CC BY
18
DOI 10.34216/1998-0817-2019-25-3-127-132 УДК 821(6).09"20"
Ляховская Нина Дмитриевна
доктор филологических наук
Институт мировой литературы им. А.М. Горького Российской академии наук, г. Москва
samaki@mail.ru
НА ПУТИ К САМОПОЗНАНИЮ. НОВЫЕ СМЫСЛЫ В РОМАНАХ КОНГОЛЕЗСКОГО ПИСАТЕЛЯ АЛЕНА МАБАНКУ «ТРИКОЛОР» И «ВОСПОМИНАНИЯ ДИКОБРАЗА»
В статье анализируется творчество конголезского писателя Алена Мабанку как первый в африканской франкоязычной литературе опыт вживления аутофикционального письма в традиционный бытописательский контекст. В данной статье анализ романов Мабанку производится впервые в африканистическом литературоведении, как отечественном, так и зарубежном. Автор статьи подчёркивает новизну стиля Мабанку, выражающуюся в усилении субъективности, в акцентированном введении в текст автобиографического элемента. В статье отмечается одна из самых сильных сторон Алена Мабанку - тонкий психологизм, выделяющий его среди всех конголезских писателей, его удивительная способность к метафизическому восприятию жизни. По мнению автора статьи, Мабанку интеллектуально возвышается над типичным для африканских франоязычных авторов бытописательством с его клишированными образами, ситуациями и чертами локального колорита.
Ключевые слова: романистика Конго, франкоязычная африканская литература, традиция, фольклор, Алан Мабанку, аутофикциональное письмо.
А. Мабанку (Alain Mabancqou, р. в 1966 г.) дебютировал романом «Триколор» [4]. Новизна романа «Триколор» - в очень ярком образе определенного типа африканских нуворишей, «дэнди», разбогатевших во Франции мошенническими средствами и считающих себя африканской элитой. Подобный образ мелькнул несколько раньше в романе ивуарийского писателя Дени Уссу-Эссюи «Засохший стебель» [6], но эпизодически, на заднем плане. Это адвокат Акуа, школьный товарищ Конго, карьерист, краснобай и модник, по существу виновник десятилетних страданий главного героя романа, студента, лишивший его «по забывчивости» присланных денег на учебу, в результате чего тот вынужден был все время искать работу, чтобы получить диплом юриста.
Но в романе Мабанку этот «дэнди» - Шарль Моки, Парижанин, как называли его на родине, в Конго, - очень рельефный, колоритный, живой образ, земляк главного героя - рассказчика Масса-лы-Массалы, из одного и того же квартала города Пуэнт-Нуар.
Роману предшествует «Начало», в котором рассказчик, заключенный в тюремную камеру, в отчаянии пытается понять, осмыслить причины своей жизненной драмы. В эпиграфе к первой части романа - «Родина» - автор цитирует Пруста из романа «В поисках утраченного времени»: «Лучше воображать свою жизнь, чем жить ею, ведь жить ею - это и значит еще воображать ее». Влияние прустовского психологизма, «потока сознания» ощущается именно и только в «Начале». Обрывки мыслей, эмоций, ощущения, воспоминания рассыпаются, как бисер, в мозгу Массалы, вспыхивают как искры, кружат вокруг одного вопроса: как это могло случиться с ним, что и кто послужили причиной этого падения в темноту и бездну одиночества: «Мой мир - изолированность, к которой
я уже привык. Мог ли я предполагать что-либо другое? Я забыл себя такого, каким был. Спокойного. Искреннего. Внимательного.... Вернуться назад, увидеть весь спектр прошлого» [4, р. 11-12].
