Мятежная Калитва

Барабашов Валерий Михайлович

УДК 94(470)" 1921" ББК 63.3(2)

Барабашов Валерий Михайлович,

писатель, член Союза писателей России

(г. Воронеж)

МЯТЕЖНАЯ КАЛИТВА

КИНОСЦЕНАРИЙ МНОГОСЕРИЙНОГО ТЕЛЕВИЗИОННОГО ФИЛЬМА ПО МОТИВАМ РОМАНА «БЕЛЫЙ КЛИНОК»

О КИНОСЦЕНАРИИ «МЯТЕЖНАЯ КАЛИТВА»

Восстание крестьян на юге Воронежской губернии под предводительством Ивана Колесникова осенью 1920 года - это ветвь антоновского мятежа против Советской власти. Антоновщина, как известно, возникла не на пустом месте, небеспричинно - у большевиков были перегибы с продразвёрсткой, с утверждением своей власти на селе. Эти ошибки и недовольство крестьян умело использовали лидеры «Союза трудового крестьянства», возглавляемого эсерами. Представители «Союза...» были в штабе Антонова, на Тамбовщине, бывали они и у Колесникова. Практически они и направляли недовольство народа в нужное русло сопротивления Советам.

Киносценарий «МЯТЕЖНАЯ КАЛИТВА» известного воронежского писателя Валерия Барабашова посвящён этим, далёким теперь событиям двадцатых годов прошлого века, которые развернулись сначала в слободе Старая Калитва, а затем охватили соседние сёла и уезды. В центре авторского внимания - бывший унтер-офицер царской армии, выходец из зажиточной семьи, Иван Колесников, ставший при Советской власти красным командиром, а затем возглавивший «Воронежскую повстанческую дивизию». Надо отдать ему должное - на первых порах он умело громил воронежские разрозненные силы милиции, ЧК и военные формирования, разрабатывал планы соединения с армиями Антонова. А это в будущем для власти представляло бы серьёзные последствия. Поэтому на подавление воронежских мятежников Москва бросила крупные воинские подразделения. Но главным фактором успешной этой кампании была, конечно, замена правительством продразвёрстки продналогом весной 1921 года.

Судьба Ивана Колесникова сходна шолоховскому Григорию Мелехову, жизнь испытывала его и на верность воинской присяге, и слову, данному землякам, и нравственным принципам. Прежде всего он воевал с самим собой, с обстоятельствами, в которых оказался. И эта зигзагообразная жизнь, метания бывшего красного командира и главаря «воронежских бандитов» закончилась трагически.

Конечно, теперь, когда в России другой политический строй, на судьбу Ивана Колесникова и других повстанцев можно посмотреть иными глазами.

Киносценарий написан по мотивам романа В. Барабашова «БЕЛЫЙ КЛИНОК», выходивший в Москве в «Воениздате» в 1990 году 100-тысячным тиражом, а в 2002-м в Воронеже. Роман привлёк внимание читателей исторической правдой, захватывающим сюжетом, запоминающимися характерами героев, колоритным языком, на котором до сих пор говорят на юге Воронежской области.

Сценарий сохранил все эти достоинства литературного произведения, усилил, обострил иные сюжетные повороты, углубил характеристики персонажей.

Уверен, в руках талантливого режиссёра из этого сценария может получиться интересный, достойный внимания многих зрителей страны художественный кинофильм.

РУСЛАН ГОСТЕВ,

доктор исторических наук,

профессор,

депутат Государственной Думы Федерального Собрания РФ. г. Москва.

ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА:

КОЛЕСНИКОВ Иван Сергеевич -

командир Воронежской повстанческой дивизии.

БЕЗРУЧКО Митрофан Васильевич -голова политотдела дивизии

НУТРЯКОВ Иван Михайлович -начальник штаба дивизии

КОНОТОПЦЕВ Александр - начальник разведки ПОЗДНЯКОВ Григорий - командир Старокалитвянского полка ПАРХОМЕНКО Богдан - командир Новокалитвянского полка РУДЕНКО Пётр - командир Терновского полка

АНТОНОВ Александр Степанович - начальник Главоперштаба тамбовских повстанческих армий

ЯЗЫКОВ Юлиан Мефодьевич - порученец Антонова. Бывший офицер Деникинской Добровольческой армии

БОГУСЛАВСКИЙ Александр - бывший подполковник царской армии, член штаба Антонова СУЛКОВСКИЙ Иосиф Матвеевич - ответственный секретарь Воронежского губкома партии большевиков (ВКПб)

МОРДОВЦЕВ Фёдор Михайлович - военком Воронежской губернии АЛЕКСЕЕВСКИЙ Николай Евгеньевич - председатель Воронежской губчека ЛЮБУШКИН Михаил Иванович - начальник Воронежской милиции (потом - председатель губчека)

НАЗАРУК Трофим Кузьмич - кулак

ЛЯПОТА Алексей Фролович - лавочник

КУНАХОВ Прохор - дезертир Красной армии

ГОНЧАРОВ Марко - дезертир, пулемётчик

КОЛЕСНИКОВА Оксана - жена Ивана Колесникова

ДОРОШЕВ Данила - сельский учитель

МАРИЯ АНДРЕЕВНА - мать Ивана Колесникова

ПРАСКОВЬЯ, НАСТЯ - сёстры Ивана Колесникова

ДЕД НИКИФОР - боец-повстанец

МАНШИН ДЕМЬЯН - боец-повстанец

КОНДРАТ, ФИЛИМОН - телохранители Колесникова

СОБОЛЕВА ЛИДА - наложница Колесникова

НАУМОВИЧ Станислав Иванович - председатель уездной чека

КАРАНДЕЕВ Павел, ВЕРЕНИКИНА Екатерина - разведчики чека

ЕФРОСИНЬЯ - активная крестьянка

БЕЛОЗЁРОВ Андрей Лукич - командир полка Красной армии

ШМАТКО Яков, он же «Батько Ворон» - командир конного чекистского отряда

ГУСЕВ - сослуживец Колесникова

В ЭПИЗОДАХ:

НАЗАРУК Михаил - командир продотряда ЛЫКОВ Егор - зам. командира КЛУШИН - боец продотряда

КЛЕЙМЁНОВ Василий Степанович - председатель волостного исполкома села Меловат-ка Калачеевского уезда

ЖИГЛОВ Веня - комсомольский активист Меловатки САКАРДИН - председатель волисполкома (Старая Калитва) ВЫДРИН - телеграфист станции Россошь БЫКОВ Георгий Федотович - председатель Ревтрибунала Евдокия НАЗАРУК - жена Трофима Назарука ГОРПИНА - мать Данилы Дорошева

ОТЕЦ ЕВЛАМПИЙ (поп сельского прихода. Старая Калитва)

ИВАШКА - сельский дурачок

БАХАРЕВ - комендант Воронежской губчека

РОЗЕН - оперуполномоченный губчека

ГАВРИЛОВ - оперуполномоченный губчека

ЛЕЙБА Семён - крестьянин села Скнаровка

ДЕТИ села Скнаровка

«Бандиты» Батьки Ворона - Дегтярёв, Дибцов и др. Старуха в поезде, старики села Терновка Попутчик Колесникова Танечка, дочь Колесникова (4 года)

Раиса, квартирная хозяйка (село Каменка Тамбовская губ.)

КУНАХОВ-отец, зажиточный крестьянин

Хлопцы-пулемётчики

Рыкалов Фома Петрович, кулак

Мать Лиды

Матрёна - жена Петра Руденко

Варрава Степан - командир эскадрона повстанцев

Староста села Журавка

КАСЬЯН - связной. ФЕДЬКА - боец

ЦУКЕРМАН - ювелир (Калач)

ИЛЬЯ - приказчик

МИЛЮТИН Николай Александрович, уполномоченный ВЦИК МИЛОНОВ, СЕМЁНОВ - красные командиры

ДЕЙСТВИЕ ПРОИСХОДИТ НА ТЕРРИТОРИИ ВОРОНЕЖСКОЙ И ЧАСТИЧНО

ТАМБОВСКОЙ ГУБЕРНИЙ В ОКТЯБРЕ 1920 ГОДА - ИЮНЕ 1921 ГОДА.

ГОЛОС ДИКТОРА:

ОСЕНЬЮ 1920 ГОДА, В РАЗГАР ГРАЖДАНСКОЙ ВОЙНЫ В РОССИИ, НАПРЯЖЁННОЙ ЖИЗНЬЮ ЖИЛА ВОРОНЕЖСКАЯ ГУБЕРНИЯ.

ПОСЛЕ ЛЕТНЕЙ ЗАСУХИ СВИРЕПСТВОВАЛ ГОЛОД, ШИРИЛОСЬ ВОССТАНИЕ КАЗАКОВ В СОСЕДНЕЙ, ДОНСКОЙ ОБЛАСТИ, ПРОТИВ СОВЕТОВ ПОДНЯЛАСЬ ТАМБОВЩИНА. ЮГ ВОРОНЕЖСКОЙ ГУБЕРНИИ ТРЕВОЖИЛИ ШАЙКИ ДЕЗЕРТИРОВ, БАНДЫ ФОМИНА, ВАРРА-ВЫ, КУРОЧКИНА... НАВЕДЫВАЛСЯ С УКРАИНЫ И НЕСТОР МАХНО.

НЕМНОГОЧИСЛЕННЫЕ ЧАСТИ КРАСНОЙ АРМИИ, РАСКВАРТИРОВАННЫЕ В ЮЖНЫХ УЕЗДАХ ГУБЕРНИИ, ВЕЛИ ИЗНУРИТЕЛЬНЫЕ И ЧАСТО БЕЗУСПЕШНЫЕ БОИ С ПРОТИВНИКАМИ СОВЕТСКОЙ ВЛАСТИ.

МЯТЕЖНАЯ КАЛИТВА

П е р в а я с е р и я

На экране постепенно нарастает гул приближающейся конной лавы. Краснозвёздные конники с мощным «ура!», с шашками наголо настигают банду Варравы - начинается обоюдная рубка, стрельба. В кадре - Иван Колесников, командир эскадрона Красной армии. На боку у него - белые ножны шашки. Мелькают лица Варравы, Гусева - взводного командира.

Звенят клинки.

Раздаются возгласы сражающихся:

- На-ка, землячок, получай!

- Куды метишь, гад!.. Словил, ага!

- Ещё хошь?.. Примай!

- Ух ты, грозный какой! А вот так - отобьёшь? Ха-ха-ха...

- А это тебе на закуску. Умойся теперича красной юшкой.

- На, бандитская твоя рожа!

ВАРРАВА целится в Колесникова из винтовки.

В последний момент Гусев саблей бьёт по стволу, раздаётся выстрел, пуля попадает Колесникову в ногу. Он хватается за рану.

Кавалерист (кричит): - Командира ранило!

КОЛЕСНИКОВ: - Гусев, командуй!

ГУСЕВ (с залитым кровью лицом): - Эскадрон! С флангов! Бей, не жалей! Вперёд!

Звенят клинки.

ВАРРАВА: - Тикаем, хлопцы! Врассыпную!

Остатки банды бросились в разные стороны.

ГУСЕВ: - Ты как, Иван? Кровь хлещет.

КОЛЕСНИКОВ: - Живой. Спасибо тебе. Хорошо бы кость не задело. Помоги слезть. Ага, нормально. Давай перевяжем. Мотай поверх штанов. Эскулапы потом разберутся.

ПАЛАТА ГОСПИТАЛЯ.

КОЛЕСНИКОВ: - Тебя-то как угораздило, Гусев? Лоб рассекли.

ГУСЕВ: - Не успел увернуться. Видел, как он, сволочь, замахивался. Но ничего, заживёт, кожу только стесал. Шрам, наверное, будет.

КОЛЕСНИКОВ: - Должник я теперь твой, Гусев. Ты мне жизнь спас.

iНе можете найти то, что вам нужно? Попробуйте сервис подбора литературы.

ГУСЕВ: - Да ладно, чего там! Вовремя я увидал...Ты бы тоже так сделал.

КОЛЕСНИКОВ: - Конечно, как иначе?!

В ПАЛАТУ ВХОДИТ КОМАНДИР ПОЛКА, БЕЛОЗЁРОВ.

БЕЛОЗЁРОВ: - Ну, как вы тут?

КОЛЕСНИКОВ: - Поправляемся, товарищ командир полка.

БЕЛОЗЁРОВ: - Надо же - сразу обоих!.. Ты, Иван Сергеевич, чего в самую гущу полез? Эскадрон теперь без командования.

КОЛЕСНИКОВ: - Азарту поддался, Андрей Лукич. Варрава этот наглый, я видел, что он со своими хлопцами попугать нас решил. Ну и пришлось. Деревенская привычка, стенка на стенку. Не привык я отступать.

БЕЛОЗЁРОВ: - Смелость твоя известная, Колесников, молодец. Только не вовремя тебя зацепило. Меня в дивизию хотели забрать, и на тебя виды командование имело. Да и Гусев ранен. Кому теперь эскадрон поручить - ума не приложу.

ГУСЕВ: - Да я хоть завтра в строй, товарищ командир полка!

БЕЛОЗЁРОВ: - Ну, завтра не завтра. А ты, Колесников, отпуск возьми, дома подлечись.

КОЛЕСНИКОВ: - Придётся, ага. Чего тут валяться. Рана уже подживает.

БЕЛОЗЁРОВ: - Обоих к наградам представлю. Советская власть благодарна вам, ценит. Иван Сергеевич, ты вот что: давай денька через два-три мы тебя в Кантемировку отвезём, к поезду. Доедешь до Россоши, а там.

КОЛЕСНИКОВ: - Да там я, считай, дома, Андрей Лукич! На какой-нибудь попутной подводе доберусь.

БЕЛОЗЁРОВ: - Отдыхайте! (Уходит)

ТАБЛИЧКА НА ДВЕРЯХ КАБИНЕТА:

СУЛКОВСКИЙ И.М.

ОТВЕТСТВЕННЫЙ СЕКРЕТАРЬ ВОРОНЕЖСКОГО ГУБКОМА ВКП(Б)

В КАБИНЕТЕ СУЛКОВСКИЙ И МОРДОВЦЕВ, ВОЕНКОМ ГУБЕРНИИ.

СУЛКОВСКИЙ: - Что с дезертирами будем делать, Фёдор Михайлович? У тебя, как у военкома, какие соображения? Дезертиров - тысячи: наши, местные, с Донской области, с Крыма прибежали. Прячутся у нас в лесах, лагеря разбивают, в землянках живут.Богучар, Бобров, Калач, на севере Новохопёрск. Нападают на продотряды, разоружают милицию. Да и частям Красной армии достаётся.

МОРДОВЦЕВ (покашливает в кулак): - Знаю всё, Иосиф Матвеевич. Наших, губернских, сил не хватает. Задерживаем отдельных дезертиров, устраиваем облавы в лесах, прочёсываем деревни. Но. шайки вооружены, голыми руками не возьмёшь. Нужны. кх!..кх!..круп-ные армейские подразделения. кх!

СУЛКОВСКИЙ: - Врангель не добит, Крым за горло держит, южный фронт не оголишь.-Фёдор, тебе лечиться надо, плохо выглядишь, кашляешь.

МОРДОВЦЕВ: - Да когда лечиться? Сплю по два-три часа.

СУЛКОВСКИЙ: - И всё же, всё же. Хотя бы таблетки принимай.

МОРДОВЦЕВ: - Да глотаю я их. Понимаешь, Иосиф Матвеевич, главная опасность шаек этих, дезертирских, - это влияние на местных жителей. В страхе народ в волостях держат, агитацию против Советской власти ведут. Не дай Бог объединятся, как на Тамбовщине.

СУЛКОВСКИЙ: - Мы этого не должны допустить. Пленум губкома проведём, вынесем соответствующее постановление: дезертиров ловить и судом наказывать, имущество их забирать, волости и уезды повязать ответственностью за дезертиров, усилить, ужесточить работу Ревтрибунала. Тебе тут поработать придётся, Фёдор Михайлович.

МОРДОВЦЕВ: - Я лично всё сделаю для того, чтобы каждый, кто бросил винтовку или повернул её против нас, Советской власти, получил по заслугам. Власть бандитам и их приспешникам мы не отдадим. Мы кровью за неё заплатили, жизнями. кх!.. кх!.. Ревтрибунал, полевые суды.расстрелы. Наведём порядок, Иосиф Матвеевич, наведём! Вон, у соседей, в Донской области, по указанию товарища Троцкого, не церемонятся с казаками...кх! Кх!.. И нам миндальничать не с руки.

ПАЛАТА ГОСПИТАЛЯ,

КОЛЕСНИКОВ СОБИРАЕТСЯ В ДОРОГУ.

ГУСЕВ: - Ну, Иван, поправляйся скорей. Полк тебя ждёт. Намекнул же Белозёров.

КОЛЕСНИКОВ: - Подождёт. Колено, чёрт, дёргает. Хорошо, хоть пулю вынули, и кость не задета. Мясо заживёт.

ГУСЕВ: - Кто у тебя дома?

КОЛЕСНИКОВ: - Жинка, Оксана, дочка, мать и сёстры. Полная хата баб, не скучно.

ГУСЕВ: - Родня тебя быстро на ноги поставит.

КОЛЕСНИКОВ: - Поставят, ага. Ладно, Гусев, бывай. Ещё раз спасибо за тот бой. Второй раз жить буду. Ты тут не залёживайся, эскадрон без присмотра.

ГУСЕВ: - Завтра и я выписываюсь. Рану зашили, хватит валяться. Счастливого пути, Иван Сергеевич. Будь!

КОЛЕСНИКОВ: - И тебе счастливо. Даст Бог, свидимся.

С Т А Р А Я К А Л И Т В А

2 НОЯБРЯ 1920 ГОДА.

ПО РАЗБИТОЙ ОСЕННЕЙ ДОРОГЕ НА НЕСКОЛЬКИХ ПОДВОДАХ ДВИЖЕТСЯ ВООРУЖЁННЫЙ ПРОДОТРЯД. НА ПЕРЕДНЕЙ ПОДВОДЕ - МИХАИЛ НАЗАРУК И ЕГО ЗАМЕСТИТЕЛЬ ЛЫКОВ.

ЛЫКОВ: - Вой твои земляки подымут, Михаил. Считай, неделю назад были.

МИХАИЛ: - Ничего, у кулачья хлеба много. Нехай с Советской властью поделятся.

ЛЫКОВ: - Да так-то оно та-ак. Отдадут ли?

МИХАИЛ: - Заставим, в случае чего. (Хлопает себя по кобуре.) Мы с тобой, Лыков, кто? Представители власти! А с властью, брат, не шали. Быстро к стенке прислоним.

ЛЫКОВ: - Клушин! Гляди, шинель спалишь, табакур! Искры, вон.

КЛУШИН: - Не бойсь, не спалю.

МИХАИЛ: - Калитва, конечно, озлобится. А в других сёлах с музыкой, что ли, встречали? Ничего, отдадут. Объясним что к чему.

ВЪЕХАЛИ В СТАРУЮ КАЛИТВУ.

НЕПРИВЕТЛИВЫЕ ЛИЦА СЕЛЬЧАН.

НИКИФОР: - Мишка, ты? Назарук!

МИХАИЛ: - Ну, я. Чего горланишь, будто кочет?

НИКИФОР: - Опять, что ли, по сусекам нашим скрести собираисси?

МИХАИЛ: - Собираюсь. Мешок зерна готовь, Никифор.

НИКИФОР: - А два не хошь? И где я тебе его возьму? Батьку своего, кулака, потряси. У Трофима не иначе зерно игде-нибудь припрятано.

МИХАИЛ: - Сам знаю, не указывай, старый хрен. Жди, заедем.

НИКИФОР: - Ой, Мишка, гляди - доиграисси. С одного медведя две шкуры дерёшь.

СТАРЫЙ РАЗДОЛБАННЫЙ ВАГОН ПАССАЖИРСКОГО ПОЕЗДА.

У ОКНА СИДИТ ИВАН КОЛЕСНИКОВ.

СТАРУХА: - Раненый, что ль, касатик? С палкой-то.

КОЛЕСНИКОВ: - Раненый, мать.

СТАРУХА: - Охо-хо-о. И когда ж вы друг дружку убивать перестанете?

КОЛЕСНИКОВ: - Вот врагов разобьём.

СТАРУХА: - Да какие враги?! Русские все. Гробите один другого. Большевики, заразы, эту бучу затеяли.

КОЛЕСНИКОВ: - Ты поосторожней, мать. Неровён час.

СТАРУХА: - А мне нечего бояться, прожила жизнь. А смута вся от них - от Ленина. Царя убили, развёрсткой энтой народ душат, полову да жёлуди едим. А хлебушко-то наш игде? Можешь сказать?

КОЛЕСНИКОВ: - Мать, моё дело военное.

СТАРУХА: - А ты всё равно - раскинь мозгами: за что воюешь? За кого? Сам-то - голытьба, что ль?

КОЛЕСНИКОВ: - Да не сказал бы. Не бедствовали.

СТАРУХА: - Вот! Куды конь с копытом, туда и рак с клешнёй. Чего в заваруху эту полез?

КОЛЕСНИКОВ: - Мобилизовали. Я человек подневольный. Да и интересно, мать. Чья возьмёт.

СТАРУХА: - Интересно ему! Голова-то у тебя на что? Шапку носить? В этот раз ногу тебе покалечили, вдругорядь башку-то и снесут. Пошли, Дарья, наша станция.

ПОУДОБНЕЕ УСТРОИВШИСЬ В УГОЛКЕ, КОЛЕСНИКОВ ЗАКРЫЛ ГЛАЗА. НАХЛЫНУЛИ ВОСПОМИНАНИЯ.

ПЕРВЫЙ СОН КОЛЕСНИКОВА: СТАРАЯ КАЛИТВА. 1916 ГОД. ЛЕТО.

Вечер. Молодёжь гуляет возле одного из домов. Здесь Колесников, Оксана, Данила Дорошев, Марко Гончаров, Мишка Назарук, сёстры Колесникова (Прасковья и Настя), Ефросинья, Дунька, Глафира, другие девушки и парни. Звучат частушки.

ФРОСЯ: - Меня милый целовал, К стеночке приваливал. Он такую молодую Замуж уговаривал.

МАРКО ГОНЧАРОВ (играет на гармошке):

- Целоваться - не грех, Стыда никакого. Губки бантиком сложи -Раз-два и готово.

- Фроська, давай почеломкаемся! По-городскому научу.

ФРОСЯ: - Иди ты!

Пляшет перед Колесниковым:

- Я по садику гуляла. Вишенка висела. Меня милый целовал, А я его не смела.

ФРОСЯ: - Ну, Иван, чего ты? КОЛЕСНИКОВ: - А чего я? ФРОСЯ: - Иди в круг! Иди, поцелую!

КОЛЕСНИКОВ: - В другой раз, Фрося. (Колесников следит глазами за разговаривающими Оксаной и Данилой.)

ДАНИЛА: - Можно я тебя провожу, Оксана?

ОКСАНА: - Ивана не боишься? Вон, как на нас уставился.

ДАНИЛА: - Не боюсь. Правда, что он обещал сватов заслать?

ОКСАНА: - Слух такой пустил, да.

ДАНИЛА: - Не спеши, Оксана. Я люблю тебя.

ОКСАНА: - И ты мне люб, Данилушка. Как подумаю о тебе - сердце заходится. Только робкий ты какой-то, несмелый.

ДАНИЛА: - Калека я, ты знаешь. Нога, вот. ОКСАНА: - Ну, нога. Живут же.

ДАНИЛА: - Живут. Мало радости. И ты. ты просто жалеешь меня. Пойдём, а?

КОЛЕСНИКОВ (вихрем налетел на них): - О чём это вы воркуете, голубки, а? Ну-ка, ну-ка, Данила, отойди от дивчины. Ксюха, дай локоток. Пошли! ОКСАНА: - Мы просто побалакать хотели, Ваня.

КОЛЕСНИКОВ: - Побалакать. Небось, замуж зовёт? ОКСАНА (потупясь): - Зовёт.

КОЛЕСНИКОВ: - Я же сказал матери твоей: к Покрову сватов зашлю. И чего ты в нём нашла, Оксана?

ОКСАНА: - Хороший он, добрый. Учитель.

КОЛЕСНИКОВ: - А я плохой?

ОКСАНА: - И ты хороший. Только злой бываешь. Боюсь я тебя.

КОЛЕСНИКОВ: - Тоже, нашла жениха! Дом - развалюха, Данила - хромой. Не видишь, что ли?

ОКСАНА: - Он в детстве под телегу попал, нога так и срослась. Жалко мне его.

КОЛЕСНИКОВ: - Ты вот что, Ксюха: ещё раз увижу его рядом с тобой - другую ногу поломаю. Забудь его. У нас тебе хорошо будет. Колесниковы - не бедные, знаешь. Давай, вот, на лавочку сядем, я тебе чего-то ласковое на ушко скажу. Сидай ближче.

ОКСАНА: - Не надо, Ваня, не трогай меня. Сватов засылай, ежли решил. А я подумаю. И без венчания никаких игрищ. Пусти!

iНе можете найти то, что вам нужно? Попробуйте сервис подбора литературы.

КОЛЕСНИКОВ: - Ишь, какие мы неприступные! Небось, другие девки не ломаются. Вон, Дунька, Глафира.

ОКСАНА: - К ним и иди.

КОЛЕСНИКОВ: - Ладно, ладно, шуткую я.

ОКСАНА (встаёт): - Пойду, поздно уже. Иван, я всё спросить хочу: ты с германской войны сбёг, что ли?

КОЛЕСНИКОВ: - Какой сбёг?! В отпуске я. Ранение имею, подлечиться надо. И война ще не кончилась. Толкуют - скоро другая власть будет. Может, забудут про меня.

ОКСАНА: - А придут за тобой?

КОЛЕСНИКОВ: - А я сховаюсь. Ищи ветра в поле. (Смеётся.) Не, с германцами надо до победного. Или мы их, или они нас. Ладно, иди. И знай: моя ты будешь, никому тебя не отдам. Поняла?

ПОПУТЧИК: - Эй, служивый! К Россоши прикатили, подымайся!

КОЛЕСНИКОВ: - А?.. Спасибо.

ПОПУТЧИК: Мабуть, гарный сон бачив?

КОЛЕСНИКОВ: - Ага, бачив. Жинку свою коханую обнимав.

ПОПУТЧИК: - Знать, наскучал.

ТАБЛИЧКА на избе:

«Волостной исполком.

Старая Калитва».

НА КРЫЛЬЦЕ - МИХАИЛ НАЗАРУК

И ПРЕДСЕДАТЕЛЬ ИСПОЛКОМА САКАРДИН.

МИХАИЛ: - Начнём с зажиточных, с отца моего, с Кунаховых.

САКАРДИН: - Лавочника, Алексея Фролыча, не забудь. К батьке своему, Трофиму Кузьмичу, сам пойдёшь, Михаил? Нрав у него. сам знаешь.

МИХАИЛ: - Да, сам. Родство тут ни при чём. Советской власти хлеб нужон.

САКАРДИН: - Ну-ну, тебе виднее.

У ВОЛИСПОЛКОМА СОБИРАЕТСЯ НАРОД.

МИХАИЛ: - Лыков, вы с того конца слободы начинайте. Клушин, а ты с Матвеевым на Чупаховку паняйте. Возьми пацана, он тебе дом Кунаховых укажет. Лавочник, Алексей Фро-лыч, там рядом, у него дом с петухами.

НИКИФОР: - Мишка, гусей дразнишь. У лавочника в прошлый раз всё подчистую выгребли, все это видали.

МИХАИЛ: - Дед, ты что - заступником у кулаков? Не они ли тебя до революции мордовали?

НИКИФОР: - До революции - они, а теперя - вы. Все вы нехристи. Тьфу!

ФРОСЯ: - Мишка, да что же вы, правда, вдругорядь до нас заявилися? Мы же всё поотда-вали неделю назад. Чи других сёл нема? Вон - Новая Калитва, Гороховка, Дерезовка.

МИХАИЛ: - Фроська, ты не в своё дело не встревай. Мы везде по второму и третьему разу уже были. И везде понимают, что без хлеба Советской власти конец.

ФРОСЯ: - А так нам конец. Толстопузых трясите, у нас хлеба нема!.. Так, Оксана? Скажи, чего мовчишь? Или у Колесниковых закрома полные? Твой муж, командир Красной армии, тоже, небось, по деревням шастает, хлебушко у людей отымает.

ОКСАНА: - Чтоб у тебя язык к зубам присох, Фроська! Иван на фронтах с девятнадцатого года. И у нас в прошлый раз продотряд всё подчистую вымел.

ФРОСЯ: - Вот и не молчи. А то я тут одна надрываюсь. А вы что, бабы, воды в рот набрали?.. Эй, Мишка, заворачивай оглобли, катись отседова!

ТОЛПА ГУДИТ, СОЧУВСТВУЕТ ЕФРОСИНЬЕ.

ДАНИЛА: - Здравствуй, Ксюша, здравствуй, моя коханая.

ОКСАНА: - Данила, да ты что?! Люди кругом, ещё скажут чего.

ДАНИЛА: - Пусть говорят. Пусть знают: любил и люблю.

ОКСАНА: - Нашёл время признаваться. Забыл, что ли? Я столько лет уже замужем. Дитё вот, Танюшка, видишь? Опомнись, Данила, не позорь меня. И на свою голову беду не кличь.

ДАНИЛА: - Прости, не сдержался я. Увидел тебя и в голове помутилось. Прости!.. А ты тоже. бунтовать пришла?

ОКСАНА: - Скажешь тоже - бунтовать. Я у знахарки нашей была, у Костылихи. Танюшка занедужила. А тут гляжу - народ. Как живёшь, Данила?

ДАНИЛА: - Какая жизнь без тебя?! Всё жду: бросишь ты своего Колесникова.Или убьют его на войне.

ОКСАНА: - Типун тебе на язык, Данила! Что такое говоришь? Бог тебя накажет за такие слова.

ДАНИЛА: - Да, прости. Увижу тебя - не понимаю, что говорю. (Уходит.)

СТАНЦИЯ РОССОШЬ.

Из вагона выходит Колесников. Опираясь на палку, обходит базарные ряды.

- Земляки, в Старую Калитву никто не едет, а?.. Подбросил бы кто раненого. Не едешь, землячок?.. Жаль. А ты?

ХОДИТ ПО БАЗАРУ.

СТАРАЯ КАЛИТВА.

МИХАИЛ: - Бабы, ну хоть по цибарке зерна дайте! В Воронеже люди с голоду пухнут, дети мрут.

ФРОСЯ: - А у нас что - не дети? У меня трое, вот Наталья стоит, у неё четверо, полову едят. Засуха была в этом году, всё посохло. Голод. Городским, значит, отдай, а самим солому жевать?!

МИХАИЛ: - Фрося, хватит смуту разводить. И ты, дед Никифор. Самые горластые тут выискались. Пропаганду разводите вражескую.

НИКИФОР: - Какая пропаганда, Мишка? Жрать и мы, деревенские, хочем.

МИХАИЛ: - Всё, закрываю я этот балаган. Расходитесь по домам, граждане. Хлеб всё одно сдавать придётся. Норма - цибарка с едока. Это с бедноты. А с зажиточных. сами понимаете.

МИХАИЛ ЕДЕТ К СВОЕМУ ОТЦУ.

ФРОСЯ (ему вслед): - Цибарка с едока! Паскудники! Как нам жить? Чем я своих пацанят кормить буду? А, дед?

НИКИФОР: - Мишка нас и слухать не хоче. Бунтовать надо-ть. Молодых мужиков подымать, молодых! В колокол бить!.. Ивашка, игде ты есть, блаженная твоя душа? Лезь на колокольню!

ИВАШКА: - Не-е. Поп, вон, лается, ухи, каже, за фулюганство оборву. ПОП (в рясе): - И оборву. Ишь! Звон - это святое дело!

НИКИФОР: - Ивашка: а я тебе велю: лезь и звони! Это не фулюганство, ежли для народа.

ГУДИТ НАД СТАРОЙ КАЛИТВОЙ КОЛОКОЛ. ТОРОПИТСЯ НА ПЛОЩАДЬ НАРОД.

РОССОШЬ. ПРИВОКЗАЛЬНЫЙ БАЗАР. ПОДВОДЫ, ИДЁТ ВЯЛАЯ ТОРГОВЛЯ.

БОГДАН : - Эй, служивый! Поди-к сюды! КОЛЕСНИКОВ: - Звал?

БОГДАН: - Звал. Ты про Старую Калитву спрашивал? КОЛЕСНИКОВ: - Ну. БОГДАН: - Я в Новую Калитву поеду. КОЛЕСНИКОВ: - Ну, дак это рядом, через луг.

БОГДАН: - Да я вот гляжу, хромой ты. А там с километр пёхом переть. КОЛЕСНИКОВ: - Как-нибудь доковыляю. Не с курорта еду. БОГДАН: - Вижу. Придётся погодить, пока не продам.

КОЛЕСНИКОВ: - Подожду. Давай покурим. (Угощает Богдана папиросами.) БОГДАН: - Вон ты какие куришь! Командирские.

ДОМ ТРОФИМА НАЗАРУКА.

ТРОФИМ (сидит у окна): - Опять продотрядовцы заявились, мать иху!.. Вот шакалы. Токо что были. Никак к нам едут?! Ага, к нам. Гляди, Евдокия, - Мишка! Да на двух подводах. Вот вражина! Ну, ладно, встрену я тебя по-родственному. (Хватает с лавки топор.) ЕВДОКИЯ: - Трофимушка, ты что удумал? Мишка - сынок наш.

ТРОФИМ: - Цыц, дура! Дворовой сучке он сынок. Против отца-матери пошёл, снова грабить заявился. Корми их лапотную Красную армию! За хлебушком он едет. А ты его ростил?.. Убью!

ЕВДОКИЯ: - Опомнись, Трофим!.. О, господи! Входите, открыто!

МИХАИЛ (входят с Лыковым): - Здравствуйте, мамо. Доброго здоровья и тебе, отец.

ЛЫКОВ: - Здравствуйте, люди добрые.

ТРОФИМ: - С чем пожаловал, Михаил?

ЕВДОКИЯ: - Сидайте, сидайте! Шинеля свои скидайте, в хати тэпло. Борща я навары-

ла.

ЛЫКОВ: - Мы ненадолго, мать. Не беспокойтесь. ТРОФИМ: - Не вечерять они к тебе заявились. Грабить.

МИХАИЛ: - С продразвёрсткой мы. Воронежу хлеб нужен. Да и Москва, Петроград голодают.

ТРОФИМ: - Ты бы ще заграницу назвав. Там тоже, мабуть, нашего хлебушка дожидаются. И всё с крестьянина шкуру драть, так?

МИХАИЛ: - Ну. в городах хлеб не растёт.

ТРОФИМ: - А вот это, сынок, бачив? (Показывает Михаилу кукиш.) И Воронежу, и Москве, и лично Ленину вашему! На!

ЛЫКОВ: - Трофим Кузьмич, ты с фигурами поаккуратней. Мы - представители власти, с нами так нельзя. А товарища Ленина вообще не трожь. (Кричит): - Не трожь, я сказал!

ТРОФИМ: - Вот вам ещё одна дуля. Ниякого хлиба вы не получите. И Калитву не замай, Мишка, по-хорошему прошу. Собирай зараз свой отряд и катись отседова к чёртовой мате-

ЕВДОКИЯ: - Трофимушка, у нас же с прошлого году два мешка осталось.

ТРОФИМ: - Не твово ума дело, дура!

МИХАИЛ: - Ладно, сами найдём. Пошли, Лыков.

СТАНЦИЯ РОССОШЬ.

БОГДАН: - С кем воевал-то?

КОЛЕСНИКОВ: - С кем сейчас Красная армия воюет, не знаешь, что ли? Врангель, Махно, поляки, шайки всякие. На Дону у нас неспокойно - казаки. Войны хватает.

ПОКУПАТЕЛЬНИЦА: - Сало почём у тебя?

БОГДАН: - По деньгам. Уступлю, ехать надо.

ПОКУПАТЕЛЬНИЦА: - А пашаничку уступишь?

БОГДАН: - И пашаничку уступлю. Давай сумку. Цибарку?

ПОКУПАТЕЛЬНИЦА: - Не, половину. Сыпь.

КОЛЕСНИКОВ: - Зерно же запрещено продавать на базарах.

БОГДАН: - Мало ли что. Своим торгую. Излишки. Ты бы тоже продавал. Или твой батько.

КОЛЕСНИКОВ: - Батько помер недавно. Я как раз в госпитале лежал.

БОГДАН: - А-а.Ты, небось, у Будённого був? Или казаков в Донской области усмиряв?

КОЛЕСНИКОВ: - Ты, земляк, слишком любознательный. Где я был и чего делал, тебе этого знать не положено.

БОГДАН: - Да это я так, по простоте. Вижу, личность знакомая. Колесников? Иван?

КОЛЕСНИКОВ: - Ну, я. А ты. Что-то не припомню.

БОГДАН: - А я Пархоменко, Богдан. Тебя я по игрищам помню, хаживали мы с хлопцами в вашу Старую Калитву. До революции ещё. Девки у вас знатные.

КОЛЕСНИКОВ: - Девки у нас знатные, да. Ты, Богдан, посиди, а я пока гостинцев домашним прикуплю. Сёстры у меня, жинка.

БОГДАН: - Давай, иди.

МИХАИЛ С ЛЫКОВЫМ КОПАЮТ В САРАЕ ЯМУ.

iНе можете найти то, что вам нужно? Попробуйте сервис подбора литературы.

МИХАИЛ: - Тут хлебушко, тут! Лучшего места для ямы не придумать. Ага, кажись, нашли.

ЛЫКОВ: - Ух ты! Запасливый у тебя батько. Этими мешками пол-Воронежа накормить можно. Давай одну подводу погрузим и хватит. Всё-таки твои родичи.

МИХАИЛ: - У батьки ещё яма есть, не переживай. Доставай!

ДВОР ЕФРОСИНЬИ. КРАСНОАРМЕЙЦЫ ССЫПАЮТ ИЗ МЕШКА ЗЕРНО.

ФРОСЯ: - Не да-ам! Не трожь, сказала! Видишь, детей у меня сколь? Васятка, Шурка, кричите, бедные!

ДЕТИ: - А-а-а-а. А-а-а-а.

КРАСНОАРМЕЕЦ: - Не верещите, окаянные! Уши заложило. И вам останется. А в городе такие же, как и вы.

ЕВДОКИЯ ПЛАЧЕТ В ГОРНИЦЕ.

ГУДИТ ЦЕРКОВНЫЙ КОЛОКОЛ.

ТРОФИМ НАЗАРУК СПЕШИТ НА ПЛОЩАДЬ.

ТРОФИМ (бормочет): - Ну ладно, сучий выродок. Так-то ты с отцом?! Ладно. Поглядим, ишо кто кого. Ваша власть возьмёт или наша, народная.

АЛЕКСЕЙ ФРОЛОВИЧ (догоняет Трофима): - Трофим, что же это твой Мишка вытворяе, а? Токо что був в Калитве и опять?! В рот ей дышло, этой развёрстке. Ты кого на божий свет породив?!

ТРОФИМ: - Да вот, породив. Знав бы, ще в люльке подушкой бы задушив. Подымай народ, Алексей Фролыч. Окоротить надо этот разбой, руки продотрядовцам поотбивать. Чтоб больше они в нашу Калитву ни ногой.

АЛЕКСЕЙ ФРОЛЫЧ: - Дело говоришь, Трофим! За молодыми дело. Щас я, щас! Кликну, кого надо!.. Митрофан! Безручко! Паняй до нас, живо! Побалакаем трошки.

ДВОР ЕФРОСИНЬИ. КЛУШИН С НАПАРНИКОМ-КРАСНОАРМЕЙЦЕМ СБИВАЮТ С САРАЮШКИ ЗАМОК.

ФРОСЯ: - Да что ж вы делаете, сатаны?! Як же нам зимовать? Детей чем я кормить буду? Мужа на войне убили-и. Не трожь корову! Не тро-о-ожь!.. Люди, рятуйтэ! Люди-и.

КЛУШИН: - У нас приказ, тётка. Детки у тебя справные, не помрут. Сама - шире кадки. Ха-ха-ха. Ну, пошла, пошла, рябая!

ГОЛОСЯТ ДЕТИ.

ПРОХОДИВШИЕ МИМО МАРКО, ГРИГОРИЙ, ПРОХОР ОСТАНОВИЛИСЬ.

ФРОСЯ: - Хлопцы, что ж вы глядите? Бачите, шо тут робыться? Рятуйтэ!.. А ще мужиками прозываетесь. И вас же грабить будут!

МАРКО: - Ну шо, правда, надо бабе подмогнуть.

ГРИГОРИЙ: - Давай! Их двое всего.

ПРОХОР: - Эй, комиссары! А ну брось корову! И мешки скидай!

КЛУШИН: - Хохол, иди, куда шёл. А то стрельну.

МАРКО: - Палить и мы обучены.

ЗАВЯЗЫВАЕТСЯ ДРАКА.

ФРОСЯ (суёт в руки Прохора вилы): - На, Проша, проучи москалей. Бей, не бойся.

ПРОХОР БЬЁТ КЛУШИНА В ЖИВОТ.

ВТОРОГО КРАСНОАРМЕЙЦА ДОБИВАЮТ МАРКО И ГРИГОРИЙ.

МАРКО: - Соломой их присыпь, Фрося. Нехай лежат. А ночью в овраг скинь. А мы - на площадь. Слышишь - зовут. И ты приходи.

БОГДАН И КОЛЕСНИКОВ ЕДУТ В БРИЧКЕ.

БОГДАН: - Ты, Иван, поди, командиром в Красной армии?

КОЛЕСНИКОВ: - Командиром, ага. Небольшим, правда, эскадроном командовал.

БОГДАН: - А я тебя ещё по германской войне помню. Приезжал ты в Калитву то ли в четырнадцатом, то ли в пятнадцатом году. У лавки Алексея Фролыча тебя видел. Я тогда ещё пацаном был. Но Георгиевский твой крест помню.

КОЛЕСНИКОВ: - А. Было дело. Сейчас таких крестов не дают. Разве что деревянные.

БОГДАН: - И шашка у тэбэ приметная, белая. Купил по случаю?

КОЛЕСНИКОВ: - Какой купил?! В старой ещё армии наградили, бунтовщиков в Питере усмиряли. Памятное дело, скажу я тебе! Строй стоит, меня выкликают, душа в пятки.А полковой командир - как по писаному: «Ивану Колесникову, за доблестное выполнение долга. от имени Его Императорского Величества.» Мороз по коже!

БОГДАН: - Вишь, как жизнь поворачивается. И царю калитвяне служили, и белым, и красным.

КОЛЕСНИКОВ: - Ты что, Богдан, у белых был?

БОГДАН: - А як же, був! Кто на шею сядет, тому и служив. Я, Иван, взбрыкивать не горазд. До взводного дослужився у деникинцев. Потом пулю хорошую словил. В начале января нынешнего года под Новочеркасском на нас красные сильно навалились. Рука, бачишь, не сгибается. Комиссовали меня подчистую. Теперя вроде никому не нужон, отвоевался. Хотя.

КОЛЕСНИКОВ: - Рука рукой, а главное, что у тебя в башке. На чьей ты сейчас стороне.

БОГДАН: - Сторона - что ветер, а человек - ковыль. То в одну его сторону качнет, то в другую. Сёдня, Иван, одна власть, завтрева - другая. Коммунисты надолго, как думаешь?

КОЛЕСНИКОВ: - Думаю, надолго, навсегда. Народу эта власть нравится.

БОГДАН: - Шатается она, Советская власть. Это сейчас большевики насмерть за неё бьются, а разбогатеют, набьют карманы - другая им власть понадобится. Нажитое хозяина уважает. Даже скотина и та тебя знает. Возьми, вот, мою кобылу. Рыжая!.. Во, видал? Оглядывается. Несколько лет коммунисты, может, и продержатся. А то и меньше. Нынче народ поднялся.

КОЛЕСНИКОВ: - Рисковые разговоры ведёшь, Богдан.

БОГДАН: - Арестуешь? Наган, поди, с собой?

КОЛЕСНИКОВ: - Наган с собой, да. Только я не из особого отдела. Имеешь право говорить.

БОГДАН: - И за то спасибо. Подвезти до хаты?

КОЛЕСНИКОВ: - Не надо, сам дойду. Вон мой проулок. Какие тут новости?

БОГДАН: - Скоро сам узнаешь. Одно скажу: недоволен народ продразвёрсткой. Так с крестьянином нельзя, Иван. Нам и самим что-то жрать надо. Лето, помнишь, какое было? Сушь. Погорело всё.

КОЛЕСНИКОВ: - Знаю. Пока! Спасибо, что подвёз.

БОГДАН: - Бывай! Но, Рыжая! Поихалы!

СТАРАЯ КАЛИТВА.

ПЛОЩАДЬ ПЕРЕД ЦЕРКОВЬЮ.

ПО-ПРЕЖНЕМУ ГУДИТ КОЛОКОЛ.

ВОЗБУЖДЁННАЯ ТОЛПА.

МИХАИЛ И САКАРДИН СТОЯТ НА ТЕЛЕГЕ.

МИХАИЛ: - Граждане!.. Тихо! Ну что за народ?! Помолчите, чего горло зря драть? Говорить надо спокойно, иначе мы друг дружку не поймём.

НАРОД: - А-а-а. У-у-у. Хвати-ит.

САКАРДИН: - Бесполезно, Михаил. Зажиточные да дезертиры народ на бунт подбили. Бачишь, сколько сбеглось? И батько твой, и Кунахов, и лавочник, Алексей Фролыч. А молодые. дезертиров полно.

МИХАИЛ: - Да, уговаривать бесполезно. (Выхватывает из кобуры наган, стреляет в воздух.) Граждане слобожане! Кто-то у вас тут мутит народ. Это контра, и несознательные отщепенцы, которые мешают проведению продразвёрстки. А выполнять её всё одно придётся...Тихо, я сказал!..Тех, кто будет супротивничать, заарестуем, так как это политический саботаж. Так что провокаторов не слухайте, сдавайте хлеб организованно и добровольно, иначе возьмём его силой.

ГОЛОС: Нету хлеба, Мишка! Сказано тебе - выгребли всё!

ГОЛОС: - Убирайся, комиссар, пока цел!

ТРОФИМ: - В шею их, мужики!

АЛЕКСЕЙ ФРОЛОВИЧ: - Это они сами, продотрядовцы, такие порядки завели.

ТРОФИМ: - Сначала зерно, скотину, потом и до наших баб доберутся.Гони! Гэть!.. Чого стоишь, Демьян?

ДЕМЬЯН: - У них же винтовки, Трофим Кузьмич.

ТРОФИМ: - А шо - рук нема? Они у тэбэ для чого? Пузо чесать? Пойди и отыми у него винтовку. Или наган у Мишки. Ишь, размахався.

ДЕМЬЯН: - Дык. это же власть!

АЛЕКСЕЙ ФРОЛОВИЧ: - Дурак ты, каланча немытая. У кого винтовка, у того и власть.

МАРКО: - Не будем мы Советы кормить. Убирайся!

МИХАИЛ: - Гончаров! Ты сказав?

МАРКО: - Ну, я. Так шо?

МИХАИЛ: - Ты мордой своей дезертирской тут не маячь. И пропаганду гнилую не распространяй. За всё по закону ответишь.

МАРКО (выхватывает из-за пояса обрез): - Да я тебя. В распыл! Я тебя, красную заразу.

ТРОФИМ: - Погоди, Марко, нехай ишо народ позлит.

ПРИБЕГАЕТ ЕФРОСИНЬЯ. ЧТО-ТО ГОВОРИТ НА УХО ТРОФИМУ.

МИТРОФАН БЕЗРУЧКО ЛЕЗЕТ НА БРИЧКУ: -Мишка да Мишка. Да ще наганом тут махает.

Гражданы! Дайте и мне сказать. А то всё

ГОЛОС: - Кажи, Митрофан. Обнаглела власть-то. Клади её на лопатки! Разбойники это, а не власть.

МИХАИЛ: - Кто сказав? А ну, выйди сюда. Выходи, рыло свинячье! Мало для тебя Советская власть сделала, да? Землю народу отдали, войну с германцем прикрыли. К стенке тебя, паскуда!

САКАРДИН: - Михаил, нельзя так с народом.

БЕЗРУЧКО: - А ты пали в меня, Мишка. Я и паскуда, и контра, и дезертир. Потому как с линией большевиков несогласный. Последние штаны с нас сымаете этой развёрсткой. На и мои. (Стаскивает с себя штаны.) Бери, штаны ещё крепкие.

ТОЛПА ХОХОЧЕТ, УЛЮЛЮКАЕТ.

ГОЛОС: - Яйца им ишо отдай, Митрофан! Нехай комиссары яичницу из них сварганят.

САКАРДИН: - Митрофан! Безручко! Хватит тут цирк устраивать. Перед бабой своей будешь раздеваться. Слезай с брички.

ИЗ БЛИЖАЙШЕГО ПРОУЛКА ПОЯВЛЯЮТСЯ ПАЦАНЫ.

Первый подросток: - Убили-и-и.

Второй подросток: - На Чупаховке. продотрядовцы. вилами.

Третий подросток: - А один ще живой.

ТРОФИМ: - Ну, пора и нам. С Божьей помочью.! (Кричит): - Кунахова отца продотрядовцы забили вилами. А мы тут стоим, опухаем... Бей коммуняк! Не давай им ниякого хлиба-а. Пришло наше время! Марко! Григорий, Пронька! Палите!

МАРКО СТРЕЛЯЕТ В МИХАИЛА. ГРИГОРИЙ - В САКАРДИНА. ТОЛПА НАБРАСЫВАЕТСЯ НА КРАСНОАРМЕЙЦЕВ. ЛИШЬ ДВОИМ УДАЁТСЯ ВЫРВАТЬСЯ.

ГОЛОС: - Бежите до своей Советской власти.

ГОЛОС: - Хлебушка им нашего захотелось.

ГОЛОС: - Видал, как улепётывают. Токо пятки сверкают.

ГОЛОС: - Ружжо забыл своё, москаль! Вернись!

ГОЛОС: - Теперя и другие в Калитву не сунутся.

СВИСТ, ХОХОТ.

БУНТОВЩИКИ РАЗБИРАЮТ ОРУЖИЕ КРАСНОАРМЕЙЦЕВ.

ВЕЧЕР. ПО УЛИЦЕ КОВЫЛЯЕТ КОЛЕСНИКОВ.

iНе можете найти то, что вам нужно? Попробуйте сервис подбора литературы.

КОЛЕСНИКОВ: - Стреляют, что ли? (отдыхает, прислушивается). И тут, похоже, война.

НА ПЛОЩАДИ, У ПОДВОД, - ТРУПЫ КРАСНОАРМЕЙЦЕВ. ТОЛПА МОЛЧА СТОИТ ПЕРЕД НИМИ. МИХАИЛ НАЗАРУК ЛЕЖИТ С ЗАЖАТЫМ В РУКЕ НАГАНОМ. ИЗ ГЛУБИНЫ УЛИЦЫ БЕЖИТ ЕВДОКИЯ, МАТЬ МИХАИЛА. БРОСАЕТСЯ ЕМУ НА ГРУДЬ.

ЕВДОКИЯ: - Миша, сыночек мой! Да что же вы наделали, ироды?! За что убили? Мишень-ка-а.

ТРОФИМ: - Сам виноват. Против народа пошёл.

АЛЕКСЕЙ ФРОЛОВИЧ: - Наганом тут махав. Можно такое простить?

ЕВДОКИЯ: - Трофимушка, дозволь Мишу по-людски схоронить. Сынок он наш, мы его на свет произвели.

ТРОФИМ: - То-то и оно, что произвели такого уродца! Ладно, хорони. Хлопцы. Марко, Прошка. Отвезите его до дому. Демьян, Маншин, подмогни. Чего стоишь, дылда? Вин-

товку вон у того, усатого красноармейца тяни, она ему больше не понадобится. Тепереча нашу, хлеборобскую власть защищать будешь. Нынче на пост заступишь.

ДЕМЬЯН: - На какой пост?

ТРОФИМ: - Скажут тебе. Иди. Дед, ты чего крутышься тут?

НИКИФОР: - Да и мне бы ружжо, Трофимушка.

ТРОФИМ: - Вооружения мало, Никифор. Пока нехай молодые берут. А тебе мы должность приглядим. Потерпи.

НИКИФОР: - Не забудь, Трофим Кузьмич. Как-никак я новой власти сочувствующий.

ТРОФИМ: - Не забуду, я памятливый.

БЕЗРУЧКО СБИВАЕТ ВЫВЕСКУ «ВОЛИСПОЛКОМ». ПИШЕТ МЕЛОМ: «Ш Т А Б»

БЕЗРУЧКО: - Маншин! Демьян! Под-к сюды.

ДЕМЬЯН: - Слухаю, Митрофан Василич.

БЕЗРУЧКО: - Пост принимай. Часовым тут станешь, у штаба. Никого без разрешения вышестоящего начальника не пропускай. Поняв?

ДЕМЬЯН: - Чого не понять? Колы служив у Красной армии.

БЕЗРУЧКО: - Забудь про то. Теперь народу послужишь.

ДЕМЬЯН: - Слухаю, Митрофан Василич.

БЕЗРУЧКО: - Не Митрофан Василич, а товарищ начальник штаба. Не, «товарищ» не годится. Товарищев мы сёдня извели. Короче, стой тут и - никого!

ДЕМЬЯН: - Слухаю, тов. гражданин начальник штаба.

КОЛЕСНИКОВ ПОДХОДИТ К СВОЕМУ ДОМУ.

- Ну, слава Богу, доковыляв. Что-то темно в хате. Спят, поди, бабы мои. Ладно, дух пока переведу. (Садится на завалинку.)

ЗАСЕДАНИЕ ШТАБА.

ПРИСУТСТВУЮТ: НАЗАРУК, БЕЗРУЧКО, НУТРЯКОВ, КОНОТОПЦЕВ, АЛЕКСЕЙ ФРОЛОВИЧ, КУНАХОВ-ОТЕЦ, МАРКО, ГРИГОРИЙ, ПРОХОР.

ТРОФИМ: - Ну шо, земляки, от большевиков мы ослобонились, теперь надо думать, как дальше жить. Оружия у нас, правда, мало, зато хлопцив богато. Многие из слобожан воевали и в германскую, и в гражданскую. Которые дезертировали и от красных.

НУТРЯКОВ: - Не дезертировали, Трофим Кузьмич, а ушли по убеждениям, потому как несогласные с политикой большевиков.

ТРОФИМ: - Правильно, не стану с тобой спорить, Иван Михайлович. И тебя мы знаем, как. добровольно примкнувшего в наши ряды. Это я к тому, что раз мы поднялись против Советов, то надо нашими хлопцами грамотно руководить. Думаю, шо тебе, Иван Михайлович, надо брать под своё начало Старокалитвянский полк. Ты служив при штабе, грамотный.

НУТРЯКОВ: - Нет, Трофим Кузьмич, на полк нужен человек с железной рукой. А я при штабе на небольшой должности был, помощником. Я бы при штабе и остался. В картах понимаю, диспозицию могу составить, шифровку сочинить.

ТРОФИМ: - Диспо. Шо цэ такэ, поясни, Иван Михайлович.

НУТРЯКОВ: - Ну, это расположение войск перед сражением.

ТРОФИМ: - А, цэ нужно, нужно. Воевать надо грамотно, а то красные переколошматят нас, як цуциков. Значит, так: ставим начальником штаба Нутрякова Ивана Михайловича. Кто против?

БЕЗРУЧКО: - Ну, кто будэ возражать, Трофим Кузьмич? Он и сам не против, и грамотный по военным наукам, у красных же був. Нехай. А командиром нашего полка предлагаю поставить Гришку Позднякова. Он у хлопцив в авторитете, воны будут слухать его. Опять же воевал, понюхав пороху.

