CC BY
69
В. С. Волков,
профессор кафедры истории
НА ТЕРНИСТОМ ПУТИ ЕСТЕСТВЕННОНАУЧНОГО ПРОСВЕЩЕНИЯ:
ИЗ ИСТОРИИ БИОЛОГИЧЕСКИХ СТАНЦИЙ
Человеку, не знакомому с историей преподавания естествознания в нашей стране, указание на тернии, препятствия на жизненном пути пропагандистов знаний о природе может показаться преувеличением. Он может подумать: «Кто же будет препятствовать такому благородному делу, как распространения знаний о природе?» Увы! История преподавания естествознания в российской школе, естественнонаучной пропаганды изобилует драматическими страницами. Перечитывая их, начинаешь думать, не усилить ли в названии статьи характеристику препятствий, с которыми приходилось сталкиваться природоведам, не добавить ли к эпитету «тернистый» еще и слово «ухабистый»? «На тернистом и ухабистом пути...»
Непростая судьба преподавания естествознания в российской школе была обусловлена, прежде всего, политическими обстоятельствами. Когда какая-то отрасль знания оказывается в сфере политики, она нередко становится ареной жесткого противостояния власти и ученых, разных социальных сил. К тому же количество «терний» мо-
жет быть резко возрасти из-за столкновения амбиций лидеров разных научных школ, карьеристских устремлений отдельных ученых и педагогов. Именно такие факторы придали драматизм судьбе одной из самых интересных биостанций, существовавших в нашем регионе и теснейшим образом связанной с деятельностью Педагогического института им. А. И. Герцена в 1920-х гг.
«Вестник Герценовского университета» уже обращался к истории биологических станций. В частности, в № 5 за 2007 г. в нем была опубликована интересная статья Н. В. Андреевой «Первая биологическая станция в системе педагогического образования в России». В ней освещены основные этапы истории создания в 1937 г. и действующей поныне биологической станции РГПУ им. А. И. Герцена в поселке Вырица и штрихами обозначены ее предшественники 1920-х гг. Но именно эта статья побудила автора данной публикации заняться историей биостанций, которые были историческими предшественниками биостанции в Вырице. Статья Н. В. Андреевой вызвала некоторые вопросы, прежде всего такие: если непосредственное изучение природных объектов является обязательным условием полноценной подготовки учителей-биологов, почему же руководство института на протяжении почти 20 лет мирилось с отсутствием базы, где студенты непосредственно изучали бы природу нашего края, овладевали методикой преподавания естествознания? Почему при чтении статьи создается впечатление, что организаторы биостанции в Вырице начинали как будто с чистого листа, почему не сказано, как они использовали идеи и опыт своих предшественников? Почему среди основателей биостанции в Вырице не упомянуто ни одного сотрудника, имевшего опыт работы на биостанциях 1920-х гг.? Как исчезли энтузиасты экскурсионного дела, имена которых в 1920-е гг. громко звучали не только в Петрограде—Ленинграде, но и по всей России? Естественно, ответы на эти и подобные вопросы мы стали искать в журнальных публикациях 1920-1930-х гг. и в архивных источниках. Их изучение дало повод охарактеризовать как тернистые пути естественнонаучного просвещения и позволило понять трагизм судеб ученых, которые были создателями предшественников биостанции в Вырице: Б. Е. Райкова, Н. С. Берсенева, Г. В. Артоболевского, О. А. Баратовой, Н. Д. Владимирского и др.
Пути естественнонаучного образования и в императорской России не были усеяны розами. Естествознание, природоведение относились к второстепенным дисциплинам. Министерство народного просвещения под давлением Русской Православной Церкви всячески ограничивало преподавание естествознания, особенно в начальной народной школе, так как оно приходило в противоречие с основополагающими идеями религии, которые определяли содержание изучавшегося в школе Закона Божьего. Методическая подготовка большинства учителей к преподаванию естествознания (естественной истории) была слабой. Преобладали словесные методы обучения, упор делался на заучивание формальных знаний, преимущественно по систематике растений и животных. Объяснению причинно-следственных связей в функционировании живого организма не уделялось внимания.
Между тем передовая российская общественность активно выступала за полноценное естественнонаучное образование молодежи и убедительно обосновала необходимость радикального улучшения подготовки учителей естествознания. В начале 1900-х гг. в стране сформировалась плеяда выдающихся методистов-природоведов. Правда, развить свои идеи, внедрять их в практику школьного обучения они могли в учебных заведениях, напрямую не подведомственных Министерству народного просвещения, насаждавшего казенщину и формализм. Это были преимущественно коммерческие училища, частные гимназии, другие негосударственные учебные заведения. Именно в них преподавали выдающиеся методисты: В. В. Половцов, В. А. Герд,
Б. Е. Райков, Г. Н. Боч, Л. Н. Никонов, В. М. Шимкевич, К. П. Ягодовский, В. Н. Верховский. Они создавали кабинеты природоведения, широко использовали исследовательский метод изучения естествознания, проводили экскурсии учащихся к наиболее интересным природным объектам. Именно в среде этих педагогов и возникла мысль о создании особого просветительного учреждения, на базе которого можно было бы организовать естественнонаучные экскурсии школьников. В дальнейшем их стали называть экскурсионными и биологическими станциями.
