CC BY
314
ВЕСТН. МОСК. УН-ТА. СЕР. 11. ПРАВО. 2019. № 2
К 175-ЛЕТИЮ А. Ф. КОНИ
о. л. васильев, доктор юридических наук, доцент кафедры уголовного процесса, правосудия и прокурорского надзора юридического факультета МГУ*
мысли а. ф. кони о нравственных началах уголовного процесса: исторический анахронизм или ориентир для реформ?
Статья посвящена юбилею Анатолия Федоровича Кони. Автор анализирует идеи великого юриста о нравственных началах уголовного процесса с точки зрения возможности их применения в нынешних условиях развития отечественного уголовного судопроизводства.
Ключевые слова: нравственные начала, уголовный процесс, участники уголовного процесса, современная реформа.
The article is devoted to the anniversary of Anatoly Fedorovich Koni. The author analyzes the ideas of the great lawyer about the moral principles of the criminal process from the point of view of the possibility of their application in the current conditions of development of criminal proceedings of Russia.
Keywords: moral principles, criminal procedure, participants of criminal proceedings, modem reform.
175 лет назад 9 февраля (по новому стилю) 1844 г. родился Анатолий Федорович Кони, чье имя должно быть известно любому образованному правоведу. Особенно для нас, питомцев Московского университета, безусловно хорошо знакома эта выдающаяся личность. Он воспринимается как юридический символ целой эпохи, берущей свое начало в далекие годы принятия Судебных уставов, прорвавшейся через революционные события и догоревшей к 30-м гг. XX столетия. Но, как и то время, так и этот его до сих пор живой символ далеки от вознесения на пьедестал некоей идеальности. При всех несомненных достоинствах реформ второй половины XIX в. и великого значения для судеб России начавшихся преобразований они несли в себе противоположные до крайности начала, будучи, в свою очередь, плодом противоречивости того времени. Таковым воспринимается и А. Ф. Кони.
* olegleva@yandex.ru
Как известно, он, блестяще закончив юридический факультет Московского университета, не остался в Москве, а уехал в столицу. Затем, определенное время проработав в реформированной прокуратуре, стал судьей, отпечатавшись в исторической памяти народа как председательствующий в процессе над Верой Засулич. Это он в своих воспоминаниях об этом процессе писал, что провожая присяжных в совещательную комнату, не сомневался в безусловной виновности под-судимой1, но в то же время сам воспринял «с волнением и смущением» оправдательный вердикт коллегии присяжных и, чувствуется, эмоционально разделил реакцию зала и «прогрессивной» общественности на оправдание В. Засулич, вписав это событие в свое сердце как новую страницу в истории России2. Именно за этот процесс А. Ф. Кони, как отмечали многие, в том числе и он сам, попал «в немилость»3, но в то же самое время его карьерный рост продолжился вплоть до высших чинов в государственном управлении. Это А. Ф. Кони с сердечной теплотой писал об отцах судебной реформы (чего стоит его трогательное описание кончины Николая Ивановича Стояновского4!) и в то же время мог мастерски жестко несколькими злобными штрихами охарактеризовать неприятных ему людей (эпиграмма про сенат5, нелицеприятные характеристики царствующих особ6 и пр.). Это он, выдающийся государственный деятель царской России, с одинаковым неизменным успехом мог служить и России Советской, не боясь в то же время высказывать в своих советских публичных выступлениях те же мысли и убеждения по профессиональным вопросам, что и до Великой Октябрьской социалистической революции. А еще, будучи, можно сказать, апологетом нравственности, справедливости и права, наконец «либеральным монархистом», уже в ноябре 1917 г. в разговоре с А. В. Луначарским высказывался о необходимости жестких мер для защиты завоевания революции при последующем постепенном восстановлении законности7. Это А. Ф. Кони, блестяще преподававший юридическую науку отошедшим от веры отцов новым правоведам, упокоился в 1927 г. на кладбище Александро-Невской лавры, будучи отпет семью высокопоставленными священнослужителями гонимой
1 Кони А. Ф. Воспоминания о деле Веры Засулич // Собр. соч.: В 8 т. М., 1966. Т. 2. С.169.
