Научная статья на тему 'Начальные этапы развития сложных обществ в северной Колумбии (i тыс. До Н. Э. - i тыс. Н. Э. )'

Начальные этапы развития сложных обществ в северной Колумбии (i тыс. До Н. Э. - i тыс. Н. Э. ) Текст научной статьи по специальности «История и археология»

CC BY
129
34
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.
Ключевые слова
КОЛУМБИЯ / ТАЙРОНА / ИНДЕЙЦЫ / РАННЯЯ КЕРАМИКА / АРХЕОЛОГИЯ

Аннотация научной статьи по истории и археологии, автор научной работы — Острирова Елена Сергеевна

В статье дан обзор раннекерамических памятников северной Колумбии и развития деревень ранних земледельцев и рыболовов в I тыс. до н.э. I тыс. н.э. на примере поселений в бухтах карибского побережья Сьерра-Невада-де-Санта-Марта.

i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.
iНе можете найти то, что вам нужно? Попробуйте сервис подбора литературы.
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.

Текст научной работы на тему «Начальные этапы развития сложных обществ в северной Колумбии (i тыс. До Н. Э. - i тыс. Н. Э. )»

Sweely T. (ed.) 1999: Manifesting Power: Gender and the Interpretation of Power in Archaeology. New York.

Taylor D. 1983: Classic Maya Costume: Regional Types of Dress 2 vols. PhD. dissertation. Yale University.

Kerr J., Kerr B. (eds.) 1999: Painted Ladies: Costumes for Women fn Tepeu Ceramics // The Maya Vase Book Vol. 3. A Corpus of Rollout Photographs of Maya Vases. New York, 524-546

Walde D., Willows N. (eds.) 1991: The Archaeology of Gender: Proceedings of the 22nd Annual Chac Mool Conference. Calgary.

Wright R. (ed.) 1996: Gender and Archaeology: Essays in Research and Practice. Philadelphia.

WOMEN OF THE CLASSIC MAYA COURT IN TEXT AND IMAGE

D. S. Bayda

The article discusses some questions related to the image of women in court society of the ancient Maya of the classical period as it is represented in various types of written and visual sources. Special attention is paid to the political role of women in the court and its reflection in the surviving sources.

Key words: Maya, royal court, gender studies, epigraphy, iconography

© 2015

Е. С. Острирова

НАЧАЛЬНЫЕ ЭТАПЫ РАЗВИТИЯ СЛОЖНЫХ ОБЩЕСТВ В СЕВЕРНОЙ КОЛУМБИИ (I ТЫС. ДО Н.Э. — I ТЫС. Н.Э.)*

В статье дан обзор раннекерамических памятников северной Колумбии и развития деревень ранних земледельцев и рыболовов в I тыс. до н.э. — I тыс. н.э. на примере поселений в бухтах карибского побережья Сьерра-Невада-де-Санта-Марта.

Ключевые слова: Колумбия, тайрона, индейцы, ранняя керамика, археология

Археология северной Колумбии — динамично развивающееся направление, представленное как исследованиями наиболее значимых для всего Нового Света раннекерамических памятников V-IV тыс. до н.э., так и изучением поселений с монументальной архитектурой, относящейся к концу I тыс. н.э. — первой половине II тыс. н.э. При этом долгое время практически полностью отсутствовали исследования формативного периода в данном регионе — эпохи ранних деревень,

Острирова Елена Сергеевна — кандидат исторических наук, научный сотрудник Института археологии РАН. E-mail: [email protected]

* Работа выполнена при поддержке гранта РГНФ № 14-31-01294 «Неолитизация в Южной и Центральной Америке: новейшие исследования и подходы».

в которых зарождались основы социально-политического развития индейских культур более позднего времени.

Наиболее значимые археологические памятники региона располагаются на северо-западе (низовья р. Магдалена и западное побережье Атлантики) и севере региона, где спускаются к побережью Карибского моря склоны горной системы Сьерра-Невада-де-Санта-Марта.

