CC BY
59
А.В. Михалев
«МЯГКАЯ СИЛА» СОВРЕМЕННОЙ МОНГОЛИИ И ПРИГРАНИЧНЫЕ РЕГИОНЫ РОССИИ
Михалев Алексей Викторович - кандидат исторических наук, докторант кафедры истории, археологии и этнографии Бурятского госуниверситета (Улан-Удэ).
Современная Монголия - это государство, активно развивающееся благодаря открытой экономике и иностранным инвестициям в ее горнодобывающую отрасль1. Начиная с 2012 г., она демонстрирует стабильный прирост ВВП, достигающий 14% в год. Являясь геополитически зажатой между Россией и Китаем, она не имеет выхода к морским тихоокеанским портам, а следовательно, и на мировой рынок. Однако на уровне политических взаимоотношений дело обстоит иначе. Начиная с 2000-х годов, Монголия в рамках сотрудничества с НАТО разместила свои контингента в Афганистане, Сьерра-Леоне и Ираке. Все это дало основание ряду западных экспертов говорить о том, что Монголия в перспективе может стать важным центром, на который будут ориентироваться страны Центральной Азии. Как утверждает американский исследователь А. Кэмпи: «Монголия имеет все шансы стать лидером в Центральной Азии. Эталоном демократии. Она может стать ключевым связующим звеном между Востоком и Западом, возрождая Великий Шелковый Путь» [10, с. 4].
Сегодня Монголия активно формирует свой положительный образ в мире, что находит соответствующий отклик в приграничных регионах России, связанных с ней общностью истории и культуры. Позитивный образ Монголии способствует более тесному региональному экономическому сотрудничеству, в котором она стремится получить экспортные привилегии на регио-
1. Исследование выполнено при финансовой поддержке РГНФ в рамках научно-исследовательского проекта РГНФ («Большая игра» в современной Внутренней Азии: Проблемы нестабильности и безопасности в регионе), проект № 12-03-00007.
нальных рынках России, а историко-культурную общность использует для решения демографических проблем. Эта тема остается все еще малоизученной, несмотря на достаточно большое количество опубликованных работ. На протяжении последних 20 лет в политологической литературе Монголия чаще всего рассматривалась как объект влияния мировых держав. В первую очередь, это исследования Б.В. Базарова [2], А.С. Бреславского [3], А.С. Же-лезнякова [5], Н.И. Карбаинова [4], С.Г. Лузянина [6], В.А. Родионова [8].
В данном исследовании предпринимается попытка рассмотреть основы «мягкой силы» Монголии в контексте региональных отношений с Россией. Работа опирается на материалы социологического исследования, проводившегося на базе Бурятского госуниверситета в 2006 г. «Бурятия и Монголия: Образы геокультуры в региональном дискурсе» [7].
•Мягкая сила» и постпанмонгольский дискурс
В период советского присутствия почти любое взаимодействие Монголии и приграничных с нею регионов СССР, выходившее за рамки идеологии и практики социалистического содружества, рассматривалось через призму панмонголизма2. К концу 1980-х годов идеи общности монгольских народов и стремления создать некую общность «Великая Монголия» стали выглядеть политическим оксюмороном. В новых экономических условиях, возникших после распада СССР и ухода России из его зоны влияния, Монголия стала развиваться в рамках модели либеральной демократии, постепенно теряя связи с приграничными российскими регионами. В итоге место бывшего СССР в ее экономике занял активно развивающийся Китай, а в политике таким партнером стали США.
В начале 2000-х годов Россия стала предпринимать активные попытки «возвращения» на монгольские рынки и к более тесному стратегическому партнерству. В результате этого упрочились связи на региональном уровне. Хотя в Монголии конца 2000-х годов сохранялся низкий уровень жизни (средний заработок в стране составил 300 долл. в месяц - существенно меньше среднесибирского показателя в 500 долл.), экономические успехи Улан-Батора стали привлекать внимание в приграничных регионах России (на Алтае, в Бурятии и Туве). Улан-Батор постепенно стал приобретать статус туристического центра, сумевшего сформировать облик столицы «кочевой демократии».
2. Под этим термином зачастую понимались любые попытки поиска общемонгольского единства. В 1937 г. НКВД «раскрыло» в Бурятии «панмонгольский заговор», были расстреляны несколько десятков тысяч человек.