2 Там же. С. 25.
3 Волк С., Выдря М., Муратов А. Анатолий Федорович Кони (вступительная статья) // Там же. Т. 1. С. 14.
4 Кони А. Ф. Отцы и дети судебной реформы. К пятидесятилетию Судебных Уставов. М., 2003. С. 140.
5 Смолярчук В. И. Анатолий Федорович Кони (1844-1927). М., 1982. С. 121.
6 Кони А. Ф. Николай II (Воспоминания) // Собр. соч. Т. 2. С. 378.
7 Волк С., Выдря М, Муратов А. Указ. соч. С. 24.
советскими властями Русской Православной Церкви8. А потом выдающийся выпускник Московского университета «оставил соседство» с прахом М. В. Ломоносова, великого основателя Московского университета, и был перезахоронен на Литераторских мостках Волковского кладбища. Да и сейчас Анатолий Федорович вполне заслуженно «восседает» в своем бронзовом кресле на территории МГУ, но, увы, не рядом с домом начинающих правоведов, а в парке перед социологическим факультетом.
И тем не менее незыблемо важным для нас в этом человеке было и остается немеркнущее сияние народной правды, которой в том числе напитаны нетленные строки одного из его величайших произведений — «Нравственные начала в уголовном процессе». Эта работа, опубликованная первоначально в 1897 г., является, как и любое классическое произведение, актуальной по сей день. С чем же обращается наш великий коллега из XIX в. к своим далеким «цифровизируемым» потомкам?
Размышления А. Ф. Кони начинаются с высказываемой им убежденности, что уголовный процесс в своих формах устоялся и не будет коренным образом их менять, поскольку его совершенствование будет осуществляться в глубь, т. е. совершенствоваться в нравственности: «Нет сомнения, что историко-догматическая сторона в преподавании уголовного процесса везде должна занимать подобающее ей по праву место, но думается, что настало время наряду с историей и догмою осветить и те разнородные вопросы, возникающие в каждой стадии процесса, которые подлежат разрешению согласно существенным требованиям нравственного закона — этого non scripta, sed nata lex (неписаный, но естественный закон)»9. Мысль, удивительная по своей высоте и глубине, но потерпевшая полное фиаско как применительно к событиям революционной эпохи, так и в советском уголовном процессе, в постсоветском уголовном судопроизводстве и даже на современном этапе реформ, — формы уголовного процесса оказались отнюдь не устоявшимися, а постоянно затейливо изменяющимися. Однако именно она одна, эта мысль, и может положить конец судорожным попыткам законодателя навести порядок в той отрасли права и в той сфере государственной деятельности, в которых как нигде нужен строгий порядок, ибо только здесь в наивысшей степени осуществляется законное ограничение важнейших конституционных прав человека (на жизнь, здоровье, честь и достоинство) и здесь же проходит фронт борьбы за безопасность государства и общества — война с преступностью. Именно на этой основе можно выстраивать
8 Высоцкий С. А. Кони. М., 1988. С. 425.
9 Кони А. Ф. Нравственные начала в уголовном процессе (Общие черты судебной этики) // Избр. тр. и речи / Сост. И. В. Потапчук. Тула, 2000. С. 78.
стройную, непротиворечивую, а главное, эффективную концепцию уголовного судопроизводства. Речь, повторимся, о нравственности и ее главном юридическом проявлении — принципе справедливости.
