CC BY
109
СТАТЬИ
В.А.Воропаев
н.в.гоголь и святоотеческое наследие
(к постановке проблемы)1
В статье ставится вопрос о святоотеческой традиции в жизни и творчестве Н.В.Гоголя. Освещены факты знакомства писателя с такими классическими памятниками святоотеческой письменности, как «Лествица» преп. Иоанна Синайского, «Добротолюбие», книга преп. Исаака Сирина и др. Черновая работа Гоголя, включающая в себя выписки разного рода, в том числе из творений святых отцов и богослужебных книг, отчасти приоткрывает тайну его творчества, помогает понять сокровенный смысл его произведений.
Ключевые слова: Гоголь, религиозное миросозерцание, святоотеческое наследие, выписки из творений святых отцов и богослужебных книг, православная аскетика, воцерковление творчества.
The article raises a question on the patristic tradition in Nikolai Gogol's life and works. It covers facts of Gogol's acquaintance with such classical writings of the patristic literature as «The Ladder of Divine Ascent» by venerable John Cli-macus, «The Philokalia», venerable Isaac Syrus's book, etc. Gogol's draft work, with various excerptions, including the ones from the works by Holy Fathers and liturgical books, slightly reveals the secret of his oeuvre and helps make the inmost sense of his works.
Key words: Gogol, religious outlook, patristic legacy, excerptions from Holy Fathers and liturgical books, Orthodox ascetics, churching of oeuvre.
Святоотеческое наследие2, непосредственное общение с носителями святоотеческой традиции во многом определили характер религиозного миросозерцания Н.В. Гоголя, особенности его творчества. Есть основа-
1 Работа выполнена при поддержке РФФИ. Проект № 17-04-00440 (Святоотеческая традиция в жизни и творчестве Н. В. Гоголя).
2 Святоотеческое наследие понимается нами в широком смысле. В первую очередь это творения святых отцов и учителей Церкви (как древних, так и современных Гоголю духовных писателей). Биографический аспект темы предполагает освещение взаимоотношений и творческого диалога Гоголя с выдающимися церковными иерархами его времени - святителями Филаретом (Дроздовым), митрополитом Московским; Иннокентием (Борисовым), архиепископом Харьковским; Игнатием (Брянчаниновым), епископом Кавказским, а также представителями традиционной монашеской аскетики - Оптинскими старцами, преподобным Антонием (Медведевым), наместником Свято-Троицкой Сергиевой лавры; преподобным Макарием (Глухаревым), миссионером Алтайским, и другими подвижниками христианского благочестия.
ния полагать, что эсхатологические представления Гоголя имеют своим источником святоотеческое учение. В этом свете становятся понятными некоторые моменты биографии писателя, например его аскетическое поведение в последние дни жизни.
Сразу после смерти Гоголя, разбирая уцелевшие от сожжения бумаги, его друзья обнаружили значительное количество выписок религиозного содержания. Граф А. П. Толстой, в доме которого жил последние годы Гоголь, писал своей сестре Софье Петровне Апраксиной о «множестве тетрадей копий и выдержек из переводов св. отцов» («Из писем графа А. П. Толстого») [Гоголь в воспоминаниях, дневниках, переписке современников, III: 724]; особо отметил их С. П. Шевырев, разбиравший рукописи Гоголя, оставшиеся после его кончины («Список бумаг, оставшихся после покойного Н. В. Гоголя») [Гоголь в воспоминаниях, дневниках, переписке современников, II: 123].
В статье «В чем же наконец существо русской поэзии и в чем ее особенность» (1846) Гоголь указал на три источника самобытности, из которых должны черпать вдохновение русские поэты. Это народные песни, пословицы и слово церковных пастырей (в другом месте статьи названы церковные песни и каноны). Можно с уверенностью сказать, что эти источники имеют первостепенное значение и для эстетики Гоголя.
В свое время профессор Г.П. Георгиевский, хранитель рукописей Ру-мянцевского музея (ныне Российская государственная библиотека), напечатал подготовительные материалы Гоголя фольклорного и этнографического характера, свидетельствующие о серьезности его научных занятий. Выписки Гоголя из творений святых отцов и учителей Церкви, Кормчей книги и служебных Миней, маргиналии на полях принадлежавшей ему Библии заставляют пересмотреть многие традиционные представления о духовном облике писателя, открывают новое в его творческих устремлениях. Отсюда тянутся нити к «Размышлениям о Божественной Литургии» и второму тому «Мертвых душ», «Выбранным местам из переписки с друзьями» и «Авторской исповеди».
