CC BY-NC-ND
67
Ф.К. Панченко
Н.К. МИХАЙЛОВСКИЙ И Л.И. ШЕСТОВ: ТВОРЧЕСКИЕ ПАРАЛЛЕЛИ
Статья посвящена литературно-философским аспектам творчества В.Г. Белинского, Н.К. Михайловского и Л.И. Шестова. Рассматривается влияние критических статей Михайловского (на примере статьи «Жестокий талант») на становление и развитие ранней философии Л.И. Шестова.
Ключевые слова: литературная критика, системообразующая идея, позитивизм, методология.
Русская литературная критика XIX в., критика времен Белинского, Добролюбова, Писарева и Михайловского, выходит далеко за рамки непосредственно анализа литературного произведения. Возможно, это объясняется отличным от сегодняшнего дня отношением как к литературному процессу в целом, так и к ответственности художника за свое произведение.
Отечественная литературная критика, то есть то ее воплощение, которое понимается под критикой сегодня, началась с Белинского. Его имя сразу приходит на ум, когда разговор касается литературного анализа. Фигура Белинского - центральная не только для русской критики, но и для русской литературы вообще. В свое время по уровню влияния конкурировать с ним не мог никто. Его мнение было не просто важным - оно было определяющим. Майков, Баратынский, Гончаров, Достоевский - эти люди вошли в литературу с благословения Белинского.
Критиком, для которого важнейшую роль играют лингвистика и филология, Белинский не был. Поэтому назвать его классическим литературным аналитиком нельзя. Такие фигуры характеризуются достаточно общим словом «публицист», так как формой, по-
© Панченко Ф.К., 2009
средством которой он доносил свои мысли до читателя, была, как правило, публицистика. Впрочем, для XIX в. это было обычным явлением. Примерно в той же манере писали Герцен и Чернышевский, Писарев и Добролюбов.
Литературная критика позапрошлого века в большинстве своем анализировала не столько литературный текст и не столько идею, выраженную в том или ином произведении, сколько социальную необходимость этой идеи, насколько эта идея защищает достоинство человеческой личности от тягот окружающей действительности. Соответственно, исходя из целесообразности (по субъективной оценке автора) этой идеи, выносился приговор тому или иному литературному произведению. Такой подход к литературе существует и сегодня. Достаточно вспомнить скандальное награждение М. Елизарова премией «Русский Букер-2008», в то время как некоторые критики обвинили автора в экстремизме.
Белинский наряду с поэтом Некрасовым благосклонно воспринял первый роман Ф.М. Достоевского «Бедные люди», охарактеризовав книгу как первую попытку социального романа. Но уже его второе произведение, «Двойник», где Достоевский впервые дал глубокий анализ расколотого сознания, психологического подполья человека», было расценено Белинским как «нервическая чепуха», которую философ Лев Шестов назовет через несколько десятилетий началом «эры психологии» в русской литературе.
Другой выдающийся критик XIX в., один из теоретиков народничества Н.К. Михайловский, в отличие от Белинского, который попросту перестал интересоваться Достоевским, посчитал своим долгом бороться с наследием писателя, с «нервической чепухой» и с «жестоким талантом».
Самая знаменитая статья Михайловского «Жестокий талант» была написана в 1882 г. В ней даны достаточно оригинальные и неожиданные трактовки романов Достоевского, что видно уже из названия. Я уверен, что именно статья «Жестокий талант» положила начало философии еще одного известного и парадоксального мыслителя. Речь идет о Л. Шестове - русском философе, раннее творчество которого посвящено анализу русской и зарубежной литературы.
Философские взгляды Н.К. Михайловского, на основе которых он анализировал русскую литературу в целом и Достоевского в частности, носили преимущественно позитивистский характер, который отличался критическим отношением к любому типу метафизического философствования и признанием приоритета фактов в процессе познания. В сфере социологии Михайловский следовал основополагающим принципам «субъективного метода»
П.Л. Лаврова. С его точки зрения, смысл исторического развития заключается в формировании и совершенствовании личностного начала. Развитие личности - высший и единственный критерий общественного прогресса, который не может не учитывать социология в своем опыте истолкования общественной жизни. Противостояние личности и общества, личности и государства -важнейшая составляющая исторического процесса на всех его этапах. Существенный аспект этого противостояния представлен концепцией «героев» и «толпы», развитой Михайловским. Стихийность и даже абсурдность массового сознания (сознания толпы), ориентированного на некоторые образцы эталонного, «героического» поведения и слепо поклоняющегося своим «героям», несет в себе, считал Михайловский, серьезную социальную угрозу личностному началу в истории.
