CC BY
113
Филология
Вестник Нижегородского университета им. Н.И. Лоб ачевского, 2018, № 3, с. 224-233
УДК 82-091
НАДЕЖДА ДУРОВА: МИФ О КАВАЛЕРИСТ-ДЕВИЦЕ
© 2018 г. Н.Н. Пуряева
Московский государственный университет им. М.В. Ломоносова, Москва
Поступила в редакцию 29.01.2018
Анализируется ряд художественных произведений, посвященных Н.А. Дуровой, и предпринимается попытка проследить, как на протяжении XIX-XX вв. складывается миф о кавалерист-девице. Выдвигается гипотеза о том, что за первые сорок лет своего существования в художественной литературе сюжет о Дуровой становится устойчивой системой с определенным набором трактовок образа главной героини и возможностями жанровых решений. Сюжет регулярно воспроизводится на протяжении последних 150 лет, причем изменение общественно-политической ситуации приводит к началу нового цикла реализации сюжета.
Ключевые слова: Н.А. Дурова, кавалерист-девица, русская амазонка, миф, сюжет, писательница, архетип, Мордовцев, Чарская, Бегунова.
Имя Надежды Андреевны Дуровой - одно из тех редких имен женщин (и тем более писательниц) XIX в., которые известны довольно широкому кругу читателей. Однако известность эта связана, прежде всего, с образом кавалерист-девицы, в котором она впервые была представлена читающей публике А.С. Пушкиным на страницах «Современника» (№ 2, 1836), а чуть позже - в отдельной книге ее записок1. Эта слава сыграла с Дуровой злую шутку: современники быстро утолили свое любопытство относительно эмансипированной женщины, нарушившей общественные табу. В иной же роли, как автор очень неплохой прозы, Дурова их мало интересовала.
Между тем с 1836 по 1839 гг. Дурова опубликовала около 10 повестей и роман. Популярность ее в этот период не только подтолкнула А.Ф. Смирдина взять для распространения 400 экземпляров ее записок, но и включить повесть «Серный ключ» в знаковый литературный сборник «Сто русских литераторов» (1839). Однако многообещающая будущность не оправдалась: Дурова утратила интерес к литературной деятельности. С начала 1840 г. она уехала в провинцию, прервав все литературные связи, и безвыездно поселилась в Елабуге в собственном доме (купленном на литературные гонорары). Таким образом, её литературная карьера продолжалась недолго - всего четыре года - и, видимо, в значительной степени была способом заработка2. Вопреки сложившемуся мнению о том, что Дурова прекратила литературную деятельность исключительно из-за отсутствия читательского понимания, рискнем утверждать, что, напротив, она была одной из первых, кто успешно сумел конвертировать свою краткую известность в деньги.
Наибольшее значение из созданного ею получили записки, а вот как автор художественной прозы она не оставила заметного следа в литературе. Не помогли даже комплиментарные отзывы приобретавшего влияние В.Г. Белинского, который откликался на выход почти каждой ее книги.
Двадцать шесть лет безвыездной жизни в провинции, полностью посвященных частным делам, казалось бы, должны были свести на нет интерес общества к ее персоне. Однако в конце 1850 - начале 1860-х гг. о ней вышло несколько небольших заметок в провинциальных газетах: в «Вятских губернских ведомостях», «Харьковских губернских ведомостях», а также маленькая публикация в петербургском «Голосе» Кра-евского. В них Дурова описана как некая местная достопримечательность, живой экспонат ушедшей эпохи. Умерла она в начале апреля 1866 г. и, как отметил один из ее биографов, покинув этот мир в 70-летнем3 возрасте, мало кого опечалила своим уходом.
Таким образом, так сказать «бытовая», земная биография Дуровой закончилась в 1866 г., а через несколько лет началась ее новая жизнь - в литературе, в качестве героини художественных произведений. На сегодняшний день подобных произведений насчитывается шестнадцать (см. Список произведений о Н. Дуровой), и по «бел-летризованности» судьбы мало кто может с ней
4
сравниться .
***
Прежде чем перейти к анализу художественных произведений о Дуровой, скажем несколько слов о формировании интереса к ее личности в 1860-1890-е гг.
Известие о ее смерти вызвало на удивление живой отклик в печати. В общей сложности было опубликовано шесть некрологов, хотя это примерно один текст, напечатанный сначала в провинциальных газетах, перепечатанный губернскими и, наконец, - петербургскими.
Первая её биография появилась в конце 1868 -начале 1869 г. в довольно неожиданном источнике - «Женском календаре-альманахе на 1869 г.». Это небольшой по объему текст, автор которого с обывательской простотой объясняет экстравагантный поступок Дуровой неудовлетворенностью мещанским строем семейной жизни. Вдохновленная примером отца-военного, она решила искать выход в военной карьере. В отношении её произведений сказано, что они не имели какого-либо значения в литературе.
Первая более-менее научная биография Дуровой появилась в 1890 г. [1], а в целом за период 1869-1890 гг. (т. е. за 15 лет от первой «обывательской» биографии до «научной») было опубликовано около 15 биографических текстов. На сегодняшний день их количество превышает полторы сотни, а самая полная - научно-популярная биография, написанная А.И. Бе-гуновой, «Надежда Дурова - русская амазонка» (1992) [2].
***
Итак, с 1869 г. проявляется устойчивый интерес к биографии Дуровой. Постепенно, по фрагментам складывается общая картина. Следующим этапом становится первая попытка осмыслить ее личность - публицистический очерк Мордовцева «Надежда Дурова» в его книге «Русские женщины» (1874).
