В.В. Беляков
НА СЛУЖБЕ ЕГИПЕТСКОГО КОРОЛЯ Из воспоминаний Анатолия Маркова
(Окончание)
В предыдущем номере «Восточного архива» были опубликованы выдержки из воспоминаний русского эмигранта Анатолия Львовича Маркова (9.1.1894, Курская губерния -10.8.1961, Сан-Франциско) . Автор воспоминаний относился к тому небольшому числу русских эмигрантов, осевших после Гражданской войны в Египте, кто довольно быстро нашел постоянную и достойную работу и не испытывал материальных затруднений. В течение 30 лет Марков служил в так называемой англо-египетской полиции. Эти годы (1922-1952) в точности совпали со временем существования в Египте монархии. Выйдя в отставку в чине капитана незадолго до июльской революции 1952 года, покончившей с монархическим режимом, Марков занялся написанием мемуаров. Ту их часть, которая касается пребывания автора в Египте, он так и назвал - «На службе египетского короля». Она была опубликована в парижской эмигрантской газете «Русская мысль» в середине 1955 г.
Предлагаем вниманию читателя еще два раздела из мемуаров Анатолия Маркова, представляющих, на наш взгляд, несомненный интерес.
Почтовый голубь
Работа большевиков в Египте началась с 1922 года. Однако ввиду того, что египетское правительство долго не признавало советской власти в России, деятельность эта ограничивалась посылкой из Москвы тайных агентов и организацией коммунистических ячеек в Каире и Александрии, что было из-за дальности расстояния и редкости сообщений весьма затруднительно. Мешали успеху советской пропаганды и чисто местные условия: коммунистов-египтян еще не было1, иностранные же агенты, в особенности европейцы, были в Египте для Москвы совершенно бесполезны, так как могли работать только в европейской среде, в двухтрех городах. В среду же египетских крестьян или рабочих им доступ был закрыт.
В силу сложившихся в Египте взаимоотношений европейцы и арабы здесь представляли собой две совершенно чуждые
*
Беляков В.В. На службе египетского короля. Из воспоминаний Анатолия Маркова // Восточный архив, 2011, № 1(23), с. 68-78.
друг другу группы, если не враждебные, то с большим недоверием одна к другой относившиеся. Агитаторы-европейцы были поэтому совершенно немыслимы в туземных кварталах города, уж не говоря о провинции, где иностранцы жили как исключение, и всякое появление нового чужестранца стало бы немедленно известно властям.
Убедившись в этом положении вещей, Москва в 1925 г. поставила себе целью добиться допуска в Египет ее представительства под любым предлогом, дабы начать пропагандную работу с местными людьми, которых можно было купить. Москве помог в этом намерении египетский хлопок.
Этот продукт страны фараонов в двадцатых годах был альфой и омегой египетской торговли и существования, и когда в 1926 г. на рынке был создан хлопковый кризис благодаря увеличению хлопковой культуры в английском Судане, цены на него резко пали. Желая пойти на помощь феллахам, которым угрожала нищета, правительство закупило весь урожай двух лет в свои склады, рассчитывая продать его, когда цены поднимутся. Однако этого не случилось,
и купленный хлопок тяжело давил на рынок и государственный бюджет.
В этот критический для Египта момент на сцену выступила Москва, предложившая египетскому правительству купить у него весь хлопок, но при обязательном условии допуска в Египет советской «миссии» под видом хлопковых экспертов. В местной прессе на московские деньги была поднята соответствующая кампания. Появился целый ряд статей о том, что Москва намерена закупить астрономическое количество этого товара, но что Англия стоит камнем преткновения на пути египетского экономического благополучия, препятствуя ему в своих собственных интересах. Египетские парламентарии и все египтяне, власть имевшие и сплошь состоявшие из хлопководов, буквально потеряли голову от московских посулов и категорически потребовали от правительства принять советские условия. Кабинет, возглавлявшийся тогда бесталанным и болтливым адвокатом Наххасом-пашой2, не мог с этим не согласиться и разрешил Москве прислать в Александрию ее «миссию».
