CC BY
73
УДК 82-34
НАЧАЛО РУССКОЙ ИСТОРИИ И ШВЕДСКИЙ ПОЛИТИЧЕСКИЙ МИФ XVII—XVIII ВЕКОВ
Л.П.Грот
THE INITIAL PERIOD OF RUSSIAN HISTORY AND SWEDISH POLITICAL MYTHS
L.P.Grot
Образовательно-консалтинговое предприятие «НОРРКОН АБ» (Лулео, Швеция), [email protected]
В западноевропейской мысли XVI—XVIII вв. развивался особый тип политических мифов, создававших исторические фальсификаты для обоснования мнимого исторического права на территории соседей. Таким был шведский политический миф XVII—XVI11 вв. Он возник в Смутное время и был направлен на переформатирование русской истории для обслуживания геополитических задач. И если политика потерпела неудачу, то разработки политического мифа получили популярность среди «ученых париков» и законсервировались в науке.
Ключевые слова: шведский политический миф, Смутное время, Рюрик, варяги, Столбовский договор, Северная война
During XVI-XVI11 centuries Western European thought have been developing specific political myth, which led to creation of
historical falsification for substantiation of alleged historical right on the neighboring territories. Swedish political myths of XVII-XVIII
centuries was of that kind. It has appeared during the Time of Troubles and was aimed at reformation of Russian history for the geopolitical goals. Assuming that such policy failed , the works gained popularity among the "scientists wigs" and conservated in the science.
Keywords: Swedish political myth, Time of Troubles, Great Northern War, The Treaty of Stolbovo, Rurik, Varangians
Предметом моих исторических исследований являются два направления. Первое — это истоки древнерусской государственности, где ключевая проблема — генезис древнерусского института верховной власти. Второе — влияние западноевропейских утопий на исследование древнерусской истории. И общий вывод, к которому я пришла в ходе многолетних исследований, таков: как история российской государственности, так и вся русская история в целом имеют более древние корни, чем это принято считать, и корни эти автохтонны для Русской равнины.
Однако такая наиважнейшая проблема российской истории, как древнерусский политогенез, оказалась, начиная с XVIII в., под влиянием утопической историософии, сложившейся в западноевропейской исторической мысли XVI—XVIII вв. Одним из ее проявлений был шведский политический миф XVII—XVIII вв., плодом которого являются взгляды о скандинавском происхождении летописных варягов и о князе Рюрике как вожде скандинавских отрядов, а также идея о древнешведском происхождении имени Руси [1].
Шведский политический миф родился в вихре событий Смутного времени в Русском государстве, частью которых было военное присутствие шведов в Новгородской земле. Результатом этого присутствия явились и захват Новгорода летом 1611 г., и интриги шведского двора по поводу шведского принца Карла Филиппа как кандидата на московский престол, и шведская агрессия 1614—1617 гг. в русских землях, приведшая к Столбовскому договору 1617 г., по которому Швеция отторгала русские города Ивангород, Ям, Остров, Копорье, Корелу, Орешек с уездами и всю Неву, в силу чего русские отрезались от Балтийского моря, от своего исконного исторического права свободного выхода в Балтийское море и свободной торговли на западноевропейских рынках.
Именно такой ход политического развития породил особое направление в шведской историографии, принявшее форму грубого фантазирования на исторические темы и создания величественных картин выдуманной истории Швеции в древности. Сюжетами этих картин стали рассказы о вымышленных древних предках шведов: о шведо-готах, о шведо-гипербореях и о шведо-варягах, что и составило шведский политический миф данной эпохи, направленный на переформатирование русской истории для обслуживания конкретных политических задач [2, 3]. Он прошел три этапа в своем развитии, и каждый из них был отмечен созданием определенных исторических фальсификатов.
Первый этап — это период Смутного времени от захвата шведами Новгорода летом 1611 г. и до Столбовского мира 1617 г. Какими событиями он был отмечен? За захватом Новгорода летом 1611 г., как известно, последовало дальнейшее развитие шведской агрессии 1614—1617 гг. в русских землях, когда удалось захватить часть русских городов. Успех за-воевательской политики породил амбицию увидеть шведского принца Карла-Филиппа в качестве кандидата на московский престол.