Можно сказать, что произведение Мордовце-ва - это первый пример того, как автор подверстывает образ Дуровой под собственные идеи, в данном случае идеи эмансипации: «Дурова - это прародительница всех новых русских женщин, всего этого множества девушек, ищущих знания, труда, посещающих публичную библиотеку, лекции профессоров, медицинские курсы, жаждущих поступления в университет, в акушерки, в доктора, оставляющих свои дома, свои примитивные женские занятия, бросающих родину, чтобы учиться там, где это представляет более удобств, больше приспособленности, хотя, по-видимому, дорога, которою шла Дурова, так широко расходится с тою дорогою, по которой пошло современное поколение русских женщин. Дурова была первая русская женщина, которая своею собственной жизнью доказала, что с твердою волею и для женщины, как и для мужчины, все достижимо...» [3, с. 142-143].
Этот роман Мордовцева можно охарактеризовать как начало становления мифа о Дуровой,
который укреплялся в каждом последующем тексте. Здесь уместно привести высказывание А.Б. Пеньковского о процессе формирования мифа: «Миф складывается из текстовых образов и сюжетов, рождаясь из них, как Венера из пены, и одновременно порождает новые тексты, которые сразу же возвращаются в давшее им жизнь лоно, углубляя и упрочивая его» [4, с. 71].
Однако Мордовцев не ограничился публицистическим очерком. Как и в отношении некоторых других героинь своей книги «Русские женщины», он создал отдельный исторический роман, в котором Дурова едва ли не главная героиня.
В романе «Двенадцатый год» (1879) он предлагает художественное изложение тех же самых идей, что и в очерке 1874 г.: «В гусарстве и уланстве Надя Дурова искала, в сущности, того, чего нынешние девушки наши ищут на фельдшерских и медицинских курсах, в гимназиях, на так называемых университетских курсах: она искала признания за женщиной человеческих прав. Она искала того, чего искали американские негры времени "дяди Тома". Действительно, если сравнить положение русской женщины, в особенности девушки, начала нашего столетия, времени Дуровой, с положением ее в наше время, то едва ли можно ошибиться, сказав, что эти два положения русской женщины равны положениям американского негра при "дяде Томе" и в настоящее время» [5, с. 284].
Однако существует принципиальное различие между очерком 1874 г. и романом 1879 г. Если в публицистическом очерке Мордовцев говорит о том, что Дурова выбрала военную карьеру, поскольку обстоятельства помешали ей с самого начала приложить свои силы в гораздо более подходящей сфере - в литературном творчестве; то в романе его цель - акцентировать внимание на положении женщины в обществе, которое не предполагает сценариев женской судьбы, альтернативных традиционному. Потому восстание против традиции обречено на трагедию: «Для меня оставался один выход - выступить в жизнь в роли мужчины, ибо только для мужчины этот необъятный мир открыт, как свой дом. <.> Я не женщина! <.> я не человек, а урод. <...> Нет, я мелкая птица, отбившаяся от своей стаи и приставшая к чужой... Но меня могут узнать и заклевать. Все же я счастлива: я завоевала себе свободу мужчины.» [5, с. 260-261]. На протяжении повествования Мордовцев показывает постепенное осознание героиней своего заблуждения. В финале романа он пишет: «Дурова с каждым днем тосковала все более и более, да и кругом была такая мертвая пустота <...> Вся ее жизнь
стала казаться ей ошибкой. Зачем она шла на смерть, зачем сама убивала?» [5, с. 489-490]. Заканчивается роман тем, что Дурова возвращается в отчий дом, т. е. принимает свой удел, против которого взбунтовалась в юности. Таким образом, идея эмансипации как реализация мужской судьбы в романе дезавуирована.
Наряду с большим количеством персонажей -исторических деятелей (Александр I, Наполеон), военных (Д. Давыдов, Платов, Багратион, Кутузов), с которыми Дурова прямо или опосредованно сталкивается, Мордовцев, греша против фактов при описании событий 1807 г., знакомит ее почти со всей плеядой русских литераторов (Кюхельбекер, Грибоедов, Крылов, Державин, даже восьмилетний Пушкин!). Таким образом, военной и политической деятельности противопоставлена более значимая в глазах Мордовцева - литературная. О литературных опытах Дуровой Мордовцев не упоминает даже в конце романа, однако примеры состоявшихся писательниц приводит: А.П. Бунина, М.А. Поспелова; особое место отведено Е.Р. Дашковой.
Впрочем, ограничиваясь рамками нашего исследования, констатируем, что первое художественное осмысление образа Дуровой - исторический роман с явно выраженными идеями эмансипации.
Следующий по времени создания текст - «Кавалерист-девица Александров-Дурова» (1887) В. Байдарова (псевдоним литератора Бурнашо-ва). Книга представляет собой пересказ записок Дуровой, дополненный некоторыми деталями, которые в записках отсутствуют. Ее можно назвать повестью с некоторой натяжкой, но все же это не биография в строгом смысле. Байдаров, в сущности, воспользовался тем, что записки Дуровой не переиздавались с момента их выхода в 1836 г., а в качестве дополнительного источника сослался также на некий устный рассказ Дуровой: «Надежда Андреевна рассказывала нам в декабре 1830 года в откровенной беседе, что, может быть, она и забыла бы, наконец, все свои гусарские замашки и сделалась бы обыкновен-ною русскою, как и другие, девицею, если б мать ея постоянно в ея присутствии не представляла в самом безотрадном виде участь женщины» [6, с. 16]. Это уверение, впрочем, звучит малоубедительно: конец фразы почти дословно повторяет оригинальный текст записок Дуровой.
