На пути к пакту Мунтерса-Риббентропа: новые подробности в архивных документах Текст научной статьи по специальности «История и археология»

УДК 94(474.3+473).091.8(093) ББК 63.3(4Лат+4Эст) «1939» С37

Владимир Симиндей

НА ПУТИ К ПАКТУ МУНТЕРСА-РИББЕНТРОПА:

НОВЫЕ ПОДРОБНОСТИ В АРХИВНЫХ ДОКУМЕНТАХ

- АННОТАЦИЯ -

В публикации представлены отложившиеся в Архиве внешней политики Российской Федерации (АВП РФ) и Государственном историческом архиве Латвии (LNA LVVA) документы, раскрывающие ряд обстоятельств и малоизученных нюансов подготовки к заключению пакта Мунтерса-Риббентропа, подписанного 7 июня 1939 г. в Берлине. Материалы содержат интересные подробности маневрирования германской, советской и латвийской дипломатии весной 1939 г. в условиях нараставшего давления со стороны III рейха.

-КЛЮЧЕВЫЕ СЛОВА-

СССР; ГЕРМАНИЯ; ЛАТВИЯ, ПАКТ МУНТЕРСА-РИББЕНТРОПА; ПАКТ СЕЛЬТЕРА-РИББЕНТРОПА; ИСТОРИЯ ДИПЛОМАТИИ.

№ 1. 1939 г., 5 апреля, Рига. — Письмо полномочного представителя СССР в Латвии И.С. Зотова народному комиссару иностранных дел М.М. Литвинову

ПОЛПРЕДСТВО СССР В ЛАТВИИ СЕКРЕТНО.

5-го апреля 1939 г.

№ 29/с, вх. Первый западный отдел НКИД № 607

НАРОДНОМУ КОМИССАРУ ИНОСТРАННЫХ ДЕЛ ТОВ. ЛИТВИНОВУ.

[...] (л- 2)

2. Политические отношения с Латвией на данный период можно сказать нормальные. Результаты Польско-Советской декларации, выступлений тов. Сталина, тов. Ворошилова и др., нашей позиции в Чехословацском вопросе, урегулирования рыболовных дел с Японией восприняты в кругах Латвии весьма положительно. Это укрепило еще больше веру в наше миролюбие. В связи с событиями в сентябре, в Латвии долгое время носились слухи о том, что кабинет министров обсуждал вопрос о пропуске наших войск в случае войны с Германией, а также вопрос о помощи Латвии в случае нападения на нее со стороны Германии (последнее возникло в связи с оккупацией Клайпеды). Все эти разговоры опровергнуты Мунтерсом в его последней речи. Он заявил, что Латвия не допустит вторжения чужих войск на свою территорию, а в случае угрозы, будет с оружием в руках бороться за свою независимость. Здесь это понимается так, что Латвия не будет Чехо-Словакией, и что народ будет драться до последнего патрона и человека. В последнее время подхвачена одна интересная мысль военного министра Балодиса. Смысл ее заключается в том, что помощь извне латыши могут получить при условии борьбы с врагами (они не назывались). Иначе говоря, если латыши будут бороться, то и помощь придет (не упоминая, откуда). В широких кругах населения распространено два характерных мнения: 1) помощь возможна только со стороны СССР, и ею надо заручиться как можно скорее; 2) не может ли случиться, что теперешнее правительство предаст также (л. 3), как предал свою страну Гах и Хвалковский. Последнее отражает недовольство широких масс правительством Ульманиса, недоверие ему.

Правительство не изменило своего внешнеполитического курса. Каждый раз подчеркивается позиция нейтралитета и независимости, но давление со стороны Германии настолько велико, что правительство идет немцам на уступки в вопросах культуры, туризма, пропаганды; в последнее время латыши ожидают предъявления экономических требований (речь идет о возмещении за отнятую землю у немецких баронов).

3. Полпредство в последнее время работало в направлении разъяснения нашей внешней линии. Согласно заданию тов. Потемкина, мы напоминали латышам о подрывной деятельности остатков банд фон дер Гольца, Авалова и белогвардейцев. В ответ на наши указания (которые делались в осторожной форме), видные деятели (Скуэнек, Калниньш, Эйнберг, Фильгольдс, Стегманис, Аушкап) отвечали: «Мы знаем, что они работу ведут, но они малочисленны и, кроме того, мы за ними следим, поэтому они сделать ничего не могут». Обычно после этого с их стороны делались пространные рассуждения на тему о том, что Латвией мало кто интересуется. «Ведь у нас, — рассуждают они, нет богатств, мы дать ничего не можем, мы страна бедная». Когда мы обращали их внимание на желание некоторых стран использовать чужую территорию, латыши, понимая, о чем идет речь, заявляли: «Немцы для нас — самые лютые враги, мы их никогда не пустим, т.к. придя сюда, они прежде всего уничтожат нашу самостоятельность». При этом всегда говорили, что с Востока им ничто не угрожает («мы спокойны за наши границы на Востоке»).

ПОЛПРЕД СССР В ЛАТВИИ (И. ЗОТОВ).

АВП РФ. Ф. 0150. Оп. 37. П. 76. Д. 2. Л. 1-3.

№ 2. 1939 г., Рига. — Из обзора латвийской печати за 28-30 апреля и 1-2 мая, подготовленного полпредством

для НКИД СССР

ОБЗОР ЛАТВИЙСКОЙ ПЕЧАТИ за 28-30 апреля и 1-2 мая 1939 года.

(л. 2) а) О речи Гитлера. Все латвийские газеты 29 апреля поместили подробные отчеты о речи Гитлера, причем особенно от-

метили, и даже в заголовках, что Германия заинтересована в том, чтобы Балтстраны были независимы: «Говоря о присоединении Клайпедской области, госканцлер подчеркнул интерес Германии к существованию независимых Балтстран. Германия считает Балтстраны важнейшими торговыми партнерами, по этой причине в наших интересах, чтобы они сами жили своею независимой и порядочной жизнью».

Газеты отмечают удовлетворение в Каунасе по поводу речи Гитлера, относящейся к Литве.

(л. 5) ТРУДОВОЙ ПРАЗДНИК ГЕРМАНСК. ГРАЖДАН в РИГЕ.

«БР[ИВА] ЗЕМЕ» 3.5., ссылаясь на «Риг[АШЕ] Рундшау» 2.5., сообщает: «Местная германская колония в понедельник отметила общим собранием день национального труда Германии, на который прибыл и германский посланник ф.Котце... «И в Латвии», сказал он, «нашелся некто с силой и предприимчивостью дать своей много-пострадавшей от парламентаризма стране новые основы и создать обстоятельства для нового расцвета и эпохи мирного труда». ... И пусть германско-латвийские отношения всегда останутся такими, как о них сказал в своей речи 28 апреля в рейхстаге госканцлер Гитлер, указывая, что Германия видит в Балтстранах очень важных торговых партнеров.

(л. 17) ЛАТВИЙСКО-ГЕРМАНСКИЙ ДОГОВОР О НЕНАПАДЕНИИ.

Все латв.газеты сообщают 5.5. /ЛТА/: «В связи с уже в предыдущих случаях начавшимся обменом мнений между латвийским и литовским правительствами, оба правительства согласились заключить между собой договор о ненападении». ... ОЦЕНКА ГЕРМАНСКОЙ ПЕЧАТИ: «Берлинское радио уже вчера вечером сообщило о том, что между Германией и Латвией достигнуто соглашение о заключении пакта о ненападении. Утренняя германская печать посвящает этому событию довольно обширные комментарии. «Берл.Берзен.Цайтунг» указывает, что в момент «когда режиссеры политики окружения» стараются втянуть соседей Сов. Союза в свои комбинации, заключение пакта о ненападении между Германией с одной и Латвией и Эстонией с другой стороны имеет особое значение. Это спокойный

ответ на все подозрения и интриги, которыми некоторые страны пытались повлиять на малые страны. Госканцлер Гитлер в своей речи 28 апреля указал, что страны, перечисленные президентом Рузвельтом в его послании, смогут прийти к соглашению с Германией и получить от нее обширные гарантии, если они сами того пожелают. ... Как выяснилось вчера, латв.посланник в Берлине Э.Криевиньш уже в течение нескольких дней вел переговоры с германскими гос. деятелями о заключении латв.-германс. Пакта о ненападении. Вчера после обеда он имел три совещания с руководящими лицами германского МИДа. Незадолго до отъезда Риббентропа в Италию Криевиньш имел совещание с ним, как и с вице-министром Вайц-зеккером и друг. высшими чиновниками; Криевиньш выразил свою радость по поводу успешно увенчавшихся переговоров.

(Л. 22) Думается, что смена наркома индел благоприятно отзовется на отношениях Сов.Союза и Германии, которые до сих пор были не слишком хороши. Это мнение уже выражается в статьях германской печати. Отношения с Балтстранами, в том числе и Латвией, смена руководителя внешней политики прямо не затрагивает. «Брива Земе» 5.5.

(Л. 25) «Рите» 6.5. Заключение этого договора было возбуждено Германией, но переговоры об этом происходили и в Риге, и в Берлине, закончившись принципиальным соглашением. ... Германская печать, касаясь германско-латвийского соглашения, указывает, что это соглашение — первый шаг, чтоб воплотить в дело сказанное Гитлером — Латвия заключит договор о ненападении сговорившись с союзной Эстонией, которая, как известно, получила от Германии подобное же предложение. Литовское правительство такого не получило, но объяснение этому следует искать в том обстоятельстве, что германско-литовский договор 22 марта о ново-присоединении Клайпеды уже содержит условие ненападения. Идея заключения между Германией и Балтстранами договора о ненападении существовала уже и раньше и изредка затрагивалась в дипломатических переговорах. «Латвияс Карейвис» и лат.газеты 7.5. сообщают о приеме, устроенном германским послом У. ф.[он] Котце 6 мая. На нем присутствовали ген.Беркис, начштаба атмии ген.Хартманис, комфлотом адм.Спаде...

(Л. 32) «Яунакас Зиняс» 10.5. сообщает о том, что 17 мая в Лиепаю прибывает артиллерийское учебное судно германского флота, с 270 человек команды, «Бруммер»... 21 мая судно выйдет в Финляндию.

АВП РФ. Ф. 150. On. 22. П. 31. Д. 14. Л. 2-32.