Главным для Михайловского в литературе и искусстве являлась нравственная идея, ее утверждение в жизни и возможность содействовать развитию личности во всей ее полноте. Именно поэтому он не мог принять Достоевского, точнее позднего Достоевского, за его тягу к «жестокости и мучительству», за его «страстное возвеличивание страдания». Для Михайловского как для одного из теоретиков народничества было непонятно, как может талантливый писатель Достоевский «травить овцу волком», то есть, по сути, не служить идеалам добра и справедливости, а эксплуатировать свой талант в угоду своим психологическим переживаниям, не неся ничего «доброго, разумного, вечного».
Громадная заслуга Михайловского в том, что именно он первым в русской литературной критике обратил внимание на эту особенность Достоевского. Он первым указал на одно из центральных произведений писателя, «Записки из подполья», сочинение, восхищавшее впоследствии Ницше:
...среди безразличных для нас в настоящую минуту, но не лишенных блеска и оригинальности мыслей он (т. е. подпольный человек) выматывает из себя перед читателем душу, стараясь дорыться до самого ее дна и показать это дно во всей его грязи и гадости. Разоблачение происходит жестокое и именно в том направлении, чтобы предъявить публике «все изгибы сладострастия» злобы. Это уже само по себе производит впечатление чего-то душного, смрадного, затхлого; истинно, точно в подполье сидишь, или точно какой-нибудь неряха прокаженный снимает перед тобой одну за другой грязные тряпки со своих гноящихся, вонючих язвин. Затем разоблачение постепенно переходит из словесного в фактическое, то есть идет рассказ о некоторых подвигах героя1.
В «Записках из подполья» намечены пути творчества, по которым пойдет «жестокий талант» Достоевского. Ставрогин, Кириллов, Иван Карамазов, Смердяков - фигуры, родственные безымянному герою из подполья.
В произведениях Достоевского Михайловский не видит никакой цели, никакой идеи. Например, идея подпольного героя состоит лишь в беспричинности его озлобления на весь окружающий мир. Беспричинность этих чувств была для позитивиста Михайловского неприемлема. Он не мог принять тот факт, что мировое благополучие и счастье всего человечества можно спихнуть к чертовой матери не из-за каких-то утилитарных или прагматических соображений, а просто так, «чтобы волю показать»:
Ведь глуп человек, глуп феноменально. То есть он хоть и вовсе не глуп, но уж зато неблагодарен так, что поискать другого, так не найти. Ведь я, например, нисколько не удивлюсь, если вдруг ни с того ни с сего среди всеобщего будущего благоразумия возникнет какой-нибудь джентльмен с неблагородной или, лучше сказать, с ретроградной и насмешливою физиономией, упрет руки в боки и скажет нам всем: а что, господа, не столкнуть ли нам все это благоразумие с одного разу, ногой, прахом, единственно с тою целью, чтоб все эти логарифмы отправились к черту и чтоб нам опять по своей глупой воле пожить! Это бы еще ничего, но обидно то, что ведь непременно последователей найдет: так человек устроен. И все это от самой пустейшей причины, об которой бы, кажется, и упоминать не стоит: именно оттого, что человек, всегда и везде, кто бы он ни был, любил действовать так, как хотел, а вовсе не так, как повелевали ему разум и выгода; хотеть же можно и против собственной выгоды, а иногда и положительно должно (это уж моя идея)2.
Стоит отметить, что Михайловский, как и впоследствии и Шестов, рассматривает творчество Достоевского не в совокупности, а раздельно. Он видит двух Достоевских. Один - это певец «униженных и оскорбленных», ранний Достоевский, в котором тяга к мучительству и жестокости, тяга к подполью только начинает проявляться. И другой Достоевский - Достоевский, который любит «травить овцу волком», Достоевский, у которого очень хорошо получаются подпольные герои: Ставрогин, Кириллов, Смердяков, Ежевикин, Иван Карамазов и другие.
Одним словом, для Михайловского не существует великого гуманистического писателя Достоевского. Для него существует «жестокий талант», художественный мучитель, злоба героев которого на весь белый свет ничем не детерминирована. Однажды он прямо заявил, что книги Достоевского скорее вредны, чем полезны.