Байдаров не пытается представить свою трактовку образа Дуровой или вообще дать его оценку. На протяжении повествования героиня не меняется, разве что в конце: «Здесь же почтенная Надежда Андреевна обратилась из того
храброго и в высшей степени честного и благородного воина, каким мы ее видели, в провинциальную старую деву, которая охотно злословит и не менее охотно, ревниво сторожа собственные тайны, поднимает завесу чужих секретов, впрочем, по-видимому, только для нее одной важных и занимательных» [6, с. 244]. Задача автора (к слову, взявшегося за эту книгу, находясь в стесненных материальных обстоятельствах), в сущности, состояла в том, чтобы создать интересное, в некотором смысле авантюрное произведение, могущее иметь коммерческий успех.
Книга вызвала на удивление широкий отклик возмущения: вышло по крайней мере три отрицательных статьи5, упрекавшие Байдарова именно в присвоении авторства и вольном обращении с фактами.
С точки зрения нашего исследования важно отметить, что книга Байдарова открывает авантюрную ипостась сюжета о Дуровой.
Следующее произведение, которое тоже можно условно датировать 1887 г., - это исторические картины «Ночь после Бородина: Историческая быль» З.Б. Осетрова [7].
Осетров относится к драматургам третьего ряда, чьи произведения шли не в крупных репертуарных театрах, а как репризы в летних театрах или на ярмарках. Один из исследователей в статье 1888 г. упоминает, что «в июле 1887 в загородных садах СПб давалась пьеса "12й год. Кавалерист-девица" эпопея в 3 действиях, соч. Осетрова» [8]. Несмотря на неточность в названии, речь идет, без сомнения, о вышеназванных исторических картинах Осетрова.
Пьеса представляет собой три сцены, действие которых разворачивается в ночь после Бородинского сражения. Рота Александрова-Дуровой остановилась на бивуак, перед тем как утром двигаться дальше. Неожиданно появляются партизаны, которые приводят пленного французского шпиона, переодетого женщиной. Пока с ним разбираются, приводят ещё подозрительную женщину, которая на поверку оказывается не французским шпионом, а предводительницей партизан Василисой Кожиной. Сюжет, таким образом, построен на цепи комических недоразумений, обыгрывающих тему травестирования. В результате пикантность ситуации Дуровой (переодетая женщина в армии) нивелируется, и акцент перемещается на патриотическую первопричину ее поступка: в сложный для страны момент каждый должен сделать для нее все, что может.
Вкладывая в образ героини совершенно определенный идейный посыл, автор изображает ее (как, впрочем, и все другие персонажи) ис-
ключительно как статичный образ-символ. К этому, безусловно, подталкивают краткость произведения и условность изображаемого. Однако нельзя не отметить, насколько органично одна идея замещает в героине Дуровой всю гамму сложных человеческих чувств. К концу 1880-х гг. биографические публикации создают устойчивый контекст восприятия образа Дуровой - патриотический. И художественные произведения, пытающиеся связать сюжет о Дуровой с идеями эмансипации или придать ему авантюрно-приключенческое звучание, не могут изменить основную тенденцию.
Подчеркнем, что это пьеса Осетрова - первый пример патриотической интерпретации образа Дуровой, которая в дальнейшем станет доминирующей.
Следующее по времени появления произведение о Дуровой - роман Д.С. Дмитриева «Кавалерист-девица» (1898) [9], исходно написанный, как и все его романы, для публикации в газете. В тексте сохранилось значительное количество повторов, нарушения логики повествования, которые автор, собирающий произведение в единое целое, не допустил бы. С точки зрения жанра роман тяготеет к авантюрному с элементами исторического.
Дмитриев опирается на появившиеся к моменту создания романа факты о замужестве Дуровой и наличии у неё сына: он вводит их в повествование, однако эта линия не является центральной и вопреки попыткам автора не разворачивается в полноценный любовный сюжет. В результате для придания сюжету динамичности приходится создать другую любовную линию (Радугин - Шустова).
Сюжет о Дуровой, в сущности, становится «точкой сборки» большого количества исторических коллизий. Через него автор вводит множество персонажей - исторических лиц (Александр I, Кутузов, Винценгероде, Наполеон, Тайлеран и т. д.) и вымышленных героев. В результате к концу романа Дурова - лишь одна из десятков персонажей, очерченных довольно схематично. В целом же роман Дмитриева -еще один пример представления сюжета о Дуровой в жанре авантюрного романа.
Следующее по хронологии произведение -повесть Лидии Чарской «Смелая жизнь». Она написана в 1905 г., но опубликована в 1908, а затем вторым изданием - в 1911 г. Последнее подчеркнем особо (хотя другие произведения Чарской выходили по 3-5 раз): «Смелая жизнь» -единственное произведение о Дуровой, переизданное вскоре после написания, т. е. пользовавшееся читательским успехом. Впрочем, воз-
можно, это было обусловлено скорее именем автора, нежели героини.
Тема девичьей судьбы - центральная в творчестве Чарской, и в этом смысле ее обращение к сюжету о Дуровой вполне закономерно. «Смелая жизнь» - типичное дидактическое произведение с определённой читательской аудиторией -подростки. Характер главный героини обозначен очень четко и односторонне - патриотка своей родины. Вектор ее восприятия задан в самом начале повести: ролевой моделью для Дуровой является Жанна Д'Арк, о которой она читает и портрет которой висит у нее в комнате.
Факт наличия у Дуровой семьи Чарская предсказуемо игнорирует, она придерживается канвы «Записок» и романа Мордовцева, даже заимствует у него некоторые детали, которые работают на героизацию образа. Таким образом, глубокого анализа внутренних причин поступков Дуровой в повести нет, все происходящее представлено как восторженный патриотический порыв, своего рода образец того, как надо любить Родину. Не случайно повесть заканчивается фразой: «Имя Надежды Дуровой занимает лишь маленькое место в ряду героев, отдавших свои силы и жизнь на пользу родине, но все же имя этой беззаветно-отважной и мужественной девушки, твердо убежденной, что ее служба в рядах родного войска есть своего рода патриотический подвиг, навсегда останется в памяти благодарного потомства.» [10, с. 239].