Первым попытался перевести эту идею в практические меры Виктор Федорович Мольденгауер (1879-1918 гг.)1. Ученый-лесовед, увлекшийся естественнонаучным просвещением, в своей деятельности он руководствовался девизом «Из школы в природу». Одним из средств его реализации стала основанная Виктором Федоровичем в 1910 г. в Павловске экскурсионная биологическая станция как вспомогательное школьное учреждение. Назвал он свое детище «Практический институт природоведения». Не имея поддержки в органах управления образованием, он создал институт на свои средства и непосредственно сам был его основным работником. Разъясняя свои намерения, Моль-денгауер писал: «Мой институт имеет целью воспользоваться благоприятными условиями времени и места (лето, близость естественных сообществ природы) и познакомить молодежь, при посредничестве опытных руководителей, с природой, поддержать и развить чувство любви к природе, которая, до известной степени, присуща молодому возрасту»2.
В первый же летний сезон в 1910 г. в «институт» записалось 53 подростка. Это были дети жителей Павловска и дачников. Под руководством Виктора Федоровича они изучали местную природу. В следующем году «институт» продолжил работу. Сведения о нем попали в педагогическую печать. «Институт» просуществовал около 3 лет, пока не иссякли деньги у Мольденгауера.
Но энтузиаст естественнонаучного просвещения, «используя служебное положение», нашел способ сохранить свое детище, хотя и в иной форме. Он убедил начальство Царскосельского дворцового управления, что для сохранения окружавших дворцы парков необходимо их всестороннее научное обследование. Ему были выделены на эти цели средства и прекрасное помещение в Царском Селе (бывший «дворец лам», затем превращенный в фотографический павильон). Он привлек к изучению парков ученых (Э. Л. Вольфа, Г. М. Дорогина, А. А. Силантьева, Г. Н. Боча, В. М. Рылова, Б. Е. Райкова и др.), с их помощью оборудовал прекрасный музей природоведения, который стал базой для проведения экскурсий. Учителя стали привозить сюда из Петрограда школьников, приезжали педагоги, чтобы ознакомиться с новыми методами преподавания естествознания. О возросшем размахе работы говорит тот факт, что даже в тревожном 1917 г. Мольденгауер сам провел около 80 экскурсий, в которых участвовало 2500 человек. На базе музея состоялись курсы учителей естествознания.
После революции и ликвидации дворцового управления, финансировавшего ранее начинания Мольденгауера, Виктор Федорович стал искать поддержку у новых властей и получил ее от комиссара дворцов и музеев В. Королина. Чтобы приспособить свое учреждение к потребностям советской власти, Мольденгауер в конце 1917 г. разработал проект «Экскурсионные станции для общения детей с природой»3, который был одобрен в отделе народного просвещения Петроградского совета. Проект представлял собой тщательно продуманный, педагогически обоснованный широкомасштабный документ, идеи которого определили последующее развитие биостанций. Он вобрал в себя идеи выдающихся специалистов по методике преподавания естествознания, учитывал практику организации экскурсий, собственный опыт автора проекта. Мольденгауер предлагал для начала организовать 3 биостанции: в Павловске, Шувалово и Сестрорец-
ке. К сожалению, безвременная смерть 27 июня 1918 г. помешала В. Ф. Мольденгауеру осуществить его идеи, но они были приняты на вооружение его последователями.
Весной 1918 г. московский натуралист В. Ф. Натали, знакомый по публикациям с опытом Мольденгауера, организовал «Московский биосад» (позже преобразованный в Московскую педагогическую биостанцию), а в июне того же года в Москве, в районе парка «Сокольники», Б. В. Всесвятский основал Биостанцию любителей природы, переименованную вскоре в биостанцию юных натуралистов имени К. А. Тимирязева.
В Петрограде особую активность в осуществлении идей В. Ф. Мольденгауера проявил Иван Иванович Полянский (1872-1930), видный специалист в области методики преподавания естествознания. С 1918 г. его судьба была связана с педагогическими институтами в Петрограде: в 1918-1922 гг. он был профессором Первого педагогического института, в 1925-1929 гг. работал в должности профессора кафедры общей биологии Педагогического института им. А. И. Герцена. Полянский был мастером экскурсионного дела, автором ряда работ по методике преподавания естествознания. В декабре 1918 г. И. И. Полянский выступил с инициативой создать в окрестностях Петрограда сеть биологических станций, чтобы они стали базой для приобщения учащихся петроградских школ к природе. Его идея нашла горячий отклик у ученых и получила поддержку в Народном комиссариате просвещения Союза коммун Северной области, в структуре которого вскоре была создана экскурсионная секция.