Памятники, на которых были найдены образцы одной из наиболее древних керамических традиций в Южной Америке, находятся на территории современного департамента Боливар. Это поселения Монсу и Пуэрто-Ормига, Пуэрто-Ча-ко, открытые Х. Райхель-Долматоффым, Барловенто, а также наиболее изученные на настоящее время памятники Сан-Хасинто 1 и Сан-Хасинто 21. Наиболее исследованным является памятник Сан-Хасинто 1, где получены самые ранние датировки (5940±60 л.н.). На этой сезонной стоянке охотников-собирателей на берегу р. Магдалена была найдена лепная керамика с растительными отощите-лями, для которой характерны зооморфные мотивы (моделированные налепы по венчику сосудов)2. Данная керамическая традиция бытовала более тысячелетия, что демонстрирует памятник Сан-Хасинто 2, где радиоуглеродные датировки относятся к IV тыс. до н.э. Остальные раннекерамические памятники данного региона — это раковинные кучи на побережье, также содержащие фрагменты лепной керамики с растительным отощителем3.

На северном побережье и в регионе Сьерра-Невада-де-Санта-Марта практически отсутствуют свидетельства бытования раннекерамической традиции. В силу крайне низкой степени сохранности органики и разграбленности памятников этой части карибского побережья (где грабители ищут золото более поздних культур) изучение раннекерамических слоев затруднено. Но все же есть разрозненные данные о ранних этапах седентаризации, а также о находках керамики с прорезным и точечным орнаментом, которую называют традицией Маламбо по эпонимному памятнику (департамент Атлантико) и условно датируют I тыс. до н.э. (600/500 гг. до н.э. — 100 г. н.э.)4. Эта традиция характерна и для венесуэльского побережья Карибского моря, причем она явно родственна барранкоидной традиции низовий р. Ориноко5.

На территории к северо-востоку от Сан-Хасинто и Маламбо, на побережье Карибского моря и в предгорьях Сьерра-Невада-де-Санта-Марта самая ранняя ма-ламбоидная керамика, датированная 1150 г. до н.э. — началом н.э., была найдена на периферийном памятнике Папаре, а также на близлежащем памятнике Лома-де-Кинто в долине р. Кордоба и р. Фрио6. Большинство памятников с маламбо-идной керамикой в Колумбии и Венесуэле расположены близ побережья, и жители этих поселений в I тыс. до н.э. преимущественно занимались рыбной ловлей, сбором моллюсков, а также земледелием, хотя сам памятник Маламбо является

1 Иооре8 1994, 15.

2 Оуие1а-Саусе<1о, Вопгаш 2005, 5-15.

3 Табарев 2011, 36.

4 Ыеуе8 2008, 370.

5 Ьа^еЪаек 1987, 85.

6 Ьа^еЪаек 1987, 86-87.

исключением, так как находится в нескольких десятках км от моря и достаточных данных о рыболовстве и собирательстве на нем нет7.

Наиболее изученными в регионе Сьерра-Невада-де-Марта являются значительно более поздние памятники, связанные с начальными этапами социально-политического развития культуры тайрона. Данный термин является скорее условным, так как, вероятно, объединяет различные родственные культурные традиции8.

Археологическая культура тайрона была выделена и описана О. Мэсоном и Х. Райхель-Долматоффым на основе разновременных исследований поселения Пуэблито и близлежащих памятников северных предгорий Сьерра-Невада. Начальные этапы развития культуры тайрона они отнесли к 1Х-Х вв.9 Изучение ранних оседлых поселений и керамической традиции побережья Сьерра-Невада началось в 20-30-е годы XX в., когда О. Мэсон приступил к раскопам поселения Пуэблито, а также исследовал близлежащие бухты, в том числе бухту Неуанхе, где обнаружил богатое погребение. В середине XX в. прибрежные поселения исследовал Х. Райхель-Долматофф, а в 80-е годы А. Ойюэла-Кайседо провел работы по изучению бухт к западу от Пуэблито — Синто и Гайра10.

Вплоть до начала XXI в. схема развития культур Сьерра-Невада-де-Санта-Марта представлялась следующим образом: с начала н.э. (фаза Неуанхе, 100/200700 гг.) на побережье и в бухтах Парка Тайрона располагались небольшие деревни, ориентированные на добычу морских ресурсов и соли. Признаки значительной концентрации населения не были обнаружены. Однако материалы богатого погребения, исследованного О. Мэсоном, позволяют говорить о сложении основ социальной дифференциации11. Начало X в. (конец фазы Буритака, 700-1000 гг.) отмечено неожиданным демографическим ростом и появлением каменной архитектуры в прибрежных бухтах. В верховьях р. Буритака наблюдается настоящий демографический взрыв и начало строительства поселений с каменной архитектурой и развитой инфраструктурой: каменными дорогами, лестницами, дренажными системами и каналами, которые исследователи12.