Первая часть - «Страна» (имеется в виду Конго, но герой никогда не употребляет слово «родина», только «страна») с аллюзией на Библию посвящена именно этой точке, которую ищет потрясенное сознание Массалы-Массалы, где сходятся все его ассоциации, всплески эмоций, мерцание прозрева-емой правды: «В начале было имя. Банальное имя. Имя из двух слов: Моки. В начале было именно это имя. Моки передо мной. Я снова вижу его. Он дает мне указания. Я слушаю его...» [4, р. 35]
Шарль Моки - из бедной семьи, учился в Париже, после двух неудачных попыток стать бакалавром по литературе получил все-таки диплом, но отправился в Анголу, чтобы заработать деньги и вернуться в Париж. В Луанде на рынке Моки продавал рыбу и, собрав необходимую сумму, отправился в Париж, где чувствовал себя лучше, чем дома. Там он стал одним из «денди», которых африканцы звали «горячие парни» или африканские плейбои. За внешней невидимой стороной их «дендизма» скрывалось занятие спекуляцией, они обогащались за счет своих же соотечественников, «прибывших» (débarqués), наивных простачков и считали себя «аристократами». «Горячие парни»-«Парижане» одевались по последней моде, обедали в лучших ресторанах, покупали дорогие машины и вовлекали в свою криминальную сеть новичков - африканцев, ослепленных мечтой о Париже: «Кто из моего поколения не посетил Францию устно (par labouche), как говорят в стране? Одного слова "Париж" было достаточно, чтобы мы как зачарованные очутились бы перед Эйфе-левой башней, перед Триумфальной аркой или на Елисейских полях. Мои сверстники заставляли
© Ляховская Н.Д., 2019
Вестник КГУ № 3. 2019
127
волноваться девушек, повторяя эту серенаду: скоро я поеду во Францию, я буду жить в самом Париже...» [4, р. 37].
Массала-Массала был моложе Шарля Моки. Проучившись только один год в парижском лицее, он был вынужден вернуться в страну, чтобы работать и помогать бедной семье. Он сблизился с Шарлем, когда тот приехал на каникулы домой, и сразу стал «тенью» своего кумира. Моки поразил весь квартал прежде всего тем, что стал совсем светлым (впоследствии Массала узнал, что Шарль отбеливал кожу особым химическим средством). Он носил линзы, и глаза у него были голубыми. Его шелковый галстук украшали миниатюрные изображения Эйфелевой башни, а туфли из крокодиловой кожи стоили столько, что купить их себе позволил бы разве что министр на свою зарплату.
Приехав с большими деньгами, Шарль построил отцу новый дом - большую белую «виллу, единственный в квартале провел туда электричество и воду, подарил отцу телевизор, младшим братьям велосипеды новейшей марки, купил две машины. Сидя во дворе дома под манговым деревом или с кружкой пива в уличном кафе, он рассказывал с восторгом внимающей ему молодежи о своей жизни в Париже, о том, что он жил около Монпар-наса. Юноши и девушки как зачарованные слушали Шарля, олицетворение истинного Парижанина.
Он дарил своим фанатам карточки со схемами парижского метро, и они, упиваясь сладостным ядом его признаний, присваивали себе псевдонимы по названию станций типа «Месье Сен-Пласид», «Месье Страсбур-Сен Дени», «Месье Колонель-Фабьен» и пр.
Шарль Моки заверил Массалу, что у того есть шанс стать Парижанином и пригласил его в Париж. Семья Массалы-Массалы с трудом наскребла деньги на туристическую визу.
Во второй части романа, «Париж», Шарль поселил Массалу в почти пустом доме, на парадной двери которого висело объявление «Предназначается к сносу». В комнате вместе с ним жили еще одиннадцать африканцев. Из мебели был один пластмассовый столик, спали все на полу на свернутых одеялах. Массала был шокирован, но молчал, неделями ждал обещанной Шарлем работы и готовил на всех соседей национальные блюда в большом котле.
Постепенно он узнал другую «специализацию» приятелей Шарля. Все они имели клички. Шарля звали Итальянцем. Он часто бывал в Милане, покупал там одежду и продавал ее в Париже втридорога соотечественникам на черном рынке.
Помимо спекулянтов, были настоящие воры, «специалисты» по почтовым ящикам. Они находили дома, из которых выехали жильцы, но на чей адрес еще поступала почта, в том числе с уведомлениями о кредитных суммах. Эти ящики вскрыва-
лись, уехавшие жильцы лишались ценной информации, а иногда и своих денежных вкладов.
Третьи подделывали документы, изготовляли фальшивые удостоверения личности или покупали их у отбывающих на родину антильцев. Так и Мас-сале-Массале, когда кончилась туристическая виза, было вручено удостоверение личности на имя Марселя Бонавентуры. Массала был подавлен осознанием того, что его национальная и личностная идентичность ничего не стоят в Париже.