В течение 1919-1920 гг. было открыто около десятка биологических станций. В Павловске станцией заведовал проф. И. И. Полянский, в Петергофе — проф. М. К. Дерюгин, затем проф. П. П. Иванов, в Детском Селе — проф. П. Ю. Шмидт, затем проф. В. А. Швейцер. В Петрограде под руководством профессора Б. А. Федченко была организована биостанция при Ботаническом институте, в Лесном парке биостанцию основали профессора Г. Н. Боч и Д. Н. Кайгородов. Таким образом, начинание
В. Ф. Мольденгауера получило дальнейшее развитие. На биостанциях в качестве экскурсоводов и консультантов работали многие ученые: В. Л. Комаров, Б. Е. Райков, Г. В. Артоболевский и др.
Широкий размах строительства биологических станций был обусловлен поддержкой советского государства, которое рассматривало естествознание как одну из важнейших составных частей образования. Педагоги получили возможность преподавать естествознание так, как они считали нужным, с использованием эффективных методов обучения. Касаясь этой проблемы, выдающийся педагог, специалист в области естественнонаучного образования Б. Е. Райков, будучи объективным свидетелем эпохи, писал, что «педагоги-естественники восприняли революцию как великую радость, как освобождение нашего любимого предмета от того унизительного, неравноправного положения, в котором он находился в царской школе. В самом деле, из гонимого, едва терпимого предмета, учебное естествознание заняло в советской школе если не господствующее место, то, во всяком случае, такое положение, которое сравняло бы его с другими основными школьными дисциплинами — математикой и гуманитарными предметами»4. Между педагогами-естественниками и органами советской власти наладилось деловое сотрудничество, которое пошло на пользу естественнонаучному образованию.
В числе предпосылок успешного развития биологических станций в начале 1920-х гг. следует указать и содействие ему со стороны Русского общества распространения естественноисторического образования — ОРЕО. Общество объединяло ученых-естествоиспытателей, учителей естествознания и превратилось в своеобразный штаб учителей-энтузиастов, которые внедряли активные методы преподавания естествознания. К 1927 г. только Ленинградское отделение ОРЕО объединяло около 500 человек.
Председателем общества в 1921-1928 гг. был ведущий специалист в области методики преподавания естествознания, заведующий кафедрой методики в Педагогическом институте им. А. И. Герцена, Борис Евгеньевич Райков. Возникшие биологические станции пользовались поддержкой ОРЕО.
Деятельность биологических станций развертывалась в сложных условиях Гражданской войны, разрухи, политической нестабильности. Тем не менее многие учителя Петрограда и Петроградской губернии привозили школьников на экскурсии. Сотрудники биостанций вначале, как правило, знакомили школьников с хранившимися на станциях коллекциями, а затем проводили двух-, трехчасовые экскурсии. Они носили обзорный характер, но проводились и тематические экскурсии по заказу учителей. Координировала эту работу экскурсионная секция губернского отдела народного образования, которую возглавлял И. И. Полянский. На базе станций проводились и семинары учителей. Однако в деятельности станций стали обнаруживаться противоречия, которые осложняли их работу в дополнение к экономическим и организационным трудностям. Некоторые станции стали терять авторитет, закрывались. В 1922 г. действовало 6 станций, а в 1924 г. только 4 (Павловская, Лахтинская, Парголовская, Лесная). Причиной кризиса стало несовпадение задач, которые решали учителя на уроках, и характером экскурсий: станции не могли привести в соответствие тематику и содержание экскурсий с темами, которые в данный момент изучались на уроках. Экскурсоводы (или, как тогда говорили, экскурсионисты) не знали экскурсантов — школьников. В результате учебный эффект экскурсий не был адекватен тем усилиям, который затрачивал учитель — организатор экскурсии. Становилось понятным, что для органического включения экскурсий в школьный учебный процесс необходимо, чтобы экскурсии на базе станций проводил сам учитель.
