CC BY
309
УДК 327
А. Н. Варакса
НА ПУТИ К ПЕРВОЙ МИРОВОЙ ВОЙНЕ: ИЮЛЬСКИЙ ПОЛИТИЧЕСКИЙ КРИЗИС 1914 г. И ЕГО УРОКИ
В статье рассмотрены события, предшествовавшие началу Первой мировой войны; акцентируется внимание на проблеме принятия политических решений в период июльского кризиса 1914 г. Автор приходит к выводу о том, что стремительное развитие событий в период июльского кризиса, наряду с большим объемом поступающей информации, сделало невозможным для всех участников конфликта адекватно оценивать происходящие события и принимать взвешенные решения; это привело к дальнейшей эскалации конфликта и его военной развязке.
Ключевые слова: Османская империя, Балканы, Босния и Герцеговина, Сараево, Франц Фердинанд, июльский кризис 1914 г, ультиматум, Сербия, Австро-Венгрия, Россия, Германия, Первая мировая война.
В оценке событий, приведших к Первой мировой войне, и спустя сто лет по-прежнему превалирует точка зрения, согласно которой война была неизбежна, а убийство наследника австро-венгерского престола Франца Фердинанда стало своего рода спусковым крючком, запустившим весь военный механизм. Под этот тезис подводятся политические, экономические и другие доводы, которые должны безоговорочно утвердить данную точку зрения на причину той войны. Действительно, в международной политике начала прошлого века можно выделить несколько серьезных проблем, к числу которых следует отнести и англо-германское морское соперничество, и стремление Франции взять реванш за поражение в войне с Пруссией и вернуть Эльзас и Лотарингию, и неразрешенные разногласия между Петербургом и Веной в южнославянском вопросе. Каждый из этих конфликтов, безусловно, существовал, но были ли эти противоречия настолько серьезными и не разрешимыми мирными средствами?
В первые годы XX в. центр европейской политики и конфликтов между великими державами вновь переместился на Балканы; причиной тому стали события в Македонии, территориально входившей в состав Османской империи, где летом 1903 г. началось очередное антиосманское восстание. Через несколько лет эти выступления происходили уже на значительной части Османской империи. Османское правительство оказалось неспособным быстро справиться с ними, как было ранее, — в результате возник заговор молодых турецких офицеров, поднявших мятеж в одном из военных гарнизонов, который увенчался их вполне предсказуемой победой (так называемая Младотурецкая революция). Сами эти события, возможно, не имели бы большого международного значения, произойди они в Иране или Афганистане, но Османская империя по-прежнему оставалась достаточно важным игроком в европейской политике. Младотурец-кое правительство искало политической и финансовой поддержки, его взоры
© А. Н. Варакса, 2014
обращались в сторону то Лондона и Парижа, то Берлина и Вены. Каждая из этих стран была не прочь разыграть в своих интересах «турецкую карту» против своего противника.
В Турции, как и раньше, сталкивались интересы практически всех великих держав: России, Великобритании, Франции, Австро-Венгрии, Германии. Последняя с конца XIX в. предпринимала активные попытки проникновения в Турцию, что вызывало серьезное беспокойство Лондона и Петербурга. Германское правительство активно лоббировало строительство железных дорог в Турции; самой важной из них должна была стать Багдадская железная дорога, имевшая не только экономическое, но и военное значение. Если бы Германии удалось реализовать свои планы, то весь Ближний Восток, находившийся под властью султана, с его огромными ресурсами оказался бы под контролем Германии. Этого никак не хотели и не могли допустить Великобритания и Россия, имевшие здесь свои геополитические интересы. Не менее сложной и запутанной была обстановка на Балканах. В 1880-х гг. дипломатические просчеты русской дипломатии позволили укрепиться здесь Австро-Венгрии, поставить во главе отдельных балканских государств дружественные себе правительства. Однако политика таких правительств вызывала все больше критики в этих странах. В конечном счете болгарский князь Фердинанд, ставленник Вены, был вынужден искать примирения с Россией, чтобы смягчить критику оппозиции. Еще сложнее для Вены было удержать свое влияние в Сербии. Там в 1903 г. произошел государственный переворот, в результате которого к власти пришла королевская династия Карагеоргиевичей, искавшая покровительства у России. Новое сербское правительство развернуло в прессе активную националистическую пропаганду, направленную против Австро-Венгрии. В ответ на эти события в правящих кругах Австро-Венгрии усилила свои позиции так называемая военная партия, вынашивавшая планы силового воздействия на Сербию с целью вернуть ее в русло прежней политики, что не могло не настораживать Россию.