Простодушный, доверчивый, он, однако, был отнюдь не невежественный. Его лексика, построение фраз, ирония позволяют усомниться в последовательном дистанцировании автора романа от рассказчика. Голос автора слышится в такой, например, фразе: «Первый день Парижанина в стране был семейным днем. Даже самые дальние родственники быстро спустились с ветвей генеалогического дерева и объявились. Они боялись, что гипотетическая манна, которую Моки привез из Франции, ускользнет от них» [4, р. 55].
Некоторые характеристики, которые Массала даёт приятелям Шарля, свидетельствуют о том, что он не мог не понимать, что попал в банду мошенников, отъявленных негодяев. Но ослепительная мечта о Париже, по словам Шарля, «я» рассказчика, заставила его потерять здравомыслие и осмотрительность, о которых предупреждал отец.
Массала продолжал верить кумиру, даже когда тот познакомил его со своим близким другом по кличке Префект. «Префект», давно потерявший связи с родиной, был алкоголиком, не имевшим постоянного местожительства в Париже. Он предложил Массале прибыльную работу - спекуляцию проездными билетами в метро. Однако Массалу ловят, приговаривают к заключению в тюрьме и экстрадиции из Франции. Перед выходом из тюрьмы, в душе, он хочет покончить жизнь самоубийством, но голос охранника за дверью вызвал приступ неудержимого страха и физиологическую слабость.
Концовка романа кажется слабой, искусственной, неубедительной. Слишком быстрая смена настроения у человека, совсем недавно чуть не совершившего самоубийство, слишком поспешно уравновесилась потрясенная психика. Уже в самолете Массала не испытывает не только никаких мстительных чувств, негодования по отношению к Моки, но даже неприязни, раздражения. Он думает, как его встретят в семье, что скажут родственники: «Я спрашиваю себя, не навестить ли мне его. Я хотел бы послушать, что он мне расскажет первым... Может, он убедит меня снова попытать удачу ? Что я ему отвечу? Все возможно в этом мире. Я не смогу не воспользоваться случаем вернуться во Францию. Я верю, что я вернусь туда.» [4, р. 221-222].
Автор порой насильственно вторгается в сознание главного героя, рационально достраивает, конструирует образ, чтобы поставить точку, вывести урок из
идеи этого романа: пагубность иллюзий, обольщение человека неподвижной идеей, мечтой, приводящей к автозомбированию и разрушению личности.
Роман «Воспоминания дикобраза» [5] (премия Ренодо) разительно отличается и от предыдущих, и от последующих романов Мабанку. Это роман -умозрительный вымысел, фантастическая фоль-клоризованная пикареска - приключения Дикобраза, двойника человека по имени Кибанди.
Роман «Воспоминания дикобраза» - африканский «палимпсест», то есть рукопись, расшифровывая которую обнаруживаешь проступающий за французским языком аутентичный языковой, ментальный и культурный текст.
Автор хочет представить свое произведение как роман-вымысел наподобие волшебных сказок. Действительно, он использует некоторые фольклорные мотивы, например мотив «оборот-ничества» или еще сохраняющиеся анимистические представления о наличии нескольких душ у человека, а также присущие коллективистскому, целостно-универсальному народному сознанию остатки тотемических верований в зооморфных предков человека, в его двойников-животных.
В романе Мабанку много описаний магических практик, обрядов, проводимых колдунами, однако было бы некорректно говорить о реновации устной традиции или о синтезе с ней. Слишком очевидна индивидуально-авторская, субъективная, ироническая интерпретация автором фабулы этой пикарески. Скорее, здесь можно говорить о «мнимой устной традиции»1, когда она настолько трансформируется авторской фантазией, что ее элементы утрачивают свою семантику. И явно не похож рассказчик - Дикобраз (Нгамбу на языке теке) - на традиционного эпического нарратора. Он слишком интеллектуален, эрудирован, он щеголяет своей образованностью и избыточной интертекстуальностью, а главное - слишком ироничен и остроумен.
Дикобраз - не столько другой Кибанди, сколько в некоторых эпизодах маска и alter ego автора. Его речь, организованная как длинные монологи, прерываемые только запятыми, слишком литера-турна и насмешлива с самого начала. В романе он двойник конголезца Кибанди из деревни Моссака. Дикобраз рассказывает о двух видах двойников. Одни - миролюбивые (pacifiques): «они не выставляются перед хозяином, вмешиваются в его жизнь только в особых случаях, например, когда их инициированный заболевает, они покровительствуют человеческим существам, ведут их, следят за их существованием, умирают в тот же день, что хозяин. инициированный ими посвятит себя добру, он будет безгранично великодушен. и будет передавать свой дар будущим поколениям.» [5, р. 16].