У Чарской, таким образом, нет задачи объективно оценить личность Дуровой. Как и Осетров, она превращает ее в образ-символ, но поскольку не ограничена рамками сценического действия, делает это более масштабно и убедительно. Перерабатывая историю Дуровой, Чар-ская подгоняет ее под свои цели, акцентирует нужные аспекты и игнорирует ненужные. В итоге литературный образ Дуровой окончательно отрывается от своего прототипа, утрачивает черты реального человека и становится воплощением исключительно авторского замысла.
Повесть Чарской - первое произведение, в котором ведущей в представлении героини становится дидактическая идея.
В этой связи любопытно отметить, что в 1910 г. выходит сборник «Биографии образцовых мальчиков и девочек», в котором наравне, например, с Дашковой, показанной как образец стремления к учёбе и знаниям, представлена и Дурова именно как пример патриотки, беззаветно любящей свое Отечество. Думается, помимо устоявшегося представления о Дуровой-патриотке, в этом могли сказаться влияние авторитета Чарской, одной из ведущих детских
писательниц начала века, а также популярность ее повести.
Следующее произведение - повесть в стихах «Кавалерист-девица» А. Скрина [11] (псевдоним поэта А.В. Скрипицына) - появилось в 1912 г., в год столетнего юбилея войны, который отмечался с большим размахом и имел важный патриотический посыл.
Примечательно, насколько знаменательным для закрепления мифа о Дуровой стал 1912 г.: впервые с 1836 г. были переизданы ее «Записки», причем (sic!) военным ведомством [12]; вышла новая её биография, написанная военным историком [13]; и наконец, появилось еще одно художественное произведение, созданное поэтом, который сотрудничал, прежде всего, с военно-патриотическими изданиями. Таким образом, можно сказать, что Дурова полноправно вошла в Пантеон героев войны 1812 г. Для этого ей понадобилось всего 100 лет.
Сюжет произведения Скрина в поэтической форме повторяет содержание «Записок» Дуровой. Что касается оценки личности и судьбы героини, они во многом совпадают с оценками, данными в очерке Мордовцева 1874 г., который, видимо, был знаком автору. Вслед за Мордов-цевым Скрин отмечает значимость литературного творчества Дуровой, однако тема беззаветного патриотизма все же остается ведущей в представлении героини. В целом повесть следует рассматривать в контексте юбилейных торжеств как произведение, написанное по случаю, а не самостоятельное. Тем не менее это еще один пример патриотической интерпретации образа Дуровой.
Сделаем некоторое обобщение того, как изображается героиня в художественных произведениях 1870 - 1910-х гг. Итак, ее литературный образ оказывается связан с идеями эмансипации, авантюрно-историческим жанром; она представлена как образец патриотизма, а затем в качестве дидактического образца для молодого поколения. Сложившаяся последовательность вариантов трактовки шаг за шагом уводит литературный образ все дальше от реального прототипа и придает ему черты персонажа с надличностными характеристиками. В результате книжный образ Дуровой сближается с мифологической героиней - воплотительницей какой-то одной идеи.
Способствует этому также то, что к сюжету о Дуровой обращаются писатели, не занимающие центрального места в литературном процессе, т.е. он не связан с одним громким именем, а легко переходит от одного автора к другому, не останавливая свое развитие. Тому же служит и жанровое разнообразие его воплоще-
ния: роман, пьеса, повесть, очерк, стихотворная повесть.
Таким образом, примерно за сорок лет сюжет о Дуровой становится вполне устойчивой системой с определенным набором трактовок и
возможностями жанровых решений.
***
Своего рода отсечкой, с которой начался новый этап развития мифа о Дуровой, стала революция 1917 г. и последовавшие радикальные изменения во всех сферах жизни страны. Художественные произведения о Дуровой, о которых шла речь выше, исчезли из поля зрения большинства читателей, а значит, и нового поколения писателей. Новая идеология, выдвигавшая героев определенного социального происхождения, также не сулила персонажу Дуровой никакой перспективы. И действительно, на довольно продолжительное время эта героиня предана забвению, однако удивительным образом возвращается спустя примерно двадцать лет после установления нового порядка.
Прежде чем перейти к описанию нового цикла развития сюжета о Дуровой, остановимся на небольшой книге 1938 г. «Изгнание Наполеона из Москвы» [14]. Она представляет собой сборник отрывков из исторических документов и художественных произведений, но главная ее задача - дать образец оценки войны 1812 г., оценки роли в ней царя, аристократии и народа. Это одна из ряда книг подобного рода, задающих схему идеологической интерпретации исторических событий не только прошедших, но и возможных будущих. Для нас эта книга примечательна тем, что в ней впервые при новом политическом режиме публикуется несколько отрывков из романа Мордовцева «1812 г.», в которых центральным персонажем является Дурова. А в конце книги даже приведена её краткая биография. Таким образом, Дурова введена в признанный новый ряд героев-патриотов, с ее имени, если можно так выразиться, снято «табу» на использование в художественных произведениях, и - что не менее важно, - задан вектор идейной трактовки.