Одним из первых это осознал Б. Е. Райков, работавший летом 1919 г. на Павловской станции. Его выводы разделяли проф. М. Н. Римский-Корсаков, Н. С. Берсенев и другие специалисты экскурсионного дела. Но вместе с тем они хорошо понимали, что большинство учителей массовых школ не владеют методикой проведения экскурсий. Вследствие этого у Райкова и его коллег возник план перепрофилирования Павловской экскурсионной станции в инструкторскую с таким расчетом, чтобы на его базе организовать теоретическое и практическое обучение учителей. Под руководством Б. Е. Райкова был разработан проект такой станции, с обоснованием которого Райков выступил на заседании Ленинградского отделения ОРЕО 18 апреля 1920 г. Собрание ОРЕО одобрило проект и приняло решение создать инструкторскую станцию. Ей было дано официальное название «Инструкторская экскурсионная станция для подготовки руководителей экскурсиями имени В. В. Половцова». Заведующим станцией был утвержден Б. Е. Райков. Она приступила к работе в Павловске весной 1920 г. На паритетных с ОРЕО началах станцией стал руководить экскурсионный отдел Наркомпроса Северной области, в состав которой тогда входила и Петроградская губерния.
Не все естественники восприняли идеи новой станции. Например, И. И. Полянский считал, что нужно сохранить прежний тип станции. Но идея Б. Е. Райкова была верна, постепенно и другие экскурсионные станции стали работать с учителями. Уже в первый летний сезон своей работы Павловская экскурсионная станция обучила около 150 учителей. Ее работа приобрела более широкий размах, когда она в 1922 г. была переведена в Детское Село, где ей предоставили особняк, принадлежавший ранее графу Шувалову, и передали имущество закрытой Детскосельской экскурсионной станции. Здесь были оборудованы спальные помещения, столовая, и станция могла принимать учителей на продолжительные курсы. Одновременно станция продолжала проводить и
экскурсии для школьников, которые служили для экскурсантов-учителей наглядным примером. Станция работала в тесном сотрудничестве с Педагогическом институтом им. А. И. Герцена, а связующим звеном был Б. Е. Райков. На станции трудились мастера своего дела, поэтому она быстро приобрела популярность. На курсы приезжали учителя из многих губерний России, Украины, Узбекистана. Она стала использоваться и для проведения практики студентов-герценовцев. Студенты IV курса факультета естествознания проходили практику на станции в течение двух летних месяцев.
Проводимые крупнейшими специалистами экскурсии оставляли глубокий след в памяти учителей и студентов. Слушательница курсов, затем известный методист О. С. Яковлева вспоминала: «Эти экскурсии проводились так, как смотрится интересный спектакль. Г. Н. Боч, взяв группу совершенно незнакомых ему детей из детского дома, в течение двух-, трехчасовой экскурсии настолько увлекал их и настолько овладевал их вниманием, что они совершенно забывали о зрителях [т. е. о наблюдавших за экскурсией экскурсантах-учителях. — В. В.], а по окончании экскурсии не хотели расставаться с очаровавшим их руководителем»5.
Восторженные отзывы вызывали экскурсии Б. Е. Райкова по зоологии, геологии, ботанике. О. С. Яковлева, дважды проходившая курсы на биостанции, писала: «Непревзойденные образцы методического мастерства показал нам на своих экскурсиях проф. Б. Е. Райков. На экскурсии по изучению фауны водоемов Борис Евгеньевич показал нам, как нужно сочетать изучение строения животного с изучением той среды, в которой оно живет, изучение формы организма с его функцией, как твердое руководство учителя совместить с самостоятельной работой учащихся»6.
Коллектив инструкторской станции одновременно решал многие взаимосвязанные проблемы и организационного, и научного, и методического характера. В связи с формированием музея природы, живого уголка и т. д. пришлось мобилизовать знания музееведения, зоологии, ветеринарии. Став на путь систематической работы с учителями, сотрудники кафедры должны были выбирать эффективные методы, говоря современным языком, постдипломного образования и, конечно, продолжали совершенствовать методику проведения экскурсий и использования экскурсионных материалов в преподавании естествознания. Обобщая накапливаемый опыт, они регулярно выступали со статьями и докладами на заседаниях ОРЕО.
Работая с учителями и школьниками, сотрудники станции все больше убеждались в том, что деятельность биологической станции должна быть не сезонной, тем более, что школьники должны были воспользоваться летними каникулами для отдыха, а круглогодичной, причем территориально максимально приближенной к месту жительства учителей и учеников, в данном случае, к Петрограду. Так возникла идея организации биологической станции в Петрограде—Ленинграде.
В 1924 г. коллектив инструкторской станции разработал проект создания биостанции в Ленинграде. Задачами станции являлись «методическая работа с педагогами в деле выработки и практического усвоения наиболее продуктивных способов школьного изучения природы и связанной с природой деятельностью человека» . Проект получил поддержку в губернском отделе народного образования.
С февраля 1925 г. Центральная педагогическая станция стала действовать. Дет-скосельская инструкторская станция стала частью, филиалом Центральной педагогической биостанции. Для станции был предоставлен дворец, ранее принадлежавший знаменитому предпринимателю Демидову, в переулке его имени (теперь пер. Гривцова), по соседству с Педагогическим институтом им. А. И. Герцена. В ней работали сотрудники этого института и стажировались его студенты.