Долгое время считалось, что горные области были заселены только в фазу Тайрона (1000-1600 гг.). Самые ранние радиоуглеродные датировки были получены на поселениях Фронтера (660±90 г. н.э.) и Лас-Анимас (580±120 г. н.э.), где была найдена керамика типа Неуанхе, но эти памятники расположены на склонах, наиболее близких к побережью.

Благодаря последним исследованиям А. Дэвера и С. Хиральдо установлено, что и в горной области под каменными террасами периода Тайрона есть слои, относящиеся к более раннему этапу периода Неуанхе13. Они были перекрыты строительным горизонтом XI-XII вв., содержащим остатки крупномасштабного строительства. Самая ранняя дата, полученная для памятника Буритака 200, — 650±60

7 Ьа^еЪаек 2003, 258.

8 ОкаМо 2007, 44-46.

9 КеюЬе1-Бо1таМ:Г 1986, 79.

10 Оуие1а Саусеао 1986, 24-28.

11 Бгау 2003, 301-344.

12 Беде 1987, 87; ОуиеЫСаусеао 2008, 415-418.

13 Беуег 2007; ОкаМо 2007, 222.

г. н.э.14 Однако на данном этапе археологического изучения горных районов Сьерра-Невада сложно делать выводы о времени заселения памятников. Согласно современному состоянию исследования, наиболее ранние из изученных памятников локализуются в бухтах побережья.

На сегодняшний день более ясной является картина заселения и развития ранних деревень на центральном побережье Сьерра-Невада-де-Санта-Марта (Парк Тайрона, бухты Ченге, Гайра, Синто, Конча, Неуанхе).

В ходе последних археологических изысканий в Парке Тайрона определено, что общая площадь поселений в бухтах в период Неуанхе составляла около 18 га (из общей исследованной площади в 91 кв. км)15. Подавляющее большинство прибрежных поселков этого времени имело площадь около 1 га, а самое крупное поселение Синто — 2,5 га. Свыше 40% занятых земель были наиболее плодородными на всем побережье, особенно это касается бухты Синто, где сконцентрированы лучшие земли и выпадает наибольшее количество осадков. В районе Неуанхе климат был наиболее сухим, а почвы слабо пригодными для земледелия, поэтому показатели плотности населения здесь самые низкие. Вплоть до 800 г. показатели плотности населения во всех бухтах невысокие, иерархии поселений нет, а небольшие деревни были расположены дисперсно.

Используя модель расчета численности населения У. Сандерса и Дж. Парсонса, К. Лангебайк дает следующие цифры: от 90 до 179 человек проживало в небольших бухтах Синто, Конча и Неуанхе в период Неуанхе (общая площадь поселений 17,9 га), от 95 до 190 человек — в период Буритака (общая площадь поселений 19 га) и от 1084 до 2175 человек — в поздний период Тайрона (общая площадь поселений 217,4 га)16.

Несмотря на низкую плотность населения, плохую сохранность материалов и другие факторы, затрудняющие изучение ранних памятников побережья, можно выделить некоторые особенности развития региона раннего периода. Начиная с первых веков н.э. прослеживается специализация общин различных бухт: общины Ченге специализировались на добыче соли (добыча соли начинается здесь уже с 200 г. н.э.), а общины Таганга (самая западная бухта в Парке Тайрона) — на рыболовстве. Эта специализация сохранилась вплоть до испанского завоевания. Развитие и рост площади постоянных поселков (Синто, Ченге, Мамарон и др.) происходили в тех бухтах, жители которых занимались морским промыслом и добычей соли; и, видимо, это были самые богатые деревни.

Археологический проект в бухте Ченге позволил установить хронологию развития этого поселения и близлежащих бухт, его роль в системе региональных связей, а также связь хозяйственной специализации с моделью регулирования социально-экономической жизни и возникновением политических институтов. Кроме того была исследована история поселения, которое в поздний период будет подчинено более крупному политическому центру — Бонда17.