ГРИГОРИЙ: - Воевать-то я воевал, но, считай, на рядовой должности. Не, полк не потяну.

БЕЗРУЧКО: - Потянешь, Гриша. Не боги горшки обжигають. Научишься. Обчими силами будемо военным наукам учиться. Твоё дело - сполнять приказы штаба и вышестоящего начальства. А дисциплинку хлопцам в случае чего подтянем.

ДЕМЬЯН СТОИТ С ВИНТОВКОЙ У ШТАБА.

ИВАШКА: - Демьян, дай стрельнуть.

ДЕМЬЯН: - Отойди, дурья твоя голова. Бачишь, шо тут написано? «ШТАБ»!

ИВАШКА? - Ну так што?! Я разок. Стрельнуть хотца.

ДЕМЬЯН: - Не лапай, сказал! А то я могу в тебя стрельнуть, мне приказ позволяе. На посту я, начальство охраняю.

ИВАШКА (заглядывает в окно): - А чего они там делают?

ДЕМЬЯН: - Это военная тайна, тебе знать не положено. Отойди!

ТРОФИМ: - Митрофан, ты-то сам чем будешь командовать?

БЕЗРУЧКО: - Я бы политотделом занявся.

ТРОФИМ: - А шо? Язык у тэбэ подвешен дай Бог каждому, опять же с народом балакать надо, или яку бумагу составить. Политику нашего восстания разъяснять хлеборобам и нашим тёмным бабам. Давай, Митрофан, берись за политотдел, одобряем.

БЕЗРУЧКО: - Марку Гончарову надо пулемётную команду поручить, знаком он с этим делом.

МАРКО: - А пулемёты игде, Митрофан Василич?

БЕЗРУЧКО: - У красных, где! Отымать будемо.

НУТРЯКОВ: - Позвольте сказать, Митрофан Василич.

БЕЗРУЧКО: - Кажи, Иван Михайлович, тут все равные.

НУТРЯКОВ: - Нам разведка нужна, без неё никак. Предлагаю Александра Конотопцева назначить. Знаю его по совместной службе, в разведке его использовали, опыт есть.

БЕЗРУЧКО: - Ты согласный, Александр?

КОНОТОПЦЕВ: - Согласный. Иван Михайлович обещал помогать. (Нутряков кивает.)

ТРОФИМ: - Ну, кажись, всё обсудили. Фуражом мы вам с Алексеем Фролычем и Кунахо-вым-батькой будемо помогать. Тыл, одним словом. Но без набегов не обойтись.

КУНАХОВ-отец: - Само собой. Коней надо, сбрую, сена. К Антонову гонца послать. Он с августа с Советами воюет, опыт есть. А мы Новую Калитву подымем, Гороховку, Дерезов-ку. Народ до нас пойдёт, недовольных Советами много.

ТРОФИМ: - Ну шо, земляки, надо цэ дило спрыснуть. Прохор, давай командуй.

НА СТОЛЕ ПОЯВЛЯЮТСЯ БУТЫЛИ С САМОГОНКОЙ, ЗАКУСКА.

У СТОЛА ХЛОПОЧЕТ ЕФРОСИНЬЯ.

ФРОСЯ: - Вот спасибочко, мужики, не дали народ в обиду. Бабы и закуску вам гарну приготовили. Кушайте на здоровье, защитнички наши! Дай вам Бог удачу.

ТРОФИМ: - Сидай с нами, Фрося. Хоть одна баба за столом.

ФРОСЯ: - Ой, да и сяду. И выпью. Радость-то какая! Развёрстку прогнали, а! Штоб она провалилась и не поднялась больше! Корову у мэнэ тянули со двора!.. А дети? Как можно? Наливай, Митроша!

ИВАШКА (заглядывает в окно): - Ха-ха-ха! Да воны самогонку трескають, глянь, Демьян! А ты кажешь военные тайны.

ДЕМЬЯН: - Я же велел - отойди от окна! (Бьёт Ивашку прикладом. Винтовка стреляет.)

ШТАБНЫЕ ВЫСКАКИВАЮТ НА КРЫЛЬЦО.

БЕЗРУЧКО: - Кто стреляв? По какому случаю?

ДЕМЬЯН: - Нарушитель тут, тов. гражданин начальник штаба. Я ему казав, а вин. Винтовка сама стрельнула.

БЕЗРУЧКО: - Молодец, Маншин. Объявляю тебе благодарность за службу. ИВАШКА (вытирает кровь): - Мама-а. Мне Демьян зубы разбив. Дурак! Каланча немытая! Голодранец!..

ПО ТЁМНОЙ УЖЕ УЛИЦЕ ИДУТ КРЕПКО ПОДВЫПИВШИЕ МАРКО, ГРИГОРИЙ, ПРОХОР.

МАРКО (ИГРАЕТ НА ГАРМОШКЕ), ГОРЛАНИТ: - Моя милка, как кобылка, Норовистою была. Приласкал её нагайкой -Богу душу отдала.

ГРИГОРИЙ: - А ну, хлопцы, стой!.. Бачь, сидит хто-сь! ПРОХОР: - Игде?

ГРИГОРИЙ: - А вон, у дома Колесниковых.

МАРКО: - А ну, ходим, глянем. Ба-а, да цэ сам Колесников и есть. Иван, ты? КОЛЕСНИКОВ: - Ну я.

МАРКО: - Откуда взявся? Или тоже от красных сбежав? КОЛЕСНИКОВ: - Почему сбежал? В отпуску я, по ранению. А вы чего дома? ПРОХОР: - А мы навоевались, хватит. Гуляем, вот. Выпить хочешь, Иван? У нас есть. Глянь, какая четверть! И полная ишо. Давай за встречу.

КОЛЕСНИКОВ: - Не, я только с поезда, потом подводой - растрясло. Нога разболелась. Потом как-нибудь.

МАРКО: - Погоди, Иван Сергеич. Ты поспи малость, а завтрева с утра в штаб наш приходи.

КОЛЕСНИКОВ: - Какой ещё штаб?

МАРКО: - Ну, побачишь. Где волисполком був. А не придёшь. (Показывает обрез.) КОЛЕСНИКОВ: - Хлопцы, вы выпили, идите по домам. Я дома больше года не был, мать, жинку побачить хочется.

ПРОХОР: - Ха-ха-ха. Да Оксана твоя дома? А то хромай зараз прямо к Даниле Дороше-ву, там её поищи.

КОЛЕСНИКОВ: - Ну ты, пьяная морда! Чего брешешь?

ГРИГОРИЙ: - Может, и не брешет. Похаживает твоя Оксана к Даниле, вся Калитва знает. Любовь у них, видно, не заржавела.

МАРКО: - Ладно, Гриш, не надо, сами разберутся. А ты, Иван, приходи завтра, разговор до тэбэ есть. Тут, понимаешь, закрутилось народное дело. КОЛЕСНИКОВ: - Я подумаю.

МАРКО: - Думай, думай. Но особо голову не ломай, не надо. Мы все у красных были, а теперя - свободные повстанцы. Сами себе хозяева. И чего ж ты разгавкалась, проклятая? (Стреляет в собаку.)

К о н е ц п е р в о й с е р и и

МЯТЕЖНАЯ КАЛИТВА

В т о р а я с е р и я

В ДОМЕ КОЛЕСНИКОВЫХ ВСПЫХИВАЕТ СВЕТ.

НА ВЫСТРЕЛ ВЫБЕГАЮТ ИЗ ДОМА ПОЛУОДЕТЫЕ ОКСАНА, ПРАСКОВЬЯ, НАСТЯ. ПРАСКОВЬЯ: - Ой, кто тут стреляе?

ОКСАНА: - Наши, слободские, фулюганят, не иначе. Понаделали обрезов, всех собак перебили.Тут кто-то стоит. Эй!

КОЛЕСНИКОВ: - Да я это, Иван. Не признала, что ли?

ОКСАНА: - Ой, Ваня! Здравствуй! Откуда ты? Что ж не написал, я бы встренула. (Обнимает.) КОЛЕСНИКОВ: - Вот и встренула. Да ладно лобызать-то, ладно!.. Здорово, сестрёнки! И вы тоже с поцелуями. Вот бабья порода - всё б им целоваться.

ПРАСКОВЬЯ: - Ты, Ваня, как снег на голову. Ну, ходим у хату, ходим! НАСТЯ: - Кошка с утра умывалась. Маманя и говорит: это к гостям. И правда. КОЛЕСНИКОВ: - Ты, Настёна, какой девкой стала, а! Сиськи, как арбузы. НАСТЯ: - Да ну тебя, охальник! Давай свой мешок, понесу. КОЛЕСНИКОВ: - На, неси. Мать дома? НАСТЯ: - Дома. Где ж ей быть?

ОКСАНА: - Хромаешь, Ваня. Сильно ногу повредило?

КОЛЕСНИКОВ: - Ну, сильно, не сильно. Хожу, видишь.

ОКСАНА: - А мне намедни сон приснился, будто мы с тобой.

КОЛЕСНИКОВ: - Ладно, потом расскажешь.

ПРАСКОВЬЯ: - Мамо, Иван приехал!

МАРИЯ АНДРЕЕВНА: - Ой, сыночка! Здравствуй!

КОЛЕСНИКОВ: - И вы здравствуйте, мамо. Как ваше здоровье?

iНе можете найти то, что вам нужно? Попробуйте сервис подбора литературы.

МАРИЯ АНДРЕЕВНА: Да ничого, ничого. Да ты проходь, раздягайся. Параска, Настя, подмогните! Чоловик хворый. Бачь, с палкой. И горшки на стол становьте, вечерять будем.

ДЕВКИ ХЛОПОЧУТ У СТОЛА.

ОКСАНА: - Эта нога раненая, Вань? КОЛЕСНИКОВ: - Эта, эта. ОКСАНА: - Давай сапоги сыму.

КОЛЕСНИКОВ: - Не надо, я сам. Не калека ишо, не в пример некоторым. Батьку когда схоронили, мамо?

МАРИЯ АНДРЕЕВНА: - Да уж третья неделя пошла. Мы тебе телеграмму отбивали. КОЛЕСНИКОВ: - Я в госпитале лежал. Не мог приехать. Да и бои шли, не пустили бы. С Варравой схлестнулись, Махно тревожил. Слышно тут про таких?

МАРИЯ АНДРЕЕВНА: - Да слыхали, слыхали. Ты бы дочку поглядел, что ж и не подойдёшь?

КОЛЕСНИКОВ (у люльки): - Подросла девка-то. Чья же будет? Данилы? ОКСАНА: - Да что ты такое говоришь, Иван? Танюшке скоро четыре года. Как только у тебя язык поворачивается?

КОЛЕСНИКОВ: - А вот и поворачивается. Не успел на порог дома ступнуть, а мне уже докладают: ищи, мол, свою жинку у Данилы Дорошева. А? Это как понимать?

ОКСАНА: - Не верь никому, Ваня! Оговаривают меня. Кто ж это такое мог сказать, ты только подумай!? (В голосе её слёзы.)

КОЛЕСНИКОВ: - Отца рядом с дедом положили?

МАРИЯ АНДРЕЕВНА: - Ага, в одной оградке. Рядышком. Березку посадили, как он наказывал. Там и мэнэ место дожидается.

КОЛЕСНИКОВ: - Не спешите, мамо. Скорей нас, молодых, побьют.

МАРИЯ АНДРЕЕВНА: - Типун тебе на язык, Иван! Шо ты такое мелешь?! Вам с Оксанкою ще жить да жить. детишков родить. Хлопцив надо, а то у Колесниковых одни дивчата.

КОЛЕСНИКОВ: - Ну, в другой раз приеду, а у Оксаны - хлопчик. От Данилы.

МАРИЯ АНДРЕЕВНА: - Иван, ты сказывся, чи шо? Оксана у мэнэ день и ночь на глазах. Якый ще Данила?!

КОЛЕСНИКОВ: - Учитель наш, якый! Жениться на ней хотел.

МАРИЯ АНДРЕЕВНА: - Он хотел, а вышла она за тэбэ. Тебя выбрала.

КОЛЕСНИКОВ: - За добро она наше вышла.

ОКСАНА: - Добро ваше, Ваня. Глянь, руки у меня какие! С утра до ночи - то в катухе, со скотиной, то в поле, летом.

КОЛЕСНИКОВ: - Дыма без огня не бывает.

ОКСАНА: - Не было у меня ничего с Данилой, Иван! Вот те крест! (Крестится.) И по любви я за тебя пошла. И ты тоже казав.

КОЛЕСНИКОВ: - Ну, казав. У молодого дурака плоть разум не слухае.

МАРИЯ АНДРЕЕВНА: - Хватит вам! Считай, больше года друг дружку нэ бачили, а сцепились, как эти. Параска, Настя, бежите баню затопите. Нехай Иван с дороги-то малость отмокнет. Мы тут с Оксаной управимся.

ДЕВКИ УХОДЯТ.

МАРИЯ АНДРЕЕВНА: - Иван, не греши на жену, не надо. Верная она тебе, ничего такого я за ней не замечала. Недобрые люди набрехали тебе, а ты и поверив.

ОКСАНА: - И хоть бы было за что попрекать!

МАРИЯ АНДРЕЕВНА: - Оксана, придержи язык.

ОКСАНА: - Не буду я брехню сносить, мамо!

МАРИЯ АНДРЕЕВНА: - Хватит, я сказала! Мужу уступать надо. Иди, принеси холодца из погреба. Ту чашку бери, что с краю.

ОКСАНА УХОДИТ.

КОЛЕСНИКОВ: - Шо тут в Калитве случилось, мамо? Встренули меня у дома трое наших. в штаб какой-то вызывали.

МАРИЯ АНДРЕЕВНА: - Да шо: мужики взбунтовались против развёрстки, продотряд побили. Мишку Назарука помнишь? Ну вот. Он у них за командира був. Убили его. Сакардина, волостного председателя, тож. Это всё Трофим Назарук с лавочником и дезертирами зро-былы. Марко Гончаров, Гришка Поздняков, Кунахов Прохор. Они народ на бунт подбили.

КОЛЕСНИКОВ: - Вот эти трое меня и встренули. Значит, нету сейчас в Калитве Советской власти?

МАРИЯ АНДРЕЕВНА: - Нету, Ваня. Извели ироды. А власть-то эта для нас была, для народа.

КОЛЕСНИКОВ: - М-да, дела-а. Значит, и до вас смута эта докатилась.

МАРИЯ АНДРЕЕВНА: - Трофим Назарук и до нас являлся, точив Сергея Никанорыча: забери Ивана из Красной армии, нехай за ум берётся. Он там против кого воюет? Против своих!

КОЛЕСНИКОВ: - Ха, забери!

МАРИЯ АНДРЕЕВНА: - Вот и я отцу наказывала: не трогай Ивана, у него своя голова на плечах, нехай молодые сами свою дорогу выбирают. Раз он в Красной армии воюет, значит, она ему по душе. Белые - они за богатых бьются, а за нас, простых, кто слово замолвит? Кому мы нужны? Токо нашей Советской власти.

КОЛЕСНИКОВ: - Вам бы, мамо, в нашем политотделе служить - бойцы бы вас слухали, разинув рот.

МАРИЯ АНДРЕЕВНА: - Вот и ты слухай. И бойцам своим рассказывай материнские слова. Я, сынок, пожила на белом свете, всяких людей повидала: и богатых, и бедных.

КОЛЕСНИКОВ: - Ну, дед наш и батько с утра до ночи в поле.

МАРИЯ АНДРЕЕВНА: - И я горбатилась, да. Скотина на мне, от печи не отходила. Дети. И всё же, Ваня, народ наш должен ровно жить, чтоб на тебя другие волком не смотрели, беднота. Советская власть этого и добивается.

КОЛЕСНИКОВ: - Добивается, ага. А тут новая власть. Куда ещё жизнь повернёт.

МАРИЯ АНДРЕЕВНА: - Что-то не пойму я тебя, Иван. Не списали тебя с Красной армии?

КОЛЕСНИКОВ: - Как же, спишут! Чуть подлечишься - опять в седло.

ПРАСКОВЬЯ И НАСТЯ ТОПЯТ БАНЮ.

ПРАСКОВЬЯ: - Кидай берёзовых, Настька. Они пожарче.

НАСТЯ: - И кто ж это наговорил Ивану про Оксану? Она, бедная, места себе не находит. И так к нему, и эдак, а он - как волк! Ух!

ПРАСКОВЬЯ: - А у них с Данилой была любовь, была. Помню, как он её на игрищах охаживал. Глаз не сводил. А Иван чуть ли не с кулаками на Данилу.

НАСТЯ: - Да и я малость помню, хоть и маленькой тогда была. Данила хороший.

ПРАСКОВЬЯ: - Вот подрастёшь ещё, и выходи за него.

НАСТЯ: - Ха-ха-ха. Скажешь тоже! Старый он для меня.

ПРАСКОВЬЯ: - Ну вот, потеплело. Иван, глядишь, оттает. Прижмёт Оксанку-то. Да и забудет про всё. (Девки перемигиваются, весело хохочут.)

ЗА СТОЛОМ.

КОЛЕСНИКОВ: - Ну, давайте! Со свиданьицем.

МАРИЯ АНДРЕЕВНА: - С приездом, Иван. Дай Бог, чтоб ты поправился поскорее.

ОКСАНА: - Вот, ешь: капуста, яблоки мочёные. Ты же любишь кислое, Ваня. И картохи. давай положу.

КОЛЕСНИКОВ: - Да, давно я домашнего не ел. Настёна, а ты что себе не налила?

МАРИЯ АНДРЕЕВНА: - Ей не треба. Мала ишо.

НАСТЯ: - Ага, а то запьянею. Ха-ха-ха. Мы вам с Оксанкой баню хорошо натопили, Иван. Идите, купайтеся.

КОЛЕСНИКОВ: - Спасибо.

ПРАСКОВЬЯ: - А я выпью за брата. Нехай тебе, Ваня, дома глянется. Отдохни.

КОЛЕСНИКОВ: - Девки-то покруглели, мамо. Небось, от женихов отбоя нету?

МАРИЯ АНДРЕЕВНА: - Какие там женихи!? Я их никуда не пускаю. Пальба на улицах, пьяные, много чужих в Калитве появилось. Дома всё сидим. Корову подоим, курям и поросёнку корм зададим и. Так день и проходит. Потом я спать, а девки - за вязанье. Поедешь назад -носков пары три-четыре возьми, для хлопцев своих. Всё теплее на конях скакать.

КОЛЕСНИКОВ: - Ладно, там видно будет.

БАНЯ.КОЛЕСНИКОВ И ОКСАНА.

КОЛЕСНИКОВ (хлещет Оксану веником).

ОКСАНА: - Больно, Иван! Что ты так стебаешь?!

КОЛЕСНИКОВ: - А мне думаешь не больно? Мужику завсегда больнее, чем бабе. Как подумаю, шо ты с другим.

Оксана: - Никто даже не прикасался, дурак ревнивый. У меня и в мыслях не было. Как можно?.. Я, вот, тоже спросить хочу: ты-то как без бабы обходился? Считай, больше года.

КОЛЕСНИКОВ: - Там не до баб было. Из боёв не выходили. А ты тут на перине нежилась, про Данилу думала.

ОКСАНА: - Я про тебя думала. Ночью проснусь и... Где мой суженый? Чего делает? Обнять бы.

КОЛЕСНИКОВ: - Вот и обнимай.

ОКСАНА: - Исхлестал бабу, а теперь обнимай. (Хлещет Колесникова тем же веником.) Одичал совсем! Зверюка! Втемяшил себе в башку. Брешут про Данилу, Ваня!

КОЛЕСНИКОВ: - Ладно, не реви. Не любил бы, дак и. не это.

ОКСАНА: - Любишь, значит?

КОЛЕСНИКОВ: - Ну давай ишо шестнадцатый год вспомним, а то и раньше. Говорил же тогда, на игрищах. Мать твоя - живая?

ОКСАНА: - Живая. Хворает сильно. Больно ногу, Ваня?

КОЛЕСНИКОВ: - Болит. Нехай. До Нового бы года протянуть дома-то. Навоевался я, Ксюха, до самых ноздрей. Кровь, смерть. Ну-ка, повернись. Да шайку-то прибери, поглядеть на голую бабу охота. Наскучал, правда что.

ОКСАНА: - Наскучал он!

КОЛЕСНИКОВ: - Не чувствовала разве?

ОКСАНА: - Чувствовала, как же! Хорошо-то было как, господи! Сладко. Не иначе, ещё одну Танюшку рожу тебе. И ты тоже. не прячь хозяйство. И я гляну. Хи-хи.

КОЛЕСНИКОВ: - Погоди, ненасытная! Чего это ты? Ране не знал тебя такой.

ОКСАНА: - И я себя не узнаю, Ванечка. Молодухой была - всё как-то не очень. не знаю, что и говорить. А после Танюшки. И снился ты мне. голый. Как сейчас. Чего говорю?! Стыдобушка. Обними лучше! Как здорово Бог мужика и бабу придумал! Люблю тебя, Ваня, до самой смерти любить буду. Только ты не забижай меня понапрасну, не надо. Не слухай сплетни. И с другими бабами не путайся. Я брезгливая. Фу! Гадость. Как представлю, что ты с другой бабой. А мужу чего хошь позволю. Ну, как ты хочешь? Как?

НА ДРУГОЙ ДЕНЬ.

ПРИШЛИ ЗА КОЛЕСНИКОВЫМ: МАРКО, ПРОХОР. У ОБОИХ ТОРЧАТ ЗА ПАЗУХОЙ ОБРЕЗЫ.

МАРКО: - Принимай гостей, Марья Андреевна. Хоть и не ждали вы нас, а мы припёрли-ся. Ха-ха-ха. Извиняйте.

МАРИЯ АНДРЕЕВНА: - Ну, прийшлы так сидайтэ. Проходь, Марко. И ты, Прохор.

МАРКО: - Мы не надолго, мать. Делов до чёрта.

ПРОХОР: - Глянь, какие девки у Колесниковых! А! Одна краше другой. Чего невест хоронишь, Андревна? Хоть за Прасковью, хоть за Настю сватов зашлю.

МАРИЯ АНДРЕЕВНА: - Не шуткуй, Пронька. Девки как девки. Тебе что: Дунька Свиридова надоела?

ПРОХОР: - А может, и надоела.

ИЗ СПАЛЕНКИ ВЫХОДИТ КОЛЕСНИКОВ.

ПРОХОР: - Здорово ночевали, Иван Сергеич. Как спалось в ридной хати? Та ще с жин-кою.

КОЛЕСНИКОВ: - Вы чего, хлопцы? Чего явились?

МАРКО: - Ну, мы же балакалы вчера с тобою. Ждали-ждали в штабе - нету. Ну, думаем, надо сходить. Дела не терпят, Иван Сергеич. Собирайся, ходим с нами.

МАРИЯ АНДРЕЕВНА: - Да куда ему идти? Нога, бачишь?

МАРКО: - Ты же знаешь, Андревна, военное положение в Калитве и по всей округе объявлено, всех мужиков мобилизуем. Хоче, не хоче, раненый, больной. У нас врач есть, Зайцев, подлечит.

ПРОХОР: - Девок на улицу не пускаешь, так Ивана заберём. Он человек военный, командир, а нам командиры нужны.

МАРИЯ АНДРЕЕВНА: - Да какой из него зараз командир?! На палке шкандыбае. Не пущу! Девки, а вы шо стоите? А ну, спроваживайте гостей.

iНе можете найти то, что вам нужно? Попробуйте сервис подбора литературы.

МАРКО: - Но-но, потише, мать! Отойди! А то стрелять буду.

ОКСАНА: - Ваня! Не ходи никуда!

КОЛЕСНИКОВ: - Не паникуйте, не надо. Схожу, чего они там скажут?.. Делать им тут нечего, вот и затеяли Бог знае что. Шапка моя где?.. Убери обрез, Марко. Не страшно. С бабами воевать научився?.. Пошли!

МАРИЯ АНДРЕЕВНА: - Шо ж это робыться, а? Хворого чоловика из хаты тянуть!

ПРОХОР: - Вернётся, не съедим мы его. Покедова!

КОЛЕСНИКОВ: - Я скоро.

ПЛОЩАДЬ ПЕРЕД ЦЕРКОВЬЮ.

Григорий Поздняков проводит строевые занятия с отрядом. Командует:

- Равняйсь!.. Смирно! Смирно, я сказав! Чего башкой вертишь? Напра-а-во!.. Отставить. Кто так поворачивается, хлопци? Як бабы у печи. Чётко повернувся и каблуком ще пристукнув. Понятно?

ГОЛОС: - Понятно.

ГРИГОРИЙ: - Тогда давай ще разок.

НА ЦЕРКОВНОМ КРЫЛЬЦЕ - ПОП. КРЕСТИТ ИЗДАЛИ ОТРЯД.

ЗА ЗАНЯТИЯМИ НАБЛЮДАЮТ КРЕСТЬЯНЕ, ДЕТИ, ИВАШКА. ДЕД НИКИФОР.

НИКИФОР: - Носок. Носок сапога тянуть надо! Чтоб нога прямая була. Эх! В наше-то время. Разве так муштровалы? Не так ногу поставил - в зубы тебе!..

ШТАБНАЯ ХАТА.

НА ПОСТУ - ДЕМЬЯН.

У ВРЫТОГО В ЗЕМЛЮ СТОЛА - ШТАБНЫЕ: ТРОФИМ, БЕЗРУЧКО, НУТРЯКОВ, БОГДАН ПАРХОМЕНКО. НАБЛЮДАЮТ ЗА ЗАНЯТИЯМИ.

ТРОФИМ: - Бачь, у Григория-то получается. Слухають его. А боявся.

НУТРЯКОВ: - Полком, конечно, назвать это воинство пока рано - малочисленно. И ходить строем не умеют. Смогут ли воевать?

БЕЗРУЧКО: - Ничого, научим. Мобилизация ще неполная, народа наберём. И маршировать обучим, и воевать. Ничого!

ТРОЕ ПАРНЕЙ УСТАНАВЛИВАЮТ НА БРИЧКУ ПУЛЕМЁТ.

БЕЗРУЧКО: А гарно Махно с этими тачанками придумав. То его, чертяку, «максима», таскай на горбу, а тут коняки таскають. А пулемётчик сидить и строчить. Красота! Так, хлопци?

ХЛОПЕЦ: - Ага, удобно.

БЕЗРУЧКО: - Ты отвечай, як положено.

ХЛОПЕЦ: - Так точно, гражданин начальник политотдела! Кони таскають, а пулемётчик сидит.

БЕЗРУЧКО: - Вот, цэ дило. Продолжайте.

ПОДХОДЯТ КОЛЕСНИКОВ, МАРКО, ПРОХОР.

ТРОФИМ: - Иван Сергеич!.. Ну, наконец-то! А мы ждали-ждали. Извиняй, шо потревожили. Здорово! Ишь, какой стал! Заматере-ел, заматерел. Командир! Хоть картину с него пиши!

КОЛЕСНИКОВ: - Здоров был, Трофим Кузьмич!.. Можно было и без конвоя, сам бы пришёл.

ТРОФИМ: - Какой конвой?! Шо ты такое кажешь?! Просто послали хлопцев, заждались.

БЕЗРУЧКО: - С приездом, Иван.

КОЛЕСНИКОВ: - А ты почему дома, Митрофан?

БЕЗРУЧКО: - А хватит неизвестно за что кровь лить. Мне с Советами не по пути.

НУТРЯКОВ: - Разрешите представиться: Нутряков Иван Михайлович. Начальник штаба.

КОЛЕСНИКОВ: - Во как! Уже и начальник штаба есть. Богдан?! И ты тут. А ты в какой должности?

БОГДАН: - Ну. Новокалитвянским полком командую.

КОЛЕСНИКОВ: - Понятно. Вы, земляки, не иначе на дивизию замахнулись?

ТРОФИМ: - Да так оно и есть, Иван Сергеич. Потому и позвали тебя. Давайте в штаб, там потолкуем. А то на улице.

ВСЕ ПЕРЕХОДЯТ В ШТАБНУЮ ХАТУ.

ДЕМЬЯН СТОИТ С ВИНТОВКОЙ НАВЫТЯЖКУ.

ТРОФИМ (за столом): - Вот, тут удобнее будэ. Сидай, Иван Сергеич. Разговор у нас будэ долгий. Ну, Иван Михайлович тебе представился. Офицер, военным ветром его до нас занесло, воевал он у генерала Шкуро.

КОЛЕСНИКОВ: - Значит, под Воронежем могли встречаться.

НУТРЯКОВ: - Могли, Иван Сергеевич. В Воронеже наш штаб был в гостинице «БРИСТОЛЬ». Помню, там - хороший ресторан.

КОЛЕСНИКОВ: - Я воевал, некогда было по ресторанам ходить.

ТРОФИМ: - Значит, у красных служишь, Иван Сергеич?

КОЛЕСНИКОВ: - Служу. Власть.

ТРОФИМ: - Ну, власть. Это дело такое: сёдня - одна, завтра - другая. Неделю назад в этой хате Советы заседали. Теперь - мы, народ.

КОЛЕСНИКОВ: - К-гм. Бачу.

ТРОФИМ: - Жаль, батько твой помер. Сергей Никанорыч крепким хозяином був, он бы с нами сейчас заседав. Да.

КОЛЕСНИКОВ: - Вы чего меня позвали, Трофим Кузьмич?

ТРОФИМ: - Ты вот что, Иван Сергеич: знаем тебя не первый год. То, что у красных служишь - не беда, многие им служили. А тут, понимаешь. Восстал у нас народ, Антонова решили поддержать. Прямо задушили эти продотряды.

КОЛЕСНИКОВ: - И что же делать собираетесь? Полки сколотили, на площади, вон, маршируете.

ТРОФИМ: - Дивизию задумали, ага. А командовать некому. Многие у красных рядовыми служили. Тебя, Иван Сергеич, на дивизию сватаем.

КОЛЕСНИКОВ: - Раненый я, в отпуску. Какая дивизия?!

ТРОФИМ: - Ты послухай дальше: Нутряков Иван Михайлович у тэбэ штабом командовать будэ, Безручко - цэй балакать любит, полиотдел мы ему отдали. Сашка Конотопцев - разведка, Марко Гончаров - пулемётная команда. Ну, полковых ты уже знаешь: Богдан - в Новой Калитве, Гришка Поздняков - в Старой. В Терновке тож надёжный чоловик. А с фуражом, конями, провиантом мы с Алексей Фролычем и Кунаховым-отцом заниматься будемо.

КОЛЕСНИКОВ: - Что это вы за меня всё решили? Я же сказал: в отпуску, раненый, согласия командовать вашими бандитскими полками не давал.

БЕЗРУЧКО: - Не бандитскими, Иван Сергеич. Повстанцы мы, а не бандиты. Мы не с кистенями на большую дорогу вышли, а права свои хлеборобские защищать. Життя от коммунистов не стало. И грабють, и грабють! Вот кто бандиты.

КОЛЕСНИКОВ: - А при царе нам легше жилось? Ты вспомни, Митрофан!

БЕЗРУЧКО: - Да никакого сравнения! У батьки моего и коней, и коров, и овец полный двор был. Да и вы, Колесниковы, разве бедствовалы? Чего ты к большевикам подался?

КОЛЕСНИКОВ: - Ну. раз большевики зараз у власти, чего хвостом вертеть? Я присягу давал. Расстреляют меня за измену. Спрос прежде всего с кого? С командира. Когда прижмут, вы разбежитесь, а меня - к стенке. В общем, отказываюсь я.

ЗАВИСЛА ДЛИННАЯ ПАУЗА.

ЗА ОКНОМ ШТАБА ПРОСКАКАЛ ВЗВОД КОННЫХ.

ГОЛОС ДЕМЬЯНА: «НЕ ВЕЛЕНО ПУСКАТЬ. СКАЗАЛ ЖЕ!»

ТРОФИМ: - А раз отказываешься, Иван Сергеич, то мы тебя расстреляем. Ты - красный командир, выходит наш враг, пленный. Мы тебе все свои карты раскрыли. Кому надо, фамилии наши назовёшь, планы выдашь.

КОЛЕСНИКОВ: - Моё дело шашкой в бою махать. А бунт ваш всё одно власть раздавит. Большевики сейчас в силе.

БЕЗРУЧКО: - Сила силу ломит, Иван . У Антонова две армии под ружьём, тыщи и тыщи людей. Опять же донские казаки рядом. И мы тыщи подымем. Уже подняли.

МАРКО: - Ежли по правде, то мы, Иван, должны тебя прикончить, верно Трофим Кузьмич сказав. Мы тебе доверились, такую должность предлагаем, а ты. (Кричит): - А ну, становись сюды! Я тебя от имени восставшего народа!.. (выхватывает обрез).

ТРОФИМ: - Погоди, Марко. Шлёпнуть мы его завсегда успеем. Чоловик должен понять, что к чему. Ты вот скажи, Иван Сергеич: во имя чего ты за красных шашкой махаешь? Партийный?

КОЛЕСНИКОВ: - Нет.

ТРОФИМ: - Цэ дуже гарно! Значит, с красными ты по недоразумению. Малость поспешил. Берись за нашу дивизию. У нас така силища будэ! Вся округа под нами, поверь.

КОЛЕСНИКОВ: - Я должен подумать, подлечиться.

ТРОФИМ: - Думай, конечно. Дело серьёзно. А подлечить - мы подлечимо. Срок тебе думать - до утра.

КОЛЕСНИКОВ: - Раз вы задумали воевать - конница нужна. С теми хлопцами, какие, вон, у церкви маршируют, много не навоюешь.

НУТРЯКОВ: - Абсолютно согласен с вами, Иван Сергеевич. Нам нужны мобильные конные отряды, внезапные нападения, быстрый отход.

КОЛЕСНИКОВ: - В кавалерии служу, знаю.

ТРОФИМ: - Ну, хлопци, цэ уже деловой разговор! И конница у нас есть, Иван Сергеич. Бачив же, проскакалы только что. И пополнять кавалерию будемо. Кондрат! Филимон!

ЯВИЛИСЬ ДВОЕ, ВЫТЯНУЛИСЬ У ПОРОГА.

ТРОФИМ: - Цэ твоя охрана, Иван Сергеич. Кондрат и Филимон. Положено командиру дивизии. Кондрат!

КОНДРАТ: - Я!

ТРОФИМ: - Зараз отвезите командира дивизии к доктору. Нехай он глянет его рану. Ну, перебинтовать там чего, помазать. Потом до дому его подбросьте.

КОНДРАТ: - Слухаю!

ТРОФИМ: - Утром - сюда, на службу.

КОЛЕСНИКОВ: - Чего спешишь, Трофим Кузьмич? Я же сказал - подумаю.

НУТРЯКОВ: - Господа офицеры! Командир дивизии!

ВСЕ ВСКАКИВАЮТ. КОЛЕСНИКОВ, МРАЧНЕЕ ТУЧИ, ВЫХОДИТ.

У КРЫЛЬЦА ЕГО ЖДЁТ ТАЧАНКА.

СОПРОВОЖДАЮТ ТАЧАНКУ КОНДРАТ И ФИЛИМОН (НА КОНЯХ).

КОНДРАТ: - Оцэ дило: командир, охрана. А то бегають, марширують. Теперь повоюем! Так, Филимон?

ФИЛИМОН: - Ага.

БЕДНАЯ СЕЛЬСКАЯ АМБУЛАТОРИЯ.

ВРАЧ ЗАЙЦЕВ ОСМАТРИВАЕТ РАНУ КОЛЕСНИКОВА.

ЗАЙЦЕВ: - Ну что, типичное огнестрельное ранение. Тэ-экс. Гнойного процесса не наблюдается, это есть хорошо. Лечили грамотно. Полежать бы вам конечно, Иван Сергеевич, пару недель, не тревожить ногу. Потом можно и «краковяк» танцевать.

КОЛЕСНИКОВ: - Полежишь тут. С койки подняли.

ЗАЙЦЕВ: - Ну, хотя бы поменьше ходить старайтесь. Командовать можно и сидя. Успехов вам, товарищ комдив!

КОЛЕСНИКОВ: - Тебе тоже, Гиппократ. Лечи народ, не жалей касторки.

ЗАЙЦЕВ: - Нам бы бинтов побольше, спирту. Как я понимаю, скоро бои начнутся.

КОЛЕСНИКОВ: - Правильно понимаешь. Власть завтра-послезавтра учить повстанцев примется.

ТИТР:

ВОРОНЕЖСКИЙ ГУБЕРНСКИЙ

КОМИТЕТ ПАРТИИ БОЛЬШЕВИКОВ (ВКПб)

iНе можете найти то, что вам нужно? Попробуйте сервис подбора литературы.

Кабинет СУЛКОВСКОГО. (Присутствуют: Сулковский, Мордовцев, Алексеевский, Любуш-кин, Быков).

СУЛКОВСКИЙ: - Товарищи, в нашей губернии случилось серьёзное «чэпэ». В Старой Калитве местные кулаки и дезертиры разгромили продотряд, убили красноармейцев. Мятежники терроризируют местное население, уничтожают наших товарищей, советских работников и коммунистов. Мы должны принять экстренные меры, не дать мятежу разрастись. Фёдор Михайлович, начнём с тебя. Ты у нас военком, тебе и карты в руки.

МОРДОВЦЕВ: - У меня в наличии мало сил, Иосиф Матвеевич. Комендантская рота здесь, в Воронеже, пулемётная команда, курсанты. Ну, ещё взвод охраны губкома. Кх!.. Кх!..

СУЛКОВСКИЙ: - Мало, мало. Такими силами повстанцев не одолеть. Нужно привлечь чоновцев и вооружённые отряды из ревкомов, милиционеров. Любушкин, сколько наберётся твоих ребят в южных уездах губернии?

ЛЮБУШКИН: - Немного. Милиции во всех уездах не хватает. Но будем поднимать то, что есть.

СУЛКОВСКИЙ: - Поторопись, Михаил, дорог каждый час. Обзвони своих, дай соответствующую команду. Теперь о чекистах. Николай, ты хоть у нас и молодой руководитель, но такое упущение. Почему мы ничего не знали о подготовке этого бунта в Старой Калитве? Он же не на пустом месте родился!

АЛЕКСЕЕВСКИЙ: - Всё произошло спонтанно, Иосиф Матвеевич. Михаил Назарук, который командовал продотрядом, можно сказать, перегнул палку: поехал в Калитву брать хлеб второй раз, угрожал на митинге оружием.

СУЛКОВСКИЙ: - Знаю, знаю, мне докладывали. Но какая-то контрреволюционная работа в Старой Калитве велась, уверен. Почему чекисты ничего не знали об этом?

АЛЕКСЕЕВСКИЙ: - Наша недоработка, признаю. Текучка заела.

СУЛКОВСКИЙ: - Текучка!.. Это не объяснение. Мятеж - не игрушки. Рядом Антонов, Донская область, волнения среди казаков. А тут ещё наши. В общем так: губкомпарт принял решение: собрать все имеющиеся в губернии силы и бросить их на подавление мятежа в Калитве. Возглавит эти силы Мордовцев Фёдор Михайлович.

МОРДОВЦЕВ: - Есть!.. Кх!.. Кх!..

СУЛКОВСКИЙ: - Сиди, сиди. Я связался с Белозёровым, командиром сводного полка, он недавно гонял банду Варравы на юге, за Кантемировкой. Белозёров выделит нам эскадрон фронтовых рубак. Его по железной дороге перебросят в Россошь. Туда вам, всем четверым, нужно выехать немедленно. Ознакомиться с ситуацией на месте, организовать мощный военный кулак и как следует ударить по мятежникам. Порядок наводи там, Фёдор Михайлович, железной рукой. Железной! Бандитов, кто поднял руку на продотрядовцев, найти и расстрелять. Слышишь, Георгий Федотович? Ревтрибуналу даются широкие полномочия.

БЫКОВ: - Понял, Иосиф Матвеевич.

СУЛКОВСКИЙ: - Это и решение губкомпарта, и указание Москвы. В Совнаркоме обеспокоены волнениями в нашей губернии, доложено товарищу Ленину. Сегодня ночью мне звонил Дзержинский, Феликс Эдмундович сказал то же самое - не щадить! Антоновщина может перекинуться и на нашу губернию, а это опасно для всей России.

МОРДОВЦЕВ: - Да, очень опасно.

СУЛКОВСКИЙ: - Николай, там, на месте, необходимо организовать вашу, чекистскую, разведку. Мы должны знать о намерениях бандитов, упреждать их действия. Надо узнать имена зачинщиков мятежа, есть ли контакты с Антоновым. ну, и всё прочее. А то мы будем, как слепые котята тыкаться. Понял?

АЛЕКСЕЕВСКИЙ: - Да, понял.

СУЛКОВСКИЙ: - Главарей мятежа надо уничтожать в первую очередь. Любушкин, милиционеров это тоже касается.

ЛЮБУШКИН (кивает).

СУЛКОВСКИЙ: - Всё, товарищи, работаем. НОЧЬ. ДОМ КОЛЕСНИКОВЫХ.

КОЛЕСНИКОВ: - .Тихо вы! Огня не зажигать. Вроде никого возле двора нету. Пошёл я. Если спросят - скажете, что уехал, за ним из части явились.

ОКСАНА: - Может, штабные просто попугали, Ваня? Отстанут?

КОЛЕСНИКОВ: - Жди, отстанут! Чуток прямо в штабной хате не расстреляли. Мамо, носки тёплые положили?

МАРИЯ АНДРЕЕВНА: - Положила, положила. Сала шмат, хлиб.

КОЛЕСНИКОВ: - Ну, прощевайте. Мне бы только из Старой Калитвы выбраться. За ночь дойду до Россоши, а там. Прощайте (обнимает женщин). ОКСАНА: - Ой, Ваня, боюсь я что-то.

МАРИЯ АНДРЕЕВНА: - Ладно тебе, на дорогу-то. Иди спокойно, Иван. ПРАСКОВЬЯ: - Сначала - за катухами, по-над плетнём, а там - через овраг. КОЛЕСНИКОВ: - Знаю, вырос тут.

НАСТЯ: - И не погостил как следоват. Осторожней на ногу ступай, братка. КОЛЕСНИКОВ: - Знаю.

МАРИЯ АНДРЕЕВНА: - Шашку бы оставил, Иван. Потом как-нибудь забрал бы. КОЛЕСНИКОВ: - Не, это оружие. Его не бросают.

НА ОКРАИНЕ СТАРОЙ КАЛИТВЫ КОЛЕСНИКОВА НАСТИГЛИ ДВОЕ КОННЫХ.

КОНДРАТ: - Стой!.. Стой, кому говорю! Стрелять будемо! ФИЛИМОН: - Конём зараз стопчу. Эй!

ХЛЕЩУТ КОЛЕСНИКОВА ПЛЁТКАМИ.

КОНДРАТ: - Не шастай по ночам! Тут запретна зона. А ну, Филимон, слезь, обыщи его. ФИЛИМОН: - Ба-а, да это же. командир! Колесников! КОНДРАТ: - Извиняй, Иван Сергеич. Не признали. А чего ты тут? КОЛЕСНИКОВ: - Прогуляться вышел, свежим воздухом подышать, мать вашу! КОНДРАТ: - А мы бачим, хто-сь ковыляе. Думаем: може лазутчик от красных. КОЛЕСНИКОВ: - Лазутчик! Дыхнуть не даёте.

ФИЛИМОН: - Садись на коняку, Иван Сергеич. Нога-то хворая. Мы до дому тэбэ проводимо. КОЛЕСНИКОВ: - Сам дойду. Врач наказал, чтоб я больше ходил, ногу тренировал. Езжайте!

КОНДРАТ (наблюдая за Колесниковым): - С шашкой он погулять вышел. С мешком. Ха! ФИЛИМОН: - Глаз с него не спускать, а то. КОНДРАТ: - Башку за него сымут с нас, да.

СТАНЦИЯ РОССОШЬ.

ИЗ ТЕПЛУШЕК ВЫГРУЖАЕТСЯ КОННЫЙ ОТРЯД.

НАБЛЮДАЮТ МОРДОВЦЕВ, АЛЕКСЕЕВСКИЙ.

ГУСЕВ: - Разрешите представиться: Гусев, командир взвода.

МОРДОВЦЕВ: - Взвода? Белозёров же нам эскадрон обещал.

ГУСЕВ: - Варрава спутал нам все планы, товарищ военком. Снова напал на Калач, полк почти в полном составе отправился туда.

МОРДОВЦЕВ: - Понятно. Тогда вот что, Гусев: отправляйся в Терновку, там заночуешь, жди от меня команду. За ночь должны подтянуться чоновцы, милиция, отряд из Павловского ревкома.

ГУСЕВ: - Есть!

МОРДОВЦЕВ: - Мы завтра продвинемся дальше, в Митрофановку. Через Криничную выйдем на Новую Калитву, ударим по бандитскому гнезду с двух сторон - ты по Старой Калитве, а мы отсюда (показывает на карте). Если подойдёт отряд из Павловска, ударим и с третьей стороны.

АЛЕКСЕЕВСКИЙ : - Да, если Павловский отряд успеет. Дороги раскисли.

МОРДОВЦЕВ: - Гусев, в Терновке будь внимателен. Село вроде бы не заражено бунтовщиками, а там кто его знает. В бой преждевременно не ввязывайся, жди от меня команду.

ГУСЕВ: - Понял, товарищ командующий. Взво-од, слушай мою команду-у. Рысью, за мной, ма-а-рш!

СТАНЦИОННЫЙ ТЕЛЕГРАФ.

МОРДОВЦЕВ: - Здравствуйте. Военком Мордовцев. С кем имею честь?

ВЫДРИН: - Телеграфист. Выдрин.

МОРДОВЦЕВ: - Вы имеете доступ к секретным документам?

ВЫДРИН: - Да, имею.

МОРДОВЦЕВ: - Хорошо... Передадите ряд телеграмм в Воронеж и для нескольких ревкомов.

ВЫДРИН: - Слушаюсь, господин военком.

МОРДОВЦЕВ: - Господ с семнадцатого года нет.

ВЫДРИН: - Прошу простить. по старой привычке.

МОРДОВЦЕВ: - Николай Евгеньевич, приступай.

АЛЕКСЕЕВСКИЙ: - Передавайте, Выдрин. Острогожск, Лиски, Богучар, Павловск. Всем ревкомам. ПРОДОЛЖАЙТЕ ФОРМИРОВАНИЕ ОТРЯДОВ ДЛЯ ПОДАВЛЕНИЯ МЯТЕЖА. ТЕЛЕФОНИРУЙТЕ РОССОШЬ МОРДОВЦЕВУ О ГОТОВНОСТИ ВЫСТУПЛЕНИЙ.

СТУЧИТ АППАРАТ.

УТРО. ВОЗЛЕ ДОМА КОЛЕСНИКОВА - ТАЧАНКА, КОНДРАТ И ФИЛИМОН НА КОНЯХ. ИЗ ДОМА ВЫХОДИТ КОЛЕСНИКОВ.

КОНДРАТ: - Доброго ранку, товарищ командир.

КОЛЕСНИКОВ: - Здорово. Пулемёт зачем возите?

ФИЛИМОН: - Дак это. военное положение. Штабные приказали.

КОЛЕСНИКОВ: - Приказали!.. Ладно, поехали.

ЗАКАДРОВЫЙ ГОЛОС КОЛЕСНИКОВА: «.Придётся подчиниться. Ладно, сделаю вид, что смирился. Но они же будут требовать от меня действий, команд. Дурь не пропустят. Нутряков всё сразу поймёт, да и другие сообразят. Остаётся воевать. Но при первом же удобном случае. А семья как? Убегу - их убьют. Марко, эта сволочь, - у него рука не дрогнет.»

ШТАБНОЕ СОВЕЩАНИЕ.

ПРИСУТСТВУЮТ - ВСЕ ЧЛЕНЫ ШТАБА.

КОЛЕСНИКОВ: - Так, господа-товарищи. Первым делом переношу штаб на хутор Новая Мельница. Это рядом. И там штабу будет удобнее. Полковые командиры остаются у себя в слободах. Связь - конные нарочные, круглосуточно. Шо нам доложит разведка?

КОНОТОПЦЕВ: - Большевики зашевелились, стягивают к Россоши силы.

КОЛЕСНИКОВ: - Какие именно?

КОНОТОПЦЕВ: - Пока не знаю, Иван Сергеевич. У меня на станции есть свой человек, жду от него сообщений.

КОЛЕСНИКОВ: - Хорошо. Встретим их своими силами, утроенными. Полковым командирам держать бойцов в полной готовности. И пехоту, и кавалерию. Григорий, у тебя сколько конницы?

ГРИГОРИЙ: - Пока два взвода.

КОЛЕСНИКОВ: - Новая Калитва? Богдан?

БОГДАН: - Тридцать два кавалериста набралось.

КОЛЕСНИКОВ: - Терновка? Руденко!

РУДЕНКО: - У мэнэ ничого нема, Иван Сергеевич. Хлопцив богато, чоловик сорок, а коняк - чёрт ма.

КОЛЕСНИКОВ: - Начнутся бои - вооружайся за счёт красных. Другого пути нема.

РУДЕНКО: - Да я понимаю.

КОЛЕСНИКОВ: - Теперь штаб. Иван Михайлович, ты мне нарисуй на карте расстановку наших сил, какие примкнули, где сочувствующие, кого поднять надо.

НУТРЯКОВ: - Есть!

КОЛЕСНИКОВ: - Митрофан, ты паняй зараз по сёлам. Возьми верховых человек пятнадцать, нехай ими Марко командует. Агитируй народ примкнуть до нас. Особо не церемонься. Агитация - она силу любит.

БЕЗРУЧКО (смеётся): - Цэ так, Иван. Тут я с тобой согласный.

КОЛЕСНИКОВ: - Всё, совещание окончено. Все донесения с этого часу - на Новую Мельницу. Охрана - со мною, кухарку мне найдите, бойца для поручений.

БЕЗРУЧКО: - Ну, это кого постарше надо. Деда Никифора возьми, Иван.

КОЛЕСНИКОВ: - Деда так деда. Возить меня на тарантасе будет, печку топить при штабе. Тачанка нехай тут стоит, нужнее.

МАРКО: - А кухарит гарно Фроська Безменова. Она як-то прижилась при штабе, наша баба.

БЕЗРУЧКО: - У неё дитэй трое. Как управится?

НУТРЯКОВ: - Возить будем, не проблема.

НА КРЫЛЬЦЕ.

БЕЗРУЧКО: - Вот, цэ командир! Рука чувствуется.

НУТРЯКОВ: - Поглядим, не спеши хвалить.

РОССОШЬ. ШТАБНОЙ ВАГОН.

МОРДОВЦЕВ: - Какие у нас сведения о Колесникове, Николай Евгеньевич?

АЛЕКСЕЕВСКИЙ: - Командиром эскадрона у Белозёрова в полку был. Смелый человек, представлен к награде за бой под Калачом. Как оказался во главе мятежа - непонятно.

МОРДОВЦЕВ: - Поймаем - расспросим. Кулацкая кровь сыграла, не иначе. Кх!.. Кх!.. Кх!.. Пойдём в вагон, продрог я, чаю горячего хочется. Вообще, знобит.

АЛЕКСЕЕВСКИЙ: - Может, опять температура, Фёдор Михайлович?

МОРДОВЦЕВ: - Да Бог с ней, с температурой. Некогда болеть, Николай!.. Давай прикинем на карте диспозицию. Как нам лучше ударить по Калитве. Вот, смотри.

КАКОЙ-ТО ЧАСТНЫЙ ДОМ В РОССОШИ.

ВЫДРИН СТУЧИТ В ОКНО.

ВЫДРИН: - Касьян, скачи в Старую Калитву. Скажи Конотопцеву, мол, в Терновку кавалерийский взвод пошёл, ночевать будет. Мордовцев, военком, силы со всей округи стягивает, наступление готовится. Скачи, живо!

iНе можете найти то, что вам нужно? Попробуйте сервис подбора литературы.

КАСЬЯН: - Щас я, мигом. Оденусь только.

ТЕРНОВКА. ВЗВОД ГУСЕВА ВЪЕЗЖАЕТ В ЦЕНТР СЕЛА.

ГУСЕВ: - Здравствуйте, товарищи крестьяне.

РУДЕНКО: - Доброго здоровьичка и вам, командир.

ГУСЕВ: - Какая тут у вас власть?

РУДЕНКО: - Да с утра Советская була. Красную армию рады бачить.

ГУСЕВ: - Ну, тогда всё в порядке. Нам бы заночевать. Вы кто будете, гражданин хороший?

РУДЕНКО: - Староста я. Петро Руденко. Прошу до мэни в хату, располагайтеся. А хлоп-цив ваших по другим хатам распределим. Это ж вы из Россоши скачете?

ГУСЕВ: - Откуда скачем и куда - не всем знать надо. Васильев!

ВАСИЛЬЕВ: - Я!

ГУСЕВ: - Разведи людей по домам. Коней держать в одном месте, с часовым. Ночью проверять.

ДОМ ПЕТРА РУДЕНКО. Застолье.

ГУСЕВ: - Что тут насчёт бандитов слыхать, Петро Иваныч?

РУДЕНКО: - Какие там бандиты, командир?! У нас народ смирный. Советская власть не забижала, партийную линию большевиков принимаем полностью. Коммунисты - за крестьян, кому непонятно?

ГУСЕВ: - А насчёт продразвёрстки как ваша Терновка реагировала?

РУДЕНКО: - Да как. Шо положено - отдали. Понимаем, городу без хлеба не выжить.

ГУСЕВ: - В Старой Калитве зажиточные да дезертиры ребят наших побили.

РУДЕНКО: - Да слыхали, как же! Дураки, шо с них взять. Это какая-то гнида у них там завелась, мутит народ. Да вы закусывайте, наливайте ещё. Матрёна, картохи неси. Сало вот, кавун солёный.

ГУСЕВ: - Арбуз хороший. Давно я такого лакомства не ел.

ВАСИЛЬЕВ: - Деликатес, что там говорить.

ГУСЕВ: - Петро Иваныч, ты мне вот что скажи: приезжал к вам кто-нибудь из Старой Калитвы, агитировал?

РУДЕНКО: - А як же! Трое, али четверо. Матрёна, скоко их було?

МАТРЁНА: - А я считала?! Нужны они мне.

РУДЕНКО: - Ага, прискакалы, давай агитировать в эти. в повстанцы. Двоих наших дураков сманили - Ваську Козуха и Евсея Ботало. Нехай. Власть им головы всё равно скрутит.

ГУСЕВ: - Это верно. Власть наша, рабочих и крестьян. Чего против неё бунтовать? Сколько мы молодых жизней положили. Васильев, налей. Давай, Петро Иваныч, помянем наших бойцов.

РУДЕНКО: - Да я с милой душой. За святое дело.

ГУСЕВ (пьяно): - Васильев, надо. посты проверить.

РУДЕНКО: - Да вы не волнуйтеся. Мы с моими хлопцами сами. Лягайте спать.

ВАСИЛЬЕВ: - Нет, не положено.

ВТРОЁМ ОБХОДЯТ ПОСТЫ.

ЛОШАДИ МИРНО ЖУЮТ СЕНО. ЧАСОВОЙ НА ПОСТУ.

В ХАТАХ СЛАДКО СПЯТ КАВАЛЕРИСТЫ.

ГУСЕВ: - Ну что, всё в порядке. Васильев, я пару часов сплю, потом ты.

МАТРЁНА: - Да лягайтэ оба, отдохните. Небось, в казармах ваших на досках спите.

ГУСЕВ: - Ну, не на досках, конечно. Но на такой перине я сто лет не спал. Ух ты! (Мгновенно засыпает.)

ВАСИЛЬЕВ: - Пройдусь ещё, гляну.

РУДЕНКО: - Ходим вместе. И я хлопцив проведаю. У нас по ночам свои дежурства. Мало ли.

НОВАЯ МЕЛЬНИЦА.

ШТАБНЫЕ РЕЖУТСЯ В КАРТЫ.