Большая часть этих выписок сделана Гоголем в середине 1840-х гг. Можно думать, однако, что уже в школьные годы он ознакомился с «Ле-ствицей» преподобного Иоанна Синайского, одной из основных книг в монашеской аскетике. Образ лестницы, соединяющей землю с небом, один из любимейших у Гоголя. Он встречается уже в одном из самых ранних его произведений - в повести «Майская ночь, или Утопленница» (1829).
«Ни один дуб у нас не достанет до неба, - сожалеет красавица Ганна. -А говорят, однако же, есть где-то, в какой-то далекой земле, такое дерево, которое шумит вершиною в самом небе, и Бог сходит по нем на землю ночью перед Светлым праздником. - Нет, Галю, - отвечает ей казак Лев-ко, - у Бога есть длинная лестница от неба до самой земли. Ее становят перед Светлым Воскресением святые архангелы; и как только Бог ступит на первую ступень, все нечистые духи полетят стремглав и кучами попадают в пекло, и оттого на Христов праздник ни одного злого духа не бывает на земле» [Гоголь, 2009-2010, I: 129].
Этот же образ мы находим и в заключительной главе «Выбранных мест из переписки с друзьями» - «Светлое Воскресенье» - последнем напечатанном при жизни произведении Гоголя. Говоря о желании избранных людей провести Светлый праздник «не в обычаях девятнадцатого века, но в обычаях Вечного Века», Гоголь восклицает: «Бог весть, может быть, за одно это желанье уже готова сброситься с Небес нам лестница и протянуться рука, помогающая возлететь по ней» [Гоголь, 2009-2010, VI: 202].
В православной святоотеческой литературе «лествица» - один из основных образов духовного возрастания. Он восходит к Библии, а именно к 28-й главе Книги Бытия (ст. 10-17), где описывается видение патриарха Иакова: «И сон виде: и се, лествица утверждена на земли, еяже глава досязаша до небесе, и ангели Божии восхождаху и низхождаху по ней». Этот фрагмент входит в паремии (избранные места из Священного Писания), читаемые в Церкви на Богородичные праздники, и встречается во многих акафистах: Пресвятой Богородице - «Радуйся, лествице небесная, Еюже сниде Бог3; радуйся, мосте, преводяй сущих от земли на небо»; святителю Николаю, небесному покровителю Гоголя, - «Радуйся, лествице, Богом утвержденная, еюже восходим к небеси...» Примеры такого словоупотребления мы находим и в выписках Гоголя из церковных песней и канонов служебных Миней.
Сохранились свидетельства, что Гоголь внимательно изучал «Лестви-цу» и делал из нее подробные выписки [Гоголь, 2009-2010, VI: 297-299, 663-668]. Как глубоко жил этот духовный образ в сознании писателя, можно видеть, например, по его предсмертным словам: «Лестницу, поскорее, давай лестницу!..» («Гоголь в воспоминаниях А.Т. Тарасенкова»)
3 На иконе Богородицы Неопалимая Купина среди других символических изображений есть и лествица, образ сошествия Господа на землю через плоть Богородицы как по некой лестнице.
[Гоголь в воспоминаниях, дневниках, переписке современников, III: 939]. Подобные же слова о лестнице сказал перед кончиной святитель Тихон Задонский, один из любимых писателей Гоголя, сочинения которого он перечитывал неоднократно.
Дошедший до нас автограф Гоголя, хранящийся ныне в Рукописном отделе Института русской литературы (Пушкинский Дом) и датируемый приблизительно 1843 г, включает в себя выписки из «Лествицы» в том переводе, который был издан в Москве в 1785 г. с названием «Лествица, возводящая на небо». Цитаты и реминисценции из нее встречаются в письмах Гоголя первой половины 1840-х гг. По всей видимости, в своих заграничных странствиях писатель имел при себе составленный им еще раньше рукописный сборник.
Об этом сборнике знал (вероятно, от графа А.П. Толстого) Т.И. Филиппов, который писал К.Н. Леонтьеву из Санкт-Петербурга 22 февраля 1888 г.: «С высоты «Лествицы», которая особенно его (Гоголя. - В. В.) восхищала и которую он переписал своею рукой, желая глубже запечатлеть в своей памяти ее божественное содержание, все его произведения, в особенности комические, естественно должны были представиться в их относительном ничтожестве» [Пророки Византизма: 492-493].