Таковая прибыла в составе полдюжины членов, во главе с неким Алексеем Васильевым. Последний, уже пожилой человек, был лицом с большим партийным стажем, еще дореволюционным эмигрантом проживавшим в Швейцарии, где сошелся с самим Лениным. В партийной иерархии в Москве поэтому он занимал высокое положение, и его, как истинного партийца, постепенно перебрасывали с одного ответственного поста на другой. По принципу великого Ленина, что «всякая кухарка может управлять государством», Васильев побывал и на постах дипломатических, и в качестве директора всевозможных трестов, и на многих других постах. <...>
* * *
В феврале 1929 г. в Александрию на пополнение состава советской миссии, которая приняла название отделения «Текстильим-порта», приехал некий Гуго Рудольф, по паспорту латыш - советский подданный, в
качестве «эксперта» по хлопку, а в апреле того же года на имя председателя совета министров поступил рапорт некоего итальянца, специалиста по хлопку, работавшего в «Текстильимпорте» с начала его открытия, следующего содержания:
«Имея тридцатилетний опыт, я был приглашен русской делегацией в качестве эксперта. Они весьма ценили как мою опытность, так и знания. Так продолжалось вплоть до приезда некоего Гуго Рудольфа, не владеющего никаким языком, кроме русского. Этот господин, по приказу Москвы, был назначен на мое место, а я ему в помощники. Оказалось, что г. Рудольф не имеет никакого понятия о хлопке, нм не занимается и не интересуется, а прислан в Александрию как политический агент. Должен довести до сведения правительства, что и остальные члены миссии во главе с г. Васильевым хлопком совершенно не занимаются и им не интересуются, предоставив эту заботу исключительно мне. Г. Васильев, директор местного бюро, совершенно не знаком с работой по хлопку и вообще со всякой другой коммерческой работой, а занят лишь приемом посетителей, с которыми ведет таинственные переговоры и которым раздает большие суммы денег, как я убедился своими глазами. Эти расходы не имеют ничего общего с операциями “Текстильимпорта”. По моему скромному мнению, - заканчивал итальянец свое письмо, - все эти господа совершенно некомпетентны в том деле, для которого они сюда приехали, и потому, будучи коммунистами, они явились в Египет исключительно с целью пропаганды. Так как это не подлежит для меня никакому сомнению, то я, известив, как лояльный гражданин, правительство о всем вышеизложенном, сегодня же покидаю службу в “Текстильимпорте”».
Подобного свидетельства, как оно ни было интересно, было недостаточно, чтобы принять решительные меры против Васильева и его «Текстильимпорта», так как арест и высылка их из Александрии подняла бы целую бурю протеста со стороны хлопководов, заинтересованных продать свой хлопок
во что бы то ни стало. Поэтому политическая полиция, установив тщательную слежку за персоналом «Текстильимпорта», стала ждать более солидных доказательств политических действий Васильева и его сотрудников. Ждать пришлось недолго: помог случай, как это часто бывает в самых запутанных вопросах.
* * *
В Александрии, [в] центре города, находился один из полицейских участков квартала Лябан. Этот участок представлял собой трехэтажное массивное здание, в нижних этажах которого помещались полицейские учреждения, а в верхнем - школа и общежитие европейских констеблей. Утром однажды слуга, подметавший плоскую террасу общежития, нашел на ней мертвого голубя. Подняв трупик, он обнаружил под крылом целлулоидную трубочку со вложенной в нее бумажкой. Эта последняя при официальном рапорте была представлена в политический отдел губернатора.
На красной восковой бумажке были написаны четыре строки странными кубическими знаками, напоминавшими древнееврейские буквы. Переводчик, однако, заявил, что надпись не еврейская, и все местные специалисты-языковеды не могли установить язык, на котором она была написана.