КОНОТОПЦЕВ: - Иван Сергеевич, мой человек из Россоши. КОЛЕСНИКОВ: - Ну, шо там?

КОНОТОПЦЕВ: - В Терновке взвод красных кавалеристов сегодня ночевать будет. МАРКО: - Вот, на ловца и зверь!

КОЛЕСНИКОВ: - Гм. Верить твоему человеку можно? КОНОТОПЦЕВ: - Ни разу не сбрехав. КОЛЕСНИКОВ: - Я подумаю.

НУТРЯКОВ: - Чего тут думать, Иван Сергеевич? Ехать надо. Взвод - не такая уж большая единица, справимся.

КОЛЕСНИКОВ: - А командир дивизии имеет право подумать, Нутряков? НУТРЯКОВ: - Виноват!

КОЛЕСНИКОВ: - Марко, давай команду. Поехали. МАРКО: - По ночам самые дела и делаются. Айда, хлопцы!

ОТРЯД СКАЧЕТ В НОЧИ.

ВАСИЛЬЕВ: - Тихо как! Непривычно. Я отвык уже от такой тишины. Всё в боях, в походах. РУДЕНКО: - А у нас завсегда так тихо. Где воевал-то, Васильев?

ВАСИЛЬЕВ: - Последнее время на Украине, Нестора Махно гоняли. Вот ведь какой непонятный этот хохол, Махно! Сначала за Советскую власть бился, его даже орденом наградили, потом будто шлея ему под хвост попала - против попёр. Ну, махновцам и мы потом всыпали как следует. А крепкая у тебя горилка, Петро Иваныч! Шибануло в голову-то.

РУДЕНКО: - Шибануло, говоришь? А мы добавим (бьёт Васильева обрезом по голове). -Это тебе за Махно. А это - от нас, терновцев.

НА СВИСТ ИЗ ТЕМНОТЫ ПОЯВЛЯЮТСЯ ТРОЕ.

РУДЕНКО: - Добейте его, хлопцы. И вон туда, к плетню. Наган забери, Мыкола. Пригодится. Ходим теперь со мною. Проверим их посты. Часовые меня уже знають. Того, что с конями. МЫКОЛА: - И не ворохнулся! Я его топором. Ха-ха-ха. РУДЕНКО: - Тихо ты, жеребец! ЧАСОВОЙ: - Стой! Кто идёт?

РУДЕНКО: - Свои. Командир Васильев и староста. ЧАСОВОЙ: - Проходи.

БЬЮТ ЧАСОВОГО.

В ДОМАХ ИДЁТ РЕЗНЯ КРАСНОАРМЕЙЦЕВ. ГДЕ-ТО ВЫСТРЕЛИЛИ.

ГУСЕВ (вскакивает): - А? Кто стрелял? Наган где? (Шарит под подушкой.) РУДЕНКО: - Проспав ты свой наган, Гусев. Вот он. Подымайся, штаны надевай. Хорошо на перине спав, а?

ВХОДЯТ: МАРКО, КОЛЕСНИКОВ, НУТРЯКОВ.

МАРКО: - А, вот кто нас завтра убивать собирался. Шкура красная!

РУДЕНКО: - Стой, Марко! Не надо тут - бабе постелю спортишь. На улицу его веди.

ГУСЕВ: - Колесников? Ты?

КОЛЕСНИКОВ: - Ну я. Признал?

ГУСЕВ: - Как не признать?.. Ты что. С ними?

НУТРЯКОВ: - Это мы с Иваном Сергеичем.

ГУСЕВ: - А я чувствовал, что ты, Колесников, не наш человек. Чувствовал. Хотя и жизнь тебе спасал.

КОЛЕСНИКОВ: - А ты, Гусев, чей человек? А? Кто это «ваш», не «ваш»? Ты моих земляков убивать прискакал, так?

ГУСЕВ: - Тебя пришёл убивать, предателя и дезертира.

КОЛЕСНИКОВ (хватается за шашку): - Замолкни! Кого это я предал?

ГУСЕВ: - Рабоче-крестьянскую Красную армию. Тебе эскадрон доверили, полковым командиром хотели назначить, а ты. Тьфу! В бандиты записался.

МАРКО: - Шлёпни его, Иван Сергеич. На, вот, наган.

КОЛЕСНИКОВ: - Да пошёл ты! У меня свой есть.

НУТРЯКОВ: - Какое же будет решение по твоему сослуживцу, Иван Сергеевич? Я понял, должок у тебя перед Гусевым имеется?

КОЛЕСНИКОВ: - Имеется, да. Сами решайте.

НУТРЯКОВ: - Не-ет, тут особый случай. Человек говорит, тебе жизнь спас, а ты. Приказываешь его расстрелять? А?

КОЛЕСНИКОВ: - Не знаю. Стреляйте.

НУТРЯКОВ: - А точнее?

КОЛЕСНИКОВ (кричит): - Стреляйте, я сказал!

МАРКО: - Во, это по-нашему. Ходим, Гусев.

ВЫВОДИТ ГУСЕВА ВО ДВОР. ЗВУЧИТ ВЫСТРЕЛ.

КОЛЕСНИКОВ (голос за кадром): - «Прости, Гусев. Не мог я по-другому. Или я тебя, или бы меня самого. Повязали кровью. Прости!..» - Руденко!

РУДЕНКО: - Тут я, Иван Сергеевич.

КОЛЕСНИКОВ: - Сколько было. у Гусева?

РУДЕНКО: - Семнадцать коней.

КОЛЕСНИКОВ: - Ну вот, теперь и у тебя своя кавалерия есть. Действуй!

В ТЕРНОВКУ ВХОДИТ ОТРЯД МОРДОВЦЕВА.

НА УЛИЦАХ В ДОМАХ ВИДЯТ УБИТЫХ КРАСНОАРМЕЙЦЕВ.

МОРДОВЦЕВ: - Вот сволочи! Сонных порезали!.. И Гусев, Васильев - допустили. Как это могло быть? Ни одного живого бойца!

АЛЕКСЕЕВСКИЙ: - Пили, видишь? Потеряли революционную бдительность.

БЫКОВ: - Доверились, не иначе. Обманули их, хитростью взяли.

МОРДОВЦЕВ: - Это дела не меняет. Терновка заражена бандитизмом, я же Гусева предупреждал - смотри в оба!.. Эх!.. А где народ?

АЛЕКСЕЕВСКИЙ: - В селе практически никого нет. Староста, Пётр Руденко, увёл всех жителей в лес. Так, несколько стариков осталось и старух. Скот с собой увели, даже собак.

МОРДОВЦЕВ: - Это дом Руденко?

АЛЕКСЕЕВСКИЙ: - Да.

МОРДОВЦЕВ: - Сжечь! И всю Терновку сжечь! Дотла! Чтоб ни одного дома не осталось. Кх!.. Кх!.. Кх!.. Всё это бандитское село. А ребят наших похоронить, в братской могиле. Вечная им память!

ТЕРНОВКА ЗАПОЛЫХАЛА. КРАСНОАРМЕЙЦЫ ВЫГОНЯЮТ СТАРИКОВ НА УЛИЦУ.

КРАСНОАРМЕЕЦ: - Дед, выходи! Слезай, говорю, с печи. А то спалим вместе с хатой.

СТАРИК: - И пали. Мне всё одно иттить некуда.

КРАСНОАРМЕЕЦ: - Выходи, не ломай комедию. И ты, бабка, ступай на улицу. Выползай из своей конуры. Ну! (Стреляет в воздух.)

БАБКА: - Ась! Куды пихаешь-то? Ирод!

ТЕРНОВКА ГОРИТ. ЖАЛКИЕ ЛИЦА СТАРИКОВ.

ШТАБ НА НОВОЙ МЕЛЬНИЦЕ.

НА ГОРИЗОНТЕ - ДЫМ ОТ ГОРЯЩЕЙ ТЕРНОВКИ.

iНе можете найти то, что вам нужно? Попробуйте сервис подбора литературы.

МАРКО: - Терновка горит, мужики. Просто смотреть будемо? А, командиры?

БЕЗРУЧКО: - Выручать Петра Руденко надо.

КОЛЕСНИКОВ: - Выручать так выручать. По коням!

НА ПЕПЕЛИЩЕ ТЕРНОВКИ.

УБИТЫЕ ГОРЕМ СТАРИКИ.

НУТРЯКОВ: - М-да-а. Вот, Иван Сергеевич, что твои большевики с Терновкой сделали. Ни одного живого дома не оставили. Можно так с людьми?

КОЛЕСНИКОВ: - Какие-такие «мои большевики»?! Я где - с ними, что ли, был? Ты что несёшь, Нутряков?

НУТРЯКОВ: - Виноват, Иван Сергеевич. С языка сорвалось, не подумал.

КОЛЕСНИКОВ: - Сорвалось у него! Надо языком-то управлять, а не молотить шо придётся. (ГОЛОС ЗА КАДРОМ: - Ах, Мордовцев-Мордовцев! Что ж ты так с людями-то, а? Не все же терновцы в бандитах были. Ладно, ответишь ты за это, ответишь! Ты со мной воюй, а не со старухами.) Безручко!

БЕЗРУЧКО: - Слухаю, Иван Сергеич!

КОЛЕСНИКОВ: - В пропаганде своей рассказывай всем хлеборобам про Терновку. О зверствах большевиков рассказывай. Вот, про это.

БЕЗРУЧКО: - Цэ само собой. Я уже на ус намотав.

ГОЛЫЙ ОСЕННИЙ ЛЕС. ЗЕМЛЯНКИ, КОСТРЫ, ПРИВЯЗАННЫЕ ЛОШАДИ. ЛАГЕРЬ ПЕТРА РУДЕНКО.

У ОДНОГО ИЗ КОСТРОВ МАТРЁНА ВАРИТ ЕДУ.

ПРИЕЗЖАЮТ КОЛЕСНИКОВ С НУТРЯКОВЫМ (со свитой)

КОЛЕСНИКОВ: - Здорово, Петро Иваныч.

НУТРЯКОВ: - Как устроился?

РУДЕНКО: - А вот, глядите. Хаты земляные построили, воздуху много, за дровами ходить далеко не треба, ручей рядом. Жить можно. Баб и детей мы по родне рассовали, одна моя Матрёна туточки. Не хоче меня оставлять.

КОЛЕСНИКОВ: - Терновку вашу сожгли, знаешь?

РУДЕНКО: - Знаю. Сказали мне старики, шо лично Мордовцев, ихний военком, приказал жечь.

КОЛЕСНИКОВ: - Это они в отместку за Гусева. Конечно, можно было хлопцив и не убивать. Отняли бы коней, да и. катись на все четыре стороны.

РУДЕНКО: - Жалкуешь, Иван Сергеич?

КОЛЕСНИКОВ: - Чего жалеть?! Я же сам велел. Но дома были бы целые, вот я к чему. Зима на носу.

РУДЕНКО: - Ничего, перезимуем. А за свою Терновку отомстим. Всю эту зиму коммунисты кровью будут умываться. И Мордовцева этого достанем, вот побачите!

НУТРЯКОВ: - Он того заслуживает, да.

КОЛЕСНИКОВ: - Петро Иваныч, мы чего до тебя приехали. Давай двумя отрядами конный завод под Бобровом возьмём. Коняки там добрые, да и голов до чёрта.

РУДЕНКО: - Я и сам про это думав. Слухай, надо вот чего сделать.

НУТРЯКОВ: - Отойдём в сторону, не все уши должны это слышать.

ГОЛОС ДИКТОРА

(На фоне сражения повстанцев с отрядами Мордовцева):

В СЕРЕДИНЕ НОЯБРЯ 1920 ГОДА ОБЪЕДИНЁННЫМИ, ВОЗРОСШИМИ В ЧИСЛЕННОСТИ ОТРЯДАМИ КОЛЕСНИКОВ НАГОЛОВУ РАЗБИЛ ГУБЕРНСКИЕ СИЛЫ ВОЕНКОМА МОРДОВЦЕВА. НА ЮГЕ ВОРОНЕЖСКОЙ ГУБЕРНИИ УСТАНОВИЛАСЬ ВЛАСТЬ ПОВСТАНЦЕВ.

НАРОДНЫЕ МСТИТЕЛИ ВЕЛИ С ВЛАСТЯМИ ПАРТИЗАНСКУЮ ВОЙНУ - ЖИЛИ В ОСНОВНОМ В ЛЕСАХ, НАПАДАЛИ НА ПРЕДСТАВИТЕЛЕЙ СОВЕТОВ И ПРОДАГЕНТОВ, МЕЖДУ БОЯМИ ЗАНИМАЛИСЬ ЛЮБИМЫМ СВОИМ ДЕЛОМ - Н А Б Е Г А М И НА «КРАСНЫЕ СЁЛА».

СЕЛО МЕЛОВАТКА. ВОЛИСПОЛКОМ.

ХОЛОДНО. ГОРИТ «БУРЖУЙКА»

ВОЗЛЕ НЕЁ - КЛЕЙМЁНОВ И ЛИДА.

КЛЕЙМЁНОВ: - Вот, Лидуха, считай третью годовщину Советской власти отметили. Совсем ещё дитё, а сколько ей досталось!

ЛИДА: - Да, Макар Василич, и гражданская война, и банды разные, теперь, вот, голод.

КЛЕЙМЁНОВ: - Кулачьё да контра всякая радуется, что год нынче неурожайный. А мы с продразвёрсткой этой приступаем к народу. Дуганов, уездный наш голова, говорил, что за Доном, в Старой Калитве, кулаки народ взбаламутили, восстание подняли. В самой Ка-литве продотряд перебили, в Дерезовке коммуниста одного под лёд живого спустили.

ЛИДА: - Ой, изверги какие! Как это - живого под лёд?! Звери!

КЛЕЙМЁНОВ: - Звери и есть. Ты вот что, Лида: давай садись, пиши. Пальцы-то согрелись?

ЛИДА: - Ага, отошли малость.

КЛЕЙМЁНОВ (диктует): - «Председателю Калачеевского уезда товарищу Дуганову. По Меловатской волости хлебозаготовки выполнены покамест на два процента.»

ЛИДА: - Ругать нас будут, Макар Василич.

КЛЕЙМЁНОВ: - Будут. За что нас хвалить? А что мы с тобой могём, Лидуха? Хлебушек -у того же нашего кулака, Рыкалова, а попробуй его возьми. Ладно, рисуй дальше: «Так как кулаки и имущие середняки прячут хлеб и не отдают его на ссыпные пункты.» Не, так не пиши. Хлеб мы всё одно возьмём. Сами с тобой, Лидуха, кочерыжки от кукурузы жрать будем, а хлеб у Рыкалова найдём. Иначе крышка нашей власти! Опять меня батраком сделают. А я от нашей рабоче-крестьянской партии ни в жисть не откажусь. Кожу с меня с живого сдирай, а я. Кх!.. Кх!.. Вот зараза! (Бросает в печку «козью ножку».)

ЛИДА: - Щёку вам где располосовали, Макар Василич?

КЛЕЙМЁНОВ: - Под Бобровом, в девятнадцатом году. Мамонтов шёл на Воронеж, а я тогда в конном эскадроне служил. Ну, и схлестнулись мы. Ладно, дело прошлое. Эх, жизнь у вас, молодых будет, Лидуха! Лет через десять. Товарищ Ленин говорил, что для молодых коммунизм строить будем

ЛИДА: - А какой он, коммунизм, Макар Василич?

КЛЕЙМЁНОВ: - Ну. Хорошая жизня будет, Лида, просто замечательная. Хлеба будет вдоволь, люди будут сытые и довольные. Зависти друг к дружке никакой. Сейчас один в три горла жрёт, как тот же Рыкалов. Видала, какое у него пузо? А другой впроголодь живёт. А при коммунизме все будут равные.

ЛИДА (мечтательно): - Да, хорошо бы так.

КЛЕЙМЁНОВ: - Все образованные будут, в школах и ниверситетах обучаться, ходить в чистом. Эх, хоть одним бы глазком глянуть на ту жизню.

ЛИДА: - Вы ещё не старый, Макар Василич. Доживёте.

КЛЕЙМЁНОВ: - Хаты бы в Меловатке железом покрыть, электричество, как в Воронеже провести. Машинку тебе печатную купим, Лидуха, будешь на ней, как городская мамзель, крашеными пальчиками барабанить: та-та-та-та.

ЛИДА смеётся.

ЗА ОКНОМ ВОЛИСПОЛКОМА СЛЫШИТСЯ ПУЛЕМЁТНАЯ ОЧЕРЕДЬ.

ЛИДА: - Ой, что это, Макар Василич?

КЛЕЙМЁНОВ: - Стреляют. Банда, кажись. Вон скачут, видишь? И к нам сюда правят. Прячься, ложись! (Выхватывает из шинели наган.)

ВРЫВАЮТСЯ НЕСКОЛЬКО ЧЕЛОВЕК ВО ГЛАВЕ С ГРИГОРИЕМ ПОЗДНЯКОВЫМ.

ГРИГОРИЙ: - Брось наган, большевистский прихвостень! Кому сказано? Ну!

КЛЕЙМЁНОВ: - Сам ты прихвостень! Я всю гражданскую. таких, как ты. к стенке ставил! (Стреляет.)

Стреляет и Григорий.

КЛЕЙМЁНОВ, раненый в плечо, падает на пол.

ГРИГОРИЙ: - Ишь, собака! Патроны у него кончились, а то бы продолжав палить. Ну что, исполком, конец твоей власти прийшов, а?! Живой пока? Ничего, добьём. (Читает): - «.Хлебозаготовки выполнили на два процента.» Ха-ха-ха. Что ж так мало, председатель? Кишка тонка свой народ грабить?

ПРОХОР: - Гриш, дай я ему башку срублю. Глянь, кожух мой продырявил.

ГРИГОРИЙ: - Погоди, Прохор, при народе его шлёпнем. А ты, красавица, чого тут прячешься?.. А ну, вылезай! Ишь, какая! Злякалась, да?

ЛИДА: - Вы зачем это. Макар Василича?.. Я перевяжу его, я умею. Пусти!

ГРИГОРИЙ: - Ты это писала?

ЛИДА: - Ну я.

ГРИГОРИЙ: - Грамотная, значит. И перевязывать умеешь. Бойца, вон, моего перевяжи. Демьян! Чего там у тебя с рукой?

ДЕМЬЯН: - Да руку малость зацепило. Ерунда.

ГРИГОРИЙ: - Я сказал, пусть бинтует. Прохор, давай собирай народ. Сюды, к хате. Как зовут тебя, моя коханая?

ЛИДА (не отвечает).

БЬЮТ В РЕЛЬС, УКРЕПЛЁННЫЙ НАД КРЫЛЬЦОМ ВОЛИСПОЛКОМА.

ГРИГОРИЙ: - Вот что, белобрысая: раз председателю своему бумаги писала, то и мне теперь будешь. Со мной в Калитву поедешь.

ЛИДА: - Никуда я с тобой не поеду, бандит!

ГРИГОРИЙ: - А я сказав - поедешь! (Бьёт Лиду по лицу.)

КЛЕЙМЁНОВ: - Что - справился с девкой, да? С одного удара валишь.

ВХОДИТ РЫКАЛОВ.

ГРИГОРИЙ: - Кто такой? Что нужно?

РЫКАЛОВ: - Рыкалов я, Фома Петрович. Дожидались вас. Слава Богу, прибыли. А то вот от этих Клеймёновых да комсомола ихнего житья не стало.

ГРИГОРИЙ: - Отвоевался ваш Клеймёнов. А эта девка - кто такая?

РЫКАЛОВ: - В секретарки он её приспособил, бумаги сочинять. Лидка это, Соболева. Батько её - священник, а она. гнида! С Венькой Жигловым спуталась, комсомольский он у них заводила. И ему чего-то писала. Отписалась ты, дурочка голозадая! К стенке её, подлюку! По селу с красным флагом ходили, агитацию разводили. Хлеб им сдавай! Вот тебе наш хлебушко, видала? Прибьём теперь, сучка комсомольская!

ГРИГОРИЙ: - Ты, Фома Петрович, тут не командуй, сами как-нибудь разберёмся. Мы до вас не прогуляться приехали, а порядок наводить, от власти большевиков освобождать. Я -командир полка Григорий ПОЗДНЯКОВ. Как тут у вас народ настроен?

РЫКАЛОВ: - А всё село красное! Через одного можно к стенке ставить. А Клеймёнова и Веньку Жиглова - в первую голову. Да и Лидку тоже.

ГРИГОРИЙ: - Ну, всех к стенке не поставишь, хлеб некому будет ростить. Ты вот что, Фома Петрович: иди вот с этими хлопцами по дворам. Демьян, Евсей! И ты, Василий!.. Идите зараз с Фомой Петровичем - молодых мужиков до нас забирайте с конями, ну, и чего можно у большевиков прихватить. Кто будэ сопротивляться. сами знаете, шо робыть.

РЫКАЛОВ: - Я укажу кого надо. Пошли.

У КРЫЛЬЦА ВОЛИСПОЛКОМА - ТОЛПА.

ОКРУЖЕНА КОННЫМИ.

ГРИГОРИЙ: - Гражданы меловатцы! Послухайте, шо я вам скажу. Стало быть, Советской власти в вашей Меловатке пришёл конец. Мы эту власть зараз скинули. Председатель арестованный лежит тут, в хате. Поздравляю вас с освобождением. Теперя красные паразиты не будут сидеть на вашей трудовой мозолистой шее. Слухайтесь Фому Петровича, он назначается у вас старостой.

ЖЕНСКИЙ ГОЛОС: - Макар Василича за что прибили?

ГРИГОРИЙ: - Мы никого из вас забижать не собирались. Но Клеймёнов оказал вооружённое сопротивление и ранил нашего боевого товарища. Так что сами понимаете. Мы его казним. Прохор!

ПРОХОР: - Слухаю, Гриша!

ГРИГОРИЙ: - Веди председателя.

ПРОХОР: - Сей момент!

ВЫВОДЯТ КЛЕЙМЁНОВА.

ГРИГОРИЙ: - Вот он ваш мучитель, гражданы бабы и мужики! Поставлен большевиками-коммунистами драть с вас три шкуры.

Но больше он не будет измываться над вами.

ГОЛОС: - Он не измывался над нами. Отпустите его!

ГРИГОРИЙ: - Не, отпустить такого врага не имею права. Он сознательный коммунист и значит первейший вражина. И потому Макар Клеймёнов приговаривается к смертной казни путём расстреливания из боевого оружия винтовки.

ВЕДУТ ИЗБИТОГО ВЕНЮ ЖИГЛОВА.

РЫКАЛОВ: - Стой! Погоди стрелять - вот ещё один. Становись рядом с Клеймёновым. Вот так-то! Я те покажу, как молодёжь в селе баламутить, как с красным своим флагом ходить! И Лидку сюды, Соболеву! Чтоб никаким комсомолом в нашей Меловатке и не воняло.

iНе можете найти то, что вам нужно? Попробуйте сервис подбора литературы.

ГРИГОРИЙ: - Соболева нам нужна, поедет в Калитву.

РЫКАЛОВ: - Ну. вам виднее.

ГРИГОРИЙ: - А парнишка этот. Шо, очень вредный?

РЫКАЛОВ: - И словами не передашь, какой от него вред! Всех, говорит, вас, кулаков, в Сибирь надо выслать. Или - в расход.

ГРИГОРИЙ: - Жиглов, ты казав такие слова?

ЖИГЛОВ: - Говорил и сейчас скажу: Рыкалов - кровосос трудового народа. Советская власть всё равно победит, и его, и всех вас, бандитов, мы поставим к стенке!

РЫКАЛОВ: - Вот, Григорий, слыхал?

ГРИГОРИЙ: - Да-а, тут дело серьёзнэ. Парнишка этот красный от макушки до пяток. Становьте его рядом с председателем, хлопци!.. Заряжай!.. Пли!

ТОЛПА КРИЧИТ, РАЗБЕГАЕТСЯ.

К о н е ц в т о р о й с е р и и

МЯТЕЖНАЯ КАЛИТВА

Т р е т ь я с е р и я

КАДРЫ:

Грузят награбленное добро в подводы, (сани)

У волисполкома строят «добровольцев» с конями.

Слышны команды: «Строиться в колонну по три головы». «Эй, на кауром!.. Сдай назад! Строй портишь!» «Подпругу подтяни, седло криво сидит» «Сабля есть? Нету? Ну, у красных отобьёшь.» «Слушай команду-у. Шаго-ом ма-арш!»

Длинный обоз направляется в Калитву.

На одной из подвод - плачущая Лида.

Рядом идёт её мать.

МАТЬ: - Куда же вы везёте её, проклятые? Господи, помоги! А-а. Лидушка-а.

ГРИГОРИЙ: - Чего ты так убиваешься, мать? При штабе будет сидеть, такие ж бумажки писать, как и у Клеймёнова. Иди назад, а то конём стопчу? Кому сказав? Ну!!!

ГУБЕРНСКИЙ КОМИТЕТ ВКПб.

КАБИНЕТ СУЛКОВСКОГО.

СУЛКОВСКИЙ: - Что происходит, Фёдор Михайлович? Взвод Гусева в Терновке вырезан, наши силы разбиты...Что - неужели с Колесниковым нельзя было справиться? Мы же собрали на юге губернии всё, что можно!

МОРДОВЦЕВ: - А они собрали ещё больше. У Колесникова - тысячи людей, Иосиф Матвеевич. Тысячи! Много конницы, его отряды очень мобильны, прямых боёв он избегает, ведёт самую настоящую партизанскую войну. И население его поддерживает. Это существенно. Да и воюет Колесников грамотно.

СУЛКОВСКИЙ : - Да, конечно. Бывший командир Красной армии. Научили на свою голову. М-да. Оставлять это безнаказанным никак нельзя. К Колесникову надо каким-то образом подобраться, лишить бандитов головы.

МОРДОВЦЕВ: - Алексеевский как раз этим и занимается. В Павловской чека готовятся разведчики для заброски в тыл Колесникова. Работает со своими людьми и Любушкин, милиция.

СУЛКОВСКИЙ: - Ч-чёрт! И рассчитывать нам на помощь Москвы пока не получится: в Крыму - Врангель, на Украине - недобитый Махно, в Тамбове - Антонов, опять же польский фронт. В общем так, Фёдор Михайлович: руки опускать не будем. Снова собираем свои силы для последующего удара. Ведём среди населения разъяснительную работу. Мы дадим тебе в помощь аэроплан, пусть летает над сёлами и разбрасывает листовки. Тексты сами с Алек-сеевским сочиняйте. Там, на месте, виднее.

МОРДОВЦЕВ: - Да, разумеется. Кх!.. Кх!..

СУЛКОВСКИЙ: - Езжай, Фёдор Михайлович. Жду от тебя добрых вестей.

ИДЁТ ОБОЗ ИЗ МЕЛОВАТКИ.

ПРОХОР: - Ну вот, Демьян, теперь и ты при коне.

ДЕМЬЯН: - Разве это конь? На нём пахали, воду возили. Для строя он не годится.

ПРОХОР: - В следущий набег лучшего добудешь. Мой, ить, тоже не ахти: зубы стёртые, холка сбитая.

ДЕМЬЯН: - Твой под седлом ходил, видно. И команды знает.

ПРОХОР: - Знает, ага. Поглядим, как он в бою себя покажет. А бои скоро сурьёзные начнутся. То, что мы ныне красных на лопатки положили, ещё нам аукнется. Коммуняки навалятся на Калитву, вот побачишь.

ДЕМЬЯН: - Похоже на то.

ПРОХОР: - Ты шашкой-то. справишься? Рубал кого-нибудь?

ДЕМЬЯН: - Не приходилось. Больше винтовкой.

ПРОХОР: - Ничего, я тебя научу. Рубить надо с потягом, наискосок. В шашке страшная сила, ежли с умом рубануть. Голова, как арбуз с плеч скатывается. А чего ты пустой едешь?

ДЕМЬЯН: - Как пустой? А конь?

ПРОХОР: - Ну, конь! Хлопцы, бачишь, узлов накрутили. А Григорий и девку прихватив. Гарна дивчина! И я бы с такой покохався!..

ХУТОР «НОВАЯ МЕЛЬНИЦА».

ШТАБНАЯ ХАТА.

ДЕД НИКИФОР ТОПИТ ПЕЧЬ.

КОЛЕСНИКОВ: - Сетряков!

НИКИФОР: - Слухаю, Иван Сергеич!

КОЛЕСНИКОВ: - Шо у тэбэ дыма полная изба?

НИКИФОР: - Да вьюшку забув вытянуть. Щас проветрим.

КОЛЕСНИКОВ: - Давай проветривай, а то дыхнуть нечем. Григорий не вернулся в Старую Калитву, не знаешь?

НИКИФОР: - Не знаю. К ночи, казалы, должен быть.

КОЛЕСНИКОВ: - Потом сгоняем туда. Узнаем, шо там, в набеге, и как получилось. Мне и до дому надо забежать, бельё переменить. Конским потом всё провоняло.

НИКИФОР: - Як скажешь, Иван Сергеич. Моё дело подневольное.

КОЛЕСНИКОВ: - «Подневольное». Ты же добровольцем напросился.

НИКИФОР: - Да так-то оно так.

КОЛЕСНИКОВ (показывает на обрез): - Стреляет твоя пушка?

НИКИФОР: - Та ни-и. Шо-сь с бойком. Кондрат отдав, каже - потом отремонтирую, струмента нема. А якый же я бандит без обрезу?

КОЛЕСНИКОВ: - Ты не бандит, Никифор. Повстанец. Бунтовщик.

НИКИФОР: - Правильно сказав! И бунтовать есть за что. На земле-кормилице проживаем, а голодные, як собаки. Рази так можно?

КОЛЕСНИКОВ: - Нельзя.

НИКИФОР: - Крестьянин должен быть сытый и справный телом, тогда он всю матушку-Расею накормит. А так. Силком последнее отымают. Вот я и подався в бунтовщики.

КОЛЕСНИКОВ: (голос за кадром): - «Считай, что и я тоже. Назад пути нет. Завяз по самые ноздри. Заставили «дивизией» этой командовать. А долго она протянет, «дивизия»? Если подымут полк Белозёрова, ещё пару-тройку фронтовых эскадронов. пух только от нас полетит! Многие тут же побросают винтовки и разбегутся кто куда. А искать меня будут! И ждёт меня пуля Ревтрибунала, это как пить дать!..»

НИКИФОР: - Иван, можно тебя спросить? Ты уж прости старика, что в душу тебе лезу.

КОЛЕСНИКОВ: - Спрашивай.

НИКИФОР: - Я вот гляжу . всё ты смурной какой-то ходишь. Не в радость тебе, бачу, должность?

КОЛЕСНИКОВ: - Ну, не в куклы играть назначили.

НИКИФОР: - Ты бы, Иван, прибился к какому-нито берегу, не рвал себе сердце. Раз Калитва доверилась, поставила тебя на таку должность. Ты не кисни, не надо. Люди, знаешь, к надёжным тянутся, к сильным, за кем пойтить не страшно, которые знают, как эту паскуди-ну, жисть, переменить. С такими и помирать не страшно. Ей Богу!

КОЛЕСНИКОВ: - Во как ловко старый хрен повернул!.. Ладно, побалакалы. (Выходит на крыльцо.) - Кондрат!

КОНДРАТ: - Я!

КОЛЕСНИКОВ: - Запрягай тарантас. В Старую Калитву поедем.

КОНДРАТ: - Слухаю!.. Филимон, игде ты, чертяка?.. Давай коней командира, выводи!

СТАРАЯ КАЛИТВА.

КОЛЕСНИКОВ НАБЛЮДАЕТ ЗА ПРИБЫВАЮЩИМ ОБОЗОМ.

КОЛЕСНИКОВ: - Как сходил, Григорий? Что долго так?

ГРИГОРИЙ: - Да пока в Меловатке этой власть скинули, пострелять пришлось, председателю исполкома ихнего да комсомолу мозги вправляли. Много делов було, Иван Сергеич. Фураж, кони, добровольцы. Вон, бачишь?

У ДЛИННОГО АМБАРА БОЙЦЫ СГРУЖАЮТ ДОБЫЧУ.

ЗДЕСЬ ТРОФИМ НАЗАРУК.

КОМАНДУЕТ: - Хлопци, эти мешки туда тягайтэ. Пашаничка!.. Да гарна яка! Вот, а цэ овёс. Ну, молодцы! Не зря ходили, не зря!.. Я же сказав, Василь: не надо путать мешки, разбирайся потом!..

КОЛЕСНИКОВ: - Добровольцев, Григорий, много сагитировал? Охотно шли?

ГРИГОРИЙ: - Да кто с охоткою, кого агитировали (показывает на обрез).

КОЛЕСНИКОВ: - Понятно. А это шо за барышня?

ГРИГОРИЙ: - Соболева, Лидка. При тамошнем председателе помощницей була, грамотная. Хочу себе её приспособить, бумаги писать в штабе.

КОЛЕСНИКОВ: - Грамотная?.. А ну, выйди, Лидия. С приездом.

ЛИДА: - Я и тут посижу. Нечего мне выходить. Везите меня назад, к матери.

КОЛЕСНИКОВ: - Ишь, какая занозистая. Кондрат, заберите барышню в тарантас, на Новую Мельницу повезём.

ГРИГОРИЙ: - Погодь, Иван! Ты что - себе её забираешь?

КОЛЕСНИКОВ: - У меня при штабе будет. Какие у тебя бумаги? Нутряков, вон, по два приказа в день строчит, Безручко опять же. Дивчина эта нужнее у нас.

ЛИДА: - Не буду я ваши бандитские бумаги писать. Пусти, медведь бородатый! Что руки мне выкручиваешь?!. А-а-а.

КОНДРАТ: - Хо-хо! Медведь да ще бородатый! И где ты таких видала? Мы с барышнями обращение понимаем. Ходим, ходим - вон до того тарантаса.

ФИЛИМОН: - Иди, красавица, иди. Ты у нас в плену, в военной организации, должна понимать. И сполнять то, шо от тебя требуют.

ЛИДА: - Пусти, сама пойду.

ГРИГОРИЙ: - Иван Сергеич. ты это. Лидка-то. Я всурьёз, жениться хочу.

КОЛЕСНИКОВ: - Какая женитьба, Поздняков? Война идёт, а он - жениться. Занимайся, вон, обозом. Бачишь, мешки с возов потянули.

ГРИГОРИЙ: - Маншин! А ну, клади назад!

МАНШИН: - А коняку я чем кормить буду?

ГРИГОРИЙ: - Со склада получишь. Обращайся к Трофиму Назаруку или Кунахову. Они фуражом ведают.

ТРОФИМ: - Ты слыхав, шо тебе сказали? Тащи, вон, в склад!

МАНШИН: - У вас получишь, как же! (Несёт мешок.)

ТРОФИМ: - Получишь, получишь. (Демьян уходит.)

ТРОФИМ (вполголоса): - Овса и пашанички мешков пять до дому надо переправить. Вон какая! Чего этой голытьбе раздавать? Ишь, коняку ему кормить! Небось, ишо себе привезёшь. Твое дило, Маншин, - воевать.

iНе можете найти то, что вам нужно? Попробуйте сервис подбора литературы.

НОЧЬ. ДЕМЬЯН СТОИТ НА ПОСТУ У ШТАБНОЙ ХАТЫ. ВИДИТ, КАК ТРОФИМ НАЗАРУК УКРАДКОЙ ВЕЗЁТ МЕШКИ С ЗЕРНОМ ДОМОЙ. ДЕМЬЯН: - Вот, значит, как вы с нами.

ТАРАНТАС КОЛЕСНИКОВА В СОПРОВОЖДЕНИИ КОНДРАТА И ФИЛИМОНА СОБИРАЕТСЯ ОТЪЕХАТЬ. КОЛЕСНИКОВ ЗАНЯТ РАЗГОВОРОМ С ДОКТОРОМ, ЗАЙЦЕВЫМ.

ЗАЙЦЕВ: - Как самочувствие, Иван Сергеевич?

КОЛЕСНИКОВ: - Лучше. Ты мне скажи, эскулап. Тянет пока ногу. И ступать больно.

ГРИГОРИЙ : - Ну ладно, Иван, попомнишь. Отнял девку! Филимон! Подь сюды.

ФИЛИМОН: - Слухаю, Гриша.

ГРИГОРИЙ: - Ты вот что, Филимон. За девкой этой глядите с Кондратом в четыре глаза. Комсомолка она, большевицкой пропагандой порченая. Вреда от неё может быть много. Колесников не сображае, какую гадюку в штабе пригреть хоче. Да ще бумаги ей собирается давать писать. Она с этими бумагами, секретными. понимаешь?

ФИЛИМОН: - Не.

ГРИГОРИЙ: - Она их за пазуху и - тикать, до своих. До красных.

ФИЛИМОН: - А-а. Не, Гриша, не убежить. Ты про то не думай.

ГРИГОРИЙ: - А у мэнэ обязанность такая - думать. Я командир полка, и за всэ отвечаю. Лидка - скрытая шпионка, поняв?.. Так вот, Филимон, приказываю тебе: ежли она побежить -руби её, заразу! Поняв?

ФИЛИМОН: - Чего не понять? Нехай тильки попробуе!

ГРИГОРИЙ: - И Кондрату накажи мой приказ. Она при главном штабе будэ, всё бачить и слухать. А я за неё в ответе, так как сам и привёз. А вы с Кондратом самые доверенные лица при командире дивизии. Розумиешь?

ФИЛИМОН: - Ага, розумию. Накажу Кондрату, накажу. Мы с неё глаз не спустимо. Нехай тильки попробуе.

КОЛЕСНИКОВ САДИТСЯ В ТАРАНТАС:

КОЛЕСНИКОВ: - Никифор, давай до дому ко мне.

НИКИФОР: - Но, клешнятые! Поихалы!

ДОМ КОЛЕСНИКОВЫХ.

ОКСАНА: - Ой, Ваня!.. Здравствуй! Ты откуда?

КОЛЕСНИКОВ: - С неба свалился, откуда!.. Здоров была. И вы, мамо. сестрёнки.

МАРИЯ АНДРЕЕВНА: - Проходь, сынок, проходь! Нога как? Бачу - без палки уже ходишь?

КОЛЕСНИКОВ: - Да, врач разрешил. Но ещё болит.

МАРИЯ АНДРЕЕВНА: - Ну, сидай. Вечерять будешь?

КОЛЕСНИКОВ: - Некогда. Рубаху, вон, да подштанники сменить треба. Найдите чистые. (Раздевается.)

ОКСАНА: - Может, баню истопить? Мы быстро. Параска, Настя!..

КОЛЕСНИКОВ: - Да яка там баня. Я же сказал - некогда. (Переодевается.)

МАРИЯ АНДРЕЕВНА: - Как ты там, сынок?

КОЛЕСНИКОВ: - Привыкаю.

МАРИЯ АНДРЕЕВНА: - Воюешь?

КОЛЕСНИКОВ: - Ага, воюю.

МАРИЯ АНДРЕЕВНА: - Против власти воюешь. Охо-хо-о.

ОКСАНА: - Ваня, может, это.

КОЛЕСНИКОВ: - Что «это»?

ОКСАНА: - Да сбежать тебе можно?

КОЛЕСНИКОВ: - Куда бежать, глупая?! В путах я. И на ногах путы, и на руках. Красные меня теперь не простят, и эти, наши, тож.

ОКСАНА: - О, господи! Что же теперь будет?

КОЛЕСНИКОВ: - А будь что будет. Не забивай себе голову. Живите спокойно. Вас не тронут. Я за всё в ответе.

ВЫШЛИ ПРОВОЖАТЬ ВСЕМ СЕМЕЙСТВОМ.

У ВОРОТ ЖДУТ КОНДРАТ И ФИЛИМОН.

ОКСАНА (на ухо): - Ваня, я это. Баню ту помнишь? Хи-хи.

КОЛЕСНИКОВ: - Ну?

ОКСАНА: - Другая Танюшка у нас будет. Или Костик.

КОЛЕСНИКОВ: - Ну и радуйся.

ОКСАНА: - А ты?

КОЛЕСНИКОВ: - И я тож. Бывайте!.. Храни вас Бог!

МАРИЯ АНДРЕЕВНА: - И тебя, Ваня (крестит его вслед).

ТАРАНТАС УЕЗЖАЕТ.

15 НОЯБРЯ 1920 ГОДА.

СЕЛО КАМЕНКА. ТАМБОВСКАЯ ГУБЕРНИЯ.

ШТАБ АНТОНОВА.

В ПРИЁМНОЙ - НУТРЯКОВ И БЕЗРУЧКО.

ИЗ-ЗА ЗАКРЫТОЙ ДВЕРИ ДОНОСИТСЯ ГОЛОС АНТОНОВА.

АНТОНОВ: - .Чего ты с ними возишься, Языков? Всех, кто нам мешает - в овраг, в яругу! Никого уговаривать не надо. Нам нужны идейные, преданные бойцы. Борьба идёт кровавая, смертная. Или мы большевиков, или они нас. Крестьянские восстания ширятся по всей России, и рано или поздно мы победим. Как бы там Ленин не распинался с трибун, его коммунистические идеи нежизненны. Нажитое хозяином не может быть общим. Равноправие в социальном смысле - это блеф, большевистская пропаганда. Ты сам это понимаешь, Юлиан Мефодьевич?

ЯЗЫКОВ: - Понимаю, Александр Степанович. И стараюсь обеспечивать рост наших рядов именно из преданных людей.

АНТОНОВ: - Плохо стараешься, Языков! Плохо! Ряды наши растут медленнее, чем нужно. Большевики тоже не дремают и ведут соответствующую работу. А нам медлить нельзя. Почему до сих пор нет гонцов от воронежских повстанцев?

ЯЗЫКОВ: - Они как раз прибыли, в приёмной.

АНТОНОВ: - Зови.

ОФИЦЕР В ПРИЁМНОЙ: - Проходите, господа.

БЕЗРУЧКО: - Бачишь, Иван Михайлович, мы с тобой господами уже стали.

НУТРЯКОВ: - Помолчи, Митрофан, тут не до шуток. (Входят.) Разрешите представиться, Александр Степанович: Нутряков Иван Михайлович, начальник штаба Воронежской повстанческой дивизии.

БЕЗРУЧКО: - Голова политотдела, Безручко. Митрофан.

АНТОНОВ: - Так-так. Голова, ноги. Здорово, орлы! Рад приветствовать вас на свободной тамбовской земле. Садитесь. Как доехали?

НУТРЯКОВ: - Доехали, можно сказать, без происшествий.

АНТОНОВ: - Что ж, хорошо. Познакомьтесь: это Языков Юлиан Мефодьевич, мой офицер по особым поручениям. Это - Богуславский Александр, главный военный советник. Гм. А Колесников почему не приехал?

БЕЗРУЧКО: - Да нога у него ще не зажила, Александр Степанович. Раненый он.

АНТОНОВ: - Где ранен? Когда?

БЕЗРУЧКО: - Да ще у красных служив, в бою под Калачом. Он командиром эскадрона був, вроде бы его и на полк хотели ставить. А мы, значит, перехватили. Он наш, местный.

БОГУСЛАВСКИЙ: - Местный - не значит преданный. Это не синонимы.

БЕЗРУЧКО: - Шо вы сказали? Я не поняв.

БОГУСЛАВСКИЙ: - Бывший красный командир может оказаться предателем, вот что я сказал.

БЕЗРУЧКО: - Та ни-и. Мы его знаем. Батько его, Сергей Никанорыч, из зажиточных, сам Иван при царе унтер-офицером був. А то, шо у красных он воевал. да мы все там были.

АНТОНОВ: - Ладно. Как он воюет, начальник штаба?

НУТРЯКОВ: - Грамотно воюет, Александр Степанович. Я, как специалист, замечаний не имею.

БЕЗРУЧКО: - Мы к нему надёжных людей приставили, они следят за каждым его шагом.

АНТОНОВ: - Ну, к башке человека агента не приставишь. А что касается службы у красных. Ничего страшного. Я сам при Советах начальником милиции был - и в Тамбове, и в Кирсанове. Главное, чтобы виляний не было. Пошёл с нами - иди до конца. Нас могут и разбить, да. Но народ потом спасибо скажет. Поймёт, за что мы бились.

БЕЗРУЧКО: - И мы так считаем.

АНТОНОВ: - Давайте о совместных делах поговорим. Юлиан Мефодьевич, ты вот что: отправляйся в Воронеж, поглядишь там, на месте, организацию дивизии, вооружение, численность. Поговори с народом, поинтересуйся настроением.

БЕЗРУЧКО: - Нам бы пулемётов, винтовок, Александр Степанович, патронов.

АНТОНОВ: - Поможем. Богуславский, выдели из моего резерва, снаряди для воронеж-цев обоз.

БОГУСЛАВСКИЙ: - Есть!

БЕЗРУЧКО: - Вот спасибо! Обрадуются наши.

АНТОНОВ: - А вы меня порадовать должны. Своими боевыми успехами на воронежской земле. Забирайте власть у большевиков повсеместно, захватывайте железнодорожные станции, узлы связи, ссыпные пункты зерна, склады - это очень важно. И двигайтесь вот сюда (подходит к карте), к нам. Общими усилиями мы свалим, растопчем эту ненавистную народу власть. Ладно, хватит о делах. Богуславский, стол накрыт?.. Пора отдохнуть.

БОГУСЛАВСКИЙ: - Так точно, накрыт.

АНТОНОВ: - Прошу!

ВОРОНЕЖ. КАБИНЕТ СУЛКОВСКОГО.

ТИТР: «МИЛЮТИН НИКОЛАЙ АЛЕКСАНДРОВИЧ.

ЧРЕЗВЫЧАЙНЫЙ УПОЛНОМОЧЕННЫЙ СОВЕТСКОГО ПРАВИТЕЛЬСТВА».

МИЛЮТИН: - Иосиф Матвеевич, вы что это в губернии бандитизм развели, а? Почему дали возможность Колесникову создать целую дивизию? Чем ваши чекисты занимаются?

СУЛКОВСКИЙ: - У нас очень молодой председатель чека, Алексеевский, Николай.

МИЛЮТИН: - Молодой, старый. На ответственные государственные посты надо ставить людей, которые умеют работать. Умеют!.. А теперь что? Теперь, когда губкомпарт и губ-исполком прошляпили бандитов, правительство вынуждено снимать с фронта целые полки, направлять сюда, в Воронеж.

СУЛКОВСКИЙ: - Я понимаю, Николай Александрович.

МИЛЮТИН: - Мало понимать, чёрт возьми. Мало! Надо действовать. Вчера, в Москве, товарищ Ленин мне сказал: «Антонов и Колесников - это кровные враги революции. Церемониться с ними нечего. И ни в коем случае нельзя допустить их воссоединения.»

СУЛКОВСКИЙ: - Боюсь, мы уже и с этим опоздали.

МИЛЮТИН: - То есть?

СУЛКОВСКИЙ: - Тамбовские чекисты сообщили нам, что у Антонова, в Каменке, уже побывали посланцы Колесникова.

МИЛЮТИН: - Вот! Час от часу не легче!.. Тем более, надо спешить. Зашевелились недобитые белогвардейцы, эсеры, всякие подпольные организации, в том числе и духовенство. Антоновщина для них - как флаг, надежда. Они будут всячески содействовать этому движению масс. Именно - масс! А это очень опасно.

СУЛКОВСКИЙ: - Мы можем теперь рассчитывать только на регулярные части Красной армии, Николай Александрович. Своими, внутренними, силами мы не справимся.

МИЛЮТИН: - Да, в Москве понимают это. На подавление тамбовского мятежа направлен Тухачевский. Здесь, в вашей губернии, будут действовать другие командиры, имеющие боевой опыт. Свяжитесь с Реввоенсоветом, вам назовут их имена. Но и сами энергичнее действуйте, смелее! Это же вопрос жизни и смерти, Иосиф Матвеевич. Или мы удержим власть в своих руках, или. Да что тут объяснять?! Здесь, в вашем кабинете, будет сидеть Колесников. Или тот же Антонов.

ГОЛОС ДИКТОРА:

ПОТЕРПЕВ ПОРАЖЕНИЕ ОТ МОЩНЫХ, ОРГАНИЗОВАННЫХ УДАРОВ МОБИЛЬНЫХ ОТРЯДОВ КОЛЕСНИКОВА, БОЛЬШЕВИКИ СМЕНИЛИ ТАКТИКУ, ВРЕМЕННО ОТСТУПИЛИ, В СВОЮ ОЧЕРЕДЬ ГОТОВИЛИ ДЛЯ НАСТУПЛЕНИЯ НОВЫЕ ВОЕННЫЕ СИЛЫ.

iНе можете найти то, что вам нужно? Попробуйте сервис подбора литературы.

В ЮЖНЫХ ГОРОДАХ ВОРОНЕЖСКОЙ ГУБЕРНИИ, ПАВЛОВСКЕ И БОГУЧАРЕ, МИЛИЦИЯ И ЧЕКИСТЫ ДАВАЛИ ПОСЛЕДНИЕ НАСТАВЛЕНИЯ СВОИМ РАЗВЕДЧИКАМ.

БОГУЧАР. 13 НОЯБРЯ 1920 ГОДА.

ЛЮБУШКИН: - Ну, Шматко, теперь ты - «Батько Ворон». Забудь, что ты - красный милиционер. Скачи в свою Журавку, собирай «банду», действуй. Тебе с твоими хлопцами главное добиться расположения Колесникова, его окружения, приблизиться к ним. Организуй набеги, больше шума, конечно, пусть о твоём отряде пойдёт дурная слава. А там действуй по обстоятельствам. В первую очередь уничтожать надо верхушку повстанцев.

ШМАТКО: - Помню, Михаил Иванович.

ЛЮБУШКИН: - И вот что ещё, Яша: постарайся хотя бы одного-двух человек, кто возле штаба Колесникова, завербовать, склонить на свою сторону. Или поставить его в такую зависимость, что.

ШМАТКО: - Я понял, понял. У него должно быть безвыходное положение. Или он делает, что нам нужно, или - расстрел.

ЛЮБУШКИН: - Вот именно. Такого человека надо найти.

ШМАТКО: - Я постараюсь.

ЛЮБУШКИН: - Постарайся, Яша. От Советской власти тебе благодарность будет. А сейчас езжайте. Этих парней, Прокофия Дегтярёва и Алексея Дибцова, ты знаешь, остальные будут постепенно объявляться в твоей Журавке. Это всё проверенные люди. Можешь и из местных несколько человек привлечь. Но. сам понимаешь.

ШМАТКО: - Понимаю.

ЛЮБУШКИН: - В бои пока не ввязывайся. Твоё дело - разведка. Нам нужно как можно больше информации: где стоят отряды Колесникова, их численность, вооружение, планы набегов. Будешь присылать нарочных. Езжайте! (Все трое - Шматко, Дегтярёв и Дибцов -верховые. Уезжают.)

ПАВЛОВСК. 13 НОЯБРЯ 1920 ГОДА.

ГОЛОС ДИКТОРА:

А ЭТО ПАВЛОВСК, УЕЗДНОЕ ПОЛИТБЮРО - ТАК В ТЕ ГОДЫ НАЗЫВАЛИСЬ ЧЕКИСТСКИЕ ПОДРАЗДЕЛЕНИЯ. ВОТ ЗНАКОМЫЙ УЖЕ НАМ НИКОЛАЙ АЛЕКСЕЕВСКИЙ, ПРЕДСЕДАТЕЛЬ ГУБЧЕКА; ЭТО - СТАНИСЛАВ НАУМОВИЧ, ПРЕДСЕДАТЕЛЬ ПАВЛОВСКОГО ПОЛИТБЮРО. ОНИ ГОТОВЯТ ДЛЯ ЗАБРОСКИ В РАСПОЛОЖЕНИЕ ВОЙСК КОЛЕСНИКОВА ДВУХ РАЗВЕДЧИКОВ. ВОТ ОНИ: ПАВЕЛ КАРАНДЕЕВ И КАТЯ ВЕРЕНИКИНА. ЗАПОМНИМ ИХ ЛИЦА.

(Идут беззвучные кадры совещания чекистов).

ХУТОР «НОВАЯ МЕЛЬНИЦА». 14 НОЯБРЯ 1920 ГОДА.

КОЛЕСНИКОВ И НУТРЯКОВ - НА ЛОШАДЯХ, СТОЯТ НА БУГРЕ.

НЕПОДАЛЁКУ - КОНДРАТ И ФИЛИМОН, ТОЖЕ НА ЛОШАДЯХ.

НУТРЯКОВ: - А правильное ты для штаба место выбрал, Иван Сергеевич. С бугра далеко видать. И Старая, вон, Калитва, и Новая. Вся перспектива перед глазами.

КОЛЕСНИКОВ: - Какая там перспектива! Что в чистом поле словишь пулю, что на бугре. Но врасплох тут не застанут, тактику Красной армии я знаю.

НУТРЯКОВ: - Тоскуешь, Иван Сергеевич?

КОЛЕСНИКОВ: - Скажешь тоже! Это ломоть отрезанный. Что вы всё меня пытаете, Нутряков? Проверяете, щупаете. Воюю с вами, командую - что ещё надо? Позавчера, когда вы

ездили к Антонову, мы с хлопцами ревком погромили в Мамоне, оружие кое-какое взяли. Опять же коней на конном заводе, под Бобровом. Что там, у Антонова?

НУТРЯКОВ: - Большой интерес к тебе Александр Степанович проявил. Расспрашивал. Жаль, говорит, что лично не довелось познакомиться.

КОЛЕСНИКОВ: - Ну, интерес. Я не баба, чтобы мной интересоваться. Оружие, патроны -обещал?

НУТРЯКОВ: - Обещал. Богуславскому - это штабной, помощник его - велел: собирай, мол, для воронежцев обоз. Скоро Языков к нам пожалует - это бывший деникинский офицер, у Антонова он по особым поручениям.

КОЛЕСНИКОВ: - Ну-ну. Проверять приедет. Нехай. Тайн у нас от них нету, одно дело делаем. Ладно, поехали.

НУТРЯКОВ: - А красиво тут у вас. Вид хороший. Настоящий русский пейзаж. Дон, лес на том берегу, небо высокое, чистое. А воздух - ах! Пить хочется.

КОЛЕСНИКОВ: - Ещё бы войны здесь не было. Сидели бы мы с тобой, Иван Михайлович, вон там, на бережку, с удочками. Я одно место знаю - омут. Глубина там, вода прозрачная. Сомов я таскал - вот таких!.. Тянешь его из глубины, а он брыкается, зараза, норовит с крючка сорваться. Прямо как иной заблудший.

НУТРЯКОВ: - Непростой ты человек, Иван Сергеевич. Вроде как пленный у нас, а командуешь, воюешь. И вроде в охотку. А?

КОЛЕСНИКОВ: - Опять ты за своё. Вот это (показывает окрест) - моя земля. И мне не всё равно, кто на ней хозяйничает. Большевики Россию в крови утопили, в репрессиях. Вижу всё, понял. Ты мне скажи: как её, жизню, обустроить? Чтобы все были довольны: и крестьяне, и солдаты, и богатые, и бедные. Какую всем надо дать жизню, чтобы никто друг дружке не завидовал, чтобы за винтовки и шашки не хватались? А?

НУТРЯКОВ: - Всех счастливыми не сделаешь, Иван Сергеевич.

КОЛЕСНИКОВ: - Вот в семнадцатом году прогнали богатых, имущество их растащили, поделили или куда дели, не знаю. Теперь что делить? У большевиков ничего нету, я с ними воевал,знаю.

НУТРЯКОВ: - Вернуть надо то, что у людей отняли. У вас же, Колесниковых, тоже кое-что изъяли?

КОЛЕСНИКОВ: - Да было, было. Ну, вернут нам пару коров и лошадей. А дальше что? Я -снова зажиточный, а, скажем, Маншин Демьян - неимущий. Опять он мне завидовать будет, злобу на меня таить. Опять революцию делать? А нам с тобой - куда?

НУТРЯКОВ: - Я военный, Иван Сергеевич. Защищать твоё добро буду. А ты - армию содержать.

