CC BY
66
Ольга Белова
«Мы жили по соседству...» Этнокультурные стереотипы и живая традиция1
Традиция славяно-еврейского соседства в таких регионах этнокультурных контактов, как Подолия, Галиция, Полесье, Понеманье насчитывает несколько веков. За столь длительный период был выработан уникальный механизм этнокультурного сосуществования, в котором объединились этнографическая реальность и целый комплекс фольклорно-мифологических стереотипов в отношении «своих» и «чужих». Значительную роль в развитии социальной и культурной жизни местечек играло полиэтническое и поликонфессиональное население. В начале XX в. доля еврейского населения некоторых местечек достигала 80%. Именно евреи, составлявшие до Второй мировой войны основное население местечек, определяли и уклад жизни, и благосостояние жителей окрестных сел.
Ольга Владиславовна БЕЛОВА
Институт славяноведения РАН, Москва
В то время как славянское (украинское, белорусское и польское) наследие этих регионов изучено достаточно подробно и представле-
1 Статья написана в рамках работы над проектом «Этнокультурные стереотипы в картине мира славянских народов (электронная текстотека и поисковая система)», поддержанным РФФИ (проект 03-06-80067).
но в классических трудах П. Чубинского, М. Драгоманова, М. Левченко, Ф. Волка, Д. Щербаковского, М. Федеровского, Е. Романова, П. Шейна, О. Кольберга и других исследователей, «еврейская составляющая» этих локальных традиций долгое время оставалась вне поля зрения исследователей. Поэтому непреходящую ценность для специалистов в области иудаики и славистики представляют результаты экспедиций С. Анского на Волынь и в Подолию, проведенных в 1912—1914 гг. Однако эти материалы, к сожалению, до сих пор не введены в широкий научный оборот.
Таким образом, детальное изучение механизма этнографического соседства в таком уникальном культурном образовании, как восточноевропейское местечко («штетл»), специфики межкультурного диалога и, если угодно, «мифологии соседства» еще предстоит осуществить.
Немало интересного для исследователя славяно-еврейских этнокультурных и этноконфессиональных связей содержится и в классическом труде Д.К. Зеленина — предпринятом им «Описании рукописей Ученого архива Императорского Русского географического общества» (1914—1916).
Но начать хотелось бы с примера из полевой практики.
Летом 2001 г. во время экспедиции по бывшим местечкам южной Подолии мы записали рассказ о необычном обряде, якобы имевшем место в легендарном местечке Меджибоже, связанном с жизнью основателя хасидизма Баал Шем Това. Сведениями об этом обряде поделился Олег Николаевич Грабовский, главный архитектор проекта «Хмельницкархпроект», родом из Меджибожа.
Повествование О.Н. Грабовского об обычае «выкупа места» для покойника и о своеобразном ритуале, сопровождавшем это действо, основано на рассказах его бабушки, которая родилась и прожила жизнь в Меджибоже.
«Ритуал такой был, шо они [евреи] подбегают — "откип" [т.е. выкуп] это называлось. [В Меджибоже евреи нанимали украинца, который должен был при входе на кладбище останавливать похоронную процессию и требовать выкуп за место.] Они бегут, подбегают к воротам, ворота должны быть закрыты, и он с той стороны открывает эти ворота, они его умоляют: "Открой, последнего похороним. Больше не будем хоронить, больше умирать не будем". [Страж ворот отвечал:] "Мест нету", — говорит. [Чтобы получить место, евреи давали ему выкуп. Однажды] подбегают они, дали ему червонец, он открывает ворота: "Для всех места хватит!"» (зап. А.В. Соколовой).
В описании явно присутствуют элементы ритуального диалога, характерного для «магии против смерти», и значимая фигура «чужого» — гоя — нанятого на роль местечкового Харона. Однако что перед нами: местный анекдот или осколок забытой тра-
диции? «Перепроверить» это свидетельство было невозможно — большинство местечек превратились в села с моноэтничным населением: евреев давно уже нет ни в Мурафе, ни в Вербовце, ни в Сатанове. Несколько десятков евреев живет в Шаргороде, в соседнем Копайгороде в 2001 г. проживала одна еврейка — Дора Иосифовна Яцкова-Креймер (1924 г.р.). Что касается Меджи-божа, в последние годы в результате возобновления паломничества к месту захоронения Баал Шем Това евреи стали снова появляться в местечке, но это уже пришлые, «не наши», во многом подобные многочисленным туристам, посещающим могилу праведника.
