стороне безлично-предикативного оформления конструкции, что весьма показательно в этнокультурном плане. Является неопровержимым фактом семантический синкретизм лексемы и ее сложная семантика (нужно ~ должно ~ следует ~ необходимо ~ надлежит ~ требуется ~ потребно), что наблюдается и в современном русском языке. Свободно бытует фонд пословиц и устойчивых выражений (Сколько ни живи, а умирать надо. Много бы взял, да не надобно (умирая). Чего нет, того не надо (или то и не годится)), сложились фразеосхемы, в основе которых лежит исследуемая модель (Что нужно, надобно?). Лингвистический материал убеждает, что модель исконна. Одним из косвенных показателей ее исконности можно считать грамматическую трансформацию с переходом синтаксемы во вводную конструкцию типа надобно сказать, надо заметить. Приведем такой пример: В этой партии, надо заметить к чести дам, было несравненно более порядка и осмотрительности (Н. В. Гоголь).
В произведениях литературы ХУШ-ХХ1 вв. модель используется с нарастающей частотностью. Необходимо отметить, что, во-первых, слово надобе архаизировалось, заменившись на лексему надобно, затем надо; во-вторых, не во всех примерах конструкция употреблена в полном объеме. Пропуск инфинитива, с нашей точки зрения, свидетельствует о ее ситуативной или контекстуальной неполноте. Начало ХХ века свидетельствует о практически полной архивации компонента надобно и усилении частотности употреблений синтаксемы. В современной прозе (подсчеты были произведены на основе данных НКРЯ) очевидно нарастание названных тенден-
ций. Приведем несколько примеров из литературных произведений разного времени.
Надо либо жить, либо писать (С. Д. Довлатов). Вы сказали, что надо смотреть в оба (Ю. О. Домбровский). Тут шуми не шуми, боись не боись, а помогать надо (Ю. В. Трифонов). Молодой ещё, надо всем интересоваться (В. М. Шукшин). Чтоб иметь много денег — надо их много зарабатывать! (А. И. Солженицын).
Данные современных частотных словарей позволяют сделать некоторые обобщения. Словарь под редакцией Л. Н. Засориной фиксирует высокий индекс употребительности слова надо — 1462 на 1 млн слов: слово по частотности занимает 77-е место6. По словарю О. Н. Ляшевской и С. А. Шарова7, лемма надо на 87-м месте (на 20 000 слов). Различие в данных словарей объяснимо возможной погрешностью при установлении индекса частотности лексемы в связи с зависимостью от взятых для анализа текстов. Мы склонны ориентироваться на данные словаря О. Н. Ляшевской и С. А. Шарова, созданного на материале НКРЯ. Указанная частотность подтверждается и нашим лингвистическим материалом.
Высокая частотность конструкции в естественной русской речи вскрывает особенности русской языковой картины мира, коммуникативного этностиля русских, в частности, специфики выражения побуждения. Кроме того, результаты исследования динамики частотности лексемы надо, представленные в словаре, показывают новую тенденцию в употребительности модели. Динамика такова: 890,4 (50-е гг.); 1036,9 (60-е гг.); 1031,4 (70-е гг.); 895,6 (80-е гг.); 822,6 (90-е гг.); 714,2 (2000-е гг.). Как видно, изменение идет сначала в сторону увеличения с пиком в 70-е годы, затем постепенное, но устойчивое снижение употребительности, что заставляет задуматься о процессах изменения в периферийных структурах русской ментальности, сдвигах и деформациях в русской языковой картине мира.