КОЛЕСНИКОВ (смеётся): - Не крутись ты, Нутряков, как сом на крючке. Ты отвечай - чем людей на века примирить?

НУТРЯКОВ: - Не знаю, Иван Сергеевич. Ты такие вопросы задаёшь. На сегодняшний день большевиков надо опрокинуть, а там видно будет.

КОЛЕСНИКОВ: - Ну, это и я понимаю. Кондрат! Или ты, Филимон: приедем - гляньте моего коня, захромал. Может, перековать надо.

КОНДРАТ: - Поглядим, Иван Сергеевич.

ШТАБ НА НОВОЙ МЕЛЬНИЦЕ.

БЕЗРУЧКО: - Иван, до тэбэ тут Варрава приихав.

КОЛЕСНИКОВ: - Кто?.. А-а. Интересно. Нехай зайдёт.

ВАРРАВА: - Приветствую командира прославленной в боях Воронежской повстанческой дивизии.

КОЛЕСНИКОВ: - Здорово, бывший неприятель. А ты знаешь, шо ранил меня в том бою, под Калачом? Чуть не прибил. Помнишь тот бой?

ВАРРАВА: - Да помню. Всё могло быть. Не в игрушки мы тогда с тобой играли, Иван Сергеевич. В тот раз ты меня одолел - удача. То, что к нам перешёл - молодец, хвалю. А я красных бил и буду бить до конца своих дней. Шкурой своей их ненавижу. После того, как в чека братов моих замучили. Сволочи!

КОЛЕСНИКОВ: - Ладно, дело прошлое. Ты чего хотел, Степан?

ВАРРАВА: - Раз одно дело делаем. Согласовывать надо удары наши.

КОЛЕСНИКОВ: - Это правильно. У тебя сколько сабель в эскадроне?

ВАРРАВА: - Семьдесят четыре, со мной.

КОЛЕСНИКОВ: - Ага. Давай так поступим: ты вливайся в Старокалитвянский полк, к Григорию Позднякову, будешь ему подчиняться.

ВАРРАВА: - Подчиняться я буду только тебе, Колесников. Воевать с вами по одному плану -да, это годится. Но у меня - самостоятельная боевая единица, эскадрон лучших рубак. Все набеги, бои - давай планировать сообча, согласен.

КОЛЕСНИКОВ: - Хорошо. Будешь у командования в особом резерве.

ВАРРАВА: - Это меня устраивает. Бездельничать я не собираюсь. Делов выше крыши. Убивать коммунистов, и особенно - чекистов, готов каждый Божий день. Пока всех не перебью. Я поехал, Колесников. Мой связной при твоём штабе останется. Буду нужен - зови. Он знает, где меня искать. Будь здоров!

КОЛЕСНИКОВ: - И тебе не хворать.

ЕГО ГОЛОС ЗА КАДРОМ: -«Когда меня убьют, этот меня сменит, этот. Пархоменки и Поздняковы при первой же опасности разбегутся, а Варрава. У него злобы и ненависти -на десятерых. Такой не отступит.»

ШТАБ. ЛИДА ПИШЕТ ПОД ДИКТОВКУ БЕЗРУЧКО.

БЕЗРУЧКО: - Так, дивчина, продолжим. На чём мы там остановились? Ага. Гарно у тэбэ получается, красиво. Так и дальше пиши. Цэ - важный политический документ, его мы потом во все полки распространим.

ЛИДА: - И много у вас этих полков?

БЕЗРУЧКО: - Цэ не твое дило. Пиши, знай.

ЛИДА: - И все у вас такие, да? На Меловатку нашу напали, Макар Василича и Веню, жениха моего, убили. За что?

БЕЗРУЧКО: - Ну, про это, девонька, надо забыть. Война. Притом, Григорий казав, шо твой Макар Василич сам стрельбу начав. А Гриша у нас нервный, контуженный на фронте, его лучше не трогать. И парнишка твий - тоже хорош. Кто его за язык тянув? Промолчал бы да и. А так. Ладно, давай делами заниматься. Вот побачишь: прогоним коммунистов, какие присосались на шее трудового крестьянства, друга жизнь будэ. Крыши у нас под железом будут стоять, электричество в домах появится.

ЛИДА: - Машинку мне печатную купите.

БЕЗРУЧКО: - А шо? И купим. Пером вон шкрябать как долго. А на машинке - тра-та-та. -и готово. (Смеётся.)

ЛИДА: - Ага. Слыхала я уже про это.

ГРОХНУЛО В СОСЕДНЕЙ КОМНАТЕ

БЕЗРУЧКО: - Филимон! Или кто там? Ты, дед? Чего тут бахае?

НИКИФОР: - Ды. Ты уж прости старика, Митроша. Чугунок, проклятый, я подымав, а организм-то уж слабый. Антилерия и сработала. Сам не знаю. как.

БЕЗРУЧКО: - Старики тож должны себя соблюдать. Ты при штабе, Никифор, нехай и на невысокой должности. Но должон понимать - дивчина тут, женский пол. К ней уважение надо проявлять.

НИКИФОР: - Да Лидку я уважаю, как же! Дюже она хорошо грамоту знает. И мне.

БЕЗРУЧКО: - Ладно, хватит. Так, на чём мы там спотыкнулись?

ЛИДА: - Это вы спотыкнулись, Митрофан Василич. Вот вы диктовали: «.Для свержения тягостного ига большевиков-коммунистов, самовольно ставших у власти, для защиты своего хозяйства и будущности наших детей, а также для уничтожения ужасных репрессий чекистов.»

БЕЗРУЧКО: - Ну? И шо тут не так?

ЛИДА: - Можно проще написать: «В смутное время, граждане крестьяне, надо быть спокойными, не допускать стрельбы и насилия над другими...»

БЕЗРУЧКО: - Ишь, какая умная! У мэнэ последний мешок зерна из амбара тянуть, а я должен тому же Мишке Назаруку - царство ему небесное! - казать: «Приезжай ещё, я тебе последние штаны отдам.» А?

ЛИДА: - Большевики и товарищ Ленин народу добра хочут, Митрофан Василич. Потому такое государство и строят. И с голодом борются.

БЕЗРУЧКО: - Так, дивчина, замолкни! Пропаганду большевистскую тут не распространяй. Ты знаешь, что я - голова политотдела дивизии?

ЛИДА: - Знаю.

БЕЗРУЧКО: - Потому агитировать меня не надо, я сам кого хошь сагитирую. Или морду набью, ежли он будэ противиться моим словам. Поняла? Твое дело телячье, девонька, пиши и всэ!

ЛИДА: - Не скотинка я. «Телячье!»

БЕЗРУЧКО: - Замолкни, сказав! Вот липучка. Репей, честное слово! Ты ей одно, а вона -свое. Потом поймёшь, чего тебе диктують. Политика, Лидка,- цэ дило умственное, и бабьим мозгам неподвластное. Пиши дальше: «.Только сомкнув ряды, мы изничтожим и даже сотрём с потного лица донской земли жестоких паразитов-коммунистов, и над всей страной взойдёт счастливая пора спокойной гражданской жизни». Написала?

ЛИДА (морщится): - Да написала.

БЕЗРУЧКО: - Фу-у. Теперь перепиши раз двадцать, а я пойду перекурю.

НА КРЫЛЬЦЕ:

- Як же трудно эти воззвания сочинять! И с самим Лениным тягаться. Германский шпион, а поди ж ты - головастый такый! Так закрутэ свою статью, такого наговорить, шо сразу и не сообразишь, як он тебе башку заморочив. И Лидка - туда же!.. Правильно Гришка сказав, шо спорченная она. Мозги у ней набок, як хвост у сучки, когда вона кобеля ждэ. Филька, дай спичку. Нияк цигарку не раскурю.

ФИЛИМОН: - Да у тэбэ целый дрын, а не цигарка. На.

БЕЗРУЧКО: - Ты вот что, Филимон. И Кондрату накажи. С Лидки глаз не спускайте. Порченая она большевизмом.

ФИЛИМОН: - Мы и так, в четыре глаза за ней. Норовистая кобылка, ага. Ежли все такие при Советах будут, как нам с бабами управляться?

БЕЗРУЧКО: - Не будут. От Советов мы страну ослобоним. А Лидку перевоспитаем...Ну ладно, мне надо до Нутрякова сходыть. Гляди тут.

13 НОЯБРЯ 1920 ГОДА. ПАВЛОВСК. УЕЗДНАЯ ЧЕ-КА.

АЛЕКСЕЕВСКИЙ, НАУМОВИЧ, КАРАНДЕЕВ, ВЕРЕНИКИНА.

АЛЕКСЕЕВСКИЙ: - Катя. И ты, Павел. Задача перед вами стоит опасная, не буду этого скрывать. Вам надо ехать в Калитву, в самое бандитское логово. Павел - связником, а ты, Катя. Тебе надо проникнуть в штаб Колесникова.

НАУМОВИЧ: - Всё они уже знают, Николай Евгеньевич. У Кати - хорошая легенда: жена убитого на фронте, под Новочеркасском, белогвардейского офицера, она ехала в Ростов, к сестре, но заболела в поезде, её сняли в Лисках. В Верхнем Мамоне - родственники, она у них долечивалась. «Родственников» мы подготовили, подтвердят этот факт, даже врач.

ПАВЕЛ: - Николай Евгеньевич, а вы фотографию Колесникова не привезли?

АЛЕКСЕЕВСКИЙ: - Нету фотографии, Паша. Запросили полк, где служил Колесников, но пока ответа нет. И особых примет у него нет. Разве что белая шашка, то есть ножны сабли. Потому мы операцию и назвали «БЕЛЫЙ КЛИНОК».

ПАВЕЛ: - Жаль. Шашка шашкой, а личность. Вдруг встретиться придётся.

НАУМОВИЧ: - Паша, террористическую задачу мы перед вами не ставим, другие будут это делать. Вам с Катериной приказ: разведка. Ты должен переправить её через Дон и поддерживать связь. Всё, что Катя узнает в Калитве, должны знать и в штабе Мордовцева.

ПАВЕЛ: - Ну, это я так, на всякий случай.

АЛЕКСЕЕВСКИЙ: - Никаких «случаев», Карандеев! Задача перед вами стоит серьёзная, провала Кати допустить нельзя. Вы с ней должны вернуться живыми и здоровыми. Понял?

КАТЯ: - Мы не провалимся, Николай Евгеньевич. Главное, мне убедительно сыграть роль жены белогвардейца. Я буду стараться. Курить, вот, не научилась, как следует. Не могу этот проклятый дым глотать и всё тут! Как это вы, мужчины, курите? А главное - зачем? Пользы же никакой.

iНе можете найти то, что вам нужно? Попробуйте сервис подбора литературы.

НАУМОВИЧ (кашляет). - Вот так и мучаемся всю жизнь. Кх!.. Ну ничего, подучишься ещё. Я тебе хороших сигарет достал, для дамочек. Дыми себе, мизинчик оттопырь. Видела как барыньки курят?

КАТЯ: - Видела, как же! И всегда курящих женщин презирала. Они все у меня с девицами лёгкого поведения ассоциировались. У нас, в Бобровской гимназии, одна барышня тайком курила, так я с ней даже не разговаривала. Раз курит - значит, шлюха. Противно было.

АЛЕКСЕЕВСКИЙ: - Там, в Калитве, придётся с курящими разговаривать. И с пьющими тоже. Не сомневаюсь, что штабные Колесникова за воротник закладывают.

КАТЯ: - Ну что ж, надо - значит, будем разговаривать, подлаживаться. А лучше я им стихи буду читать. Хотя бы вот эти, Блока:

- Предчувствую тебя. Года проходят мимо.

Всё в облике одном, предчувствую Тебя.

Весь горизонт в огне - и ясен нестерпимо,

И молча жду, тоскуя и любя.

- Это стихи о Прекрасной даме, господа чекисты!

НАУМОВИЧ: - Красиво. Кто ты, говоришь, написал?

КАТЯ: - Александр Блок. Не читали разве, Станислав Иванович?

НАУМОВИЧ: - Не читал. Некогда было, Катерина. Воевал в гражданскую, потом раны залечивал. Теперь, вот, с бандами разбираемся. А ты много стихов знаешь?

КАТЯ: - Много. И Блока, и Бунина, и Есенина.

АЛЕКСЕЕВСКИЙ: - Есенин же запрещён.

КАТЯ: - Николай Евгеньевич, как можно саму Россию запретить? Сама душа её голосом Есенина говорит. Это - один из лучших её поэтов. Послушайте:

- Устал я жить в родном краю

В тоске по гречневым просторам.

Покину хижину мою,

Уйду бродягою и вором.

АЛЕКСЕЕВСКИЙ: - Вот-вот! «В зелёный вечер под окном на рукаве своём повешусь.» Это поэзия, Катя? Или про корову: «Дряхлая, выпали зубы.» Зачем революции и молодой Советской республике такие мрачные стихи?

КАТЯ: - Хорошо, допустим. Тогда вот эти:

- О, Русь, малиновое поле

И синь, упавшая в реку, -

Люблю до радости и боли

Твою озёрную тоску.

- Замечательно, ведь, товарищи! Я так люблю Есенина!

НАУМОВИЧ: - Ладно, Катерина, хватит! За вольнодумство надо бы пропесочить тебя на комсомольском собрании. Но я тут подумал, что, может быть, знание стихов тебе и пригодится там, в Калитве. Мало ли, на кого нарвёшься.

КАТЯ: - Вот именно! Я, ведь, жена белогвардейского офицера, образованная женщина. А если бандиты казнить меня поведут, я им снова Есенина прочитаю:

- Небо - как колокол.

Месяц - язык.

Мать моя - Родина.

Я - большевик!

АЛЕКСЕЕВСКИЙ: - Накаркаешь на себя, Катерина. Остынь.

КАТЯ: (смеётся) - Я уже в образе, Николай Евгеньевич. Не делайте круглые глаза.

АЛЕКСЕЕВСКИЙ: - Ну, давайте по делу. Катерина, ты выглядишь вполне. А ну, повернись. Так, так, годится. Жена офицера, похоже. Паша, а ты оденься похуже, победнее. Вид у тебя сейчас городской. А у тебя должны быть козыри, даже внешние. Ты - воевал, как и многие, списан из Красной армии по ранению.

ПАВЕЛ: - Так оно и есть, Николай Евгеньевич. У меня и рана ещё как следует не затянулась.

АЛЕКСЕЕВСКИЙ: - Ну, удачи вам, ребята! Берегите себя. Я буду здесь мотаться, по югу губернии. Наумович знает, как меня отыскать. Катя, сведения о бандитах очень нужны. Очень! Постарайся внедриться. Надо потушить этот костерок контрреволюции.

НАУМОВИЧ: - Это уже не костерок - кострище! Причём, опасный. Если полыхнёт по всей России. Счастливого пути!

КАТЯ: - До свидания. Мы поехали.

ОДИНОКИЕ САНИ (ТЕЛЕГА) НА ЗАСНЕЖЕННОМ ПОЛЕ.

ПАВЕЛ: - Слышь, Катерина, давай я вместо тебя пойду.

КАТЯ: - Как это? Почему?

ПАВЕЛ: - Опыта у тебя никакого. Ты в чека без году неделя. А я всё-таки понюхал пороху. Ну, грамотная ты, в гимназии училась, в театре, что ли, служила.

КАТЯ: - Почти год, Паша. В нашей, воронежской драме. В «Бесприданнице» играла. Правда, не главную роль, Ларисы, но всё же. У нас и Гоголя ставили, и Толстого.

ПАВЕЛ: - Что ж ты в театре не осталась?

КАТЯ: - Заболела я сильно, простыла. Долго лечилась, потом не взяли обратно. Режиссёр сменился. Гутман в Москву укатил в девятнадцатом году, Орленев откуда-то приехал, меня не знал. А, может, ему что-нибудь наговорили про меня: в театре интриги - обычная вещь. Ну вот. Потом я Алексеевского встретила, мы с ним ещё по Боброву знакомы. Он и предложил: хочешь в чека работать? Я согласилась - интересно. Романтика. Вот и вся моя биография, товарищ Карандеев.

ПАВЕЛ: - Короткая биография. Маленькая ты ещё, Катя.

КАТЯ: - Пожалел, да?

ПАВЕЛ: - Пожалел. Нравишься ты мне. И я бы лучше с твоим заданием справился. К какому-нибудь ихнему полку прибился бы, разузнавал что надо.

КАТЯ: - Нет, Павлуша, женщине там больше доверия будет. Послушай: ты что - блефуешь? Забыл, где служишь? Меня же готовили, легенду сочиняли, связи и прикрытие отрабатывали!

ПАВЕЛ: - Не на танцы в рабочий клуб едем, Катюха. Ты. ты поосторожней там, ладно? Задание - заданием, а бдительность не помешает.

СТАНЦИЯ РОССОШЬ. ТЕЛЕГРАФ.

НА ЛЕНТЕ - ТЕКСТ:

«ВОЕНКОМУ МОРДОВЦЕВУ ТЧК В РОССОШЬ НАПРАВЛЯЕТСЯ ПОДРАЗДЕЛЕНИЕ КРАСНОЙ АРМИИ ПОД КОМАНДОВАНИЕМ БЕЛОЗЁРОВА ТЧК ПРИМИТЕ МЕРЫ ДЛЯ СОГЛАСОВАННЫХ БОЕВЫХ ДЕЙСТВИЙ С МЕСТНЫМИ ВОИНСКИМИ ФОРМИРОВАНИЯМИ ТЧК ДОКЛАДЫВАЙТЕ РЕГУЛЯРНО ВОРОНЕЖ ГУБКОМПАРТ.

С У Л К О В С К И Й».

ПАВЕЛ: - Катюха, запомни имя человека: Данила Дорошев, учитель из Старой Калитвы. Это мой человек.

КАТЯ: - Понимаю.

ПАВЕЛ: - Он мне ещё в восемнадцатом году помогал. Потом я на фронт ушёл, рану лечил. В общем, не виделись мы с ним больше года. А с месяц назад я узнал - живой он. Всё в порядке.

КАТЯ: - Дорошев - это на крайний случай?

ПАВЕЛ: - На самый крайний. Когда уже идти некуда будет. И мне тоже. Белая шашка у Колесникова. Да, хорошо бы выследить его.

КАТЯ: - Павел! Тебе же Алексеевский сказал: никакой самодеятельности!

ПАВЕЛ: - Так короче было бы, Катя, быстрее. Цель-то одна - лишить бандитов командира. И если он мне попадётся...Что ж я буду ждать, пока ты чего-то разведаешь, да пока мы всё это Мордовцеву передадим. Ну, это я так, на всякий случай. Мысли. Не бери в голову. У нас с тобой всё обговорено, на «почтовый ящик» я буду приходить, как приказано. Успокой-

КАТЯ: - Хорошо. Холодно, однако. Б-р-р-р. Хватит, Паша, останавливайся. Дальше пешком пойду. Заночую в Ольховатке, а утром Дон перейду. Лёд уже хороший, выдержит. Там Калитва напротив. Давай прощаться.

ПАВЕЛ: - Береги себя, Катюха.

КАТЯ: - И ты тоже, Паша. Дай я тебя поцелую. Ты... такой несмелый. А ещё чекист!

ПАВЕЛ: - Да я и не умею, целоваться-то.

КАТЯ:- А я тебя научу. (Целует.) Ха-ха-ха. Прощай!

ПАВЕЛ: - До свидания, Катенька. Пусть тебе повезёт.

КАТЯ УХОДИТ.

СТАНЦИЯ РОССОШЬ. ШТАБНОЙ ВАГОН.

МОРДОВЦЕВ: ( Держит в руках телеграмму Сулковского): - У Белозёрова по моим данным полк теперь неполный - потери в боях, утрата взвода Гусева. А это, считай, половину эскадрона. А нам сейчас именно конники нужны, конники! Бандиты все на лошадях, коней отнимают у населения, конный завод под Бобровом ограбили.

АЛЕКСЕЕВСКИЙ: - Когда Белозёров должен прибыть сюда, Фёдор Михайлович?

МОРДОВЦЕВ: - Трудно сказать. Эшелон застрял где-то в Козлове, железнодорожники, вполне возможно, ставят нам палки в колёса. По согласованию с Москвой, Николай, нам даётся ещё две пехотные роты. Командиры - Качко и Шестаков. Но этого теперь мало. Мало! В дивизии Колесникова - тысячи человек, это тебе не кот чихнул. Но будем собирать силы, будем!.. Да, Николай: всё забываю тебя спросить - наш аэроплан над сёлами летает?

АЛЕКСЕЕВСКИЙ: - Летает. Над Калитвой, над Богучаром, Кантемировкой.Типография едва успевает печатать листовки.

МОРДОВЦЕВ: - Пуля - она, конечно, аргумент весомый. Но и умное слово не помешает. Грамотных, правда, мало среди крестьян. Но те, кто прочитает, другим скажут. Информация - это сила!

АЛЕКСЕЕВСКИЙ: - На это и рассчитываем, Фёдор Михайлович. Не зря, думаю, сочиняю я эти воззвания.

ДОМ В РОССОШИ.

СТУК В ОКНО.

ВЫДРИН: - Касьян, выйди. Скачи на Новую Мельницу. Скажешь: ожидается кавалерийский полк БЕЛОЗЁРОВА. Еще пехотные роты Качко и Шестакова. Численность небольшая. Запомнил?

КАСЬЯН: - Полк Белозёрова. Роты Качко и Шестакова.

ВЫДРИН: - Правильно. Скачи.

К о н е ц т р е т ь е й с е р и и

МЯТЕЖНАЯ КАЛИТВА

Ч е т в е р т а я с е р и я

НАД СТАРОЙ КАЛИТВОЙ КРУЖИТ АЭРОПЛАН.

РАЗБРАСЫВАЕТ ЛИСТОВКИ.

МАРИЯ АНДРЕЕВНА: - Девки, ну-ка, почитайте, шо тут написано? Я на огороде нашла. Настя, читай.

НАСТЯ: - «.ОТ ИМЕНИ РАБОЧЕ-КРЕСТЬЯНСКОЙ СОВЕТСКОЙ ВЛАСТИ ОБРАЩАЕМСЯ К ВАМ, ВЗЯВШИМ В РУКИ ОРУЖИЕ, И ТЕМ, КТО ИМ ПОМОГАЕТ. ВАШИ ГЛАВАРИ, КУЛАКИ И ДЕЗЕРТИРЫ, ГОВОРЯТ, ЧТО СОВЕТСКАЯ ВЛАСТЬ ГРАБИТ НАРОД, ДУШИТ ЕГО ПРОДРАЗВЁРСТКАМИ. НО ЕСЛИ КРЕСТЬЯНЕ СДАЮТ ЧАСТЬ СВОЕГО ХЛЕБА ДЛЯ НУЖД КРАСНОЙ АРМИИ И ГОРОДА ВОРОНЕЖА, ТО РАЗВЕ ЭТО ГРАБЁЖ?..»

МАРИЯ АНДРЕЕВНА: - Так, так. Армия на фронтах билась за нас. Ох, Иван-Иван! Образумь ты его, Господи!.. Надо мне до попа сходить, помолиться. Может, Господь услышит. Читай дальше, Настя. Нет, лучше ты, Параска. Ты не запинаешься.

ПРАСКОВЬЯ: - «.Советская власть всегда стояла за простых крестьян и рабочих, билась на фронтах за их интересы.»

МАРИЯ АНДРЕЕВНА: - Девки, а где это Оксана наша?

ПРАСКОВЬЯ: - Она Танюшку к дохтуру повела, та закашляла. Лекарство нужно.

МАРИЯ АНДРЕЕВНА: - Да у Зайцева какое лекарство?! Ему только коней лечить. Чего не спросишь - пей тёплое молоко, и ноги в тепле держи. Ему теперя до нас, баб и детей, и дела нету. Бойцов лечит, повстанцев.

ДЕМЬЯН (читает по слогам): - «.Ва-ши гла-ва-ри шеп-чут. шеп-чут вам. Мы за Со-вет-ску-ю власть, но. только. без комму-нис-тов.» (Демьян оглядывается, прячет листовку за пазуху.)

ДАНИЛА: - «Красная Армия употребляла неслыханные усилия, чтобы победить на фронтах гражданской войны и не допустит бунта внутри страны.» - Да, быстрей бы!

ГОРПИНА: - Данила, шо цэ за бумага? Про что пишуть?

ДАНИЛА: - Про нас с тобой, мать. Власти помогать надо.

ГОРПИНА: - А-а. Как ей помогать-то?

МАРКО (читает): - «... Теперь Советская власть не пожалеет никаких усилий, чтобы подавить мятежи и бандитов-дезертиров, которые мешают созидательному труду рабочих и крестьян.» - Ну, это мы ишо поглядим кто кого!.. Демьян!

ДЕМЬЯН: - Я!

iНе можете найти то, что вам нужно? Попробуйте сервис подбора литературы.

МАРКО: - Собери все эти бумажки с улицы и сожги.

ДЕМЬЯН: - На цигарки бы, Марко. Глянь, бумага яка хороша.

МАРКО: - Я сказав! Собрать и спалить. На цигарки ему. пропаганду красную. Ну, дурак набитый!

ЛИДА: - Вот, дедуль, послушай, что я тебе прочитаю.

НИКИФОР: - А шо цэ такэ, девонька? Игде ты это взяла?

ЛИДА: - А с неба свалилось.

НИКИФОР: - Хм. Ладно, читай. Только потом отдашь мне на закрутку. Газет Безручко не стал давать.

ЛИДА: - Ладно, отдам. Слушай. «.Ваша судьба, граждане восставшие, в ваших руках. Не слушайте тех, кто втянул вас в кровавую бойню, возвращайтесь к мирному труду. Ни один честный труженик не будет тронут революционным трибуналом, если добровольно бросит винтовку.» Понял , дед? И к тебе это относится.

НИКИФОР: - Ой, Лидка, с огнём ты играешь. А ежли я пойду зараз к Безручке и скажу ему, а? Мол, пропаганду ты мне читаешь.

ЛИДА: - Не скажешь, дедуль. Ты - правильный крестьянин, не убивал никого. Тут про таких, как ты, и написано: «.если у вас руки не в крови, смело являйтесь в органы власти.» У тебя же не в крови руки, так?

НИКИФОР: - Бог с тобою, Лидушка! Я курям - и то голову боюсь срубить, всё бабка моя казнь эту творила. Рубанёт какой курице голову, а та бегает по двору . Ужасть! Глядеть на это страшно, не то чтобы самому рубить.

ЛИДА: - А зачем ты в повстанцы пошёл?

НИКИФОР: - А мне Сашка Конотопцев, начальник разведки, коняку пообещав и возок.

ЛИДА: - А где он это возьмёт, ты подумал?

НИКИФОР: - Ну-у.

ЛИДА: - Какого-нибудь крестьянина разорит. И как ты потом будешь себя чувствовать? Кого-то ограбили, а ты на его лошади ездить будешь. Такой же грабитель получается.

НИКИФОР: - Полегче, девка, полегче! Грабитель. Ишь! Это военное имущество, трофей.

ЛИДА: - Ага, трофей! Вот этим обрезом трофей ты и добыл.

НИКИФОР: - Да ты что? Он и не стреляе, бойка нема.

ЛИДА: - Так брось его.

НИКИФОР: - А якый же я боец без оружия?! Не, Лидка, ты тут палку не перегибай. Кое-что я розумию.

ПОЯВЛЯЕТСЯ БЕЗРУЧКО.

БЕЗРУЧКО: - Лидка, вот ты где!.. А ну, ходим со мною. Вот, на эти прокламации, шо с неба сбросили. мы свои сочинять будемо. Садись, пиши. Значит, так « Граждане восставшие и добровольно к ним примкнувшие! Не верьте этой брехне, какую на ваши честные головы бросають с неба большевики. Красные командиры и ужасные чекисты не простят вам мятежа, уже готовятся кровавые репрессии. Всех вас до одного расстреляют, а дома спалют в огне. И потому у нас с вами одна дорога - биться до победного конца. И мы всё одно окажемся сверху и изничтожим коммунистов.» Написала?

ЛИДА: - Написала. А почему это чекисты ужасные, Митрофан Василич?

БЕЗРУЧКО: - Ты опять?! Прошлый раз мне голову морочила и сызнова начинаешь?.. Они потому ужасные, шо хитрые, будто лисы, и жестокие, як волки. Не дай Бог им в зубы попасть. Руки-ноги поотрывают и скажуть, шо так и було. В общем, перепиши этот документ раз сто, сколько бумаги хватит. Нехай народ почитает. Жаль, нету у нас своего ероплана. А в ихний не попали - стреляли, стреляли да всё мимо. Ладно, он ишшо прилетит. Крылья мы ему всё одно посбиваем.

ГОЛОС ДИКТОРА:

ШТАБНОЙ ХУТОР НОВАЯ МЕЛЬНИЦА ЖИЛ ПРИВЫЧНОЙ УЖЕ ХЛОПОТНОЙ ЖИЗНЬЮ. КОМАНДИРЫ ЧАСТО СОВЕЩАЛИСЬ В ГОРНИЦЕ ШТАБНОЙ ПРОСТОРНОЙ ХАТЫ, ДОКЛАДЫВАЛИ КОЛЕСНИКОВУ О НАБЕГАХ И ВОЕННЫХ УСПЕХАХ; БОЕЦ ДЛЯ МЕЛКИХ ПОРУЧЕНИЙ, ОН ЖЕ ИСТОПНИК И КУЧЕР, ДЕД НИКИФОР, СОДЕРЖАЛ ХАТУ В ТЕПЛЕ И ПОРЯДКЕ; КУХАРКА ЕФРОСИНЬЯ ВАРИЛА ОБЕДЫ И СЛЕДИЛА ЗА ЧИСТОТОЙ; КОНДРАТ И ФИЛИМОН ХОЛИЛИ ЛОШАДЕЙ АТАМАНА И В ЧЕТЫРЕ ГЛАЗА СЛЕДИЛИ ЗА ПЛЕННИЦЕЙ ЛИДОЙ.

ГОРНИЦА ШТАБНОЙ ХАТЫ.

Хмурый Колесников сидит за столом.

ФРОСЯ: - Вот борща свежего сварыла, Иван Сергеич. Ешь! (Подаёт тарелку, касается грудью плеча Колесникова.) - Чего хмурый такой?

КОЛЕСНИКОВ: - Жизнь хмурая.

ФРОСЯ: - А ты повеселей на неё гляди.

КОЛЕСНИКОВ: - Не получается. Дома у тебя как дела, Фрося? Дети с кем?

ФРОСЯ: - Со свекрухой. Она у мэнэ понятливая, вашему восстанию сочувствует.

КОЛЕСНИКОВ: - А ты?

ФРОСЯ: - А чего ж я тут делаю?! От пяток до макушки сочувствием займаюсь. Ты ешь, Иван, ешь. Помнишь наши игрища на Чупаховке? А? Когда молодые были. Глупые.

КОЛЕСНИКОВ: - Отчего «глупые»? Это мы сейчас такие.

ФРОСЯ: - Да так я. Вспомнилось. Частушки тебе пела, плясала перед тобой, а ты хоть бы обняв разок. Любила я тебя, Иван! Да и сейчас. А ты с Оксаною.

КОЛЕСНИКОВ: - Её любил.

ФРОСЯ: - А теперь? Домой не ездишь, вижу, всё думаешь о чем-то, думаешь. Разлюбил её, а? Хочешь, я на ночь останусь? Хочешь?

КОЛЕСНИКОВ: - Иди, Фрося. За борщ спасибо, вкусный.

ФРОСЯ (сквозь зубы): - Ладно, пойду. Побрезговал, значит. Пожалеешь.

ТА ЖЕ ГОРНИЦА. НУТРЯКОВ И КОНОТОПЦЕВ

СКЛОНИЛИСЬ НАД КАРТОЙ.

НУТРЯКОВ: - Александр, позови-ка деда Никифора.

КОНОТОПЦЕВ: - Зараз.

НУТРЯКОВ: - М-да, придётся посылать деда, придётся.

НИКИФОР: - Звалы, Иван Михайлович?

НУТРЯКОВ: - Звал, Сетряков. Садись. Расскажи, как существуешь?

НИКИФОР: - Да ничого, с божьей помощью.

НУТРЯКОВ: - Понимаешь, за что воюешь?

НИКИФОР: - А як же! За народну власть, но без коммунистов и этой. продразвёрки.

НУТРЯКОВ: - Молодец. Политически ты вполне грамотный старик. Но. с бабкой твоей -что? Говорят, она отделилась, когда узнала, что ты с нами пошёл.

НИКИФОР: - Ага, отделилась. Занавеску посреди хаты повесила.

Сказала, чтоб я на её красную половину - ни ногой.

КОНОТОПЦЕВ: - А твоя, выходит, белая? Или какая?

НИКИФОР: - Не знаю, Ляксандр Егорыч. У баб, сам знаешь, волосья довгие, а ума - с воробьиный нис.

КОНОТОПЦЕВ: - А давай мы её выпорем?

НИКИФОР: - Да ни-и, ты шо?! Старуху принародно стегать. Нехай она живёт, як хоче.

НУТРЯКОВ: - Ладно, оставим это. Есть дела поважнее. Вот что, Сетряков: в разведку пойдешь, понял? Вернее, поедешь. Дадим тебе лошадь, сани, провианту. Вроде менять едешь. А надо нам узнать - есть ли гарнизоны красных вот тут, гляди (тычет карандашом в карту): в Гороховке, Ольховатке, Мамоне. Ну, и по пути интересуйся, в других сёлах. Данные разведки у нас есть, но и твои не помешают.

НИКИФОР: - Сполню, як скажете.

НУТРЯКОВ: - А чекистам на глаза если попадёшься?

НИКИФОР: - Ну так что! Еду, вот, сало на хлиб менять, или шо вы мне там дадите. Ничого не знаю, ничого не бачив. Старуха голодае, спасать надо.

НУТРЯКОВ: - Молодец. Быстро соображаешь. Главное, спрашивай так, чтобы тебя не заподозрили - зачем тебе это? Выведывай как бы между прочим, понял? Какие силы стоят, кто командир.

НИКИФОР: - Да, да, розумию. Сделаю, не сумлевайтесь.

НУТРЯКОВ: - Хорошо, иди, готовься.

НИКИФОР: - У мэнэ вопрос есть до Ляксандра Егорыча.

НУТРЯКОВ: - Говори.

НИКИФОР: - Ты мне лошадку обещав, Ляксандр. И бричку. Когда я сюды прийшов.

КОНОТОПЦЕВ: - Вот, съездишь в разведку, этого коня и получишь. Ты старик неприметный, никто на тебя особого внимания не обратит. Главное, сам не проколись.

НИКИФОР: - Чего?

КОНОТОПЦЕВ: - Сам себя, кажу, не выдай. Под дурачка играй. Самый раз будет. И лошадь такую дадим, что на неё никто не позарится. Ладно, ступай.

ЦЕРКОВЬ В СТАРОЙ КАЛИТВЕ.

СКРОМНАЯ СЛУЖБА. ИСПУГАННЫЕ ЛЮДИ.

ПОП: - Слушаю тебя, сестра моя. Что привело ко мне?

МАРИЯ АНДРЕЕВНА: - Просить хочу, отец Евлампий. Помоги божьими словами сына Ивана от бандюков отлучить.

ПОП: - О ком речь ведёшь? Как имя твое?

МАРИЯ АНДРЕЕВНА: - Колесникова я, Марья.

ПОП: - А-а. Христовы заповеди помни, Марья, повторяй чаще. Молись денно и нощно. Сын твой Иван - помазанник божий, на нём - особая весть. Благословляй проклинающих вашу семью, благотвори ненавидящим вас, молитесь за гонящих вас.

МАРИЯ АНДРЕЕВНА: - Отец Евлампий, ты меня слышишь, о чём прошу?

ПОП: - Слышу, сестра моя, слышу! Но Бог не услышит, ибо о греховном ты просишь, противно даже помыслить об этом. Иди, Марья. Не гневи Бога. Сыну твоему уготована завидная судьба.

МАРИЯ АНДРЕЕВНА: - Да какая там завидная, господи! И сейчас уже проклинают.

СЕЛО ЖУРАВКА.

У ВЪЕЗДА В СЕЛО, НА ДОРОГЕ, - ГРУППА ВСАДНИКОВ.

ШМАТКО: - Ну вот, хлопцы, моя родная Журавка. Тут мы и будем квартировать. Вон мой дом, второй с краю, в нём никого с восемнадцатого года. Родители померли, а я воевал.

ДЕГТЯРЁВ: - Яша, ты.

ШМАТКО: - Дегтярёв, я же тебе сказал: забудь про «Яшу» и «товарищ командир». Называй меня «Батько», при всех случаях. Это у тебя в крови сейчас должно быть. Всем понятно?

ГОЛОС: - Ясно.

ГОЛОС: - По привычке ещё.

ГОЛОС: - Помнить надо, ребята. Чего тут сложного?

ДЕГТЯРЁВ: - Виноват!.. Батько Ворон, мы все тут, в Журавке, будем?

ШМАТКО: - Все. В моём доме разместимся. Он большой. И двор коней наших уместит. Главное, не забывайте, кто мы теперь такие. А сейчас, хлопцы, пошумим!

«Банда» с гиканьем и стрельбой скачет по улице Журавки.

СТАРОСТА: - Ну, явились, чёрт вас принёс!

ЛЕСНАЯ ДОРОГА.

НА БРИЧКЕ (САНЯХ) ЕДЕТ НИКИФОР.

НАВСТРЕЧУ ЕМУ ИДЁТ ПАВЕЛ КАРАНДЕЕВ.

ПАВЕЛ: - Здорово, дед!

НИКИФОР: - Здоров, здоров.

ПАВЕЛ: - Куда путь держишь?

iНе можете найти то, что вам нужно? Попробуйте сервис подбора литературы.

НИКИФОР: - Да в разные мы с тобой стороны. А ты?

ПАВЕЛ: - Я. Я далеко. До дому. После ранения в Крыму в госпитале валялся, теперь к мамане двигаю, в Масловку. Это под Лисками.

НИКИФОР: - Ну, и круг даёшь?! Чего так?

ПАВЕЛ: - Сначала к любушке своей заглянул, заскучал.

НИКИФОР: - А-а. Не нашенский ты, не из хохлов.

ПАВЕЛ: - Да, не из хохлов. Москалями нас прозывают. А ещё - кацапами. Давай, дед, покурим. Есть у тебя?

НИКИФОР: - Ишь, какой!.. На, кури.

ПАВЕЛ: - В Мамон, что ли, двигаешь?

НИКИФОР: - В него самый. Одежонку кое-какую на хлиб поменять, шмат сала. Сбруя, вон, старая, может, и её на что махану.

ПАВЕЛ: - Из Старой Калитвы сам-то?

НИКИФОР: - Из неё, родимой.

ПАВЕЛ: - Я слыхал, бунтуют у вас?

НИКИФОР: - Ды малость есть. Повстанцы прозываются. На продотряд обиделся народ, вот и.

ПАВЕЛ: - Сам какой линии держишься? Тоже в банде?

НИКИФОР: - Яка там банда!? Я, милок, ничого в тех делах не понимаю. Линия у крестьянина одна - выжить. Вот. Хай ему чёрт до той политики.

ПАВЕЛ: - Жаль. Советская власть за вас, бедняков, горой стоит. И кровь мы за вас на фронтах проливали. А ты в закутке прожить хочешь.

НИКИФОР: - Шо ты всё жалкуешь? Раз ты такой грамотный, скажи: какую крестьянину власть надо, чтоб справедливая была и защитница? А?

ПАВЕЛ: - Советскую. Больше никакой власти нам с тобой, дед, не надо. Я тоже из крестьян, мои отец и дед землю пахали. Пошёл я. Пока!

НИКИФОР: - До побачення, хлопец. Эй!

ПАВЕЛ: - Чего, дед?

НИКИФОР: - Как зовут тебя?

ПАВЕЛ: - Ну. Павел.

НИКИФОР: - Через Старую Калитву не ходи, Павло. Поняв? Лучше круг дай.

ПАВЕЛ: - Спасибо.

15 НОЯБРЯ 1920 ГОДА. ЦЕНТР СЕЛА ЖУРАВКА.

У КРЫЛЬЦА - ТОЛПА. КОННЫЕ БАТЬКИ ВОРОНА, ЖИТЕЛИ СЕЛА.

РАЗВЕВАЕТСЯ ЧЁРНЫЙ ФЛАГ С ИЗОБРАЖЕНИЕМ КОСТЕЙ И ЧЕРЕПА.

ШМАТКО: - Крестьяне, и соответственно крестьянки! Земляки. Вы меня знаете. Я - Яков Шматко, но теперь - Батько Ворон. Это мои хлопцы, которые разделяют общие взгляды в борьбе против насилия любых властей.

ГОЛОС: - А кони?

ШМАТКО: - Что - кони?

ГОЛОС: - Они твои взгляды разделяют?

ШМАТКО: - Кони - политически нейтральные существа, у них голова не забита пропагандой марксизма, а также другими теориями, и потому коням живётся радостно и спокойно. И вы тоже должны так жить. Мы желаем освободить вас от любой идеологии, то есть умственного насилия. Хлеборобу и рабочему в городе никакого начальства над собой не требуется. Вы должны производить зерно и другой сельский продукт, а рабочие - машины. И потом друг с дружкой обмениваться.

ГОЛОС: - А ты чего будешь производить, Ворон?

ШМАТКО: - Я со своими хлопцами привёз вам с Украины вольный ветер, свободу! И вы должны чувствовать её здоровый дух. Желающим вступить в мою ба. команду, прошу подойти и записаться.

ГОЛОС: - Щас! Спешим и падаем.

ШМАТКО: - Анархия всё равно победит во всём мире, потому как человек любит простор своей души и страдает от любой власти. Власть - это насилие, а насилие мы не признаём.

СТАРОСТА: - Ты про Колесникова слыхал, Ворон? Надысь он тут свою власть установил. У него хлопцы лихие, враз тебе башку срубят.

ШМАТКО: - Ты кто? Что-то личность незнакомая.

СТАРОСТА: - Я староста. У меня и законная печать есть.

ШМАТКО: - Я тебя сымаю с должности. И печать конфискую. Дай сюда!.. Дегтярёв! Конфискуй!

ДЕГТЯРЁВ С ДИБЦОВЫМ ОТНИМАЮТ У СТАРОСТЫ ПЕЧАТЬ.

ШМАТКО: - Земляки! Никого не слушайте и никого не бойтесь. А спокойно теперь работайте, растите хлеб и поголовье скота. А также птиц.

СТАРОСТА: - Перед Колесниковым ответишь, Ворон! Попомни мои слова!

ШМАТКО: - Хоть перед самим чёртом отвечу. За мной, хлопцы!

«БАНДА» С ГИКАНЬЕМ И СТРЕЛЬБОЙ УМЧАЛАСЬ.

В ПОЛЕ.

ШМАТКО: - Как думаешь, Дегтярёв, поверили нам?

ДЕГТЯРЁВ: - Думаю, поверили. Сыграл ты анархиста убедительно.

ШМАТКО: - Ладно. Будем теперь ждать гонцов от Колесникова. Что они нам скажут? Явился бы он сам. Сразу бы всё и решили.

ДЕГТЯРЁВ: - Это вряд ли. Пришлёт кого-нибудь.

15 НОЯБРЯ 1920 ГОДА.

СТАРАЯ КАЛИТВА, ОКРАИНА СЕЛА. КОННЫЙ ПАТРУЛЬ.

ВСАДНИК: - Стой! Кто такая? Куды идёшь?

КАТЯ: - Вот мои документы. Вереникина я, жена белого офицера. Он погиб. Иду в Рос-сошь, на поезд.

ВСАДНИК: - Гм. Документы. Мы в них не разбираемся, гражданочка. К Григорию надо, к нашему полковому. Федька, как думаешь?

ФЕДЬКА: А шо тут думать?.. Иди вперёд, дамочка.

ШТАБ ПОЛКОВОГО КОМАНДИРА.

ГРИГОРИЙ (смотрит документы): - Та-ак. Вереникина Екатерина Кузьминична. А из Россоши куда ехать собираешься, Катерина Кузьминишна?

КАТЯ: - К сестре, в Ростов.

ГРИГОРИЙ: - И что там делать будешь?

КАТЯ: - Дальше жить, что! У меня из родных больше никого нет. Мужа убили красные под Новочеркасском, родители умерли, сама я едва выкарабкалась с того света. Одна живая душа осталась, сестра.

ГРИГОРИЙ: - А послухай, шо я тебе предложу, Катерина Кузьминишна. Ежли ты не дюже спешишь до своей сестры. Задержалась бы тут, в Калитве. Народ у нас восстал против коммунистов, Советскую власть мы скинули. А раз у тебя красные мужа убили. подмогнула бы народу, а? Ты грамотная, гимназию кончала. А мне в полку как раз такой человек нужон. Какую бумагу составить в штаб, или прокламацию написать. Да и просто побалакать.

КАТЯ: - Ну. я даже не знаю, такое неожиданное предложение, Григорий. не знаю, как вас по батюшке.

ГРИГОРИЙ: - Да цэ не дуже важно. Семёнович.

КАТЯ: - Ваше предложение интересное, Григорий Семёнович, не скрою. Честно говоря, в мои планы не входило где-то в пути задерживаться.

ГРИГОРИЙ: - Она вся жизня интересная, Катерина Кузьминишна. Я тоже не знав, шо народ у нас подымется против власти, а меня на должность полкового командира выдвинут.

КАТЯ: - Надолго?

ГРИГОРИЙ: - Шо - надолго? Командиром поставили?

КАТЯ: - Нет, я про себя.

ГРИГОРИЙ: - А. Да как разобьём Советы окончательно, так можешь и ехать до своей сестрёнки. А то, глядишь, тут останешься, в Калитве. Летом у нас дуже хорошо: Дон рядом, лес, воздух. Опять же холостых мужиков много. Чего тебе одной по свету мыкаться?

КАТЯ: - Ой, даже не знаю. Надо подумать. А жить где я буду?

ГРИГОРИЙ: - А я тебя, Кузьминишна, к своей родне определю, к бабке Секлетее. Она одна проживает, хата большая. Просторная, чистая. Ну? Согласна?

КАТЯ: - А, была не была! Так и быть, поучаствую в вашем восстании. Да за Вадима, может, удастся отомстить.

ГРИГОРИЙ: - Отомстишь. Поймаем какого-нибудь большевика, шлёпнешь его вот и . Умеешь стрелять?

КАТЯ: - Немного. Вадим учил.

ГРИГОРИЙ: - И я тебя подучу. Что ж, вижу дамочка ты решительная. Федька! ФЕДЬКА: - Я!

ГРИГОРИЙ: - Проводи Екатерину Кузьминишну до бабки моей, Секлетеи. Скажи, чтоб на постой взяла, я велел. Отдыхай пока, Кузьминишна. Я потом за тобой пришлю. КАТЯ: - Спасибо, Григорий Семёнович. ГРИГОРИЙ: - Не стоит. Отдыхай с дороги.

ДОМ БАБКИ СЕКЛЕТЕИ.

ФЕДЬКА: - Здорово, Секлетея! СЕКЛЕТЕЯ: - Ась?

ФЕДЬКА: - Здорово, говорю. Тебе Григорий, наш командир, постоялицу прислав.

СЕКЛЕТЕЯ: - Якый Григорий?

ФЕДЬКА: - Племянник твой, Поздняков.

СЕКЛЕТЕЯ: - Не убили его ещё?

ФЕДЬКА: - Нет, не убили. Живой.

СЕКЛЕТЕЯ: - Всё одно - порибьют.

КАТЯ: - Здравствуйте, бабушка.

СЕКЛЕТЕЯ: - Ну, прислав, так нехай живеть. А то мне одной. И воды некому принесть. Живи, девка. Токо карасину у мэнэ нема.

КАТЯ: - Я куплю, бабушка! Не беспокойтесь. СЕКЛЕТЕЯ: - Куплю. И мужиков чтоб нэ водыла, кобелей этих! КАТЯ: - Да какие мужики, Бог с вами! И в мыслях нет! ФЕДЬКА: - Ну, разбирайтесь тут. Я поскакав.

ХУТОР «НОВАЯ МЕЛЬНИЦА». ШТАБ.

КАСЬЯН: - Пропусти к Нутрякову, борода! Не узнав, чи шо?

КОНДРАТ: - А, это ты, Касьян! Проходь. Хорошую новость нынче привёз? Или как? КАСЬЯН : - Хорошую. Красные скоро колошматить вас будут. Готовь задницу. КОНДРАТ: - Го-го-го. Это мы ишо поглядим, чью задницу драть будут. Давай, иди. КАСЬЯН: - Здравия желаю.

НУТРЯКОВ: - И тебе того же. Садись, Касьян. Переведи дух. Вижу - спешил. КАСЬЯН: - Ага. А как не спешить?! Выдрин наладил.

НУТРЯКОВ: - Красные собирают серьёзные силы. Мордовцев с Алексеевским в Россо-ши, ждут какого-то Белозёрова с полком. Ещё две роты из Богучара идут из Павловска.

НУТРЯКОВ: - Тоже мне силы! У Белозёрова и половины полка нету, а у этих рот - оружия. Белозёров откуда идёт?

КАСЬЯН: - Он где-то под Козловом застрял, в эшелоне.

НУТРЯКОВ: - Вот и славно. Нехай Мордовцев пока чешется, а мы своё войско усилим. У них один полк, а у нас уже три. Дивизия!.. Езжай, Касьян. За сведения спасибо. Выдрину скажи, чтоб не расслаблялся. КАСЬЯН: - Передам.

ВЕРНУЛСЯ ИЗ ПОЕЗДКИ НИКИФОР.

КОНОТОПЦЕВ: - Ну, дед, докладай. Где був?

НИКИФОР: - Да сплошь Ольховатку проихав, Мамон, Гороховку, Журавку.

КОНОТОПЦЕВ: - Ну? Шо узнав?

iНе можете найти то, что вам нужно? Попробуйте сервис подбора литературы.

НИКИФОР: - Красные тильки в Ольховатке. И то немного, взвод, мабуть, от ревкома. В школе живуть. Ближче мне подобраться не пришлось, Ляксандр Егорыч, ты уж мэнэ не ругай.

КОНОТОПЦЕВ: - Ладно, молодец. Отдыхай.

НИКИФОР: - Дак это. Лошадка - моя? А?

КОНОТОПЦЕВ: - Твоя, твоя. Владай.

НИКИФОР: - Вот спасибо, вот удружив!.. Да, я забув сказать: в Журавке какой-то Ворон объявився, Батько. Сказалы, шо местный. Банда у него небольшая. Набегами тож занимается, печать у старосты отняв.

КОНОТОПЦЕВ: - Ага! Это важно. С этого и начинать надо було.

НИКИФОР: - Да я ж сначала про разведку.

КОНОТОПЦЕВ: - Ступай, ладно. Я доложу по начальству.

НИКИФОР ВОЗЛЕ ЛОШАДИ.

НИКИФОР: - Вот, Серко, теперь ты мой. Старый, конечно, чего с тебя взять? Зубы-то покажи. Ага! Но всё равно - помошь яка-то будэ. Всё не на горбу тягать. На, поишь. А Сашке Конотопцеву спасибо - хучь яка-то польза с этого восстания.

БЕЗРУЧКО, НУТРЯКОВ, КОНОТОПЦЕВ.

КОНОТОПЦЕВ: - Иван Михайлович, Никифор вернулся.

НУТРЯКОВ: - Так. Что привёз?

КОНОТОПЦЕВ: - Ну, только в Ольховатке взвод красных стоит, от ревкома. А кругом, по деревням, - никого.

НУТРЯКОВ: - Это хорошо. Ещё что?

КОНОТОПЦЕВ: - И он сказал, и из Журавки сигнал был: там какой-то Батько Ворон объявился. Надо бы познакомиться. Порядки свои наводит, печать у нашего старосты отняв.

НУТРЯКОВ: - Что будем делать?

БЕЗРУЧКО: - Ворон?!. Гм. Не слыхал. А ну, Конотопцев, давай в Журавку смотаемся. Возьми хлопцив. Поглядим, шо цэ за птыця такая - Ворон?

ДИБЦОВ: - Ворон, конники на бугре.

ШМАТКО: - Много?

ДИБЦОВ: - Ну, взвод.

ДЕГТЯРЁВ: - Колесниковцы.

ШМАТКО: - Ну вот и дождались.

В ЖУРАВКУ ВЛЕТАЕТ КОННИЦА.

КОНОТОПЦЕВ: - Кто тут Ворон?

ШМАТКО: - Я.

КОНОТОПЦЕВ: - А я - начальник разведки дивизии Колесникова, Конотопцев.

ШМАТКО: - Чего у нас разведывать собрался?

КОНОТОПЦЕВ: - Что надо, то и разведаю. Талы ты громил, Ворон?

ШМАТКО: - Ну, было дело.

КОНОТОПЦЕВ: - А тут, в Журавке, чего своевольничаешь? Печать у старосты отнял. Это наше село, мы тут хозяева.

БЕЗРУЧКО: - Погоди, Александр. Дай-ка я с этим хлопцем побалакаю (слезает с коня). -Ты вот что, Ворон, или как тебя. До нашего штаба почему глаз не кажешь?

ШМАТКО: - А ты кто такой, дядя?

БЕЗРУЧКО: - Голова политотдела дивизии, Митрофан Безручко. У нас порядок: на нашей территории действуешь - представься. Закон такой, военного времени.

ШМАТКО: - А у меня свои законы. Флаг наш видишь? Ты меня не тронь, а я тебя объеду.

БЕЗРУЧКО: - Погоди, не ерепенься. Значит, в Талах чекистов ты шуганув?

ШМАТКО: - Я. И что?

БЕЗРУЧКО: - Выходит, не в ладах ты с большевиками?

ШМАТКО: - Мне они первейшие враги.

БЕЗРУЧКО: - Вот! А чего бы нам не навалиться на них обчими силами? Так, я думаю, сподручней.

ШМАТКО: - Может, и сподручней. Только мы - вольные люди.

БЕЗРУЧКО: - Вот мать твою за ногу! Вольные они!.. В общем так, Ворон: шайку твою я мобилизую в нашу дивизию добровольцами. Зараз поедешь с нами в Старую Калитву.

ШМАТКО: - Никуда я не поеду, не заставишь. Перестреляем друг друга и всё. Если воевать вместе - давай договариваться.

БЕЗРУЧКО: - Ну, якый же занозистый хлопец!.. Ладно, давай. На днях, мы тебе скажем, надо одно дело провернуть. Богучар погромить.

ШМАТКО: - На Богучар не пойду. Там красный полк стоит, чоновцы, милиция.

БЕЗРУЧКО: - Ага, свои там, значит?!. Александр, хлопци, а ну вяжите их! Чекистские шкуры! Ягнятами тут прикинулись. Анархисты они!.. Подымай руки в гору, Ворон! Я чекистов за версту чую! Аж в носу засвербило. Ну! Бросай оружие! Руки в гору!

ШМАТКО: - Хватить орать, Митрофан. Такие концерты и я умею разыгрывать.

БЕЗРУЧКО (смеётся): - Ага, Ворон, злякався?

ШМАТКО: - Чего пугаться? Постреляли бы друг друга.

БЕЗРУЧКО: - Шо попугалы малость - извиняй. В общем, так: анархию свою бросай, воду не баламуть. Мы ще сами подумаем - брать вас в нашу дивизию или погодить. А хреновый ты хозяин, Ворон: гости до тэбэ приихалы, а ты и к столу не позвав.

ШМАТКО: - Это мы исправим. Дегтярёв!

ДЕГТЯРЁВ: - Слушаю, Батько.

ШМАТКО: - Организуй закуску.

БЕЗРУЧКО: - Вот, цэ дило. И вот ещё что, Ворон: отдай печать.

ШМАТКО: - Дегтярёв, отдай.

ЗА СТОЛОМ.

БЕЗРУЧКО: - Ну, за знакомство!.. Конотопцев, да спрячь ты свой наган. Тут вси свои. Я ж носом чую. Ворон, наливай! Как тэбэ по-мирскому кличут?