Центральная станция и ее филиал в Детском Селе представляли собой единый комплекс. Зимой работа велась в Ленинграде, а летом — в Детском Селе. Соответственно перемещались коллекции растений, животные, содержавшиеся на станции. Для своего времени это было уникальное просветительское учреждение. Обычно в крупных городах, в том числе и в Ленинграде, действовали зоологические сады или парки. В них старались держать крупных животных из разных районов Земли, экзотических птиц, а представители местной фауны находились на втором плане или их вообще не было. Редко держали мелких насекомоядных птиц вследствие сложного ухода за ними. Биостанция в Демидовом переулке, напротив, ставила своей целью создать возможность познакомиться, прежде всего, с обитателями окрестных лесов, полей, лугов и местными растениями. Штат сотрудников станции был небольшим, но подобран удачно. Здесь работали специалисты разных профилей: зоологи Б. Е. Райков, С. А. Павлович, О. М. Плаксина, орнитолог Н. С. Берсенев, гидробиологи Н. Д. Владимирский,
С. В. Герд, энтомолог Г. В. Артоболевский, ихтиолог Ф. Л. Запрягаев, ботаник М. М. Ильин и т. д. Некоторые (Н. С. Берсенев, Ф. Л. Запрягаев, И. И. Сидоров), помимо знаний по своей специальности, обладали еще и «золотыми руками», сами конструировали и изготовляли клетки, аквариумы, разнообразные экспонаты и приборы.
Чтобы создать коллекцию животных и птиц, обеспечить им условия для сохранения здоровья, сотрудникам биостанции пришлось основательно заняться проблемой содержания животных и птиц в природе. Ее сложность проявилась сразу же, как на станции появилась коллекция представителей местной фауны. Знающих консультантов сотрудникам станции удалось найти среди старых птицеловов, продавцов птиц, масте-ров-клеточников и т. д. Б. Е. Райков, уже отдавший к тому времени почти два десятилетия изучению зоологии и методике естествознания, вспоминал впоследствии, что для сотрудников станции подлинным откровением стали рассказы старых клеточников о технологии изготовления клеток для содержания птиц. Под руководством мастера Соколова было налажено изготовление клеток разных видов. Например, для жаворонков было необходимо продолговатая, без жердочек клетка, чтобы птицы могли в ней бегать. Верх клетки представлял собой натянутую прочную ткань, так как плицы постоянно подпрыгивали и о твердый потолок могли разбиться. Клеточники на основе опыта установили, что клетка должна изготавливаться из разных пород дерева: цоколь из ольхи, решетка из бука, жердочки из липы и т. д. Оказалось также, что конструкции клеток нельзя скреплять гвоздями и шурупами, так как они ржавели, а ржавчина плохо влияла на птиц. Нельзя было скреплять деревянные детали столярным клеем, так как клетки надо было регулярно дезинфицировать, погружая их в бак с кипятком. При этом клей размокал и клетки разваливались. Поэтому клеточники соединяли детали клеток деревянными шпильками.
Путем проб, досадных неудач и опять-таки благодаря советам старых птичников удалось решить проблему кормления мелких птиц (зарянок, мухоловок, пеночек, камышовок и др.), питающихся в природных условиях живым кормом. Для них стали изготовлять смесь из тертой моркови, толченых сухарей, тертого вареного бычьего сердца, муравьиных яиц и свежего творога. Приготовлением корма занималась лаборантка, которая работала почти непрерывно, так как корм употреблялся только в свежем виде.
Таким образом, сотрудники биостанции должны были обладать знаниями зоологии, физиологии, ветеринарии для того, чтобы сохранять здоровье животных, птиц, пресмыкающихся, рыб, а затем, имея живую коллекцию, проводить занятия с учителями, студентами, школьниками. Можно представить, с каким интересом слушали сту-
денты пединститута лекции преподавателей — сотрудников станции, работали под их руководством на практических занятиях. Учеба у таких специалистов — это далеко не то, что посещение занятий эрудитов, накопивших знания исключительно чтением книг и статей. Впрочем, на кафедре методики естествознания Педагогического института им. А. И. Герцена в 1920-х гг. таким сугубых «книжников» практически не было. Заведующий кафедрой Б. Е. Райков неукоснительно следовал принципу «чтобы научиться плавать, нужно зайти в воду». Поэтому преподаватели методики всегда «заходили в воду»: кто вел уроки в школах, кто работал на биостанции, в «живых уголках», кто непосредственно проводил экскурсии. Впоследствии, уже в конце 1950-х гг., Б. Е. Райков писал: «Биостанция имела большой успех среди педагогического населения Ленинграда. Экскурсии туда шли зимой и летом и заполняли обширные помещения. Педагоги были довольны, что могли показать школьникам в развернутом виде животный мир окрестностей города. Изученные на биостанции птицы легко узнавались потом на экскурсиях. Ни раньше, ни позже, ни в Ленинграде, ни в Москве не было подобного учреждения»8.