Очередной политический кризис не заставил себя долго ждать. В 1908 г. власти Вены подготовили план аннексии Боснии и Герцеговины, оккупированной Австро-Венгрией (по решению Берлинского конгресса 1878 г.), но формально еще считавшейся турецкой провинцией. Планы Вены в отношении Боснии и Герцеговины встретили неоднозначную реакцию в Европе, что привело в конечном счете к боснийскому кризису 1908 г. Россия, правда не с самого начала, выступила главным оппонентом Австро-Венгрии и потребовала рассмотрения вопроса о Боснии и Герцеговине в международном арбитраже. Российскую позицию в этом вопросе в той или иной степени поддержали Франция и Великобритания; Австро-Венгрия и Германия, как и ожидалось, выступили против. Несмотря на возражения со стороны России, Босния и Герцеговина перешла под полный суверенитет Австро-Венгрии, что крайне негативно было встречено в Петербурге. Формально боснийский кризис продолжался до марта 1909 г, когда царское правительство под нажимом Берлина отказалось от прежних своих требований, фактически признав австрийскую аннексию Боснии и Герцеговины.
Длительное время политика России на Балканах была подчинена интересам освободительной борьбы славянских народов. Однако со временем политиче-
ские интересы новых балканских государств объективно начали расходиться с идеями панславизма, которые были по-прежнему популярны в России и стали приобретать национальный характер. Во внешнеполитическом ведомстве России этот факт, по нашему мнению, был недостаточно учтен, царская дипломатия по-прежнему пыталась патронировать славянские государства, продолжая собственные национальные интересы подменять общеславянскими, тем самым втягивая себя в конфликт с Веной и стоящим за ней Берлином.
События июльского кризиса 1914 г, приведшие мир к войне, были во многом схожи с теми, которые предшествовали боснийскому кризису 1908 г, но развязка его оказалась совсем иной, чем та, на которую, возможно, рассчитывали те, кто стоял за этими событиями. Убийство в боснийском Сараево наследника австро-венгерского престола Франца Фердинада стало началом нового витка кризиса на Балканах, источником очередного кризиса; вновь обострился сербско-австрийский антагонизм, который подпитывался сербским национализмом и геополитическими устремлениями Белграда и Вены в Балканском регионе. Проводимая правящими кругами Сербии политика была направлена на изменение существующего в регионе status quo. Однако собственных сил у Сербии было явно недостаточно, чтобы бросить вызов более могущественному региональному лидеру в лице Австро-Венгрии. Белград de facto не соглашался признать Боснию и Герцеговину за Австро-Венгрией. Сербское руководство не желало отказываться от своих претензий на Боснию и ожидало подходящего момента для возобновления борьбы. Все эти намерения Белграда, разумеется, не могли быть секретом для политического руководства Австро-Венгрии, которое внимательно следило за действиями сербских властей. Для Австро-Венгрии вопрос Боснии и Герцеговины был, скорее, делом принципа и престижа империи Габсбургов — уступить Сербии и России в этом вопросе имперское руководство Австро-Венгрии не могло, не потеряв своего авторитета.