ШМАТКО: - Яков.

БЕЗРУЧКО: - За нашу победу, Яша! За нашу народную власть!

ШМАТКО: - Да, за власть народа!

БЕЗРУЧКО: - А анархию свою бросай, Ворон. Брехня это, шо народу лучше без власти. Я и Ленина читал, и Карлу Маркса. Они нам головы половой забивают. Не верь им.

ДЕГТЯРЁВ: - А кому же верить?

БЕЗРУЧКО: - Мне верь. Народу. Из народа самые правильные мысли проистекают. Их слухай. Ты наливай, хлопец, наливай. Гарная у вас горилка. Ты мне, Ворон, на дорогу пару четвертей наладь.

ШМАТКО: - Дегтярёв, организуй.

ДЕГТЯРЁВ: - Да, Батько! Сделаю.

БЕЗРУЧКО: - Во! Спасибо на добром слове. Бывай, Ворон. Мы скажемо, когда выступать.

ШТАБ. НОВАЯ МЕЛЬНИЦА.

БЕЗРУЧКО (навеселе): - Иван Михайлович, ты вот что посоветуй: командир наш , Колесников, дюже смурной ходит. Как бы нам его развеселить, а? Придумать бы чего.

НУТРЯКОВ: - Давай женим.

БЕЗРУЧКО: - Да он женатый. Хотя. Красные нас скоро не потревожут, Конотопцев тоже докладает, шо поблизости опасности для нас нету. А насчёт женитьбы. Ха-ха-ха. Цэ хоро-

ша идея, хороша! Давай! На Лидке его женим! Она - кобылка необъезженная, всё шпильки мне под зад вставляе, всё норовит, зараза, на загривок тебе вскочить. Вот, пусть её Колесников и объезжает. Глядишь, поумнеет.

НУТРЯКОВ: - Вот, Митрофан, и занимайся. Это по твоей линии.

БЕЗРУЧКО: - По моей, ага, по моей. Токо надо всё продумать. Он же не схоче официально. А мы по-другому зробим, обхитрим его.

БЕЗРУЧКО: - Фроська, ты девку нашу, Лидку, на замужество готовь.

ФРОСЯ: - Да? А за кого?

БЕЗРУЧКО: - Пока секрет. Хотя. и сама бы могла догадаться. Кто у нас тут самый хмурый в штабе? Кого развеселить надо?

ФРОСЯ: - А. Поняла, Митрофан Василич. Поняла! Сегодня же.

БЕЗРУЧКО: - Ты пока не спеши. Я скажу когда.

ФРОСЯ: - Ага. Ага. Так ему и надо!

ЦЕРКОВЬ В СТАРОЙ КАЛИТВЕ.

БЕЗРУЧКО: - Как ночевал, отец Евлампий?

ПОП: - Слава Богу, слава Богу! (Крестится.)

БЕЗРУЧКО: - Ходят к тебе люди?

ПОП: - Мало. Советская власть отлучила прихожан, осмеяла церковь, верующих. Это богопротивная, сатанинская власть! Времена антихриста наступили!

БЕЗРУЧКО: - То-то и оно. Поправлять будемо. Ты вот что, отец Евлампий: надо доброе дело сделать.

ПОП: - Охотно, сын мой. Какое дело?

БЕЗРУЧКО: - Пару обвенчать.

ПОП: - За милую душу.

БЕЗРУЧКО: - Только это. Как бы шутейно, поняв? Не завправду.

ПОП: - Гм. Грех берёшь на душу, Митрофан Василич. И меня к этому греху склоняешь.

БЕЗРУЧКО: - Ну, грех небольшой. Людям иногда и повеселиться надо, отдохнуть.

ПОП: - И всё же. Венчание - святое дело. Богохульствовать над ним нельзя. Нет, не буду я шутейно венчать, сан, вера мне этого не позволяют.

БЕЗРУЧКО: - А ты нынешнюю власть - что: не принимаешь? Советам, значит, служив, а нам не желаешь?!

ПОП: - Да я от Советов натерпелся. Грех же это, Митрофан Василич - шутить над святым! Как можно?!!

БЕЗРУЧКО: - Мы тебе грех простим, отец Евлампий. Короче так: будешь супротивничать - пожалеешь. У нас разговор известный.

ПОП: - Куда мне прийти?

БЕЗРУЧКО: - За тобой приедут. Жди.

ДОМ КОЛЕСНИКОВЫХ. ВЕЧЕР.

УЖИНАЮТ ПРИ КЕРОСИНОВОЙ ЛАМПЕ.

МАРИЯ АНДРЕЕВНА: - Ты чего не ешь, Оксана?

iНе можете найти то, что вам нужно? Попробуйте сервис подбора литературы.

ОКСАНА: - Не хочется что-то. Тошнит.

МАРИЯ АНДРЕЕВНА: - А-а. Кислого хочешь?

ОКСАНА: - Яблока бы мочёного. Орехов.

МАРИЯ АНДРЕЕВНА: - Ну, орехов игде сейчас возьмёшь. Настька, сбегай в погреб, принеси миску яблок.

НАСТЯ УБЕГАЕТ.

ТАНЮШКА: - А мне девчонки сказали, что мой папка - генерал. Целой армии бандюков командир.

МАРИЯ АНДРЕЕВНА: - Генерал, генерал. Токо ты поменьше болтай об этом.

ТАНЮШКА: - А генерал. это кто? Самый большой начальник, да? Он толстый? И орденов много.

ОКСАНА: - Ну тебе же сказали. Поменьше болтай.

МАРИЯ АНДРЕЕВНА: - Я к Ивану сходыть собираюсь. Пийдешь со мною, Оксана?

ОКСАНА: - Нет, нездоровится мне.

МАРИЯ АНДРЕЕВНА: - Ладно, я сама. Побалакать с ним надо.

НАСТЯ (возвращается): - Вот, Ксюха, ешь. Какие поплотнее тебе выбрала.

ОКСАНА: - Спасибо.

ПРАСКОВЬЯ (Насте, вполголоса): - Видала, как уплетает. Хорошо мы тогда баню Оксане с Иваном натопили. Хи-хи-хи.

16 НОЯБРЯ 1920 ГОДА.

ХУТОР НОВАЯ МЕЛЬНИЦА.

КОННЫЙ РАЗЪЕЗД. ДЕМЬЯН И ФЕДЬКА.

ФЕДЬКА: - Ну, как твой коняга, Демьян?

ДЕМЬЯН: - Да ну его. Еле бегает.

ФЕДЬКА: - Хорошие лошади у командиров. Они тогда с Хреновского завода лучших себе взяли .

ДЕМЬЯН: - Они всё лучшее себе забирают. Добро, что мы в набегах добываем, тоже подгребают. Трофим Назарук, когда мы из Меловатки вернулись, полвоза хлеба себе до дому отвёз. Я стоял часовым, бачив.

ФЕДЬКА: - Да-а. нашими руками, ага. А скажи, попробуй!

ДЕМЬЯН: - Что ты! Прибьют!

ФЕДЬКА: - Вишь, как получается: большевики были - грабили нас, наши власть захватили - тоже грабют. И куды ж нам деваться, Демьян?

ДЕМЬЯН: - Вот, и я про то же. Помнишь, с ероплана листовки кидали?

ФЕДЬКА: - Ну, помню.

ДЕМЬЯН: - Марко тогда велел мне: собрать бумажки эти и спалить. Я кой-чего спрятав. Хошь почитаю?

ФЕДЬКА: - Давай.

ДЕМЬЯН (достаёт из-за пазухи листовку): - «.Шайки из бывших дезертиров-шкурников вместе с кулаками без стыда и совести ищут возможность пожить ремеслом грабежа и убийств. Убивают ни в чём не повинных мирных жителей, забирают у них домашнее имущество, скот, лошадей.» Это про нас с тобой, Фёдор.

ФЕДЬКА: - Продотрядовцы тоже не церемонились. Эх, жизня наша развесёлая!.. Глянь, кто это идёт?

К НИМ ПРИБЛИЖАЕТСЯ МАРИЯ АНДРЕЕВНА

ДЕМЬЯН: - Стой, Марья Андревна! Куды правишь? Тут штаб, запретна зона.

МАРИЯ АНДРЕЕВНА: - Плевать мне на ваши запреты. Я до сына иду, до Ивана.

ДЕМЬЯН: - Гм. Фёдор, чего делать будем?

ФЕДЬКА: - Она - мать атамана. Нехай идёт. Там разберутся.

ДЕМЬЯН: - Ладно, иди. Токо не говори, шо мы тебя пропустили, поняла? Мол, другой дорогой шла, вон с той стороны.

МАРИЯ АНДРЕЕВНА: - Ладно, не скажу.

КОЛЕСНИКОВ: - Мамо?! Вы откуда?

МАРИЯ АНДРЕЕВНА: - Из дому прийшла, откуда?! Побалакать надо, Иван.

КОЛЕСНИКОВ: - Ну, давай побалакаем, сидай. Случилось что? Девки как? Оксана?

МАРИЯ АНДРЕЕВНА: - А ты бы взяв да и заскочив до дому. Я, вот, долго шла, а на коняке -пятнадцать минут.

КОЛЕСНИКОВ: - Дела, мамо, дела. Некогда.

МАРИЯ АНДРЕЕВНА: - Некогда ему. Брось банду, сынок. За кого ты воюешь?

КОЛЕСНИКОВ: - За вас и воюю. За народную власть.

МАРИЯ АНДРЕЕВНА: - Народная власть - Советская. И ты это знаешь.

КОЛЕСНИКОВ: - Ну. дороги назад нету, мамо. И потом: пока я тут - вы живые.

МАРИЯ АНДРЕЕВНА: - Они пугали тебя, Иван! Никто бы нас не тронув.

КОЛЕСНИКОВ: - Ну, меня бы убили. А я ещё жить хочу.

МАРИЯ АНДРЕЕВНА: - Ты бы мог отказаться, мог! А ты, бачу, с охоткою командуешь тут. Как же - командир дивизии. Тьфу!.. Власти всё одно - расколошматят вас, попомни мои слова.

КОЛЕСНИКОВ: - Пока что мы гоняем их, як цуциков.

МАРИЯ АНДРЕЕВНА: - Слыхала я про ваши геройские дела! В Терновке сонных красноармейцев поризалы. Ума тут много не надо, сонных убивать.

КОЛЕСНИКОВ: - А они шли нас убивать, поняла?!. Давай не будемо про это, мамо. Цэ -военные дела. Расскажи, как дома?

МАРИЯ АНДРЕЕВНА: - Оксану хотела с собою взять, да она не пошла. И потом: неможется ей. У вас ще дитё будэ, Иван?

КОЛЕСНИКОВ: - Знаю, мне Оксана шептала на ухо. Скажи ей, шо я рад. Нехай парня рожает. России долго ще воевать, солдаты нужны.

МАРИЯ АНДРЕЕВНА: - Иван, ты мне вот что скажи: болтают, шо у тебя тут, в штабе, девка есть.

КОЛЕСНИКОВ: - Ну, есть. И шо? Она при Безручке, бумаги ему пишет. Штабной писар-чук, можно сказать.

МАРИЯ АНДРЕЕВНА: - Но болтают, шо ты с ней.

КОЛЕСНИКОВ: - Вот именно - болтают! А ты слухаешь. Вот что: давай иди до дому, некогда мне. Зараз полковые командиры съезжаются, совещание у нас. Кондрат! Или кто там -Филимон?!

КОНДРАТ: - Я туточки, Иван Сергеич.

КОЛЕСНИКОВ: - Отвези Марью Андревну до хаты.

КОНДРАТ: - Слухаю! Сполню в лучшем виде. Поихалы, мать.

В ДОРОГЕ.

МАРИЯ АНДРЕЕВНА: - Кондрат, правда, шо девка у вас при штабе?

КОНДРАТ: - Ага, Лидкой кличут. Пленный доброволец, можно сказать.

МАРИЯ АНДРЕЕВНА: - И балакают, шо Иван с нею шашни крутыть.

КОНДРАТ: - Та ни-и, шо вы кажете? Я тут, при штабе, день и ничь, ничого такого не бачив. Кому-то сбрехать, шо сплюнуть. Но-о, лахудра! Заснула, чи шо?!

НОВАЯ МЕЛЬНИЦА. ШТАБ.

ФРОСЯ, ДУНЬКА, ГЛАФИРА ГОТОВЯТ ОБЕД.

ЛИДА: - Что это сегодня суета такая? Еды много готовите.

ФРОСЯ: - К вечеру командиры съедутся, совещание какое-то. Пойдём в баню сходим, Лидуха?

ЛИДА: - Чего ради? Не суббота.

ФРОСЯ: - Ну и что? Мне искупаться захотелось. Пропотела я тут, возле печи. Да и несподручно одной, спину некому потереть. Не звать же Кондрата! Ха-ха-ха.

ЛИДА: - Я купалась недавно, дед Никифор баню топил.

ФРОСЯ: - Он и сегодня топил. Идите, говорит, девки, парьтесь.

ЛИДА: - Ладно, пойдём. Меня что-то знобит немного. Простыла.

ФРОСЯ: - Вот! Подлечишься. А я кваску возьму, гарный такой квасок, тебе понравится.

НА КУХНЕ ФРОСЯ ДОБАВЛЯЕТ В КВАС САМОГОН.

В БАНЕ.

ФРОСЯ: - Ах, как хорошо! Тэпло! Век бы тут, на скамейке лежала. Ты как, Лидуха?

ЛИДА: - Хорошо, да. Слушай. какой-то квас у тебя.

ФРОСЯ: - Какой?

ЛИДА: - Странный. В голову шибануло. Смеяться хочется.

ФРОСЯ: - Вот и смейся! Чего грустить?

ЛИДА: - Ты - дома, а я. Жениха моего, Веню, убили. Не до смеха тут.

ФРОСЯ: - Воюют мужики наши, Лидусь. Моего мужа тоже убили. Ну что нам, бабам, теперь - в могилу ложиться? У мэнэ дитэй трое, подымать их надо. А ты. Найдёшь еще себе жениха, найдёшь! Молодая, красивая. Налей ещё кваску. У тебя с женихом. было уже, а?

ЛИДА: - Ты про что?

ФРОСЯ: - Да про то самое. Не понимаешь, что ли? Ха-ха-ха.

ЛИДА: - Скажешь тоже! Мы и целовались-то раз или два. А правда, квас. Ха-ха-ха. Веселит.

ФРОСЯ: - Это хорошо. Значит, малость у тэбэ душа отмокае. А то всё смурная ходишь, думаешь о чём-то. Мы тебе тут другого жениха найдём, не печалуйся.

ЛИДА: - Скажешь тоже! Веню я никогда не забуду.

ФРОСЯ: - И не забывай. Но жить-то дальше надо?

ЛИДА: - Да надо, конечно.

ФРОСЯ: - Давай ещё по кружечке. Ах, гарный квасок, гарный! Давай, Лидуся, поцелуемся ради дружбы?

ЛИДА: - А разве целуются ради дружбы?

ФРОСЯ: - Да ще как сладко!

К ШТАБНОМУ ДОМУ СЪЕХАЛИСЬ КОМАНДИРЫ.

ЗДЕСЬ: БОГДАН ПАРХОМЕНКО, ПЕТРО РУДЕНКО, ТРОФИМ НАЗАРУК, АЛЕКСАНДР

КОНОТОПЦЕВ, МИТРОФАН БЕЗРУЧКО, МАРКО ГОНЧАРОВ, ОТЕЦ ЕВЛАМПИЙ.

ВЕРТИТСЯ ЗДЕСЬ И ДЕД НИКИФОР.

iНе можете найти то, что вам нужно? Попробуйте сервис подбора литературы.

ВО ДВОРЕ.

БЕЗРУЧКО: - Вот, значит, спрашивают у крестьянина: как, мол, живёшь, Мыкола, при Советской власти? А он отвечае: як картоха. Это как понимать?.. А так и понимай: ежли за зиму не съедять, то весной всё равно посадють.

ПОЛКОВЫЕ: - Ха-ха-ха.

-Го-го-го.

- Ну, политотдел! Под самый дых Советам!

- А ведь точно: не съедят, так посадют! А!?

БЕЗРУЧКО: - А вы, браты, знаете, откуда Калитва наша пошла?

БОГДАН: - Не, не знаем. Расскажи.

БЕЗРУЧКО: - Был такой царь на Руси, Иван Данилович Калита. Правил он посерёдке четырнадцатого века, московское государство укрепляв, границы расширяв. Сказывают, бывал и в наших краях, повелел на этих вот донских буграх слободу поставить, Калитву, в честь, значит, себя. Чтобы помнили его. Тогда тут вольные люди жили, считай, казаки по нашим временам.

ТРОФИМ: - Да казаки - те же крестьяне, что и мы. Только служивые. А дух у нас один -вольница. Государству, Москве послужим, только и нам дышать не мешай.

РУДЕНКО: - Ты прямо в точку, Трофим Кузьмич. И правильно: царь, видно, понимал, что от донской вольницы больше пользы. А большевики, вишь, через колено гнуть нас стали.

КОНОТОПЦЕВ: - Ростовских казаков расказачивать взялись, попов третируют. А без веры разве можно жить? Так, отец Евлампий?

ПОП: - Так, сын мой, истинно так! Коммунисты - это антихристы!

БЕЗРУЧКО: - Потому Калитва и восстала. Жизню наладим, вольным ветром подышим.

ТРОФИМ: - Ежли наши сговорятся с Антоновым, саданём обчими силами по Москве, по Ленину. Не усидит он в Кремле.

МАРКО: - Хорошо бы. И побыстрей!

БЕЗРУЧКО: - А кто это там катит?

ТРОФИМ: - Григорий наш, Поздняков, кто ж ещё! Его карета.

БЕЗРУЧКО: - Кажись, с бабой.

ТРОФИМ: - Ага, с бабой. Пришлая какая-то, из-за Дона явилась.

КОНОТОПЦЕВ: - Кто такая? Почему не знаю?

МАРКО: - Вот и спроси. Ты же разведка.

КОНОТОПЦЕВ: - Разберёмся.

ПОДЪЕЗЖАЮТ ГРИГОРИЙ С КАТЕЙ.

ГРИГОРИЙ: - Здоров булы, вояки!

БЕЗРУЧКО: - Здоров, здоров. Гриш, ты что это - на заседания штаба с бабами решил ездить?

КАТЯ: - Я вам не баба! Выбирайте выражения.

БЕЗРУЧКО: - Извиняйте, барышня, но по обличью вы самая настоящая баба. Позвольте представитья: Митрофан Безручко, голова политотдела Воронежской повстанческой дивизии. С кем. гм. извиняюсь, имею честь балакать?

КАТЯ: - Вереникина Екатерина, вдова погибшего белого офицера армии Деникина Антона Ивановича.

БЕЗРУЧКО: - О-о. Дуже приятно. Рады вас бачить.

КОНОТОПЦЕВ: - Погоди, Митрофан Васильевич. Конотопцев, начальник разведки. Ваши документы, уважаемая!

КАТЯ: - Пожалуйста. (Демонстративно закуривает.)

КОНОТОПЦЕВ: - Та-ак.С какой целью прибыли в Калитву, Екатерина Кузьминична?

КАТЯ (смеётся): - Да ни с какой. Шла мимо. Мне в Россошь надо, на поезд. Я в Ростов еду, к сестре. Но Григорий Семёнович, вот, попросил задержаться, помочь.

КОНОТОПЦЕВ: - Григорий Семёнович тут не всё решает. Хорошо, я документы пока у себя оставлю. Скоро освободится начальник штаба, мы с вами ещё побеседуем.

КАТЯ: - С удовольствием.

ЗА СТОЛОМ В ГОРНИЦЕ - ЯЗЫКОВ, КОЛЕСНИКОВ, НУТРЯКОВ.

НА ГРУДИ КОЛЕСНИКОВА - ГЕОРГИЕВСКИЙ КРЕСТ.

ЯЗЫКОВ: - Я приехал к вам, Иван Сергеевич, чтобы лично познакомиться и передать боевой привет от Александра Степановича Антонова. И он, и наша партия социал-революционеров, возлагают лично на вас большие надежды. Вы не думайте, что восстание в Калит-ве локально, народные бунты охватили Тамбовскую, Воронежскую, Орловскую, Пензенскую губернии, не говоря уже о Донской области и некоторых сибирских губерниях.

КОЛЕСНИКОВ: - Да, я знаю.

ЯЗЫКОВ: - Сейчас инициатива в руках воронежских повстанцев. Красная армия сражается с Польшей, в Крыму - генерал Врангель. Большевики в растерянности, и мы должны воспользоваться этим моментом. Идите на Воронеж, Иван Сергеевич! Там вас ждут. Наша подпольная организация окажет вам всяческое содействие в городе. После победы вас ждёт пост губернатора.

КОЛЕСНИКОВ: - Ну. Воронеж нам пока не осилить, Юлиан Мефодьевич. Нужны регулярные части, артиллерия.

НУТРЯКОВ: - Да, о Воронеже говорить рано. У нас мало оружия, слаба ещё подготовка бойцов.

ЯЗЫКОВ: - Оружие для вас в пути, Антонов направил сюда целый обоз. А что касается совместных действий. Дайте карту, Нутряков!

ВЕСЬ ЭТОТ РАЗГОВОР СЛЫШИТ ЛИДА ЧЕРЕЗ НЕПЛОТНО ПРИКРЫТУЮ ДВЕРЬ.

К о н е ц ч е т в ё р т о й с е р и и

МЯТЕЖНАЯ КАЛИТВА

П я т а я с е р и я

НОВАЯ МЕЛЬНИЦА. ВО ДВОРЕ ШТАБА.

БЕЗРУЧКО: - Сетряков! НИКИФОР: - Я!

БЕЗРУЧКО: - Ты с бабкой своей замирився, нет?

НИКИФОР: - Не. Каже: бросишь банду, тогда и вертайся до дому. Я рассказывал хлопцам: горницу в хате занавеской, подлюка, перегородила. БОГДАН: - Она что же - и до себя не допускае? А? НИКИФОР: - Какой там!

КАТЯ: - Господа! Как вам не стыдно над старым человеком так шутить? БЕЗРУЧКО: - Да он не обижается. Так, Сетряков? НИКИФОР: - Ну. Нехай.

КАТЯ: - Всё равно нехорошо. Старость уважать надо. НИКИФОР: - Да ладно, барышня, чего там.

БЕЗРУЧКО: - Ты как, отец Евлампий, - готов венчать молодых? ПОП: - Готов, сын мой, готов.

БЕЗРУЧКО: - Ты, главное, не тушуйся. Невеста может и брыкаться, а ты своё дело делай. Поняв?

ПОП: - Чего не понять?!. Грех, грех это!

ФРОСЯ: - Проходьте в хату, командиры. У нас всё готово.

БОГДАН: - Ты сама-то - готова? А? Ишь, разрумянилась. Пышка! Дай куснуть.

ФРОСЯ: - Зубы не поломаешь? Иди, иди, ухажер!

ТРОФИМ: - Ну, наконец-то, зовут. А то с самого утра не жрамши. МАРКО: - Кто тут женится, Трофим? Попа позвали. Никак не пойму. ТРОФИМ: - Сам не пойму. Митрофан туману напустыв. Каже: военна тайна. РУДЕНКО: - Гришка ваш женится, чего тут непонятного?! С бабой же прикатил. Так, Гриша? ГРИГОРИЙ: - Слепой сказав - побачимо.

РАССАЖИВАЮТСЯ ЗА НАКРЫТЫМ СТОЛОМ.

НУТРЯКОВ: - Григорий, на минуту. Что это за женщина рядом с тобой? ГРИГОРИЙ: - Вереникина, вдова белого офицера. Документы в порядке. Она у меня при полку, помогает. Не возражаешь, если она поприсутствует? НУТРЯКОВ: - Хорошо. Только смотри - отвечаешь за неё. ГРИГОРИЙ: - Само собой.

КОЛЕСНИКОВ: - Ну шо, браты. Сегодня у нас важное событие. Приехал до нас дорогой гость Юлиан Мефодьевич, привёз привет от Антонова Александра Степановича. Знаете, кто это такой.

РУДЕНКО: - Конечно, знаем. ТРОФИМ: - Дождались, слава Богу!

БОГДАН: - Давно нам пора с тамбовскими объединиться...

КОЛЕСНИКОВ: - Мы предварительно кое-что обговорили. Вот. О совместных делах. БЕЗРУЧКО: - Давайте послухаем, шо нам Юлиан Мефодьевич скаже. ЯЗЫКОВ: - Господа! Я говорить много не буду, главное мы обсудили с вашим руководством. Прочитаю вам письмо Александра Степановича. Оно обращено к вашему командиру,

но касается, конечно, всех. «ИВАН СЕРГЕЕВИЧ! С БОЛЬШОЙ РАДОСТЬЮ Я УЗНАЛ О ВОССТАНИИ ВОРОНЕЖСКИХ КРЕСТЬЯН. ТВОИ УСПЕХИ СТАЛИ ИЗВЕСТНЫ И В ТАМБОВСКОЙ ГУБЕРНИИ. Я ВОСХИЩЁН! НАШЕ ДЕЛО, НАША БОРЬБА С КОМИССАРАМИ РАЗВОРАЧИВАЕТСЯ ПО ВСЕЙ РОССИИ. И НАМ, РУКОВОДИТЕЛЯМ ПОВСТАНЦЕВ, НУЖНО СТРЕМИТЬСЯ К СБЛИЖЕНИЮ НАРОДНЫХ АРМИЙ, И ОБЩИМИ УСИЛИЯМИ СБРОСИТЬ НЕНАВИСТНОЕ ИГО БОЛЬШЕВИКОВ.

А Н Т О Н О В ...»

О б щ и й р а д о с т н ы й г у л .

КРИКИ: «Ура!» «За победу!» «За Антонова!»

В БОКОВОЙ КОМНАТЕ ЖЕНЩИНЫ НАРЯЖАЮТ ЛИДУ К ВЕНЦУ.

ЛИДА: - Да не хочу я ни в какой шутейной свадьбе участвовать, что вы в самом деле! Пустите!

ФРОСЯ: - Лидуша, ну чего ты?! Повесели мужиков. А то они всё воюют, воюют. Надо же командирам развлечься. Да и сама тоже повеселишься.

ЛИДА: - Я вам не игрушка. Пустите!

ФРОСЯ: - Да ты просто прикинься невестой.

ЛИДА: - Сама прикинься.

ФРОСЯ: - Да я бы с радостью, если б позвали. Какая из меня невеста? Старая, толстая.А ты девка в соку, ягода-малина. Вот, щёчки тебе буряком подкрасим, бровки угольком подчерним. Губки у тэбэ бантиком, талия - як кувшинчик. А, бабы?

ЖЕНЩИНЫ (Дунька): - Да, хороша, хороша. Ягодка!

(Глафира): - Эх, где мои года?!

ФРОСЯ: - Не плачь, Лидуха! Это ж понарошку. На, вот, кваску, Пей, пей!

ЛИДА: - Да я и так уже пьяная от твоего квасу! Убери!.. За кого сватаете хоть, скажите?

ФРОСЯ: - За Колесникова. Тебе ничого не грозит. Он женатый, у него Оксана - первая красавица в Старой Калитве была. И я на Ивана заглядывалась. да где там!

ЛИДА: - За Колесникова. Ещё чего!

ГЛАФИРА: - Понарошку же всё, Лидуша! Сиди себе, улыбайся.

ГОРНИЦА.

БЕЗРУЧКО: - Браты! Давайте выпьем за атамана нашего, командира дивизии! Слава твоя, Иван Сергеич, как видишь, докатилась не только до Тамбова. О тебе знают и в Москве. Большевики там, за кремлёвской стеной, крепко перелякались и спрашивают друг у друга: о хто цэ такый, Иван Колесников? Га? Откуда вин взявся? И тот же Ленин, хай ему чёрт, пытае у Дзержинского: а не пора ли нам, Феликс Эдмундович, снова в Финляндию? Или лучше сразу в Германию? Доложим там, в Генеральном штабе, мол, не поняли нас, большевиков, в России, зря мы ваши марки профукалы. Спотыкнулись мы о крестьян в Воронежской губернии, предводителем у которых Колесников Иван.

ХОХОТ, АПЛОДИСМЕНТЫ.

БЕЗРУЧКО: - За тебя, Иван! За победу нашу и светлую будущую жизню!

ГОЛОСА: - За атамана!

- За Колесникова!

- Долгая лета, командир!

- Здоровья тебе, Иван Сергеевич!

- За будущего губернатора!

ЯЗЫКОВ: - Завидую вам, Иван Сергеевич. За такую народную любовь и жизнь отдать не жалко.

КОЛЕСНИКОВ: - Не жалко, ага. Если бы жизни две было. Одну бы сейчас отдав, а в той, другой, поглядел: стоило ли так поступать, такую цену платить.

ЯЗЫКОВ: - Вы философ, Иван Сергеевич, это хорошо. Но дети увидят, за что мы с вами платили. Думаю, и памятник вам поставят.

БЕЗРУЧКО: - Потише прошу, браты!.. Богдан, ну и глотка у тэбэ, як та иерихонская труба!.. Браты командиры! Сёдня у нас двойной праздник. Приезд Юлиана Мефодьевича и военная свадьба. Соедниняем две души: Ивана Сергеича и писарчука дивизии Лиды Соболевой. Фрося, давай сюды невесту! Отец Евлампий, ты готов?

ПОП: - Готов, готов!

БЕЗРУЧКО: - Марко, а ты пока музыку! Давай!

iНе можете найти то, что вам нужно? Попробуйте сервис подбора литературы.

МАРКО ИГРАЕТ НА ГАРМОНИ.

ФРОСЯ: - Иди, Лидуша, иди. Ничого с тобой не случится. Ну! Смелее!

КОЛЕСНИКОВ: - Лида, ты? Ну, прямо настоящая невеста. Я сразу и не признал. Становись рядом.

ПОП: - Сын мой, Иван, имеешь ли ты благое намерение взять в жёны рабу божию Лиди-

КОЛЕСНИКОВ: - Ды. Имею, отец Евлампий.

ПОП: - Дочь моя, Лидия, имеешь ли ты благое намерение взять в мужья раба божия Ива-на-а.

ЛИДА: - Нет, не имею! Прекратите этот цирк!

ПОП: - Не противься велению Всевышнего, дочь моя-а-а. Венчается раб божий Иван рабе божией Лидии-и-и. Венчается раба божия Лидия рабу божьему Ивану-у. Во имя Отца, Сына и Святаго духа-а. Аминь!

ФРОСЯ И КОНДРАТ НОСЯТ НАД ГОЛОВАМИ КОЛЕСНИКОВА И ЛИДЫ ВЕНЦЫ.

ПОП КРЕСТИТ ОБОИХ.

ПОП (негромко): - Грех! Всё грех.

ФРОСЯ: - Такой грех и простить можно, отец Евлампий, а? Дело молодое. Ха-ха-ха.

КОЛЕСНИКОВ: - Ну вот, а ты боялась. Сидай тут, поближе.

ЛИДА: - И зачем вам это представление, Иван Сергеевич?

КОЛЕСНИКОВ: - Да так, народ захотел. Ты не бери в голову. Фроська, налей-ка сюды.

ЛИДА: - Хватит бы вам, Иван Сергеевич.

КОЛЕСНИКОВ: - А! Стакан больше, стакан меньше. А ты?

ЛИДА: - Нет, я квасу опилась.

ПЛЯСКИ ПОД ГАРМОШКУ.

РУДЕНКО: - Эх, господа мать!

На кобыле воевать.

А кобыла хвост забыла,

Перестала воевать!

ФРОСЯ:

- Я любила милого, И сохла каждый день.

А он другую сманивал За бабушкин плетень.

ЯЗЫКОВ: - Господа!.. Прошу внимания!.. Господа!

БЕЗРУЧКО:- Тихо! Дайте чоловику сказать.

ЯЗЫКОВ: - Нет, я говорить не буду. Я тоже хочу спеть. Можно?

ГОЛОСА: - Просимо, Юлиан Мефодьевич.

- Сделай милость, ваше благородие.

ЯЗЫКОВ: - Разбередили вы мне душу. (Берёт гитару.) - Хочется чего-нибудь душевного.

ПОЁТ:

- Я встретил вас - и всё былое В отжившем сердце ожило.

Я вспомнил время золотое -И сердцу стало так тепло-о.

КАТЯ (подхватывает):

-Как поздней осени порою Бывают дни, бывает час, Когда повеет вдруг весною И что-то встрепенётся в нас.

ЯЗЫКОВ: - Узнаю родственную душу. Вы кто, милая барышня? Каким ветром занесло вас в эти неспокойные края? Любите русские романсы?

КАТЯ: - Сразу столько вопросов. И романсы люблю, и поэзию - Тютчева, Цветаеву, Бунина. В гимназии Бобровской училась, всю библиотеку перечитала, стихи в душе остались. Ну, и музыка тоже. А что касается того, как сюда попала.

ЯЗЫКОВ: - У Тютчева много замечательных стихов, я бы их все на музыку переложил. Хотя бы вот это:

- Две силы есть, - две роковые силы, Всю жизнь свою у них мы под рукой. От колыбельных дней и до могилы, -Одна есть Смерть, другая - Суд людской.

КАТЯ: - Грустные стихи.

ЯЗЫКОВ: - Философия. Жизнь. Смерть, конечно, всех уравнивает, а вот судить о каждом из нас будут по-разному. Интересно, что скажут о нас с вами лет эдак через сто? Как вы думаете?

КАТЯ: - О нас с вами? Ха-ха-ха. НИ-ЧЕ-ГО. Забудут. Нужно быть выдающейся личностью, чтобы оставить след в истории, чтобы тебя вспоминали.

НУТРЯКОВ ВНИМАТЕЛЬНО ПРИСЛУШИВАЕТСЯ К ИХ РАЗГОВОРУ. НАБЛЮДАЕТ ЗА КАТЕЙ.

ЯЗЫКОВ: - Не скажите, Екатерина. как вас по батюшке?

КАТЯ: - Можно просто - Катя.

ЯЗЫКОВ: - Катя, мы с вами живём в интересное время, участвуем в судьбе нашей Родины, может быть, пишем её биографию. Нас не могут забыть, не должны. В конце концов, каждый человек умирает, да, но его дух, идеи, если они обращены в будущее - живут.

КАТЯ: - Согласна.

ЯЗЫКОВ: - Скажите по этому поводу тост, просим вас! Господа! Минуточку внимания!

КАТЯ: - Господа! Давайте выпьем за. любовь. За любовь, которая даёт нам силы и веру, помогающую в борьбе с врагами, какие мешают нам строить свободную и счастливую жизнь. За любовь, которую никто и ничто не сможет сломать в русском человеке - это любовь к Отчизне, к нашей Родине!

ЯЗЫКОВ: - Браво, милая барышня! Ура!

НУТРЯКОВ: - Похвально, похвально. На все случаи жизни.

ЯЗЫКОВ: - За любовь к женщине, господа!

ГРИГОРИЙ: - За неё, солодкую.

БЕЗРУЧКО: - За ба-а-а-б! За длинноволосых, хай им грэць!

БОГДАН: - За молодых! Горько!.. Ой, шось горько мне-е.

КОЛЕСНИКОВ: - Ну, Лида, вставай, лобызаться будем.

ЛИДА: - Нет, нет! Не надо!.. Я прошу вас! Мне дурно!

КАТЯ: - Господа, невесте плохо!.. Иван Сергеевич, ей надо отдохнуть. Видите, какая бледная.

ПОП: - Грех, всё грех! Нельзя нарушать божьи заповеди! (Опрокидывает в себя стакан самогона.)

КОЛЕСНИКОВ: - Ладно, отведи её в боковуху, нехай полежит. Может, капли какие. Кондрат! Филимон!

ОБА ВМЕСТЕ: - Мы тут, Иван Сергеич!

КОЛЕСНИКОВ: - Давай за доктором. Зайцев. он. Фу, чёрт, шатает как. Скажете Зайцеву, шо я. я послав.

БОКОВАЯ ГЛУХАЯ КОМНАТА.

КАТЯ: - Лида, возьми себя в руки! Слушай внимательно, что я тебе скажу. При первой возможности я помогу тебе бежать. Скоро здесь будут наши, потерпи.

ЛИДА: - Ты кто? Что тебе нужно?

КАТЯ: - Лида, я всё про тебя знаю. Ты из Меловатки. И про Макара Васильевича, и про Веню Жиглова тоже знаю. Мама твоя жива, ждёт. Расскажи мне всё, что знаешь о бандитах: численность полков, вооружение, связь с антоновцами. Ты же пишешь документы! Ты всё должна знать!

ЛИДА: - А, понятно. Тебя Сашка Конотопцев подослал, проверить меня.

КАТЯ: Никто меня не подсылал, Лида! Я не имею права всё тебе сказать. Но поверь мне, поверь! У нас очень мало времени, сюда могут войти в любую минуту, увести тебя. Лида!

ЛИДА: - Ну. может, ты и не врёшь. Ладно. Письмо от Антонова привёз Языков, ты с ним пела. Он - бывший белый офицер.

КАТЯ: - Так, дальше!

ЛИДА: - Сюда, в Калитву, идёт обоз с оружием из резервов Антонова, он сам распорядился. Маршрут я не знаю, где-то через Новохопёрский уезд. На станции Россошь есть какой-то Выдрин, парень один, его зовут Касьян, он привозит сообщения о планах красных. (Плачет): - Меня убьют, я чувствую.

КАТЯ: - Потерпи, Лидуша, потерпи! Сейчас ничего изменить нельзя.

ЛИДА: - Я боюсь, Катя. Они все пьяные, им ничего не жалко. Я видела в Меловатке, как они убивают. Сколько бандитов в их дивизии, я не знаю. Безручко хвастался, что больше десяти тысяч.

РАСПАХИВАЕТСЯ ДВЕРЬ - ВХОДИТ ДОКТОР ЗАЙЦЕВ.

ЗАЙЦЕВ: - Так, барышни, кому тут плохо? Вам, Лида? Прошу раздеться, я вас послухаю. Снимай, снимай свою кофту!

КАТЯ: - Да зачем ей раздеваться, у неё нервный срыв. Доктор, вы бы освободили девушку от пьяных игрищ. Видите, она бледная, как полотно.

ЗАЙЦЕВ: - «Она была бледна, и голос её рвался.» Ах, милые барышни! Вы всё так близко принимаете к сердцу. Стоит ли волноваться по любому незначительному поводу? Ну, затеяли мужчины игру, что тут плохого?!.

КАТЯ: - Ага «незначительный»! Её замуж насильно выдают.

ЗАЙЦЕВ: - Так, Лида, пульс немного учащённый. Вот капли, выпей. И полежи с полчаса. Если. хе-хе! - дадут. И отчего это барышни так боятся приятных занятий? Не понимаю. Это природа, доложу я вам, она своего требует. И противиться ей медицина не рекомендует. От воздержания и возникают нервные срывы, как в данном случае. Желаю здравствовать! (Уходит.)

ПОЯВЛЯЕТСЯ БЕЗРУЧКО.

БЕЗРУЧКО: - Ну шо, невеста готова? Вставай, Лидка, надо иттить. А то гости скоро попа-дають. А без невесты какая ж свадьба?

КАТЯ: - Да дайте ей ещё полежать. Доктор сказал.

БЕЗРУЧКО: - Шо надо, он и мне сказав. Вставай, Лидка. И что это за бабы пошли, а? Её замуж за генерала, за командира дивизии отдают, а вона в обморок падае.

КАТЯ: - Вот, видите, доктор дал капли.

БЕЗРУЧКО: - Самые лучшие капли - в стакане! Ходим, Лида!

ЗА СТОЛОМ.

ГРИГОРИЙ: - Катерина Кузьминишна, давай и мы зараз поженимся, а? У тебя мужа убили, я холостой. Жениться страсть как охота. Прям терпения нету. Дай поцелую. Я, командир полка.

КАТЯ: - Но-но, командир полка! За девушкой сначала ухаживают, цветы дарят, конфеты. А он сразу - «жениться»! Деревня!

ГРИГОРИЙ: - Мы люди простые. Конфет у мэнэ нема. А городскую попробовать бы. Чем ты от наших баб отличаешься? А?

КАТЯ: - Дурак! Пусти! Мужлан!

НУТРЯКОВ: - Успокойся, Григорий. Катерина Кузьминична права. Ты груб и неотёсан. И слишком прямолинеен. Так нельзя.

ГРИГОРИЙ: - Груб. Неотёсан. А кто б меня тут, в Калитве, обтёсывал? Мы гимназиев не кончали.

КАТЯ: - Вот и сиди спокойно. Пей лучше.

МАРКО ПРОДОЛЖАЕТ ИГРАТЬ ПЛЯСОВУЮ.

ГОРНИЦА ХОДИТ ХОДУНОМ.

КОЛЕСНИКОВ ОБНИМАЕТ ЛИДУ.

НУТРЯКОВ: - Вы хорошо держитесь, Катя.

КАТЯ: - Вы о чём, Иван Михайлович?

iНе можете найти то, что вам нужно? Попробуйте сервис подбора литературы.

НУТРЯКОВ: - О роли, которую прекрасно играете. Чувствуется актёрская школа. Вы - не из актрис?

КАТЯ (зевает): - Не понимаю. Который час, интересно? Что-то я устала, домой хочу. И кто же меня повезёт? Эй, командир полка! Когда поедем?

ГРИГОРИЙ: - А-а. Шо ты кажешь? Куды. ик!.. ехать к такой-растакой матери?! Гулять хочу!

НУТРЯКОВ: - Чего спешите, Катерина Кузьминична? Время детское. Только начали. Это до утра. А роль вы всё же пережали, Вереникина, или как вас там, в чека, называют.

КАТЯ: - О, господи! И вы туда же, Иван Михайлович! Сначала Конотопцев вопросами мучил, теперь вы. Морочите бедной девушке голову. Хотя у вас должность такая. Вот с Юлианом Мефодьевичем приятно было общаться. Кстати, а где он?

НУТРЯКОВ: - Мне он не докладывает. Как появился, так и исчез. Уехал. Дорога дальняя.

КАТЯ: - Ну, уехал, так уехал. Хотя жаль. Мы с ним, может быть, ещё бы что-нибудь спели. Настоящий русский офицер! Такими Россия гордиться должна.

НУТРЯКОВ: - Нервы у вас железные, Катерина Кузьминична. Позавидовать можно. А ведь игра для вас может печально кончиться.

КАТЯ: - Ну хватит, Иван Михайлович! Не надоело? Совсем запугали девушку. Давайте лучше выпьем. За мужчин, которые погибли, защищая Родину. За мужа моего, Вадима. Выпьете со мной?

НУТРЯКОВ: - За коллегу, за белого офицера выпью. Хотя и не знал такого, Вадима Вере-никина, но - выпью!

ПОКАЧИВАЯСЬ, КОЛЕСНИКОВ НАПРАВЛЯЕТСЯ В БОКОВУЮ КОМНАТУ, К ЛИДЕ.

КОЛЕСНИКОВ: - Господа, прошу. простить. Дела.

ФРОСЯ (наблюдая за ним): - Ну, ягода-малина! Сладкой тебе ночи, Иван Сергеич!

БОКОВАЯ КОМНАТА. НОЧЬ.

ЛИДА: - Иван Сергеевич! Что вы делаете?! Опомнитесь! Не надо!.. Я... я не хочу! Прошу вас! Мне больно. Пустите! Больно, говорю!

ФРОСЯ (подслушивает у двери): - Покричи, покричи, ягода-малина. Помогает. КОНДРАТ: - Отойди от двери, дура-баба! Чево тут ухи навострила? А? ФРОСЯ: - Может, помочь чего надо, посоветовать. Или свечку подержать. Хи-хи. А ты чего это лапаешь? Пусти, леший! Кому сказала?

КОНДРАТ: - Давай и мы потешимся, Фроська! Я толстых баб страсть как люблю. Дай, пошшупаю. Чево тут у тэбэ есть?!

ФРОСЯ: - Поглядите на него - «пошшупаю»! Щупальщик какой нашёлся. А увидит кто?.. Ха-ха-ха. Да не надо тут, дурень! И дверь закрой. Чёрт бородатый! Раздавишь!

ЛИДА СИДИТ НА КРОВАТИ. ПЛАЧЕТ. КОЛЕСНИКОВ МЕЧЕТСЯ ВО СНЕ, ВСКРИКИВАЕТ.

ВТОРОЙ СОН КОЛЕСНИКОВА:

КОННЫЙ БОЙ ПОД КАЛАЧОМ.

ВАРРАВА ЦЕЛИТСЯ В КОЛЕСНИКОВА.

ГУСЕВ САБЛЕЙ ОТБИВАЕТ ВИНТОВКУ, РУБИТ ВАРРАВУ.

КОЛЕСНИКОВ (кричит): - Ты что сделал, дурак?! Это мой земляк! ГУСЕВ: - Но он же хотел убить тебя! Я спас тебе жизнь! Ты что - не понимаешь?! КОЛЕСНИКОВ: - Он в тебя целил, а не в меня. (Стреляет в Гусева.) - Гусев!.. Прости. Прости, товарищ!!!

РЫВКОМ ПОДНИМАЕТ ГОЛОВУ.

КОЛЕСНИКОВ: - Воды! Дай воды. (Жадно пьёт.) - Я кричал, да? ЛИДА: - Какого-то Гусева звал. Прощения у него просил.

КОЛЕСНИКОВ: - А-а. Понятно. Ты вот что, Лида. Не хотел я сильничать. Так вышло. Извиняй.

ЛИДА: - Ага, вышло! Набросился, как этот. А ещё женатый человек. Оксану свою во сне звал.

КОЛЕСНИКОВ: - Да? Звал?

ЛИДА: - Звал. Любишь её?

КОЛЕСНИКОВ: - Моё дело.

ЛИДА: - Я поняла - любишь. А меня терзал.

КОЛЕСНИКОВ: - Не я это. Самогонка.

ЛИДА: - С большевиками воевать тоже она заставила? Ты же - красный командир, Иван Сергеевич!

КОЛЕСНИКОВ: - Не твоего бабьего ума дело. ЛИДА: - Трус ты, Колесников. Всех боишься. КОЛЕСНИКОВ: - Цыц, курва! Придушу, вот!

ЛИДА: - Не придушишь. Совесть потом мучить будет. Перед этим. Гусевым, за что во сне извинялся? Убил его, да?

КОЛЕСНИКОВ: - Замолкни, я сказав!

ЛИДА: - Давай сбежим, Иван Сергеевич? Охранников твоих перестреляем и. Ну, побыл командиром у бандитов. Заставили, я знаю. Мне один человек рассказал твою историю. КОЛЕСНИКОВ: - Может, заставили, а, может, образумили. Откуда тебе знать мои мысли? ЛИДА: - Наши поймут, простят. КОЛЕСНИКОВ: - Ваши! Тут же к стенке поставят.

ЛИДА: - А что губернатором хотят поставить - брехня это, Иван Сергеевич. Не верь. Дурят они тебя. Им надо, чтобы ты воевал против большевиков. А потом отвернутся.

КОЛЕСНИКОВ: - Это мы ишо поглядим. Народ своё слово скажет. А мне дорожки назад нету. Нету, Лидуха! Мне теперь с Калитвой да с Антоновым шагать. Иди, сюда, ложись. Ты теперь жена моя. Венчанная. Ну? Кому сказано? Ложись!

ЛАВКА АЛЕКСЕЯ ФРОЛОВИЧА. ВЯЛАЯ ТОРГОВЛЯ.

ПРИКАЗЧИК ИЛЬЯ ПОЗЁВЫВАЕТ ЗА ПРИЛАВКОМ.

АЛЕКСЕЙ ФРОЛОВИЧ: - Рот не порви, Илья. ИЛЬЯ: - Не порву. Он у меня резиновый.

АЛЕКСЕЙ ФРОЛОВИЧ: - Чтой-то людэй нема. Ничого ещё не продали сёдни.

ИЛЬЯ: - У людэй грошей нема (зевает).

НИЩАЯ: - Пода-а-айте, люди добрые на пропитание.

АЛЕКСЕЙ ФРОЛОВИЧ: - Иди, иди. Много вас.

НИЩАЯ: - Бога гневишь, хозяин.

АЛЕКСЕЙ ФРОЛОВИЧ: - С Богом мы договоримся. Илья, селёдки принеси. ИЛЬЯ: - Ладно.

ВХОДИТ ФРОСЯ.

АЛЕКСЕЙ ФРОЛОВИЧ: - А, Ефросинья! Чего редко заходить стала?

ФРОСЯ: - Делов много.

АЛЕКСЕЙ ФРОЛОВИЧ: - Покупать будешь?

ФРОСЯ: - Буду. Мне соли, карасину и сахару головку. Нет, две давай. Дети просют сладкого.

АЛЕКСЕЙ ФРОЛОВИЧ: - Ишь! Разбогатела, что ли?

ФРОСЯ: - Разбогатела. На новую власть работаю.

АЛЕКСЕЙ ФРОЛОВИЧ: - Илья, обслужи.

ИЛЬЯ: - Щас. Селёдку, вот, поставлю.

ВХОДИТ ОКСАНА.

ОКСАНА: - Добрый день.

ФРОСЯ: - Здравствуй, Оксана. Жива-здорова? ОКСАНА: - Чего и тебе желаю. ФРОСЯ: - С прибавлением тебя.

ОКСАНА: - Откуда знаешь? Девки наши растрепали уже? Полтора месяца всего. ФРОСЯ: - Я не про то. Иван твой вторую жену завёл. Слыхала? ОКСАНА: - Чтоб у тебя язык к зубам присох, Фроська. Брешешь и не краснеешь. ФРОСЯ: - А зачем мне брехать? Хоть у кого спроси. А лучше - у попа нашего, он намедни их с Лидкой венчал на Новой Мельнице.

ОКСАНА: - С Лидкой?.. С писарчуком, какая при штабе? ФРОСЯ: - Она самая и есть. Молоденькая, завлекательная. ах! ОКСАНА: - А ты-то от кого узнала? Сорока на хвосте принесла? ФРОСЯ: - А я была на свадьбе. Стол накрывала, молодых в спаленку провожала. ОКСАНА: - Змея ты подколодная, Фроська! Не можешь простить, что Иван не на тебе женился.

ФРОСЯ: - Ну, прошлое быльём поросло. Что теперь? ОКСАНА УБЕГАЕТ ИЗ ЛАВКИ. ЦЕРКОВЬ В СТАРОЙ КАЛИТВЕ.

ОКСАНА: - Отец Евлампий, правда это, что ты Колесникова с Лидией на Новой Мельнице венчал?

ПОП: - Правда, дочь моя. Грех на душу взял, каюсь. Власть. Только это шутейная свадьба была, понарошку. Не переживай.

ОКСАНА: - А спит он с ней тоже понарошку?

ПОП: - Мне это неведомо.

ОКСАНА: - Господи! Покарай его! За что же он так со мной? За что?!!

ПОП: - Не надо молить о греховном, дочь моя! Всё образуется. Ты его законная жена, он вернётся.

ОКСАНА: - Не нужен он мне такой, не нужен! (Убегает.)

СТАРАЯ КАЛИТВА.

НОЧЬ. ЗАБРОШЕННЫЙ САРАЙ У ДОМА СЕКЛЕТЕИ.

КАТЯ: - Здравствуй, Паша! Молодец, что пришёл именно сегодня. У меня важные новости.

ПАВЕЛ: - Как устроилась?

КАТЯ: - Хорошо. Секлетея - полуглухая старуха, но любопытная. страсть!

ПАВЕЛ: - Осторожней с ней.

КАТЯ: - Да, конечно. Слушай: Антонов на днях направляет Колесникову обоз с оружием. Через Новохопёрские леса. Точно маршрут я не знаю. Куратор - Языков, бывший деникин-ский офицер. В Россоши, на телеграфе, - их осведомитель. Выдрин. Сведения в штаб Колесникова посылает через какого-то Касьяна, он живёт в Россоши. Запомнил?

ПАВЕЛ: - Языков. Выдрин. Касьян. Что ещё?

КАТЯ: - Начальник штаба Колесникова - Нутряков, тоже из бывших офицеров, - завёл со мной игру, подозревает. Но фактов у него никаких. Ты как сюда добирался?

ПАВЕЛ: - Из Ольховатки, по льду через Дон. Всё, Катя, я пошёл. Через два дня, в это же время, приду. Береги себя.

КАТЯ: - И ты тоже. По ночам в Старой Калитве - конные патрули.

ПАВЕЛ: - Я видел, знаю. (Павел уходит.)

СЕКЛЕТЕЯ (с печи): - Катерина, где это ты шастала?

КАТЯ: - До ветру ходила, бабушка.

СЕКЛЕТЕЯ: - Ась?

КАТЯ: - До ветру, говорю, ходила.

СЕКЛЕТЕЯ: - Цибарка в сенцах стоит.

КАТЯ: - Да ну. Неудобно. Спи!

19 НОЯБРЯ 1920 ГОДА.

СТАНЦИЯ РОССОШЬ.

ПРИБЫВАЕТ ЭШЕЛОН С ПОЛКОМ БЕЛОЗЁРОВА.

ВСТРЕЧАЮТ МОРДОВЦЕВ И АЛЕКСЕЕВСКИЙ.

МОРДОВЦЕВ: - Ну, наконец-то!.. С прибытием, Андрей Лукич. Заждались, право слово.

БЕЛОЗЁРОВ: - Здравия желаю, товарищ командующий. Да и мы, скажу честно, роптать уже стали: держат и держат в Козлове этом. Железнодорожники палки в колёса ставили. А вы, простите?

АЛЕКСЕЕВСКИЙ: - Алексеевский Николай Евгеньевич. Председатель губчека. Можно просто - Николай - не привык ещё к отчеству.

БЕЛОЗЁРОВ: - При таких регалиях отчество обязательно. Хотя выглядите вы очень молодо.

МОРДОВЦЕВ: - Да он молодой и есть - двадцать первый год идёт.

БЕЛОЗЁРОВ: - О-о. Похвально, похвально! Разрешите представить моих командиров: Сомнедзе, командир первой роты.

МОРДОВЦЕВ: - Как настроение, товарищ Сомнедзе? Здравствуйте!

iНе можете найти то, что вам нужно? Попробуйте сервис подбора литературы.

СОМНЕДЗЕ: - Разбить бандитов наголову.

БЕЛОЗЁРОВ: - А это - товарищ Кулик.

КУЛИК: - Командир эскадрона, Кулик.

МОРДОВЦЕВ: - Замечательно. Бандиты, в основном, на лошадях, пехоте угнаться за ними сложно. А вы должны быть знакомы с Колесниковым?

КУЛИК: - Так точно! Вместе воевали под Калачом.

БЕЛОЗЁРОВ: - А теперь - против воюем. Ну, как говорится, чужая душа - потёмки. Кто же знал, что Колесников станет врагом. Гусева убили. Такого парня! И ребят тоже. Эх!.. Но мы отомстим бандитам. Жестоко отомстим! И если доведётся, я лично расстреляю Колесникова. Лично!.. Это - Потапов - командир батареи.

ПОТАПОВ: - Здравия желаю!

МОРДОВЦЕВ: - Здравствуйте!

БЕЛОЗЁРОВ: - Правда, пушек у нас немного, всего две, да и снарядов тоже, но сам вид артиллерии, думаю, благотворно подействует на повстанцев.

МОРДОВЦЕВ: - Именно так. Прошу в штабной вагон, товарищи командиры. Попьём чайку, обсудим диспозицию.

КАДР: - ТЕЛЕГРАФИСТ ВЫДРИН ИЗ ОКНА НАБЛЮДАЕТ ЗА ПРОИСХОДЯЩИМ НА ПЕРРОНЕ.

ДОМ КОЛЕСНИКОВЫХ.

ОКСАНА СОБИРАЕТ ВЕЩИ.

МАРИЯ АНДРЕЕВНА: - Оксана, ты куда это наладилась?