Вторая высказанная А. Ф. Кони в начале работы убежденность такова: «Точно так же определился и взгляд на ценность, пригодность и целесообразность различных судебных учреждений. Законодательство под влиянием временных ослеплений может, конечно, отступать назад и возвращаться к устарелым и отжившим учреждениям, но на коренные начала правосудия — гласность, устность, непосредственность и свободную оценку доказательств — оно серьезно посягнуть не решится»10. Увы, особые порядки рассмотрения уголовных дел (гл. 40, 40.1 УПК РФ) не отвечают вовсе принципам гласности, непосредственности и свободной оценки доказательств. И эта тенденция, уважаемый Анатолий Федорович, к сожалению, развивается — наш законодатель клонирует квазиправосудие несмотря на очевидную, высказываемую Вами истину: «Эти приобретения человечества куплены слишком дорогою ценою многовековых страданий и заблуждений, чтобы с ними можно было легко и надолго расстаться»11. Однако ускоренное законодательно-практическое движение в этом направлении к «кафкианскому процессу» непременно должно привести к скорому и горькому осознанию ошибочности выбранного пути — мы живо и остро вспомним, увы, не чужой, но собственный плачевный опыт отказа от истины в уголовном процессе и вознесения на пьедестал неоднократно свергаемой «царицы доказательств»12.
А вот уверенность А. Ф. Кони по поводу несокрушимости состязательности и суда присяжных частично (полный отказ в советское
10 Там же.
11 Там же.
12 Кстати, по этому поводу у А. Ф. Кони также имеется замечательное послание потомкам: «Особенно обширным является влияние нравственных соображений в таком важном и сложном деле, как оценка доказательств по их источнику, содержанию и психологическим свойствам, как выяснение себе, позволительно ли независимо от формального разрешения закона с нравственной точки зрения пользоваться тем или другим доказательством вообще или взятым в конкретном его виде? Достаточно в этом отношении указать на необходимость тщательного анализа видов сознания в виновности, столь однообразного по своей форме и столь различного по побуждениям, к нему приводящим. Какая разница между явкой с повинною вследствие тяжелых угрызений совести в искреннем порыве исстрадавшейся души и признанием в меньшем преступлении, чтобы сбить с пути исследователя или выторговать себе уменьшение наказания! — между признанием, губительная сила которого распространяется и на того, кому хочется отомстить, кого хочется нравственно похоронить, и восторженным желанием "принять страдание" хотя бы и за вымышленную вину, свойственным некоторым мрачным религиозным энтузиастам! Нравственный долг судьи — не идти слепо по пути "собственного сознания", хотя бы наш старый закон в XV томе свода и считал его "лучшим доказательством всего света" и хотя бы оно подтверждалось внешними обстоятельствами дела, а свободно, вдумчиво и тревожно исследовать, в чем кроется истинный источник этого доказательства» (там же. С. 97).
время и преувеличенное внимание в постсоветское) оправдалась: «Вместе с тем едва ли скоро человечество придумает форму суда, могущую с прочным успехом заменить суд присяжных, или найдет возможным обходиться без состязательного начала»13. В настоящее время мы наблюдаем развитие института присяжных заседателей — известно, что реформой 2016 г.14 коллегия присяжных перестала быть составом исключительно судов среднего звена, но обживается на уровне основного звена (правда, в уполовиненном количестве), и, кроме того, представители народа могут теперь вершить правосудие не только по «расстрельным» или «пожизненным» делам. Отношение же к состязательности имело в конце 1990-х гг. просто гипертрофированный характер: будучи в качестве принципа записанной в главу о судебной власти (ст. 123) Конституции РФ, она была Конституционным судом РФ распространена и на досудебное производство15, что стало основанием серьезных законодательных попыток отказа от принципа объективной истины и страшным, можно сказать бесчеловечным, разделением основных участников досудебных стадий уголовного процесса на «стороны». Вот только Анатолий Федорович говорил-то о состязательности как форме осуществления судебного разбирательства, имеющей особое значение именно перед присяжными, а совсем не как о принципе всех стадий уголовного процесса.