Подобный поворот шведской политической мысли явно возник под влиянием польских успехов.
В июле 1610 г. произошло отстранение Василия Шуйского от власти, а в августе, под давлением польского короля Сигизмунда III, произошло принесение присяги московскими жителями польскому королевичу Владиславу.
Успех династийных притязаний польского короля и его сына летом 1610 г. явно подтолкнул шведских политических деятелей инициировать аналогичный проект, но со шведским принцем в качестве кандидата на московский престол. В сборнике шведских документов «Войны Швеции» ("Sveriges krig"), со ссылкой на шведские архивные документы, говорится, что уже весной 1610 г. Карл 1Х принимает решение захватить несколько северо-западных русских городов. Военному отряду под командованием шведского наместника в Ревеле Андерса Ларссона отдается приказ выступить в направлении Ивангорода, Яма и Пскова, жители которых присягали Лжедмитрию II, и силой или хитростью принудить эти города сдаться и присягнуть либо царю Василию, либо шведскому королю (выделено мной — Л.Г.) [4].
Однако в эпоху династийных традиций кандидатом на престол могло выступать лицо, имевшее для этого основания, например, обладавшее наследственными правами на престол по мужской или женской линии. Так, Сигизмунд III по линии своей матери Катерины Ягеллонки являлся потомком Ягелло-нов, а литовские и русские правящие дома были переплетены межродовыми браками с глубочайшей древности.
У шведской короны ничего подобного не было, зато было кое-что получше — миф о древних шведо-готах как прямых предках шведских королей. Этот миф сложился за несколько десятилетий до Смутного времени, в рамках особого течения общественной мысли североевропейских стран, получившего название готицизм. Основу готицизма составили мифы о великих подвигах древнего народа готов, прославлявшихся как прямые наследники античности, вливших свежую кровь в одряхлевшую Римскую империю и благодаря этому создавших сильные державы Европы. Особую роль готицизм отводил Швеции, поскольку юг Швеции носит название Гёталанд, и эту область по созвучию стали связывать с прародиной древних готов, откуда они якобы вышли и начали свои завоевания в Европе. Рассказы о героическом прошлом готов как прямых предков королей Швеции, начиная с XVI в. имели всеевропейскую популярность. Но поскольку под пером шведских готицистов шведо-готы якобы бороздили и восточноевропейские реки от Балтики до Черного моря, совершая победоносные походы в Восточной Европе, этот миф о готах в Смутное время послужил пусковым механизмом для новых политических мифов — о шведо-гипербореях и о шведо-варягах.
О народе гипербореев, как известно, рассказывалось в античных источниках. Это — великий народ, которому приписывался значительный вклад в создание древнегреческой культуры. И вот в начале XVII в. в кругах, приближенных к шведскому королю Карлу IX, заговорили о том, что и гипербореи имели шведское происхождение. Где-то с 1610 г. в Швеции
стали создаваться удивительные произведения на тему о том, что древняя Гиперборея находилась на территории Швеции, поскольку имя Гипербореи лучше всего истолковывается из шведского языка, а имена гиперборейских героев — испорченные шведские имена [5].
Эти исторические феерии создавались с легко угадываемой целью — оформить на их базе новейшую версию восточноевропейской истории, но без русских. Наши шведские предки, дескать, первыми обживали Восточную Европу с глубокой древности, что дает шведскому королю особые исторические права на восточноевропейские земли. То, что создание шведской гипербореады преследовало конкретные политические задачи, подтверждается тем, что именно вкупе с ней из шведской королевской канцелярии вышли мифы о Рюрике из Швеции и о варягах из Швеции.
Рюрик из Швеции явился «литературным» произведением шведских сановников. В 1613 г. ими была сфальсифицирована шведская часть протокола переговоров шведов с новгородцами относительно кандидатуры Карла Филиппа на московский престол, куда шведские сановники внесли ложные сведения о том, что новгородцы на переговорах якобы сами рассказывали о том, что был у них в древности князь из Швеции по имени Рюрик. Из позднейшего сличения документов выяснилось, что ничего подобного новгородцы не говорили. Согласно неофициальным записям секретаря Карла-Филиппа, новгородцы говорили, что «...у новгородцев исстари были свои собственные великие князья... так из вышеупомянутых был у них собственный великий князь по имени Родори-кус, с родословием из Римской империи».