Потому совершенно не удивительно, что в 1940-е гг. Дурова стала одним из популярных персонажей агитационной печати: она фигурирует в целом ряде публикаций в самых разных изданиях, от фронтовых газет до «Блокнота агитатора Красной армии». И никогда Дурова не была так востребована в качестве литературного персонажа: за два года было создано пять художественных текстов, в которых она является главной героиней, а читательская аудитория этих произведений покрывает все возрастные группы - от взрослых до детей младшего
школьного возраста. Во всех без исключения произведениях Дурова представлена в одном ключе - как идеальный образец патриота.
Сюжетно эти произведения различаются мало, все они базируются на «Записках» Дуровой, поэтому подробнее останавливаться на каждом из них не будем, отметим лишь два - пьесы А.К. Гладкова «Давным-давно» (1940) [15] и К.А. Липскерова, А.С. Кочеткова «Надежда Дурова» (1940?, опубл. 1942) [16].
Обе пьесы очень активно ставились по всей стране на протяжении войны, причем по газетным публикациям не всегда возможно понять, о какой именно пьесе идет речь. Сюжетно они очень близки, но в них по-разному решены исторические перипетии: Липскеров и Кочетков вводят Александра I, Гладков предлагает более обтекаемую трактовку исторических событий. Самое высокое должностное лицо в пьесе Гладкова - Кутузов. Таким образом, Гладков очень аккуратно подошёл к вопросу о роли власти и представил движущей силой войны именно народ. В результате его пьеса оказалась более востребованной. К примеру, поставленная в Театре Советской Армии впервые в 1943 г., она до сих пор идет в репертуаре. А к 150-летию войны 1812 г. на ее основе был написан сценарий для фильма «Гусарская баллада».
В том же 1962 г. вышла ещё одна беллетри-зованная повесть, посвященная Дуровой, -«Надежда Дурова - героиня Отечественной войны 1812 г.» А.И. Оськина [17], а в 1986 г. -последнее художественное произведение о ней, созданное в советскую эпоху, - «Во славу Отечества» И.И. Стрелковой [18]. Повесть Оськина адресована среднему, рассказ Стрелковой -младшему школьному возрасту.
Таким образом, в советское время реализовы-вали две ипостаси образа - патриотическую и дидактическую. Авторам оставалось, в сущности, варьировать жанр, в котором они воплощали сюжет, и возрастную аудиторию. Причем довольно быстро сюжет закрепился именно в юношеской и детской литературе, пока к концу 1980-х заданная за пятьдесят лет до того идейная перспектива окончательно не исчерпала себя.
С другой стороны, если отвлечься от мысли об изначально заданной идейной траектории как определяющей вектор развития этого сюжета в 1930 - 1950-е гг., можно увидеть повторение тенденции, которая наметилась в конце XIX в.: устойчивая трактовка в патриотическом ключе (3 из 6 дореволюционных художественных текстов), которая неминуемо смыкается с дидактикой. В этом смысле можно сказать, что произведения о Дуровой советского периода
демонстрируют усеченный вариант цикла развития сюжета, представленного в 1870-1910-е гг.
***
В 1990-е наступает новая историческая эпоха и. начинается новый цикл.
Выше уже упоминалась биографическая книга А.И. Бегуновой «Надежда Дурова - русская амазонка» (1992). Как в свое время Мордовцев, Бегунова не ограничилась одним обращением к личности Дуровой и в 1997 г. опубликовала исторический роман «С любовью, верой и отвагой. Жизнь и приключения российской дворянки Надежды Дуровой».
Сюжет романа значительно скорректирован с учетом новых фактов, собранных Бегуновой. Вразрез со сложившейся традицией, повестова-ние начинается не с побега Дуровой в армию, а с рождения ее сына и затем описания ее неудавшегося брака. Причем героиня изображена не как легкомысленная искательница приключений, а, напротив, как заботливая мать, устраивающая судьбу своего ребенка (обращается к императору с просьбой поместить в Императорский военно-сиротский дом), регулярно его навещающая. С фактографической точностью изображены не только военные действия, в которых участвовала Дурова, но и история семьи: вторая женитьба отца Дуровой на его бывшей крепостной, характер брата и факты его биографии.
В целом образ героини предстает вполне живым и рельефным. Этому способствуют любовные линии, в которых она участвует: комическая любовная линия с казацким урядником Дьяковым, неудачная любовная линия с майором Станковичем, платоническая линия с Пушкиным... Не говоря о второстепенных любовных линиях, с ней связанных.
Более того, в конце романа Дурова изображена как сознательный творец мифа о себе. По трактовке Бегуновой, ставшая канонической история кавалерист-девицы, начиная с эпизода выбрасывания младенца из кареты - вымысел Дуровой, результат ее сознательного мифотворчества. На упрек брата по поводу искажения фактов она отвечает: «В конце концов, это -моя жизнь. Я имею полное право писать о ней то, что захочу.» [19, с. 385].
Вполне ожидаемо для текста конца XX века идеи женского равноправия составляют неотъемлемую часть идейных установок романа, что делает невозможной его трактовку как отстаивающего идеи эмансипации. Изображая эти идеи как само собой разумеющееся для героини, автор слишком увлекается, вкладывая в уста Дуровой слова, явно опережающие ее время. К примеру: «Да, я покинула дом свой, чтоб стать воином. Да, надев мундир, я присягнула наше-
му государю. Но я принадлежу к российскому дворянству. Я - свободный человек, я... <...> Никто не смеет отобрать у меня священного права выбора. <.. > Сегодня этот выбор мал, но завтра за мной, может быть, поедут другие женщины <...> Такое не каждой по плечу. Уж я-то знаю. Но надо показать пример. Не век же сидеть нам всем в четырех стенах и безропотно внимать хозяевам жизни.» [19, с. 121]. Или другой фрагмент: «Жанна встала на борьбу за народ, за Францию. Мне же выпало жить в другое время. Нам должно думать о своих личных обязательствах больше, чем о народе, и стараться исполнить собственные планы. Хотя, может быть, новые поколения русских женщин найдут мой поступок достойным подражания. Женщины будут на государственной службе, и это никому не покажется невероятным. <...> Развитие общества невозможно без участия женщины» [19, с. 141].