Переходя к раскрытию нравственных начал в деятельности основных профессиональных участников отечественного уголовного судопроизводства (и в первую очередь, конечно, суда), А. Ф. Кони и помыслить не мог, даже если бы обладал провидческим даром фантаста, о допустимости высказываемых всерьез предложений заменить судей роботами16. В наш век «цифровизации» — не в том прикладном понимании, которое связано с замечательными техническими усовершенствованиями делопроизводства и определенными техническими процессами по обслуживанию судопроизводства, а в ее каком-то сущностно-демоническом «очеловечивании» (приравнивании компьютерной программы едва ли не к человеку) или даже обожествлении — важно услышать правду о судейской деятельности. А. Ф. Кони
13 Там же. С. 79.
14 Федеральный закон от 23.06.2016 г. № 190-ФЗ (ред. от 29.12.2017 г.) «О внесении изменений в Уголовно-процессуальный кодекс Российской Федерации в связи с расширением применения института присяжных заседателей».
15 См., напр., Постановление Конституционного Суда РФ от 28.11.1996 г. № 19-П «По делу о проверке конституционности статьи 418 Уголовно- процессуального кодекса РСФСР в связи с запросом Каратузского районного суда Красноярского края».
16 О. А. Егорова в одном из своих интервью говорила о скором внедрении в суды «искусственного интеллекта» для разрешения определенных категорий дел (Приговоры в суде будут выносить роботы Александра Рогоза: URL: https://www.kp.ru/ daily/26816/3853172/).
писал: «Задача уголовного суда состоит в исследовании преступного деяния и в справедливом приложении к человеку, признанному виновным, карательного закона. Но суд не механизм и не отвлечение от жизни, а живой и восприимчивый организм, приходящий в самое непосредственное и богатое разнообразными последствиями соприкосновение с явлениями общежития. Он осуществляется судьей в общении с другими сотрудниками или единолично. На различных ступенях уголовного процесса, исследуя преступное дело и связывая с ним личность содеятеля, оценивая его вину и прилагая к ней мерило уголовной кары, наблюдая, чтобы эта оценка бьла совершаема по правилам, установленным для гарантии как общества, так и подсудимого, судья призван прилагать все силы ума и совести, знания и опыта, чтобы постигнуть житейскую и юридическую правду дела. Облекая эту правду в определенные формы, он должен способствовать в каждом отдельном случае восстановлению поколебленного правопорядка. Как бы хороши ни бьли правила деятельности, они могут потерять свою силу и значение в неопытных, грубых или недобросовестных руках. Чем больше оттенков в своем практическом применении допускают эти правила, чем глубже касаются они личности и участи человека, чем более важным интересам общественной жизни они служат, тем серьезнее представляется вопрос — в чьи руки отдается приложение этих правил и при каких условиях... Напряжение душевных сил судьи для отыскания истины в деле есть исполнение поручения государства, которое, уповая на спокойное беспристрастие его тяжелого подчас труда, вверяет ему частицу своей власти. Поэтому оно ждет от судьи обдуманного приговора, а не мимолетного мнения, внушенного порывом чувства или предвзятым взглядом». «Постановляя свой приговор, судья может ошибаться; но если он хочет быть действительно судьей, а не представителем произвола в ту или другую сторону, он должен основывать свое решение на том, что в данное время ему представляется логически неизбежным и нравственно обязательным»17.
Но такие размышления применимы лишь к судьям, разбирающим дело по существу, а не к вступающим в процесс по ходатайству дознавателя или следователя для решения, может быть, важного, но отдельного, конкретного вопроса (например, о заключении под стражу или о производстве обыска в жилище). О какой вдумчивой деятельности по постижению житейской и юридической правды может идти речь, если обстоятельства еще не выяснены и доказательств достоверных и достаточных еще нет? Неудивительно, что судья в этом случае является таковым только по должности, по названию, а в действительности он лишь легализует вполне законное намерение следователя или дознавателя совершить определенные действия для
17 Кони А. Ф. Нравственные начала в уголовном процессе. С. 79.