Главный нарратор романа А. Мабанку объявляет себя принадлежащим к другому виду двойников - злых, зловредных (nuisibles): «Мы самые
беспокойные из двойников. человеческие существа, которыми мы становимся в животном облике, не позволяют поселиться в них таким чувствам, как жалость, сострадание, угрызение совести, милосердие, они оживляются ночью, а когда превращение закончится, зловредный двойник должен покинуть животный мир, чтобы жить недалеко от хозяина, выполнять без протеста его поручения.» [5, р. 17].
Далее Дикобраз рассказывает, как произошло превращение в двойника у десятилетнего Кибан-ди, сына Папы Кибанди. Оказывается, Папа Ки-банди тоже обладал этим даром, унаследованным от своего отца, только его двойником была Крыса. Когда Кибанди исполнилось 10 лет, Папа Кибанди увел его в лес, вырыл лопатой из земли завернутую в тряпку тыквенную калебасу и алюминиевый кубок, насильно заставил выпить сына ритуальное питье майамвумби, и тот, выпив, увидел убегающего мальчика, похожего на него. Так дикобраз перестал быть только животным и стал зловредным двойником Кибанди.
Все свои приключения Дикобраз рассказывает единственному другу, поверенному «дорогому Баобабу».
Между тем в Моссаке один за другим стали умирать люди, и жители начали поговаривать, что Папа Кибанди, возможно, причастен к этому. Го -ворили, например, что Папа виноват в смерти собственного брата Матапари. Якобы Папа Кибанди завидовал брату - владельцу электропилы. Его же обвинили в смерти младшей сестры, умершей накануне свадьбы, поскольку все знали, что он был против союза «северянки» с «южанином». Череда обвинений росла: изготовитель тамтамов умер потому, что Папа Кибанди завидовал его успеху у женщин. Когда обнаружили мёртвой племянницу Папы Кибанди, якобы утонувшую в реке, тогда как она прекрасно плавала, все уверенно заговорили, что Папа - колдун и «съел» свою племянницу, как и всех предыдущих умерших.
Обвинения в адрес Папы Кибанди продолжали множиться. Деревенский колдун прямо объявляет вождю о своей уверенности в том, что Папа Кибан-ди «съел» 99 человек, но что сотой жертвы не будет.
Несколько молодых людей, вооруженных ружьями и кинжалами, идут в лес, отыскивают у корней одного из деревьев нору, где пряталась старая и уже больная крыса, и убивают ее. Вернувшись в Моссаку, они узнают, что Папа Кибанди умер.
После смерти отца до семнадцати лет Кибан-ди жил с матерью в Моссаке, но в деревне на него постоянно бросали косые взгляды, помня, чей он сын, и семья перебралась в соседнюю деревню. Кибанди страдал от одиночества, хотел быть любимым и любить сам, но кроме старого плотника и матери, никто не жалел и не любил его в деревне. Он самостоятельно научился читать и даже про-
чел Библию, подаренную ему одним священником, ходил в библиотеку церкви св. Иосифа в соседней деревне. Дикобраз, будучи двойником Кибанди, узнал о содержании Библии и об Иисусе Христе, и с непринужденной искренностью рассказывает Баобабу об «этом таинственном типе харизматич-ного бродяги»: «... бедный сын Бога, он вернулся из царства мёртвых, словно очнулся после короткой сиесты. я говорю об этом типе не для того, чтобы изменить свои верования, я думаю, что неважно на самом деле, кто он был, этот сын Бога, но он был посвященный, как мой хозяин.» [5, р. 23-24]. Чтение Библии не смогло повлиять на дальнейшее поведение Кибанди.
Дикобраз с сожалением отмечает, что Кибанди пристрастился к местному пальмовому вину мвен-ге, стал добавлять его к ритуальному питью майам-вумби. Агрессивность его возросла, а тут еще последовали очередные смерти в деревне, как это уже однажды произошло в Моссаке при жизни Папы Кибанди.