№ 3. 1939 г., 24 мая. — Информационное письмо полпреда СССР в Латвии И.С. Зотова народному комиссару иностранных дел В.М. Молотову о внутреннем и международном положении страны пребывания

ПОЛПРЕДСТВО СССР В ЛАТВИИ СЕКРЕТНО.

24-го мая 1939 г.

№ 50, вх. Первый западный отдел НКИД № 841

НАРОДНОМУ КОМИССАРУ ИНОСТРАННЫХ ДЕЛ В.М. МОЛОТОВУ.

Информационное письмо. [...] (л. 9)

2. Внешнеполитическое положение.

ОТНОШЕНИЕ С ГЕРМАНИЕЙ. Латвийская внешняя политика базируется на политических и экономических основах нейтралитета и независимости.

«Нейтралитет — основа внешней политики Латвии», — так говорят и пишут везде и всюду. Эта основа не раз была одобрена Германией и Польшей. 14 мая немецкая и польская печать вновь излили свою радость по поводу «замечательной традиции» внешней политики Латвии. С Германией Латвию связывает, прежде всего, общность и почти однородность государственного устройства. Круги крупной буржуазии Латвии прямо выражают удовлетворение всяким начинаниям в этом направлении. В то же время, резко ан-тинемецки настроенный латвийский народ всячески противодействует этому сближению и заставляет правительство проводить более сдержанную позицию. Германия на протяжении последнего

полугодия старается приблизить к себе и подчинить внешнеполитическую линию Латпра. В этом направлении идет систематическое запугивание «восточным большевизмом» — в то же время желание дополнительно навязать Латвии на кабальных условиях внешнеторговые связи.

Германская пресса всякое (даже если ничтожно малое) явление, направленное на содействие связям с Германией со стороны Латвии (туризм, визиты, (л. 10) выставки, уступки местным немцам, посылка гражданских и военных кораблей, приезды на торжества и др.) всегда старается связать с общей борьбой против «большевизма». Латвийская пресса и деятели против этого не протестуют, но этого нельзя сказать о широких кругах, где имеется довольно бурное антинемецкое настроение.

Латвийское правительство усмотрело в настроениях общества крен к Востоку, а потому предупредительно сигнализировало, что одинаково «направо и налево обман» (Ульманис). (Направо — Германия, налево — СССР). Эта новая установка президента в широких кругах успеха не имеет.

Начиная с событий в Чехословакии, а затем в Клайпеде, в стране не перестают усиливаться панические настроения. Народ был автоматически включен в активное обсуждение положения. Широкие круги открыто говорят о необходимости изменения внешнего курса. Выражают свои симпатии демократическим странам и, прежде всего, СССР. Позиция СССР — самая популярная в народных массах Латвии. Теперь никто не может сказать что-либо плохого о СССР, не рискуя получить неприятности. Латпра учла эти настроения и объявила борьбу с ними. Уговорами и угрозами старается приостановить рост симпатии латвийского народа к СССР. Подобно настроенных называют «опасными провокаторами», «сеятелями чуждых латышу идей» и т.д. Основным звеном, как бы служащим громоотводом, является пропаганда латышского специфического национализма. На этой базе как стержне фашизма выращивается идея — «Латвия для латышей» и «единение Латвии». Непопулярность этой базы и других стержней весьма очевидна.

В тревожные мартовские дни, учитывая стремления латвийского народа и под его давлением, правительство выбросило лозунг «Бороться за независимость до последнего патрона» или «Лучше погибнуть стоя, чем ползать рабами на коленях» (Ульманис). Пе-

рехватывание лозунгов, имеющих международную популярность, неслучайно. Это лавирование диктовалось условиями, в противном случае правительству Ульманиса грозили большие неприятности. Последние лозунги в массах получили одобрение, но к (л. 11) правительству, которое их произносит, подозрение и недоверие возросло. Народные массы не ошиблись. Переговоры о заключении пакта о ненападении в массах расценивается как сговор за их счет с немцами. Начали гулять слухи о якобы тайных соглашениях с Германией. 14 мая Мунтерс специально остановился и подчеркнул, что нет и не было «тайных соглашений». Деятели правительства стараются, без успеха, разбить эти настроения недоверия, которое вырастает по мере роста так называемых «туристских», «культурных» или договорных связей с Германией.

Взаимоотношения Латвии с Германией приносят первой сплошные издержки. В Германии заморожено 15-17 млн. марок, на которые обязывают Латвию покупать мединструменты, медикаменты или бракованные паровозики, это же является средством к понуждению вывоза в Германию с/х продуктов высшего качества (в обмен на рост замороженного капитала). В настоящее время Латпра принимает меры к сокращению вывоза в Германию, тем самым хочет выровнять торговый баланс, но и действуют другие силы, заставляющие их все же продавать (хотя бы указать на трудность нахождения новых рынков).

Носятся слухи, что в связи с договором о ненападении Германия вновь принуждает Латвию усилить экономические связи, исходя из формулы Гитлера «Балтстраны являются важными торговыми партнерами»1 (из последней речи Гитлера). В этом сказано германское желание приобрести довольно постоянный рынок снабжения продуктами, как теперь, так и на случай войны. Из этого также вытекает и неизбежное давление на Латвию. Латвийские деятели приняли весть о предложении заключения пакта с радостью, но за последнее время, часто в разговорах, чувствуется более холодное отношение.

1 В программной речи 28 апреля 1939 г. А.Гитлер свое стремление к монополии на продовольственные ресурсы Прибалтики и перспективные захватнические планы вуалировал следующим образом: «Проблема нейтралитета стала вопросом существования малых демократических государств в 20-м веке... В любом случае Германия не хочет ничего, кроме того, чтобы демократии, претендующие на нейтральность, наконец установили с ней дружественные отношения нейтралитета».

Есть основание полагать, что пакт используется Германией для давления на Латвию по линии хозяйственной и предоставления дополнительных привилегий латвийским немцам. Не приходится распространяться на предмет, что усиление экономических связей с Германией пагубно отразится на всей хозяйственной жизни Латвии, а вместе с тем грозит лишением самостоятельности.

[...] (л. 12)

Польша поддерживает нейтральную Антанту Балтики, одобряет принципы внешней политики Латвии, а при определенной ситуации смотрит как на объект будущего захвата.

ОТНОШЕНИЕ С СССР. По отношению к нам Латвия вынуждена проводить умеренную политику. Латвийская внешняя политика исходит из того факта, что она находится между двумя большими странами, и часто можно слышать от членов кабинета, что «нам нельзя плохо или хорошо относиться к одному из соседей, мы желаем одинаково строить свои отношения и к СССР, и к (л. 13) Германии. Мы не желаем раздражать кого-либо. Мы хотим сделать все, чтобы нас не трогали». Они понимают наше отношение к ним, основу и принципы нашего поведения, выражают удовлетворение ими, но на большее что-либо правительство Ульманиса не пойдет. Больше того, что имеется, они не хотят, т.к. боятся «раздразнить» своего второго большого соседа — Германию. Прошедшие переговоры в Москве и затем последовавшее обращение к Латпра не нашло успеха в кабинете Ульманиса. Иначе относится латвийский народ, который узнал об этом из шведских и эстонских источников. Наиболее распространенное мнение в народе: «Мы давно знали, что СССР нас не оставит, против немцев нам никто, кроме советов, не поможет». Сдержанность Латпра в отношениях с нашим государством и меры по подавлению симпатий латвийского народа к нам еще сильнее увеличивает недовольство правительством.

ПОЛПРЕД СССР В ЛАТВИИ (И. ЗОТОВ).

АВП РФ. Ф. 0150. Оп. 37. П. 76. Д. 2. Л. 6-13.

Я.700.Уас./39/11231

(написано в левом верхнем углу черными чернилами, последняя цифра — красным карандашом)

Копия.

(написано в левом верхнем углу красным карандашом)

2 копии уничтожены.

(написано в левом верхнем углу синим карандашом, подпись неразборчива)

Конфиденциально.

Рига, 17 апреля 1939 года.

Высокочтимому господину Эдг. Криевиньшу,

посланнику в Германии.

Высокочтимый господин посланник,

В последнее время у меня было много дружеских и неофициальных бесед с посланником Германии. Как Вы сами высказались в свое время — шеф кабинета Нейрата, это известная марка, и со своей стороны мне следует подтвердить, что между нами установились отношения, полные доверия. Самое яркое проявление эти отношения получили, вероятно, в связи с однажды декларированным мне ф. Котце принципом, что он послан сюда с миссией дружбы и что Риббентроп ему сказал, что оно дело, которого он не желает, есть создание какого-бы то ни было «Балтийского вопроса». Ф. Котце добавил, что в случае изменения политики, господам в Берлине нужно будет искать другого посланника. Этот свой настрой он подтверждал в иной форме и при ряде случаев, так что у меня нет поводов ему не уделять такого значения и оказывать посланнику полного доверия.

Это для вступления.

Что касается дела, то прежде всего мне следует констатировать, что непосредственно в латвийско-германских отношениях — пока ф. Котце находится здесь — не было не только никаких разногласий, но также прекратилась ненужная отправка нот, и за все время не произошло ни одно высказывание о нас в прессе; два

проявления, которые во время предшественника ф. Котце (л. 2) нам действовали на нервы, хотя также никогда не принимали неприятного характера.

Первый раз после периода деятельности ф. Шака рсЬаск] у нас велись разговоры также о политической стороне латышско-немецких отношений в широком масштабе, резюмировав которые, я хочу констатировать, что единственным пунктом, могущим создать непонимание, является мнение Берлина о нашей просоветской ориентации. Инициатива обсуждения этого вопроса исходила от самого посланника, который мне дал понять, что в Берлине в армейских кругах царит мнение, что мы не думаем сопротивляться эвентуальному советскому нападению «Dampfaltze», и что мы решили поставить винтовки «к ноге» и впустить русских к нам. Хотя он сам так не думает, но берлинские мнения уже устоялись, и нам общими усилиями надо позаботиться о том, чтобы их развеять. Мое возражение, что мы вообще никогда в военном смысле не ориентировались иначе, как только [штыками] в сторону востока, о чем свидетельствует дислокация наших войск, ф. Котце принял с полным согласием, но он заметил, что берлинские мнения все же устоялись и их опровержение потребует времени. Далее я не скрывал перед ним, что с сентября прошлого года и еще в большей степени после чехословацких событий у нас царят подозрения и антипатия против политики Германии, и если мы не получим определенного подтверждения неагрессивных планов Германии в Балтийском направлении, то эти подозрения не рассеются, и правительство при всем желании здесь ничего не сможет сделать. Также с этим посланник согласился, подчеркнув, что, хотя у Германии нет агрессивных замыслов против нас, но можно все же поднять мною затронутый вопрос. Это нужно будет сделать в Берлине. Я сказал, что это мы делали, и упомянул разговор с Вёрманом [МоеЬгтап] и последовавшие за тем напоминания Шаку. Об этом он ничего не знал, и пообещал познакомиться с актами и тогда вернуться к (л. 3) вопросу.