В отечественной литературе убийство наследника австро-венгерского престола трактуется в качестве предлога к развязыванию войны Германией, при этом действия России в целом рассматриваются как справедливые, по крайней мере их критика не высказывается (История внешней политики России, 1997; Первая мировая война, 2014). Однако события 28 июня в Сараево можно рассмотреть иначе, если принять во внимание то, что обычно теряется в исследованиях, посвященных этому вопросу. Убийство эрцгерцога Франца Фердинанда, наследника австро-венгерского престола, было не рядовым уголовным преступлением, а политическим убийством, совершенным по заданию запрещенной на территории Австро-Венгерской империи организации при участии чинов сербской полиции и разведки. Именно исходя из этих обстоятельств и был составлен в Вене известный ультиматум Белграду. Идея предъявления подобного ультиматума Сербии была не новой. Еще в период первого боснийского кризиса 1908 г. в австрийском МИДе витали такие идеи, но тогда прибегать к ним не пришлось: Сербия с Россией отказались от дальнейшей тяжбы с Веной по боснийскому вопросу, и боснийский вопрос вскоре был снят с политической повестки дня. Однако идея с ультиматумом не была забыта (по крайней мере, в Вене); ее лишь отложили для подходящего момента. Содержание австрийского ультима-
тума 23 июля 1914 г. хорошо известно, нет необходимости передавать его: жесткий набор требований к Белграду, каждое из которых было составлено таким образом, чтобы лишить ответчика возможности каким-либо образом уклониться от ответа. Но ультиматум — обоюдоострый инструмент, он таит в себе серьезные риски для обеих сторон конфликта. Отклонение его Белградом было поражением скорее Вены, чем политики Сербии. Как учит китайская мудрость, «самые большие победы достигаются мирными средствами», Вена же сделала ставку на угрозу силой — и проиграла. По нашему мнению, даже в тех условиях возможности для политического решения конфликта имелись, если бы в дело вступили такие посредники, как Германия и Великобритания. Однако этого не случилось. Россия и Франция предпринимали попытки вывести конфликт на путь мирного его решения, но их усилий оказалось недостаточно, чтобы одна из двух главных сторон конфликта — Австро-Венгрия — проявила большую сдержанность и осмотрительность в своих действиях. Вывод, который делает английский исследователь О.Холсти относительно событий, предшествовавших началу войны, сводится к следующему: «Четырнадцатый год дает почти классический пример дипломатического кризиса, который претерпел очень быструю эскалацию, выйдя из пределов расчета и контроля лиц, ответственных за принятие решений в сфере внешней политики. Это не означает, что в 1914 г. в европейских странах правили монархи, премьер-министры, парламенты и партии, испытывавшие глубокую и непоколебимую приверженность миру. Но равным образом нельзя отрицать, что соперничавшие честолюбивые имперские устремления, борьба в области торговли, гонка вооружений, союзы и жесткие военные планы могли быть источниками отсутствия стабильности на международной арене. Однако, хотя эти и многие другие составные части международной системы 1914 г были важнейшими факторами, определявшими и ограничивавшими европейскую дипломатию, начало войны было результатом принятых или непринятых решений государственных деятелей в Вене, Белграде, Берлине, Петербурге, Париже и Лондоне» (Но!вй, 1972, р. 25).
Историки по-прежнему в один голос говорят об ошибочной оценке немецкими дипломатами позиции Лондона в период кризиса, имевшей фатальное значение для Германии и ее союзницы Австро-Венгрии и для мира в целом. Это справедливо: если бы не эта трагическая ошибка, мир в Европе, возможно, удалось бы сохранить. В ошибках германской дипломатии просматривается серьезный изъян тогдашней политики, от которого она, к сожалению, до конца не способна избавиться и сегодня: непонимание иррационального характера войны, невозможность учесть все последствия и риски даже одного неправильного политического решения. Французский мыслитель Р. Арон пишет: «Возможно, крупные войны по причине разбушевавшихся страстей являются теми войнами, которые неподвластны людям, наивно полагающим, что они ими управляют. Глядя в прошлое, обозреватель не всегда замечает те интересы, которые бы обосновывали эти страсти и исключали компромиссы. Быть может, мне хочется верить, что именно сама природа индустриальных битв придает массам жгучую ненависть и вызывает у государственных деятелей желание перекроить карту Старого континента. Факт состоит в том, что первая война века иллюстрирует
соскальзывание к абсолютной форме войны, в которой воюющие стороны не способны уточнить политические ставки» (Арон, 2000, с. 77).