расследования. Неужели сами следователи не достойны доверия со стороны государства и общества или к их нравственным качествам должны быть менее строгие требования, нежели к качествам судей?
Как известно, в настоящее время не прекращается реформирование и досудебного производства, основными субъектами которого являются дознаватель, следователь, руководитель следственного органа, начальник органа дознания, отнесенные по причине того же превратного понимания принципа состязательности к участникам со стороны обвинения. Однако процессуальная сущность деятельности следователя определялась А. Ф. Кони однозначно: «Розыск доказательств в самом широком смысле слова производит судья, вооруженный опытом и знанием, — и свою работу передает другим судьям, которые уже ее оценивают, присутствуя при совокупной работе сторон по разбору этих доказательств. При этом следственно-обвинительном производстве вывод о виновности является результатом сложной внутренней работы судьи, не стесненного в определении силы доказательств ничем, кроме указаний разума и голоса совести»18. Очевидно, что следователь не должен быть преследователем, он — исследователь, объективный, компетентный, высоконравственный. Только такой субъект досудебного производства способен качественно подготовить материалы для совершения великого процессуального «таинства» — правосудия. А в этом случае нет и не может быть места на досудебных стадиях уголовного процесса институту сторон. Значит, и судья, и следователь должны оберегаться законодателем вполне одинаково от какого-то давления извне, а это уже следующий вопрос.
С развитием телевидения, радио, интернета, печатных и электронных СМИ трудно суду оставаться беспристрастным в нашумевших или значимых делах. А. Ф. Кони писал: «Есть, однако, другой вид давления на судью, от которого его должна ограждать не одна несменяемость, но и другие, нравственные условия исполнения долга. Это давление окружающей среды, выражающееся весьма многообразно, чувствительно и вместе неуловимо, создающее около судьи в его общественной жизни ту атмосферу, которая стремится властно повлиять на исход его работы по тому или другому отдельному делу или ряду дел. Под видом «общественного мнения» судье указывается иногда лишь на голос «общественной страсти», следовать которому в судебном деле всегда опасно и нередко недостойно. Судья должен стоять выше этого в выполнении своей высокой задачи, основанной не на временных и преходящих впечатлениях, а на вечных и неизменных началах правосудия. Забывая мудрый совет глубокого мыслителя и юриста Бентама, указывающего, что, исполняя свой долг, судья должен иногда идти против вожделений толпы,
18 Там же. С. 82.
судья, боясь общего неудовольствия, утраты популярности и трудной аналитической работы ума, может пожелать во мнении пестрого и волнующегося большинства найти легкий и успешный исход для своей заглушенной на время совести и умыть себе руки. Такие судьи бывали, и имена некоторых приобрели себе бессмертие. В одной старой и чудной книге, пережившей века, рассказан процесс, произведенный таким судьей и под влиянием таких указаний. Это бьло 1872 года назад. Судью звали Понтий Пилат»19. Действительно, любая благая идея, доведенная до абсурда, становится опасной — идея народного участия в правосудии превращается в средство борьбы с профессиональными судьями; реализация принципа скорости процесса переформатируется в упрощенные процедуры, покрывающие неспособность профессионального доказывания; принцип состязательности толкуется так, чтобы освободить судей от сложной задачи установления истины по делу; а идеи гласности и свободы слова развязывают руки недобросовестным СМИ по разжиганию страстей и воздействию на уголовное судопроизводство.
Однако обеспечения внешней независимости судей недостаточно — крайне важна внутренняя независимость. В настоящее время приобрело даже какой-то вид моды наличие кодекса профессиональной этики — множество страниц исписаны ведомствами и сообществами в попытках определить, «что такое хорошо и что такое плохо» в той или иной профессии20. Правда, наличие многословных, но скудных по содержанию и бесполезных по воздействию на поведе-
19 Там же. С. 85.