Много дней подряд власти бились над разрешением этой загадки, пока мне не удалось найти к ней ключ. Я вспомнил, что в детстве отец подарил мне, как курьез, книжечку, в которой была напечатана на всех языках мира, а именно на 576-ти, евангельская фраза: «И Бог Отец так возлюбил мир, что послал в него своего Сына Единородного». Я помнил при этом, что брошюрка была издана Библейским международным обществом, отделение которого имелось в Александрии, как и во всех странах и городах на свете.
Брошюрка в нем нашлась, и на ней власти без труда установили, что записка была написана на. монгольском языке, а именно на диалекте «копу». Посланная для перевода в Британский музей в Лондон, она была
расшифрована и оказалась политическим заданием, посланным Васильеву с борта советского парохода с почтовым голубем. Голубь, как это часто бывает, умер от разрыва сердца, не долетев всего одного квартала до места назначения.
Таким образом, для властей не осталось сомнения, что Васильев, бывший несколько лет советским консулом в Западной Монголии и знавший монгольский язык, чего он и не скрывал, имеет в Египте не коммерческую, а политическую миссию. Через несколько дней полиция обнаружила и другие секреты деятельности «Текстильимпорта», которые заставили, наконец, египетское правительство принять в отношении советской миссии решительные меры, тем более что закупка хлопка Москвой к этому времени прекратилась3.
Арест советской миссии, не имевшей никаких дипломатических привилегий и потому не пользовавшейся дипломатической неприкосновенностью, произошел для нее совершенно неожиданно, что привело к тому, что власти захватили у членов миссии весьма интересные документы. Из них выяснилось, например, что как сам Васильев, так и Гуго Рудольф Пинес были резиденты иностранного отдела ГПУ. Пинес, кроме того, являлся родным братом Эдуарда Пинеса - резидента ГПУ на всем Ближнем Востоке, имевшего резиденцию в Константинополе.
В инструкциях, найденных у него - и зашифрованных - говорилось, что их роль должна была быть замаскирована торговыми целями, и они должны были приобрести путем взяток и подкупа себе сотрудников в среде египетских парламентариев и политических лидеров через посредство некоего адвоката Антуана Азиза, члена партии «Вафд» и депутата парламента (ныне умершего), который получал от Москвы регулярное жалованье, будучи ее адвокатом и сторонником в парламенте, где он вел энергичную кампанию в пользу признания Египтом советского правительства. В документах были сведения и о подкупе министров и высших чиновников египетского пра-
витсльства, которым было обещано процентное вознаграждение при покупке Москвой хлопка.
Имелось среди захваченных документов также известие, что Москва перевела в распоряжение советского полпреда в Турции 50000 фунтов для организации в арабской прессе и обществе кампании в пользу признания Египтом СССР.
Русская мысль, Париж, N9 763, 18 мая 1955 г.
Жуткие дни
Роммель у ворот Александрии
24 октября 1954 г. маршал Монтгомери, прибывший для этого специально в Египет, в присутствии представителей всех союзных наций и представителей частей, принимавших участие в битве перед Александрией, торжественно открыл в Эль-Аламейне памятник убитым здесь героям.
Как известно, это памятное сражение послужило переломным моментом в истории войны, после которого началось отступление «африканского корпуса» Роммеля, окончившееся победой союзников.
Мне лично пришлось быть свидетелем этих трагических дней в Александрин, когда решалась судьба не только этого города и Египта, но и всей войны. В это время я занимал должность офицера связи между союзным командованием и египетским правительством, что дало мне возможность узнать и увидеть многое, о чем широкая публика до сих пор ничего не знает, и что, по прошествии стольких лет, я могу сообщить ныне читателям.
Помимо обязанностей вышеуказанной связи, я, в качестве полицейского офицера Александрии, ведал одновременно контролем всех увеселительных заведений города, что заставляло меня иметь постоянную связь с британской военной полицией, с помощью и содействием которой я был обязан поддерживать в означенных учреждениях порядок и приличие.