Однако в целом произведение Бегуновой вполне укладывается в рамки традиционного исторического романа.
Следующее произведение о Дуровой - новелла «Амазонка» в сборнике «Прекрасные авантюристки» (2003) Е. Арсеньевой, где история кавалерист-девицы вновь представлена в авантюрном и даже несколько пикантном ключе.
Дурова поставлена в один ряд с Натальей Лопухиной, императрицей Елизаветой Петровной, Марьей Нагой, Мариной Мнишек, Ольгой Жеребцовой, Анной Монс, княжной Таракановой, а в предисловии автор объясняет название книги и свой замысел: «.авантюристка - или авантюрьерка, <...> - это не более чем искательница приключений. <...> Если авантюристка все же мошенница, то она пытается не обмишурить ближнего своего, а - обмануть судьбу. Искать приключений, уметь переписать предначертанное тебе от века, обладать достаточной смелостью, чтобы пройти - или хотя бы попытаться пройти! - по другой тропе, чем та, которая ждет тебя от рождения» [20, с. 4]. Таким образом, задумка автора - изобразить женщин, решившихся изменить свою судьбу. Замысел в чем-то перекликается с уже упоминавшимся циклом очерков Мордовцева, однако идейные установки авторов имеют мало общего.
Как и Бегунова, Арсеньева использует принцип нарушенной хронологии: повествование начинается с эпизода, когда в гусара Александрова-Дурову влюбилась некая девица, и «гусар», дабы избежать неловкой ситуации, вынужден перейти в уланский полк. Арсеньева учитывает некоторые реальные факты биографии -наличие мужа и сына: «Нет, не взбалмошная девица, как можно подумать, а дама, побывав-
шая замужем и даже родившая сына! Впрочем, от сего события она не стала менее взбалмошной искательницей приключений» [20, с. 105]. Однако перетолковывает их по-своему: мальчик умер в младенчестве, а семейная жизнь Дуровой не сложилась. В целом же причину поступка своей героини Арсеньева вслед за своими предшественниками видит в отношении к ней матери, которая в неприглядном свете описывала судьбу женщины, а также в неудачном браке.
В новелле судьба героини изображена достаточно условно и в общих чертах повторяет сюжетную канву записок Дуровой. Явным отступлением от канона становится история о есауле, которым Дурова увлеклась и за которым последовала в армию. Однако в дальнейшем повествовании образ складывается очень целомудренный.
Еще одно произведение в авантюрном роде -роман Линдси Лафферти «Девушка, сражавшаяся с Наполеоном» (Lafferty L. The Girl Who Fought Napoleon) (2016) [21]. Подчеркнем, что это первое художественное произведение о Дуровой на иностранном языке. Можно сказать, что сюжет о Дуровой вышел на международный уровень, хотя скорее в силу обаяния контекста наполеоновских войн, недавно отметивших 200-летний юбилей, чем собственной значимости Дуровой.
Роман американской писательницы авантюрный, но тяготеет к семейному. Повествование представлено как рассказ Дуровой своему внуку, в который автор вплетает линии Александра I и Наполеона. Лафферти весьма свободно интерпретирует исторические факты, но в отношении Дуровой сознательно придерживается сюжетной канвы записок, лишь в конце романа упоминая о замужестве и сыне. В послесловии она отмечает, что этим сюжетным ходом хотела представить историю своей героини в том виде, в каком она была известна современникам.
Итак, перед нами уже три художественных текста о Дуровой, созданные в новых социально-исторических условиях и не стесненные идеологическими ограничениями, как это было в конце 1930-х гг. Сюжет о Дуровой начал новый цикл развития, повторив трактовку образа героини в историческом и авантюрно-приключенческом варианте. Любопытно, какие
дальнейшие трактовки он может получить.
***
Обратимся теперь собственно к вопросу, что делает образ Дуровой таким популярным.
На наш взгляд, сама Дурова задала эту тенденцию своими «Записками»: предложенный ею текст, безусловно, заинтриговал публику, однако не давал объяснения самому поступку. Дурова, как мы помним, исказила факты: поме-
няла свой возраст, не упоминала о замужестве. В целом ее текст довольно сухой и рыхлый с точки зрения повествовательной интриги, в нем нет даже намека на то, что является краеугольным камнем сюжета - любовной линии. Его так и хочется переписать, что и делает первым Мордовцев, а за ним другие писатели. При этом каждый вкладывает в образ героини свои идеи, так что литературная Дурова очень быстро отрывается от реального прототипа. Многократное повторение сюжета фактически в неизменном виде у всех обращавшихся к нему авторов приводит к утрате героиней личностных, индивидуальных черт и превращению ее в некий застывший образ, в котором начинают выкристаллизовываться надличностные, архетипиче-ские черты. А отсюда всего один шаг до того, чтобы стать мифологическим персонажем, воплощающим идею, но не индивидуума.
Сюжет о Дуровой оказался очень устойчивым: за последние примерно 150 лет он получал художественное воплощение 16 раз, иными словами, стал одним из культурно значимых.