Площадь занятой в 200-500 гг. территории составляла порядка 3,3 га, к 800 г. Ченге возрастает до 6 га, а после 1200 г. его территория резко увеличивается до

14 ОкаМо 2007, 224.

15 Ьа^еЪаек, Беуег 2002, 14.

16 Ьа^еЪаек 2005, 88.

17 Беуег 2010, 131.

15 га с общей численностью населения около 1200 человек. В ходе раскопок было выделено два основных сектора поселения. Сектор 2 развивался, начиная с 200 г., к 500 г. в нем была сконцентрирована большая часть населения бухты (все население бухты, по подсчетам А. Дэвера, составляло около 60-80 человек, из них в деревне от 45 до 60 человек), занимавшаяся соледобычей и неспециализированным морским промыслом18. При этом уровень добычи соли был достаточно низким и обмен происходил только с ближайшими бухтами. Именно этот обмен необходимыми для жизни небольших специализированных деревень продуктами, вероятно, был причиной того, что на побережье начиная с 200 г. прослеживается процесс незначительного, но стабильного роста численности населения, постепенного обогащения общин, при этом нет свидетельств складывания иерархий ни между поселениями бухт, ни внутри самих общин. А. Дэвер определяет общины Ченге периода с 200 по 800 г. как эгалитарные19. В фазу Неуанхе специализированную деятельность в этих бухтах, видимо, контролировали внутриобщинные институты. Домохозяйства были включены в сеть обмена между побережьем и предгорными районами. Склоны Сьерра-Невада не были еще заселены, но могли существовать небольшие локализованные в горах домохозяйства, на которых выращивались прежде всего корнеплоды. Община Ченге обменивала соль на продукты земледелия (маис, корнеплоды, хлопок и авокадо). Таким образом, по мнению А. Дэвера, для региона Сьерра-Невада-де-Санта-Марта на ранних этапах развития керамических культур был характерен «микро-вертикальный обмен»20. Эта модель взята из андской археологии, объясняющей при помощи теории вертикального обмена между побережьем и горными районами всю историю индейских культур Тихоокеанского побережья Перу и Эквадора21. Модель «микрообмена» показывает, что и небольшие коллективы, которые могли состоять всего из нескольких домохозяйств, вполне успешно осуществляли обмен морскими ресурсами, солью, различными продуктами сельского хозяйства (как выращенными на побережье в условиях сухого и жаркого климата, так и во влажных и прохладных долинах предгорий), охоты. Специализированное производство и обмен функционировали благодаря горизонтальным внутриобщинным и межобщинным связям. Судя по материлам раскопок в бухте Ченге, какие-либо признаки вертикального контроля не прослеживаются вплоть до 800-900 гг. Несмотря на то что домохозяйства растут и парадная керамика встречается повсеместно, центр поселения не выделяется, монументальные сооружения не возводятся и отсутствуют признаки формирования поселенческой иерархии.

С 800 г. в Ченге происходят заметные изменения: растет численность населения, появляются свидетельства вмешательства людей (или семей) с высоким статусом в жизнь деревни — изменяется поселенческая модель. Сектор 1 был изначально ориентирован на больший объем добычи соли для регионального обмена. Теперь же его жилые и общественные здания строятся на самом удобном для соледобычи участке бухты, который и до настоящего времени используется для этого промысла. Появляются каменные постройки, прежде всего террасы и коль-

18 Беуег 2010, 134-135.

19 Беуег 2010, 130.

20 Беуег 2010, 125-126.

21 Березкин 1991, 122-125.

цевые фундаменты основания домов, а также вымощенные дороги и мосты, соединившие бухту с поселениями на склонах — прежде всего с Пуэблито и Бондой (Вира-Вира), самыми крупными поселениями позднего периода Тайрона на побережье. Террасы, фундаменты жилых домов и построек, возможно, ритуального назначения, строятся в секторе 1, связанном с копями и, видимо, с элитой, которая контролирует теперь добычу соли, организует местное население на общественные работы, необходимые для монументального строительства.