Три первых дня месяца июля 1942 года в военном отношении были наиболее критическими в судьбе Александрии. Английские войска неудержимо отступали под натиском немецких панцырных частей, и ночью 30 нюня положение казалось безнадежным4. Глухой гул орудий, наполнявший тяжким грохотом бархатные египетские ночи, приблизился настолько, что были уже слышны выстрелы отдельных орудий. 1 июля стало известно, что противник занял Бург эль-Араб5, и разведка Роммеля на мотоциклах проникла уже в Икинг-Мариут, в 20 километрах от города.
В тот же день весь британский флот, стоявший в порту, вышел в море, забрав с собой плавучий док и все аппараты, сигнализировавшие появление немецких аэропланов и предупреждавшие население о налетах. К вечеру того же дня все союзные войска, стоявшие в городе и его окрестностях, были эвакуированы, причем на вокзалах английские солдаты вышли из подчинения офицеров и выкидывали из вагонов штатскую публику и союзных чинов, не имевших чести принадлежать к английской нации.
Эвакуация была настолько поспешна, что части беспорядочно побросали своп палатки и бараки со всем их содержимым, которое подверглось немедленному грабежу окрестных бедуинов. Уходя, англичане минировали порт Александрии и все мосты через канал6 и Нил, соединяющие Александрию с Каиром. Небольшие группы саперов были оставлены для того, чтобы все это взорвать при появлении противника.
* * *
Весь день 1 июля и следующее утро через город неслись большие и малые грузовики и частные машины с семьями эвакуировавшихся англичан и европейцев. Одновременно начался массовый исход евреев по дороге к Суэцкому каналу. Мне лично английские власти также предложили эвакуироваться, но я решительно от этого отказался, очень хорошо зная английскую эвакуацию из Новороссийска и томительное заключение в беженских лагерях Телль аль-
Ксбира среди египетской пустыни в качестве «гостя английского короля»7. К тому же я не мог оставить на произвол судьбы семью и полагал, что, будучи на службе нейтральной державы и белым русским, ничем особенным не рисковал, если немцы займут Египет.
Председатель египетского правительства пресловутый Наххас-паша утром 1 июля во время разговора по телефону с губернатором Александрии, неожиданно услышав по проводу гул пушек Роммеля, до того испугался, что тут же прервал разговор, приказав губернатору вместо всяких инструкций,
о которых этот последний просил, «действовать по обстоятельствам».
С этого момента всякая связь с Каиром прекратилась, и губернатор собрал совещание для обсуждения мер на случай занятия города немецкими войсками. Чтобы не вызвать излишней паники среди населения и не привлекать внимания германских агентов, совещание состоялось за городом, в одной из кабинок пляжа8. На нем, помимо губернатора, присутствовали: директор муниципалитета Александрии, начальник полиции и командующий египетским гарнизоном генерал Мухаммед Закки-паша. К чести этого последнего надо сказать, что он категорически заявил, что, несмотря на отступление англичан, он считает своим долгом защищать город до последнего своего солдата, хотя у него таковых под командой было всего несколько сотен, входивших в команды противоавиационной артиллерии.
В 10 часов вечера, как обычно, я вышел в сопровождении трех констеблей на обход города, погруженного в густой мрак. Александрия, в которой не светилось ни одного окна, имела жуткий вид покинутого города. Стояла мертвая тишина, которую изредка нарушали шаги запоздавшего прохожего, и при свете ручного фонаря из мрака появлялся куда-то спешивший человек с чемоданом в руках.
Время от времени освещая себе путь узким лучом лампочки, мы добрались, наконец, до дверей первого кабаре. В большом зале, обычно заполненном толпой военных,
стоял полумрак. В углу, возле оркестра, толпились музыканты и бледные, под румянами, испуганные артистки, из группы которых слышались всхлипывания. Все эти бледные и донельзя перепуганные девицы были одеты, как всегда, в вечерние платья и, окружив меня, стали умолять разрешить им разойтись по домам, так как публики все равно не было ни одного человека. Сделать этого я, однако, не мог, так как получил приказ «во избежание паники» следить за тем, чтобы все увеселительные учреждения города работали так, как если бы ничего не случилось.