Как известно, среди предков Гоголя были люди духовного звания: прадед его по отцовской линии был священником; дед закончил Киевскую Духовную академию, а отец - Полтавскую семинарию. Первоначальные знания юный Гоголь получил от домашнего учителя - наемного семинариста. При поступлении в Нежинскую гимназию высших наук в 1821 г. двенадцатилетний Гоголь обнаружил хорошие познания только по Закону Божию, по другим же предметам оказался подготовленным слабо. Нежин, по всей видимости, во многом определил характер духовного образования Гоголя. Законоучитель гимназии протоиерей Павел Волынский, помимо преподавания катехизиса и Священной истории с географией Святой Земли, читал в старших классах своеобразный курс нравственного богословия, знакомя воспитанников с творениями святых отцов и учителей Церкви - Василия Великого, Иоанна Златоуста, Исаака Сирина, Амвросия Медиоланского и других. Историк А.И. Маркевич, учившийся в Нежинской гимназии после Гоголя, утверждал: «единственный профессор, имевший на него сильное влияние, был богослов...» [Гоголь в воспоминаниях, дневниках, переписке современников, I: 436].
После отъезда за границу в 1842 г. в жизни Гоголя начинает преобладать аскетическое настроение. Он принимается за систематическое чтение
книг духовного содержания, оказывая преимущественное внимание святоотеческой литературе. Его письма первой половины 1840-х гт. наполнены просьбами о присылке книг по богословию, истории Церкви, русским древностям. Друзья и знакомые шлют ему творения святых отцов, издаваемые Московской Духовной академией, сочинения святителя Тихона Задонского, святителя Димитрия Ростовского, епископа Харьковского Иннокентия (известного проповедника и духовного писателя), номера журнала «Христианское Чтение». Присланное Н.М. Языковым «Добротолюбие» (собрание аскетических писаний на церковнославянском языке) стало для Гоголя одной из самых насущных книг. В «Авторской исповеди» он писал об этой эпохе своей жизни: «Я оставил на время все современное; я обратил внимание на узнанье тех вечных законов, которыми движется человек и человечество вообще. Книги законодателей, душеведцев и наблюдателей за природой человека стали моим чтением. Все, где только выражалось познанье людей и души человека, от исповеди светского человека до исповеди анахорета и пустынника, меня занимало, и на этой дороге, нечувствительно, почти сам не ведая как, я пришел ко Христу, увидевши, что в Нем ключ к душе человека...» [Гоголь, 2009-2010, VI: 225-226].
Зимой 1843-1844 г. в Ницце, живя у своих друзей Виельгорских, Гоголь делает в особую тетрадь выписки из творений святых отцов и учителей Церкви, пользуясь в основном академическим журналом «Христианское Чтение» за 1842 г. Эта рукопись дошла до нас в двух копиях, хранящихся ныне в Центральной научной библиотеке Академии наук Украины. Помимо древних отцов Церкви - Иоанна Златоуста, Василия Великого, Ефрема Сирина, Афанасия Великого, Григория Нисского, Иоанна Дамаскина, Кирилла Александрийского и других - в этом сборнике содержатся также отрывки из сочинений современных Гоголю духовных писателей: святителя Филарета, митрополита Московского и Коломенского, Задонского затворника Георгия, епископа Костромского и Галич-ского Владимира (Алявдина), епископа Полтавского Гедеона (Вишневского), протоиерея Стефана Сабинина.
Такого же рода, но меньшего объема сборник - собственноручный и отчасти повторяющий первый - хранится в Отделе рукописей Российской государственной библиотеки. С выписками из него Гоголь знакомил А. О. Смирнову, также жившую в ту пору в Ницце. «После обеда, - вспоминает она, - Ник<олай> Ва<сильевич> вытаскивал тетрадку и читал отрывки из отцов Церкви...» [Гоголь в воспоминаниях, дневниках, переписке современников, II: 260].
Тогда же у Гоголя появляется потребность глубже войти в молитвенный опыт Церкви. В письме к С.Т. Аксакову из Рима от 18 марта (н. ст.) 1843 г. он просит прислать ему «молитвенник самый пространный, где бы находились почти все молитвы, писанные отцами Церкви, пустынниками и мучениками» [Гоголь, 2009-2010, XII: 201]. Результатом этой духовной жажды явилась толстая тетрадь (около 100 листов) переписанных Гоголем из служебных Миней церковных песней и канонов (ныне хранится в Рукописном отделе Пушкинского Дома).