Понемногу (я это резюмировал по итогам многих бесед) разговоры дошли и до наших немцев. Я многократно ему указывал

на то, что это меньшинство является большим препятствием для хороших отношений между нашими государствами. Хотя мы и не просим, чтобы Германия его оставила «волкам на заклание» — все же недопустимо положение, когда наши немцы претендуют на исключительные права, обращаются за защитой к известным и неизвестным немецким «Stellen», и в то же время ведут нелояльную, полную презрения и сепаратистскую политику. Посланник прежде всего постарался повторить требования местных немцев. Они жалуются, что не получают работы. Когда я задал контрвопрос, действительно ли дело касается безработицы или лишь существует необоснованная претензия получить именно ту работу, которую они сами пожелают, то он был вынужден признать, что в большой мере именно так оно и есть. Можно ведь получить работу в Даугавпилсе и Валмиере, но в Риге нет — и именно этого они хотят. Ему нужно было признать, что тогда жалобы о неполучении работы в большой мере не обоснованы. Я даже пошел дальше и дал понять, что Германия, которой вроде бы не хватает рабочих рук, и даже интеллигентов, может и сама высосать неудовлетворенные элементы, чему мы нисколько не будем сопротивляться. Понятно, от такого вопроса посланник с безмолвным страданием ускользнул.

Далее мы констатировали парадоксальное положение, при котором поколение, могущее с нами договориться, находится во власти «ressentiment» и не может отказаться от того, чем оно здесь когда-то владело. Напротив, молодое поколение, у которого в сознательном виде более не может быть «ressentiment», ибо оно «старых времен» ничуть не знало, политически является незрелым и не принимает еще никакого участия в нашей общественной (в широком смысле) жизни, так что эти люди еще находятся под наркозом неправильно понятого национал-социализма. Иными словами, путь взаимопонимания с обоими поколениями чрезвычайно затруднен. Я также указал на то, что вообще (л. 4) наши немцы свои дела и нужды выдвигают в преувеличенном виде, воображая, что они находятся в центре нашей политической и хозяйственной жизни. Например: один немец хочет купить недвижимое имущество; он в течение нескольких месяцев не получает или получает отрицательный ответ; он это истолковывает как шаг против немцев

вообще и так его преподносит вовне. Фактическое положение? В Министерство юстиции ежегодно поступает 13000 прошений, которым нужно пройти через руки министра. Какую роль здесь могут играть немецкие прошения? Даже если допустить, что они держатся в пределах 3%? Это же капля в море. И министр юстиции ведь не вытаскивает немецкие прошения из своих груд, чтобы их быстрее рассмотреть и также не вглядывается при каждом отдельном случае в национальность просителя. Он латышам и представителям других национальностей также отказывает во многих прошениях. Почему нам нужно здесь выказывать специальное отношение к немцам?

Второй пример: немцы жалуются, что у них отняты аптеки и уничтожена вновь одна из основ их хозяйственного существования. Это правда, процент немецких и еврейских владельцев аптек численно намного превосходит процент принадлежащих к этим национальностям пропорционально общему числу всего населения, ибо со временем аптеки превратились в средство вложения капитала, имеющего мало общего с фармацией. Владельцы аптек в ряде случаев рассматривали свои аптеки как простой источник дохода, который управлялся наемной силой, пока самим владельцем ничуть не требовалось необходимой квалификации для управления аптеками. Но фактически из 52 заявленных на перерегистрацию немецких аптек до сих пор рассмотрено только 24 случая, из которых 16 в позитивном духе, а в 8 прошений из-за определенных и обоснованных причин отклонены. Из последних два случая опротестованы, и возможно, что их в конце концов решат все же в положительном виде.

Другой вид жалоб: с реорганизацией ряда хозяйственных отраслей немцы остаются в большом числе без работы и пропитания, но если требуются конкретные справки об этих людях, то таковые нельзя получить.

5.

Посланник, видя, что мы достаточно хорошо знакомы с фактическими обстоятельствами дела, искал отхода в просьбе, чтобы все же разрешили «Volksgemeinschaft» заступаться за граждан немецкой национальности. На это ответ имеется опять очень простой — мы

не думаем немцев ставить в исключительное положение. Не только в том смысле, что и другие меньшинства усмотрят в этом прецедент, но и самим латышам не указывая такого права, чтобы они с помощью какой-то специальной организации могли бы добиться ревизии известных административных актов, если они им не нравятся.

Обычно такие беседы заканчивались констатацией, что немецкое меньшинство огорчено, убеждено, что его хотят уничтожить, и чего же мы тогда ожидаем, что они будут лояльными гражданами. На это следовал ответ, что надо начать с последнего, а именно: только лояльные граждане могут надеяться на то, что правительство пойдет им на встречу, но таковой лояльности нет. Мы знаем, как в высших немецких кругах взирают на Латвию и латышей, мы знаем, как они нас ненавидят и смотрят через границу, мы знаем, что они направляют свои жалобы всеми путями за рубеж, что они не хотят допустить нормальных отношений между Латвией и Германией, что они надеются на вступление немцев в нашу страну. Как при таких обстоятельствах от правительства можно ожидать особых усилий для благоприятного устроения индивидуальных случаев? Но мы ведь находимся в большинстве и являемся полными хозяевами на своей земле — и разве мы не можем быть «grosszugig»?

И вот здесь мы доходим до мира чувств: можно ли с тем историческим грузом, что существует в латышско-немецких отношениях в нашей стране, сознательно требовать от латышей снисхождения?

Одним вопросом, волнующим нас, является поведение немецкой молодежи. Если уже старое поколение отчуждено от жизни нашего государства, то немецкая молодежь вроде бы вообще более нисколько не принадлежит к нашей общественной организации. Чужая ментальность, чужие идеи, чужие повадки, неясные цели — если не

6.

сказать более.

Начиная с белых чулок и заканчивая имитацией деятельности и понятия Ш, немецкая молодежь является чуждым элементом в на-

шей жизни. Экскурсии с военным порядком и оркестрами; приемы военного обучения включая сигнальные флажки и световую сигнализацию; ночные переходы, немецкие поверки, форменная одежда, вызывающая откровенность поведения — все это уже в нормальное время могло бы поднять непонимание и возбуждение в латышской публике. Что же можно сказать о нынешних днях, когда царит возбуждение и всеобщее недоверие и подозрительность против всего немецкого?

Еще до Пасхи стали вновь множиться экскурсии. Это беспокоит публику и может привести к эксцессам, особенно благодаря сознательно бросающейся в глаза и совершенно чуждой для наших условий внешней форме. Что сказать о такой речи, которую держал немецкий «Jugendfuhrer» 13 апреля (см. Rigasche Rundschau от 14 апреля, и преувеличенный вид, с которым было выделено все это дело)?

На Пасху было заявлено по меньшей мере 6 немецких молодежных экскурсий, снова с программой военного обучения. Учитывая то, что нам стал уже известен ряд инцидентов, и считаясь с тем, что количество выезжающих в праздничное время не сулит уверенности, что экскурсии могут пройти без происшествий и без напрасного возбуждения публики, мы экскурсии запретили.

Они все же во многих местах прошли, хотя формально в неорганизованном виде. Смирится ли министр внутренних дел с несоблюдением его запрета, это в настоящий момент сказать нельзя. Каждый, кому не чужды наши обстоятельства, знает, что мы не любим драконовских полицейских мер, но авторитет государственных учреждений и общественный порядок мы ни в коем случае подрывать не позволим.

Когда я об этих вещах говорил с посланником, он прежде всего отметил, что Германия не желает у нас создавать какие-либо передовые посты немецкой экспансии. С другой стороны, он мне в дружеском и частном порядке посоветовал через Вас высказать нашу неудовлетворенность действиями немецкой молодежи Грюн-дхерру или Бисмарку.

7.

Он убежден, что правительство примет во внимание наши замечания и повлияет на учреждения, эвентуально инспирирующие нашу молодежь. Также он находит приемы военного обучения ненужными. Не могли ли мы подчинить немецкую молодежь нашей государственной молодежной организации, и в ее «штаб» принять одного или двух немцев. На это я ответил, что у нас еще нет государственной молодежной организации, и что предложенный им прием вряд ли может быть проведен. Это, сказал ф. Котце, ему все равно, но пусть в Берлине все же скажут, только его не упоминают.

Он мне утверждал, что он вообще воздерживается заниматься жалобами наших немцев. Хотя он раз-другой все же выслушивал, но наших граждан всегда посылает к «Volksgemeinschaft».

Таковы были в основных чертах темы наших бесед. Нельзя сказать, что мы уже нашли какие-то конкретные решения или даже сколь-либо видимый путь сближения. Однако благом от разговоров было то, что они помогали ориентироваться в сути проблем и определить их границы. С одной стороны мы видим требования немецкого меньшинства, концентрирующиеся вокруг материальных вопросов: 1) достойной работы, 2) получения недвижимого имущества, 3) аптек, 4) компетенции Volksgemeinschaft, 5) страхов уничтожения. С другой стороны, наши соображения касаются идейно-психологической стороны дела: 1) Убеждения в нелояльном отношении, 2) Нерешенной платформе сотрудничества, 3) Включении в нашу общественную жизнь, 4) Окончательной отчужденности молодежи.

Исключая вопрос о военном обучении немецкой молодежи, у меня нет по этому вопросу для Вас никаких конкретных заданий, но посылаю Вам эти сведения более в целях информации.

С глубоким уважением

В. М.»

(инициалы написаны черными чернилами)

ГИАЛ, ф.2574, оп.4, д.7679, л.193-194

«Секретно.

Беседа с ф. Котце 19 апреля 1939 г.