Подведем некоторые итоги. Из фактов следует, что в разговорном языке исследуемая модель широко использовалась на протяжении более чем тысячелетия. Синтаксема сформировалась задолго до появления первых из сохранившихся
литературных памятников, семантика ее вполне сложилась к этому времени и не претерпела изменений на протяжении более чем тысячелетия. Очевидна исконность исследуемой модели и неизменность ее синкретичной семантики. В данной конструкции нашли отражение концептуальные идеи русской языковой картины мира: непредсказуемость и неконтролируемость мира, его фатальность и неопределенность, смирение, покорность, неконтролируемость жизни, ее непостижимость. Особенность исследуемой конструкции, как представляется, таит в себе разгадку русской менталь-ности, а динамика употребительности приоткрывает завесу над изменениями языковой картины мира русских на рубеже веков. Исследуемая модель, по всей вероятности, высвечивает сторону русской коммуникации, связанную с процессуаль-ностью, неопределенностью, индифферентностью. Семантика особой, процессуальной директивно-сти синтаксемы противопоставлена, как представляется, западноевропейской акциональности.
Анализ динамики употребительности конструкции показал, что в современном русском языке действуют две противоположные тенденции. Первая, новая, связана с некоторым понижением употребительности конструкции, вторая, традиционная, — с расширеним сферы влияния синтаксемы. В рамках второй тенденции, например, находится появление новых образований типа надо порешать, особенно в контекстном окружении со словами-маркерами неопределенности, что убеждает в устойчивости модели. Тенденция ко все более широкому использованию ее в живой речи сохранялась вплоть до 80-х гг. XX века, пока, возможно, перестроечные процессы, процессы глобализации, принудительная европеизация и американизации российского языкового пространства несколько не изменили тенденцию.
Можно констатировать следующее.
1. Наличие языкового прецедента в русском языке — «ленивых директивов», в которых побуждение выражается неглагольным способом и имеет значение динамического состояния синкретичной семантики.
2. Исконность, узуальность, широкое бытование на протяжении длительного времени синтаксе-
мы является показателем незыблемости языковой картины мира русских.
3. Общеязыковая тенденция к нарастанию не-акциональности, незавершенности, неопределенности действия проявляется в «ленивом директиве» и выражается в следующем: а) происходит расширение сферы бытования и частотности употребления конструкции вплоть до 80-х гг. прошлого века; б) употребления синтаксем с глаголом несовершенного вида превалирует над подобными конструкциями с глаголами совершенного вида; в) контекстное окружение синтаксемы зачастую содержит лексические или фразеологические единицы со значением неопределенности.
4. Изменение употребительности в сторону уменьшения на рубеже веков — показатель сдвигов в периферийных ментальных структурах. Уменьшение столь несущественно, что можно говорить о сохранении ядерных ментальных структур русскоговорящих.
Таким образом, «ленивый директив» — экспликатор культурного кода русских, маркер их языковой картины мира — относится к конструкциям, выявляющим ядерные структуры русской ментальности.
Безусловно, это положение требует дополнительной проверки с помощью более масштабного исследования, позволяющего сделать выводы о степени и траектории изменений в языковой картине мира, опосредованно отражающей ментальные сдвиги в сознании русских коммуникантов. Видимо, надо еще подумать. И порешать... ПРИМЕЧАНИЯ
1 Зализняк Анна А., Левонтина И. Б., Шмелев А. Д. Ключевые идеи русской языковой картины мира [Электронный ресурс]. 2005. — http://www.lingvoda.ru.
2 Макшанцева Н. В. Русское // Макшанцева Н. В. Межкультурная коммуникация: Учеб. пос. Нижний Новгород, 2001. С. 103-137.
3 Вежбицка А. Язык. Культура. Познание. М., 1996. С. 34-38.
4 Фасмер М. Этимологический словарь русского языка. М., 1971. Т. 3. С. 38.
5 Даль В. И. Толковый словарь живого великорусского языка: В 4 т. Т. 2. М., 1998. С. 1053.
6 Частотный словарь русского языка / Под ред. Л. Н. Засориной. М., 1977.
7 Ляшевская О. Н., Шаров С. А. Новый частотный словарь русской лексики [Электронный ресурс]. — Ы1р://&^. ruslang.ru/ й^^р.