Далее, в это же самое время шведский дипломат и доверенное лицо шведского короля по сношениям с Русским государством П.Петрей вдруг создал исторический опус, куда внес мысль о том, что варяги из русских летописей должны были быть выходцами из Швеции. За пару лет до этого Петрей издал другое произведение — хронику о свея-готских королях, где упомянул и древнерусского князя Рюрика, но как выходца из Пруссии, т.е. с южнобалтийского побережья. Заявление о варягах из Швеции в новом сочинении было сделано сугубо декларативно и преследовало понятную цель: фальсификат о шведском происхождении летописных варягов — основоположников великой правящей династии Русского государства — мог оказаться полезен в случае успеха шведских притязаний пусть хоть не на московский, но на новгородский престол. А «научная» ценность этой мысли аналогична ценности идеи о гипербореях как выходцах из Швеции [2, с. 149-151].
Итак, утверждения о Рюрике из Швеции и о шведском происхождении летописных варягов — произведения шведского политического мифа, сочиненные в то время, когда шведских политиков питала надежда увидеть на русском престоле шведского принца Карла Филиппа. Под этот проект, в качестве некоего обоснования исторических связей шведских королей с древнерусскими правителями, и стали подтасовываться факты в дипломатических докумен-
тах, а также создаваться произведения в жанре выдуманной истории. Но затея с Карлом Филиппом в качестве кандидата на московский престол, как известно, не удалась. Однако первые наработки шведского политического мифа не пропали втуне и вскоре оказались востребованными в период после Столбовско-го договора.
Второй этап развития шведского мифа занимает период от Столбовского договора 1617 г. до Ништадтского договора 1721 г. Политика шведских властей в окуппированных Ижорской и Водской землях, которые на шведских картах стали именоваться Ингерманландия, столкнулась с определенными проблемами. Ведь оккупированными русскими землями надо было управлять, надо было вести соответствующую пропаганду среди населения этих земель, объяснять «правильность» и законность оккупации. Поэтому именно в обстановке после Столбовского мира шведский политический миф о древних корнях шведского владычества в Восточной Европе стал особо активно развиваться со второй половины XVII в., причем по двум направлениям:
1. Продолжение развития сюжетов о древней основоположнической роли предков шведских королей в Восточной Европе чуть не с гиперборейских времен.
Именно в этот период был извлечен из архива протокол-фальсификат о Рюрике из Швеции и опубликован придворным шведским историографом Юханом Видекиндом в книге «История десятилетней шведско-московитской войны» (1671 г.). С какой целью? Да, все с той же — доказать глубинную историческую связь предков шведских королей с русскими землями: дескать, сами новгородцы «помнили» о своем князе Рюрике «родом из Швеции».
Тогда же стали создаваться диссертации и другие труды представителей шведских академических кругов, где провозглашалось, в частности, что этнонимы Восточной Европы — скандинавского происхождения, например, роксоланы — имя выходцев из Рослагена (Я^а^а) — прибрежной полосы на востоке Швеции, и это преподносилось как свидетельство присутствия здесь шведов с древних времен.
2. Появление мифа о финнах, как древних насельниках в Восточной Европе, которые подчинялись шведским королям и платили им дань, а также о славянах, т. е. русских, которые были самыми поздними пришельцами в Восточной Европе.
Появление второго направления было обусловлено тем, что на оккупированных русских землях необходимо было установить систему управления для православного населения, как русскоязычного, так и финноязычного, что в конечном итоге вылилось в политику насильственного обращения православного населения (води и ижоры) Ингерманландии в лютеранство. Неправое дело особенно нуждается в идео-логизировании, поэтому для данной политики было опять подключено историческое мифотворчество на более высоком, «университетском» уровне.
В 1689 г. шведский писатель и профессор медицины Олоф Рудбек опубликовал вторую часть своего труда «Атлантида», где декларативно заявил, что
в древности финны населяли Европу до реки Дона, а шведские короли их покорили и взимали с них дань. Русские же или славяне жили где-то намного южнее. Таким образом, «населив» Восточную Европу вплоть до Дона финнами, Рудбек и ввел идею финно-угорского субстрата в Восточной Европе. Шведская администрация в Ижорской и Водской землях использовала «Атлантиду» Рудбека как «научную» аргументацию в поддержку насильственной лютерани-зации води и ижоры [6].