Между 1100 и 1200 г. население Ченге увеличивается в 3 раза, причем локализуется оно в секторе 1, а сектор 2 частично забрасывается22. В секторе 1 концентрируется почти вся парадная керамика более сложных, чем ранее, форм: сосуды для жертвоприношений, сосуды-тетраподы, жаровни для маниока, парадная керамика с зооморфными, орнитоморфными и антропоморфными скульптурными изображениями. Учитывая еще и тот факт, что террасы в секторе 1 были по площади больше, чем в секторе 2, можно предположить, что праздники и церемонии проводились в секторе 1 и организовывались его обитателями — верхушкой общины, которая получила свой высокий статус благодаря организации и контролю над соледобычей и региональным обменом. Таким образом, после XI в. складывается система контроля над добычей соли, организация и интенсификация производственного процесса и связанная с ней трансформация рельефа местности, что в дальнейшем выразилось в появлении монументальной архитектуры, коммуникаций и увеличении площади поселений. С другой стороны, пока не найдены богатые погребения 1000-1200 гг., которые демонстрировали бы социальную дифференциацию и четкое выделение общинной верхушки.

Изменения, связанные с заселением бухт в середине I тыс. при стабильно низкой плотности населения и с последующим демографическим взрывом в конце I — начале II тыс., происходят, видимо, и в других бухтах Парка Тайрона. По подсчетам К. Лангебайка, между периодами Неуанхе и Буритака (около 800 лет) население бухт Парка Тайрона незначительно сократилось, что устанавливается по количеству керамики, найденной на той же территории (ее площадь увеличилась в период Буритака только до 19 га). В то же время отмечаются изменения внутренней структуры поселенческой системы: в период Неуанхе небольшие деревни были обнаружены во всех бухтах; к концу I тыс. прослеживается концентрация населения в бухтах Синто (39%) и Конча (44,5%), а остальные поселения забрасываются или становятся сезонными23. Трудно сказать, с чем это было связано, так как видимых причин (как в Ченге) нет. Археологические исследования в бухтах затруднены из-за плохой сохранности органических материалов и затопленности некоторых участков побережья, поэтому вопрос о факторах развития побережья и социальной организации прибрежных деревень остается открытым, хотя для ранних периодов, безусловно, характерны низкая плотность населения и отсутствие поселенческой иерархии на региональном уровне. Вполне возможно, что значительный рост населения на рубеже I—II тыс. связан с концентрацией ранее рассеянного населения в крупных поселках, например в Синто и Конча.

22 Беуег 2007, 144.

23 Ьа^еЪаек 2004, 217-218.

ЛИТЕРАТУРА

Березкин Ю.Е. 1991: Инки: исторический опыт империи. Л.

Табарев А.В. 2011: Ранние керамические традиции в Пасифике (Южная Америка) // Тихоокеанская археология: Древности по обе стороны Великого океана. Вып. 21, 16-54.

Bray W. 2003: Gold, stone and ideology: symbols of power in the Tairona tradition of Northern Colombia // Gold and Power in Ancient Costa Rica, Panama and Colombia / J.Quilter, J. W. Hoopes (eds.). Washington, 301-344.

Dever A. 2007: Social and Economic Development of a Specialized Community in Chen-gue, Parque Tairona, Colombia. Doctoral Dissertation, University of Pittsburgh.

Dever A. 2010: Especialización económica de comunidades y su relación con el desarrollo de complejidad social: El caso de Chengue, Parte Tairona, Colombia // JANGWA PANA: Revista de Antropología. 9, 123-145.

Giraldo S. 2007: Lords of the snowy ranges: politics, place, and landscape transformation in two tairona towns in the Sierra Nevada de Santa Marta, Colombia. Doctoral Dissertation, The University of Chicago.

Langebaek C. H. 1987: La cronología de la region arqueologica tairona vista desde Papare, Municipio de Cienaga // Boletín de Arqueología. 2(1), 83-101.

Langebaek C. H. 2004: Secuencias y procesos. Estudio comparativo del desarrollo de jerarquías de asentamiento prehispánicas en el norte de Suramérica // Boletín de Arqueología del Área Intermedia. 6, 199-247.

Langebaek C. H. 2003: The political economy of pre-сolombian goldwork: four examples from Northern South America // Gold and Power in Ancient Costa Rica, Panama and Colombia / J.Quilter, J. W. Hoopes (eds.). Washington, 245-262.

Langebaek C. H. 2005: The Pre-Hispanic Population of the Santa Marta Bays: A Contribution to the Study of the Development of the Northern Colombian Tairona Chiefdoms. Bogotá: Universidad de los Andes.