Растерянная администрация кабака, однако, заявила, что «программы» она начать не в состоянии, так как половина музыкантов не явилась, а кроме того многие артистки, будучи британскими подданными, были эвакуированы консульством еще вечером.
Ту же картину тревоги я застал и в других кабаре и мюзик-холлах; повсюду персонал, музыканты и артистки робко жались в кучу, не смея нарушать распоряжения властей и разойтись по домам.
Веселую нотку в мрачное настроение этой ночи внес лишь один из дирижеров оркестра, веселый джаз-бандист Сёма К., одесский еврей по происхождению, которого я нашел, как и всегда, в прекрасном настроении.
- А вы что же, Сёма, - спросил я его с удивлением, - почему остались в Александрии? Ведь у вас же собственный автомобиль есть и вы одиноки, как перст?
- Я? - с удивлением ответил вопросом на вопрос Сёма. - Куда же это я поеду и чего ради?
- Но ведь вы же еврей, да еще из России! Разве вы не опасаетесь немцев?
- Знаете ли, господин капитан, что я вам скажу, - ответил мне этот смелый человек. - Я никогда ни в какие политики не путался, а честно делал мое дело. Что же касается перемены власти, так это не мое дело, пусть себе будут англичане, немцы, египтяне или хоть эфиопы, мне все равно или, как у нас в Одессе говорят: «Кто бы ни спал с моей мамой - он будет мне папа».
-о£>
* * *
К полуночи вымерший город неожиданно ожил. По улицам закричали картавые английские голоса, кабаре и бары сразу наполнились солдатами какой-то только что прибывшей в город части в лихих ковбойских шляпах. Как оказалось, это была только что высадившаяся в порту прибывшая из Сиднея австралийская бригада - последний ресурс армии Монтгомери9, которая через два часа должна была быть брошена в бой10 как последняя надежда спасти положение, казавшееся совершенно безнадежным. Австралийцы знали, что их ждет, и по этому случаю напоследок развернулись во все тяжкие.
К двум часам утра, когда они погрузились на грузовики, половина баров города была разгромлена дотла, и все кассы их, из которых в ужасе бежали все кассирши, опустошены. Обломки мебели, зеркал и битую посуду наутро выметали добрые два часа. Унимать разошедшихся вояк было некому: военная полиция сбежала еще утром, а австралийские офицеры, засевшие в лучшем кабаке, посылали жалобщиков к черту и ни на что не реагировали.
К рассвету, вернувшись домой, я вышел на балкон, выходивший в сторону пустыни. Над горизонтом стояло сплошное, колеблющееся зарево артиллерийского огня и несся тяжелый гул канонады, от которого звенели стекла и дрожал остов семиэтажного железобетонного дома. Полный тревоги и беспокойства, я прилег одетый, чтобы вскочить через час от грохота взрыва где-то совсем близко. Светало, и над головой нарастал гул пикирующего аэроплана. Немец, сбросив три бомбы, улетел, но ни одно орудие противовоздушной артиллерии не выстрелило и не проводило его выстрелом. Кругом стояло мертвое молчание. К моему удивлению, я вдруг заметил, что больше не было слышно гула пушек, к которому так привыкло ухо, что производило страшное впечатление.
Полный радужных надежд, я бросился в штаб военной полиции, где от серых от утомления дежурных телефонистов узнал, что австралийская бригада, проведшая пья-
ную ночь в городе, прямо с грузовиков пошла в бой в самую критическую минуту сражения, и при ее помощи войска Монтгомери отразили на рассвете немецкую атаку, и Роммель отступил от Эль-Аламейна, заваленного горами трупов.
К вечеру в Александрию стали возвращаться тыловые английские части и штабы, удравшие в Порт-Саид, и город постепенно опять принял свой обычный вид военного лагеря.