Первой жертвой стала Кимину, юная дочь кирпичного мастера. А Кибанди был среди четырёх претендентов-женихов. Он отдал кирпичнику все циновки, которые завещала мать, корзину с орехами, деньги, сэкономленные за все время работы плотником, починил бесплатно крышу дома и услышал в ответ, что он «некрасивый, как блоха» и что ни одна женщина не согласилась бы принять его предложение. Дикобраз выполнил первое смертоносное поручение Кибанди и ночью нанёс спящей Кимуни два удара иглами в правый висок, а затем стёр следы крови.
Всех жертв Кибанди и его двойника-Дикобраза было 99. Этот хоровод мертвецов не производит, однако, никакого гнетущего впечатления, примерно также дети слушают «страшную» сказку, поскольку все эти жертвы Кибанди - не полнокровные образы с личностными характеристиками, а, скорее, симулякры плутов и мошенников, и хотя все они поименованы, но могли бы быть просто пронумерованы: № 1, 2, 3 и т. д.
Кроме, пожалуй, двух жертв Кибанди. Одна из них - тридцатилетний Амеде, приехавший на каникулы в деревню к родителям после нескольких лет учёбы в Европе. Он особенно раздражал Кибанди и его двойника Дикобраза: «.он был заносчивый, носил костюмы, блестящие галстуки и обувь людей, которые работают в бюро. ходил, выпятив грудь, просто потому, что много учился. девушки ходили за ним по пятам, жены обманывали с ним мужей, они приносили ему еду, стирали его грязное белье, а когда он ходил купаться на реку, то долго любовался собой в спокойной воде и говорил себе, как он красив!!!» [5, р. 153]. Здесь, конечно, скрыта аллюзия на миф о Нарциссе. Однажды, купаясь в реке, Амеде чуть не утонул. От радости, что спасся, он сорвал цветок красного гибискуса
и бросил его в реку. С тех пор этот цветок в деревне стали называть «цветком Амеде». В этом эпизоде автор четко угадывается за рассказчиком.
Дикобраз перечисляет книги, которые читал и пересказывал девушкам Амеде, а за его наружным недовольством угадывается лукавая усмешка автора. Речь дикобраза литературна, с избыточной интертекстуальностью. Он пересказывает содержание всемирно известных произведений, здесь Дикобраз - alter ego автора: «Амеде рассказывал девушкам о невезении старика, который отправился ловить рыбу далеко в море и должен был в одиночку бороться с огромной рыбой, которая, по моему мнению, была зловредным двойником, завидовавшим старику... рассказывал о патриархе, создавшем деревню с названием Макондо, жители которой несли нечто вроде проклятия, рождая получеловека-полуживотное с хвостиком свиньи. он пересказывал приключения странного типа, который боролся с ветряными мельницами, или еще о несчастье офицера, старого полковника, который тщетно ждал писем с пенсией за выслугу лет.» [5, р. 156-157].
Однажды Амеде, обратив внимание на худобу Кибанди, посоветовал тому пойти к врачу, однако молодой человек так «раздражил его мозг», по словам Дикобраза, что Кибанди приговорил его к смерти. Дикобраз убил Амеде, как всегда, двумя ударами игл в висок, пока тот спал.
Убийство Амеде не вызвало у Кибанди и его двойника никаких сожалений и угрызений совести, как и убийство Модионги, продавца пальмового вина. Модионги стал готовить плохое вино, а когда Кибанди упрекал его в недобросовестности, тот отвечал ругательствами. По поручению Кибанди Дикобраз подстерег Модионги прямо на пальмовом дереве и нанес свой удар, так что тот свалился замертво на землю.
Девяносто девятая жертва оказалась роковой для Кибанди. Юла, бедный невежественный крестьянин, попросил у Кибанди в долг деньги, чтобы купить лекарства полугодовалому сыну, обещая вернуть долг через неделю. Но прошла неделя, другая, а должник так и не появился. Когда Кибан-ди пришел к Юле, требуя долг, тот, пьяный, стал ругаться и оскорблять своего спасителя, и тогда хозяин Дикобраза сухо сказал: «Когда нет денег, детей не делают!»
Дикобраз говорит «дорогому Баобабу», что Кибанди зашел слишком далеко, что нужно было наказать глупого, безалаберного отца-алкоголика Юлу, а не младенца; он признаётся, что, убив грудного ребенка, почувствовал беспокойство, стыд и даже плакал на его похоронах.