Более того, Монголия стала выступать как исторический центр демократии в регионе. Дж. Буш, говоря о монголо-американском сотрудничестве, назвал Монголию «бастионом демократии в Северной Азии»3. Генеалогию этого явления принято выводить со времен Великого курултая, избравшего Темучжина великим ханом, который получил имя Чингисхан. Был разработан образ родины Чингисхана и аутентичной номадной цивилизации, в основе которой лежат скотоводство, буддизм и демократия. Эти три составляющие определили содержание постпанмонгольского дискурса, выражающего новые региональные амбиции Улан-Батора. Претендуя стать центром демократического движения в Центральной Азии, Монголия активно выступает с идеей открытого общества. Однако эта ситуация осложняется ростом ксенофобских настроений в столице страны, что портит ее благоприятный образ за рубежом.
Кочевая цивилизация
Концепт кочевой цивилизации принадлежит А.Дж. Тойнби [9, с. 190], рассматривавшего данный тип цивилизации в числе так называемых «задержанных цивилизаций», фактически отказывая им в творческом начале. Впоследствии эти идеи были развиты другими европейскими и монгольскими учеными, и термин утратил негативный смысл. Сегодня кочевая цивилизация -это уникальный способ существования человека, а также особая культура и философия, основанная на бережном отношении человека к природе и противопоставляемая аграрному и индустриальному миру. Ядром данной цивилизации принято считать Монголию. Российские субъекты Тува и Бурятия являются в данной концепции периферией, утратившей изначальные коды, поэтому активно их восстанавливающей [1]. В этих условиях происходит экспорт идей кочевой цивилизации из Монголии как некоего особого уклада, характерного для всех монгольских и тюркских народов. В основе концепции кочевой цивилизации философия тенгрианства - почитание неба. Нарратив тенгрианства прослеживается в большинстве публикаций в региональных СМИ, транслирующих идеи монгольской кочевой цивилизации: «Жить по законам неба - значит жить в гармонии с природой. Это непреложный закон степняков... Стремление нанести минимальный ущерб природе выражается как в психологии монголов, так и в способах вести домашнее хозяйство, а также в рационе народной кухни. Лес в Монголии не подвергается столь варварскому уничтожению, как у нас, по вине двуногих хищников... В Монголии развита охота на волков. Тем не менее прагматизм у монголов соче-
3. Буш ездил в Монголию проведать лошадь Рамсфельда // [Электронный ресурс] / Режим доступа: news.flexcom.ru/world/2005/11/22/141265/
тается поразительным образом с бережным почитанием культа волков как мифических небесных псов, благородных, сильных, беспощадных к предателям, признающих волю вожаков»4.
Данные идеи напрямую заимствованы или перекликаются с теориями Л.Н. Гумилёва и евразийцев, но в преломлении к кочевой цивилизации. С другой стороны, тенгрианство является особой формой неогегельянства. В этой модели Вечное Синее Небо обладает всеми атрибутами мирового духа и находит свое воплощение в скотоводческой экономике и особой культуре. Эта культура связана с культом Чингисхана, средневековых воинов, почитанием волков и коней. Публичный дискурс приграничных субъектов России заимствует данные художественные образы из Монголии. Однако подчеркнем, что идеи кочевой цивилизации хорошо осваиваются в России не только в силу исторических корней, но и потому, что некоторые ее философские основания были разработаны отечественными мыслителями Л.Н. Гумилёвым и Н.К. Рерихом.
Распространение идей кочевой цивилизации позволяет Монголии быть центром притяжения, ориентиром для Тувы и Бурятии. Речь идет прежде всего о национальной элите данных субъектов Российской Федерации, ориентирующихся на ценности кочевой культуры. Монголия сохраняет привлекательность в глазах этой элиты, несмотря на партнерские отношения Улан-Батора и НАТО, а также давление на российские предприятия, находящиеся на ее территории.
Цивилизационный код был де-факто сформулирован в последнее 20-летие ХХ в., однако оказался вполне востребованным инструментом современной политической жизни. При этом даже та часть СМИ, которая не склонна оперировать новым лексиконом кочевничества, зачастую ссылается на специфический характер жителей степи. Он подразумевает открытость, дружелюбие, гостеприимство и наивность: «...и в центре страны, в Гоби, случается по 200 км людей не встретишь. Потому и сердечны встречи людей.. Но бесспорный вывод - люди везде предобрейшие, отменно гостеприимные. Главная пословица в Монголии: "Мой дом - твой дом"»5. Данные категории чаще всего воспроизводятся в прессе и формируют образ страны, который способствует ее туристической привлекательности и экспортируется в страны Запада. Путевые заметки современных европейских путешественников, как правило, находятся под влиянием идей кочевой цивилизации.