Прояснить упомянутый сюжет отчасти позволило обращение к источникам. И здесь самое время вернуться к «Описанию» Д.К. Зеленина, в котором нашелся сходный пример из соседнего региона — Ровенского у. Волынской губ.
Автор материала «Этнографические сведения о Ровенском у.» (рукопись 1854 г.) В.И. Абрамович отмечает: «Степанские евреи в холерный 1853 г. наняли одного отставного солдата сидеть ночью у ворот кладбища (у них кладбище Окопысько хорошо огорожено и имеет одни только ворота, запираемые на замок): если ночью привезут мертвого и попросят отворить двери, то солдат должен был ответить: "Не могу, ибо нет места", а при усиленной просьбе: "На сей раз, хоть тесно, да сыщу, но больше не везите, ибо нет и не будет места для холерного места!", — и побожился бы христианским Богом. Но подвыпивший солдат обманул евреев, ответив на спрос: "Давай сюда: целое местечко, ей Богу, уложу.'"» [Зеленин 1914: 312].
Итак, материал 150-летней давности содержит следующие детали, на которые стоит обратить внимание: это упоминание о холере, борьба с которой требовала совместных усилий независимо от конфессиональной принадлежности», это «магия слова» и использование «чужого» сакрального понятия (божбы) для отгона болезни.
Вообще же «холерные» сюжеты демонстрируют яркие примеры совместного противодействия бедствию в культурном пространстве местечка. В 2001 г. в пос. Сатанов Городокского р-на Хмельницкой обл. нами был записан рассказ о чудотворной иконе, находящейся в местной православной церкви, и о том, что происходило в местечке во время эпидемии холеры.
«Моя мама сохранила [икону], колы цэркву в трицать пьятому роцу [разрушили], то дуже иконы були дорогие, вси позолочены. У нас Мария Магдалина празднують, дуже велыкый празднык. Тому, шо тут в Сатанови холера называлась. Вот нияко лечение нэ буди. Выдет и — по улице йдэш — и всё, конэц. Вжэ умэр, умэр. И не признавали [лечения]. То взялы тую икону — большая, дуже вона исцелитель — то начали вдовы, четыре нэсли. И потом мэнялыся. Вона пид стеклом была, в рамках, тяжолая.
Всёй Сатанов и кругом рэчки нэсли и спивалы, значыть, такое рэлигиозное, церковное, и тут мост буу маленький, поставили йий на мост и сразу прекратилася. В леса пойшло.
Колы прынэсли в цэркву эту икону, и прамо та як живая. Я ще маленькая была, смотрим — дыхает! икона тая. Така была весёлая — и прекратилась [холера].
Все-все выходили, и евреи тоже. И молились, воны религиозные булы. То прынэсли мы, и сразу прекратилось. Даже есть кладбиш-че за еврейским — там «холерский цвэнтар» называют, там много с Сатанова умерли. И вот празднуемо, дуже велыкий у нас праз-нык, чэрэзмесяц он» [запись сделана 23.06.2001. — О.Б.].
И тая икона, мама сохранила, то милиция по хатах, а ми близко от церкви, и пришоу староста и говорить: «Занесить, бо милиция будэ проверяти, хто возле церкви живэ, занеси тую икону». Мама говорить: «Нет, нехай забырають у тый, у Хмэльницкий у тюрьму. То, кажэ, я з дэтьми забэру, но я нэ отдам». Но, правда, нэ ходыли милиция, ничо, так сохранилась. То мама в семьдесяь трэтьему роци, было ужэ девяносто пьять рокиу ей, умерла и сказала мэни: «Охраняй тую икону, пока будэш жить». И у нас вот много приез-жають и на ту икону смотрять, така большая икона. Сейчас священник большие рамки сделал. Да, сдала в цэркву, и зара дужэ мы здесь празднуем.
