CC BY
12Мы - поколение шестидесятых
Айна Асанбаева, учитель русского языка (Бишкек, Киргизия)
Мои родители - киргизы. Папа - один из первых киргизов, защитивших кандидатскую диссертацию по истории. Он преподавал историю студентам, причем преподавал правильную историю, а не ту, что переписали в угоду местным «князькам» и преподают сегодня. Мама была простой учительницей русского языка и литературы. Я ее плохо помню - увы, она умерла, когда мне не было и десяти лет. На каком языке она пела мне песни? Скорее всего, и на киргизском, и на русском. Больше, как мне помнится, все же по-русски. Я засыпала под ласковый нежный голос мамочки, читающей «Лукоморье», качалась на волнах вместе с Гвидоном... Дома мы говорили по-русски, но когда приезжали родственники из сел - мама и папа говорили с ними по-киргизски. В истории моей семьи было и такое: маминым родителям подкинули новорожденного русского мальчика, и они воспитали его как родного сына. В далеком аиле, где они жили, все это знали, но когда дядя приезжал к нам в гости, все удивлялись: высокий голубоглазый блондин говорил на чистом киргизском языке и практически не понимал ни слова по-русски. Этого русского по происхождению красавца звали Керим, и он так никогда и не научился говорить по-русски. В его паспорте было написано, что он киргиз, да и сам он считал себя киргизом.
Я родилась в 1961-м. Благословенное время пресловутого брежневского «застоя» совпало с моим детством. Я бы все сегодня отдала за то, чтобы очутиться в том времени. В те годы мы с детского сада знали, что живем в великой стране, объединяющей 15 братских республик. Мы знали, что наша страна - самая-самая. Самая большая, самая сильная, самая красивая, самая дружная, самая читающая. Объединял нашу великую Родину русский язык, на котором говорили практически все 250 миллионов. Я ходила в детский сад, в котором все говорили по-русски, десять лет училась в школе, где тоже говорили только по-русски. В нашем классе были
русские и киргизы, евреи и немцы, корейцы и татары. Но мы меньше всего думали о национальностях друг друга. Мы были «ашники» (так как наш класс был сначала первый «А», потом - второй «А», а в 1978-м - десятый «А»), рядом с нами - «бэшники», «вэшники»...
Десять лет мы были одной семьей и ею остались до сих пор. Да, вихри перемен и киргизских революций безжалостно раскидали нас по всему миру. Но мы до сих пор встречаемся при первой возможности. Пару лет назад приехал любимчик нашего класса Стас Холодков (участник многих военных передряг — югославской, чеченской.). Собрались человек пятнадцать одноклассников и вспоминали, вспоминали. Как наша милая первая учительница Александра Алексеевна учила вместе с нами «Лукоморье», как мы соревновались в знании стихов Пушкина, Лермонтова, Фета. Во втором классе Александра Алексеевна отвела нас в городскую библиотеку и записала сразу весь класс — сорок человек. Мы читали все и все. Библиотекари знали весь наш класс по именам. Потом была строгая Людмила Денисовна. Ох, как мы ее боялись! Сочинения, эссе, изложения. Мы проводили бесчисленные тематические вечера, посвященные Роберту Рождественскому, Евгению Евтушенко.
Давно нет нашей Александры Алексеевны, Людмилы Денисовны. Давно нет великой страны. Но есть мы - поколение 60-х, которых учили любить Родину, учителей, русский язык, друг друга. В 1983 году я окончила Женский педагогический институт и поехала в маленькое киргизское село, расположенное на берегу Иссык-Куля (нашего моря), преподавать русский язык и литературу местным ребятам. О, как мне было трудно! Выяснилось, что киргизский-то язык я практически не знаю. А ведь мне достались пятиклассники, окончившие начальную школу с киргизским языком обучения, которые почти не понимали по-русски. Мы все чувствовали себя, как глухонемые: разговаривали, помогая себе жестами, мимикой, взглядом. Но какие это были для меня счастливые, добрые и радостные годы. Дети любили меня, меня уважали их родители, я обожала свою школу, свою работу.
В 1991-м я переехал в город, пошла работать в детский садик. Становилось все тяжелее с каждым днем. Мне запрещали разговаривать с детьми по-русски, хотя в группах было подавляющее большинство русскоязычных детишек. Я пыталась бороться, составляла планы на киргизском языке, но вела занятия на русском, шла на другие ухищрения. Но меня вынудили уйти. Это время вспоминать не хочется. Чтобы заработать, мыла полы знакомым, в одночасье разбогатевшим. Не выдержала, уехала в Казахстан торговать китайским ширпотребом на рынке. Казахский рынок быстро научил меня казахскому языку. Это только кажется, что киргизский и казахский одинаковы. Ничего подобного! Масса нюансов, громадье правил. Однако заговорить по-казахски я смогла именно благодаря базару. Пять лет торговала носками и дешевыми майками, нахваливая свой немудреный товар, призывно горланя казахские поговорки и рифмуя их так, чтобы было веселее, привлекательнее. Казахи смеялись над моим казахским, но покупали. Это вызывало гнев моих соседок-продавщиц, не желающих говорить по-казахски.