4. Хамаганова Д. «Благословенный край Монголия» // «Номер один» от 18 августа 2004 г.
5. Гончаров Г. Неведомая Монголия // [Электронный ресурс] / Режим доступа: http://veter.turizm. ru/49/nevedom. shtml
Демократия
Демократия стала основным атрибутом Монголии, наряду с кочевой цивилизацией и буддизмом. Презентация себя как наиболее демократичного государства в регионе является едва ли не основой современной внешнеполитической доктрины Монголии. Эти идеи активно поддерживаются западными политологами, рассматривающими Монголию как оплот демократии, зажатый между двумя авторитарными гигантами: Россией и Китаем (островок демократии в море авторитаризма6). В этом духе высказывалась госсекретарь США Хилари Клинтон во время своего визита в Улан-Батор в 2012 г.7.
На уровне повседневности демократия связывается с кочевым наследием и идеей курултаев (племенных советов) эпохи Средневековья. Современная Монголия выступает как исторический преемник Великого монгольского государства времен Чингисхана, а сам Чингисхан выступает как основатель монгольской демократии. Эти идеи транслируются в российских региональных СМИ: «Чингисхан объединил всех монголов, а когда можно будет ждать нормальной помощи от нынешнего монгольского государства?! Могли бы хоть школу монгольскую в Бурятии финансировать»8.
Распространение идей демократии в ее либеральном варианте - это миссия, которую выполняют и монгольские вузы. Конференции, школы и семинары, формирующие представление о монгольской демократии как особом пути, являющемся продуктом кочевой ментальности, ежегодно проводятся в Улан-Баторе. В то же время отмечается устойчивая мода на получение высшего образования в Улан-Баторе среди части выпускников школ Бурятии и Тувы. Формируется статус Монголии как идеологического ориентира в регионе. «В Казахстане, России, Китае, почти во всех странах Центральной Азии президенты и их сторонники любят утверждать, что демократия, как форма правления, не подходит менталитету народов региона. Тем самым они отказывают своим народам в праве выбора. Во время своего недавнего визита в Монголию государственный секретарь США Хилари Клинтон сказала, что Монголия помогает преодолеть стереотип, что демократия - это понятие,
6. Выражение получило широкое распространение после визита Дж. Буша в Улан-Батор в 2005 г.
7. В Монголии госсекретарь Клинтон призывает к укреплению демократии и прав женщин // [Электронный ресурс] / Режим доступа: http://iipdigital.usembassy.gov/st/ russian/article/2012/07/201207108743. html#axzz2dL6J642m
8. Форум «Новости из Монголии» // [Электронный ресурс] / Режим доступа: www. buryatia.org
присущее только Западу»9. О высоком уровне свободы в Монголии в сравнении с Китаем и Россией вынесли заключение такие организации, как Freedom House и Amnesty International. Президент Национального фонда демократии США К. Гершман заявил, что Монголия стремится внести свой вклад в дело укрепления демократии и обеспечения прав и свобод человека; более того, сегодня она может поделиться с другими странами опытом и уроками, накопленными на пути демократии10.
Говорить о планомерном идеологическом влиянии Монголии на приграничные регионы России было бы неправомерно. Однако региональные российские СМИ достаточно часто некритично пишут о ситуации в соседней стране, замалчивая недостатки и преувеличивая достижения. Изредка выходящие в центральных российских СМИ достаточно взвешенные публикации о Монголии расцениваются в приграничных регионах как проявление колониализма. Все это формирует отношение к политическому режиму в Улан-Баторе как к правительству единственного монгольского государства, борющегося за свою независимость и свободу в сложных политических условиях. Выступая перед представителями СМИ в Вашингтоне, президент Ц. Элбэгдорж заявил: «Я верю в силу свободы, когда люди свободны, они склонны творить, они склонны быть чуткими... и это ведет к миру и процветанию. Сила свободы делает Монголию великой, и мы ведем к ней своим примером». Руководство Монголии, следуя выбранной модели развития, убеждено, что своим примером оно способно увлечь своих соседей на данный путь.