ОКСАНА: - Ухожу я от вас. Нечего мне здесь больше делать. Люди надо мной из-за Ивана потешаются.

МАРИЯ АНДРЕЕВНА: - Да объясни ты толком! Девки, может, вы чего знаете?

ПРАСКОВЬЯ: - Слух Фроська пустила, что Иван. Ну, это, женился на Новой Мельнице.

МАРИЯ АНДРЕЕВНА: - Вот, кобелина! Значит, правда. А меня уверяв, шо ничого у него с той Лидкой нема. Да ты не спеши, Оксана! Куда ты с дитём да на сносях. Может, брешет Фроська.

ОКСАНА: - Какая брехня, мамо? Я у попа была, он мне сам всё рассказал. Даже венчал

их.

МАРИЯ АНДРЕЕВНА: - Вот зараза! Ну шо теперь робыть?.. И куда ж ты пийдешь, Оксан-ка? До матери?

ОКСАНА: - Я найду, куда. Прощайте!

БЕРЁТ ЗА РУКУ ТАНЮШКУ, УХОДИТ.

НОВАЯ МЕЛЬНИЦА. УКРОМНЫЙ УГОЛ.

КОНОТОПЦЕВ: - Так, Фёдор, какие новости? Не забыл, что я тебе наказывал?

ФЕДЬКА: - Не, не забув. Да особых новостей нема, Александр Егорыч.

КОНОТОПЦЕВ: - А не особые? Настроение какое у наших хлопцев?

ФЕДЬКА: - Все довольны, воюют. Перепадает же и хлопцам после набегов.

КОНОТОПЦЕВ: - Да, это так. Никифору, вон, коня подарили, повозку (сани). Демьян тож при коне.

ФЕДЬКА: - Ну, Демьян, конём не очень довольный - старый.

КОНОТОПЦЕВ: - Впереди бои, нехай себе лучше добудет. Ещё чего он говорил?

ФЕДЬКА: - Демьян?

КОНОТОПЦЕВ: - Да, да, Демьян!

ФЕДЬКА: - Листовки мне читал, что с ероплана бросали.

КОНОТОПЦЕВ: - Вот как! Это интересно. И что?

ФЕДЬКА: - Да ничего. Побалакалы да и всё на этом.

КОНОТОПЦЕВ: - Так-так. Хорошо. Ты вот что: докладай мне, чего он говорить ещё будет. Ну, и другие тоже. Мы, разведка, должны с тобой всё знать о наших хлопцах. Кто будет красных хвалить, порядки наши ругать - того мы быстро. Поняв?

ФЕДЬКА: - Ага, поняв.

19 НОЯБРЯ 1920 ГОДА. СЕЛО ЖУРАВКА. БОГУЧАРСКИЙ УЕЗД. В СУМЕРКАХ СКАЧЕТ ВСАДНИК.

ЧАСОВОЙ: - Стой! Кто такой?

ВСАДНИК: - Из штаба Колесникова. Срочный пакет для Батьки Ворона. ЧАСОВОЙ: - Жди. (Стучит в окно.) - Батько!.. Нарочный от Колесникова. (В избе вспыхивает огонь.)

ВОРОН (читает): - Так, понятно. Дегтярёв! Дибцов! Ко мне! Читайте.

К А Д Р : « ВОРОН! СРОЧНО ПРИБЫТЬ НА СТАНЦИЮ МИТРОФАНОВКА. НУТРЯКОВ».

ВСАДНИК: - Иван Михайлович на словах велев передать, шо нужна ваша помощь. Там хлеб в вагоны будут утром грузить, надо отбить у красных. Я еду с вами. ШМАТКО: - Дегтярёв, подымай людей. Срочно, по коням! ДЕГТЯРЁВ: - Есть!

СКАЧЕТ ОТРЯД БАТЬКИ ВОРОНА.

ШМАТКО: - Дибцов! ДИБЦОВ: - Слушаю.

ШМАТКО: - Выбери момент. Гонца Колесникова ликвидируй. ДИБЦОВ (кивает).

ДИБЦОВ НА СКАКУ СТРЕЛЯЕТ ВО ВСАДНИКА. ТОТ ЗАМЕРТВО ПАДАЕТ С ЛОШАДИ.

СТАНЦИЯ МИТРОФАНОВКА.

КРАСНОАРМЕЙЦЫ ГРУЗЯТ В ВАГОНЫ МЕШКИ С ЗЕРНОМ. МЧИТСЯ КОННИЦА . ВПЕРЕДИ - МАРКО ГОНЧАРОВ. РУБЯТ КРАСНОАРМЕЙЦЕВ.

ШМАТКО: - Вот сволочи-и. Ребята! Руби бандитов! ЗАВЯЗЫВАЕТСЯ БОЙ.

КРИКИ: - Хлопцы, это чекисты!

- Предательство! МАРКО: - Бей Ворона-а. ШМАТКО: - Это мы ещё посмотрим.

ОТРЯД ВОРОНА И КРАСНОАРМЕЙЦЫ РАЗГРОМИЛИ КОННИКОВ МАРКА ГОНЧАРОВА. ОСТАТКИ ЕГО ОТРЯДА СПАСАЮТСЯ БЕГСТВОМ.

ДЕГТЯРЁВ: - Ну, теперь Батьки Ворона нет - разоблачены.

ШМАТКО: - Да, нет. Ничего, будем воевать в открытую.

ДИБЦОВ: - Опоздали малость. Троих красноармейцев зарубили.

ШМАТКО: - Ихних тоже положили. видишь? Раненые, убитые у нас есть?

ДЕГТЯРЁВ: - Нет, все в строю.

ШМАТКО: - Вот и славно. За мной!

ОТРЯД УСКАКАЛ.

ОКСАНА СТУЧИТ В ОКНО ДОМА ДАНИЛЫ. ГОРПИНА: - Ой, кто это так поздно?

ДАНИЛА: - Я гляну, мам. Оксана?! Ты?

ОКСАНА: - Я, Данилушка. Можно нам войти?

ДАНИЛА: - Конечно, конечно! Проходите! Мам, к нам гости!

ГОРПИНА: - Оксана?! Да ще с дитём. Раздягайтесь, сидайтэ. Деточка, сидай ближче к печи, тут тэпло.

ТАНЮШКА: - А я не замёрзла. Мы быстро шли.

ГОРПИНА: - Ну ладно, ладно. Рассказывай, Оксана, шо случилось?

ОКСАНА: - Да что. Ушла я от Колесникова. Примите?

ГОРПИНА: - Ой, лышенько! Да як же это?!

ДАНИЛА: - Мама, погодите. Тут ахами не поможешь. Да вы раздевайтесь, раздевайтесь!.. Дочку твою запамятовал. как звать?

ТАНЮШКА: - Танюшка Колесникова. Мой папка у бандюков - генерал. Правда, он не толстый и орденов у него мало. Один крест.

Данила: - Надо же, барабанит, как по писаному. Кто это её научил?

ОКСАНА: - Отец. Всегда, говорит, помни, кто у тебя отец был.

ДАНИЛА: - Почему. был?

ОКСАНА: - Ну. ему виднее, что говорить.

ГОРПИНА: - Сидайтэ вечерять. Чем Бог послав. Не обижайся, Оксана, ты, мабуть, к разносолам у Колесниковых привыкла.

ОКСАНА: - Какие там разносолы, тётка Горпина! Также, как и у всех. Картоха да квас. Ну, яблоки мочёные. Капуста.

ГОРПИНА: - Танюшка, ходим со мною, я тебя гарбузными семечками угощу.

ТАНЮШКА: - А, пошли! Я люблю такие семечки.

ДАНИЛА: - Что стряслось-то, Ксюша? На тебе лица нет.

ОКСАНА: - Я останусь у вас, можно? Потом всё расскажу.

ДАНИЛА: - Да оставайся, кто тебя прогоняет!?. Коханая моя. Помнишь, что я тебе тогда, на площади, говорил? Когда продотрядовцы. Ну.

ОКСАНА: - Помню. Потому и пришла. Правда, что. любишь? Что не забыл, Данила?

ДАНИЛА: - Зачем спрашиваешь? Любил и люблю.

ОКСАНА: - А если Колесников явится? Не боишься?

ДАНИЛА: - Ты всё сама должна решить. А я - как ты.

ОКСАНА: - Я решила.

ДАНИЛА: - Вот и молодец. Глазам своим не верю. Оксана, мечта моя, коханая.

ШТАБ МОРДОВЦЕВА. РОССОШЬ.

НА СТОЛЕ - КАРТА ВОРОНЕЖСКОЙ ГУБЕРНИИ.

КРАСНЫЕ СТРЕЛЫ.

МОРДОВЦЕВ: - Артиллерией ударишь вот сюда, Андрей Лукич. По Старой Калитве. Бандитское гнездо. Бей по центру, по церкви. И пары снарядов хватит. То же самое - по Новой Калитве, там полк у них стоит, командует некто Пархоменко. Но прежде всего лупи по Новой Мельнице - по штабу Колесникова. Шуганём их оттуда. А потом - конница.

БЕЛОЗЁРОВ: - Слушаюсь, Фёдор Михайлович.

МОРДОВЦЕВ: - Шестаков, Качко, Сомнедзе идут из Криничной на Новую Калитву и дальше - на Дерезовку, Ивановку, Стеценково. Всё это - заражённые бандитизмом сёла. Кулик с эскадроном - при мне. Идём через Евстратовку и сожжённую Терновку на Старую Калитву. Берём Калитву в клещи, раз и навсегда кончаем с бандитской вольницей.

БЕЛОЗЁРОВ: - Хватит ли сил, Фёдор Михайлович?

МОРДОВЦЕВ: - В этот раз, думаю, хватит. То, что бандитов много, не значит, что они будут оказывать грамотное сопротивление. Имейте в виду, товарищи командиры: многие из примкнувших к Колесникову - подневольные люди. Подчинились угрозам, насилию. Мы с вами - организованная военная сила, части Красной армии. За нами, а точнее, с нами, идёт

Ревтрибунал. Познакомьтесь: это товарищ Быков. Георгий Федотович, на тебе - особая миссия. Зачинщиков, главарей мятежа, особо отличившихся бандитов - беспощадно карать. Беспощадно! Такова установка губкомпарта.

БЫКОВ: - Слушаюсь, товарищ командующий.

МОРДОВЦЕВ: - Список главарей и тех, на кого следует обратить внимание, - у Алексе-евского.

iНе можете найти то, что вам нужно? Попробуйте сервис подбора литературы.

АЛЕКСЕЕВСКИЙ: - Да, у меня. Я потом передам товарищу Быкову.

МОРДОВЦЕВ: - Дай-ка я гляну. Ага: Колесников, Нутряков, Безручко, Поздняков, Гончаров, Пархоменко. Колесникова, если возьмём живым, приказано доставить в Москву, на Лубянку. Руденко - это тот, что Гусева.

АЛЕКСЕЕВСКИЙ: - Он самый.

МОРДОВЦЕВ: - Этого расстрелять на месте, как собаку. И он, и ему подобные, знали, на что и на кого поднимали руку. Кх!.. Кх!.. Кх!.. Всё, товарищи, на рассвете выступаем. Кулик, оставьте при мне несколько конных - для связи и разведки.

КУЛИК: - Есть!

ЭТОТ ЖЕ ДЕНЬ.

ШТАБ КОЛЕСНИКОВА НА НОВОЙ МЕЛЬНИЦЕ.

БЕЗРУЧКО: - Ну шо, Иван Сергеич, повоюем? Мордовцев собрав силы, не иначе, завтра навалится на Калитву.

КОЛЕСНИКОВ: - Повоюем. Пушки и пулемёты против наших шашек и винтовок - это серьёзно. Зато у нас много конницы. Нутряков!

НУТРЯКОВ: - Слушаю, Иван Сергеевич.

КОЛЕСНИКОВ: - Срочно передай в полки: в Старой и Новой Калитве оставить по взводу, не больше. Пусть малость постреляют, а потом тоже отходят. Евстратовку сдать без боя. Мордовцев будет думать, шо победил.

БЕЗРУЧКО: - Ты, Иван, как тот Кутузов: сдав Москву, а потом французов голодом морив.

КОЛЕСНИКОВ: - Глупо лезть под снаряды и пулемёты. И дома наших людей жалко. Спалили же они Терновку. И другие сёла спалят, если мы там сидеть будем и стрелять. Пусть они погоняются за нами по степи. А там мы ещё посмотрим, кто кого. Новую Мельницу я оставляю. Штаб будет на колёсах.

БЕЗРУЧКО: - А Лидку. жену твою венчанную, как? Бросишь?

КОЛЕСНИКОВ: - Нет. В возок её и пусть с дедом Никифором следом за мной катается. Лиду нельзя в руки красных. она много знает.

НУТРЯКОВ: - Правильное решение. За ней теперь глаз да глаз нужен.

БЕЗРУЧКО: - Генера-а-ал ты, Иван, настоящий генерал! Так гарно всё рассудив!.. Ну, хлопци!.. Кондрат, Филимон! Собирай вещички. Тикать зараз от красных будемо. Тебе, Фроська, спасибо за борщи, отдохни малость. Мы потом вернёмся. Лидуша, собирайся, лапушка.

ЛИДА: - Куда это?

БЕЗРУЧКО: - Воевать поскачем. Мы - на конях. А ты с дедом Никифором - в карете. А хочешь - в тачанку. Постреляешь заодно. Га?

ЛИДА: - Нет, я лучше с Никифором.

БЕЗРУЧКО: - Ну, с Никифором, так с Никифором. Слышал, дед?

НИКИФОР: - Да, чув.

НУТРЯКОВ: - И глаз с неё не спускай, Сетряков. Головой за девушку отвечаешь. Понятно?

НИКИФОР: - Розумию, да.

К о н е ц п я т о й с е р и и

МЯТЕЖНАЯ КАЛИТВА

Ш е с т а я с е р и я

ПУШКИ БЬЮТ ПО СТАРОЙ КАЛИТВЕ. ЦЕРКОВЬ РАЗРУШЕНА.

ПОП: - Нехристи! Нехристи! Это же святое!

ИВАШКА: - Попали! Попали!.. Поп не давал мне звонить. Ага! Бог тебя наказав! ФРОСЯ: - Ой, сатаны, шо делають, а?! Разве можно - по церкви? ПОП: - Изводить надо Советскую власть! Это - дьяволы!

МАРКО (с гармошкой, перекинутой за спину, на коне): - Так, хлопцы: как только красные вон там покажутся - тикаем. А пока стреляем. Понятно? ГОЛОСА КОННЫХ: - Понятно.

- Успеть бы удрать.

- Не окружили бы.

ОКСАНА: - Ой, что это, Данилушка? Красные?

ДАНИЛА: - Наши, ага. Скоро здесь будут.

ОКСАНА: - А. Колесников?

ДАНИЛА: - Думаю, кончилась его власть.

ТАНЮШКА: - Это папка стреляет, да?

ОКСАНА: - Нет, донюшка, красные.

ТАНЮШКА: - А папка где?

ОКСАНА: - Не знаю. Не знаю, донюшка.

КОННЫЙ ОТРЯД КУЛИКА - НА НОВОЙ МЕЛЬНИЦЕ.

КУЛИК: - Никого, товарищ командующий. Пусто. Вот в этой хате штаб Колесникова стоял. Так, хозяйка?

ХОЗЯЙКА ДОМА: - Да, так, так. Ускакалы воны. Як вы стрелять начали, так воны поднялись и - айда.

МОРДОВЦЕВ: - Ну что ж, это хороший признак. Едем в Старую Калитву. Там колесников-цы. (В той стороне слышится перестрелка.)

СТАРАЯ КАЛИТВА.

В СЕЛО ВРЫВАЕТСЯ ЭСКАДРОН КУЛИКА.

МАРКО: - Ну, хлопцы, пора! За мной!

ГРУППА ВСАДНИКОВ НА ЦЕНТРАЛЬНОЙ ПЛОЩАДИ. МОРДОВЦЕВ, АЛЕКСЕЕВСКИЙ, БЕЛОЗЁРОВ, БЫКОВ, КУЛИК.

МОРДОВЦЕВ: - Удрали, сволочи. Ладно, найдём. Хлопчики, где дом Колесникова? ПОДРОСТОК: - Прокати на коне - покажу. МОРДОВЦЕВ: - Залезай!.. Ну, что тут у вас было?

ПОДРОСТОК: - А бандюки хозяйничали. Продотрядовцев казнили, потом полк сколотили. Вон туда, дядь! Голубые ворота бачишь? МОРДОВЦЕВ: - Вижу. Слезай.

В ДОМЕ КОЛЕСНИКОВЫХ.

МОРДОВЦЕВ: - Здравствуй, мать. И вы, девушки. Кх!.. Кх!.. МАРИЯ АНДРЕЕВНА: - Доброго вам здоровья. МОРДОВЦЕВ: - Это, значит, родовое гнездо Колесниковых? МАРИЯ АНДРЕЕВНА: - Да. МОРДОВЦЕВ: - Где Иван-то?

МАРИЯ АНДРЕЕВНА: - Не знаю, мил человек. Он последнее время на Новой Мельнице. там жил.

МОРДОВЦЕВ: - Ну, а ты сама - за кого слёзы льёшь? Кому помогаешь? Сыну? МАРИЯ АНДРЕЕВНА: - Я ему казала, мил человек: Иван, брось банду. А он: заставили меня, не по своей воле.

МОРДОВЦЕВ: - Ладно, поймаем - расспросим. Кх!.. Кх!.. Ты вот что, мать: зачинщиком кто тут был, когда продотряд убивали?

МАРИЯ АНДРЕЕВНА: - А наши - кулаки да дезертиры. ПРАСКОВЬЯ: - Мама!

МАРИЯ АНДРЕЕВНА: - А шо, «мама»!? Всё же на Ивана спишут! А он сам - подневольный.

МОРДОВЦЕВ: - Георгий Федотович, ты где?

БЫКОВ: - Тут я, Фёдор Михайлович.

МОРДОВЦЕВ: - Расспроси, останься. И - в исполнение.

БЫКОВ: - Понял.

ШЕСТЕРО КОННЫХ.

СТАРШИЙ НАРЯДА: - Старик, где дом Трофима Назарука? СТАРИК: - А вон, бачишь? Тополь у ворот. СТАРШИЙ: - А лавочника?

СТАРИК: - Рядом. У него на коньке крыши - петух. А через дом - Кунаховы. СТАРШИЙ: - А ты почём знаешь, кто нам ещё нужен? СТАРИК: - Догадався.

СТАРШИЙ (всадникам): - Так, разбиваемся по двое. Я с Груздевым - к Назаруку. А вы - к остальным. Вперёд!

ДОМ ТРОФИМА НАЗАРУКА.

ТРОФИМ: - Скачут какие-то. Не иначе - за мной. О, господи! Точно!.. Сховаться бы. Да куда теперь поспеешь, куда?

ЕВДОКИЯ: - Бог услыхал мои молитвы. За сына это тебе, за сына. ТРОФИМ: - Цыц, дура! Ишо ты при них рот откроешь. ЕВДОКИЯ: - И открою... Мишенька, сынок. (Плачет.)

СТАРШИЙ НАРЯДА: - Назарук Трофим? ТРОФИМ: - Ну, я. Чево надо?

СТАРШИЙ НАРЯДА:- Накинь чего-нибудь на себя. И - с нами. Быстрей!

ПО УЛИЦЕ ВЕДУТ: АЛЕКСЕЯ ФРОЛОВИЧА, ПЕТРА КУНАХОВА, ТРОФИМА НАЗАРУКА. У БЫВШЕГО ВОЛИСПОЛКОМА СОБИРАЕТСЯ ТОЛПА.

УКРОМНОЕ МЕСТО ЗА САРАЕМ.

АЛЕКСЕЕВСКИЙ: - Рад видеть тебя, Катя, живой и здоровой. КАТЯ: - И я тоже. Здравствуй, Николай Евгеньевич.

АЛЕКСЕЕВСКИЙ: - Павел передал нам все твои сообщения. Выдрина мы арестовали и расстреляли. Взяли и Касьяна. Этот пока нужен живой. Обоз с оружием от Антонова караулим под Новохопёрском.

КАТЯ: - Через Заречье он пойдёт, по Хопёрскому лесу. Григорий, «мой полковой», по пьянке проболтался.

АЛЕКСЕЕВСКИЙ: - Ага, хорошо. Слушай: что с дивчиной этой, Лидой? Где она?

КАТЯ: - Была на Новой Мельнице.

АЛЕКСЕЕВСКИЙ: - Нет её там.

КАТЯ: - Значит, с собой увезли. Как жаль! Я ей обещала.

АЛЕКСЕЕВСКИЙ: - Возвращайся в Павловск. Мы тут теперь сами.

КАТЯ: - Нет, рано. Ты думаешь, всё завтра-послезавтра кончится? Как бы не так. Бандитов много, и мучить они нас долго будут. Я останусь. Всех командиров Колесникова знаю, мне доверились. И Лиде я обещала помочь.

АЛЕКСЕЕВСКИЙ: - Наверное, ты права. Колесников, не исключено, может сюда вернуться. У него тактика такая - бегать и нападать. Но мы ему устроим бег с препятствиями. Ладно, прощай.

КАТЯ: - Почему «прощай»? До свидания.

АЛЕКСЕЕВСКИЙ: - Хорошо, Катюша, до свидания. Разобьём, вот, Колесникова, вернёмся в Воронеж, я тебя в Москву учиться пошлю, на Лубянку. Перспективный ты для органов товарищ. Береги себя, будь осторожной.

КАТЯ: - И ты себя береги, Николай Евгеньевич.

КРАСНОАРМЕЙЦЫ КОНВОИРУЮТ АРЕСТОВАННЫХ.

ТРОФИМ: - Отрыгнётся ишо вам этот самосуд, босяки! Законную власть скинули, царя-батюшку убили, ироды, попов переводите.

КРАСНОАРМЕЕЦ: - Иди, иди, кулацкая твоя морда! Попил нашей крестьянской кровушки, хватит! Теперь за всё заплатите. Трибунал быстро блины пекёт. Иди!

АЛЕКСЕЙ ФРОЛОВИЧ: - За что взяли, хлопцы? Я всю жизню токо торговал, никого не забижал. У меня жена хворая, детишки ишо мелкие. Как им без отца?!

КУНАХОВ: - И на том свете проклинать вас, большевиков, буду! Всё одно недолго вам править. Недолго!..

ЗАСЕДАНИЕ РЕВТРИБУНАЛА.

В ШКОЛЕ, В БОЛЬШОМ КЛАССЕ, ЗА КРАСНЫМ СТОЛОМ:

БЫКОВ, ПРЕДСЕДАТЕЛЬ И ДВА ЧЛЕНА.

ЗДЕСЬ ЖЕ, ПОД ОХРАНОЙ: ТРОФИМ НАЗАРУК, АЛЕКСЕЙ

ЛЯПОТА (ЛАВОЧНИК), ПЁТР КУНАХОВ (ОТЕЦ) И ПОП, ОТЕЦ ЕВЛАМПИЙ.

ЗДЕСЬ ЖЕ: МАРИЯ АНДРЕЕВНА, ЕФРОСИНЬЯ, ЕВДОКИЯ НАЗАРУК И

ДРУГИЕ ЖИТЕЛИ СТАРОЙ КАЛИТВЫ.

БЫКОВ: - Начинаем выездное заседание Военно-Революционного трибунала. Уважаемые члены трибунала: перед вами - ярые враги народной Советской власти, активно мешающие строительству новой жизни, преступники. Так, 2 ноября 1920 года здесь, в Старой Калитве, было совершено массовое убийство продотрядовцев. По показаниям свидетелей -Марии Колесниковой, Евдокии Назарук, Ефросиньи Журавлёвой и других - они присутствуют - эти люди, сидящие на скамье подсудимых, принимали самое активное и непосредственное участие в убийстве красноармейцев, можно сказать, и руководили этим убийством.

ГОЛОС: - Отец Евлампий не убивал.

iНе можете найти то, что вам нужно? Попробуйте сервис подбора литературы.

БЫКОВ: - Не перебивать!.. Тишина в зале. Скажем и о попе вашем. Так вот, эти люди способствовали созданию так называемой повстанческой дивизии Ивана Колесникова, дезертира и бандита. Двое из этих людей - Назарук Трофим и Кунахов Пётр - и поныне являются членами штаба дивизии. Они снабжают её фуражом, конской сбруей и лошадьми, отнятых у простых крестьян. На предварительном следствии вина обвиняемых доказана и ими признана. Какие будут мнения?

ПЕРВЫЙ ЧЛЕН ТРИБУНАЛА: - Расстрелять.

ВТОРОЙ ЧЛЕН: - Да, разумеется, расстрел.

БЫКОВ: - Теперь о священнике. Встань, Евлампий. Рассказывай.

ПОП: - Чего рассказывать, сын мой?

БЫКОВ: - Я тебе не сын!.. Брось это своё поповское словоблудие, перейди на земной язык. Рассказывай, чему учил своих прихожан?

ПОП: - Вере.

БЫКОВ: - Во что?

ПОП: - В Бога. В христианские заповеди.

БЫКОВ: - Не убий, не укради, не пожелай жены ближнего. Так?

ПОП: - Так, истинно так!

БЫКОВ: - А что же ты сам эти заповеди нарушал?

ПОП: - Не понял.

БЫКОВ: - Ты бандита Колесникова венчал с другой женщиной при живой жене? А?

ПОП: - Ну. Гм.

БЫКОВ: - Чего мычишь? Венчал, спрашиваю? Свидетель Ефросинья Журавлёва нам давала показания.

ПОП: - Венчал, был грех. Но меня заставили.

БЫКОВ: - Заставили его!.. Короче, способствовал разврату. Дальше: у разрушенной церкви ругал Советскую власть, призывал к бунту? Называл Красную армию «дьяволами»?

ПОП: - Да святотатство же это - храмы Божии разрушать!

БЫКОВ (кричит): - Я спрашиваю: называл?! Призывал к поддержке бандита Колесникова?

ПОП: - Называл. И призывал. И сей момент призываю. Всех мирян призываю противиться вашей дьявольской власти, разрушающей веру православных, храмы Божии, страну нашу.

БЫКОВ: - Заткнись, проповедник!.. Ишь, разговорился. Ну что, товарищи, думаю, с ним всё ясно.

ПЕРВЫЙ ЧЛЕН: - Да, конечно.

ВТОРОЙ ЧЛЕН: - Я против расстрела. Рука на священнослужителя не поднимается. Пусть живёт.

БЫКОВ: - И продолжает свою антисоветскую агитацию?.. Гм. Но у нас закон: если хотя бы один из членов Трибунала против. Ладно. Ещё несколько фигурантов по делу об убийстве членов продотряда.

У ЦЕРКОВНОЙ ОГРАДЫ

В ОДНУ ШЕРЕНГУ - НАЗАРУК, КУНАХОВ, ЛАВОЧНИК, .

ПОП ИЗДАЛИ КРЕСТИТ ОСУЖДЕННЫХ.

БЫКОВ (зачитывает приговор): - Именем Советской власти, за пособничество бандитам, убийство ни в чём не повинных красноармейцев продовольственного отряда, а также за грабежи и набеги на мирное население окружающих Калитву населённых пунктов Революционный трибунал приговорил: Назарука Трофима Кузьмича, Ляпоту Алексея Фроловича, Кунахова Петра Алексеевича, Козлова Ивана Андреевича, Соседкина Михаила. к расстрелу. Приговор привести в исполнение немедленно!

Председатель ревтрибунала Быков.

ОТЕЦ ЕВЛАМПИЙ (вполголоса): - И попадёте вы в ад, грешники!

Непременно попадёте!

ТРОФИМ: - Прощевайте, земляки! Запомните мои слова: Калитва ишо вспомнит нас добрым словом. Ни в чём мы не виноватые, за народ головы положили, за правду.

КРАСНОАРМЕЕЦ: - Отделение!.. Товсь!.. Пли!

В ТОЛПЕ - МНОГИЕ КАЛИТВЯНЕ. СЛЫШНЫ КРИКИ, ПЛАЧ, ПРОКЛЯТИЯ.

СТАРАЯ КАЛИТВА.

АЛЕКСЕЕВСКИЙ: - Ни Григория Позднякова, ни Марка Гончарова, ни Прохора Кунахова в селе нет, Фёдор Михайлович. Отец Прохора расстрелян. Как и кулак Трофим Назарук с лавочником. И ещё несколько человек, которые убивали продотрядовцев.

МОРДОВЦЕВ: - Всех поймаем. Также к стенке поставим. И в первую очередь - бандитских командиров.

АЛЕКСЕЕВСКИЙ: - Вот фотография Колесникова, только что нарочный из Богучара при-

МОРДОВЦЕВ: - Ну-ка, ну-ка. Взгляд - прямо волчий. Ненавидит же он Советскую власть, видно! И как его там, в полку, не раскусили?.. Ладно, спрячь. Может, доведётся лично нам с этим двуликим Янусом встретиться. Поехали. Кх!.. Кх!..

КРАСНОАРМЕЕЦ СТИРАЕТ СЛОВО «ШТАБ»

УКРЕПЛЯЕТ НА ЕЁ МЕСТО ПРЕЖНЮЮ: «ВОЛОСТНОЙ ИСПОЛКОМ. СТАРАЯ КАЛИТВА».

БЕЛОЗЁРОВ: - Разрешите доложить, товарищ командующий?

МОРДОВЦЕВ: - Докладывайте.

БЕЛОЗЁРОВ: - Отряды под командованием Шестакова и Качко заняли Новую Калитву. Особого сопротивления бандиты не оказали. Да их и был взвод, не больше. При одном пулемёте. Так называемый полк явно ретировался.

МОРДОВЦЕВ: - Главные силы сбежали, да. Не исключено, что бандиты просто испугались регулярных частей Красной армии. А что разведка докладывает, Андрей Лукич? Куда мог уйти Колесников?

БЕЛОЗЁРОВ: - В сторону Богучара. Часть его полков рассеялась по лесам - Шипов, Тел-лермановский. Многие бандиты попрятались.

МОРДОВЦЕВ: - Пусть прячутся. Постепенно всех достанем. И накажем.

АЛЕКСЕЕВСКИЙ: - Губкомпарту можно доложить о первой победе, Фёдор Михайлович.

МОРДОВЦЕВ: - Рано докладывать, рано. Как думаешь Андрей Лукич?

БЕЛОЗЁРОВ: - Да, рано. Колесников - грамотный командир, он применил здравую тактику. В этой ситуации нужно преследовать его день и ночь, не давать передышки. Пока вся бандитская верхушка не окажется у нас в руках. Тогда и можно будет доложить в губкомпарт. А пока продолжать работу с населением - убеждать и рассказывать.

МОРДОВЦЕВ: - Да, правильно. Снова аэроплан задействуем, агитаторов в сёла зашлём. А пока - вперёд, на Богучар! Будем гонять Колесникова, пока он не выдохнется!.. Кх!.. Кх!.. Вот чёрт, как же мне этот кашель надоел!

ЛЕСНОЙ ЛАГЕРЬ ПЕТРА РУДЕНКО.

СОВЕЩАНИЕ ШТАБА ПОВСТАНЦЕВ.

ПРИСУТСТВУЮТ: КОЛЕСНИКОВ, НУТРЯКОВ, БЕЗРУЧКО, ПОЛКОВЫЕ КОМАНДИРЫ -РУДЕНКО, ПАРХОМЕНКО, ПОЗДНЯКОВ, ВАРРАВА.

КОЛЕСНИКОВ: - За время боёв, браты, мы кой-чего потеряли, да. Из населённых пунктов пришлось уйти, оставить запасы фуража и продовольствия.

БЕЗРУЧКО: - Кое-кто и сбежав.

КОЛЕСНИКОВ: - И сбежали. Но в целом дивизию считаю вполне боеспособной. Мы пополнили вооружение, взятое у красных, да и каждый полковой командир знает, где его люди. Так, Григорий?

ГРИГОРИЙ: - Так. Собрать хлопцев - раз плюнуть. У мэнэ это налажено.

КОЛЕСНИКОВ: - Тактика нашей борьбы будет прежняя: набеги и нападения на отдельные отряды красных планируются в каждом полку, но начальник штаба, Нутряков, должен знать, кто и куда направляется, чтобы нам не пересекаться и не мешать один другому. Понятно?

РУДЕНКО: - Понятно, понятно.

КОЛЕСНИКОВ: - В прямые столкновения с красными нам вступать не резон. Их силы серьёзные, потеряем людей.

ГРИГОРИЙ: - Ну, а если их нападение?

НУТРЯКОВ: - Тогда сам Бог велел тебе защищаться, воевать. Для того Мордовцев и пришёл сюда, чтобы тебя разгромить. И убить каждого из здесь присутствующих.

БОГДАН: - Ну, это нехай они попробуют! Разгромить нас не так просто.

КОЛЕСНИКОВ: - Когда мы, штаб, будем проводить общие мероприятия - а такие планируются - вы будете знать заранее, сообщим каждому. Варрава, у тебя какие планы?

ВАРРАВА: - Ты правильно сказав, Иван Сергеич: воевать надо отдельными конными отрядами. Быстро нападать, и также быстро уходить. Так сложнее навязывать нам открытые сражения. И нам надо рассредоточиться. Давайте поделим зоны наших действий, уезды.

БЕЗРУЧКО: - Правильно.

НУТРЯКОВ: - Об этом мы уже подумали. Двигайтесь сюда, ближе к карте. Вот, смотрите.

ДОМ ДАНИЛЫ ДОРОШЕВА.

МАРИЯ АНДРЕЕВНА: - Можно до вас?

ГОРПИНА: - Проходь, Марья, проходь!

ТАНЮШКА: - Бабушка!.. А что ты так долго не приходила? Я по тебе соскучилась.

МАРИЯ АНДРЕЕВНА: - И я по тебе, ластонька моя. На вот гостинец.

ТАНЮШКА: - Сахар, да? Ой, как сладко!

ОКСАНА: - Здравствуйте, мамо.

МАРИЯ АНДРЕЕВНА: - Здравствуй. Я - за вами. Ходим до дому.

ОКСАНА: - Нет. Дом мой теперь здесь.

МАРИЯ АНДРЕЕВНА: - Ну что ты так, Оксанка? Разве можно? А ты, Данила: ты же знаешь, шо муж у неё, дитё. И ещё будэ.

ДАНИЛА: - Знаю я всё, Мария Андреевна. Оксана мне любая дорога.

МАРИЯ АНДРЕЕВНА: - Господи. Да вы шо - Ивана не знаете? Он же и убить может.

ДАНИЛА: - Его самого скоро убьют. Он против власти пошёл. А власть не прощает.

МАРИЯ АНДРЕЕВНА: - Не кажи так, Данила! Не желай смерти человеку.

ДАНИЛА: - Я и не желаю. Просто. просто он сам себе дорогу выбрал.

МАРИЯ АНДРЕЕВНА: - Заставили его, ты же знаешь.

ДАНИЛА: - Это он так говорит, а вы повторяете. Мог бы сбежать, если б захотел. А у него своё на уме.

МАРИЯ АНДРЕЕВНА: - Да он хотел.

ОКСАНА: - Мамо, не надо! Все уже знают, что Иван в охотку бандитами командует. Большую должность ему пообещали.

ТАНЮШКА: - Мой папка у них генерал! Вот.

ОКСАНА: - Танюшка помолчи.

МАРИЯ АНДРЕЕВНА (плачет): - Ой, лышенько! Да что это робыться, а?! От живого мужа, с дитём. как можно? Да как тебе не стыдно, Оксана? И ты, Данила? Чего ты в чужую семью влез? Нашёл бы себе бабу.

ДАНИЛА: - Любил и всю жизнь Оксану любить буду.

МАРИЯ АНДРЕЕВНА: - Ну хоть Танюшку отдай, Оксана? С родной бабкой жить будэ.

ОКСАНА: - Нет, она со мной останется.

ГОРПИНА: - Тут ей гарно, Марья! С матерью зачем разлучить хочешь?

МАРИЯ АНДРЕЕВНА: - Да ты хоть помолчи, заступница!.. Господи, господи. Да як же её образумить?.. (Уходит.)

ГОЛОС ДИКТОРА:

ДО КОНЦА НОЯБРЯ 1920 ГОДА НА ТЕРРИТОРИИ ВОРОНЕЖСКОЙ ГУБЕРНИИ ШЛИ БОИ МЕЖДУ ЧАСТЯМИ КРАСНОЙ АРМИИ, ЧОНОВЦЕВ, СБОРНЫХ ОТРЯДОВ РЕВКОМОВ И МНОГОЧИСЛЕННЫМИ КОННЫМИ ОТРЯДАМИ КОЛЕСНИКОВА.

ПРЕИМУЩЕСТВА НЕ БЫЛО НИ У ОДНОЙ ИЗ СТОРОН.

ПОВСТАНЦЫ ИСПОЛЬЗОВАЛИ ДЛЯ НАПАДЕНИЙ И АТАК НОЧНОЕ ВРЕМЯ, УКРЫВАЛИСЬ В ЛЕСАХ И ДАЛЬНИХ ХУТОРАХ, ВЕЛИ ПАРТИЗАНСКУЮ ВОЙНУ.

iНе можете найти то, что вам нужно? Попробуйте сервис подбора литературы.

(Голос звучит на фоне сражений конников. В кадре - аэроплан, разбрасывающий листовки.)

ОПУШКА ЗИМНЕГО ЛЕСА.

ОТРЯД ГРИГОРИЯ ПОЗДНЯКОВА. ГОТОВАЯ К БОЮ КОННИЦА.

ГРИГОРИЙ: - Так, хлопцы, против нас - отряд Якова Шматко. Он в своё время выдавал себя за Батьку Ворона, но оказалось, что это - чекист. Нас больше, и мы должны опрокинуть их. Шашек не жалеть. Рубите, рубите и рубите! МАРКО: - Коняки голодные у нас, Гриша.

ГРИГОРИЙ: - Разобьём, вот, Яшку, коней поменяем. На ихних пересядем. Отдохнём. Самогонки попьём, а?! Веселей, хлопцы! Где наша не пропадала? Демьян, чего нос повесил? ДЕМЬЯН: - Да правда, коняки голодные и заморились. Скачем день и ничь. ФЕДЬКА: - День-другой бы передохнуть, Гриш.

ГРИГОРИЙ: - Я же сказав: чекиста этого опрокинем зараз и - отдых!.. Ну, вон они. За мной, хлопцы! Вперёд!

СРАЖЕНИЕ ДВУХ КОННЫХ ОТРЯДОВ.

МЕЛЬКАНИЕ САБЕЛЬ, КРИКИ, СТОНЫ, ПАДАЮЩИЕ ЛОШАДИ И БОЙЦЫ. ПАДАЕТ С КОНЯ ФЕДЬКА.

ПОЧУВСТВОВАВ ПЕРЕВЕС, ПОЛЕ БОЯ ПОКИДАЮТ ГРИГОРИЙ И МАРКО. ЗА НИМИ СКАЧУТ И ОСТАВШИЕСЯ В ЖИВЫХ ПОВСТАНЦЫ.

ПОД ДЕМЬЯНОМ МАНШИНЫМ УБИЛО КОНЯ.

ДЕМЬЯН СИДИТ ВОЗЛЕ УБИТОГО КОНЯ, ПОТИРАЕТ НОГУ.

ШМАТКО: - Эй ты, бандит! Брось винтовку! А то. ДЕМЬЯН: - Не стреляйте! Я раненый. ШМАТКО: - Дегтярёв, глянь!

ДЕГТЯРЁВ: - Ну-ка. Да вставай, вставай!.. Ничего страшного, Яков. Видно, конём ногу придавило. Крови нету.

ШМАТКО: - Гони его в трибунал, Дибцов.

ДЕМЬЯН: - Не надо в трибунал, хлопцы! Я же не сам в банду. Заставили. ДЕГТЯРЁВ (на ухо Шматко): - Любушкин, помнишь, говорил? Кажись, это тот, который нужен.

ШМАТКО: - А-а. Давай попробуем. Дибцов, к Любушкину этого. Понял? ДИБЦОВ: - Так точно, понял. Пошли, вояка!

КАКАЯ-ТО СУМРАЧНАЯ КОМНАТА. ДОПРОС.

ЛЮБУШКИН: - Фамилия?

ДЕМЬЯН: - Маншин. Демьян Васильев.

ЛЮБУШКИН: - Какой нации?

ДЕМЬЯН: - Из хохлов мы.

ЛЮБУШКИН: - На Украине, что ли, родился?

МАНШИН: - Нет, туточки, в Старой Калитве. Хохлы близко живут, мы по-ихнему балакаем. ЛЮБУШКИН: - Балакает он! Коверкаешь только русский язык!.. Так - в банду зачем пошёл? ДЕМЬЯН: - Дык. Мы. Я не шёл, силком заставили. Когда продотрядовцев в Калитве побили.

ЛЮБУШКИН: - Ты убивал?

ДЕМЬЯН: - Все, стало быть, убивали.

ЛЮБУШКИН: - Я тебя лично спрашиваю: убивал?

ДЕМЬЯН: - Ну. приказали же. Трофим Назарук и Безручко.

ЛЮБУШКИН: - Это хорошо, что признаёшь, Маншин. И помогаешь следствию. Тебе это зачтётся. Можем и жизнь сохранить. Советская власть таких граждан, как ты, щадит. Ты верующий?

ДЕМЬЯН: - А як же (пытается креститься).

ЛЮБУШКИН: - Попам не верь. Их проповеди - опиум для народа. Поп вам, прихожанам, лапшу на уши вешал, чтобы вы его слушались и жертвовали церкви. Чего ему по праздникам носил?

ДЕМЬЯН: - Ну. яичков там. сальца.

ЛЮБУШКИН: - Вот. Сам, наверно, недоедал, а попу носил.

ДЕМЬЯН: - Дык все носили.

ЛЮБУШКИН: - Ладно. Я вот одного не пойму, Маншин: кулаки из тебя кровь пили, а ты воевать за них пошёл.

ДЕМЬЯН: - Дык. Приставют наган к башке. как не пойтить, гражданин товарищ следователь?

ЛЮБУШКИН: - Взрослый ты человек, Маншин, а рассуждаешь, как пацан. Ты пойми: кулакам и дезертирам надо нашу народную власть скинуть и опять тебе на шею сесть. И снова ты на них батрачить будешь. Расстрелять тебя, конечно, можно. Но ты можешь искупить вину перед Советской властью. На, кури.

ДЕМЬЯН: - Спасибочко. Лёгкий какой табачок. А шо надо делать, гражданин следователь?

ЛЮБУШКИН: - Я не следователь, а начальник губернской милиции, Любушкин моя фамилия. А делать надо вот что: вернёшься в свою банду.

ДЕМЬЯН: - Меня же убьют! Где был? Чего делал?

ЛЮБУШКИН: - Сам не скажешь - не шлёпнут. И потом. мы организуем твой побег. Так вот, вернёшься. Нам Колесников нужен - живой или мёртвый. Дашь нам знать - где он ночевать остаётся. Или сам его шлёпнешь. Понял?

ДЕМЬЯН: - Его день и ночь стерегут! Не подобраться.

ЛЮБУШКИН: - А ты постарайся. Для того тебе жизнь и сохраняем.

ДЕМЬЯН (после паузы): - Ладно, согласный я.

ЛЮБУШКИН: - До утра мы тебя закроем с другими пленными. Подумай, чего я сказал. Надо будет что сообщить - мою фамилию называй. Скажешь: по особому делу, к Любушки-ну. Часовой!

ЧАСОВОЙ: - Слушаю, Михаил Иванович!

ЛЮБУШКИН: - Отведи задержанного.

ЧАСОВОЙ: - Пошёл! Вперёд!

САРАЙ. ДЕСЯТКА ДВА ПЛЕННЫХ ПОВСТАНЦЕВ.

ЗДЕСЬ И РАНЕНЫЙ В РУКУ ФЕДЬКА.

ФЕДЬКА: - Ну, чего тебе этот мордатый сулил?

ДЕМЬЯН: - Трибунал. Расстрел.

ФЕДЬКА: - Всем одно и то же. Гады! Драпать отсюда надо, драпать. Давай ночью часового придушим и. А?

ДЕМЬЯН: - Тихо ты! Услышат. До ночи дожить надо.

ФЕДЬКА: - Доживём. Меня легко ранило, я сам с коня упал.

ВЕЧЕР ЭТОГО ДНЯ.

НА ХУТОР НАЛЕТАЕТ КОННИЦА КОЛЕСНИКОВА.

МИЛИЦИОНЕРЫ С БОЕМ «ОТСТУПАЮТ».

БЕЗРУЧКО: - Ну шо, браты, живые вы тут? А ну, выходи по одному. Гляди, Иван Сергеич, да тут цельный взвод наших! Это ж всё люди Гришки Позднякова. А сам он где, хлопцы?

ФЕДЬКА: - Удрав. С Марком Гончаровым. Як чекисты стали нас теснить, они и того. А под нами коней побили, раненые есть.

КОЛЕСНИКОВ: - Александр: а ну-ка разберись, шо за люди. Кто не раненый - в строй!

КОНОТОПЦЕВ: - Хлопцы, становись. Раненые - в эту сторону. Остальные - справа от меня. Зайцев? Где Зайцев?

ЗАЙЦЕВ: - Тут я, тут.

КОНОТОПЦЕВ: - Глянь, кого перевязать надо.

НУТРЯКОВ: - Войско, называется! Можно на таких рассчитывать?! Для них же стараемся, жизнями рискуем. Эх!

КОЛЕСНИКОВ: - В регулярных частях трусость и дезертирство тоже не редкость. Лучше меня это знаешь, Иван Михайлович.

НУТРЯКОВ: - Чего-то мы не дорабатываем. Митрофан!

БЕЗРУЧКО: - Я!

НУТРЯКОВ: - Воспитательную работу поднять надо среди личного состава. Нужна вера в победу.

КОЛЕСНИКОВ: - Согласен. И ещё терпение - одними наскоками большевиков не взять. Я их хорошо знаю. Долбить и долбить. Поехали. (Командиров сопровождает конный взвод.)

У САРАЯ.

КОНОТОПЦЕВ: - Так, хлопчики: зараз построимся и - на Дерезовку. Там у нас база, малость перевести дух, почистить пёрышки и снова воевать. Раненые тоже с нами, доктор там будет лечить. Фёдор! Ко мне!

ФЕДЬКА: - Есть!

КОНОТОПЦЕВ: - Чего расскажешь?

ФЕДЬКА: - Вон те трое бежать намылились. Да, в малахае который, и в бабском лапсердаке. И в шинели который. Маншин тоже что-то.

КОНОТОПЦЕВ: - Что?

ФЕДЬКА: - Да коняку, говорит, убили, а в пехоте не хочет.

КОНОТОПЦЕВ: - Ну, это мы его не спросим. Строиться!.. Равняйсь! Смирно!.. Шагом марш!

НА МАРШЕ ТРОЕ ИЗ СТРОЯ БРОСИЛИСЬ В КУСТЫ.

КОНОТОПЦЕВ И СОПРОВОЖДАЮЩИЕ ЕГО ЧЕТВЕРО БОЙЦОВ ОТКРЫВАЮТ ОГОНЬ ПО БЕГЛЕЦАМ. ДВОЕ ПАДАЮТ ЗАМЕРТВО. ОСТАЛЬНЫМ УДАЁТСЯ СБЕЖАТЬ.

ФЕДЬКА: - Понял?

ДЕМЬЯН: - Чего не понять? Так всех можно перестрелять.

ХУТОР ВЕТРЯНОЙ.

ЗДЕСЬ ДЕД НИКИФОР, ФИЛИМОН И ЛИДА.

НИКИФОР ТОПИТ ПЕЧУРКУ, ФИЛИМОН СПИТ.

ЛИДА: - Как твой конь, дедушка?

НИКИФОР: - А!.. Кляча, не конь. Больно старый.

ЛИДА: - Тебе такую лошадь в насмешку дали.

НИКИФОР: - Как. в насмешку?

ЛИДА: - А так. Потешаются над тобой в штабе. Не видишь, что ли? Безручко про тебя анекдоты рассказывает. Как тебя твоя старуха до себя не допускает.

НИКИФОР: - Ну дак. На кажный роток не накинешь платок.

ЛИДА: - Это так, конечно. Чего ты с ними, дедушка? Против Советской власти пошёл. А она же - за нас, за бедных.

НИКИФОР: - Слухай, девка: замолкни, а? Доложу, вот, Ивану, речи твои.

ЛИДА: - Не доложишь. Я к тебе - с душой. И ты, вижу, сочувствуешь мне. Помоги бежать.

НИКИФОР: - Дак это. беги.

ЛИДА: - А ты Филимона разбудишь, так?

НИКИФОР: - А как иначе? Он же спросит: где жинка командира? А мне что говорить? ЛИДА: - Скажешь - до ветру пошла. И пропала.

НИКИФОР: - И куды тебе тут бежать, милаха? На десять вёрст кругом видать. Степь. Враз догонют. Не повезло тебе, Лидуха, не повезло. Потерпи. Может, когда в другой раз.

ПРОСНУЛСЯ ФИЛИМОН. ПЬЁТ ВОДУ.

ФИЛИМОН: - Не было наших?

НИКИФОР: - Не видать. А вон, скачут какие-то.

iНе можете найти то, что вам нужно? Попробуйте сервис подбора литературы.

ПОДЪЕЗЖАЮТ ГРИГОРИЙ И МАРКО.

Григорий: - Где начальство, дед? НИКИФОР: - Не докладают. Где-сь воюют.

ГРИГОРИЙ: - А ты тут с кем?.. А, Филька, Лида. Понятно. А Кондрат? ФИЛИМОН: - Кондрат при Колесникове. МАРКО: - Дед, у тэбэ самогон есть? Душа просит. НИКИФОР: - Откуда?!

МАРКО: - Филька, а ну подымайся. Давай самогону нам раздобудь. Мы токо что с тяжёлого боя. Чекистов громили.

ФИЛИМОН: - Где же я его возьму, самогон? МАРКО: - А ты пошукай в округе.

ФИЛИМОН: - Я при исполнении, мне нельзя отлучаться. ГРИГОРИЙ: - Лидку, что ли, охраняешь? ФИЛИМОН: - Ну да, и её тож.

ГРИГОРИЙ: - Ничого, мы её покараулим. А ты паняй, разыщи четверть. ФИЛИМОН: - Мне приказано.

ГРИГОРИЙ: - А я тебе приказываю! Я - командир полка! Ты поняв, шо я сказав? (Хватается за наган.)

ФИЛИМОН: - Да, да. поняв. Щас я, Гриша, щас! (Одевается.)

ГРИГОРИЙ: - Ну, Лида, здорово. Как поживаешь? ЛИДА: - Как все, так и я.

ГРИГОРИЙ: - Значит, хорошо. Как замужество протекает? ЛИДА: - Что тебе нужно, Григорий?

ГРИГОРИЙ: - А ты не знаешь? С самой Меловатки терплю. Ходим в пристрой, я на ушко скажу кой-чего.

ЛИДА: - Никуда я не пойду.

МАРКО: - Иди, иди. Командир полка балакать с тобой желае, не кто-нибудь. Может, ему о чём-то важном надо расспросить. Недотрогу из себя строишь. ГРИГОРИЙ: - Вставай! ЛИДА: - Дедушка, скажите им. А, больно! НИКИФОР: - Хлопцы, Колесников вернется. МАРКО: - Дед, ежли ты рот откроешь. И ты, Филька. Убью! ФИЛИМОН: - Моё дело сторона. Главное, чтоб она тут была.

МАРКО: - Я же сказав: покараулим Лидку. А ты давай, давай. На коня - и за самогонкой. Тут недалеко ещё хутор есть.

ФИЛИМОН: - Ладно. (Уезжает.)

ГРИГОРИЙ УТАСКИВАЕТ ЛИДУ В ПРИСТРОЙ.

ГРИГОРИЙ: - Долго я добирался до тебя, комсомолочка, долго! Терпение потеряв. Пахнешь как хорошо. Сама разденешься? Или помочь?

ЛИДА: - Не трогай, бандит!.. Я всё Ивану Сергеевичу расскажу. А-а-а-а-а. Помогите-е! ГРИГОРИЙ: - Не ори. Всё равно никто не услышит.

ПОТОМ, ЗАСТЁГИВАЯСЬ, ВЫХОДИТ.

ГРИГОРИЙ: - Пойдёшь, Марко? Девка сладкая, страсть! МАРКО: - Не-е. Не хотца. Да и Колесников спасибо не скажет. Его баба. ГРИГОРИЙ: - Лидка - это мой военный трофей. Я её из Меловатки привёз, а он отняв. МАРКО: - Ну, кто у кого отняв - дело прошлое. Сматываться надо, Гриш. Филимона, чую, нам не дождаться, а сюда и правда Колесников может нагрянуть. Он и с тебя спросит, и с меня: где полк, где хлопцы-пулемётчики.

ГРИГОРИЙ: - Сам-то он где? Полк! Все разбежались, собирай их теперь. А сматываться надо, ты прав. Поехали!.. Расходятся наши стёжки-дорожки, Колесников. Погуляли и - хватит. Самим теперь шкуру спасать надо. Но-о!

НИКИФОР ИДЁТ В ПРИСТРОЙ.

НИКИФОР: - Лида, ты живая тут?

ЛИДА: - Убей меня, дедушка! Не хочу жить! Не хочу-у-у. Все измываются, насилуют. НИКИФОР: - Не дури, девка. Ты ще молодая, жить да жить. Беги, пока Филька не вернулся.

ЛИДА: - А ты?

НИКИФОР: - Да як-нибудь. Выкручусь. Скажу: задремав. ЛИДА ЛИХОРАДОЧНО ОДЕВАЕТСЯ.

НИКИФОР: - Ты вон туды беги, на хутор. Только не признавайся там, а то Колесникову донесут. Беги, милаха!

ВОЗВРАЩАЕТСЯ ФИЛИМОН (С БУТЫЛЬЮ).

ФИЛИМОН: - Чуть коня не запалив с этой самогонкой. А где они? НИКИФОР: - Та, мабуть, уихалы. Я, Филька, задремав. ФИЛИМОН: - А. Лидка. Лидка где? НИКИФОР: - А я знаю?! Може, до ветру вышла.

ФИЛИМОН: - Как не знаешь?! (Выбегает во двор, заглядывает в сарай, в пристрой.) - Нема! Ах, сучка! Сбегла. Бумаги штабные украла. Шпионка! Григорий же казав. Гляди за нею в оба.

ПРЫГАЕТ НА КОНЯ.

ВПЕРЕДИ, В ЗАСНЕЖЕННОЙ СТЕПИ, БЕГУЩАЯ ФИГУРКА. ФИЛИМОН: - Ага, вон она, зараза! Ну, я тебе!

НИКИФОР (крестится): - Помоги, господи, невинной душе!.. Какие там бумаги?! Какая шпионка!?

ФИЛИМОН НАСТИГАЕТ ЛИДУ.

ФИЛИМОН: - Стой, лярва! Стой, говорю! Давай назад! ЛИДА: - Не трогай, сволочь! Никуда я не пойду! Хоть убей! ФИЛИМОН: - Ну гляди, сама решила. Где бумаги штабные? ЛИДА: - Какие бумаги? Ничего я не брала! (Бежит прочь.) ФИЛИМОН (хватается за обрез).

ЛИДА: - Пощади, дядько Филимон! Беременная я-а-а.

ФИЛИМОН СТРЕЛЯЕТ. СЛЕЗАЕТ С КОНЯ. ОБЫСКИВАЕТ ТРУП.

- И куды сховала? Вот зараза. Может, и правда, не брала? Ладно, никто нэ бачив, как я её. Скажу, шо не догнав. Нехай Никифор оправдывается.

К ХУТОРУ ПРИБЛИЖАЕТСЯ КОННЫЙ ОТРЯД. ВПЕРЕДИ - КОЛЕСНИКОВ.

КОЛЕСНИКОВ: - Здорово, дед. Живой? НИКИФОР (плачет): - Да я-то живой. КОЛЕСНИКОВ: - Шо тут у вас случилось? Лида где? НИКИФОР: - Да вот. Ушла до ветру и. А я задремав. КОЛЕСНИКОВ: - Филимон! А ты?