20 А. Ф. Кони своей нравственной кистью касается и этих картин нашей действительности: «Таким образом складывается ряд этических правил, образовывающих необходимую нравственную сторону в деятельности судьи и его ближних помощников. Поэтому следует изучать не только судебную технику и судебную практику, но и судебную этику как учение о приложении общих понятий о нравственности к той или другой отрасли специальной судебной деятельности. Этические правила существуют и в других отраслях права и в других учреждениях и областях общественной жизни. Значительная часть деятельности законодателя должна быть построена на целях и требованиях морали; с нравственной точки зрения оцениваются в финансовом праве некоторые виды займов и налогов и рекомендуются парализующие их вредное влияние меры. Нужно ли говорить об обширном проявлении нравственного элемента в постановлениях об организации тюремного дела и общественного благоустройства и безопасности? Особенно богата, затем, этическими вопросами область медицины. Здесь можно с полным правом говорить об отдельной и важной отрасли знания, необходимого для врача, — о врачебной этике. Достаточно указать лишь на такие вопросы, как о врачебной тайне, о явке к больному, о пределах сохранения секрета научно-врачебных открытий и т. д., чтобы увидеть всю важность этой отрасли профессиональной этики. Наконец, и область свободного творчества — искусство, литература и сцена не совершенно изъяты от влияния этических требований, ибо и здесь возможно сознательное обращение творчества на служение порочным и низким инстинктам и в средство удовлетворения больному или свирепому любопытству» (там же. С. 99). Как не вспомнить, например, Федеральный закон от 02.07.2010 г. № 151-ФЗ «О микрофинансовой деятельности и микрофинансовых организациях», ст. 19 ФЗ от 21.11.2011 г. № З23-Ф3 «Об
ние сводов внешних приличий не сделает человека безнравственного нравственным. Анатолий Федорович в этом смысле непреклонен: «В деятельности судьи, однако, должны сливаться правовые и нравственные требования. Правила для внешних деяний в своем практическом осуществлении неминуемо отражают на себе и внутренний строй души того, кто их осуществляет, ибо в каждом судебном действии наряду с вопросом, что следует произвести, возникает не менее важный вопрос о том, как это произвести. Чтобы не быть простым орудием внешних правил, действующим с безучастной регулярностью часового механизма, судья должен вносить в творимое им дело свою душу и наряду с предписаниями положительного закона руководиться безусловными и вечными требованиями человеческого духа...21 Наконец, нельзя не указать нравственной необходимости цельности в характере действий судебного деятеля во всех фазисах и на всех ступенях его работы и даже в частной его жизни, ибо "стрела тогда лишь бьет высоко, когда здорова тетива"; необходимости стойкости его в законной борьбе во имя правосудия и за правосудие и недопустимости в судебном деятеле рисовки, самолюбования, одностороннего увлечения своими талантами, с принесением человека в жертву картине и т. п. ...22 Можно также настойчиво желать, чтобы в выполнение форм и обрядов, которыми сопровождается отправление правосудия, вносился вкус, чувство меры и такт, ибо суд есть не только судилище, но и школа. Здесь этические требования сливаются с эстетическими, оправдывая свою внутреннюю связь, подмеченную некоторыми мыслителями»23.
Но даже при внешней и внутренней независимости судье трудно решать поставленные перед ним задачи, если процесс «вершения» правосудия не будет организован на основе правильно понимаемого принципа состязательности. А. Ф. Кони так охарактеризовал нравственный идеал прокурорской власти и адвокатской деятельности в суде: обвинитель и защитник есть не борющиеся непримиримые стороны поединка, преследующие свои цели, а помощники, соратники суда в деле установления истины. Правильно расставленные акценты в целях деятельности прокурора и адвоката позволяют, благодаря системности уголовного судопроизводства, верно определить и задачи, и функции, и полномочия этих участников судебного действа. Судебные уставы, по убеждению А. Ф. Кони, «облегчают и возвышают» задачу прокурора-обвинителя, «отнимая у исполнения ее формальную черствость и бездушную исполнительность.., вменяют в обязанность
основах охраны здоровья граждан в Российской Федерации», переполненные стадионы на концертах популярных матерщинников и пр.!