[Кто участвовал в обходе с иконой?] Еврэи нэ йшли. Сами правослауные. И то вдовы нэсли. Четыри вдовы надо, потом меня-юлыся воны. Всёй Сатанов обийшлы и по-над Збруч, а нэльзя было — там поляки, Польшча, не разрешали, заграждение було. То носили по всоей сторонй, вси там выходыли дывылыся. И сразу на мост, начали спиваты, вот по-цэрковнэй, и сразу пишла [холера] в лис. Пишла тоя холера в лис. Сразу прекратилося. Шоробыли — молы-лыся, видправлялы и всё — ничого не помогало. Тильки трэба було йии [икону] пэрэнэстй чэрэз Сатаноу, тую икону, а зара она дуже цэнна, нигде такой иконы немае» (А.А. Скибинская, 1915 г.р.).
Вопрос о том, кто участвовал в процессии, носил несколько провокационный характер. Дело в том, что сохранились редкие свидетельства, как в кризисных жизненных ситуациях (засуха, эпидемия, мор) практиковались магические ритуалы с намеренным или невольным участием «чужих», роль которых также была подобна неким «катализаторам». Например, во время засухи жители белорусского Полесья бросали в колодцы горшки, украденные у соседей-евреев, или обливали еврея водой (с. Барбаров Мозырского р-на Гомельской обл., зап. О.В. Беловой, 1983 г.). Согласно архивным материалам, в Могилевской губ. в 1889 г. во время эпидемии оспы еврейские женщины участвовали в обряде опахивания села вместе с белорусскими крестьянками (Архив Института этнологии и антропологии. Колл. ОЛЕАЭ. Д. 381. Л. 27).
Следующий пример касается особенностей еврейского погребального обряда, как он виделся этническим соседям, — точнее, о процессе проводов умирающего на «тот свет».
Считается, что евреи помогают умирающим поскорее расстаться с жизнью и душат их, иногда прибегая к помощи гоев. «Говорили, что колысь, если еврей не может помереть, то, чтоб не мучился долго, его трэба, мол, додушить... Нанимали одного там Ивана — иди, додуши!Шесть человек ему дозволялося, а седьмым он должен был умереть. Такая была у них традиция. Нашли еврея такого здорового... и в комнату туда: "Так, Иван, иди, трэба того еврея додушити, не может умереть". — "Зараз!" [Иван честно отправился исполнять поручение, не подозревая о подвохе.] Нема — нема, полтора часа нема. Выходит [Иван]: "Вот какой здоровый, если бы не я, еще бы сто рокив жил!"» (Н.А. Ковальский, 1951 г.р., с. Вербовец Мурованокуриловецкого р-на Винницкой обл.).
Мотив удушения умирающих встречается и в материалах из украинских Карпат: «У яурэив був такый закон, колы умэрау, колы вжэ выделы, шчо вин кончаеться, так бралы подушку и помогалы, а потим заматували у лэнту, прямо у простынь, и так у простыни вун лэжау. И у простыни його хоронылы. Труну [гроб] нэробылы нэ яку, тому шчо нэ можно було, такый закон був, бэз гвоздя, клалы дошкы и мишок глыны пуд гулуву» (с. Грушево Тячевского р-на Закарпатской обл.; Карпатский архив Института славяноведения РАН, 1988).
Итак, согласно народным верованиям, евреи помогают умирающим поскорее расстаться с жизнью, нанимая для этого специального душителя, иногда гоя, который с помощью подушки умерщвляет умирающего. Сейчас мы не ставим своей целью выяснить соответствие описанного действа «объективной реальности» или выявить корни этой мифологемы.