ФИЛИМОН: - А я за самогонкой для Григория с Марком гоняв. КОЛЕСНИКОВ: - Они что - здесь были?

ФИЛИМОН: - Ага, были. Приказалы, я и поихав. А этот старый дурень задремав. Лидка и того. КОНОТОПЦЕВ: - Давно это было? ФИЛИМОН: - Не, с полчаса.

КОНОТОПЦЕВ: - Ну-ка, хлопцы. Ты, Кондрат, ты. ты. На коней и - гляньте. Она далеко не могла уйти.

КОЛЕСНИКОВ: - Ушла, значит. НУТРЯКОВ: - Найдут, не переживай. КОЛЕСНИКОВ: - Привык я к ней. Отдушина была.

ПОЯВЛЯЕТСЯ КОНДРАТ: - Тут она, во дворе. КОЛЕСНИКОВ: - Нашли?! (Выскакивает во двор.)

МЁРТВАЯ ЛИДА ЛЕЖИТ НА РАЗБИТОЙ ТЕЛЕГЕ.

КОЛЕСНИКОВ (Голос за кадром): - «Вот, значит, как. Отмаялась. Ну, следующая очередь - моя.»

- Похороните её. Тут, на Ветряном. Могилка чтоб приметная была. Может, когда придётся вернуться сюда. Слышал, Кондрат? КОНДРАТ: - Сделаем, Иван Сергеич.

ДОМ ДАНИЛЫ ДОРОШЕВА.

НОЧЬ. ДАНИЛА И ОКСАНА В ПОСТЕЛИ.

ДАНИЛА: - Давай уедем, Ксюша? У меня за Ростовом, на шахтах, родня есть. Приютят, я знаю. ОКСАНА: - Куда ехать, Данила?! Я тут родилась, выросла. Да и Танюшка. Ещё дитё будет. ДАНИЛА: - Не дадут нам тут жить. Не простит тебе Иван.

ОКСАНА: - А я ему не прощу. Ты бы знал, какие он мне слова говорил, как заверял, что любит меня!..

ДАНИЛА: - Забудь его, прошу! Коханая моя! Ты бы знала, какие мне слова тебе говорить хочется. Я до сих пор не верю, что ты здесь, со мной. ОКСАНА: - Говори. Говори!

ГОЛОС ДИКТОРА:

С КОНЦА НОЯБРЯ ПО 10 ДЕКАБРЯ 1920 ГОДА МОРДОВЦЕВ И БЕЛОЗЁРОВ В БОЯХ НАНЕСЛИ КОЛЕСНИКОВУ СЕРЬЁЗНЫЙ УРОН. ПОЛКИ ПОВСТАНЦЕВ СУЩЕСТВЕННО ПОУБАВИЛИСЬ В ЛИЧНОМ СОСТАВЕ, СОПРОТИВЛЕНИЕ ИХ ОСЛАБЛО, НАБЕГИ НА СЁЛА И УЕЗДНЫЕ ГОРОДА ПОЧТИ ПРЕКРАТИЛИСЬ.

11 ДЕКАБРЯ 1920 ГОДА.

БОГУЧАР ВОРОНЕЖСКОЙ ГУБЕРНИИ.

ТЕЛЕГРАФ.

СТУЧИТ АППАРАТ:

«КОМАНДУЮЩЕМУ ОБЪЕДИНЁННЫМИ СИЛАМИ МОРДОВЦЕВУ ЗПТ ЧРЕЗВЫЧКОМУ АЛЕКСЕЕВСКОМУ ТЧК 12 ДЕКАБРЯ НАЗНАЧЕН ПЛЕНУМ ГУБКОМА ПАРТИИ ЗПТ ВАМ НАДЛЕЖИТ ЯВИТЬСЯ ВОРОНЕЖ ОТЧЁТОМ О РАЗГРОМЕ БАНДФОРМИРОВАНИЙ КОЛЕСНИКОВА ТЧК

С У Л К О В С К И Й»

МОРДОВЦЕВ: - Какой к чёрту отчёт?! Ну, потрепали мы малость Колесникова, некоторые его формирования разбежались, да. Но живой сам Колесников, его штаб. Тут ещё как минимум месяц нужен, чтобы добить эту сволочь. Кх!.. Кх!..

БЕЛОЗЁРОВ: - Ну, мы же остаёмся, Фёдор Михайлович. Вызывают только вас двоих, а мы продолжаем воевать. Доложите там, на Пленуме, обстановку.

АЛЕКСЕЕВСКИЙ: - Три дня ничего не изменят, Фёдор Михайлович. Отчитаемся - вернёмся. Мы с тобой - коммунисты, обязаны подчиниться партийной дисциплине.

МОРДОВЦЕВ: - В том-то и беда, что обязаны. Ладно, едем. Это нам - до Кантемировки, так? А там - поездом до Воронежа.

БЕЛОЗЁРОВ: - Да, так. Я дам вам в сопровождение эскадрон Кулика. Проводят до поезда.

МОРДОВЦЕВ: - Скажешь тоже - эскадрон!.. И полувзвода хватит.

БЕЛОЗЁРОВ: - Мы - в зоне боевых действий, Фёдор Михайлович. Не забывайте об этом. Кулик!

КУЛИК: - Слушаю!

БЕЛОЗЁРОВ: - Будешь сопровождать командующего до Кантемировки. Полуэскадро-

КУЛИК: - Есть!

СВЕРШИВ ПРАВОСУДИЕ, ШТАБ МОРДОВЦЕВА ВМЕСТЕ С РЕВОЛЮЦИОННЫМ ТРИБУНАЛОМ НАВОДИЛ ТЕПЕРЬ ПОРЯДОК НА ЮГЕ ГУБЕРНИИ, А В СТАРОЙ КАЛИТВЕ, НОЧЬЮ, ВНОВЬ ПОЯВИЛСЯ ИВАН КОЛЕСНИКОВ В СОПРОВОЖДЕНИИ СОТНИ ВЕРХОВЫХ.

ДОМ КОЛЕСНИКОВЫХ. СТУК В ВОРОТА. ПЕРЕПОЛОХ.

КОЛЕСНИКОВ: - Здравствуй, мамо. Как здоровье?

МАРИЯ АНДРЕЕВНА: - Да ничого, ничого.

КОЛЕСНИКОВ: - А жинка моя где?

МАРИЯ АНДРЕЕВНА: - Да вона у. У Данилы она, Иван. Ушла, як узнала, шо ты с той. Лидкой. На Новой Мельнице.

КОЛЕСНИКОВ: - Так, понятно. Митрофан, я зараз. Ждите тут.

БЕЗРУЧКО: - Не, Иван Сергеич, мы с тобой. Мало ли.

ДОМ ДАНИЛЫ ДОРОШЕВА.

КОЛЕСНИКОВ: - Можно?

ГОРПИНА: - Проходь, Иван Сергеич, проходь.

КОЛЕСНИКОВ: - Здравствуй, Оксана.

ОКСАНА:- Здравствуйте, Иван Сергеевич.

КОЛЕСНИКОВ: - Слыхал, Митрофан, як ридна жинка мужа величае? По имени-отчеству.

ГОРПИНА: - Да вы сидайтэ, сидайтэ. Данила, дай ще табуретку.

БЕЗРУЧКО: - Оксана, ты бы.

КОЛЕСНИКОВ: - Погодь, Митрофан, мы сами. Я за тобой, Оксана. Одягайся. И Танюшку буди, до дому поедем.

ОКСАНА: - Никуда я не поеду.

КОЛЕСНИКОВ: - Так. Чем же это ты, хромой чёрт, жинку мою приворожив, а? Не скажу, шо красавец, хата у тэбэ не очень. Может, книжек больше прочитав. А кровать у вас, бачу, обчая.

ДАНИЛА: - Ничем не привораживал. Любил и люблю Оксану.

КОЛЕСНИКОВ: - А ведь я, Данила, могу и другую ногу тебе поломать. И вообще - убить. Ты мою жинку украв.

ОКСАНА: - Я сама пришла.

КОЛЕСНИКОВ: - А кто тебя из дома гнав, Ксюша, а? Зачем ты сюды пришла?

ОКСАНА: - А ты не знаешь? Не виноватый, да? Вся Калитва надо мной смеялась - Иван твой венчался с этой. писарчуком, Лидкой.

КОЛЕСНИКОВ: - Нету больше Лиды. Мёртвой её нашли.

ОКСАНА: - А не убили бы - так и жил с ней, да?

КОЛЕСНИКОВ: - Хочешь, на колени перед тобой стану? При всех тут повинюсь.

ОКСАНА: - Не унижайся, не надо. Ты, мне сказали, генерал, дивизией командуешь. А перед бабой на коленях стоять собираешься. Засмеют!

iНе можете найти то, что вам нужно? Попробуйте сервис подбора литературы.

КОЛЕСНИКОВ: - Ты жена мне, не просто баба.

БЕЗРУЧКО: - Ну, тут семейные разговоры начались. Ходим, хлопцы, на улицу. И ты, Данила, с нами.

ВО ДВОРЕ.

БЕЗРУЧКО: - Ты, Данила, чего в чужую семью влез?

ДАНИЛА: - Сама она.

БЕЗРУЧКО: - Спровадил бы её назад. Мало ли: у бабы - псих, про Лидку она узнала.

ДАНИЛА: - Люблю её.

БЕЗРУЧКО: - Да за такую любовь голову рубят! Не понимаешь, чи шо?

ДАНИЛА: - Руби.

БЕЗРУЧКО: - Ладно, погодим. Чего они там решат?

КОЛЕСНИКОВ: - Вертайся до дому, Оксана! Богом тебя прошу!

ОКСАНА: - Нет, не вернусь я. Ты мне всю душу испоганил.

КОЛЕСНИКОВ: - Люблю тебя, Ксюша! Вернись, корить не буду, забуду.

ОКСАНА: - Я не забуду. Что ты - как петух на крыше у лавочника: куда ветер дует, туда и он хвост поворачивает. Красную армию бросил, бандой стал командовать. Проклинают вас.

КОЛЕСНИКОВ: - И добрым словом вспомнят. Народ - не бычок на верёвочке: куда захотят, туда и поведут. И измываться так над людьми нельзя. Мы это власти и втолковываем.

ОКСАНА: - Всё равно вас разобьют, не одолеете вы Советскую власть. Мать твоя правильно говорит. Иди, я с Данилой жить буду.

КОЛЕСНИКОВ: - Убью я его, ты же знаешь.

ОКСАНА: - Не убьёшь. Кровь на руках будет, а меня силой ты всё равно с собой жить не заставишь. Я лучше повешусь.

КОЛЕСНИКОВ: - Не знал тебя такой, Ксюха. не знал. Прощай. И прости Лиду - она невинная душа. Чистая.

ОКСАНА: - Бог простит.

ЕДУТ НА КОНЯХ: КОЛЕСНИКОВ, БЕЗРУЧКО, КОНДРАТ И ФИЛИМОН.

БЕЗРУЧКО: - Иван, давай я хлопцам скажу. Они из этого хромого чёрта евнуха сделают.

КОЛЕСНИКОВ: - Не надо. Я и так в грехах по самые ноздри. А Оксана ко мне живому всё одно не вернётся.

К о н е ц ш е с т о й с е р и и

МЯТЕЖНАЯ КАЛИТВА

С е д ь м а я с е р и я

ФЕДЬКА СБИВАЕТ ВЫВЕСКУ «ВОЛОСТНОЙ СОВЕТ

СТАРАЯ КАЛИТВА»

ПРИБИВАЕТ: «ШТАБ» ХУТОР «НОВАЯ МЕЛЬНИЦА»

В ЗАБРОШЕННОМ САРАЕ ПРЯЧЕТСЯ ПАВЕЛ КАРАНДЕЕВ. ЕДУТ НА КОНЯХ ТРОЕ: КОЛЕСНИКОВ, БЕЗРУЧКО, НУТРЯКОВ. ЗА НИМИ, В ОТДАЛЕНИИ, - КОНДРАТ И ФИЛИМОН. У КОЛЕСНИКОВА НА БОКУ - БЕЛАЯ ШАШКА.

ПАВЕЛ: - Ага, вот он, Колесников. Не промахнуться бы.

НУТРЯКОВ: - Считай, все дезертиры из полков Пархоменко и Позднякова разбежались. Да и самих командиров нет - ни Григория, ни Богдана. Один Руденко остался. Этому, кроме леса, бежать некуда.

КОЛЕСНИКОВ: - На то они и дезертиры. Я тоже дезертир. БЕЗРУЧКО: - Ну шо за речи, командир?

КОЛЕСНИКОВ: - Речи - это слова. А я тут, с вами. Народ мы снова подымем. А Григория с Богданом надо найти. Скажи Конотопцеву, Иван Михайлович. Они пьянствуют, где-нибудь у баб.

НУТРЯКОВ: - Да сказать-то скажу...Можем их и не найти. Одно дело - продотряды крушить да в налётах участвовать. А воевать с регулярными частями Красной армии. М-да. Слаба у нас дисциплина, слаба. Хочу воюю, хочу - нет.

ПАВЕЛ ИЗ НАГАНА ЦЕЛИТСЯ В КОЛЕСНИКОВА.

БЕЗРУЧКО: - Надо нам свой трибунал вводить, командиры. Как у Красной армии. Одно-го-двоих расстрелять, другие почешутся - стоит ли бегать.

КОЛЕСНИКОВ: - Расстрел - крайняя мера. Можно и плетей всыпать, как казаки делают. БЕЗРУЧКО: - Мы тоже казаки. На Дону живём.

ПАВЕЛ СТРЕЛЯЕТ. ЛОШАДЬ ПОД КОЛЕСНИКОВЫМ ПАДАЕТ.

БЕЗРУЧКО: - Ах, зараза твоя мать! Кто стреляв? Откуда?

НУТРЯКОВ: - Вон, из того сарая. Я даже вспышку видел. Иван Сергеевич, живой? КОЛЕСНИКОВ: - Да живой, живой. Ногу, вот, придавило. Помоги, Митрофан!

ИДЁТ ПЕРЕСТРЕЛКА.

БЕЗРУЧКО: - В тебя целил, Иван! В тебя!

КОЛЕСНИКОВ: - А то в кого ж! Раз в коня попав. Жаль, хороший был конь. БЕЗРУЧКО: - Найдём тебе коня, не переживай. Похоже, в сарае кто-то один был. КОЛЕСНИКОВ: - Один. Да вон, ведут его хлопцы.

КОНДРАТ И ФИЛИМОН ТАЩАТ ИЗБИТОГО ПАВЛА.

НУТРЯКОВ: - Кто такой? Как здесь оказался? Фамилия?!

ПАВЕЛ: - Зачем тебе моя фамилия? Солдат я, видишь? Солдат Красной армии. НУТРЯКОВ: - Зачем стрелял?

ПАВЕЛ: - Зачем стреляют? Чтобы убить.

БЕЗРУЧКО: - Откуда пришёл? Кто послав? Говори, собака!

ПАВЕЛ: - Сам ты собака. А послал меня рабочий класс и трудовое крестьянство. Врагов и предателей Советской власти уничтожать.

КОЛЕСНИКОВ: - Меня целил?

ПАВЕЛ: - Тебя, Колесников. Жаль, не попал.

НУТРЯКОВ: - Чекист?

ПАВЕЛ: - Чекист, да.

НУТРЯКОВ: - Кто послал?

БЕЗРУЧКО: - Да шо ты его пытаешь зря, Иван Михайлович? Это хлопец закалённый, ничого не скаже. По роже видно. Откуда прийшов, туда нехай и вертается. Кондрат!

КОНДРАТ: - Слухаю!

БЕЗРУЧКО: - Топор есть?

КОНДРАТ: - Найдём.

БЕЗРУЧКО: - Надо этому хлопцу ноги покороче сделать.

НУТРЯКОВ: - Да погоди ты с топором, Митрофан! Тут дело поважнее есть. Филимон, скачи в Старую Калитву, привези барышню эту, Вереникину. Знаешь, у кого она квартирует?

ФИЛИМОН: - Знаю, у бабки Секлетеи. На Чупаховке.

НУТРЯКОВ: - Одна нога здесь, другая там.

БЕЗРУЧКО: - Думаешь, она . с этим хлопцем?

НУТРЯКОВ: - А чем чёрт не шутит! От чекистов всего можно ожидать. Она тебе и жену белого офицера изобразит, и английскую принцессу.Иван Сергеич, ты как?

КОЛЕСНИКОВ (хромает): - Да нормально всё. Давай в хату пошли, ветер. Никифор, растопляй печку, продрог я.

НИКИФОР: - Зараз, Иван Сергеич, зараз!

САРАЙ. ИЗБИТЫЙ КАРАНДЕЕВ.

КОНДРАТ: - Ну, хлопец, в хорошие ты руки попав. Мучиться недолго будешь. Меня, Кондрата, добрым словом на том свете вспоминать будешь. Мне чекиста ще не приходилось казнить. Вот думку гадаю: як тэбэ получше на тот свит отправить.

ПАВЕЛ: - Думай, дядя, думай. Тебе это зачтётся.

КОНДРАТ: - Ты на командира нашего руку подняв. Это как - можно простить?

ПАВЕЛ: - Жаль, не попал. Умер бы со спокойной душой...Дай закурить, дядя. Сверни сам, а? Руку вы мне перебили, не слушается. Хороший табачок, крепкий.

КОНДРАТ: - Не страшно помирать, хлопец? Ты молодой ишо, пожил бы, девок пошшу-пал. Я недавно, на свадьбе, шшупал одну. Хороша баба - мягкая, ласковая. Фросей зовут.

ПАВЕЛ: - Вижу, с охоткой службу свою правишь.

КОНДРАТ: - Командиры руки о таких, как ты, пачкать не желають. Им бы разговоры разные, споры...Ты не думай, я и наших порю. Люди глупые, да и с дисциплинкой не всегда ладят. Бегают от службы, или чего зря болтают. Знаешь, как меня прозывают?

ПАВЕЛ: - Секир-башка, не иначе.

КОНДРАТ: - Не. Му-му, во как! Вроде такая книжка есть про глухонемого работника. Он собачку по приказу барыни утопил, а потом плакал. Вот и я: убью тебя, а потом пить горькую буду.

ПАВЕЛ: - Для немого ты слишком говорливый. Палачи обычно молчком своё дело делают.

КОНДРАТ: - Дак хочется с человеком перед его смертью побалакать, пожалеть. Чтоб не проклинав на том свете.

ПАВЕЛ: - Ну-ну.

ФИЛИМОН ПРИВОЗИТ ВЕРЕНИКИНУ

НУТРЯКОВ: - Ну-с, Катерина Кузьминишна, пойдёмте, поздороваетесь со своим сослуживцем. Прошу!

КАТЯ: - Не имею честь знать этого человека.

НУТРЯКОВ: - Ой ли? Посмотрите внимательней. Он во всём сознался, назвал ваше имя. ПАВЕЛ: - Врёшь, бандюга! Ничего я тебе не говорил. И девушку эту вижу в первый раз. НУТРЯКОВ: - Надо выбирать выражения, господин чекист. Кондрат, напомни ему, как надо обращаться к офицеру.

КОНДРАТ: - Кровя ему пустить, Иван Михайлович? Или как? НУТРЯКОВ: - А и пусти, чего там!

КАТЯ: - Вы меня сюда зачем привезли? Я на эти мерзости смотреть не желаю. НУТРЯКОВ: - Хорошо. Мы вам дадим возможность отомстить за мужа. Помнится, вы рассказывали о нём...Нате вам револьвер - отомстите за него. Ну-ну, смелее! Перед вами - враг, злобный, опасный. С ним можно разговаривать только пулей. КАТЯ: - Я. я не умею стрелять.И вообще.

ПАВЕЛ: - Стреляй, подстилка офицерская! Не бойся. Стреляй, я тебе приказываю!

НУТРЯКОВ: - Он даже приказывает! Любопытно.

БЕЗРУЧКО: - Да стрельни ты его, Катерина! Раз чоловик просить.

ПАВЕЛ (кричит): - Стреляй, сволочь!.. Стре.

КАТЯ СТРЕЛЯЕТ.

НУТРЯКОВ: - Недурно, Катерина Кузьминишна, недурно! Будем считать, что экзамен вы выдержали на «отлично».

КАТЯ: - Закурить. закурить дайте! А лучше бы выпить.

НУТРЯКОВ: - Да, стрелять в своего товарища. Нонсенс! Неужели все птенцы железного Феликса такие?

БЕЗРУЧКО: - Нутряков, хватит тебе дивчину травить! Бачишь, её трясёт всю. Себе голову морочишь и нам. Як той Ленин: думав-думав, а потом революцию в России зробив. Всё бы вам, тилигенции, народ баламутить. Ходим лучше горилки выпьемо. И ты, Катерина, ходим.

КОНДРАТ: - А шо с хлопцем робыть, Иван Михайлович? Прикончить? Мучается же. НУТРЯКОВ: - Нет, пусть до утра полежит в сарае. Может, признается - кто его послал и знает ли он Вереникину.

ПОЗДНИЙ ВЕЧЕР.

С А Р А Й. ФИЛИМОН ОХРАНЯЕТ ПАВЛА. РАНЕНЫЙ В ПЛЕЧО ПАВЕЛ ТИХО СТОНЕТ.

НИКИФОР: - Эй, хлопец! Живой? ПАВЕЛ: - Воды. Дай воды. НИКИФОР: - Я вот и принёс. На. ПАВЕЛ: - Спасибо.

НИКИФОР: - А я тэбэ признал, хлопец. Павло ты. ПАВЕЛ: - А я, дед, забыл тогда спросить.

iНе можете найти то, что вам нужно? Попробуйте сервис подбора литературы.

НИКИФОР: - Ну, дед и дед. Хлопец, ты вот что: как совсем стемнеет. Вон там, в углу, дыра есть .Поняв? ПАВЕЛ: - Спасибо.

ДОМ ЕФРОСИНЬИ.

ГУЛЯЮТ: МАРКО, ГРИГОРИЙ, ФРОСЯ, ДУНЬКА, ГЛАФИРА

МАРКО (играет на гармошке и поёт):

- А я милке говорил: Не гуляй с Иваном. Тебя, девку, задолбил, Зови его болваном.

ФРОСЯ:

- Ухажёр мой очень робкий, Девку взять не знает как. Говорю ему: солодкий, Раздевай - вот самый смак!

ГРИГОРИЙ: - Ну, Фроська! Кровя зажигаешь! Девки, слыхали? Раздевайся догола!

ДУНЬКА: - Прям сейчас, что ли? Ха-ха-ха.

ГЛАФИРА: - А я при лампе не буду. Ещё чего! Видно же!

ДУНЬКА: - Давайте ишо чуток поиграем! Рано .ночь впереди! Играй, Марко! ПЛЯШУТ.

НОЧЬ. ТИХИЙ СТУК В ОКНО ДАНИЛЫ ДОРОШЕВА. ДАНИЛА ВГЛЯДЫВАЕТСЯ В ЛИЦО ПАВЛА. ВЫХОДИТ.

ПАВЕЛ: - За Дон мне надо, Данила. На ту сторону. Помоги.

ДАНИЛА: - Господи, Павел!..Ранен?

ПАВЕЛ: - Тихо, тихо. Ранен, да. Руку не чувствую.

ДАНИЛА: - Идём в катух. В дом нельзя. нельзя.

ОКСАНА (из-за плеча) : - Это кто, Данила?

ДАНИЛА: - Н-не знаю...Вижу - раненый.

ОКСАНА: - В хату его давай, чего на морозе держишь?

ДАНИЛА: - Нельзя в хату, Ксюша. Его же ищут.

ОКСАНА: - Мало ли. (Павлу): - Иди за мной.

ЗАЖГЛИ ЛАМПУ.

ГОРПИНА: - Надо бы к доктору, Зайцеву. Шо мы сами.

ДАНИЛА: - Ты с ума сошла, мамо! Нас всех перебьют.Нельзя про хлопца никому сообщать. ОКСАНА: - Дай мою рубаху, тётка Горпина. Да, вон ту. Я ему плечо перевяжу (рвёт рубаху, бинтует).

ПАВЕЛ: - Мне немного отдохнуть. Сил нет...Я потом уйду. через Дон, по льду. Мне в Ольховатку надо. там меня ждут.

ОКСАНА: - Тебе полежать надо, хлопец, вижу, ты крови много потерял. бледный, как моя рубаха.Какая Ольховатка?!

ПАВЕЛ: - До рассвета. Ольховатка. Лёд крепкий на Дону, я шёл.Я пойду. лесом. ОКСАНА: - Бредит, куда ему идти?.. Данила, клади его на лежанку. Видишь, дрожит. ГОРПИНА: - О, господи! Помоги!

УТРО. ФИЛИМОН ДРЕМЛЕТ С ВИНТОВКОЙ У САРАЯ. ЯВЛЯЮТСЯ НУТРЯКОВ И КОНОТОПЦЕВ.

КОНОТОПЦЕВ: - А хлопец где, Филимон? А?

ФИЛИМОН: - Як где?.. Тут же був, зараза!.. А, вон дыра.Утик!

КОНОТОПЦЕВ: - Сволочь! Проспав! (бьёт Филимона)...Хлопцы, за мной!.. (Уже на коне): - Тут он, тут, в Калитве! Далеко не ушёл, раненый же!.. Вот собака живучая!

ДОМ ДАНИЛЫ. ЗА ОКНАМИ - ГОЛОС:

КОНОТОПЦЕВ: - .И у Данилы гляньте. Чем чёрт не шутит.

- Открывай, Данила! Чуешь? Открывай, говорю. Швыдче!

КОНОТОПЦЕВ ПРОХОДИТ В ХАТУ.

- Та-ак. Вот он, голубок! А мы его ищем по всей Калитве, а мы с ног сбились.Значит, бандюка хоронишь, Данила?

ДАНИЛА: - Ну. постучал человек. Раненый.

КОНОТОПЦЕВ: - А ты знаешь, почему он раненый? И кто он такой, а? ДАНИЛА: - Нет, не знаю.

КОНОТОПЦЕВ: - Ладно, разберёмся. Пойдёшь с нами. И ты, хлопец, вставай. Ничого, ничого, рука не нога, ходить можно. Ты, Оксана, тоже, мабудь, одягайся да с нами. ДАНИЛА: - Она не при чём. Я парня в дом пустил.

КОНОТОПЦЕВ: - Ладно, оставайся пока. Доложим командирам, нехай они сами решають. ШТАБ. КОЛЕСНИКОВ, НУТРЯКОВ, БЕЗРУЧКО.

КОНОТОПЦЕВ: - Вот, Иван Сергеич, докладаю: нашли хлопца. Данила его пригрел у себя. КОЛЕСНИКОВ: - Как дело было, Данила?

ДАНИЛА: - Мы спали. Человек ночью постучал в окно. Я открыл. Всё. КОЛЕСНИКОВ: - Знаешь его? ДАНИЛА: - Нет.

КОНОТОПЦЕВ: - Брешешь, Данила! С чего это он именно к тебе постучав? ПАВЕЛ: - Дом крайний, я и постучал. Сил дальше идти не было. И собаки у него нет. КОЛЕСНИКОВ: - Ты, Данила, иди. (тот уходит).

НУТРЯКОВ: - Да ты что, Иван Сергеевич? За такие дела стрелять надо! КОЛЕСНИКОВ: - Мне стрелять нельзя. Люди скажут - за Оксану отомстил. А хлопца этого - раздеть и . нехай идёт, откуда пришёл. БЕЗРУЧКО: - Он же стреляв в тебя, Иван!

КОЛЕСНИКОВ: - Стреляв, да не попав. А в него попали. Отпустите.

КАДР: ПО ЗАСНЕЖЕННОМУ ЛЬДУ ЧЕРЕЗ ДОН, В ОДНОМ БЕЛЬЕ, БОСИКОМ, ИДЁТ, КАЧАЯСЬ, ПАВЕЛ. ЕГО ГОЛОС:

- Всё равно. Власть наша стоит и стоять будет...Всех не убьёте. Нас, бедных, много. Много. Прощай, Катя! Что ж ты так плохо стреляла, милая.

У П А Л . У М Е Р .

ДОМ СЕКЛЕТЕИ. У ОКНА - ПЛАЧУЩАЯ КАТЯ.

ДОМ ЕФРОСИНЬИ. ПЛЯСКИ. СТУК В ДВЕРЬ.

ФРОСЯ: - Ой, кто это? КОНОТОПЦЕВ: - Свои. Открывай!

ВХОДЯТ КОНОТОПЦЕВ И С НИМ ЧЕТВЕРО.

КОНОТОПЦЕВ: - Гуляем, значит? А мы, значит, воюй?.. Собирайтесь! Марко, Григорий. МАРКО: - Ну ты не очень, Конотопцев! А то зараз.(хватается за обрез, но его скручивают) КОНОТОПЦЕВ: - Я же сказав: за мной! Побалакать треба (пьёт самогон, крякает довольный).

ШТАБ. КОЛЕСНИКОВ, НУТРЯКОВ, БЕЗРУЧКО.

КОЛЕСНИКОВ: - Где твой полк, Григорий?

ГРИГОРИЙ: - Та. разбежались. Под Криничной когда бились с красными. Не мог потом собрать.

КОЛЕСНИКОВ: - А ты сам? Почему не явился ко мне, не доложил?

ГРИГОРИЙ: - Навоевался я, Иван. Ногу подвернув. И потом, не знал, куда вы ускакали. БЕЗРУЧКО: - И не спросив у людей.Сховався у баб, самогонку жрёшь. КОЛЕСНИКОВ: - А третий ваш дружок, Прохор Кунахов, где? ГРИГОРИЙ: - Убили его там же, под Криничной.

КОЛЕСНИКОВ: - Ну-ну. Марко, где пулемётная команда? Где мои четыре тачанки? МАРКО: - Да тоже хлопцы. побросалы тачанки и утиклы.

НУТРЯКОВ: - Что тут разбираться, Иван Сергеевич? Налицо не только дезертирство, но и предательство. «Побросалы, утиклы.» А вы, командиры, на что?.. Не нужны они нам. Других найдём.

КОЛЕСНИКОВ: - Да, пожалуй. Конотопцев! КОНОТОПЦЕВ: - Слухаю.

КОЛЕСНИКОВ: - Ведите обоих за сараи. В расход. МАРКО: - Да ты шо, Иван? Сказывся? ГРИГОРИЙ: - Иван! Прости!..

ОБОИХ УВОДЯТ.

КОЛЕСНИКОВ: - Ещё кого нашёл?

КОНОТОПЦЕВ: - Рядовые. Демьян, Федька...и другие.

КОЛЕСНИКОВ: - Давай!

ВВОДЯТ НЕСКОЛЬКО ЧЕЛОВЕК.

БЕЗРУЧКО: - Ну, хлопцы, чого это вы по хатам ховаетесь? ДЕМЬЯН: - У меня коняку убило. ФЕДЬКА: - И у меня тож.

БЕЗРУЧКО: - Во-первых, у нас свободные лошади есть. Во-вторых, в пехоте можно послужить. Они все на бричках ездят, пешком не ходют. Кондрат! КОНДРАТ: - Тут я, Митрофан Василич. БЕЗРУЧКО: - Всыпь им.

КОНДРАТ: - Як их казнить: шоб робылы, или шоб хворалы?

КОЛЕСНИКОВ: - Чтобы с поля боя не бегали. И с нас, командиров, пример брали. Мы за них стараемся, за них воюем.

ЗА ОКНАМИ РАЗДАЮТСЯ ДВА ВЫСТРЕЛА.

БЕЗРУЧКО: - Ну, царство им небесное.

НАВЕС. КОНДРАТ ПОРЕТ ДЕМЬЯНА, ФЕДЬКА, ПОЛУГОЛЫЙ, СИДИТ ТУТ ЖЕ

КОНДРАТ: - Я тебе, хлопец, кожу спускать не буду. А кровя малость пущу. Потерпи!.. Это за побег!.. Это - за коня!.. А это от меня. Помни дядьку Кондрата!

ОЛЬХОВАТКА. НАУМОВИЧ И КАТЯ.

НАУМОВИЧ: - Расскажи, как Павел погиб?

КАТЯ: - Когда его поймали, меня тут же в сарай, где он был, привезли. Допрашивали. Паша приказал мне стрелять в него. Он понимал, что его в живых не оставят. НАУМОВИЧ: - Значит, спас он тебя.

КАТЯ: - Выходит, так. Я вернусь в Калитву, Станислав Иванович. Я отомщу им за Каран-деева.

НАУМОВИЧ: - Я посоветуюсь.

СКРОМНЫЙ, СО ЗВЁЗДОЧКОЙ, ОБЕЛИСК. ВОЗЛЕ НЕГО КАТЯ: - Прости, Паша.

ШТАБ.

КОЛЕСНИКОВ: - Так, командиры: отдохнули и - вперёд! Нам тут долго оставаться нельзя. Двинули на Кантемировку.

СОТНЯ СРЫВАЕТСЯ С МЕСТА.

ПО ЗАСНЕЖЕННОЙ СТЕПИ КАТИТ БРИЧКА. В НЕЙ - МОРДОВЦЕВ, АЛЕКСЕЕВСКИЙ И ТРОЕ СОТРУДНИКОВ УПРАВЛЕНИЯ ЧК

СОПРОВОЖДАЕТ КОМАНДУЮЩЕГО ПОЛУЭСКАДРОН ПОД КОМАНДОЙ КУЛИКА.

МОРДОВЦЕВ: - Холодно, однако! Чайку бы горячего!

АЛЕКСЕЕВСКИЙ: - Может, остановимся, Фёдор Михайлович? Вон какая-то деревня. РОЗЕН: - (Смотрит карту): - Это Скнаровка. Правда, давайте отдохнём, с утра едем. МОРДОВЦЕВ: - На поезд бы не опоздать...Стой, Гаврилов! Я пробегусь, застыл совсем (надсадно кашляет). Проклятый кашель, замучил ! Добьём Колесникова, лягу в больницу.-Товарищ Кулик!

КУЛИК (подъезжает): - Слушаю, Фёдор Михайлович.

МОРДОВЦЕВ: - Ты вот что.Возвращайся. До Кантемировки тут рукой подать, мы сами. КУЛИК: - Белозёров приказал мне сопровождать вас до самой станции. МОРДОВЦЕВ: - А я его приказ отменяю. Вы там, у него, нужнее. КУЛИК: - Есть!.. Полуэскадро-он. За мной, ма-арш!

ОТРЯД УСКАКАЛ

МОРДОВЦЕВ (идёт рядом с бричкой): - Ладно, давайте на полчаса. кх!..кх!.. остановимся. По времени - как, Николай?

АЛЕКСЕЕВСКИЙ (смотрит на часы): - Можно. Да, можно.

ДАЛЕКО В СТЕПИ НА ПОЛНОМ ХОДУ МЧИТСЯ СОТНЯ КОЛЕСНИКОВА.

СКНАРОВКА. ДЕТИ КАТАЮТСЯ НА САНКАХ.

БАХАРЕВ: - Девочка, кто тут у вас богатый? Чаю попить. ДЕВОЧКА: - А вон, Лейба Семён. У него и самовар есть. БАХАРЕВ: - Всё-то ты знаешь!..Правь к тому дому, Гаврилов.

ЗАСТОЛЬЕ. ПЬЮТ ЧАЙ.

АЛЕКСЕЕВСКИЙ: - Как жизнь, Семён Тимофеевич? Бандиты не обижают? ЛЕЙБА: - Не, у нас тихо. Кантемировка близко, там части красных. боятся. МОРДОВЦЕВ: - Сам-то Советскую власть поддерживаешь? ЛЕЙБА: - А чего крестьянину её не поддерживать? Вреда от неё мало. МОРДОВЦЕВ: - При чём тут вред? Кх!.. Кх!..

ЛЕЙБА: - А любая власть простому смертному вредит, жить мешает. Одному больше, другому меньше.

АЛЕКСЕЕВСКИЙ : - Анархист ты, хозяин. ЛЕЙБА: - Ну, какой есть.

iНе можете найти то, что вам нужно? Попробуйте сервис подбора литературы.

МОРДОВЦЕВ: - А, к примеру, при царе - тебе лучше было? ЛЕЙБА: - Да как вам сказать. не знаю вашего имени-отчества? МОРДОВЦЕВ: - Фёдор Михайлович.

ЛЕЙБА: - Вот я и думаю, Фёдор Михайлович, что при царе спокойнее жили - церкву почитали, хлеб ростили да детей...Вера была. А с ней народ дружнее жил, послушней. БАХАРЕВ: - А про опиум для народа, слыхал?

ЛЕЙБА: - Да слыхать-то слыхал...Но как без веры? У нас и церкву порушили, и попа куда-то на Колыму загнали.

АЛЕКСЕЕВСКИЙ: - В будущее надо верить, Семён Тимофеевич. Раньше богачам да попам сладко жилось, а скоро весь народ хорошо жить будет. Потерпи.

ЛЕЙБА: - Да терпеть-то мы, русские, привыкшие. Только я на самого себя надеюсь, больше ни на кого. Вот на эти руки. А нынешняя власть. Как вам сказать.Уж больно круто с народом. Как бы не того. не сломалась.

МОРДОВЦЕВ: - Советская власть не сломается, Семён Тимофеевич. И руки твои ей пригодятся. Разобьём вот бандитов, вместе будем социализм строить.

К СКНАРОВКЕ ПРИБЛИЖАЕТСЯ СОТНЯ КОЛЕСНИКОВА. НА ШАПКАХ КОННИКОВ - КРАСНЫЕ ЛЕНТЫ. НА САБЛЕ КОНОТОПЦЕВА - КРАСНЫЙ ФЛАГ.

КОНОТОПЦЕВ: - Девочка, что это за село? ДЕВОЧКА: - Скнаровка. Дядя, а вы кто? КОНОТОПЦЕВ: - Мы-то?.. Красные, не видишь, что ли?

ДЕВОЧКА: - А красные тут уже были. Тоже на лошадях. У них звёздочки на шапках. НУТРЯКОВ: - Та-ак.И куда они делись?

ДЕВОЧКА: - А вон туда поскакали. А те, которые на подводе были, военные, - они у Лейбы чай пьют.

КОЛЕСНИКОВ: - Ну-ка, хлопцы, глянем, шо это за военные. СКАЧУТ К ДОМУ ЛЕЙБЫ

КОНОТОПЦЕВ (Гаврилову, тот кормит лошадей): - Эй, служивый! Кто такие? ГАВРИЛОВ: - А вы кто?

КОНОТОПЦЕВ: - Не видишь, что ли? Отряд Ворона, чекисты. ГАВРИЛОВ: - Врёшь ты, Ворона я знаю.

КОНОТОПЦЕВ: - Значит, забудешь! (Шашкой с красным флагом рубит Гаврилова).

БАХАРЕВ (смотрит в окно): - Банда, Фёдор Михайлович! МОРДОВЦЕВ: - К бою!

ПЕРЕСТРЕЛКА.

ПОГИБАЮТ РОЗЕН И БАХАРЕВ, МОРДОВЦЕВ РАНЕН. РАНЕН И АЛЕКСЕЕВСКИЙ.

АЛЕКСЕЕВСКИЙ: - Рано умирать в двадцать лет, рано.Но живым я им не дамся (стреляется).

У МОРДОВЦЕВА В НАГАНЕ КОНЧАЮТСЯ ПАТРОНЫ. ЕГО ТАЩАТ НА УЛИЦУ.

КОЛЕСНИКОВ (смотрит документы): - Вот это мы птицу словили, хлопцы! Сам Мордовцев!

ОДОБРИТЕЛЬНЫЙ, РАДОСТНЫЙ ГУЛ.

КОЛЕСНИКОВ: - А меня не признал, Фёдор Михайлович?

МОРДОВЦЕВ: - Почему не признал, Колесников? Признал. Фотокарточку твою видел. КОЛЕСНИКОВ: - Ага. Вот как свидеться пришлось!.. А то всё воюем, воюем - а кто такой Мордовцев, что он из себя представляет.И ты - гоняешься за мной, убить хочешь, так? МОРДОВЦЕВ: - Народ этого хочет, не я один.

КОЛЕСНИКОВ: - Наро-од.А вот этот народ (оглядывается на своих) - не хочет. Это как ?

МОРДОВЦЕВ: - Это бандиты. Ты их против народа и ведёшь.

КОЛЕСНИКОВ: - Хорошо, бандиты. Но то, что вы грабите крестьян, хлеб, лошадей, коров подчистую забираете у людей - это как назвать? Вы разве не бандиты? Душите же людей! И они не хочут, чтобы была над нами такая Советская власть, с коммунистами, поняв? Не нужны вы нам.

МОРДОВЦЕВ: - Этот лозунг мне знаком. Эсеровский это лозунг, Колесников, белогвардейский. Они вами руководят. И тобой лично тоже.

КОЛЕСНИКОВ: - Нет, Мордовцев, я сам собою руковожу. Почти сорок годов на свете живу, разобрался, что к чему. Слухай: у тебя своя правда, у меня своя. Вон твои хлопцы лежат, вот мои. Чего мы их лбами сталкиваем? Зачем? Давай с тобою один на один сразимся.-Кто в живых останется, тот и прав. Александр, дай-ка ему наган с одним патроном.

КОНОТОПЦЕВ: - Да чего ты, Иван Сергеевич?! Шлёпнем мы его, вот и вся недолга.

БЕЗРУЧКО: - Иван, ты шо - смерти ищешь?

НУТРЯКОВ: - Иван Сергеевич, успокойся.

КОЛЕСНИКОВ: - Отойдите. Смерть она за каждым из нас бегает, чего её искать?!. Давай так дело обозначим, военком: я не в тебя, а в Советскую власть стреляю, а ты - в нашу, народную. Чья возьмёт.

НУТРЯКОВ: Да дай я его пристрелю, Иван Сергеевич! Что ещё за спектакль?

КОЛЕСНИКОВ: - Не мешай, Иван Михайлович. Тут дело принципа. Пленного расстрелять - невелика заслуга. А вот в честном бою, за свою веру победить или помереть - это, я тебе скажу, дорогого стоит.

НУТРЯКОВ: - Глупо, глупо это. Так политические споры не решаются.

БЕЗРУЧКО: - В самом деле, Иван! Он же тебя убить может.

КОЛЕСНИКОВ: - Если он меня убьёт - отпустите его на все четыре стороны. А если я -значит, власти нашей, народной, править. Может, конечно, и не сразу. Стреляй, Фёдор Михайлович! Ну! Смелее!

МОРДОВЦЕВ СТРЕЛЯЕТ, ПРОМАХИВАЕТСЯ.

КОЛЕСНИКОВ УБИВАЕТ МОРДОВЦЕВА.

ОДОБРИТЕЛЬНЫЙ РЁВ СОТНИ.

СОТНЯ УХОДИТ В СТЕПЬ.

13 ДЕКАБРЯ 1920 Г.

ВОРОНЕЖ. ГУБЧЕКА.

ЛЮБУШКИН: - (по телефону) - Наумович, ты? Здравствуй, Станислав Иванович. Это Любушкин. Да, я теперь в губчека служу, перевели. Поздравлять не спеши, не заслужил пока. Да и после гибели Алексеевского никак прийти в себя не могу.И Фёдор Михайлович! Каких товарищей потеряли!.. Какие у тебя новости?

НАУМОВИЧ: - Ещё Паша Карандеев погиб, наш разведчик. Тело найдено в лесу, на берегу Дона.

ЛЮБУШКИН: - Кто сообщил?

НАУМОВИЧ: - Учитель из Старой Калитвы, Дорошев. Его в Ольховатку Вереникина направила. Это наш человек.

ЛЮБУШКИН: - Как Павел в руках бандитов оказался?

НАУМОВИЧ: - Самовольно пошёл на теракт в отношении Колесникова. Подкараулил того на окраине Старой Калитвы, открыл огонь. Но.Подробностей не знаю.

ЛЮБУШКИН: - Ясно. Мальчишество. Отличиться захотел. Ах, Паша-Паша!.. Дни Колесникова сочтены, никуда он от нас не денется. Сил в губернии прибавилось, Москва даёт нам ещё конницу, артиллерию, пехоту.Командующий войсками Южного фронта и Крыма, Фрунзе, в курсе. На подходе кавалерийский корпус Милонова, 2-й кавалерийский полк Семёнова и другие части. Эти фронтовые рубаки быстро наведут порядок.

НАУМОВИЧ: - Хорошо бы.

ЛЮБУШКИН: - Вереникина в Старой Калитве?

НАУМОВИЧ:-Да.

ЛЮБУШКИН: - Пусть пока там побудет. Наши глаза и уши.

ВОРОНЕЖ. ГУБКОМПАРТ.

МИЛЮТИН, СУЛКОВСКИЙ.

СУЛКОВСКИЙ: - Николай Александрович, несмотря на гибель наших товарищей, я считаю, что с Колесниковым мы покончили. Остались разрозненные мелкие банды Варравы, Стрешнева, Курочкина.Но теперь, когда к нам направлены части Красной армии.

МИЛЮТИН: - Ну, в целом я с тобой согласен, Иосиф Матвеевич. Хотя особо обольщаться не стоит. Под боком у вас - Антонов, возле Воронежской губернии бродит Махно. Да и сам Колесников - он что: убит, ранен, задержан?

СУЛКОВСКИЙ: - Пропал из вида, честно сказать.

МИЛЮТИН: - Вот. И может снова, как чёрт из табакерки, выскочить...А продразвёрстку в губернии никто не отменял. ВЦИК направил меня сюда, в Воронежскую губернию, в качестве председателя губпродсовещания. Поэтому продолжаем с прежней настойчивостью собирать хлеб...Усилим продотряды, получше их вооружим.Товарищ Ленин сказал мне, что винтовки даются красноармейцам не для украшений. Они и стрелять должны. Учтём наши ошибки.

15 ДЕКАБРЯ 1920 ГОДА. СЛОБОДА ШУРИНОВСКАЯ.

СЮДА ПЕРЕМЕСТИЛСЯ ШТАБ КОЛЕСНИКОВА.

ЗДЕСЬ ВАРРАВА.

БЕЗРУЧКО: - Здорово, Варрава! Живой?

ВАРРАВА: - Живой. Чего и вам желаю.

БЕЗРУЧКО: - А мы до тэбэ в гости. Примешь?

ВАРРАВА: - Рад бачить. А я слыхал - гоняли вас красные?

КОЛЕСНИКОВ: - Ну, скорей мы их. Про Мордовцева читал?

ВАРРАВА: - А то! В газете губернской. Столько слёз коммунисты по нему и чекисту этому, Алексеевскому, пролили. Ты молодец, Иван Сергеевич. Как удалось?

КОЛЕСНИКОВ: - Нехай под горячую руку не попадаются. Слухай, Степан: у тебя выпить есть? Продрог я на коне.

ВАРРАВА: - Найдётся. Идём в хату.

ЗА СТОЛОМ

БЕЗРУЧКО: - Степан, ты мне скажи - шо у тэбэ такая фамилия интересная - Варрава? Шо она означает?

ВАРРАВА: - А ты буквы малость переставь.

БЕЗРУЧКО: - Гм. Ну, переставил.

ВАРРАВА: - Что получилось?

БЕЗРУЧКО: - Варвара.

ВАРРАВА: - Вот. Это моей матери имя. А вообще-то мы Варваровы. Звучит неблагозвучно. И стал - Варрава. Помнится лучше.

БЕЗРУЧКО: - Як ловко, а!. Ты подумай!

КОЛЕСНИКОВ: - Красные считают, что с нами покончено и малость успокоились. Понагнали частей по всей округе, думают, что Колесников разбит. А мы давайте напомним о себе. Ты как, Степан?

ВАРРАВА: - Я - за. Давайте. Нам бы с Махно состыковаться, Иван Сергеич. Он тут, недалеко.

КОЛЕСНИКОВ: - Я тож такую думку имею. Ему надо бы в Богучарский уезд зайти, или нам в Харьковскую губернию. У него хлопцев почти полторы тысячи, и мы соберём не меньше. Это, я вам скажу, - силища!

НУТРЯКОВ: - Да, тогда нас попробуй возьми. И к Антонову пробиться.

КОЛЕСНИКОВ: - Будем думать. А пока давайте на Калач двинем. Там ссыпные пункты зерна, склады.

20 ДЕКАБРЯ. КАЛАЧ.

НАЛЁТ. Разоружается красноармейский отряд, забираются два пулемёта, винтовки. Из складов выносятся мешки с зерном, бочонки, картофель, рыба.

КОЛЕСНИКОВ(перед пленными): - Хлопцы! Мы не бандиты и не грабители. А забираем то, что коммунисты награбили у крестьян. И им же вернём.Но частично и себе возьмём, на пропитание и фураж лошадям. Мы воюем за справедливость и против грабительской продразвёрстки. Желающие присоединиться к нам - два шага вперёд.

ШАГАЮТ ДЕСЯТКА ДВА КРАСНОАРМЕЙЦЕВ

КОЛЕСНИКОВ: - Хорошо. Вы, хлопцы, идите вон к тому командиру, Варрава его зовут. А остальные - сымайте сапоги и шинеля, нам они пригодятся. Ну, кому сказав? Быстро!

КРАСНОАРМЕЙЦЫ ПОД ДУЛАМИ ВИНТОВОК РАЗДЕВАЮТСЯ

ОТРЯД КОЛЕСНИКОВА С ОБОЗОМ ДВИЖЕТСЯ ПО

УЛИЦАМ КАЛАЧА.

ВЫВЕСКА : «ЮВЕЛИРНЫЕ ИЗДЕЛИЯ. ЦУКЕРМАН И СЫН».

КОЛЕСНИКОВ: - Стой! Я зайду, гляну.

Здорово, хозяин!

ЦУКЕРМАН: - Рад приветствовать дорогого гостя у себя в магазине. Чем могу быть полезен такому уважаемому покупателю?

КОЛЕСНИКОВ: - Ты мне покажи чего-нибудь для жены купить.

ЦУКЕРМАН: - Вот колье, бусы, серьги, кольца. Что именно желаете вы приобрести?

КОЛЕСНИКОВ: - Ну. чтоб красиво было и не очень дорого.

ЦУКЕРМАН: - О цене вы не беспокойтесь, товарищ...гражданин Колесников.

iНе можете найти то, что вам нужно? Попробуйте сервис подбора литературы.

КОЛЕСНИКОВ: - Ты меня знаешь?

ЦУКЕРМАН: - Вас знает вся губерния, Иван Сергеевич. За правое дело бьётесь.

КОЛЕСНИКОВ: - Это верно.

ЦУКЕРМАН: - Я с вас возьму недорого. А могу даже и подарить. вот, к примеру, это. Нравится?

КОЛЕСНИКОВ: - Дарить мне ничего не надо, я заплачу. И особо дорогие цацки ни к чему. Давай вот эти серёжки, колечко.Вот деньги.

ЦУКЕРМАН: - У вас великолепный вкус, Иван Сергеевич! Я думаю, жене вашей это понравится. Пусть носит на здоровье! До свидания, до свидания. Будете ещё в наших краях, обязательно заходите!

КОЛЕСНИКОВ ХМЫКАЕТ, УХОДИТ, САДИТСЯ НА КОНЯ.

ДОМ ДАНИЛЫ ДОРОШЕВА

ГРУСТНАЯ ОКСАНА МОЕТ ПОСУДУ

ДАНИЛА: - Ты что такая?

ОКСАНА: - Какая?

ДАНИЛА: - Ну. Как в воду опущенная.

ОКСАНА: - Да так и есть. Мне к попу надо сходить, Данила.

ДАНИЛА: - Что тебя мучает, Ксюша?

ОКСАНА: - Сама не знаю. Душа не на месте.

ДАНИЛА: - Церкву же разбили.

ОКСАНА: - Бабы сказали, что отец Евлампий там, служит.

ДАНИЛА: - Ну, сходи.

ПОЛУРАЗРУШЕННАЯ ЦЕРКОВЬ, БЕЗ КРЕСТОВ ПОП И НЕСКОЛЬКО ПРИХОЖАН ЗАНЯТЫ РЕМОНТОМ

ОКСАНА: - Я к тебе, отец Евлампий. ПОП: - Что привело, дочь моя? ОКСАНА: - Исповедаться хочу.

ПОП: - Сейчас я, погоди. Идём со мной. Садись. Говори. Только правду говори. Слушаю. ОКСАНА: - Душа болит. От мужа ушла, с другим мужчиной живу. ПОП: - Это грех.

ОКСАНА: - Знаю. Но он мне тоже изменил. ПОП: - Ты жена Колесникова? ОКСАНА: - Да, венчанная.

ПОП: - Мужа простить надо. Мужчина слаб, не всегда сдержаться может. Ты готова его простить?

ОКСАНА: - Я не знаю, не решила. У нас так всё хорошо было, отец Евлампий. Я так любила его!

ПОП: - А он?

ОКСАНА: - Говорил, что да, любит.

ПОП: - Возвращайся домой. Это придаст ему сил и веры. В деле, которым он занимается. ОКСАНА: - Правда? ПОП: - Истину говорю. ОКСАНА: - А как же мой грех?

ПОП: - Он невелик. Душой ты всегда, чувствую, была с мужем. Любишь его. А тело наше бренно, и с душой не всегда в согласии. Иди, дочь моя! Молись, очищай от скверны тело своё, и простится грех твой.

ДОМ КОЛЕСНИКОВЫХ ПРИХОДЯТ ОКСАНА С ТАНЮШКОЙ

ОКСАНА: - Мир вашему дому!

МАРИЯ АНДРЕЕВНА: - Он и твой дом, Оксана. Проходь. И ты, Танюшка. ОКСАНА: - Здравствуйте!

ПРАСКОВЬЯ: - Ой, Оксанка! Здравствуй, невестушка, здравствуй! Раздевайся. НАСТЯ: - А я вот эту куколку раздену. Танюшка, скидай варежки, у нас тэпло. МАРИЯ АНДРЕЕВНА: - Внучка, ты кушать хочешь?

ТАНЮШКА: - Ага. А что у тебя есть? Меня тётка Горпина пареным гарбузом кормила и кашей из . забыла из чего.

МАРИЯ АНДРЕЕВНА: - Ну ладно, ладно. Я тебя тоже вкусно накормлю. Ходим до печки, помогать будешь. Как же я по тебе скучала, Танюша!

ТАНЮШКА: - И я тоже скучала, бабушка. Я думала о тебе кажный день. Сяду вот так у окна (показывает) - и думаю, думаю.

МАРИЯ АНДРЕЕВНА: - Ой, моя радость! Дай я тебя поцелую!

ОКСАНА ВХОДИТ В СПАЛЕНКУ ИХ СЕМЕЙНАЯ С ИВАНОМ КРОВАТЬ

ОКСАНА: - Параска, Настя. Затопите баню, а? Пойду, искупаюсь. ПРАСКОВЬЯ: - Ага. Мы зараз, Оксана! Настька, одягайся.

ШТАБ КОЛЕСНИКОВА, СОВЕЩАНИЕ

КОЛЕСНИКОВ: - Александр, на тебя возлагается важное дело. Бери хлопцев, человек десять, больше, думаю, не надо, и отправляйся на Украину. Найди Нестора Махно. Где он -не знаю. Но где-то рядом. Но он, как и мы, на месте не сидит. Поищи. Ты же разведка у нас.

КОНОТОПЦЕВ: - Поищу, раз надо.

КОЛЕСНИКОВ: - Надо, очень надо.

НУТРЯКОВ: - Да, Махно может быть и в Харьковской губернии, и в Луганской. Гуляй Поле -далеко, туда соваться не надо. Да и вряд ли он там.

КОЛЕСНИКОВ: - Найдёшь - на словах передай, мол, Иван Колесников из Воронежской губернии желает с тобой объединиться и вместе бить коммунистов. Это и ему будет выгодно, и нам.

БЕЗРУЧКО: - Если найдёшь, хвали его. Скажи, что знаем о его боевых подвигах, гордимся...Ну и всё такое прочее. Обещай, что тут, в нашей губернии, он получит всяческую поддержку.