21 Там же. С. 91.
22 Там же. С. 98.
23 Там же. С. 97.
прокурору отказываться от обвинения в тех случаях, когда он найдет оправдания подсудимого уважительными, и заявлять о том суду по совести, внося, таким образом, в деятельность стороны элемент беспристрастия, которое должно быть свойственно судье»24. Прокурор «не должен ни представлять дела в одностороннем виде, извлекая из него только обстоятельства, уличающие подсудимого, ни преувеличивать значения доказательств и улик или важности преступления»25, он должен выступать по всем обстоятельствам, в том числе и свидетельствующим в оправдание обвиняемого. А. Ф. Кони констатирует сложившийся русский тип обвинителя-прокурора — «говорящий публично судья», выполняющий «грустный долг», «тяжелый долг» заявлять суду о виновности обвиняемого «без пафоса, негодования и преследования какой-либо иной цели, кроме правосудия, которое достигается не непременным согласием суда с доводами обвинителя, а непременным выслушанием их»26.
И современный взгляд на адвокатуру не сильно отличается от взглядов того времени, распределенных А. Ф. Кони на два противоположных вида: «защита есть общественное служение, говорят одни», «уголовный защитник, говорят другие, есть производитель труда, составляющего известную ценность, оплачиваемую эквивалентом в зависимости от тяжести работы и способности работника»27. Действительно, кто он, адвокат, — помощник судьи в отыскании истины или слуга своего клиента? Для А. Ф. Кони нравственный ответ однозначен — «он не слуга своего клиента и не пособник ему в стремлении уйти от заслуженной кары правосудия. Он друг, он советник человека, который, по его искреннему убеждению, невиновен вовсе или вовсе не так и не в том виновен, как и в чем его обвиняют». Ведь и в соответствии с действующим российским законодательством защитник защищает лишь законные интересы подозреваемого или обвиняемого28, а у человека, преступившего уголовный закон, нет законного интереса избежать наказания. Поэтому роль защитника «почтенна», поскольку «нет такого падшего или преступного человека, в котором безвозвратно был бы затемнен человеческий образ и по отношению к которому не было бы места слову снисхождения»29. В противоположность обязанности прокурора обязанность защитника «завидная» — «вызывать наряду со строгим голосом правосудия, карающего преступное дело, кроткие звуки милости к человеку, иногда глубоко несчастному»30.
24 Там же. С. 101.
25 Там же.
26 Там же.
27 Там же. С. 103.
28 См., напр., ст. 7 Федерального закона от 31.05.2002 г. № 63-Ф3 «Об адвокатской деятельности и адвокатуре в Российской Федерации».
29 Кони А. Ф. Нравственные начала в уголовном процессе. С. 103.
30 Там же.
Действительно, нет сомнения в истинности постулата, что уголовный процесс есть форма существования уголовного права. И если цель уголовного права заключается в искоренении преступности, в том числе через цель наказания — исправление преступника, то и цели и задачи уголовного процесса должны быть соответствующими. А это возможно лишь через справедливое отношение к участникам уголовного судопроизводства. С горечью говорит А. Ф. Кони о неправильно понятых в этой части задачах защиты: «защита преступника обращается в оправдание преступления, причем потерпевшего и виновного, искусно извращая нравственную перспективу дела, заставляют поменяться ролями, или как широко оплаченная ораторская помощь отдается в пользование притеснителю слабых, развратителю невинных или расхитителю чужих трудовых сбережений»31. Но и следователям, прокурорам, судьям А. Ф. Кони напоминает слова «знаменитого московского митрополита Филарета», а для университетских выпускников и работников еще и того, кто освящал многие здания Московского университета: «относиться к преступнику надо с христианской любовью, с простотой и снисхождением и остерегаться всего, что унижает или оскорбляет. Низко преступление, а человек достоин сожаления»32. Тогда и суд станет «в известном отношении» школой «для народа, из которой, помимо уважения к закону, должны выноситься уроки служения правде и уважения к человеческому досто-инству»33.