За границей Гоголь помечал выписки двойной датой: по старому и новому стилю. Разница между русским и европейским (новым) стилем в XIX в. составляла 12 дней: русский (старый) стиль отставал от принятого в большинстве европейских стран; ныне эта разница составляет 13 дней. По свидетельству современников, Гоголь ежедневно читал по главе из Евангелия, Апостола и Ветхого Завета, а также житие того святого, чья память празднуется Церковью в этот день. Кроме молитв утренних и вечерних, которые ежедневно читают все православные христиане, он прочитывал еще и Малое повечерие. По всей видимости, в его молитвенное правило входило также чтение тропарей, стихир и кондаков (кратких церковных песнопений, в них раскрывается содержание праздника или прославляется житие святого).
Эти выписки Гоголь делал не только для духовного самообразования, но и для предполагаемых писательских целей. В статье о русской поэзии он, в частности, замечал: «Еще тайна для многих этот необыкновенный лиризм - рожденье верховной трезвости ума, - который исходит от наших церковных песней и канонов и покуда так же безотчетно возносит дух поэта, как безотчетно подмывают его сердце родные звуки нашей песни» [Гоголь, 2009-2010, VI: 195]. Тайна этого лиризма была открыта Гоголю и известна не понаслышке, а из личного опыта. Как явствует из содержания тетради, он внимательно прочел Минеи за полгода - с сентября по февраль - и сделал выдержки на каждый день.
Такой метод чтения Гоголя - с выписками - можно назвать «келейным»: им традиционно пользовались, например, многие монахи. Его смысл - уяснение сложных, не поддающихся точному пониманию с первого раза духовных вопросов. К тому же, переезжая с места на место, Гоголь не мог возить с собой много книг и имел при себе компактную походную библиотеку - рукописные сборники.
Как видим, Гоголь не ограничился выписками из творений святых отцов - работал и с богослужебными текстами. Православное богослуже-
ние заключает в себе все богословие. Гоголь, кажется, открыл это для себя раньше многих; таким образом он припадал духом к самому авторитетному источнику знания.
Сохранившиеся тетради свидетельствуют о том, что Гоголю хорошо известна была христианская книжность. Судя по всему, он искал путей к тому, чтобы стать духовным писателем в собственном смысле этого слова. Духовная, церковная литература по форме имеет ряд отличий от литературы светской, хотя между этими видами словесности имеются некоторые общие приемы, в том числе и художественные. Но духовное творчество имеет строго определенную цель, направленную к объяснению смысла жизни по христианскому вероучению. Такое творчество основывается на Священном Писании и имеет определенные признаки. Писатель, взявшийся решать вопросы сокровенной жизни «внутреннего человека», сам должен быть православным христианином; он должен иметь благословение на свои труды от архиерея или священника. Он также обязан основательно знать предшествующую традицию церковной литературы, а она корнями уходит в Святое Евангелие - источник духовного слова, который резко отличается по своей направленности от основы, породившей художественную литературу во всем разнообразии ее проявлений. Наконец, для церковного писателя необходима живая вера в Промысл Божий, вера в то, что во вселенной все совершается по непостижимому замыслу ее Создателя.
В своем позднем творчестве Гоголь приблизился именно к такому пониманию целей литературы. В Ницце он написал для своих друзей два духовно-нравственных сочинения, которыми они должны были руководствоваться в повседневной жизни, - «Правило жития в мире» и «О тех душевных расположениях и недостатках наших, которые производят в нас смущение и мешают нам пребывать в спокойном состоянии». Покинув Ниццу в марте 1844 г., Гоголь напоминает графине Луизе Карловне Виельгорской, обращаясь одновременно ко всей семье: «Вы дали мне слово во всякую горькую и трудную минуту, помолившись внутри себя, сильно и искренно приняться за чтение тех правил, которые я вам оставил, вникая внимательно в смысл всякого слова, потому что всякое слово многозначительно и многого нельзя понимать вдруг. Исполнили ли вы это обещание? Не пренебрегайте никак этими правилами, они все истекли из душевного опыта, подтверждены святыми примерами, и потому примите их как повеление Самого Бога» [Гоголь, 2009-2010, XII: 348]. Эту попытку духовного наставления можно представить как подступ к
«Выбранным местам из переписки с друзьями» - в самих «правилах» содержатся многие идеи будущей книги. Здесь Гоголь открыл новый для себя жанр, близкий к традиции святоотеческой литературы.