Передал ответ на поставленный 17 апреля вопрос об угрозе Латвии. Посланник сказал, что Вайцзеккер звонил после обеда предыдущего дня и выразил неудовольствие тем, что ответ «затягивается». Вопрос был риторический, многие уже тотчас ответили «нет» и кто не ответил, тех причисляют к группе английского окружения.

Посланник сам чувствовал себя чуть неловко и утверждал, что в Берлине вообще в отношении наших дел нет правильного резонанса. Ему следует подтвердить, что мы нисколько не затянули ответ, но также во многих других случаях наше действие bona fide натыкалось на какие-то подозрения. «Die sind in Berlin immer piquiert». Есть ли у нашего посланника достаточный контакт?

Я ответил, что у меня в этом нет сомнений. Но в Auswärtiges Amt ему сколь-либо часто ходить не надо: у нас нет никаких спорных или нерешенных вопросов. К тому же поговорить «просто так» посланник, наверное, не хочет, чтобы не затруднять тамошних господ.

Он думает, что ему самому нужно будет вновь ехать в Берлин, дабы внести ясность.

Я использовал эту возможность, чтобы напомнить, что я, находясь в Берлине, каждый раз записывался к Риббентропу, но до сих пор у меня не было возможности его встретить. С Вайцзеккером и Грюндхерром я встречаюсь всякий раз и у меня нет ощущения недостатка контакта. Слышал из местных немецких кругов, что «походя» Риббентроп меня никогда не упоминал. Ф. Котце сильно кивнул головой. «Но», продолжал я, «у меня нет никаких препятствий к тому, чтобы поехать непосредственно в Берлин и это я год

назад говорил Грюндхерру». В тот раз Грюндхерр был того мнения, что у нас есть достаточный контакт и никакая специальная поездка не была бы нужна.

Я использовал случай, чтобы вновь напомнить разговор Грюн-дхерр-Игенберг о «uberholte Neutralitat». В свое время ф. Котце сказал, что ему такая ссылка совершенно непонятна и что здесь должно быть какое-то недоразумение, которое он выяснит. Сейчас я у него спросил, получил ли он ответ? Не получил.

Затем я также коснулся обязательств ненападения, о чем уже ранее говорили. От моих бесед с Вёрманом в актах миссии нет никаких следов, но он встретит Шака и тогда спросит (Шак является членом совета Лиепайского банка

-2-

по милости Книере). Также это надо будет выяснить в Берлине. Он только опасается, что Берлин пожелает вперед каких-то гарантий для «Volksdeutschen». На это я ответил, что тогда из всего дела ничего не сможет выйти, ибо «Volksdeutschen» никогда не смогут быть предпосылкой для устройства политических отношений между Латвией и Германией. Можно однако задуматься, что после удовлетворительного решения, естественным образом, но постепенно исчезнут подозрения широких слоев против местных немцев, но и об этом нельзя принять никаких формальных обязательств, что дало бы Германии право вмешиваться в наши внутренние дела.

В заключение спросил, как Рёссинг (Roessing) был доволен своей поездкой в Лиепаю? Был удовлетворен и установил первый контакт с рядовыми офицерами, особенно артиллеристами. Сейчас он с нашим штабом договорился об обмене офицерами, по одному с каждой стороны.

В этой связи я спросил, как он объясняет различное отношение немецкого штаба к Латвии — с одной стороны, и Эстонии и Финляндии — с другой стороны. Для нас это непонятно, ибо наш фронт также «ausgerichtet» и в материальном смысле мы сдела-

ли много больше эстонцев. Последние только сейчас основали оборонный фонд величиной 26 миллионов крон, реализуемый за 10 лет.

Мы за один-единственный год выдали 10 V миллионов латов (сверх бюджета); 8 из оборонного фонда и 2 V из фонда военной авиации. В дальнейшем мы ни в коем случае не будем выдавать меньше; скорее больше. На это последовал ответ, что в Берлине, очевидно, знают больше об эстонских и финских военных приготовлениях, чем о нас.

Наконец, коснулись последних демонстраций на слетах местной немецкой молодежи. Я упомянул, что для оправдания этих недопустимых дел руководящие лица немецкой молодежи нам говорят, что они занимаются только «Erziehung zum Volk». «Erziehung zum Staat» находится в ведении самого государства. Но если по немецкому образцу воспитание разделить на три части: семья, школа, молодежные организации, то государству более негде действовать, ибо семья и школа также «volkisch». На это конечно мы можем напрасно ждать ответа.

Посланник думает, что немецкую молодежь нужно «встроить» в наши молодежные организации. На это я ответил: во-первых, у нас есть сейчас более важные вопросы в повестке дня, как например, проблема сельских рабочих, и мы из-за немецкой молодежи не можем вырвать какое-то отдельное организационное задание; но если мы к ней подойдем, то Вы увидите, господин посланник, что сами немцы руками и ногами будут против. Пусть уж будет так как было — доселе мы требовали лояльности и по меньшей мере сумеем ограничить внешние проявления нелояльности.

В.М.»

(копия, машинопись)

ГИАЛ, ф.2574, оп.4, д.7679, л.195-200

ЖУРНАЛ РОССИЙСКИХ И ВОСТОЧНОЕВРОПЕЙСКИХ ИСТОРИЧЕСКИХ ИССЛЕДОВАНИЙ № 1 (32) 2023 «МИНИСТЕРСТВО ИНОСТРАННЫХ ДЕЛ N____

«Руководителям Я, В, О — лично! Информировать (имя неразборчиво) Я — в совершенно секретное отделение. В.М. 3.5.39.

(последние четыре строки написаны черными чернилами в левом верхнем углу)

Посланникам в:

1) Париж

2) Лондон

3) Берлин

4) Брюссель

5) Женеву

6) Рим

7) Стокгольм

8) Хельсинки

9) Таллин

10) Каунас

11) Варшаву

12) Москву

13) Вашингтон

14) Буэнос-Айрес

Секретно.

Рига, 26 апреля 1939 г.

Высокочтимый господин посланник,

Разрядка, которая — возможно только на несколько дней — наступила в международной напряженности, позволяет мне выполнить долг, ощущаемый уже с последнего Средне-Европейского кризиса (краха Чехословакии), информировать Вас о мнении и оценках правительства относительно перспектив будущего Европы и нашей позиции по различным вопросам, могущих коснуться нашей страны. Мои заметки могут быть только фрагментарны, ибо ряд обстоятельств, особенно переговоры между Западно-Европейскими державами и СССР еще покрыты завесой тайны, но известные линии все же обозначились с достаточной ясностью и позволяют сделать некоторые заключения. Прежде чем перейти к отображению наших раздумий, я хотел бы попросить, чтобы также Вы со своей стороны со всей необходимой откровенностью высказались бы по моим ниже приведенным заключениям, оказав помощь правительству во внесении корректив там, где оно, по Вашему мнению, допускает ошибки в своих оценках.

Чехословацкие события означили определенный поворот в политике Германии. Германия отказалась от еще в сентябре во многих видах торжественно и обязывающе декларированной политики — ограничиться в Европе объединением немецких общин в едином (немецком) государстве. Что в этом направлении публично обещано и на двухсторонних переговорах сказано Чемберлену, это всем известно. Я хочу как небольшое, но характерное доказательство привести также то, что мне рассказал на аудиенции английский президент министров в декабре п. г. Говоря о своих переговорах

с Гитлером, премьер между прочим отметил, что Гитлер на большой карте ему показывал, где у границ Германии еще живут немцы, которых он хотел бы инкорпорировать в Рейх. Таковыми в действительности были единственно судетские немцы. О других немецких группах Гитлер сказал — мы реалисты и не требуем невозможного; и затем еще добавил: есть еще клайпедцы, но там я прошу только выполнения статута.

Как видно, даже обещания и утверждения, высказанные

-2-

совершенно добровольно, сегодня устарели или — как это любят формулировать в Берлине — «uberholt». Этот услужливый термин вообще начинает играть в национал-социалистической политике и тактике все большую роль, ибо он помогает легко отказываться от всех неприятных обязательств прошлого. По ходу хочу напомнить, что нашим представителям в Берлине также наш нейтралитет обозначали как «uberholt», хотя и германский посол в Риге не мог пояснить, что это высказывание означает, и его правильность вообще оспаривал. Но дабы мы не думали, что только «наш» нейтралитет является «преходящим», я укажу на напечатанный в январском номере с.г. «Nazionalsozialistische Monatshefte" широко известную статью д-ра Э.Х. Бокхоф [E.H. Bockhoff], в которой находим угрожающего контекста слова: «Das Neutralitatsproblem ist fur die demokratischen Kleinstaaten im 20. Jahrhundert zur Existenzfrage geworden... Deutschland wunscht jedenfalle nischts sehnlicher, als dass die neutral sein vellenden Demokratien endlich uz ihm ein freudenschaftliches Neutralitatsverbaltnis herstollen mogen».

Но возвращаясь к последнему тезису, я повторюсь, что понятие объединяющей немцев Великогермании есть «uberholt» и провозглашена уже Германская империя. Эти слухи уже после первого воодушевления об основании Богемско-Моравского протектората в немецкой прессе тотчас же вновь утихли, но понятие «империи» не пропало; оно, наверное по мановению свыше, только пока изъято из оборота. Я также не хотел бы оправдывать политико-силового

вмешательства в решение судьбы Чехословакии — жизненным пространством или стратегической необходимостью — в идеологии «немецкого государства» выломана брешь, которую никакие слова более не сумеют заполнить.

Если это со всей определенностью можно утверждать о политике Германии, то еще нет полной ясности о поведении держав «противного» лагеря. Означают ли гарантии Польше, Румынии и Греции реальное обязательство не допускать более никаких актов насилия, о чем, по моему мнению, еще рано судить. Надо думать, что в случае нового немецкого нападения, Англия и Франция хотя и будут чувствовать себя обязанными обратиться к более серьезным контрмерам, чем протесты и отзыв послов, ибо у них тогда будет полная ясность о том, что отношения с Германией путем мира и уступок не устраиваемы. Но если в течение нескольких месяцев Германия будет вести себя спокойно? Если она даже выкажет известную любезность и уступчивость или готовность к соглашению за кулисами, будут ли тогда в критический момент уважаться гарантии? Или опять: если следующим «номером» Германии будет таможенная уния и военный альянс с Венгрией, которая никаких гарантий не получила и не просила, сдвинется ли тогда англо-французский фронт? На эти вопросы сегодня никто не может ответить, но уже их постановка свидетельствует о том, сколь глубокие корни пустило всеобщее недоверие. Разве Албания сегодня

-3-

уже не забыта?