На биостанции было организовано систематическое обучение учителей. Группы курсантов комплектовались с учетом уровня квалификации учителей и того, в каких классах школы они в данный момент преподавали естествознание, чтобы максимально приблизить содержание их курсового обучения к тем проблемам, с которыми они сталкивались в школе. О содержании работы и ее интенсивности можно судить, например, на основе расписания занятий на весенний семестр 1924/25 учебного года для учителей школ I и II ступени. Каждый курс состоял из 4-6 занятий, которые проводились еженедельно с 18 до 20 часов. Например, по понедельникам проводили занятия Н. С. Берсенев (Практические занятия по изучению птиц), Б. Е. Райков (Живые животные в преподавании естествознания), по вторникам — Н. Д. Владимирский (Практические занятия по гидробиологии), М. М. Ильин (Практические занятия по определению растений), по средам — Н. Н. Карасевич (Практические занятия по биологии в школьном преподавании), С. А. Павлович (Практические занятия по зоологии для педагогов), по четвергам — С. В. Герд (Кружковая работа с учащимися по естествознанию. Методика и техника работы), А. Ф. Бенкен (Курс биологии в трудовой школе), по пятницам — В. А. Догель (Новое в зоологии), А. Ф. Бенкен (Живой уголок в школе), по воскресеньям — Н. Д. Владимирский (Исследовательский метод в живом уголке). Кроме того, на воскресные дни планировались 2-3 экскурсии для учителей. Тематика их соответствовала сезону: «Весна в природе», «Ранняя весенняя растительность», «Жизнь животных ранней весной», «Птицы весной» и т. д.9
Станция работала со школьниками. С ними проводились тематические занятия непосредственно на станции с демонстрацией животных, птиц, рыб и т. д. На март 1925 г., например, планировались темы: «Хищные грызуны» (для младших школьников. Детям демонстрировали волка, лисицу, зайца, кроликов, белку, крыс и мышей), «Наше пернатое царство», «Обитатели пресных вод», «Организация живого уголка в школе», «Уход за животными в неволе» и т. д.10 На биостанции работала библиотека-читальня. А о масштабах работы можно было судить по отчетным данным: в 1926/27 учебном году работало 5 семинаров для учителей, с 1 марта 1926 г. по 1 марта 1927 г. на семинарах и курсах прошло обучение 2884 учителя, в экскурсиях на станции и на природе участвовало 11213 педагогов и 13610 школьников11. При станции действовали кружки юных натуралистов.
Сотрудники станции вели исследовательскую работу, преподавали в Педагогическом институте им. А. И. Герцена, причем часто проводили занятия в залах и кабинетах биостанции. Их труды регулярно печатались в журнале «Естествознание в школе».
В 1925-1930 гг. они издавали журнал «Живая природа». За 6 лет в нем было опубликовано 825 статей и заметок по разным проблемам естествознания и методике его преподавания.
Коллектив биологической станции вместе с кафедрой методики естествознания ЛГПИ им. А. И. Герцена стали своеобразным штабом научно-методической работы. В 1920-х гг. сформировалась ленинградская школа методики естествознания. К ней тянулись педагоги всей страны. Естественно, что ленинградские методисты были активными участниками всей проводившейся в СССР работы по организации преподавания естествознания. Как ни печально, их самостоятельность, активность, заинтересованность стали поводом для закрытия Центральной педагогической биостанции. Можно сказать, что она пала жертвой борьбы «на педагогическом фронте», как называли сферу просвещения в 1920-е гг.
Дело в том, что Государственный ученый совет (ГУС) Наркомпроса в середине 1920-х гг. пришел к выводу, что предметная и классно-урочная система преподавания не соответствуют целям советской школы. Под руководством ГУСа были разработаны так называемые комплексные программы. Весь круг подлежащих преподаванию в школе знаний был поделен на три комплекса: природа, трудовая деятельность, общество, систематическое изучение предметов (литературы, истории, естествознания и т. д.) отменялось, а знания, которые они в себя включали, распределялись по комплексам, приобретая вид так называемых «колонок», т. е. перечня тем из области математики, литературы, естествознания и т. д., отнесенных к одному из трех комплексов. В результате разрушалась прежняя система знаний, основанная на последовательном изучении отдельных предметов. Комплексные программы ГУСа стали внедрять с 1923 г. Они к тому же должны были обеспечить «производственный уклон», т. е. изучение промышленности и сельского хозяйства.