Суть творческого развития Гоголя заключается в том, что от чисто художественных произведений, где литургическая, церковная тема была как бы в подтексте, он переходит к ней непосредственно в «Размышлениях о Божественной Литургии», сочинениях, подобных «Правилу жития в мире» (собственно духовная проза), и в публицистике «Выбранных мест из переписки с друзьями». К новым жанрам позднего творчества Гоголя можно отнести и составленные им молитвы, а также систематизированные выписки из творений святых отцов и учителей Церкви - труды, характерные скорее для такого писателя-аскета, каким был, например, святитель Игнатий (Брянчанинов), чем для светского литератора. Молитвы Гоголя, написанные во второй половине 1840-х гг., свидетельствуют о его богатом молитвенном опыте и глубокой воцерковленности его сознания.
Система черновой работы Гоголя, включающая выписки разного рода, в том числе церковные, отчасти приоткрывает тайну его творчества, дает возможность понять сокровенный смысл его произведений. Так, эпиграф к «Ревизору», появившийся в 1842 г., - «На зеркало неча пенять, коли рожа крива» - напоминает о Евангелии, о чем современники Гоголя прекрасно знали. Духовное представление о Евангелии как о зеркале давно и прочно существует в православном сознании. Так, например, святитель Тихон Задонский говорит: «Христианине! Что сынам века сего зеркало, тое да будет нам Евангелие и непорочное житие Христово. Они посматривают в зеркала и исправляют тело свое и пороки на лице очищают. <...> Предложим убо и мы пред душевными нашими очами чистое сие зеркало и посмотрим в тое: сообразно ли наше житие житию Христову?» [Творения иже во святых отца нашего Тихона Задонского: 145].
Святой праведный Иоанн Кронштадтский в дневниках, изданных под названием «Моя жизнь во Христе», замечает «нечитающим Евангелия»: «Чисты ли вы, святы ли и совершенны, не читая Евангелия, и вам не надо смотреть в это зерцало? Или вы очень безобразны душевно и боитесь вашего безобразия?» [Полн. собр. соч. протоиерея Иоанна Ильича Се-ргиева: 380].
Показательно, что и в выписках, сделанных Гоголем, есть отрывок, говорящий о том же: «Те, которые хотят очистить и убелить лице свое, обыкновенно смотрятся в зеркало. Христианин! Твое зеркало суть Господни заповеди; если положишь их пред собою и будешь смотреться в них при-
стально, то оне откроют тебе все пятна, всю черноту, все безобразие души твоей» [Гоголь, 2009-2010, IX: 93].
В отношении повести «Тарас Бульба» выписки позволяют проследить за мыслью Гоголя о важном вопросе: позволительно ли христианину убивать людей на поле брани. Среди них есть такая: «.не позволительно убивать, но убивать врагов на брани и законно, и похвалы достойно» (Святитель Афанасий Александрийский) [Гоголь, 2009-2010, IX: 18]. А вот выписка из сочинения современника Гоголя, епископа Гедеона Полтавского: «Облекается ли кто в воинственное мужество: оно возвышенно, когда дышит Верою; ибо тогда не отчаяние, не страх, не боязнь, не ожесточение живет в груди воина, но великодушие, поражающее врага без презрения к нему; тогда не мщение, не злоба, но благородное сознание своих достоинств наполняет его сердце» [Гоголь, 2009-2010, IX: 67-68.]
В книге «Выбранные места из переписки с друзьями» Гоголь подводит итог своим размышлениям о том, правомерно ли защищать святыню веры силою оружия: «Чернецы Ослябя и Пересвет, с благословенья самого настоятеля, взяли в руки меч, противный христианину.» («Нужно проездиться по России») [Гоголь, 2009-2010, VI: 90]. Это было перед Куликовской битвой, когда преподобный Сергий Радонежский, игумен земли Русской, благословил великого князя Московского Димитрия Донского на сражение с татарами.