Глубокое недоверие в отношении Англии и Франции царит на Балканах; послание Рузвельта серьезные политики не могут счесть способствующей миру акцией; Румыния и Польша категорически противятся любым затрагивающим их обязательствами с СССР. Последний сам взирает с глубоким недоверием на Англию и Францию, о чем лучше всего свидетельствует ряд высказываний из доклада Сталина на XVIII съезде коммунистической партии, как например: «В политике невмешательства сквозит стремление, желание — не мешать агрессорам творить свое черное дело, не мешать, скажем,

Германии впутаться в войну с Советским Союзом; или вновь: обещая немцам легкую добычу и приговаривая: вы только начните войну с большевиками, а дальше все пойдет хорошо; и еще: похоже на то... и наконец: можно подумать, что немцам отдали...

(цитаты Сталина после вводных слов приведены на русском языке транслитом)

В таких обстоятельствах получить ясную картину вероятного развития событий путем обычного политического анализа почти невозможно. Стоит ограничиться определением движущих сил и пониманием нашего собственного положения. Динамическим центром Европы без сомнения является Германия. Ее динамические сателлиты Италия, Венгрия, Болгария могут действовать только в тех пределах, которые Германия им указывает. Если Германия сегодня «остановится», то прочим указанным государствам также следует остановиться.

Но какие силы действуют в самой Германии? Мы можем усмотреть два реальных течения и одно иррациональное или идеологическое. Немецкому народу надо есть — это первое; Германии нужно вернуть положение мировой державы (Weltgeltung), это второе. В иррациональной плоскости можно говорить о претензиях немецкой расы и национал-социализма на гегемонию в Европе и мире. Только последний фактор в подлинном смысле слова является причиной войны, ибо гегемонию Германии ни одно государство не желает допустить. К сожалению, именно в этом смысле не будет возможным действовать по определенным признакам, ибо легче всего торжественным образом отрицать стремление к гегемонии и разговоры о таковой называть абсурдом.

Но также оба первых политических течения Германии могут опосредованно привести к войне. По существу, она не считается неизбежной, ибо с хозяйственным подчинением Средней и Южной Европы Германия может заполучить необходимые источники продовольствия и сырья и столь внушительный международный вес, что колониальным государствам волей-неволей придется с ней разговаривать. И с колониальной ревизией границы реальных претензий Германии будут достигнуты.

Опасные и угрожающие миру обстоятельства усматриваются все же, с одной стороны, в методах, которые Германия использует, с другой стороны, в единожды закрепившихся опасениях ее геге-монистских стремлений. Кроме того, следует сказать, что хозяйственным успехам следует прийти сравнительно быстро, чтобы до максимума взвинченная сельскохозяйственная и промышленная продукция Германии

-4-

не достигла бы «мертвой точки», которая могла бы не только вылиться в скорой и тяжелой хозяйственной и социальной катастрофе, но угрожать также основам режима. В этом смысле Германия не может позволить себе советских экспериментов, где в огромном и герметически закрытом от внешнего мира пространстве можно переносить любые удары, которые в ином месте неизбежно вызвали бы крах.

Также если Германия выйдет на гегемонию, надо допустить, что она прежде всего постарается получить по возможности более сильную хозяйственную базу и я вижу возможность вооруженного конфликта пока только в двух случаях — если ее хозяйственная экспансия будет осуществляться слишком острыми приемами, о чем до сих пор еще ничего не свидетельствует, или опять если эта экспансия не даст достаточно быстрых результатов и «аппетит» немецкого народа вынудит руководство государства к какому-то более радикальному курсу. Я исключаю, по меньшей мере пока, превентивные стремления противной стороны, ибо трудно помыслить, что из-за какого-то торгового договора или возрастающего хозяйственного влияния (например, в Румынии или Греции, или Литве) Англия и Франция нашли бы достаточную причину направить свои армии на борьбу против Германии.

После всего сказанного наши мысли склоняются в ту сторону, что вероятность вооруженного конфликта имеется в том случае, если хозяйственные обстоятельства побудили бы Германию на какое-то радикальное решение, которое очевидно лежало бы в направлении СССР. Очень возможно, что перед тем Германия постаралась бы обеспечить свои позиции отдельными непрямыми акциями, что

все же не должно привести к вооруженному столкновению, ибо тогда ход событий более нисколько не будет предсказуемым и может принять совершенно неожиданное и для Германии нежелательное и невыгодное направление.

Говоря конкретно, можно ожидать в ближайшем будущем попыток решения открытых вопросов с Польшей, получить по возможности далеко идущее хозяйственное влияние в Литве, дальнейшее давление на Балканы, более тесное привлечение Венгрии, ангажирование Италии в какие-то осложнения... И тогда в известный момент вопрос: колониальные требования или удар против СССР.

Наконец, мне следует остановиться на вопросах, которые непосредственно перед нашим государством ставит нынешнее положение. Латвия может быть поставлена под угрозу трех видов:

a) как объект прямой агрессии,

b) в случае немецко-советской войны,

c) в превентивных целях.

Первая возможность очень маловероятна, ибо агрессия, ограничивающаяся Латвией (соответственно, Литвой, Латвией и Эстонией) все же вызовет более широкие осложнения и локализованное латышско-немецкое столкновение невозможно вообразить.

Немецко-советская война, как уже ранее указывалось, является очень широким мероприятием, которое

-5-

не поддается никаким предварительным калькуляциям. Если она произошла бы, то для нас это была бы отчаянная борьба, в которой нисколько не просматриваются любые возможности.

Превентивное нападение мы можем ожидать с двух, или даже с трех сторон. Превентивные шаги может вызвать изменение поли-

тического положения Литвы, при чем направление превентивных акций будет с Востока или Юго-Востока. Наконец, возможно, что Германия в превентивных целях будет стремиться к Восточно-Балтийскому побережью (Лиепая и эстонские и финские острова). Но может ли такая акция достичь стабильных и длительных результатов, в этом стоит сильно сомневаться, и скорее следует думать, что она перейдет в более широкий конфликт.

Иными словами, нам в действительности угрожает единственно непосредственная немецко-советская война, которая была бы столь широкой катастрофой, что поставить ей сегодня какой-либо прогноз реально ничуть нельзя. На втором месте шла бы советская превентивная акция, если бы давление Германии в Литве стало более чувствительным, но также здесь допускаются обоснованные сомнения. Наконец у нас может появиться очень неприятное положение переходного характера, если начался бы немецко-польский конфликт. Потому переходного характера, что в нынешних условиях такой конфликт в изолированном виде трудно вообразить и ему рано или поздно следует перерасти в широкую конфигурацию. За словами «или поздно» скрываются все трудности Латвии, ибо тогда перед нашим нейтралитетом будут поставлены самые трудные задачи. Но ив нынешних обстоятельствах наше положение не из легких. Маневрирование между тремя соседями, которые друг на друга глядят с недоверием, общая граница с СССР, приближение Германии к нашей территории на очень ничтожную дистанцию, пропаганда и контрпропаганда враждебных сил — все эти обстоятельства, взятые вместе, оправдывают наш призыв к крепким нервам, ясному взгляду и уверенному рассудку.

До сих пор мы еще не ощущали определенного давления ни с одной из сторон, но в момент любого обострения таковое может прийти. В настоящее время имеет место лишь сравнительно невинная позиционная борьба. Особенно активно в этом направлении советское полпредство, занимающееся достаточно широкомасштабным, но весьма неловко организованным воздействием на общество. Также подпольная агитация время от времени вспыхивает; она достаточно примитивна, ибо достаточно надуть пузырь прихода Гитлера, сказку о возобновленных требованиях аграрной контрибуции или даже реституции поместий, чтобы найти в темном люде

благодарных слушателей. Парадоксальным образом также местные немцы оперируют подобной «шепчущей пропагандой», и на рынке, в трамваях и других местах там и сям происходит огульная болтовня о часе возмездия. Руководство немецкого меньшинства, однако, не высказывает никаких требований, за исключением отдельных просьб хозяйственного характера. В свою очередь, молодежь стала очень активной и сильно жмет на старшее поколение к «более решительным» действиям. Поддержка извне

-6-

таковых стремлений не замечена. Поляки вновь в пределах своих возможностей стараются опровергать всяческие панические слухи, дабы поддерживать и таким обходным путем впечатление о грозящей немецкой опасности.

Ради интереса я приведу некоторые слухи, характеризующие настроение, которое наши «друзья» стремятся создать в обществе и народе. Немецкие войска концентрируются в Клайпедской области чтобы вторгнуться в Литву и Латвию, немецкая эскадра вышла из Клайпеды чтобы занять Лиепаю (с визита Гитлера в Клайпеду там вообще ни одного военного корабля не было); Германия требует у правительств Латвии и Эстонии одно или два министерских места присвоить немецкому меньшинству; до 15 апреля Германия займет Лиепаю, Эстонские острова, Аландские острова и Готланд; Германия потребовала 1 200 000 000 латов аграрной контрибуции от Латвии; 22 мая прибудет ф. д. Гольц с немецкой эскадрой (некоторые даже упоминают Гитлера), чтобы оккупировать Латвию; часть правительства желает немецкого протектората, часть — советского протектората и т.д.

К счастью люди уже настолько утомлены, что подобные слухи не оказывают нужного воздействия и общий темп труда и жизни не нарушают. Не было ни принимаемых во внимание снятий вкладов, ни увеличения запасов продовольствия, которое еще в сентябре происходило в достаточно ощутимых размерах.

По сравнению с озабоченностью отношениями с Германией, СССР и Польшей, новости, приходящие из Эстонии, отходят на

второй план. Однако надо отметить, что никакой ясности о позиции Эстонии в нынешней ситуации у нас нет. Кажется, что надежды на большую безопасность Эстонии по сравнению с Латвией теперь не так крепки; напротив, уже слышны известные голоса за то, что на «союзников» более нельзя положиться и что надо ориентироваться в направлении «оси».

Посланники Англии и Франции совершенно беспомощны, ничего не знают, никакой информации дать не могут, никакой деятельности не ведут, если не считать того, что в их домах в значительном количестве вращается влиятельное местное немецкое общество. Эти, впрочем, не подлинные сторонники Гитлера, но слухи фабрикуют не хуже других.