Так шло развитие шведского политического мифа до начала Северной войны.
Третий этап шведского политического мифа получил развитие после поражения Швеции в Северной войне и в обстановке её устремлений организовать военные кампании против России. Как показывает исторический опыт, война традиционная имеет тесную связь с войной информационной, поскольку предварительная обработка общественного мнения играет важную роль. Причем, требуется как обработка общественного мнения в собственной стране, так и склонение на свою сторону международного общественного мнения. Информационные технологии известны с допотопных времен: представить собственную наступательную политику как политику справедливую, законную, а объект нападения как узурпатора, поправшего устои и основы.
В период после Ништадтского мира Швеция два раза нападала на Россию: в 1741 г. и в 1788 г. с целью вернуть русские земли, оккупированные в Смутное время. Именно в этот период была разработана концепция о древнешведском происхождении имени Руси. Цель этой и других разработок шведского политического мифа понятна. В преддверии военных кампаний против России шведской короне, наряду с активизацией международной деятельности и поисками союзников, важно было в глазах международной общественности предстать борцом за свои исконные исторические права: это нас, дескать, обидели, а мы хотим только свое законное вернуть! На эту задачу и работали такие информационные продукты, как идея о древ-нешведском происхождении имени Руси.
Создавать эту концепцию начал вскоре после окончания Северной войны шведский деятель по имени Хенрик Бреннер. Он стал уверять, что имя Руси имеет связь с названием финнами шведов "го^аЫпеп" и с шведским Рослагеном. В 70-х годах, перед началом последней войны Швеции против России, современником Шлёцера, упсальским профессором Ю.Тунманном было завершено «конструирование» происхождения имени народа русь из финского названия Швеции Кио1Б1, что стало преподноситься как неопровержимое доказательство скандинавского происхождения народа руси. Кроме того, Тунманн «открыл», что названия Днепровских порогов у Константина Багрянородного имеют древнешведские этимологии. Все это позволило ему заявить, что теперь никто не сможет усомниться в том, что русы были на самом деле шведы и что они были основоположниками древнерусского государства. Читай: отдайте нам Ижорскую и Водскую землю, ибо все это наше с древнейших времен!
В это же время в шведских университетах начался настоящий бум по написанию диссертаций о летописных варягах с утверждениями об их шведском происхождении. Такой вот удивительно активный интерес, пробудившийся у шведских историков после Северной войны к теме летописных варягов с упорным стремлением доказать их шведское происхождение. Среди подобных диссертаций следует назвать защищенную в 1734 г. диссертацию Альгота Скарина. Но диссертация Скарина специфична еще и тем, что в ней получил дальнейшее развитие миф Рудбека о финнах как коренном населении Восточной Европы. Именно Скарин, сфальсифицировав ПВЛ, стал уверять, что под летописной чудью летописец подразумевал эстляндцев и финляндцев.
Но этим не ограничивается «вклад» Скарина в русскую историю. Закрепляя картину Восточной Европы без русских, Скарин ввел хронологический ограничитель для русских в истории и первым стал делить историю России (или Восточной Европы) на периоды «до расселения славян» и «после расселения славян». По уверению Скарина, современная Россия, бывшая в древние времена одной из областей шведского рейха, до расселения славян была населена гуннами. А с юга в эти области вторгались такие чужие народы, как славяне или венды. Но в V в., сообщает Скарин, гунны покинули эти места, и в опустевших областях стали распространяться славяне и венды, ищя нового места жительства [7].
Начало русской истории, как известно, и ныне связывается с расселением славянских племен в Восточной Европе с V в. Это та стартовая черта, от которой до сих пор отсчитывается русская история. И она была введена как раз создателями шведского политического мифа.
Таким образом, готовясь к военным действиям против России, шведские власти интенсивно развивали сюжеты политического мифа, «обосновывавшего» права Швеции на восточноевропейские земли. Это была подлинная информационная война против русской истории с целью создания исторического фальсификата, где русским отводилась роль поздних пришельцев со стороны.