В то же время необходимо сказать, что региональные средства массовой информации чутко реагируют на изменения в Улан-Баторе. Так, арест бывшего президента страны Н. Энхбаяра и лишение его сына и преемника по партии активных избирательных прав были квалифицированы как свидетельство стремления монгольских демократов к авторитаризму. Эти действия нанесли существенный ущерб демократической репутации Монголии, особенно в приграничных регионах России. Важно отметить, что во время визитов в Бурятию Н. Энхбаяр неоднократно заявлял о своем смешанном халха-ско-бурятском происхождении, что вызывало определенные симпатии у населения. Президентские выборы 2013 г. в Монголии сместили представления о политическом режиме в этой стране в сторону аналогии с Казахстаном.
9. Демократия Монголии стала примером в Азиатско-Тихоокеанском регионе // [Электронный ресурс] / Режим доступа: http://www.montsame.gov.mn/ru/index.php/ politics/item/605-2013-04-28-04-27-02
10. Там же.
Буддизм
В период строительства социализма на территории этой страны находилось единственное в странах СЭВ учебное учреждение, готовившее ламское духовенство. Оно находилось при храме Гандан Тегчленг в Улан-Баторе. В него поступали послушники монастырей из Бурятии, Калмыкии, Тувы -так называемых буддистских регионов СССР. В 1970 г. под влиянием конфликта между СССР и КНР в Монголии была создана Азиатская буддистская конференция за мир. Во многом ее деятельность была направлена против китайской экспансии, а также на символическую поддержку тибетского правительства в изгнании. Именно поэтому Далай-лама XIV получил возможность посетить Монголию в 1979 г. Все это способствовало росту внешнеполитической роли Гандан Тегчленга как буддистского центра в странах социализма. Однако с 1990-х годов ситуация начинает меняться. Это связано с двумя тенденциями, характерными для Внутренней Азии в целом. Во-первых, это национализация буддизма в контексте национально-культурного возрождения, начавшегося в постсоветский период. Роспуск Центрального духовного управления буддистов (ЦДУБ) определил процессы децентрализации буддизма на территории России. Формирование национально ориентированного буддизма (бурятского, монгольского, тувинского), несмотря на противоречие с самыми основами этой религии, привело к утрате Монголией статуса центра. Во-вторых, 1990-2000-е годы - это период распространения буддизма, проповедуемого тибетскими ламами, приезжавшими из Индии и создававшими самостоятельные структуры, которые действовали автономно от национальных. Рост авторитета тибетских учителей буддизма в Бурятии, Монголии и Туве стал едва ли не главным идеологическим трендом начала XXI в. в этих странах.
Это зачастую приводит к дипломатическим эксцессам в отношениях с КНР. Особенно это касается визитов лидера тибетских буддистов в Улан-Батор. Далай-лама открыто приезжает в Монголию, встречается с верующими, политическими и общественными деятелями. Это вызывает негативную реакцию в Пекине, поскольку власти КНР считают его главой тибетских се-паратистов11. Однако Монголия занимает последовательную позицию, ссылаясь на исторические традиции. Каждое поколение буддистских лам в этой стране имело тесную связь с Тибетом и его теократическим главой. Сегодня эта традиция продолжается, в результате обучения монголов в Дхармасале формируется влиятельная группа поддержки тибетского правительства в изгнании. По сей день вопрос о Далай-ламе и его деятельности является одним из наи-
11. МИД Китая осудил Монголию за организацию визита Далай-ламы // [Электронный ресурс] /Режим доступа: www.interfax-religion.ru/?act=news&div=13410
более сложных в монголо-китайских отношениях. С другой стороны, буддизм как культурная и религиозная традиция является основной составляющей образа Монголии как суверенного государства в мировом общественном мнении.
Сегодня монгольские ламы представляют в буддистских регионах России группу духовенства, пользующуюся большим авторитетом. Так, в Бурятии представитель Монгольского буддийского центра (монастыря «Гандан») Бурэнжаргал-лама работает в дацане (буддийском монастыре-университете) Хамбын Хурэ (г. Улан-Удэ) по контракту уже второй год. В число видных представителей монгольских буддистов в Бурятии входит хандалама Туяа. О ней часто пишет региональная пресса, в буддистском мире хандалама является достаточно крупной величиной. На протяжении 15 лет Цэндсурэнэй Туяа приезжает в Бурятию. Ее деятельность во многом способствовала становлению и развитию женской буддистской общины (сангхи) в Улан-Удэ. Особенности буддистской миграции в регионе емко раскрыл в интервью один из священнослужителей: «Для нас, буддистов, не существует границ и государств - это все иллюзия. Где бы мы ни находились, главное - учение. Мы живем в сангхе, а она не имеет границ. Многие из наших учителей учились в Индии, Непале, Монголии» [7, с. 98].