ВАРРАВА: - Командиры, да мы бы и сами справились. Ты погляди, сколько у нас сабель и штыков. Чего ты так на Нестора рассчитываешь, Иван Сергеевич?

КОЛЕСНИКОВ: - Сами с усами...Ты чувствуешь, Степан, какие силы на нас двинули, а? В Богучаре - особый полк, полторы тыщи людей; в Талах - части четырнадцатой кавалерийской дивизии; в Россоши и Кантемировке - бронепоезда катаются туда-сюда. А про Милоно-ва не забыл? Скольких он моих хлопцев покрошил!..Да и Белозёров по пятам за мной бегает.

НУТРЯКОВ: - Да, был бы здесь Махно, мы бы показали красным, где раки зимуют. Поезжай, Александр. Возьми самых надёжных ребят, лучших коней.

КОНОТОПЦЕВ (встаёт): - Ладно, я тогда пошёл. Хлопцев из своего разведвзвода возьму, ну и коней тоже. А потом, когда вернусь, где тебя искать, Иван Сергеич?

КОЛЕСНИКОВ (в сторону карты): - А вот тут могу быть, тут.Найдёшь. Ты ,главное, с хорошими вестями вертайся. Две недели тебе даю.

У ШТАБА ВЫСТРОИЛСЯ НЕБОЛЬШОЙ ОТРЯД.

СРЕДИ БОЙЦОВ - ФЕДЬКА.

КОНОТОПЦЕВ: - Ну, давайте прощаться, командиры. Сгину - не поминайте лихом.

БЕЗРУЧКО: - Не сгинешь. Мы за тебя молиться будемо. Ты поосторожней, поняв? Ни в какие стычки не встревай.

НУТРЯКОВ: - Да знает он всё, Митрофан. Но и я повторяю, Александр: главное - осторожность. В разведку посылай двоих-троих, сам жди где-нибудь в лесу, в лощине, за бугром.

КОНОТОПЦЕВ: - Да, да. Поихалы мы. С Богом, хлопцы! За мной!

ТИТР: « СПУСТЯ НЕДЕЛЮ.»

В ЗАСНЕЖЕННОЙ СТЕПИ СКАЧЕТ ОДИНОКИЙ ВСАДНИК

КОЛЕСНИКОВ: - Ну-ка, хлопцы, стой! Кто это такой шустрый?

Подлетает Федька.

КОЛЕСНИКОВ: - Ну, Фёдор, с какими вестями?

ФЕДЬКА: - С плохими, Иван Сергеич. Положили наших всех. Под Васильевкой, в Луганской губернии. Напоролись на красный эскадрон. Меня конь вынес. Еле убёг.

НУТРЯКОВ: - Про Махно что-нибудь узнали?

ФЕДЬКА: - Был он под Богучаром. Под Россошью был.

БЕЗРУЧКО: - Ну, это мы и сами знаем.

КОЛЕСНИКОВ: - Ну что ж, повоюем пока у себя дома...А потом - на север, к Антонову.

К о н е ц с е д ь м о й с е р и и

МЯТЕЖНАЯ КАЛИТВА

В о с ь м а я с е р и я

ГОЛОС ДИКТОРА:

ВСЮ ЗИМУ 1920-1921 ГОДОВ НА ЮГЕ ВОРОНЕЖСКОЙ ГУБЕРНИИ ПРОДОЛЖАЛИСЬ КРОВОПРОЛИТНЫЕ БОИ МЕЖДУ ЧАСТЯМИ КРАСНОЙ АРМИИ И «ДИВИЗИОНОМ» ИВАНА КОЛЕСНИКОВА, ЧИСЛЕННОСТЬ КОТОРОГО МЕНЯЛАСЬ ОТ НЕСКОЛЬКИХ СОТЕН ДО ТЫСЯЧИ САБЕЛЬ И БОЛЬШЕ.

ТАКТИКА КОЛЕСНИКОВА ОСТАВАЛАСЬ ПРЕЖНЕЙ: ВНЕЗАПНЫЕ НАЛЁТЫ НА УЕЗДНЫЕ ГОРОДА, ГДЕ НАХОДИЛИСЬ ПРОДОВОЛЬСТВЕННЫЕ И ВЕЩЕВЫЕ СКЛАДЫ, ИСТРЕБЛЕНИЕ СОВЕТСКИХ РАБОТНИКОВ, ПЛЕНЕНИЕ КРАСНОАРМЕЙЦЕВ И ПРИВЛЕЧЕНИЕ ИХ В СВОИ РЯДЫ.

ВСЁ ЭТО ВРЕМЯ КОЛЕСНИКОВ ДЛЯ ПРЕСЛЕДУЮЩИХ ЕГО ЧАСТЕЙ КРАСНОЙ АРМИИ ОСТАВАЛСЯ НЕУЛОВИМЫМ.

ШТАБ КРАСНЫХ ЧАСТЕЙ.

БЕЛОЗЁРОВ, МИЛОНОВ, СЕМЁНОВ

БЕЛОЗЁРОВ: - Вот собака! Ты смотри, сколько мы за ним гоняемся и - никак! Выскальзывает, как налим из рук. И сколько нам крови попортил. Только мы из какого-нибудь населённого пункта уйдём - он тут как тут! Россошь грабил, в Калаче был, и не раз, на Богучар нападал, на Острогожск.Но мы же не можем постоянно держать там части! Мы должны найти его и разгромить! Почему мы не знаем его планов, товарищ Семёнов? Почему так плохо работает наша разведка?

СЕМЁНОВ: - Странное дело, Андрей Лукич, но из бандитов мало кто сдаётся в плен. Какое-то истовое сопротивление! Бывает, да, что мы берём в плен наших же бывших красноармейцев, но эти мало что знают, воевали у Колесникова под страхом смерти.И внедрить своего человека в их ряды сейчас пока не получается.

МИЛОНОВ: - В «дивизионе» Колесникова сильно поставлена воспитательная, пропагандистская работа, надо отдать им в этом должное. Там неглупый политработник, Митрофан Безручко. И ему наруку возобновившиеся мероприятия по продразвёрстке. Практически мало что изменилось в подходе её проведения. К Колесникову по-прежнему охотно идут крестьяне, недовольные продразвёрсткой.И лозунг у него вполне понятный для крестьян: «ПРОТИВ ГОЛОДА И ГРАБЕЖЕЙ». Это надо бы учитывать нашей власти. Что-то в продовольственной политике требуется поменять.

БЕЛОЗЁРОВ: - Мы - военные, наше дело воевать. Судя по тому, что Колесников движется в сторону Новохопёрска, он намерен пойти на соединение с армией Антонова, на Там-бовщине. И этого мы не должны допустить.

ШТАБ КОЛЕСНИКОВА

КОЛЕСНИКОВ: - Ну шо, командиры - пора принимать решение. Красные части окружили нас, как волков.У них и артиллерия, и конница, и бронепоезда. Да и по числу они превосходят.

НУТРЯКОВ: - Командует ими Белозёров, знаешь?

КОЛЕСНИКОВ: - Знаю. У этого ко мне личные счёты...Этот не успокоится. Короче, к Антонову, командиры, двигаем. По ночам, лесами. В самом деле, как волки.

ВАРРАВА: - Я не пойду, Иван. В Тамбове - мы там. чужие, можно сказать. Ещё как дело повернётся. Я тут остаюсь. Дома оно лучше. Знаешь, куда сунуться. Кто поможет, а кто и. это, предаст.

КОЛЕСНИКОВ: - Гляди, тебе виднее. Неволить никого не буду. Ты, Нутряков - как настроен?

НУТРЯКОВ: - Я пойду. У меня другого пути нет, Иван Сергеевич.

КОЛЕСНИКОВ: - Ты, Митрофан?

БЕЗРУЧКО: - Чего спрашиваешь, Иван?! С тобой до конца.

ВО ДВОРЕ.

БЕЗРУЧКО: - Ну шо, дед, ты, мабуть, отправляйся до дому. Кляча твоя старая, дальней дороги не выдержит.

НИКИФОР: - А вы куда, Митроша?

БЕЗРУЧКО: - Это. военная тайна, тебе знать не положено. А за службу - спасибо. Народному делу ты пользу принёс.

НИКИФОР: - Рад стараться!

БЕЗРУЧКО: - Ну, иди, иди. А мы - поихалы.

ГОЛОС ДИКТОРА: И НАЧАЛАСЬ МНОГОДНЕВНАЯ НАПРЯЖЁННАЯ ГОНКА - ОТРЯД КОЛЕСНИКОВА, НАСЧИТЫВАЮЩИЙ ОКОЛО ПЯТИСОТ САБЕЛЬ И ДВУХСОТ ШТЫКОВ, ЛЕТЕЛ БЕЗ ПЕРЕДЫШКИ НА СЕВЕР, В НОВОХОПЁРСКИЕ И ТАМБОВСКИЕ ЛЕСА, А ЗА НИМ ПО ПЯТАМ МЧАЛИСЬ КАВАЛЕРИЙСКИЕ ПОЛКИ БЕЛОЗЁРОВА, МИЛОНОВА, СЕМЁНОВА. БОЕВЫЕ СТЫЧКИ СЛУЧАЛИСЬ ПОЧТИ ЕЖЕДНЕВНО. ОТРЯД ПОВСТАНЦЕВ, ТЕРЯЯ БОЙЦОВ, ТАЯЛ, НО УПОРНО ПРОБИВАЛСЯ К ЗАВЕТНОЙ ЦЕЛИ.

20 ФЕВРАЛЯ 1921 ГОДА.

НОВОХОПЁРСК.

РАССВЕТ.

КОЛЕСНИКОВ (слезает с коня): - Фу-у.Ну вот и Новохопёрск. Красные малость отстали, переведём дух. Разведка доложила - Белозёров только к вечеру тут будет. Надо передохнуть.

БЕЗРУЧКО: - И правда - хоть ноги размять. А, Демьян?

iНе можете найти то, что вам нужно? Попробуйте сервис подбора литературы.

ДЕМЬЯН: - Так точно, Митрофан Василич. А то задницы уже не чую. Скачем и скачем.

БЕЗРУЧКО: - Война, чего ты хочешь!..Нравится воевать?

ДЕМЬЯН: - Особо с такими командирами, как вы.

БЕЗРУЧКО: - Ишь, научився балакать! Хвалю! А я, Демьян, в охотку воюю. Ветер мозги продувае. На жизню по-другому глядишь.

БОЙ В НОВОХОПЁРСКЕ. ГОРОД ВЗЯТ ЛЕГКО - СОПРОТИВЛЯЛСЯ МЕСТНЫЙ МАЛОЧИСЛЕННЫЙ ГАРНИЗОН СЛАБО.

ИЗ-ЗА УГЛА ЦЕЛИТСЯ КРАСНОАРМЕЕЦ.

СМЕРТЕЛЬНО РАНЕН НУТРЯКОВ.

НУТРЯКОВ: - Ну, кажись, словил я свою пулю.

КОЛЕСНИКОВ: - Ты шо, Иван Михайлович, а? Подымайся!

НУТРЯКОВ: - Нет. не подняться.

БЕЗРУЧКО: - А ну, Кондрат, Филимон...хлопцы, кладите его на подводу. Так, осторожней. Куда тебя, Нутряков? Зайцев, глянь!

ЗАЙЦЕВ(осмотрев рану): - Не жилец он. Ничем помочь не могу.

НУТРЯКОВ: - Дальше иди. Иван Сергеевич. Один я. не в счёт...Иди... (умирает).

КОЛЕСНИКОВ: - Да нет, и ты в счёт, и все хлопцы, которых мы потеряли...Прощай, Иван Михайлович. Прости, что не сберегли...Помнить о тебе буду всю жизню.

БЕЗРУЧКО: - Давай в лесу его похороним, не здесь. Красные всё одно сотрут его могилу с лица земли.

ЛЕС. БЫСТРЫЕ ПОХОРОНЫ. ПРОЩАЛЬНЫЙ ЗАЛП.

БЕЛОЗЁРОВ( у карты): - Железной дороги Колесникову не миновать. Где он будет пытаться переходить её, как думаете?

СЕМЁНОВ: - Вот здесь. Глухое место, густой лес. БЕЛОЗЁРОВ: - Бронепоезд сюда! День и ночь чтоб курсировал! МИЛОНОВ: - А я бы вот тут стал переходить, у станции Терновая. БЕЛОЗЁРОВ: - Почему?

МИЛОНОВ: - Потому что нормальный человек не стал бы этого делать.

БЕЛОЗЁРОВ: - А Колесников - ненормальный?

МИЛОНОВ: - Он умный, Андрей Лукич. И опытный командир.

БЕЛОЗЁРОВ: - Хорошо, принимается. Сделаем вид, что станция эта нас не интересует. Спрячемся.

НОЧЬ. ВПЕРЕДИ - ЖЕЛЕЗНАЯ ДОРОГА. ТОЛЬКО ЧТО ПРОШЁЛ БРОНЕПОЕЗД. ТИХО.

КОЛЕСНИКОВ: - Ну, хлопцы, с Богом! Вперёд!

БОЙ У ЖЕЛЕЗНОЙ ДОРОГИ. ПОТЕРИ С ОБЕИХ СТОРОН.

НО (СИЛЬНО ПОРЕДЕВШИЙ) ОТРЯД КОЛЕСНИКОВА ВСЁ ЖЕ НА ТОЙ СТОРОНЕ.

БЕЛОЗЁРОВ:- Ушёл, всё-таки! Выскользнул...Теперь попробуй его достань! Эх!

Т И Т Р : «СЕЛО КАБАНЬ-НИКОЛЬСКОЕ.

ВОТЧИНА АНТОНОВЦЕВ»

ЗАСТАВА.

КОННЫЙ РАЗЪЕЗД. - Стой! Кто такие?

КОЛЕСНИКОВ: - Колесников я. Из Воронежской губернии. СТАРШИЙ: - А-а. Погоди, доложу. (уезжает).

25 ФЕВРАЛЯ 1921 ГОДА.

КАМЕНКА. ШТАБ АНТОНОВА.

ЗДЕСЬ АНТОНОВ, БОГУСЛАВСКИЙ. ЯЗЫКОВ.

АНТОНОВ: - Ну, здорово, Колесников, здорово! С прибытием на боевую тамбовскую землю. Пробился-таки, молодец! Наслышан о тебе. И Юлиан Мефодьевич рассказывал, и в народе хорошая о тебе молва.А, голова политотдела!.. Живой?

БЕЗРУЧКО: - Как видишь, Александр Степанович. И не ранен ни разу.

АНТОНОВ: - Значит, умеешь прятаться.

БЕЗРУЧКО: - А командиру нашему досталось - в январе.

КОЛЕСНИКОВ: - Дело прошлое, Митрофан. Зачем об этом?

АНТОНОВ: - Познакомься, Колесников, - это мой заместитель, Богуславский Александр, бывший подполковник армии Деникина. Ну, Языкова ты знаешь.

БОГУСЛАВСКИЙ: - Рад приветствовать, Иван Сергеевич.

КОЛЕСНИКОВ: - И я тож.

ЯЗЫКОВ: - Много бойцов привёл?

КОЛЕСНИКОВ: - Чуть больше четырёхсот.

АНТОНОВ: - Сколько?!! Четыреста человек от дивизии?! У тебя же было почти восемь тысяч, Колесников! Или мне врали? А, Языков? Ты врал?

ЯЗЫКОВ: - Нет, Александр Степанович, не врал.

АНТОНОВ: - Тогда - где бойцы?

КОЛЕСНИКОВ: - Я воевал всю зиму. Навалились красные части, нас практически взяли в кольцо. Я много людей потерял в боях, погиб под Новохопёрском Нутряков, начальник штаба...Часть людей дезертировала.

АНТОНОВ: - Ещё бы не дезертировать от такого командира! Расхлябанная дисциплина, пьянки-гулянки, свадьбу затеял. А? Была свадьба?

КОЛЕСНИКОВ: - Ну. это в шутку. просто отдыхали.

АНТОНОВ(кричит): - А обоз с оружием, который я тебе посылал, где? Тоже шуточки? Я по винтовочке, по патрону этот обоз собирал, Колесников! А ты его просрал! Ты! Под Новохопёрском его и перехватили чекисты. Кто им сообщил про обоз?

КОЛЕСНИКОВ: - Не я же!

АНТОНОВ: - Не ты. Чёрт его знает, может, и тут, у нас, информация просочилась. А эти ушлые чекисты.Ненавижу их легавое отродье!..Хоть и сам в красной милиции служил, но эти .изуверы! Без мыла в задницу залезут!..Вокруг пальца обведут!.. Ладно. Языков, дай спичку!..(закуривает). - Садитесь все. Чего стоим?..

РАССЕЛИСЬ.

АНТОНОВ: - Ты вот что, Колесников: я же планировал совместные с тобой боевые действия в Воронежской губернии. Массированные удары по Борисоглебску и Острогожску. Мы вынудили бы коммунистов уйти оттуда. И нам прямая дорога на Воронеж. И ты бы сидел там губернатором.

БЕЗРУЧКО: - Против нас воевали кадровые части Красной армии, Александр Степанович. Эти рубаки.

АНТОНОВ: - Помолчи, политотдел. Эти рубаки и против меня воюют - Тухачевский, Жуков, Котовский.Слыхал про таких?.. Вот. И мы им всыпаем как следует. Тогда они газом давай моих бойцов травить. Это как?..Это запрещено международной конвенцией!.. Но мы всё равно не сдаёмся. В лесах сидим, в болотах. И победим! Коммуняк в России не будет. Запомните мои слова!

ШТАБНЫЕ ВЯЛО АПЛОДИРУЮТ.

АНТОНОВ: - Всё на сегодня. Александр, заготовь приказ: Колесникова назначить командиром Первого Богучарского полка. Кого привёл, с теми пусть и воюет. А там видно будет.

БОГУСЛАВСКИЙ: - Слушаюсь!

КАМЕНКА. ДОМ РАИСЫ . НОЧЁВКА. ( в углу, у печи, - телёнок)

БЕЗРУЧКО: - Пустишь переночевать, хозяйка? Штаб Антонова до тэбэ определил.

РАИСА: - Ну, раз определил.

БЕЗРУЧКО: - Ты особо не переживай. Нас токо двое. Воронежские мы.

РАИСА: - Каких тут только не перебывало!.. Раздевайтесь. Из еды у меня только картоха.

БЕЗРУЧКО: - А нам больше и не надо ничего. Самогон свой, хлеб есть.

РАИСА: - Шашки свои покидайте, вон в угол. Ходите, цепляетесь.

БЕЗРУЧКО: - «Покидайте!» Это, мать, боевое оружие. С ним надо бережно обращаться, как с бабой. Глянь, какое красивое! Вон у Ивана: бачишь - белые ножны.

РАИСА: - Белые, чёрные. один чёрт! Ешьте!

БЕЗРУЧКО: - Садись с нами, выпей.

РАИСА: - И выпью, а что? Бабе иной раз и выпить хочется. Наливай. Погоди, я стаканы достану. А что это твой дружок смурной такой? Молчит и молчит.

БЕЗРУЧКО: - Он командир, его голова делами забита до отказу.

РАИСА: - А-а.Ну, давайте!..Ух, крепкий самогон! Сам гнал?

БЕЗРУЧКО: - Ага. С одной бабой на печи. Ха-ха-ха.

РАИСА: - И когда ж вы только навоюетесь?

БЕЗРУЧКО: - А вот Советы скинем. Тебя, мать, как звать-то? Меня, к примеру, Митро-фаном.

РАИСА: - Какая я тебе мать?! Мне недавно тридцать только исполнилось (Снимает с головы платок).

БЕЗРУЧКО: - О-о.И правда.

РАИСА: - Чую по говору - хохлы вы? А, Иван? Чего ты всё молчком?!

КОЛЕСНИКОВ: - Да можно и так сказать - хохлы. Украина там, у нас, рядом.

БЕЗРУЧКО (поёт): - Ой, дивчина в саду гуляла,

Мени губы подставляла.

- Рая, дай поцелую, а? Нравишься ты мне.

РАИСА: - Отстань!..Целовальщик нашёлся!..Кому сказала?.. Иван, давно воюешь?

КОЛЕСНИКОВ: - С шестнадцатого года. За царя, за белых, за красных. Антонов - какой? Зелёный?..Осточертело всё. Лёг бы и не вставал.

РАИСА: - Ну-у.А с виду - не скажешь.Укатали сивку крутые горки.

БЕЗРУЧКО: - Не, это он так, придуривается. Командир у нас - что надо!.. Рая, а хочешь, я твоему телку башку срублю? Одним махом. Раз - и всё!

РАИСА: - Себе сруби, дурак. Пей да спать ложись. Вон, на лавке, под окном.

БЕЗРУЧКО УКЛАДЫВАЕТСЯ СПАТЬ.

РАИСА: - Мужа моего красные убили. Тут, недалеко от Каменки, бой был. Ефим тоже у Антонова служил. Не сломить вам Советы, Иван! Силища у них.

КОЛЕСНИКОВ: - Поглядим, Рая, поглядим. У Антонова народу тоже немеряно. В Сибири народ поднялся. Да наши, воронежские...Там, дома, - тыщи!

РАИСА: - Ладно, вижу, у тебя глаза слипаются. Лезь на печь.

КОЛЕСНИКОВ: - Считай, неделю до вас скакали. Три ночи не спав...Как не слипаться?

СПУСТЯ ВРЕМЯ

РАИСА: - Подвинься, хохол. За постой, поди, платить надо. Двое мужиков в доме, а я бобылкой спи. Ха-ха-ха. Пусти-ка под бочок.

ВОРОНЕЖСКАЯ ГУБЕРНИЯ.

С ХОЛМА ШМАТКО НАБЛЮДАЕТ В БИНОКЛЬ ЗА ОТРЯДОМ

ВАРРАВЫ

ШМАТКО: - Ага, кажись, старый знакомый! Варрава. На-ка, глянь, Дегтярёв.

iНе можете найти то, что вам нужно? Попробуйте сервис подбора литературы.

ДЕГТЯРЁВ: - Да он, он! Папаха его, и конь под ним чёрный, с белой грудью.

ШМАТКО: -Так-так!..Ты гляди, у них и тачанка, и кони один лучше другого...А ну, ребятушки, - намётом! Дибцов, возьми левый фланг, а мы справа. Вперёд!

ВАРРАВА УХОДИТ ОТ ПОГОНИ ЧЕКИСТСКОГО ОТРЯДА

ВАРРАВА: - Хлопцы! Воевать вместе, а отступать - врозь! Рассыпались!.. (Его отряд бросился в разные стороны).

ШМАТКО: - Ладно, побегай пока. Денёк-другой.

ДИБЦОВ: - В Шиповом лесу они.

ШМАТКО: - И до леса доберёмся.

ЕДУТ НА КОНЯХ: КОЛЕСНИКОВ, БЕЗРУЧКО И КОНДРАТ С ФИЛИМОНОМ

БЕЗРУЧКО: - Иван, ты не особо расстраивайся.

КОЛЕСНИКОВ: - Ты о чём?

БЕЗРУЧКО: - Что тебе Антонов вчера сказав. Это он сдуру, не подумавши. Твоё дело воевать и воевать хорошо. Тут свой авторитет заробыть надо. Давай четырнадцатую бригаду красных тряханём. Бегает и бегает за нами. До того надоела, аж в носу свербит.

КОЛЕСНИКОВ: - Поковыряй в носу, пройдёт.

БЕЗРУЧКО: - Нет, я серьёзно. Сил у нас хватит, можем и станцию Жердевка отбить.

КОЛЕСНИКОВ: - На кой она чёрт, эта станция? Поезда - у красных, рельсы...Коням нашим они не нужны.

БЕЗРУЧКО: - Пока что тут на нас, як на чужаков глядят. Мол, чего вы там, у себя в губернии, творили, нам неведомо. А вы тут, на Тамбовщине, покажите.

КОЛЕСНИКОВ: - Ты, пожалуй, прав. Я подумаю.

ГОЛОС ДИКТОРА:

- 5 МАРТА 1921 ГОДА В РАЙОНЕ СТАНЦИИ ЖЕРДЕВКА КОЛЕСНИКОВ ПРОВЁЛ УСПЕШНУЮ ОПЕРАЦИЮ ПРОТИВ 14-Й КАВАЛЕРИЙСКОЙ БРИГАДЫ КРАСНЫХ. ОДИН ИЗ ПОЛКОВ БРИГАДЫ БЫЛ ЗАГНАН В РЕКУ, ДРУГОЙ С БОЛЬШИМИ ПОТЕРЯМИ ВЫНУЖДЕН БЫЛ ОТСТУПАТЬ.

ГЕОРГИЙ ЖУКОВ, КОМАНДОВАВШИЙ ЭСКАДРОНОМ, ПОЗЖЕ ВСПОМИНАЛ: «.АНТО-НОВЦЫ В ТОТ ДЕНЬ ВСЫПАЛИ НАМ КРЕПКО.»

СЕЛО СЕМЁНОВКА. ШТАБ КОЛЕСНИКОВА.

ПРИСУТСТВУЮТ: КОЛЕСНИКОВ, БЕЗРУЧКО, БОГУСЛАВСКИЙ.

БОГУСЛАВСКИЙ: - Иван Сергеевич, Антонов поздравляет тебя с победой - и у Жердев-ки, и здесь, в Семёновке.

КОЛЕСНИКОВ: - Спасибо.

БОГУСЛАВСКИЙ: - Но у него к тебе претензии.

КОЛЕСНИКОВ: - Какие?

БОГУСЛАВСКИЙ : - Как-то ты себя очень независимо ведёшь. Операции надо планировать совместно с Главоперштабом.

КОЛЕСНИКОВ: - Славу хочете делить.. Ну-ну.

БОГУСЛАВСКИЙ: - И второе: Александр Степанович просит поделиться захваченным оружием. Так сказать, в счёт долга.

КОЛЕСНИКОВ: - Какого ещё долга?!

БОГУСЛАВСКИЙ: - Потерянного обоза, который он вам посылал.

КОЛЕСНИКОВ (резко): - Не дам. Это наши трофеи.

БЕЗРУЧКО: - В самом деле, Александр: чего ради пулемёты и винтовки вам отдавать? Наши хлопцы головы за них положили. Орудия - у нас их три штуки, - заберите. Они нам, як собаке пятая нога - снарядов нема, и таскай их.

БОГУСЛАВСКИЙ : - Зря ты так, Иван Сергеевич. Антонова надо слушаться, он хозяин Тамбовщины.

КОЛЕСНИКОВ: - У меня своя голова на плечах, и я давно уже не пацан, чтобы батьку слу-хать.Мне воевать тоже чем-то надо. Так и передай Александру Степанычу.

БОГУСЛАВСКИЙ: - Ну, тебе виднее. Так и доложу.

БЕЗРУЧКО: - Добре, Иван, добре! Чего нам на кого-то горбатиться. Нехай сами чешутся.

СТАРАЯ КАЛИТВА. ДОМ КОЛЕСНИКОВЫХ.

МАРИЯ АНДРЕЕВНА: - Девки, ту семенную картоху, шо мы осенью спрятали, надо перебрать. Скоро сажать будемо. Тепло идёт.

ПРАСКОВЬЯ: - Продотряд может заявиться, мамо. Опять они свирепствуют - всё подчистую в слободе метут. Раньше, когда Иван в Красной армии служив.

МАРИЯ АНДРЕЕВНА: - Знаю, знаю. Нас не трогали, да. А теперь, девки, выживать надо. Ивана нам не простят. А голод кругом. Господи! Да за что ж такая кара?

ОКСАНА: - Давайте потихоньку переберём. И спрячем семена получше.

НАСТЯ: - В сарае надо яму выкопать. Или две. В разных местах. Если в одной найдут.

ПРАСКОВЬЯ: - Оксана, кажись, к тебе пришли.

ОКСАНА: - Кто?

ПРАСКОВЬЯ: - А вон, глянь. (За плетнём стоит Данила).

ОКСАНА: - Иди, скажи ему, что я не выйду. Всё - отрезанный ломоть.

ПРАСКОВЬЯ ОДОБРИТЕЛЬНО КИВАЕТ, ВЫСКАКИВАЕТ НА УЛИЦУ. ДАНИЛА, ПЕЧАЛЬНО ВЫСЛУШАВ ЕЁ, УХОДИТ.

ТАМБОВСКАЯ ГУБЕРНИЯ. КОНЕЦ ФЕВРАЛЯ 1921 ГОДА.

ЛЕС. ЛАГЕРЬ ПОВСТАНЦЕВ.

НАД ЛЕСОМ КРУЖИТ АЭРОПЛАН. СБРАСЫВАЕТ ЛИСТОВКИ.

ЛИСТОВКА: «СОВЕТ НАРОДНЫХ КОМИССАРОВ СВОИМ РЕШЕНИЕМ ОТ 12 ФЕВРАЛЯ 1921 ГОДА ОДОБРИЛ ПОСТАНОВЛЕНИЕ ТАМБОВСКОГО ГУБИСПОЛКОМА О ПРИОСТАНОВЛЕНИИ ВЫПОЛНЕНИЯ ПРОДОВОЛЬСТВЕННОЙ РАЗВЁРСТКИ И ЗАМЕНЕ ЕЁ ПРОДНАЛОГОМ.»

БЕЗРУЧКО: - Вот, Иван, бачишь - новая прокламация. Как думаешь, не брешут коммунисты с этим продналогом?

КОЛЕСНИКОВ: - Нет, не брешут. Во всех деревнях об этом говорят. А продналог - это крестьянину выгодно: отдал один раз и живи дальше, торгуй излишками. А скоро посевная, побежит народ из наших полков. Умные люди в Москве сидят. Не иначе, сам Ленин приду-

БЕЗРУЧКО: - Верно. Хоть и враг он нам, а голова у него - дай Бог каждому! Это ж надо! Германский шпион, а придумать такое.Я вот всё размышляв: куда Ленин свою мыслю по-вернёт?Бачь, придумав - продналог! Нам теперь и крыть нечем. Опору под ногами у нас вырвав. Чего я хлопцам казать буду?

КОЛЕСНИКОВ: - А то и говори: с большевиками нам не по пути. Надо продолжать борь-

БЕЗРУЧКО: - Да, нам лично с тобой - назад пути нету. А тому же Демьяну, или Фильке. -Ты послухай, шо в этой прокламации написано: «.Члены бандформирований, насильно вовлечённые в войну против власти, добровольно явившиеся с оружием. будут прощены.» Ты думаешь, у нас таких не найдётся?

КОЛЕСНИКОВ: - Найдутся. Вон Зайцев, лекарь, сбежал.Поэтому всем надо говорить: вас ждёт расстрел. Нехай думают.

БЕЗРУЧКО: - До дому надо вертаться, Иван. Шо мы тут, как волки, в самом деле? В лесу, в землянках, запаршивели...Сейчас, после этих листовок, народ к нам тут, на Тамбовщине, по-другому относиться будэ. Да и по домам бойцы побегут - посевная скоро.

КОЛЕСНИКОВ: - Я и сам про это думаю. И вообще, Митроша, - дома и стены помогают.

БЕЗРУЧКО: - Да дом наш теперь - вся Россия.Лучше б куда подальше, спрятаться. Чтоб вовек не нашли. Кондрат! Чайник там вскипел? Неси, а то кишки уже слиплись, жрать охота.

КОНДРАТ: - У Фильки костёр еле горит. Потерпите.

КОЛЕСНИКОВ: - Лежать в могиле лучше дома, Митрофан. Хоть кто-нибудь на могилу придёт, цветок положит.

БЕЗРУЧКО: - Иван, ну шо за мысли?! Ты хоть на людях такого не кажи.

ПОЗДНИЙ ВЕЧЕР. ЛАГЕРЬ СПИТ.

ЧАСОВОЙ ДЕМЬЯН МАНШИН.

ДЕМЬЯН: - Стой! Кто идёт?

КОЛЕСНИКОВ: - Я это, Колесников.

ДЕМЬЯН: - А, Иван Сергеич. А я чуть не пальнув. Чего не спишь?

КОЛЕСНИКОВ: - Да блохи загрызли. И посты решил проверить...Что это у тебя рот свистит, Демьян?

ДЕМЬЯН: - Зубов нету. Кондрат повыбивал.

КОЛЕСНИКОВ: - За что?

ДЕМЬЯН: - А то не знаешь?! Ты же приказал. Я ушёл тогда из полка Гришкиного. Листовку, шо с самолёта кидали, спрятал. Кондрат старался.

КОЛЕСНИКОВ: - Я не приказывал зубы тебе выбивать.

ДЕМЬЯН: - Ну. не знаю. А в листовке правильно написано.

КОЛЕСНИКОВ: - Опасные речи ведёшь, Демьян.

ДЕМЬЯН: - А мне теперь один чёрт - шо вы прикончите, шо красные. Я четыре месяца в банде. Кто простит?

КОЛЕСНИКОВ: - Может, и не зря мы с тобой мучаемся, Демьян? Как после нас жить будут? Власть-то мы заставили продразвёрстку отменить.

ДЕМЬЯН: - Заставили.А ты думаешь, они это забудут?!

КОЛЕСНИКОВ: - Не забудут, нет. Может, пойти повиниться?

ДЕМЬЯН: - Ишь ты, как поворачиваешь! Нас заставляли воевать, в зубы били, а теперь -повиниться?! Поздно, Иван Сергеич. Поздно! Теперь я у тебя могу спросить: за что сам воевал? А?

ТРЕТИЙ СОН КОЛЕСНИКОВА

СТАРАЯ КАЛИТВА. ЗНОЙНОЕ СОЛНЕЧНОЕ ЛЕТО. СЕЛЬСКАЯ ИДИЛЛИЯ.

СЕМЬЯ КОЛЕСНИКОВЫХ ЗАНЯТА УБОРКОЙ ХЛЕБА.

НА ПОЛЕ : КОЛЕСНИКОВ, ОКСАНА, МАРИЯ АНДРЕЕВНА,

ПРАСКОВЬЯ, НАСТЯ И НЕСКОЛЬКО РЕБЯТИШЕК.

ОКСАНА НА СНОСЯХ.

КОЛЕСНИКОВ ( за обедом):- Эх, вот так бы жить и жить, а, бабы? Красота какая! И чего ещё человеку нужно?

ОКСАНА: - Хорошо бы так жить, да. Детишки вон растут.

МАРИЯ АНДРЕЕВНА: - Ты не надрывайся, Оксана. Скинешь ещё.

ОКСАНА: - Я потихоньку, мамо. На вилы много не беру.

МАРИЯ АНДРЕЕВНА: - Ну, гляди, аккуратней. Иван, а ты куда это собрався?

КОЛЕСНИКОВ: - На войну, куда же! Царь приказал.

ЦАРЬ (Николай Второй): - .Германия объявила войну России. Русский солдат, не раз спасавший своё Отечество, будет вести эту войну до победного конца...Я верю в русского солдата.

ЛЕНИН: - Землю мы раздали крестьянам, фабрики и заводы - рабочим. Мы опирались и всегда будем опираться на рабочих и крестьян.И будем стоять насмерть за свои завоевания.

БЕЛОЗЁРОВ: - .Колесников, у тебя хорошие перспективы в Красной армии.

ГУСЕВ: - А я чувствовал, Колесников, что ты не наш человек, чувствовал.

ЦУКЕРМАН: - Вы бьётесь за правое дело, Иван Сергеевич. Это дорого каждому русскому человеку.

МАРИЯ АНДРЕЕВНА: - Брось банду, Иван!

АНТОНОВ (кричит): - А обоз с оружием, который я тебе посылал, где, Колесников? Где, я спрашиваю?!!

ПОВТОР КАДРОВ В УСКОРЕННОМ ТЕМПЕ: - ЦАРЬ...ЛЕНИН...

iНе можете найти то, что вам нужно? Попробуйте сервис подбора литературы.

БЕЛОЗЁРОВ.ГУСЕВ. ЦУКЕРМАН.МАТЬ.АНТОНОВ

КОЛЕСНИКОВ (просыпается в холодном поту) : - Фу, чёрт! Навалились.Душу разорвали на мелкие кусочки.

БЕЗРУЧКО (поднимает голову): - Ты чего, Иван? Чертовщина, небось, приснилась?

КОЛЕСНИКОВ: - Приснилась...Именно чертовщина!.. Я пойду на свежий воздух, покурю.

ГОЛОС ОКСАНЫ: «Люблю тебя, Ваня. До самой смерти любить буду.»

КОЛЕСНИКОВ: - И я тебя люблю, Ксюша! Ох, как люблю, моя коханая! (вынимает серьги и колечко, любуется ими).

ГОЛОС ДИКТОРА: В НАЧАЛЕ АПРЕЛЯ 1921 ГОДА НЕБОЛЬШОЙ КОННЫЙ ОТРЯД КОЛЕСНИКОВА ВЕРНУЛСЯ В ВОРОНЕЖСКУЮ ГУБЕРНИЮ. НО И ЗДЕСЬ ЖИЗНЬ ПОВСТАНЦЕВ МАЛО ЧЕМ ОТЛИЧАЛАСЬ ОТ «ТАМБОВСКОЙ»: ТОТ ЖЕ ЛЕС, ЗЕМЛЯНКИ, ПОЛУГОЛОДНОЕ СУЩЕСТВОВАНИЕ.

19 АПРЕЛЯ 1921 ГОДА.

ВОРОНЕЖ. ГУБЧЕКА.

ЛЮБУШКИН (по телефону): - Станислав Иванович, это Любушкин. Слушай: есть оперативная информация, что Колесников вернулся. Да, не добили его там, на Тамбовщине. Бать-ко Ворон живой?

НАУМОВИЧ: - Живой, живой! Гоняется за Варравой и Стрешневым. Малость подранили его в одном из боёв, но сейчас всё нормально.

ЛЮБУШКИН: - Катя Вереникина как?

НАУМОВИЧ: - Сейчас здесь, со мной.

ЛЮБУШКИН: - Скажи, что понадобится её помощь в Старой Калитве. Опознать кой-кого.

НАУМОВИЧ: - Понял. Михаил Иванович, Колесников. у него сколько сабель?

ЛЮБУШКИН: - Эскадрон. Сабель девяносто. Но это всё - отпетые, с покаянием не придут. Будем гонять их день и ночь. Пока не прикончим. А пока возьми там семью Колесникова в заложники.

СТАРАЯ КАЛИТВА.

ДОМ КОЛЕСНИКОВЫХ.

НАУМОВИЧ, ВЕРЕНИКИНА, БОЙЦЫ.

НАУМОВИЧ: - Так, Колесниковы. Ты, Марья Андреевна, и ты, Оксана. не знаю как тебя по батюшке. Собирайтесь.

МАРИЯ АНДРЕЕВНА: - Куды это? Нам огород надо сажать.

НАУМОВИЧ: - Сама посидишь, отдохнёшь.

ОКСАНА: - У меня дитё малое! И живот, видишь, снова пухнет.

ТАНЮШКА: - Дядя, а мой папка - генерал! Он у бандюков командир.

НАУМОВИЧ: - Слыхала, жена генерала?.. Вот за это и посидишь, пока он не явится к нам с повинной. Вы, девчата. Как зовут?

ПРАСКОВЬЯ: - Прасковья я.

НАСТЯ: - Настя.

НАУМОВИЧ: - Вот, Прасковья и Настя: если кто явится к вам с приветом от Колесникова, или он сам, вы так и передайте: мол, мать твою и жену арестовали, Иван Сергеевич. Сидят в кутузке, в Россоши. Или в Павловск отвезём...Одевайтесь, живее!

УВОЗЯТ ПЛАЧУЩИХ ЖЕНЩИН.

ОКСАНА: - Танюшка, доченька, слушайся Параску и Настю!.. МАРИЯ АНДРЕЕВНА: - О, господи! Да что ж это деется, а?!

ДОМ НИКИФОРА. НАУМОВИЧ, КАТЯ.

НАУМОВИЧ: - Ну что, дед, навоевался? НИКИФОР: - Да слава Богу, всё кончилось.

НАУМОВИЧ: - Для кого кончилось, а для кого нет. Ты, нам сказали, при самом штабе Колесникова был?

НИКИФОР: - Да був. истопником, можно сказать. КАТЯ: - Лида Соболева как погибла, Никифор? НИКИФОР: - Да как. Филька, охранник Колесникова, убил. КАТЯ: - А про Павла что знаешь?

НИКИФОР: - Павлу я помог бежать, дыру ему в сарае на Новой Мельнице показав. А его потом у Данилы Дорошева словили.

НАУМОВИЧ: - Да, так и было. Я с Дорошевым разговаривал. В общем так, Сетряков: мы ещё уточним кое-чего.Если у тебя грехов особых перед Советской властью нету.

НИКИФОР: - Да Боже упаси, гражданин начальник! Ни в одного вашего красного не стрельнув! У меня и обрез-то без бойка був. Печку топил в штабе да Колесникова на тарантасе катал.

НАУМОВИЧ: - Ну, за это тоже надо наказывать. Так, а коня где взял? НИКИФОР: - Дак. это. Выдали, значит, мне. за службу. НАУМОВИЧ: - Ага! За службу!.. Сидорчук! СИДОРЧУК: - Я! НАУМОВИЧ: - Забери коня.

НИКИФОР: - Хлопцы! Да конь-то старый...Хлопцы!

ЖЕНА НИКИФОРА: - Иди в дом, дурак! Скажи спасибо, шо тебя самого не забралы! ЧЕКИСТЫ УЕЗЖАЮТ. 28 АПРЕЛЯ 1921 ГОДА.

БОЙ ОТРЯДА КОЛЕСНИКОВА С ОТРЯДОМ ШМАТКО.

БЕЗРУЧКО: - Ну, Иван, тикать нам надо, пока живые. Воевать, конешно, интересно, но чекистов, глянь, раза в два больше. Порубают они нас, как капусту.

КОЛЕСНИКОВ: - Скажешь тоже! Куда тикать?! Дальше Калитвы нам дороги нету. Ты возьми хлопцев, да ударь по красным из лощины.

БЕЗРУЧКО: - Хлопцы твои бачишь где? Вон, в лес поскакалы. Попробуй их догони!

КОЛЕСНИКОВ СКАЧЕТ ОТСТУПАЮЩИМ НАПЕРЕРЕЗ.

КОЛЕСНИКОВ: - Стой! Кому сказав?! Назад, подлюки! Назад!

ДЕМЬЯН: - Сам ты подлюка!.. Гнида!.. (Стреляет Колесникову в спину). - А я навоевался, хватит. - Митрофан! Безручко! Колесникова убило! Вон, бачишь?

КОЛЕСНИКОВ ПОВИС НА КОНЕ.

БЕЗРУЧКО: - Иван! Ты слышишь меня? КОЛЕСНИКОВ: - В лес...скачи...

БЕЗРУЧКО: - Держись, я зараз.Хватайся за меня...Вот так, крепше!

КОЛЕСНИКОВ: - Не спеши. Тряско.

БЕЗРУЧКО: - Потерпи! Нам бы до лесу...Там схоронимся.

К СИДЯЩЕМУ У КОНЯ ДЕМЬЯНУ ПОДСКАКИВАЮТ ВСАДНИКИ

ДЕМЬЯН: - Хлопцы! Не стреляйте! Это я Колесникова убил!

ШМАТКО: - Ну-ка, ну-ка, это что за гусь!

ДЕМЬЯН: - Любушкин.Он мне наказывал.

ШМАТКО: - Ты Любушкина знаешь?

ДЕМЬЯН: - Знаю! Он мне наказывал.

ШМАТКО: - Дегтярёв, забери его. Куда Колесников поскакал? ДЕМЬЯН: - Туда, в лес. Его Безручко повёз. ШМАТКО: - За мной!

В ЛЕСУ.

КОЛЕСНИКОВ: - Спусти на землю, Митроша. На земле надо помирать. БЕЗРУЧКО: - Иван, да ты погоди помирать. Щас я тебя перевяжу.Кровь как хлещет. твою мать!

КОЛЕСНИКОВ: - В спине. в спине пуля! Кто-то сзади пальнув. из своих. Обидно!.. Я же за них. жизнь поклав. А выходит, зря...Не той дорожкой поскакав, не той...Брось меня, Митрофан, скачи! Чекисты сейчас тут будут. Закидай ветками и скачи. Успеешь. БЕЗРУЧКО: - Да як же я тебя брошу, Иван?!

КОЛЕСНИКОВ: - На вот. передай Оксане.Полгода, считай, в кармане возил.(отдаёт серьги и кольцо).

СКАЧУТ ЧЕКИСТЫ.

КОЛЕСНИКОВ: - Скачи, Митроша! Скачи...Не жилец я...Смерть - вот она, чую. Прощай.

БЕЗРУЧКО УСПЕВАЕТ СКРЫТЬСЯ В ЛЕСУ.

ШМАТКО: - Это Колесников?

ДЕМЬЯН: - Он самый.

ШМАТКО: - Ну и хорошо. Отбегался.

РОССОШЬ. МЕСТНАЯ ТЮРЬМА. ЖЕНСКАЯ КАМЕРА ПОЛНА ЗАЛОЖНИЦ. ОТКРЫВАЕТСЯ ДВЕРЬ.

ТЮРЕМЩИК: - Колесниковы. кто? ОКСАНА: - Мы. Я и вот свекровь. ТЮРЕМЩИК: - На выход. С вещами.

В КОРИДОРЕ.

ТЮРЕМЩИК: - Идите до дому. Кончили вашего Ивана Сергеича, Царство ему небесное. ОКСАНА: - Как?!

МАРИЯ АНДРЕЕВНА: - Ой, сыночка! Убили...Убили...Я знала.

ПО ЗЕЛЁНОЙ МАЙСКОЙ СТЕПИ ИДУТ УБИТЫЕ ГОРЕМ МАРИЯ АНДРЕЕВНА И ОКСАНА.

ДОМ КОЛЕСНИКОВЫХ. НОЧЬ, ОСТОРОЖНЫЙ СТУК В ОКНО.

МАРИЯ АНДРЕЕВНА: - Кто тут?

ФИЛИМОН: - Это я, Филимон. Открой, тётка Мария.

ФИЛИМОН: - С дурной вестью я к вам.

МАРИЯ АНДРЕЕВНА: - Знаем.

ФИЛИМОН: - Иван ваш в лесу, в Красёвском. Там его бросили. Чекисты сказали, мол, кому надо - пусть забирают. Многих наших побили...Чека свирепствует, никого не щадит. Я еле убёг. Безручко. он тут Оксане от Ивана передал. (отдаёт кольцо и серёжки). Мне нельзя в Калитве оставаться. Расстрел, не иначе. Прощевайте! На том свете свидимся. (уходит).

МАРИЯ АНДРЕЕВНА: - Привезти Ивана надо. Похоронить по-людски. Рядом с отцом. Собирайтесь, девки.

МОГИЛА КОЛЕСНИКОВЫХ.

НА ФОТОГРАФИИ - ОТЕЦ (СЕРГЕЙ НИКАНОРОВИЧ КОЛЕСНИКОВ) И СЫН (ИВАН СЕРГЕЕВИЧ КОЛЕСНИКОВ)

ОКСАНА: - Тут твой папка, Танюша.

ТАНЮШКА: - А мы тоже умрём?

ОКСАНА: - Да. Когда старенькие будем.

ТАНЮШКА: - Жаль...Я не хочу умирать. Зачем тогда жить?

ОКСАНА: - Чтобы помнить тех, кто за нас умер. Всегда своего папку помни, поняла?

ТАНЮШКА: - Поняла. Я никогда его не забуду.

10 МАЯ 1921 ГОДА.

ЗАСЕДАНИЕ РЕВТРИБУНАЛА.

БЫКОВ: - Расскажите, Маншин, о своём участии в банде Колесникова.

ДЕМЬЯН: - А шо рассказывать?

БЫКОВ: - Как убивали председателя волостного исполкома Меловатки Клеймёнова, комсомольского вожака этого же села Жиглова, бойцов продотряда...Потом разбойничали в тамбовских лесах, грабили население.

ДЕМЬЯН: - Мы не грабили, нам так давали. Мы же за народ воевали.

БЫКОВ: - Народ, что вас поддерживал, - это всё кулаки и зажиточные крестьяне, которые ненавидят Советскую власть. А руководить они поставили бандита Антонова. Он тоже скоро предстанет перед судом...Товарищи, какие есть вопросы к подсудимому?

ПЕРВЫЙ ЧЛЕН ТРИБУНАЛА: - Всё ясно, Георгий Федотович. Маншин - бандит высшей марки. Расстрел!

ДЕМЬЯН: - Погодите, гражданы судьи! Как расстрел? Я же помог вам...Колесникова стрельнул. Мы с Любушкиным договорились.Когда этот. Ворон. подскакал, я же сказал. А Любушкин обещав.

ВТОРОЙ ЧЛЕН ТРИБУНАЛА: - Что ты тут плетёшь, Маншин? Батько Ворон, Любушкин...-Кто тебе чего обещать мог? Если и был какой-то разговор.Это обычная оперативная работа. Ты Клеймёнова, Жиглова убивал? Красноармейцев из продотряда.

iНе можете найти то, что вам нужно? Попробуйте сервис подбора литературы.

ДЕМЬЯН: - Ну. я же рассказывал Любушкину. Григорий, наш полковой, заставил. Я и стрельнул.

БЫКОВ: - А мы тебя стрельнем. Много ты вреда Советской власти принёс, Маншин. Кровь её лучших сынов пролил. Враг ты! И оставлять тебя в живых никак нельзя. А то, что ты про Колесникова говоришь.Мог и кто-то из отряда Шматко его убить. А ты себе приписываешь. Главное, нет этого бандита. Так, товарищи, хватит, думаю, дискуссий, у нас много ещё дел на рассмотрении. Давайте голосовать...Единогласно. Высшая мера наказания. Приговор привести в исполнение.

У СТЕНЫ - ПЛЕННЫЕ КОЛЕСНИКОВЦЫ.

КОМАНДИР ОТДЕЛЕНИЯ: - Заряжай!.. Пли!

СТАРАЯ КАЛИТВА.

СУЛКОВСКИЙ, ЛЮБУШКИН, НАУМОВИЧ

С ВЫСОКОГО БУГРА ОСМАТРИВАЮТ МЕСТНОСТЬ

СУЛКОВСКИЙ: - Вот, значит, какая она, Калитва! Красивое место, ничего не скажешь. Дон, лес, простор...А где штаб Колесникова был, Михаил Иванович?

ЛЮБУШКИН: - А вон там, на Новой Мельнице. Оттуда - вся округа как на ладони. Стратегическое место.

СУЛКОВСКИЙ: - Что там сейчас?

НАУМОВИЧ: - Часть отряда Якова Шматко. Наблюдательный пост. Так, на всякий случай. Банды ещё шалят - Варрава, Стрешнев, Безручко.Банды немногочисленны, по двадцать-тридцать человек, но беспокоят, да.

СУЛКОВСКИЙ: - Дома зачинщиков и активных бандитов здесь, в Старой Калитве, уничтожили?

НАУМОВИЧ: - Пока не все. До иных руки не дошли, иных пощадили.

СУЛКОВСКИЙ: - Кого именно?

НАУМОВИЧ: - Колесникова, Назарука... Там одни женщины остались. Жена Колесникова, к тому же, на сносях.

СУЛКОВСКИЙ: - Что я слышу, товарищи чекисты? Какая может быть пощада? Вы забыли Терновку, Меловатку, сотни казнённых наших советских и партийных работников?! А сколько бойцов Красной армии мы в боях с бандитами потеряли!.. Семьи бандитских командиров - выселить, их дома сжечь! Всё! Это приказ.

ДИБЦОВ И ДЕГТЯРЁВ ПОДЖИГАЮТ ДОМ КОЛЕСНИКОВЫХ.

ЗДЕСЬ: МАРИЯ АНДРЕЕВНА, ОКСАНА, ПРАСКОВЬЯ И НАСТЯ, ТАНЮШКА, ЖИТЕЛИ КА-ЛИТВЫ - ЕФРОСИНЬЯ, ДУНЬКА, ГЛАФИРА, НИКИФОР, ДАНИЛА, ЕГО МАТЬ. Пытаются тушить пожар, но чекисты из отряда Шматко мешают это делать.

ПРАСКОВЬЯ: - Да что ж вы стоите, мамо? Хоть цибарку воды на огонь вылейте!

МАРИЯ АНДРЕЕВНА: - Нехай горит.Господь Бог за Ивана наказав.

ПРАСКОВЬЯ: - Да вы с ума сошли, мамо! Какой Бог?! Батько наш столько сил поклав на этот дом.

МАРИЯ АНДРЕЕВНА: - За Ивана это, за Ивана.Оксана, брось ведро! Кому сказала? Дитё скинешь!

НИКИФОР БЕРЁТ ИЗ РУК ОКСАНЫ ВЕДРО.

ТАЩИТ К ОГНЮ.

ДИБЦОВ: - А ну, дед, отойди. Кому говорю?! Вражий это дом. И ты, тётка, отойди. А то и твой спалим.

ФРОСЯ: - А где им жить? Тут же одни бабы! И Оксана, бачишь, с пузом!?

ДЕГТЯРЁВ: - С пузом, без пуза...У начальства спрашивай. Раньше надо было Колесникову думать. Не подымал бы хвост против законной власти, и дом бы не трогали. Да и сам был бы живой. Егор, плесни-ка керосинчику вон на тот угол - что-то плохо горит.

ГДЕ-ТО ЗА САРАЕМ.

ПРАСКОВЬЯ: - Ты что, Оксана, рожать надумала? Рано же ещё!

ОКСАНА:- Цибарку чижолую. подняла.Ох!.. Танюшку уведите.А-а-а-а.

ГУДИТ ПОДВЕШЕННЫЙ КУСОК РЕЛЬСА

ИВАШКА БЬЁТ ПО НЕМУ ЖЕЛЕЗОМ

ИВАШКА: - Ага, победили красных? Победили?! Они теперя всю Калитву спалят!..

Сценарий

ДЕГТЯРЁВ ПРОГОНЯЕТ ИВАШКУ.

ДЕГТЯРЁВ: - Нечего тут трезвонить. Тихо жить надо, не бунтовать.

ПОП: - Бог не простит антихристов, не простит.Дьявольская это власть!

ПОЛЫХАЕТ ОГОНЬ. КРИЧИТ НОВОРОЖДЁННЫЙ.

ГОЛОС ДИКТОРА:

АЛЕКСАНДР СТЕПАНОВИЧ АНТОНОВ БЫЛ УБИТ ТАМБОВСКИМИ ЧЕКИСТАМИ 24 ИЮНЯ 1922 ГОДА В СЕЛЕ НИЖНИЙ ШИБРЯЙ УВАРОВСКОГО УЕЗДА ТАМБОВСКОЙ ГУБЕРНИИ .

МЕЛКИЕ ОТРЯДЫ ПОВСТАНЦЕВ В ВОРОНЕЖСКОЙ ГУБЕРНИИ ПРОДОЛЖАЛИ СОПРОТИВЛЕНИЕ ВЛАСТЯМ ТАКЖЕ ДО ЛЕТА 1922 ГОДА.

В ОГНЕ И КРОВИ РОЖДАЛОСЬ ПОКОЛЕНИЕ НАШИХ ОТЦОВ И МАТЕРЕЙ, ДОНСКИХ КРЕСТЬЯН, КОТОРЫМ ПРЕДСТОЯЛО ЖИТЬ ПРИ СОВЕТСКОЙ ВЛАСТИ СЕМЬДЕСЯТ ЧЕТЫРЕ КОРОТКИХ ГОДА - ВСЕГО ЛИШЬ ОДНУ ЧЕЛОВЕЧЕСКУЮ ЖИЗНЬ .

К О Н Е Ц Ф И Л Ь М А

Мятежная Калитва Текст научной статьи по специальности «Языкознание и литературоведение»

Похожие темы научных работ по языкознанию и литературоведению , автор научной работы — Барабашов Валерий Михайлович

Текст научной работы на тему «Мятежная Калитва»