Важной частью информационной войны является максимальное распространение ее информационных продуктов среди политиков и деятелей культуры разных стран. В указанный период шведские деятели стремились снискать международное признание для своих исторических наработок о шведо-варягах. До этого Швеция прославилась в западноевропейском обществе как прародина готов. Теперь ставили задачу добиться такого же успеха для шведо-варягов, и добились. В западноевропейских странах царило увлечение готицизмом или прославлением исторического прошлого народа готов, и на этой волне — увлечение «Атлантидой» Рудбека и публикациями других шведских мифотворцев.
Удалось наладить распространение шведского мифа и в России благодаря контактам, установленным шведами с немецкими академиками Байером и Миллером в Петербурге. Именно Байер и Миллер стали первыми транслировать и фантазии Рудбека, и
Скариновскую версию древней истории Восточной Европы, из которой русские изгонялись вплоть до V в.
И если шведская политика, устремленная на возврат русских земель, потерпела поражение, то шведские усилия по распространению шведского политического мифа, переформатировавшего русскую историю, увенчались успехом: он перешел в работы историков, как российских, так и западноевропейских.
И результат от этого достаточно плачевный, поскольку российская историческая наука потеряла возможность давать вразумительные ответы на самые кардинальные вопросы русской истории. Одним из самых тяжелых последствий является то, что от русской истории оказались оторваны тысячелетия.
Сейчас накоплено достаточно сведений, которые позволяют вести отсчет начала древнерусской истории от расселения носителей индоевропейских языков на Русской равнине, т.е. от рубежа III—II тысячелетий до н.э. Кстати сказать, российские народы — представители других языковых семей — возводят историю своих предков к периоду бронзы, и никто не находит это ненаучным. А русской истории подобная древность заказана.
1. Грот Л.П. Политический миф норманизма // Русское поле. Научно-публицистический альманах. 2013-2014. № 45. С. 89-119.
2. Грот Л.П. Путь норманизма от фантазии к утопии // Ва-ряго-русский вопрос в историографии. Серия «Изгнание
норманнов из русской истории». Вып. 2. М., 2010. С. 103202.
3. Фомин В.В. Варяги и варяжская русь. М., 2005. 487 с.
4. Sveriges krig. 1611—1632. Band I. Danska och ryska krigen. Stockholm, 1936. S. 338.
5. Nordstrom J. De yverbornes o. Sextonhundratalsstudier. Stockholm, 1934. S. 102-103, 112-134.
6. Rudbeck O. Atlands eller Manheims. Tredje delen. Uppsala och Stockholm, 1947. S. 174-199.
7. Грот Л.П. Как летописная чудь превратилась в «эстонские племена» // Ученые записки Петрозаводского государственного университета. Общественные и гуманитарные науки. 2016. № 1 (154). С. 93-100.
References
1. Grot L.P. Politicheskiy mif normanizma [Polytical myth of normanism]. Russkoe pole: Nauchno-publitsisticheskiy al'manakh, 2013-2014, no. 4-5, pp. 89-119.
2. Grot L.P. Put' normanizma ot fantazii k utopii [Path of normanism : from fantasy to utopia]. Varyago-russkiy vopros v istoriografii, series "Izgnanie normannov iz russkoy istorii", iss. 2. Moscow, 2010, pp. 103-202.
3. Fomin V.V. Varyagi i varyazhskaya rus' [Varangians and varangian Rus]. Moscow, 2005. 487 p.
4. Sveriges krig. 1611—1632. Band I. Danska och ryska krigen [Sweden War. 1611-1632. Vol. 1. Danish and Russian wars]. Stockholm, 1936, p. 338.
5. Nordstrom J. De yverbornes o. Sextonhundratalsstudier [Residents on northern islands and studies from the seventeenth century]. Stockholm, 1934, pp. 102-103, 112134.
6. Rudbeck O. Atlands eller Manheims. Tredje delen [Atlantis and Manheim. Part three]. Uppsala och Stockholm, 1947, pp. 174-199.
7. Grot L.P. Kak letopisnaya chud' prevratilas' v "estonskie plemena" [How annalistic chud became "estonian tribe"]. Uchenye zapiski Petrozavodskogo gosudarstvennogo universiteta. Obshchestvennye i gumanitarnye nauki. 2016. № 1 (154) , pp. 93-100.