Выписки Гоголя проясняют также некоторые аспекты его биографии. Так, широко распространено убеждение, что Гоголь, умерший на второй неделе Великого поста, уморил себя голодом. На этом настаивал еще Н. Г. Чернышевский на основании воспоминаний доктора А. Т. Тарасен-кова, наблюдавшего Гоголя во время его предсмертной болезни. Так думали многие, не исключая и людей религиозных. Например, профессор Киевской Духовной академии В.З. Завитневич писал: «Гоголь умер от истощения сил, до которого он добровольно довел себя посредством отказа от принятия пищи» [Завитневич, 1902: 403].
Современные исследователи пытаются подвести под это предположение научный фундамент. Так, известный богослов и историк Церкви А.В. Карташев в книге «Вселенские соборы» пишет, что Гоголь «покаянно отверг все плотское и уморил себя голодом в подвиге спиритуализма». [Карташев, 1994: 289]. Литературовед М. Я. Вайскопф в своей монографии о Гоголе утверждает, что смерть писателя «была типичным замаскированным самоубийством гностика, разрывающего плотские узы» [Вайс-копф, 2002: 656].
Однако Гоголь был православным христианином, исполняющим все церковные установления. Он знал, что такое смертный грех самоубийства. Правильно понимаемый и исполняемый пост никак не может послужить причиной смерти человека. А то, что Гоголь понимал пост в церковном духе, неопровержимо свидетельствуют его выписки из творений святых отцов. Вот несколько примеров.
«Обманывается тот, кто думает, что сущность поста состоит в уменьшении только телесной пищи. Ибо известно, нарушители правил истинной добродетели не получают от того никакой пользы. Изнурение тела бесполезно для тех, которые в сердце питают ненависть и в груди своей носят закоренелую злобу и мстительность, Бог не войдет в такое гнусное жилище. Не лишнее ли дело мучить тело голодом и жаждою, когда душа измучена и гибнет от пороков? И молитва и пост бесполезны для тебя, когда ты не украшен верою, надеждою и любовью» (Св. Ефрем Сирин); «Чтобы пост был настоящий - одного воздержания от пищи недостаточно. Будем поститься постом богоприятным. Истинный пост есть воздержание от пороков, обуздание языка, укрощение гнева и страстей, отложение злоречий, лжи, обмана, воздержание от сего есть истинный пост» (Св. Василий Великий); «Принимай на себя столько поста, сколько нести можешь. И пощение твое должно быть чисто, просто, нелицемерно, умеренно и несуеверно» (Блаженный Иероним) [Гоголь, 2009-2010, IX: 41].
О том же говорят и пометы на принадлежавшей Гоголю Библии (ныне хранится в Рукописном отделе Пушкинского Дома). «Пост не дверь к спасенью», - написал он карандашом на полях против слов св. апостола Павла: «Брашно же нас не поставляет пред Богом: ниже бо аще ямы, избыточествуем: ниже аще не ямы, лишаемся» («Пища не приближает нас к Богу: ибо едим ли мы, ничего не приобретаем; не едим ли, ничего не теряем», 1 Кор. 8, 8) [[Гоголь, 2009-2010, IX: 152].
Гоголь был едва ли не единственным русским светским писателем, творческую мысль которого могли питать святоотеческие творения. В один из приездов в Оптину Пустынь он прочитал рукописную книгу - на церковнославянском языке - преподобного Исаака Сирина (с которой позднее старцем Макарием (Ивановым) было подготовлено печатное издание)4, ставшую для него откровением. В монастырской библиотеке
4 Святаго отца нашего Исаака Сирина, епископа бывшего Ниневийского, слова духовно-подвижнические, переведенные с греческого старцем Паисием Величковским. Издание Козельской Введенской Оптиной Пустыни. М., 1854. Об истории издания этой книги и рукописной традиции см.: [Каширина, 2008].
хранился экземпляр первого издания «Мертвых душ», принадлежавший графу А.П. Толстому, а после его смерти переданный иеромонаху Клименту (Зедергольму), с пометами Гоголя, сделанными по прочтении этой книги. На полях одиннадцатой главы, против того места, где речь идет о «прирожденных страстях», он набросал карандашом: «Это я писал в прелести (обольщении. - В. В.), это вздор, прирожденные страсти - зло, и все усилия разумной воли человека должны быть устремлены для искоренения их. Только дымное надмение человеческой гордости могло внушить мне мысль о высоком значении прирожденных страстей - теперь, когда стал я умнее, глубоко сожалею о «гнилых словах»5, здесь написанных. Мне чуялось, когда я печатал эту главу, что я путаюсь, вопрос о значении прирожденных страстей много и долго занимал меня и тормозил продолжение "Мертвых душ". Жалею, что поздно узнал книгу Исаака Сирина, великого душеведца и прозорливого инока. Здравую психологию и не кривое, а прямое понимание души, встречаем у подвижников-отшельников. То, что говорят о душе запутавшиеся в хитросплетенной немецкой диалектике молодые люди, - не более как призрачный обман. Человеку, сидящему по уши в житейской тине, не дано понимания природы души» [Гоголь, 2009-2010, VI: 258].