Все эти явления нас мало беспокоят, но я их привожу, чтобы у Вас была маломальская ясность об атмосфере столичных салонов. Настоящие серьезные деловые люди об этом наверняка знают сравнительно мало и от своих ежедневных забот не отрываются. Если я читаю сообщения из столиц других малых государств, то мне кажется, что у нас дела идут еще сравнительно неплохо. Все же следует ожидать, что чем дальше, тем чувствительней для нас будет наша весьма экспонированная ситуация и потому мы ожидаем также от представителей за границей двойной бдительности и воли к работе. Тогда общими усилиями преодолеем и самые тяжелые испытания.

С глубоким уважением

В.М. (инициалы написаны черными чернилами)

Министр иностранных дел».

(копия, машинопись)

ГИАЛ, ф.2574, оп.4, д.7679, л.204-212

«Миссия Латвии

Б1. 1/1346.

ЖУРНАЛ РОССИЙСКИХ И ВОСТОЧНОЕВРОПЕЙСКИХ ИСТОРИЧЕСКИХ ИССЛЕДОВАНИЙ № 1 (32) 2023 (с 3 копиями). Совершенно секретно. Варшава, 1 мая 1939 г.

Высокочтимому министру иностранных дел

Господину В. Мунтерсу,

Рига.

Высокочтимый господин министр,

Ваше инструктивное циркулярное письмо № Я.12651 есть и остается для нас ведущим указанием в нашей работе за границей, где, главным образом концентрируясь на своем районе, исчезают или по меньшей мере бледнеют дальнейшие перспективы и без Вашего концентрированного и инструктивного обзора нам было бы трудно постоянно с необходимой точностью интерпретировать воззрения нашего правительства и действия в нынешние трудные времена.

Вы просите со всей возможной откровенностью высказаться о Ваших соображениях и помочь внести коррективы там, где по-нашему (живущих за границей посланников) мнению, правительство (или наше внешнеполитическое руководство) допускает ошибки в своих оценках. Я думаю, что мы недостаточно компетентны, чтобы судить о делах, по которым мы недостаточно информированы, но главный гарант, что наша внешняя политика не искривится, это Вы, уже 19 лет находящиеся в среде и во главе наших самых активных из активнейших внешнеполитических работников.

Но так как я еще только неполный год тому назад был членом нашего правительства и благодаря этому еще не полностью стал «иностранным» работником, то я полагаю, что пара мыслей может Вам послужить материалом, который я позволю со всей откровен-

ностью высказать в нижеследующих соображениях и некоторых информационных коррективах.

I. Трудности и угрозы существования нашего государства.

a) Мы являемся как бы островом между тремя большими соседями, для которых мы слишком интересны, если равновесие в отношениях между этими большими соседями исчезнет. В случае дальнейшего разрушения равновесия нас захотят заполучить в близкие «друзья» все три большие соседа, — что

-2-

практически невозможно. Примыкая к одному из больших очень быстро приведет к концу нашей независимости.

b) Сотрудничество с Эстонией и Литвой столь трудно и несмотря на все Ваши и наши усилия, ничего хорошего из этого сотрудничества не видно также в нынешние наши трудные времена независимости и внешней политики. В этой неспособности найти общий язык и согласованное действие во всех шагах, как внешнеполитических, так и военных с Эстонией и Литвой, скрывается одна из наибольших угроз нашей самостоятельности и независимости при всех возможных осложнениях, которые Вы столь точно определили в своем обзоре. Если бы имелось доверие и сотрудничество Балтийских государств, сколь бы оно было чисто внешнее, по сравнению с тем, каким ему следовало быть, также интерес у Западноевропейских стран к нашим судьбам был бы реальней, чем сейчас, когда нас, как кажется, хотят оставить на попечение двух больших дядей (польского и русского).

Наши потенциальные силы обороны нейтралитета не только бы утроились, но упятерились бы или удесятерились. Все три Балтийских государства, вместе взятые, при нашем геополитическом положении и крепком крестьянстве, уже вынудили бы с нами считаться при всех ситуациях.

c)Немецкое меньшинство (так же как частично польское) в нашей стране является для нас опасным отправным пунктом чуждых

сил, которые нас могут начать давить снаружи и изнутри. Уступки и эластичность внутренней политики не могут эту опасную точку элиминировать. Именно то, как мы действуем поныне, кажется единственно правильной политикой. Я здесь имею в виду новые правила о собраниях, формах, военном обучении и т.д. в частных организациях. Может быть стоит воздерживаться еще больше от мелочных методов «возбуждения» меньшинств (школьные дела, хозяйственные концессии, ликвидация меньшинственных предприятий и т.д.), что можно было бы достичь позднее, когда все существование государства и независимость народа не стояли бы «на карте», как это сейчас. Меньшинство у нас должно себя чувствовать лучше, чем оно могло

-3-

бы чувствовать и жить в своем большом «отечестве», и в таком случае оно нам было бы действительно лояльно. Понятно, что уступками и угождением здесь ничего не достигнешь, что показали недавние примеры в Чехии и Клайпеде.

ё) В случае вооруженного конфликта, который я не считаю исключенным даже в ближайшем будущем, нам при трех в Вашем обзоре рассматриваемых возможностях ( а) прямая агрессия, Ь) немецко-русская война, с) превентивная война) угрожала бы судьба почти 1915-1919 годов. Только в случае победы бывших государств Антанты наш народ мог бы надеяться вновь вернуть независимость. Я совершенно разделяю Ваши взгляды, что о прямой агрессии против нас не может идти речи. Немецко-советско-русская война может появиться только после предшествовавшего покорения Польши (и Румынии), или нас. Это не будет так легко сделать, и потому также Советская Россия вполне спокойна за этим защитным валом. Третья возможность — превентивное нападение на наши порты и территорию, может появиться также при «дальнейшем развитии событий». Все эти аферы, по моему мнению, вероятны и возможны только в случае всеобщего Европейского конфликта, предсказание исхода которого не принадлежит к практической политике.

В настоящее время мои наибольшие опасения вызывают польско-немецкие отношения. За сравнительно короткое время эти

отношения от интимной дружбы, от «братания» с фюрерами разных видов и подвидов дошли до атмосферы шипящей и кипящей ненависти. Эта польская ненависть против немцев столь ярко, даже необдуманно нервозна и вопиюща, что я совершенно не вижу, как из этой ситуации без ущерба можно выйти. Примеры: высокие и низкие сотрудники польского министерства иностранных дел высказывают мнения, что без войны такие дела не кончаются (см. мое сообщение № 81.2/1335 от 29 апреля о беседе с графом Шембеком). Публика, начиная с профессоров, чиновников, военных и членов их семей и заканчивая ремесленниками и крестьянами, столь воинственно настроена, что только новое столкновение и «кровопускание», проще говоря, могли бы это умонастроение

-4-

разрядить. В кинематографах люди свистят и стучат ногами, если хроника показывает что-либо из Германии, а немецкие фильмы полностью исчезли с экрана. Сейчас свое получили также итальянцы. На улицах неоднократно избивали людей, говоривших по-немецки. Это все происходит при доселе сильно сдержанной прессе и желании правительства не толкать дело к обострению, но как это только возможно, разговаривая с немцами, не выпячивать чрезмерно польский «гонор». После речи Гитлера тон прессы также стал во всех газетах очень жестким и умонастроение народа станет, очевидно, еще воинственней. Строго говоря, война с Германией для поляков не была бы легкой, но здесь военные господа калькулируют борьбу с 50-60 немецкими дивизиями. Это был бы очень крепкий орешек, но у поляков не будет меньше дивизий, и оборона всегда легче, чем наступление, что компенсирует худшее вооружение, меньшую артиллерию, авиацию и вообще технические силы на польской стороне. Имеются также сведения, что сказочная военная мощь и готовность Германии сильно преувеличены. Обучение офицеров и солдат даже и близко не столь блестяще и хорошо, как ранее в кайзеровской немецкой армии. Техническое вооружение и средства были слишком спешно сделаны, чтобы являться первосортными. Сильно здесь считаются также с внутренними немецкими трудностями и латентным недовольством немецкого народа существующим режимом. Поэтому, а также полагаясь на старых и новых союзников, здесь нигде не заметны страхи и по-

раженчество. Скорее начинает проявляться некоторое легкомыслие и, если инициатива о войне или мире еще более перейдет из Берлина в Лондон и Париж, ничуть не исключено, что Варшава будет использовать любой инцидент, чтобы отразить немецкое наступление, или чтобы самой напасть. Но здесь мы приходим к тому, что я обозначил в начале этого абзаца. Польско-немецкая война, если она произойдет, развернется вширь и наши порты (особенно Лиепая) не смогут сохранить свой нейтралитет. Из некоторых, вроде бы вскользь брошенных слов я понял, что поляки любой ценой хотят «защитить нашу независимость». Если дойдет до польско-немецкой войны, то наш нейтралитет будет «uberholt» также для поляков.

Большие и непредсказуемые трудности нам грозят в хозяйственном смысле в том случае, если наш нейтралитет какое-то время даже

-5-

уважался бы. Поставлять Германии продукты, целлюлозу, лен и т.д. вряд ли позволили бы нам со всем нейтралитетом сильные воюющие стороны. В смысле экспорта и импорта мы были бы закрыты со всех сторон, ибо Балтийское море не являлось бы более морем, но озером. Война, насколько возможно предсказать, не была бы короче предыдущей. Закупиться и снабдиться загодя поэтому также почти невозможно, но возможное, скорее всего, у нас делается.

Если я пишу с полной откровенностью, то я не могу не упомянуть еще один важный пункт в нашей государственной политике, который, хотя и носит более внутренний характер, но своими последствиями может повлиять также на нашу внешнюю безопасность, способности народа к сопротивлению, дух и готовность к борьбе. Это латентная внутренняя оппозиция и неурегулированный вопрос конституции и легальности режима. Мое впечатление таково, что нет ни одной группировки нашего народа, которая со всей серьезностью не признавала бы авторитета нашего Президента и права быть вершителем судеб Латвии, и потому, по крайней мере глядя со стороны, кажется, что подавляющее большинство народа оказало бы свое полное доверие и уполномочило Президента и ос-

нованный им режим также непосредственным образом, как это уже несчетное число раз происходило косвенным образом. Тем самым исчезла бы большая порция возможностей подпольной агитации и одурачивания темного люда с помощью «шепчущей пропаганды». Тогда единство народа, которое за время 5 лет в сильной мере дегенерировало, стало бы реальней и сильней из убеждения, а не из расчета или страха. Я не знаю, что именно в этом направлении следует сделать, но это все же является одним пунктом, пока этот вопрос только частично решен, что ослабляет наши позиции в случае борьбы с внешними трудностями.