При переходе на комплексы особенно пострадало естествознание. Преподавание его как цикла предметов было отменено, а отдельные темы разбросаны по трем комплексам. Никакой системы знаний при такой организации учебного процесса дать было невозможно. К тому же многие общие естествоведческие темы были заменены основами сельскохозяйственного производства. Переход к преподаванию по комплексам совпал по времени с внедрением «бригадно-лабораторного» метода обучения. Составителями новых программ по естествознанию стали сотрудники Московской биостанции юных натуралистов (Сокольнической) Б. В. Всесвятский, Б. В. Игнатьев и др., пользовавшиеся всесторонней поддержкой руководящих работников Наркомпроса.
В течение двух-трех лет общеобразовательная школа была поставлена на грань краха. Критические выступления против комплексов встречали резкий отпор работников Наркомпроса и составителей новых программ, которые сразу объявляли скептиков консерваторами, противниками реформы школы. Лишь выступление авторитетных деятелей образования могло предотвратить разрушение школы.
В силу сложившихся обстоятельств, во многом закономерно, главной силой сопротивления педагогическому прожектерству и авантюризму стали профессор Б. Е. Райков, его коллеги по ОРЕО, Педагогическому институту им. А. И. Герцена, сотрудники Центральной педагогической биостанции. Характеризуя сложившуюся ситуацию, Б. Е. Райков позже писал: «Дожив до 45 лет и издержав полжизни на борьбу за натуралистическое просвещение, я не мог оставаться равнодушным к тому, что делалось во второй половине 20-х гг. на педагогическом фронте. К тому же и мое общественное положение к этому обязывало: ведь я был председателем общества педагогов-естественников, редактором двух педагогических журналов, профессором и заведую-
щим кафедрой методики естествознания одного из ведущих педагогических институтов, был достаточно известен и авторитетен в литературе и т. д. Не только мои личные чувства, но и мой гражданский долг обязывали меня выступить против того, что творилось в Москве под видом обновления школы. Я и выступил... Я выступил как общественник, как сторонник гласности, как представитель ленинградских педагогов-естест-венников, которые были вполне солидарны друг с другом в данном вопросе»12.
Б. Е. Райков и его сторонники развернули всестороннюю критику идеи «комплексов», сосредоточив огонь на программах Б. В. Всесвятского и Б. В. Игнатьева. Для этого они использовали заседания ОРЕО в Ленинграде и в Москве, совещания, проводимые Наркомпросом, журналы «Естествознание в школе» и «Живая природа». Их критика была аргументированной, она опиралась на данные науки, опыт школ и на здравый смысл. Их оппонентам трудно было опровергнуть обоснованную критику. Тогда Всесвятский, Игнатьев, М. М. Беляев стали переводить дискуссию, говоря языком того времени, «в политическую плоскость». В их выступлениях зазвучали обвинения Б. Е. Райкова и его единомышленников в реакционности, в намерении возродить порядки дореволюционной школы, оторвать школу от проблем социалистического строительства, в противодействие реформе школы. К лицам, имеющим непосредственное отношение к преподаванию биологии, присоединился «марксист» И. И. Презент, позже ставший одним из соратников Т. Д. Лысенко, специализировавшийся на выявлении «вредителей» в науке. Взгляды сторонников сохранения классно-урочной и предметной системы обучения они называли «райковщиной», контрреволюционным течением, журнал «Естествознание в школе» — «гнездом реакции». Аргументация Б. В. Всесвят-ского, Б. В. Игнатьева, М. М. Беляева, И. И. Презента была равносильна политическому доносу. Напомним, что это было время сфабрикованных ОГПУ процессов по «шахтин-скому делу», делу «промпартии», так называемого «академического дела», в ходе которых подверглись репрессиям многие специалисты и ученые.