Девяносто девятая жертва потрясла и человеческую, и животную природу Кибанди. Магические способности обоих слабели. Так, впервые Кибанди и Дикобраз не смогли «съесть» старуху Ма Миори, которую подозревали в колдовстве.
Дикобраз испытал страх и бежал от Ма Миори, но Кибанди возмутился неповиновением, угрожал двойнику смертью и приказал убить мальчишек-близнецов Коти и Котэ, сыновей скульптора Папы Мунджулы, недавно прибывшего с семьёй в деревню. Близнецы2, с большими бритыми головами и выпуклыми глазами, ничего не боялись, постоянно играли на кладбище, пугали ворон. Коти и Котэ сразу поняли сущность Кибанди и что его двойник - дикобраз. Подойдя к жилищу Кибанди, они сказали ему: «. вы злой, вы едите детей, вы съели ребёнка, он сказал нам об этом вечером, - он смотрит на вас, он придёт к вам». [5, р. 199].
Когда близнецы видели Дикобраза, они кидали в него палки и камни, и он бежал прятаться в лесу. Разозлённый «хозяин» пришел к отцу близнецов с жалобой, что его сыновья не здороваются с ним и говорят дерзости. Мунджала заставил сыновей извиниться перед Кибанди. Те выполнили просьбу отца, но их взгляды говорили, что они не изменят своего отношения к Кибанди. Во время их посещения Кибанди не мог отделаться от одного впечатления. Когда они с Дикобразом вошли в дом, им на мгновение показалось, что вместо собственных голов у близнецов были головы сына Юлы. Автор в данном случае использовал яркий стилевой приём - видение материализовавшейся жертвы, вызванное неизбежным чувством вины и подсознательным раскаянием.
Всю ночь Кибанди пил майамвумби и смеялся, упоминая имя сына Юлы, но Дикобраз видел, что его хозяин сильно напуган. Ночью Кибанди и Дикобраз увидели вошедших близнецов и младенца. Кибанди приказал двойнику бросать иглы, но тот оказался бессильным выполнить требование. Кибанди вынул кинжал, но тот выпал из его рук. Тогда один из близнецов схватил Кибанди за одну ногу, второй - за другую, и они стали смеясь тянуть его в разные стороны. Дикобраз услышал звук упавшего тела хозяина, затем увидел, как сын Юлы сделал знак близнецам оставить самого Дикобраза в покое, дав ему возможность убежать в лес, унеся с собой последний вздох Кибанди. На его похоронах никто не плакал, а шептали: «. наконец-то этот злодей мертв».
Несмотря на фантастичность сюжета и черты постмодернизма (фрагментарность, калейдоскопич-ность сюжета, игра со стилями традиционного нар-ратива и одновременно стиля «ужастиков» массовой литературы, черный юмор, гэг, ирония, интертекстуальность), роман сохраняет следы просветительской идейно-художественной парадигмы с яркими чертами бытописательства, в русле которых созревало большинство произведений конголезской романистики. Это подтверждается прежде всего образом Дикобраза: именно он, а не Кибанди, главный герой романа. По мере того, как развиваются события, Кибанди все больше анимализируется, а Дикобраз
очеловечивается. Не случайно он не умирает одновременно с «хозяином», а остаётся жить.
Интересно, что Кибанди, как и булгаковский Воланд, «съедает», то есть наказывает людей за ярко выраженные, чрезмерные общечеловеческие недостатки и пороки: Папу Миботомо, отца Кимуки, - за жадность, лицемерие, оскорбления; Амеде - за гордыню, высокомерие, себялюбие; Модионги - за обман, нечестность, хитрость; Юлу - за пьянство, сквернословие и нечестность. Иными словами, судит за грехи - явная аллюзия на Священное писание, как его понимает озлобленный всеми нелюбимый Кибанди.
Дикобраз считает, что ему надо жить, чтобы выполнить две цели. Первая - бороться против зловредных двойников в этой стране, уничтожить их всех, «чтобы стереть след моей ответственности за несчастья, погрузившие деревню в траур». Вторая, совсем уже человеческая, вернуться в места, где родился. Он испытывает ностальгию и, когда вспоминает родину, становится поэтом: «Эти далекие образы, эти исчезнувшие тени, удаляющиеся шумы, они мешают мне совершить непоправимое... - умереть, но это худшая из низостей, тем более что люди верят, что их существование зависит от высшего существа, и я наконец уверовал. что я, слово дикобраза, существую еще и по воле, выше моей» [5, р. 219].