II. Некоторые соображения, основанные или исходящие из информации, услышанной в моем районе.

а) Германия. В том, что Германия является источником всего хорошего и дурного в политике Европы, у нас не может быть двух мнений. Нет также сомнений в том, что никакие слова и аргументация не могут более скрыть немецкую империалистическую политику. Более нет разговора о «Dritter Reich», но «Viertes

-6-

Reich», который более не будет основан на национал-социалистических принципах уважения и самостоятельного существования своего, а также чужого народа. Пока немецкая «динамика» не сломалась внутренне или внешне, любые даже нелогические сюрпризы также в дальнейшем возможны и к мирной, «auf lange Sicht» скалькулированной работе народы Европы так скоро не придут.

По здешним наблюдениям и услышанной информации дальнейшее развитие может быть следующее:

1) Более вероятным считается, что Германия постарается «нейтрализовать» Балканские государства, чтобы там удержать и еще более развить свою хозяйственную гегемонию. Балканы Европейской войны не хотят и не позволят быть втянутыми в войну, насколько это окажется в их силах. Они попытаются быть политически вежливыми по отношению к державам Западной Европы, но будут торговать с немцами также в случае войны. Этого немцам

пока хватило бы. Этой игре с Германию будет подыгрывать также Румыния, несмотря на недавнюю английскую гарантию. Румыния согласна получить гарантии не только от Англии, России, Польши, но и от «чертовой тещи».

2) Немецкая задиристость и перебранка с поляками будет расширяться, но настоящую остроту приобретет после того, как Германия обеспечит нейтралитет Балкан. Если поляки на сей раз покажут «хребет» и не договорятся с немцами (что при нынешней атмосфере кажется совершенно невозможным делом), то возникновение вооруженного конфликта самое позднее к осени кажется неотвратимым. Но если немцы не будут вынуждены вести эту большую игру «ва-банк», то обострение понемногу станет утихать, с преобразованием Данцигского статута путем добровольного соглашения после успокоения кампании ругани. Может быть, что, в конце концов, переговоры также по вопросу коридора после обоюдных уступок найдут разрешение очень близко к тезисам Гитлера. Поляки это, впрочем, ныне строго отрицают.

3) Германия, подобно Балканам, попытается обеспечить для себя надежных поставщиков продовольствия и сырья и рынок

-7-

своих товаров также в Балтийских государствах, которые политически уже являются нейтральными. Высказывания Грюндхерра об «uberholte Neutralitat» были немного преждевременной вспышкой первых успехов империализма. Мне кажется, что для немцев наш нейтралитет является совершенно приятным делом в нынешней ситуации.

4) Из-за немецкого хозяйственного наступления в пространстве Балкан и Балтии никто не только не начнет войну, но даже пальцем не пошевелит, за исключением пары статей в прессе.

5) Германия не будет испытывать дальнейшую привязку Венгрии к «оси» прямыми ходами (таможенной унией и/или в виде военного альянса), ибо тем самым очень огорчила бы тонкий конец «оси» в Риме. Также сами венгры в своей вынужденной дружбе

с Германией чувствуют себя только чуточку лучше чехов в Моравии и протежируемых словаков. У немцев ведь после первого медового месяца (наверное, на сей раз надо сказать «масляного месяца) в Чехии столь много трудностей, что в силу этих причин у них нет большого «соблазна» до новых протекторатов. Из Берлина, хотя, слышно, что венгры с немцами ссорятся из-за Словакии, но что вопрос таможенной унии также поднят. Здесь все же думают, что это не вопросы реальной политики.

О венгерских делах сообщу Вам на следующей неделе из Будапешта.

Ь) Польша.

1) Польские слухи, которых Вы касались в своем обзоре, по моему убеждению, не созданы для каких-либо далеко идущих целей. Мы здесь имеем дело с достаточно свободной прессой, и польские журналисты фантазируют и пишут по желанию обо всех и всяческих вопросах. Вмешательство правительства и администрации происходит в весьма редких случаях, если дела становятся слишком «горячи» или агрессивны против правительства. Свобода прессы здесь весьма широка и потребно уже весьма систематически подрывать престиж правительства и смущать политику, чтобы журналист-подданный попал бы в концентрационный лагерь и иностранец получил бы «вольный путь» до границы в течение нескольких часов.

-82) Министерство иностранных дел Польши пытается восстановить дипломатический контакт с Германией, но об уступках по всем пунктам Гитлера ни в коем случае не может идти речи. Новый альянс с Англией рассматривается как краеугольный камень во внешней политике. Наряду с этим заметно желание дружеского согласия с Францией. Заметна также атмосфера к улучшению отношений с Советской Россией. До сих пор полпредство Советской России высшее общество игнорировало. Сейчас у русского военного атташе видел чрезвычайно высокопоставленное общество — польский генералитет, многих послов и т.д., которые ранее совершенно

здесь были бы немыслимы. Поляки также категорически отклонили одно немецкое тайное требование политического поворота против русских.

3) О польской политике к Балтийским государствам надо сказать, что она не совсем ясна. Внешне и формально подчеркивается бескорыстная дружба. Дружба с Литвой даже немного навязчива. К нам есть еще тихие претензии, что мы плохо относимся к польскому меньшинству. В случае надобности или принуждения, однако, следует считаться с навязчивой польской «дружбой» также и нам. При нынешней полумобилизации очень много сил концентрировано в северных округах Польши. Трудно мне этот интересный слух проверить, особенно из-за того, что наш помощник на севере слишком пуглив. В случае превентивной акции мне кажется, что поляки попытаются упредить восток и запад, чтобы окружение не было абсолютным.

III. Что делать?

1. Избегать обострений с большими соседями и не раздражать их по мелочам.

2. Пытаться оживить сотрудничество Балтийских государств по всем политическим и военным вопросам так, чтобы ни у кого не возникло сомнений, что наша судьба является совершенно единой. Мелкие ссоры и размолвки с эстонцами пока надо забыть. Вопросы престижа между Балтийскими государствами являются незначительными и ныне оставляемыми ad acta.

-93. Стремиться по возможности меньше привлекать внимания к нашим проблемам. Главное, чтобы в случае острого кризиса нас оставили в покое.

4. Не оставлять ни малейших сомнений, что наша армия и народ будут сражаться изо всех сил против любого захватчика, а также против любого непрошенного «друга или защитника».

5. Следует углубить единство и единодушие народа, чтобы ни одна группировка латышского народа (особенно молодежь) не чувствовала бы себя отодвинутой от общей ответственности, труда и борьбы.

5. Отложить на позднее время выполнение будущих хозяйственных планов. Все финансовые резервы предоставить вооружению армии, созданию запасов амуниции и важнейшего сырья.

Пока это было бы все, что я могу дополнить к Вашему обзору. События и информация все же каждый день и час ныне развиваются очень быстро и внезапно, поэтому сообщаемое сегодня может уже завтра требовать изменения или отзыва.

С глубоким уважением

(Л.Экие) (подпись черными чернилами)

Посланник в Польше».

(оригинал, машинопись)

ГИАЛ, ф.2574, оп.4, д.7679, л.214-221 «МИССИЯ ЛАТВИИ LEGATION DE LETTONIE BERLIN W 62 BURGGRAFENSTRASSE 13 TELEGR.ADR.:LETTOLEGATION BERLIN TELEF:25 68 94 L.Gr.

Конфиденциально.

Берлин, 18 мая 1939 г.

N 159/39

К.2

Высокочтимому

Господину министру В. Мунтерсу,

Министру иностранных дел,

Рига.

Высокочтимый господин министр!

В переживаемый момент наша работа вне Латвии была бы очень затруднена, если бы у нас, представителей за границей, не было бы ясности в отношении мнения нашего правительства касательно нынешнего политического состояния Европы, не было бы ясности о нашем отношении к нему.

В этом смысле Ваш обзор № Я.12643 от 26 апреля с. г. является столь разъясняющим и столь исчерпывающим, что со своей стороны высказываю Вам, высокочтимый господин министр, за то большое спасибо, извиняясь, что в силу обстоятельств работы это делаю только сегодня.

В вашем анализе присутствует столь убедительная внутренняя логика, что к обзору самому по себе, по существу, нечего добавить. Вы сами, высокочтимый господин министр, констатировали, что получить путем анализа какую-либо совершенно ясную картину дальнейшего развития событий невозможно и следует ограничиться единственно определением движущих силы и уяснением нашего положения. Выслушав Ваш призыв, я посему позволю высказать только некоторые мысли и замечания, которые, ничего не опровер-

гая из Ваших констатаций, идут с ними почти наравне, с несколько другой окраской.

2.

Значение этой окраски главным образом состоит в том, что я, наряду с Вашим анализом, затрагивающим вопрос войны или мира как проблему, с шансами на сохранение мира в Европе, хотел бы исходить из противного убеждения, т.е. считать, что эта проблема уже вышла из русла логических соображений и получила свой собственный динамизм, который, волей-неволей, приведет к войне причем возникновение войны является только вопросом времени. В любом случае рассмотрение наших действий, исходя также из этого мнения, я считал бы очень полезным. Если моя основная мысль — неизбежность войны — окажется ошибочной, чему однако лично на основании здешних наблюдений не верю, то это было бы только приятное заблуждение.

Исходя из этого «пессимистического», но неотвратимого мнения, нам может быть следовало бы действовать не только применительно к сиюминутному положению, но и как бы поверх него, в зависимости от того, какие ситуации мог бы создать переменчивый ход войны; надо было бы держать перед глазами конечный исход войны, будущую мирную конференцию и наши интересы на таковой. Я совершенно сознаю, что это означает забегать далеко вперед событий, однако надеюсь найти поддержку этих мыслей именно в Вашей дальновидности. Подчеркиваю значимость этого вопроса потому, что у нас сейчас возможно есть больше возможностей в этом направлении действовать из-за своего еще не потрясенного аппарата государства и представительств, чем это может быть будет позднее... В этой связи Лондон и Париж уже сейчас вновь получили большую важность для нас, если мы держим в уме конечный исход вероятной войны. «Следующий мир заключат — в Потсдаме», так мне недавно

3.