Прошло 12 лет, и ныне пустыня вокруг того места, где решалась судьба войны, стала опять безмолвной. Но вокруг Эль-Аламейна вырос город бесконечных кладбищ из белых крестов11, памятников всем тем, кто положил свою душу «за лучшую жизнь». На многие десятки километров в песках еще догнивают и ржавеют остатки танков, аэропланов и поломанного, исковерканного оружия. Неосторожного путника в этих местах до сих пор караулят невидимые мины, заложенные во время наступления немцев, которые готовы каждую минуту взорваться и каждый год на них погибают то туристы, то бедуины, то ослы и верблюды12.
Среди тысяч и тысяч крестов, покрывающих дали ливийской пустыни, немало есть и таких, на которых значатся русские имена13. Да будет им земля пухом на далекой чужбине!
Русская мысль, Париж, № 767, 1 июня 1955 г.
1 Египетская компартия была образована летом 1922 г. ив том же году принята в Коминтерн. Весной 1924 г. были арестованы руководители партии, после чего она действовала уже в подполье.
2 Мустафа Наххас (1879-1965) стал председателем буржуазной партии «Аль-Вафд» после смерти в сентябре 1927 г. ее основателя Саада Заглула; в марте 1928 г. впервые возглавил правительство Египта.
3 В 1928 г. СССР закупил в Египте 479 тыс. кантар хлопка (4-е место после Англии, Фран-
ции и США), в 1929 г. - 436 тыс. кантар (6-е место). См.: Архив внешней политики Российской Федерации. Ф. 05, оп. 10, п. 65, д. 90, л. 8.
4 Вечером 30 июня 1942 г. Роммель отдал приказ об очередном наступлении, надеясь прорвать оборону союзников у Эль-Аламейна, в 100 км к западу от Александрии. Бои продолжались пять дней, союзники выстояли. Подробнее см.: Чмур, Стефан. Эль-Аламейн. 1942. М., 2003, с. 94-98.
5 Бург эль-Араб расположен в 40 км к западу от Александрии, сообщение о его захвате было дезинформацией фашистов, рассчитанной на подрыв морального духа союзников.
6 Канал Махмудийя соединяет Александрию с западным рукавом Нила.
7 Об эвакуации беженцев из Новороссийска и «русском лагере» в Телль аль-Кебире см.: Беляков В.В. «К берегам священным Нила...» Русские в Египте. М., 2003, с. 136-152; И .Я. Билибин в Египте. 1920-1925. Письма, документы и материалы. М., 2008, с. 267-270; Беляков В.В. Гости английского короля. Воспоминания генерала Ф.П. Рерберга об эвакуации беженцев в Египет // Восточный архив, 2009, № 2(20), с. 79-84.
8 Пляжи Александрии оборудованы стоящими стена к стене, как наши гаражи, небольшими семейными помещениями-кабинами, где можно не только переодеться, но и отдохнуть.
9 Неточность. 8-й британской армией командовал в это время генерал Окинлек, Монтгомери сменил его только 8 августа.
10 Речь идет, видимо, об австралийской 9-й пехотной дивизии, прибывшей в Египет в первых числах июля. В бой она вступила 10 июля. См.: Чмур, Стефан. Указ. соч., с. 99.
11 На английском военном кладбище в Эль-Аламейне похоронены 7367 человек. В колонна-де-кенотафе выбиты еще 11945 имен тех, кто погиб в Северной Африке и чьи могилы не установлены. Недалеко от английского кладбища находится небольшое греческое кладбище, а западнее - мемориалы-кенотафы немецкой и итальянской армий. См.: Беляков В.В. Русский Египет. М., 2008, с. 294, 295.
12 По данным египетской печати, в 2001 г. в районе военных действий времен Второй мировой войны все еще оставались заложеными около 22 млн мин.
13 В войсках союзников воевали несколько сот наших соотечественников-эмигрантов. Некоторые из них погибли. Подробнее см.: Беляков Владимир. Эль-Аламейн, или Русские солдаты в Северной Африке (1940-1945). М., 2010, с. 57-72, 180-185.
•хг<^р£у*