Если сравнить стиль романа А. Мабанку «Воспоминания дикобраза» с его первым романом «Триколор», ясно, что в более позднем произведении с автором и его героями произошли значительные метаморфозы. На первый взгляд, сохранилась реалистическая презентация традиционного деревенского социума, яркое изображение среды бытования жителей деревни Моссака и Секевембе (огородничество, рубка леса, изготовление пальмового вина и т. д.). Но очевидно, что фокус этой презентации смещен в сторону архаических ритуалов, магических практик, то есть всего иррационального, что вносит в жизнь беспорядок, страх, ненависть и злобу. И самое главное - двулинейность сюжета. Одна линия - отношение деревенских жителей к трагическим событиям - внезапным и необъяснимым смертям соплеменников. Другая линия -ироничное отношение к тем же самым событиям alter ego автора, Дикобраза.
Образ Дикобраза связан в структуре романа с его главным мотивом - двойственности человеческой природы, вечной борьбой добра со злом. Взгляд автора на архаические, но все еще живучие ритуалы не бытописательский, а метафизический, редкий у франкоязычных африканских писателей. Мотив, связанный с образом Кибанди, по существу, моралистичен: человек, предаваясь злу, совершает своего рода самоубийство, убивая в себе человека.
Творчество Мабанку - яркий пример того, как стремительно, интенсивно и плодотворно развивается молодая франкоязычная африканская литера-
тура (литературе Конго порядка 70 лет), открытая всем влияниям современной мировой литературы и одновременно уверенно прокладывающая свой особый национальный специфический путь (об этом подробнее см.: [1]).
Стиль А. Мабанку в «Воспоминаниях Дикобраза», более отчетливо проявивший себя в его последующих романах («Черный базар», «Завтра мне будет двадцать лет»), похож на амальгаму, где заметно напластование на реалистическую, бытопи-сательскую и просветительскую основу черт постмодернизма и магического реализма. Последующие романы Мабанку убедительно подтверждают возобладавшую со второй половины ХХ века во франкоязычных литературах Западной Африки тенденцию к автобиографической и автофикциональной прозе. Таким образом, они демонстрируют удивительную восприимчивость всех созвучных времени явлений мировой литературы, что, несомненно, можно считать особенной, характерной чертой франкоязычных литератур Западной Африки.
Примечания
1 Oralite feinte, по выражению Ж. Шеврие [3, с. 97].
2 По африканским поверьям, близнецы обладают магической силой.
Библиографический список
1. Ляховская Н.Д. Литература Конго // Франкоязычные литературы Тропической Афри-
ки: Пути развития и художественное своеобразие: сб. ст. - М.: Наука, 1989. - 283 с.
2. Шервашидзе В.В. Реальность и время во французской литературе: от декаданса к современности. - М.: РУДН, 2015. - 348 с.
3. Chevrier J. Littératures d'Afrique noire de langue française. - R P.: Nathan Université, 1999. - 128 p.
4. Mabancqou A. Bleu. Blanc. Rouge. - Présence africaine, 1998. - 222 p.
5. Mabancqou A. Mémoires de porc-épic. - Seuil, 2006. - 228 p.
6. Oussou-Essui D. La souche calcinée. - Yaoundé: Éditions CLE, 1973. - 204 p.
References
1. Lyahovskaya N.D. Literatura Kongo // Frankoyazychnye literatury Tropicheskoj Afriki: Puti razvitiya i hudozhestvennoe svoeobrazie: sb. st. - M.: Nauka, 1989. - 283 s.
2. SHervashidze V.V. Real'nost' i vremya vo francuzskoj literature: ot dekadansa k sovremennosti. -M.: RUDN, 2015. - 348 s.
3. Chevrier J. Littératures d'Afrique noire de langue française. - R P.: Nathan Université, 1999. - 128 p.
4. Mabancqou A. Bleu. Blanc. Rouge. - Présence africaine, 1998. - 222 p.
5. Mabancqou A. Mémoires de porc-épic. - Seuil, 2006. - 228 p.
6. Oussou-Essui D. La souche calcinée. - Yaoundé: Éditions CLE, 1973. - 204 p.
Вестник КГУ ^ № 3. 2019
132