сказал один очень опытный, совершенно нейтральный коллега, которого я никогда не мог обозначить как германофоба или

фантаста, «и для немцев этот мир будет уничтожающим. Главными получателями будут чехи и даже — албанцы...»

Вторым моим замечанием будет то, что, по моему убеждению, наибольшая опасность сохранению нашей самостоятельности в ходе и результате эвентуальной войны нам грозит от России. У эвентуальной германской оккупации, думается, будет только преходящий характер. Такие же преходящие последствия могут быть у отходного маневра Польши, если он затронет нашу территорию, в стараниях удержать прилегающий к Балтийскому морю фланг. Напротив, у российской оккупации были бы самые опасные последствия не только в силу внутренней структуры России, но и потому, что она на эту оккупацию и может быть даже на наше присоединение могла бы получить открытую или скрытую санкцию своих эвентуальных союзников. Отношение России все время еще является неясным, но, также оставаясь нейтральной, она может надеяться на известные приобретения за наш счет. Моим убеждением поэтому является то, что наряду с теми констатациями, которые являются сутью Вашего обзора, нам следует держать перед глазами эти две «пессимистические» возможности и извлекать из них уже сейчас известные выводы для нашей деятельности.

Обращаясь теперь ближе к высказанным в Вашем обзоре мыслям, позволю отметить следующее:

1. Не могу с Вами не согласиться, что нет полной ясности о поведении противного Германии лагеря в каждом определенном случае. Если, например, у Германии будет терпение подождать, то может случиться, что по меньшей мере Данциг ближе к осени падет

4.

в ее руки как уже «надоевшая» Англии и Франции вещь. Мне лишь следует высказать обоснованные сомнения, что у Германии это терпение будет. Но кажется, что также Польша понимает, что время в этом смысле не является ее союзником и также со своей стороны, надо думать, стремится провоцировать быстрейшее разрешение.

2. Нет более большой уверенности, что в случае, если Германия хотела бы стабилизировать нынешнее положение, также противная сторона остановилась бы на том же самом. Германия потеряла доверие и если та постаралась бы стабилизировать нынешнее положение, ей следовало бы дать гарантии, которые примерно равнялись бы, возможно, в смягченном виде, тем, что на нее наложили в Версале. В любом случае лишь обещаний более бы не хватило, и добрую волю Германии нужно было бы доказать делами (например, разоружением т.е. нормированием вооружений), но что Германия в силу своих внутренних обстоятельств более пойти не может. Германия свои карты открыла и держит в волнении не только малые, но также большие страны, каковое состояние нетерпимо и, волей-неволей, приведет к катастрофе. Инициатива войны, как это отметил уже в одном из своих предыдущих сообщений, более не кажется находящейся единственно в Берлине, но вихрь, который здесь поднялся, ныне свой центр уже перемещает куда-то далее. Позволить, чтобы Германия прежде всего еще хозяйственно укрепилась бы и затем угрожала бы вновь своей 80-милл. массой жителей Европе, в любой ей выгодный момент — этого, сколько можно судить исходя отсюда, более не допустят. Война потому может разразиться в любом месте и время. Конечно, для этого поищут по возможности более важную причину. Но в той атмосфере, которая столь назрела сейчас для войны, взрыв может произойти также в силу ничтожнейшего случая. В этом смысле я имею

5.

иное мнение, нежели посол Франции Кулондр, мысли которого позволил упомянуть в одном из своих недавних сообщений. Ситуация ныне еще более угрожающа, нежели в 1914 году. В то время хватило 3-4 выстрелов в Сараево. Вся Сербия в 1914 году также не была слишком важным объектом с точки зрения немцев, англичан или французов. Важно было само желание Германию разгромить, т.е. остановить германскую экспансию. Только так четыре года держалась большая коалиция против Германии. Это желание существовало тогда, и оно пробудилось сейчас вновь. Это будет целью будущей войны; у всех прочих будет только второстепенное значение.

3. Говоря о силах, действующих в самой Германии, мне хотелось бы в отношении тех иррациональных или идеологических течений, которые Вы, по моему мнению, совершенно верно считаете наиопаснейшими, добавить еще следующее: если Гитлер нормальным образом стал бы вершителем судеб Германии, чтобы известное время ей править или иначе пришел бы к власти только ради самой власти, чтобы заместить какого-то предыдущего рейхсканцлера и рейхспрезидента, то он, без сомнения, действовал бы так, как требует логическое и внимательное, избегающее всяческих потрясений государственное руководство, т.е. он постарался бы хозяйственно укрепить свою страну и избежать войны. Но нужно принимать во внимание, что Гитлер ощущает избранность исполнения «миссии», будучи не просто высшим чиновником государства. Своей задачей он считает не только лишь получение немецким народом «жизненного пространства». Это «жизненное пространство» в действительности уже является устаревшим термином, оно uberholt. Цель Гитлера есть ничто иное как Imperium Germanicum.

6.

«Das Schicksal Europas, das 400 Jahre vpn der Peripherie aus vertreten wurde, hat wieder seinen Schwerpunkt im eigentlichen Kontinent gefunden. Das wahre Herz Europas schlagt wieder!... Deutschland! Das eigentliche Europa zwischen Ostsee und Mittelmeer hat seine Rechte angemeldet, ob die absterbeden Randstaatenpolitiker (на сей раз имеются в виду англичане и французы, не мы) es glauben oder nicht». Такими словами Розенберг несколько дней назад в Аа-хене выразил будущие мечты Гитлера... Удача, которая до сих пор сопутствовала Гитлеру, его может сделать неосмотрительным. В любом случае он взвешивает не хозяйственные выгоды и блага, которые он мог бы преподнести в настоящем немецкому гражданину. Он предается империалистическим мечтам о будущем. «Гитлеру сейчас надо было бы «остановиться» и организовать хозяйственную жизнь в присоединенных областях и всем государстве. Но «остановиться» он, очевидно, не может». Эти слова я слышал вчера. Им присуще тем большее значение потому, что мне их сказал здешний посол Испании. И действительно — хозяйственные успехи могут

быть только медленными и малоэффективными. К тому же вновь уделять первичное место законности хозяйственной жизни, означало бы ликвидировать почти все то, что национал-социалистическая Германия в хозяйственной области до сих пор делала т.е. вернуться в большей или меньшей мере хотя бы к политике Шахта. Кроме того, без потрясения интересов нынешних партийных мужей это трудно вообразимо. Это потребовало бы также ограничения военной промышленности и радикального переустройства всего того ярко милитаризированного порядка,

7.

что является сутью нынешней Германии. Это означало бы также риск потери того выдающегося военного положения, что заполучила Германия в Европе, ибо долгое сохранение перевеса в вооружениях для Германии, с переходом на нормальное хозяйство, более не было бы по силам. Шансом Гитлера является — продолжать нынешнюю политику, что, конечно, не исключает различных кратких моментов прекращения экспансии. Гегемония немецкой расы в Европе — такова сущность его послания и к ее реализации он стремится. И если бы он хотел остановиться, он бы этого не сумел: он поставлен в позу и вызвал духов, от коих сам более не способен откреститься.

4. Наисерьезнейшие угрозы войны в себе все еще таит польско-немецкое обострение. Здесь мы можем ожидать самых разных сюрпризов. Если вопросы Данцига и коридора и не приведут к войне, то возврат Данцига и коридор в коридоре были бы лишь началом дальнейшего раздробления Польши.

5. Даже тогда, если германо-польский вопрос устроился бы мирным путем, стремление Германии к хозяйственной экспансии на Балканах могло бы стать столь же хорошим поводом к войне. Без войны Германии там закрепиться не дадут. Первая мировая война уже есть тому известное подтверждение.

6. К тем угрозам, которые могут серьезно затронуть наше государство, я прибавил бы также как весьма опасную польско-немецкий конфликт, даже если при том не возникло бы, по меньшей

мере в начале, прямое вовлечение немцев и русских в состояние войны. Прежде всего, в этом случае через нас мог бы перекатиться немецкий

8,

и польский фронт. Во-вторых, если Польша потеряла бы свои нынешние порты, ей, волей-неволей, их нужно было бы искать в другом месте Балтийского моря. Проблема, где пристать польскому военному флоту, может стать острой уже в первые дни польско-немецкой войны. В-третьих, этот конфликт может дать повод России занять нашу территорию. Также какое-либо соглашение между Германией и Россией, если таковое вероятно, может произойти за наш счет.

Делая выводы из всего вышесказанного, нахожу, что той активности, которую Вы, высокочтимый господин министр, требуете от нас, нужно проявляться в:

а) заключении договора о ненападении с Германией, что имело бы психологическое значение для нашей внутренней жизни и что дало бы нам не только известную бумажную гарантию от Германии, но отняло бы «справедливый повод» для превентивных шагов России или Польши против нас.

б) что касается «гарантий» с других сторон, то без нашего совместного решения по этому вопросу таковые для нас неприемлемы, что однако, не исключает активности в Лондоне, Париже и Вашингтоне во имя обеспечения нашей дальнейшей независимости. Эта активность нам может помочь, если повторятся события 1918/19 года.

Наконец позволю еще раз повторить уже выше высказанную мысль: если возникнет война и приблизится к нашим границам, то ни в коем случае о пропуске живой силы Советской России в нашу страну не может быть и речи, ибо именно с этой стороны идет самая злейшая и непрестанная угроза.

Таковы были бы мои краткие замечания по Вашему обзору от 26 апреля с. г. Нисколько не претендую на то, что я сказал бы что-то

9.

новое или безошибочное. Я осознаю, что многое из сказанного является дискуссионным или даже спорным. Использовав Ваш любезный призыв, я позволил отметить свои размышления и доводы, к которым я пришел, обсуждая поднятые вопросы с полковником Пленснерсом и консулом Виграбсом.

Прошу Вас, глубокоуважаемый господин министр, принять также и при этом случаи мои искренние заверения в глубоком почтении.

(Эдг. Криевиньш)»

Государственный исторический архив Латвии.

Ф. 2574. Оп.4. Д. 7679. Л.185-192.

СИМИНДЕЙ ВЛАДИМИР ВЛАДИМИРОВИЧ - главный редактор «Журнала российских и восточноевропейских исторических исследований», руководитель исследовательских программ фонда «Историческая память» (simindei@mail.ru). Россия.