Прозорлив оказался Мордовцев, отметивший в своем очерке: «Если бы женская личность, имя которой поставлено в заголовке настоящего очерка, жила в более отдаленные времена, то, прочитав рассказ о ней в каком-либо древнем хронографе, мы подумали бы, без сомнения, что это - продукт творческой фантазии народа, повествовательная фабула, измышленная по примеру средневековых легендарных сказаний об Александре Македонском, о Карле Великом, о рыцаре Баярде, что это, одним словом, романтический вымысел, которым услаждается воображение человека, сознающего в то же время, что выводимая перед ним личность - не реальная личность, а идеал, достижение которого возможно лишь только в представлении» [3, с. 97].
Художественное осмысление образа кавалерист-девицы пришлось на третью треть XIX в., когда уже сложилась система литературных героев, воплощающих новую мифологию (подробнее см. в статье А.И. Журавлевой [22]). В этой галерее, очевидно, пустовала ниша высокой героини - спасительницы отечества, которую и занял сюжет о Дуровой. В то же время он соотносится с архетипическим мифом о героине-воительнице, характерным как древним, так и современным культурам: легенды об амазонках, исландские саги о девах-воительницах, по-леницы в русских былинах, Жанна Д'Арк, индийская воительница Лакшми-Баи ...
Тенденция к архетипизации образа Дуровой особенно укрепилась в XX в., что связано с уже отмечавшейся идейной заданностью трактовки, которая определяла ее восприятие на протяже-
нии без малого 50 лет, т.е. двух поколений. Результаты этого смоделированного отношения наглядно видны, в частности, по тому, как меняются скульптурные изображения Дуровой. Если первые из них (конец XIX в.) - скромные бюсты, едва намекающие на военную карьеру изображаемой, то самое последнее (1991) -конный памятник, на котором Дурова предстает в полной форме уланского полка. И это открывает уже другой контекст: всадник (в нашем случае женская его ипостась) со всеми культурными коннотациями...
Примечания
1. В ноябре того же года записки Дуровой вышли отдельной книгой под названием «Кавалерист-девица: происшествие в России» и изданные ее двоюродным племянником И.Г. Бутовским.
2. По информации Бегуновой, Дурова в общей сложности получила около 6000 р. золотом (см.: Бе-гунова А.И. Надежда Дурова: Русская амазонка. М.: Вече, 2014. С. 203).
3. Биограф здесь неточен, поскольку опирается на данные, сообщенные Дуровой в записках. На самом деле ей было 83 года.
4. Любопытно, что персонажем художественных произведений, созданных примерно в то же время, что и тексты о Дуровой, становится и М.Ю. Лермонтов. Подробнее об этом см.: Юхнова И.С. Судьба Лермонтова как сюжет массовой литературы // Уральский филологический вестник. 2014, № 1. С. 174-181; Юхнова И.С. Лермонтов как литературный персонаж // Лермонтов и история: сборник научных статей. Великий Новгород - Тверь, 2014. С. 209-215.
5. Суворин в статье по поводу книги Байдарова (Новое время. 1887, № 3910); Блинов Н.Н. «Кавалерист-девица» и Дуровы. (Из Серапульской хроники) // Исторический вестник. 1888, т. XXXI. С. 414; Некрасова Е.С. Надежда Андреевна Дурова // Исторический вестник. 1890. Сентябрь. С. 586.
Список литературы
1. Некрасова Е.С. Надежда Андреевна Дурова // Исторический вестник. 1890. Сентябрь. С. 585-612.
2. Бегунова А.И. Надежда Дурова: Русская амазонка. М.: Вече, 2014. 224 с.
3. Мордовцев Д.Л. Русские женщины Нового времени. Биографические очерки из русской истории: Женщины девятнадцатого века. СПб., 1874. С. 97-150.
4. Пеньковский А.Б. Нина. Культурный миф золотого века русской литературы в лингвистическом освещении. М., 2003. С. 71.
5. Мордовцев Д.Л. Гроза двенадцатого года. М., 1991. С. 33-498.
6. Байдаров В. Кавалерист-девица Александров-Дурова. СПб., 1887.
7. Осетров З.Б. Ночь после Бородина: Историческая быль // Осетров З.Б. Сорок пьес из жизни народа. СПб., 1903. С. 107-121.
8. Блинов Н.Н. «Кавалерист-девица» и Дуровы. (Из Серапульской хроники) // Исторический вестник. 1888. Т. XXXI. С. 414.
9. Дмитриев Д.С. Кавалерист-девица: Роман. М., 2011. 272 с.
10. Чарская Л.А. Смелая жизнь: Историческая повесть. М., 1991. 240 с.
11. Скрин А. Кавалерист-девица: Повесть в стихах. М., 1912. 47 с.
12. Записки кавалерист-девицы Дуровой. Со вступительной статьей К.А. Военского. СПб.: Типолитография т-ва «Свет», 1912.
13. Сакс А.А. Кавалерист-девица, штабс-ротмистр Александр Андреевич Александров (Надежда Андреевна Дурова). СПб., 1911. 65 с.
14. Изгнание Наполеона из Москвы. М., 1938. С. 56, 84-86.
15. Гладков А.К. Давным-давно: Пьесы. М., 1978. С. 5-200.
16. Липскеров К., Кочетков А. Надежда Дурова: Пьеса в 4-х актах. М.; Л.: Искусство, 1942. 103 с.
17. Оськин А.И. Надежда Дурова - героиня Отечественной войны 1812 г. М., 1962. 71 с.
18. Стрелкова И.И. Во славу Отечества: Рассказ о славной героине Отечественной войны 1812 г. Н.А. Дуровой. М., 1986. 29 с.
19. Бегунова А.И. С любовью, верой и отвагой: Жизнь и приключения российской дворянки Надежды Дуровой. М., 1998. 442 с.
20. Арсеньева Е.А. Прекрасные авантюристки. М., 2003. 378 с.