Отметим только, что аналогичные ритуалы молва иногда приписывает и русским старообрядцам, и данный сюжет, таким образом, выходит далеко за рамки регионов, где имели место контакты евреев и славян. Так, по свидетельству из Кинешмы, зафиксированному в начале XX в., «столоверы» (т.е. староверы) «поморского толка» вызывают к умирающему «душилу», помогающего человеку отправиться на «тот свет». «Душила» приезжает с красной подушкой, которую кладет на голову умирающему, и душит его. Такой способ смерти объясняется по-разному: «чтоб душа меньше страдала»; считается, что такой смертью искупаются грехи умирающего [Вл. Б. 1904: 161]. Развивая эту тему, Д.К. Зеленин отмечал, что подобные слухи о «красной смерти» через задушение красной подушкой, якобы практикуемой старообрядцами, ходили и в Сарапульском у. Вятской губ. При этом он отмечал, что бытуют представления о существовании особого специалиста по удушению, но эту обязанность могут
выполнять и родственники умирающего — сын или дочь [Зеленин 1904: 68]. Удушение красной подушкой практиковали, согласно «Памятной книжке Вятской губернии на 1901 год» и бегуны: тяжело больных людей «крестят и душат красной подушкой» [ПК 1901: 98—99]. При этом «красная смерть» — всегда добровольная; по мнению Д.К. Зеленина, красная подушка является здесь скорее вторичным символом, «по созвучию с красной (т.е. красивой, почетной) смертью» [Зеленин 1904: 68].
Таким образом, перед нами пример культурного явления, не связанного генетически с еврейской традицией, но имеющего ряд типологически сходных черт с еврейскими обрядами (такими, как они видятся соседям-славянам).
В определенных ситуациях стереотипы относительно «чужих» могут быть спроецированы и на «своих» (христианских) конфессиональных оппонентов, и наличие сходства между «неправильными своими» и «чужими» неизбежно ведет к тому, что оппоненты оказываются причислены молвой к «жидам», а вера их тут же объявляется «жидовской». Среди подобного рода «псевдоевреев» оказываются в глазах носителей народного православия в первую очередь старообрядцы, баптисты и сектанты-хлысты.
Еврейские похороны оказались в наибольшей степени «прокомментированы» внимательными соседями — возможно, в силу того, что были наиболее «наглядным» обрядом (каждый раз похоронная процессия преодолевала неблизкий путь до находившегося в отдалении от местечка — чаще на высокой горе — еврейского кладбища), возможно, оттого, что вид самого кладбища (тесно стоящие надгробия, непохожие на христианские) постоянно активизировал в сознании носителей фольклорной традиции суеверные представления, связанные с «чужой» культовой ритуалистикой.
Главная особенность еврейского погребального обряда в представлениях этнических соседей — это захоронение без гроба, при этом тело опускают в могилу в сидячем положении (такие поверья распространены повсеместно у украинцев, белорусов, поляков; о фольклорной интерпретации такого способа похорон см. [Белова 2003: 166—167]). У русских существуют свидетельства о подобном способе захоронения у религиозных сектантов. Так, в Заонежье рассказывали, что «бегуны» хоронят своих покойников не на кладбищах, а на отдаленных пожнях, без гроба; завернутое в домотканый половичок тело опускают в могилу в сидячем положении [Логинов 1993: 167].
Упомянем в связи с этим обычай «крещения в смерть», бытующий у беспоповцев-бегунов на севере Пермской обл.: человека, готовящегося к смерти, погружают в колоду, наполненную водой, и выстригают на голове волосы в виде креста; когда же человек умирает, его кладут в могилу (за это сообщение благодарю Е.М. Сморгунову).
Таким образом, сходный погребальный ритуал приписывается и этническим соседям, и конфессиональным «оппонентам».
Что касается обряда еврейских похорон, то «объективное» описание данного обряда мы опять же находим в материалах, опубликованных Д.К. Зелениным.
В рукописи Н.А. Маркевича «Отрывки из путевых заметок», датированной 1848 г., содержится фрагмент «Обряд еврейских похорон в гор. Прилуках». В комментариях, сопровождающих текст, слышатся голоса представителей описываемой традиции, что, безусловно, выделяет этот материал из общего ряда, который обычно представляет нам свидетельства «наблюдающей стороны» и в котором этнографическая реальность смешивается с мифологическими конструктами.