Сегодня я опять в родном Бишкеке, снова занимаюсь своим любимым делом: преподаю русский язык киргизским ребятам. Русских в Киргизии практически не осталось. Родители моих учеников по-русски говорят плохо. Они понятия не имеют, кто такой Маяковский и Гумилев, не слышали о Лермонтове, не знают ни одного стихотворения Пушкина. Многие из них могут себе позволить частные уроки для своих детей. Есть и те, кто постарается дать ребенку хорошее образование любой ценой. Они мечтают о том, чтобы их дети уехали в Россию, понимая, что для этого нужно знать не только «превед, медвед» и «чиста канкретна ат души» -тот уровень русского, которым они владеют сами. Основная масса киргизов, как это ни печально, говорит на полуграмотном языке рынков.
Рекламные объявления — отдельный разговор. «Требыються афицантки и пасудамойщыцы в кафэ Жэки-чан», «Требуетца прадавец с этово раена» и т. д. Читаем вместе с ребятами, смеемся вместе, прошу исправить ошибки. И вот тут начинается. Один
найдет одну ошибку и рад-радешенек. Второй найдет двадцать две ошибки, при этом такого наворочает, но раздувает щеки от гордости. Стараемся. Я объясняю своим ученикам, что они будут неловко себя чувствовать, когда попадут в Россию. «Не будем, — отвечают они. — Мы — кыргызы и этим гордимся». Я им объясняю, что это вовсе не повод для гордости. «Зима не будет!», заявил пару лет назад наш горе-политик, рассмешив и Киргизию, и Россию. Может, это повод для гордости? Сделайте что-то, чтобы вами можно было гордиться. Я рассказываю им про своего родного дядю — голубоглазого блондина, не знающего ни слова по-русски, и задаю вопрос: «Ему чем гордиться? Тем, что он русский или тем, что он киргиз?». Полное смятение. «А может быть, ему все же гордиться тем, что он лучше всех в селе умел ремонтировать технику, и к нему выстраивалась очередь со всех окрестных сел на месяц вперед?» — продолжаю я. И вся родня им гордилась. Вот повод для гордости. Соглашаются!
Мы видим сегодня полуграмотное поколение молодых людей, не знающих слова «культура», плюющих на все и вся в прямом и переносном смысле. Сегодня гораздо реже слышишь у нас презрительно сказанное «русский», чем двадцать и десять лет назад. Большая часть простых людей относятся ко всему русскому с уважением. Депутатов, правящую элиту в этом плане оставим в покое. Они далеки от народа и во время предвыборной гонки искусственно поднимают вопрос о русском языке, пытаясь пнуть его больнее. Я говорю о простых людях. Они действительно хотят знать русский язык. Очень! Но хороших учителей русского языка катастрофически мало. О каком языке Пушкина и Толстого можно говорить, когда мои коллеги, ничуть не смущаясь, говорят детям: «А нафига вам это надо? А мне пофиг, что у вас вчера не было света. Чего приперся на урок?».
Кто говорит сегодня по-русски правильно? Поколение наших учителей ушло. Нас осталось мало. Те, кто идет за нами, говорят на смеси киргизского с русским. Даже на заседаниях правительства та же картина. И все друг друга прекрасно понимают. Но
вот в России, куда сегодня стремится наша молодежь, такую речь не поймут. И обязательный экзамен по русскому языку вряд ли удастся сдать. Поэтому мы читаем вместе Пушкина и Толстого, ребятам (не всем, конечно, и не все) начинает нравиться Цветаева и Ахматова. Да, это не бессмысленные песенки попсы «муси-пуси», здесь нужно думать по-русски и понимать. А это трудно, часто трудно невероятно, потому что и мама, и папа, и все родственники говорят по-киргизски. Но если ты хочешь, то у тебя обязательно получится. Пытаюсь внушить ученикам мысль, что человек проживает столько жизней, сколько языков он знает. Чувствую себя счастливицей, когда вижу, что они мне верят! А я действительно это все чаще и чаще вижу и чувствую сердцем. Мое сердце открыла для России, где я никогда не была, моя милая мама. Она тоже не бывала в России, но любила ее искренне всей душой. И я пытаюсь открыть сердца своих учеников — простых киргизских ребят для великой России. Мне кажется, это у меня получается.
Мой верный друг, язык мой русский
Марина Ромашко, учитель русского языка Козенской средней школы (Мозырский р-н, Гомельская обл., Белоруссия)
С детства и до глубокой старости вся жизнь человека неразрывно связана с языком. Богатый и могучий, поистине волшебный русский язык дан нам во владение. Любовь к языку впитали мы с молоком матери, с колыбельными песнями, со сказками. Любить, изучать и беречь его призывали нас великие русские классики.
Большую роль русский язык сыграл и в моей судьбе. Так сложилось, что у меня две Родины - Россия и Белоруссия. Мама -сибирячка, я родилась на Дальнем Востоке, и первые слова были произнесены, конечно, на языке великого Пушкина. И вот уже большую часть жизни живу в Белоруссии, на родине отца, своей второй Родине.