Главные стороны конфликта (Сербия и Россия, с одной стороны, Австро-Венгрия и Германия (в большей степени) — с другой) на всем протяжении развития конфликта стремились одновременно решать две взаимоисключающие задачи: демонстрировать стремление к миру и показывать своему политическому оппоненту всю «серьезность» своих намерений, заранее возлагая на него «всю ответственность» за возможные последствия. Спираль конфликта при таком подходе неизбежно раскручивалась, а поиск возможного компромисса и принятие взаимоприемлемого решения становились все менее достижимыми. Первую мировую войну развязали австрийские и германские политики и генералы, которые запустили смертоносный механизм войны, — это невозможно оспорить. Но, как свидетельствуют ставшие доступными дипломатические документы и воспоминания участников тех событий, намерений начинать войну ни у одной из сторон не было. Вена и Берлин рассчитывали, по-видимому, на проведение «полицейской операции», как это практикуют сегодня США и их натовские союзники. Но такой план не всегда удается реализовать на практике, когда ставки слишком велики и обе стороны готовы идти до конца.
Интересные наблюдения сделал в своем исследовании О.Холсти. По его подсчетам, в критический период июльского кризиса 1914 г. министерства иностранных дел ведущих европейских государств получили от своих посольств 5620 документов (Holsti, 1972, p. 192-193) — огромная цифра для того времени. Именно в таких экстремальных условиях политикам и дипломатам приходилось принимать важнейшие, ставшие судьбоносными политические решения. Исследования зарубежных психологов Н. Макворса и Д. Макворса показали интересную закономерность: при увеличении количества принимаемых решений в 5 раз за определенный промежуток времени количество ошибок может возрасти в 15 раз (Mackworth N., Mackworth J., 1958, p. 210-221). Э. Тэйлор, описывая события, приведшие к началу Первой мировой войны, отмечает: «Бюрократия старого мира просто скрылась в сугробах бурной информации, которая обрушилась на нее. Самые острые и уравновешенные умы не могли больше осмысливать необработанные данные, которые в них вводились, и в каждой столице возникла тенденция — решения отставали от события. В результате каждый новый шаг с любой стороны становился ложным, усиливая всеобщее смятение» (Taylor, 1963, p. 220-221).
Австро-германский план в 1914 г. (устрашить Сербию, а заодно «поставить на место» несговорчивую Россию, как было в период боснийского кризиса 1908 г.) на этот раз не сработал. Из локального конфликт между Сербией и Австрией быстро перерос в конфликт общеевропейский со многими участниками. На последней стадии конфликт стал фактически неуправляемым, когда политики и дипломаты потеряли способность контролировать его, и в результате он быстро скатился к войне. Нельзя не согласиться с тем, что «история — в очень малой степени результат заранее спланированных действий людей, но в гораздо большей степени это стихийный камнепад событий» (Нехамкин, Лекарев, 2010) Уроки июльского кризиса 1914 г. не потеряли значения и сегодня, когда амери-
канские и европейские политики своими воинственными речами и заявлениями в адрес России еще больше раскручивают спираль конфликта вокруг Украины, повышая возможные военные риски.
Литература
Арон Р. Мир и война между народами. М.: Nota Bene, 2000. 880 с. (Aron R. Peace and War between Nations. M.: Nota Bene, 2000. 880 p.).
История внешней политики России конца XIX — начала XX века. М.: «Международные отношения», 1997. 672 c. (The History of Russian Foreign Policy. The End of XIX — the Beginning of XX Century. M.: "Foreign Affairs", 1997. 672 p.).
Нехамкин С., Лекарев С. За рассекреченной строкой // Аргументы недели. 2010. 4 февр. (Nehamkin S., LekarevS. Behind the Declassified Line // Argumenty Nedeli. 2010. February the 4th).
Первая мировая война: энциклопедический словарь. М.: Весь мир, 2014. 480 c. (World War I. Encyclopedic Dictionary. M.: The whole world, 2014. 480 p.).
Holsti O. R. Crisis, Escalation, War. Montreal: McGill-Queen's University Press, 1972. 290 p.
Mackworth N. H., Mackworth J. F. Visual Search for Successive Decisions // British Journal of Psychology. 1958. Vol. 49. P. 210-221.
Taylor E. The Fall of the Dynasties: The Collapse of the Old Order, 1905-1922. Garden City: Readers Union Edition, 1963. 421 p.
ПОЛИТЭКС. 2014. Том 10. № 2