«Покойнику легче, когда его несут родные и знакомые, нежели когда везет его конь» [Зеленин 1916: 1124]. Сравним свидетельство из Закарпатья о том, что евреев везли на кладбище на лошадях (лошадь как традиционно нечистое животное!): «Чтобы везти покойника на кладбище, нельзя запрягать лошадей, надо только волов. Это закон. На лошадях возят евреев, а для русинов нужны волы. Только евреев возят на телегах. А русина нельзя так везти на кладбище, потому что его тело растрясется и начнет смердить» (Прислоп) [Богатырев 1971: 265]; «Нехорошо (скаренно) везти покойников на кладбище на лошадях, как евреев. Лошадь нечистое животное. Вол — самое чистое животное» [Там же]; «У лошади нет дыхания (не мае дыхаме), она не верит в бога. Вот почему покойников возят не на лошадях, а на волах и не на телеге, а на санях. Волов нельзя запрячь в телегу, нет такой упряжи» [Там же; зап. в Прислопе от цыганки Пелагеи Славита]. В этих рассказах соседей-христиан относительно еврейских похорон отразился целый комплекс мифологем: об изначальной «нечистоте» «чужих», о специфическом запахе, присущем «чужим», о том, что нарушение правил «своего» погребального обряда может приравнять покойника к «чужому» — инородцу.
«Нельзя класть покойников там, где нет воды; в местах, где нет ни реки, ни озера, мы роем колодези для кладбища» [Зеленин 1916: 1124]. В связи с этим упомянем шутку по поводу еврейского кладбища в Сатанове. На дороге у подножия горы, на которой расположено еврейское кладбище, находится колодец с вкусной водой. Проезжающие часто пользуются колодцем, и не всегда аккуратно. Один из местных жителей придумал способ отваживать посторонних. Говорит, что вода такая хорошая, потому что «тече с еврэйского кладовишча и одмывае тые кистки» [В.Ф. Бабийчук, 1946 г.р., зап. О.В. Беловой, В.Я. Петрухина, 2001].
Хоронят без гробов потому, что «для покойника легче, когда он скорее обратиться в землю»; мертвецов кладут «лицом против восходящего солнца» [Зеленин 1916: 1124—1125]. Обрубки досок,
которыми было закрыто положенное в могилу тело покойницы, были тоже выкинуты в яму: «Это не наше дерево, — говорили евреи, — это все ее» [Там же: 1125]. Сравним уже упомянутое свидетельство из Закарпатья: евреев хоронили без гроба, в могилу клали некие предметы (доски, мешок с глиной под голову). Эти мотивы находят соответствие в материалах из Подолии и перекликаются с данными из Полесья (захоронение без гроба) и Польши (согласно описаниям погребального обряда польских евреев, покойнику кладут в могилу палки, на которые он может опереться, когда придет Мессия; на глаза ему кладут глиняные черепки [Lilientalowa 1898: 278]).
Таким образом, традиция представлений (стереотипов, суеверий) о соседях в регионах тесных этнокультурных контактов демонстрирует поразительную устойчивость. Материал показывает, что суеверия живут вне зависимости от того, присутствует или отсутствует иноэтничный элемент в реальной действительности. Фольклорно-мифологическая память об этнических соседях продолжает сохраняться, когда само соседство уже стало фактом истории.
Сокращения
ОЛЕАЭ — Общество любителей естествознания, антропологии и этнографии
Библиография
Белова О. О «жидах» и «жидовской вере» в народных представлениях восточных славян // Свой или чужой? Евреи и славяне глазами друг друга. М., 2003. С. 160-175.
Богатырев П.Г. Магические действия, обряды и верования Закарпатья // Богатырев П.Г. Вопросы теории народного искусства. М., 1971. С. 167-296.
Вл. Б. «Душила» у русских раскольников // Этнографическое обозрение. 1904. № 2. С. 160-161.
Зеленин Д.К. «Красная смерть» у русских старообрядцев // Этнографическое обозрение. 1904. № 3. С. 67-68.
Зеленин Д.К. Описание рукописей Ученого архива Имп. Русского географического общества. Пгр., 1914. Вып. 1.
Зеленин Д.К. Описание рукописей Ученого архива Имп. Русского географического общества. Пгр., 1916. Вып. 3.
Логинов К.К. Семейные обряды и верования русских Заонежья. Петрозаводск, 1993.
[ПК] Памятная книжка Вятской губернии на 1901 год. Вятка, 1901.
Lilientalowa R. Przesady zydowskie // Wisla. 1898. T. 12. S. 277-284.