И в жизни, и в творчестве Гоголь шел самым трудным, самым сложным путем - путем церковной аскетики - очищения, восстановления в себе образа Божия, воцерковления своих писаний. И он остался одиноким подвижником в литературе, почти никем не понятым.
В заключение приведем слова, сказанные новомучеником протоиереем Иоанном Восторговым на панихиде по Гоголю в 1903 г., в которых ясно видится смысл его духовного значения: «Вот писатель, у которого сознание ответственности пред высшею правдою за его литературное слово дошло до такой степени напряженности, так глубоко охватило все его существо, что для многих казалось какою-то душевною болезнью, чем-то необычным, непонятным, ненормальным. Это был писатель и человек, который правду свою и правду жизни и миропонимания проверял только правдою Христовой. Да, отрадно воздать молитвенное поминовение пред Богом и славу пред людьми такому именно писателю в наш век господства растленного слова, - писателю, который выполнил завет апо-
5 Это выражение св. апостола Павла (Ефес. 4, 29.) Ср. у Гоголя в статье «О том, что такое слово»: «Слово гнило да не исходит из уст ваших! Если это следует применить ко всем нам без изъятия, то во сколько крат более оно должно быть применено к тем, у которых поприще - слово...» [Гоголь, 2009-2010, VI: 22].
стола: слово ваше да будет солию растворено <Кол. 4, 6>. И много в его писаниях этой силы, предохраняющей мысль от разложения и гниения, делающей пищу духовную удобоприемлемой и легко усвояемой <...>. Такие творцы по своему значению в истории слова подобны святым отцам в Православии: они поддерживают благочестные и чистые литературные предания» [Восторгов, 1995: 226-227].
Список литературы
ВайскопфМ.Я. Сюжет Гоголя: Морфология. Идеология. Контекст. 2-е изд.,
испр. и расшир. М., 2002. Восторгов И. И., прот. Честный служитель слова: Речь на панихиде по Н.В. Гоголю по случаю открытия ему памятника в гор. Тифлисе, сооруженного городским самоуправлением // Восторгов И.И. Полн. собр. соч.: В 5 т. Т. 2. СПб., 1995. Гоголь Н. В. Полн. собр. соч. и писем: В 17 т. / Сост., подгот. текстов и ком-
мент. И.А. Виноградова, В. А. Воропаева. М.; Киев, 2009-2010. Гоголь в воспоминаниях, дневниках, переписке современников. Полный систематический свод документальных свидетельств: Науч.-критич. изд.: В 3 т. / Изд. подгот. И. А. Виноградов. М., 2011-2013. Завитневич В. Религиозно-нравственное состояние Н. В. Гоголя в последние годы его жизни // Памяти Гоголя: Научно-литературный сборник, изданный Историческим Обществом Нестора-летописца. Киев, 1902. Карташев А. В. Вселенские соборы. М., 1994.
[Сергиев И. И., прот.] Полн. собр. соч. протоиерея Иоанна Ильича Сер-
гиева: В 7 т. Т. 5. СПб., 1893 / Репринтное издание. СПб., 1994. Каширина В. «Драгоценнейшее из всех изданий Оптиной Пустыни» // Оптинский альманах. Вып. 2: Оптина Пустынь и русская культура / Сост. монах Лазарь (Афанасьев), В. Воропаев. Оптина Пустынь, 2008. Пророки Византизма: Переписка К. Н. Леонтьева и Т. И. Филиппова (18751891) / Сост., вступ. ст., подгот. текстов и коммент. О. Л. Фетисенко. СПб., 2012.
Творения иже во святых отца нашего Тихона Задонского. Т. 4. М., 1889: Репринт. изд. Свято-Успенский Псково-Печерский монастырь, 1994.
Сведения об авторе: Воропаев Владимир Алексеевич, докт. филол. наук, профессор кафедры истории русской литературы филологического факультета МГУ имени М.В.Ломоносова. E-mail: [email protected].