Под кампанию борьбы с «вредительством» попали Б. Е. Райков и его коллеги. 30 мая 1930 г. он был арестован, а затем последовали аресты сотрудников Центральной педагогической биостанции, преподавателей кафедры методики естествознания ЛГПИ им. А. И. Герцена, ряд активных деятелей ОРЕО в Ленинграде и других городах. Следователь ГПУ, который вел это дело, пытался представить ОРЕО прикрытием антисоветской монархической организации. Когда для этой версии не удалось набрать доказательств, «тройка» ОГПУ обвинила арестованных в антисоветской деятельности в сфере образования. Решением «тройки» ГПУ 11 человек были осуждены на разные сроки заключения в лагерях и ссылку в северные районы. Профессор Б. Е. Райков был осужден на 10 лет заключения в трудовых лагерях и отбывал незаслуженное наказание на строительстве Беломоро-Балтийского канала. Г. А. Артоболевский, Н. Д. Владимирский, Б. Н. Любимов были осуждены на 5 лет пребывания в лагерях, О. А. Бартова, Е. Р. Выгодская, Н. Н. Виноградова-Ширяева — на 3 года, остальные — на административную ссылку в Сибирь. ОРЕО было распущено, журналы «Естествознание в школе» и «Живая природа» закрыты, Центральная педагогическая биостанция была укомплектована новыми сотрудниками и реформирована, а после 2 лет агонии прекратила существование: остатки ее влились в Институт усовершенствования учителей. Как писал В. Н. Маркин, несколько месяцев заведовавший биостанцией после отстранения от ее руководства Б. Е. Райкова, «большое и нужное школе учреждение погибло»13. Преподаватели кафедры методики подверглись гонениям: кто был арестован, кто уволен. Заведующим кафедрой был назначен один из участников гонений на Райкова А. Ф. Бенкен, однако с работой он не справился, начал пьянствовать и в 1934 г. был
уволен. Ленинградская — петербургская методическая школа по естествознанию, лидировавшая на протяжении десятилетий, была фактически разгромлена. Примечательно, что это произошло за год до постановления ЦК ВКП (б) «О начальной и средней школе» от 5 сентября 1931 г., осудившего теорию «отмирания школы», «комплексы», «бригадно-лабораторный метод» и другие проявления прожектерства. Этим постановлением фактически была признана правота Б. Е. Райкова и его товарищей, но они продолжали томиться в лагерях и ссылках.
Потребовались многие годы для того, чтобы возродить былой уровень методики естествознания. А когда под руководством П. И. Боровицкого в 1937 г. началась организация биологической станции в Вырице, участники ее создания опасались даже упоминания имен своих предшественников.
* * *
О значении идей ленинградской школы методики преподавания естествознания 1920-х гг., опыта биологических станций немало одобрительных слов сказано историками образования. Непреходящую ценность педагогического наследия ее лидера, Б. Е. Райкова, проиллюстрирую примером из собственной практики. Осенью 2007 г. мне пришлось читать лекцию для учителей — преподавателей курса «История и культура Ленинградской земли» по теме «Экскурсионный метод изучения истории». О теме предстоящей лекции я узнал за три дня. И хотя я не новичок в преподавательской деятельности, по такой теме мне выступать не приходилось. Я устремился в библиотеку, обложился книгами историков-краеведов, методистов, журналами «Преподавание истории в школе». Материала было много, но он имел или отвлеченный, общий, характер или, чаще, сугубо эмпирический характер. Тут-то я и вспомнил, что у меня в папке материалов для книги о А. П. Пинкевиче, немало сделавшего для методики преподавания естествознания, над которой я работал в предшествующие годы, есть выписки «Десяти заповедей экскурсионного дела» из книги Б. Е. Райкова. Их-то я и положил в основу структуры лекции, оперируя, разумеется, историческими материалами. Лекция получила одобрение слушателей, главным образом, за конкретность рекомендаций. Эти «заповеди» Райков сформулировал почти 90 лет назад, но в своей основе они не устарели. Вот это и есть педагогическая классика!
Примечания
1. Наиболее основательно и объективно описал опыт В. Ф. Мольденгаудера профессор Педагогического института имени А. И. Герцена Б. Е. Райков — создатель лучшей для 1920-х гг. биологической станции, тесно связанной с Педагогическим институтом. Его материалы использованы в данной статье.
2. Цит. по: Райков Б. Е. К истории педагогических биостанций // Естествознание в школе. 1926. № 1. С. 49.
3. Текст проекта воспроизведен в указанной статье Б. Е. Райкова.
4. Архив РАН. Санкт-Петербургский филиал. Ф. 893. Оп. 2. Ед. хр. 5. Л. 136.
5. Цит. по: Ученые записки ЛГПИ им. А. И. Герцена. Т. 71. Кафедра методики естествознания. Л., 1948. С. 54.
6. Архив РАН. Санкт-Петербургский филиал. Ф. 893. Оп. 2. Ед. хр. 71. Л. 28.
7. Естествознание в школе. 1926. № 1-2. С. 70.
8. Архив РАН. Санкт-Петербургский филиал. Ф. 893. Оп. 2. Ед. хр. 5. Л. 113; Примечание: нечто подобное в некоторых городах стало создаваться лишь в 1970-х гг.
9. Ленинградская центральная педагогическая биостанция. Бюллетень № 2. С. 1-2.
10. Там же. С. 2-3.
11. Естествознание в школе. 1927. № 1. С. 59-60.
12. Архив РАН. Санкт-Петербургский филиал. Ф. 893. Оп. 2. Ед. хр. 5. Л. 155.
13. Там же. Ед. хр. 71. Л. 20.
