CC BY
79
Том 157, кн. 3
УЧЕНЫЕ ЗАПИСКИ КАЗАНСКОГО УНИВЕРСИТЕТА
Гуманитарные науки
2015
УДК 821.131.1.09+929Петрарка
МУЗЫКА И ПЕНИЕ КАК ТЕМА ДИАЛОГА ПЕТРАРКИ И ЭПИГРАФА ПИНИТИАНА*
Н.И. Девятайкина Аннотация
Анализ диалога Петрарки "De dulcedine musica" («О пении и наслаждении музыкой») позволил показать, что позиция автора выглядит противоречивой: от отвержения музыки и пения к гимну-метафоре по поводу музыкальной гармонии Вселенной. Петрарка с одинаковым уважением ссылается на античных и христианских авторов, в примерах взывает к личностям языческого Рима, а не христианской средневековой Европы. Сквозь суждения известного гуманиста и поэта Возрождения проступают реалии времени, в том числе широкое увлечение музыкой и пением, отвечавшее новым потребностям общества, больше всего - городского. Диалог поднимает ренессансные этические темы: о важности образования, личного благородства вне сословных рамок, о признании за личностью права на удовлетворение эстетических потребностей. Эпиграф Пинитиана сужает смыслы диалога, «вставляет» его в рамки повседневности, лишая текст пространства истории. При этом он не искажает диалог, но предельно фокусирует внимание читателя на его дидактическом компоненте.
Ключевые слова: история музыки, ранний Ренессанс, Петрарка, флейта, музыка в восприятии Петрарки, Пинитиан, городская эстетика XIV в.
Эстетическое отношение искусства к действительности - одна из главных тем, волновавших Ренессанс. Начало её обсуждения мы находим у первого гуманиста и поэта Возрождения Франческо Петрарки (Francesco Petrarca) (13041374). Среди его сочинений есть трактат зрелой поры, который называется «О средствах против превратностей судьбы» (1354/1360-1366). Он написан в форме диалогов, разделён на две книги, в первой из которых один из циклов посвящён эстетическим темам: музыке, живописи, скульптуре, театру («зрелищам»), пляскам, актёрам-гистрионам. Диалог, который анализируется в статье, называется «О пении и наслаждении музыкой» (De dulcedine musica). Интересен не только сам диалог. Трактат Петрарки обрёл многих читателей в разных странах и особую популярность - в Германии эпохи Реформации, где был в 1520 -начале 1530 г. дважды переведён на немецкий язык и украшен первоклассными ксилографиями так называемого Мастера Петрарки. Кроме того, ко всем диалогам и предисловиям немецкий поэт, переводчик, учёный-латинист, учитель-практик, священник по имени Иоганн Пинитиан (Johannes Pinicianus) (1478-1542) написал эпиграфы: к латинскому тексту - двустишия, к немецкому переводу -
* Работа выполнена при финансовой поддержке РГНФ (проект № 14-01000509).
четверостишия. В результате под одной обложкой «сошлись» три мастера, три автора, три текста: гуманист Петрарка с диалогами, написанными прозой; священник Пинитиан с поэтическими эпиграфами-дистихами; художник, известный доныне только как Мастер Петрарки с его рисунками - посланиями современникам.
В настоящей статье будет рассмотрен латинский текст диалога и латинский эпиграф к нему. Насколько можно судить, они пока не становились объектами специального анализа, хотя самому трактату посвящено немало трудов. Ещё в конце XIX в. тему открыл американский исследователь В. Фиск [1]. В настоящее время больше всего встречается работ с наблюдениями широкого и общего плана, которые помогают понять контексты и тем самым глубже уяснить смыслы отдельных диалогов. Среди главных авторов следует отметить Дж. Биллановича с его уже ставшими классическими трудами о Петрарке [2], М. Ариани [3], У. Дотти [4], Ю. Шпишку [5, 6], М. Лентцена [7], С. Карлхайнца [8], М Л. Андреева [9]. Особо надо указать на комментарии К. Карро, проделавшего огромный текстологический труд при подготовке к изданию двуязычного, латинского и французского, текста трактата, вышедшего в канун 700-летия его автора [10, 11]. Наконец, не так давно К. Галлико написал две статьи, в которых он обращается к диалогу о музыке [12, 13]. Совсем иначе обстоит дело с творчеством Пинитиана. В литературе на русском языке о нём до недавнего времени не было ни строки. На его эпиграфы впервые указал названный выше В. Фиск, но сколь-нибудь подробная научно-справочная информация о Пинитиане появилась в немецкой литературе почти через сто лет [14]. Иными словами, труды этого немецкого автора ещё ждут своих исследователей.
Начнём, как это сделали бы читатели латинского варианта трактата, если бы в их руках было издание с эпиграфами, «сверху», то есть с двустишия Пинити-ана: Enervant animos cythara cantusque lyraque / et vox et numeris bracchia mota suis (I, р. 75). - «Души людей расслабляют кифара и пенье под лиру, / ритм, благозвучный напев, томные жесты плечей»1.
Пинитиан, как ясно из приведённых строк, ведёт речь о светской музыке и пении. Упомянутые инструменты использовались на обычных праздниках и действах. Именно их бодрое звучание могло привести в движение плечи и руки, то есть, современно выражаясь, заставить в увлечении подтанцовывать. Наш поэт-священник, сторонник умеренности во всём, однозначно неодобрительно отзывается о таком досуге, как «расслабляющем» душу. Правда, он обходится без библейских фраз вроде «суета сует». Текст простой, однозначный, назидательный, осуждающий увлечение музыкой и пением как пустыми и мало приличными в глазах благочестивого человека утехами. Текст вписывается в контексты реформации и лютеровские «императивы».