Langebaek C.H., Dever A. 2002: Estudio regional en las bahías del Parque Tairona: arqueología, medio ambiente y desarrollo de sociedades prehispánicas // Boletín de Arqueología. 17(1), 2-16.

Oyuela-Caycedo A. 1986: Contribución a la Periodización Cultural en el Litoral del Parque Tairona // Boletín de Arqueológia. Bogotá. 1(2), 24-28.

Oyuela-Caycedo A., Bonzani R.M. 2005: San Jacinto 1: A Historical Ecological Approach to an Archaic Site in Colombia. Tuscaloosa: University of Alabama Press.

Oyuela-Caycedo A. 2008: Late Prehispanic Chiefdoms of Northern Colombia and the Formation of Anthropic Landscapes // Handbook of South American Archaeology / H. Silverman, W. Isbell (eds.). New York, 405-428.

Reichel-Dolmatoff G. 1986: Arqueología de Colombia. Un texto introductorio. Bogotá.

Serje M. 1987: Arquitectura y urbanismo en la cultura tairona // Boletín del Museo del Oro. 19, 117-125.

INITIAL STAGES OF THE DEVELOPMENT OF COMPLEX SOCIETIES IN NORTHERN COLOMBIA (1000 BC — 1000 AD)

E. S. Ostrirova

The paper gives an overview for early pottery sites of Northern Colombia and development of villages of early farmers and fishermen in the 1st century BC — 1st century AD by the example of settlements in the bays of the Caribbean coast of Sierra Nevada de Santa Marta.

Key words: Colombia, Tairona, Indians, early ceramic, archaeology

ИСТОРИЯ РОССИИ

© 2015

А. Н. Слядзь

ПРЕДЫСТОРИЯ ВИЗАНТИЙСКОЙ АННЕКСИИ ПРИАЗОВЬЯ: КНЯЗЬ-ИЗГОЙ РОСТИСЛАВ ТМУТАРАКАНСКИЙ

Статья посвящена одному из ключевых эпизодов византийско-русских отношений второй половины XI столетия — правлению в Тмутаракани (1064-1066) внука Ярослава Мудрого Ростислава Владимировича, в убийстве которого оказались замешаны его дядька Святослав Черниговский и правительство императора Константина Х Дуки. Ростислав — князь-изгой пришел к власти в формально закрепленном за черниговским княжением, но стремившимся к самостоятельности городе, и, угрожая интересам, как Константинополя, так и Чернигова, был отравлен катепаном Херсона. Это событие привело к усилению византийского влияния в Приазовье и явилось прологом к его поглощению империей три десятилетия спустя.

Ключевые слова: Византия, Русь, Херсон, Тмутаракань, Ростислав Владимирович, Константин Х Дука, Святослав Ярославич

Одним из ключевых эпизодов византийско-русских отношений второй половины XI столетия явилось короткое (1064-1066) правление в Тмутаракани внука Ярослава Мудрого Ростислава Владимировича, в убийстве которого оказались замешаны как его ближайшие родственники, так и правительство императора Константина Х Дуки (1059-1067). Не удостоенное пристального внимания исследователей, это событие, включая его предысторию и последствия, существенно повлияло на расклад сил в крымско-приазовском пограничье Руси и Византии, продемонстрировав возможности и силу империи даже в неблагоприятное для нее время.

Ростислав — сын рано умершего Владимира Ярославича Новгородского1 — бросил открытый вызов своему дядьке Святославу Ярославичу Черниговскому, одному из «триумвиров» (наряду с братьями Изяславом, великим князем Киевским, и Всеволодом, князем Переяславским2), контролировавшему также Муром и таманскую факторию3. Овладев Тмутараканью, Ростислав Владимирович вывел ее из сферы контроля Чернигова, т.е. не только нарушил сложившийся в Северном

Слядзь Андрей Николаевич — аспирант кафедры истории средних веков Института истории СПбГУ. E-mail: [email protected]

1 Адрианова-Перетц (ред.) 1996, 71, 209; Клосс (авт. предисл.) 1998, 107.

2 Пресняков 1993, 36, 41-43.

3 Насонов (ред., авт. предисл.) 1950, 469; Назаренко 2009, 33.

i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.