Связи между буддистами Монголии и Бурятии на протяжении последних 300 лет были наиболее устойчивыми. Наряду с монголами в Бурятию по приглашению Традиционной Буддистской Сангхи приезжают и тибетцы. Делить по этническому признаку буддистов было бы не совсем правильно, так как это отдельное направление в миграционных процессах Центральной Азии, связанное не с этнической, а с религиозной идентичностью. Большое значение имеет принадлежность к различным направлениям буддизма, так называемым школам Ньингмапа, Карма Кагью, Чод. Все перечисленные направления появились в буддистских регионах России в 1990-е годы.
Помимо этого существует еще религиозная иерархия территорий. Пространство буддийских регионов Внутренней Азии персонифицируется с воплощениями буддистских божеств. Так, хранителем Монголии является Ваджрапани, его нахождение буддийские монахи предположительно локализуют на севере Монголии [7, с. 85]. Покровителем Бурятии является Зеленая Тара. В иерархии образов Монголия занимает позицию «защитника веры». Данный образ активно эксплуатируется в региональных СМИ и формирует специфику восприятия Монголии в регионе.
Подчеркнем в заключение, что современная Монголия - это страна, балансирующая между Китаем, США и Россией. В условиях стабильного экономического роста стало возможным говорить об ее амбициях регионального лидера. Улан-Батор может рассчитывать на экономический успех за счет привлечения туристов из России, а также на лоббирование идеи восстановле-100
ния разрушенных советских производственных связей. После 1990 г. объемы поставок монгольского сырья в приграничные регионы России существенно упали. Монополию на закупку этого сырья получил Китай, диктующий на него демпинговые цены.
В то же время монгольский национализм служит сдерживающим фактором в отношении китайской экспансии в Монголию. Создание стройной концепции «мягкой силы» позволило бы Улан-Батору оказывать влияние на монголов, проживающих в КНР.
В 2012 г. президент Монголии Ц. Элбэгдорж обратился к монголам всего мира с призывом приезжать в Монголию и принимать участие в развитии ее экономики и культуры. На его призыв откликнулись не только монголы Китая, но и хазарейцы Афганистана. Опираясь на идею кочевой цивилизации, демократию и буддизм, современная Монголия претендует как минимум на три ключевых позиции в регионе: 1) прародины всех монголов; 2) территории равных возможностей; 3) лидера буддистского мира. Используя «мягкую силу», она сможет более успешно решать как текущие, так и стратегические задачи своего развития.
Литература
1. Абаев Н.В. Цивилизационная геополитика и этнокультурные традиции народов Центральной Азии и Алтай-Байкальского региона. - Кызыл, 2006. - 100 с.
2. Базаров Б.В. Глобализация и проблемы рубежных геополитических регионов // Байкальский регион и геополитика Центральной Азии: История, современность, перспективы. -Иркутск, 2004. - С. 12-22.
3. Бреславский А.С. «Благословенный край Монголия»: Версия бурятских СМИ // Монголия и Бурятия: Геокультурные образы пространства. - Улан-Удэ, 2006. - С. 34-47.
4. Галиндабаева В.В., Карбаинов Н.И. Интернет-образы Монголии: «Окраина цивилизации» и «историческая родина» // Монголия и Бурятия: Геокультурные образы пространства. -Улан-Удэ, 2006. - С. 19-34.
5. Железняков А.С. Монгольская геополитика и фактор России (по данным социологического опроса) // Гуманитарные исследования Внутренней Азии. - Улан-Удэ, 2007. - № 1. -С. 15-18.
6. Лузянин С.Г. Восточная политика Владимира Путина. Возвращение России на «Большой Восток» (2004-2008 гг.). - М., 2007. - 448 с.
7. Монголия и Бурятия: Геокультурные образы пространства / Отв. ред. А.В. Михалев. -Улан-Удэ, 2006. - 135 с.
8. Родионов В. А. Региональная идентичность современной Монголии // Владимировские чтения-V. Доклады Всероссийской научной конференции. - М., 2006. - С. 90.
9. Тойнби А.Дж. Постижение истории / Пер. с англ. - М., 2001. - 640 с.
10. Campi A. Mongolia's Integrating with Asia's Heartland. Finding a Future and Rediscovering the Past // VIII Международный конгресс монголоведов. - Улан-Батор, 2002. - С. 3-9.