О Михайловском написано достаточно, и в задачи данной статьи не входит очередной разбор его взглядов на творчество Достоевского, Горького или, скажем, Чехова. Беглого анализа, пожалуй, достаточно. В этой связи хотелось бы сосредоточить внимание на другом.
Оригинальность в оценке творчества русских писателей характерна и для знаменитого русского мыслителя ХХ столетия Л. Шестова, значительная часть творчества которого посвящена философскому анализу русской и зарубежной классики (Шекспиру, Ницше, Достоевскому, Тургеневу, Чехову, Толстому, Сологубу, Гончарову и др.).
Суть философской позиции Шестова вполне определилась уже в первых значительных работах: «Добро и зло в учении графа Толстого и Фридриха Ницше», «Достоевский и Ницше: Философия трагедии» и «Апофеоз беспочвенности». После их публикации Шестов занял заметное место в философской культуре Серебряного века. При всех идейных расхождениях с другими его представителями он разделяет общее устремление эпохи к радикальному пересмотру традиций, возвращению к истокам слова, мысли, веры. Вместе с тем весь пафос его «беспочвенной» мысли не только не согласуется с генеральной линией русской религиозной философии, связанной с именем B.C. Соловьева, но и сознательно противостоит ей.
К сожалению, творческим параллелям между этими двумя мыслителями (Н.К. Михайловским и Л. Шестовым) до сих пор практически не уделялось внимания, тогда как такие параллели налицо. Это тем более удивительно, учитывая своеобразные оценки книг Достоевского, данные ими. Говоря о «Скучной истории» Чехова, Шестов высказал мысль, что данного произведения не было бы без «Смерти Ивана Ильича» Льва Толстого3. Перефразируя философа, можно утверждать, что ранней философии Шестова не было бы без критики Михайловского, несмотря на то что Шестов был последовательным и беспощадным критиком разума и философского умозрения вообще.
Влияние Михайловского на Шестова несомненно. Именно Михайловский впервые обратил внимание на тягу Достоевского к гиперболизации страдания, именно Михайловский впервые указал на отсутствие у Чехова системообразующей идеи4, которая красной нитью проходила бы через его творчество. Шестов эти находки подхватил и развил с присущей ему парадоксальностью и блеском литературного стиля.
Методология Шестова схожа с методологией Михайловского, с той лишь разницей, что Шестов применил ее не только к Достоев-
скому, но и ко многим другим, в частности к Чехову. Шестов ищет переломные моменты в жизни писателей, определившие коренной поворот их дальнейшего мировоззрения. Нельзя, по Шестову, цельно рассмотреть Ницше, Толстого или Достоевского. Есть только Ницше до и Ницше после5. Возможно, на таком подходе лежит печать и собственной биографии Шестова. Он родился в Киеве в богатой ортодоксальной иудейской семье. Заработал нервное расстройство, в 1895 г. уехал за границу, через год женился на православной русской девушке, но брак этот держал втайне от отца. Вероятно, что именно неприятие религиозной нетерпимости отца в какой-то степени послужило отправным пунктом его философского адогматизма.
В своих ранних работах Шестов предстает больше как публицист и критик, нежели как философ. С большой долей уверенности можно сказать, что он наследовал традиции классической русской литературной критики XIX в. Его имя с полным правом может быть поставлено в один ряд с именами В.Г. Белинского, Д.И. Писарева, Н.К. Михайловского и других замечательных отечественных критиков.
Примечания
Михайловский Н.К. Жестокий талант. М.: Государственное издательство художественной литературы, 1956. С. 312.
Достоевский Ф.М. Записки из подполья // Достоевский Ф.М. Собр. соч.: В 30 т. Л.: Наука, 1976. Т. 5. С. 93.
Шестов Л. Творчество из ничего (А.П. Чехов) [Электронный ресурс] // Библиотека «Вехи». [М., 2009]. URL: http://www.vehi.net/shestov/chehov.html (дата обращения: 24.01.2009).
Михайловский Н.К. Чехову. 15 февраля 1888 г. Петербург // Переписка А.П. Чехова: В 2 т. Т. 1. М.: Художественная литература, 1984. С. 216. Шестов Л. Достоевский и Ницше (философия трагедии). М.: Раритет, 1995. С. 30.
1
2
3
4
5