21. Lafferty L. The Girl Who Fought Napoleon. Lake Union Publishing, 2016. 434 p.
22. Журавлева А.И. Новое мифотворчество и ли-тературоцентристская эпоха русской культуры //
Вестник Московского университета. Сер. 9. Филология. М., 2001. № 6. С. 35-43.
Список литературных произведений, героиней которых является Дурова:
1879: Мордовцев Д.Л. Двенадцатый год. Роман.
1887: Байдаров В. Кавалерист-девица Александров-Дурова. Повесть.
<1887?>: Осетров З.Б. Ночь после Бородина. Историческая быль.
1898: Дмитриев Д.С. Кавалерист-девица. Роман.
1905: Чарская Л.А. Смелая жизнь. Повесть.
1912: Скрин А. Кавалерист-девица. Повесть в стихах.
<1940>: Гладков А.К. Давным-давно. Пьеса.
1942: Рыкачев Я.С. Надежда Дурова. Повесть.
Липскеров К.А., Кочетков А. Надежда Дурова. Пьеса.
Кальма Н. Девица-кавалерист: Н.А. Дурова. Повесть.
Борисова Л., Никольская М. Камский найденыш: Н.А. Дурова. Повесть.
1962: Оськин А.И. Н. Дурова - героиня Отечественной войны 1812 г. Повесть.
1986: Стрелкова И.И. Во славу Отечества. Рассказ.
1998: Бегунова А.И. С любовью, верой и отвагой. Жизнь и приключения российской дворянки Надежды Дуровой. Исторический роман.
2003: Арсеньева Е. Амазонка. Новелла (в сборнике новелл «Прекрасные авантюристки»).
2016: Lafferty L. The Girl Who Fought Napoleon. Роман.
NADEZHDA DUROVA: THE MYTH ABOUT THE CAVALRY MAIDEN
N.N. Puryaeva
The article analyzes a number of works of fiction featuring Nadezhda Durova and traces how the myth about the Cavalry Maiden was formed during the 19th and the 20th centuries. A hypothesis is advanced that in the first forty years of its existence in fiction, the story of Durova became a stable system with a certain set of interpretations of the main character's image and genre realizations. The plot has been reproduced repeatedly over the past 150 years, and any serious changes in social and political situation set off a new cycle for the implementation of the plot.
Keywords: N. Durova, Cavalry Maiden, Russian amazon, myth, plot, female writer, archetype, Mordovtsev, Chars-kaya, Begunova.
References
1. Nekrasova E.S. Nadezhda Andreevna Durova // Is-toricheskij vestnik. 1890. Sentyabr'. S. 585-612.
2. Begunova A.I. Nadezhda Durova: Russkaya ama-zonka. Moskva: Veche, 2014. 224 s.
3. Mordovcev D.L. Russkie zhenshchiny Novogo vre-meni. Biograficheskie ocherki iz russkoj istorii: Zhenshchi-ny devyatnadcatogo veka. SPb., 1874. S. 97-150.
4. Pen'kovskij A.B. Nina. Kul'turnyj mif zolotogo veka russkoj literatury v lingvisticheskom osveshchenii. M., 2003. S. 71.
5. Mordovcev D.L. Groza dvenadcatogo goda. M., 1991. S. 33-498.
6. Bajdarov V. Kavalerist-devica Aleksandrov-Durova. SPb., 1887.
7. Osetrov Z.B. Noch' posle Borodina: Istoricheskaya byl' // Osetrov Z.B. Sorok p'es iz zhizni naroda. SPb., 1903. S. 107-121.
8. Blinov N.N. «Kavalerist-devica» i Durovy. (Iz Se-rapul'skoj hroniki) // Istoricheskij vestnik. 1888. T. XXXI. S. 414.
9. Dmitriev D.S. Kavalerist-devica: Roman. M., 2011. 272 s.
10. Charskaya L.A. Smelaya zhizn': Istoricheskaya povest'. M., 1991. 240 s.
11. Skrin A. Kavalerist-devica: Povest' v stihah. M., 1912. 47 s.
12. Zapiski kavalerist-devicy Durovoj. So vstupi-tel'noj stat'ej K.A. Voenskogo. SPb.: Tipo-litografiya t-va «Svet», 1912.
13. Saks A.A. Kavalerist-devica, shtabsrotmistr Aleksandr Andreevich Aleksandrov (Nadezhda An-dreevna Durova). SPb., 1911. 65 s.
14. Izgnanie Napoleona iz Moskvy. M., 1938. S. 56, 84-86.
15. Gladkov A.K. Davnym-davno: P'esy. M., 1978. S. 5-200.
16. Lipskerov K., Kochetkov A. Nadezhda Durova: P'esa v 4-h aktah. M.; L.: Iskusstvo, 1942. 103 s.
17. Os'kin A.I. Nadezhda Durova - geroinya Ote-chestvennoj vojny 1812 g. M., 1962. 71 s.
18. Strelkova I.I. Vo slavu Otechestva: Rasskaz o slavnoj geroine Otechestvennoj vojny 1812 g. N.A. Durovoj. M., 1986. 29 s.
19. Begunova A.I. S lyubov'yu, veroj i otvagoj: Zhizn' i priklyucheniya rossijskoj dvoryanki Nadezhdy Durovoj. M., 1998. 442 s.
20. Arsen'eva E.A. Prekrasnye avantyuristki. M., 2003. 378 s.
21. Lafferty L. The Girl Who Fought Napoleon. Lake Union Publishing, 2016. 434 p.
22. Zhuravleva A.I. Novoe mifotvorchestvo i litera-turocentristskaya ehpoha russkoj kul'tury // Vestnik Moskovskogo universiteta. Ser. 9. Filologiya. M., 2001. № 6. S. 35-43.