Вот такие ценные мысли «из далека» вновь звучат в год юбилея А. Ф. Кони. И это лишь мизерная толика богатого отечественного наследия, сокрытого за дубовыми дверями с пудовыми замками под современными и псевдомодными заграничными пломбами. В поисках обоснования дальнейших преобразований юридически образованные стряпчие законодателя часто действительно ссылаются на зарубежный опыт, а если и вспоминают опыт отечественный, то опять же ремаркой — мол, лучшее наше было переписано у просвещенной Европы. Обращение к опыту так называемых цивилизованных стран все чаще используется в полемиках, в том числе в научных, как апелляция к авторитету, после чего любые контраргументы высмеиваются как «квасной патриотизм» и советское (социалистическое или даже коммунистическое) мракобесие. Но вот свидетельства современника великих реформ: «Быстро и с запасом неожиданных сил появились у нас в первые же месяцы после преобразования судов в лице прокуроров и защитников судебные ораторы, не только глубоко
31 Там же. С. 104.
32 Там же. С. 102.
33 Там же. С. 105.
понявшие свою новую роль, но и умевшие владеть словом и вносившие в это уменье иногда и истинный талант. И не слепыми подражателями французскому образцу явились они. Они самостоятельно пошли своей дорогой, еще раз доказав способность духовной природы русского человека. Если, быть может, еще рано говорить о вполне выработанном типе русского прокурора, то во всяком случае нельзя не признать, что общий характер и приемы русской обвинительной речи имеют очень мало общего с тем, что под влиянием страстности национального темперамента, одностороннего отношения к подсудимому и освященных годами привычек излагают на суде в большинстве французские прокуро-ры»34. А. Ф. Кони напоминает нам о необходимости воздерживаться от «слепого подражательства», а одухотворять передовой правовой мировой опыт «природой русского человека» и настойчиво продолжать идти «своей дорогой».
С благодарностью к Анатолию Федоровичу за его размышления и наставления в заключение вспомним его совершенно предупреждающе-пророчески и грозно по-отечески звучащие ныне итоговые для вспоминаемой работы слова о «верном», но «стеснительном» компасе, которым являются нравственные начала — с ним тяжело, но без него гибель! Они обращены не только к законодателю и правоприменителю, но и к нам, университетским преподавателям: «Идеалы постепенно начали затемняться и нравственные задачи отходить на задний план. Служение правосудию понемногу начинает обращаться в службу по судебному ведомству, которая отличается от многих других лишь своей тяжестью и сравнительно слабым материальным вознаграждением. Надо вновь разъяснить эти идеалы, надо поставить на первое место нравственные требования и задачи. Это дело университетского преподавания. Университет — эта alma mater своих питомцев — должен напитать их здоровым, чистым и укрепляющим молоком общих руководящих начал...35 Вот почему желательно, чтобы в курс уголовного судопроизводства входил отдел судебной этики, составляя живое и богатое по своему содержанию дополнение к истории и догме процесса. И если иной, уже давно зрелый судебный деятель в минуту колебания перед тем, какого образа действий надо держаться в том или другом вопросе, вспомнит нравственные указания, слышанные им с кафедры, и, устыдясь ржавчины незаметно подкравшейся рутины, воспрянет духом, преподавание судебной этики найдет себе житейское оправдание.»36.
34 Там же. С. 100.
35 Там же. С. 106.
36 Там же. С. 107.
Список литературы
1. Высоцкий С. А. Кони. М., 1988.
2. Кони А. Ф. Собр. соч.: В 8 т. М., 1966.
3. Кони А. Ф. Отцы и дети судебной реформы. К пятидесятилетию Судебных уставов. М., 2003.
4. Смолярчук В. И. Анатолий Федорович Кони (1844-1927). М., 1982.