Как же эпиграф соотносится с диалогом, теми смыслами, которые были заложены за 125 лет до этого Петраркой? Где сходятся, а где расходятся в данном культурном случае «дороги» Ренессанса и эпохи Реформации? Обратимся к диалогу. В его небольшом пространстве размещается много замечаний, вопросов, оценок, аргументов, позволяющих понять как позицию автора диалога, так и отношение к музыке его современников. От лица этих современников го-
1 Перевод эпиграфа Пинитиана с лат. Л.М. Лукьяновой.
ворит Радость (Gaudium), один из двух аллегорических собеседников (в диалоге он, несмотря на средний род слова в латинском языке, говорит от имени мужчин). Этому собеседнику отвечает Разум (Ratio), в чьи уста, как единодушно полагают исследователи, Петрарка вложил свои собственные суждения.
Итак, Радость на протяжении разговора произносит несколько коротких фраз, которые вращаются вокруг двух тем: о наслаждении от музыки и пения и об удовольствии от собственных занятий пением и игрой на флейте или кифаре. Если вчитаться в эти фразы, то можно понять, что пение и музыка составляли немалую радость повседневной жизни современников Петрарки. Некоторые косвенные свидетельства позволяют думать, что Радость говорит прежде всего от лица горожан. Так, собеседник-оппонент Разум явно ориентируется на знакомство Радости с античной историей и культурой, на интерес к высказываниям о музыке отцов церкви, да и просто на «латинскую» образованность, предполагающую хотя бы городскую грамматическую школу. Типично городская картинка вырастает перед глазами, когда Разум рассуждает о привлекающих прохожего звуках флейты, сопровождающих похоронную процессию: «И ты без остановки спешишь туда, если даже и не ощущаешь этого, поэтому тебе нравится толпа, поющая на похоронах и внимающая флейтам»2 (II, р. 122). Большая толпа следует по улицам за гробом покойника, тут же - зеваки, впереди - несколько флейтистов - всё это, конечно, город.
Есть и прямые высказывания Разума: «Ваше нынешнее поколение тоже наслаждается звуками музыки, хотя и более умеренно. Наслаждаться ими целомудренно и умеренно - признак образованности, а вот быть захваченным этим наслаждением до мозга костей - великая суета» (II, р. 122). Здесь группа, по поводу вкусов которой говорит Радость, расширяется до масштабов поколения, но среди главных признаков вновь оказывается образованность, что можно отнести прежде всего именно к горожанам, о почти сплошной школьной грамотности которых много пишется в трудах по истории образования того времени.
Как же реагирует Разум-Петрарка на увлечение музыкой? Если продолжить анализ приведённого высказывания, то положительно, хотя и предостерегает от безмерного увлечения. Однако он противоречив, так как приводит много аргументов по поводу того, что было бы лучше. Самый первый - связан с христианским благочестием. Приведём фрагмент разговора: «Радость. Я испытываю наслаждение от пения и звуков кифары. Разум. А насколько лучше было бы испытывать наслаждение от слёз и рыданий. Лучше сначала плакать, потом радоваться, чем от радости переходить к слезам» (II, р. 120).
Радость произносит свою главную фразу, все остальные заявления данного персонажа - интерпретации этого же утверждения. Ответ Разума даёт представление о нём как о суровом аскете, который призывает слезами выказывать раскаяние в грехах и человеческом несовершенстве, этим подготавливая путь к спасению души и высшим радостям горней жизни. Однако на девять одинаковых по характеру заявлений Радости в уста Разума вложено несколько разных по смыслу ответов, которые очень обогащают его портрет. При этом Петрарка использует простой, но эффектный риторический приём: всякий раз Разум от-
Перевод диалога Петрарки здесь и далее Л.М. Лукьяновой.
талкивается от одного из слов Радости, избирая его как ключевое для ответной реплики. Такое слово присутствует и в приведённой фразе. Из неё избирается слово наслаждение, и ответ Разума строится вокруг этого. Перечислим ключевые слова других фраз: звуки музыки заманивают; её приятность очаровывает; звукам песен я [Радость] радуюсь и ликую; я приятно пою; я наслаждаюсь игрой на флейте; меня волнует пение; петь мне нравится; я внимаю голосам поющих.
Последуем за разговором. Разум живо реагирует на признание, только разворачивает его к теме о воздействии музыки на всё живое: «Пением можно заманить и зверей, и птиц, и, что самое удивительное, даже рыб» (II, р. 120). Дальше Разум отсылает к рассказу об Арионе и дельфине, а также сиренах. Вслед за этим он обращается к человеческим нравам: «И что совершенно достоверно: ежедневно человек заманивает и обманывает человека льстивыми речами. Голос - лучший инструмент для обмана» (II, р. 120).
Тема музыки ушла. Пришли рассуждения о модусах поведения в современном автору трактата обществе. Речь явно касается отношений между лицами, стоящими на разных ступенях: возможно, между имущими власть и богатство и их «сателлитами», возможно, между хозяевами и персонами, ищущими от них выгод, или между мужчинами и женщинами. Разум тему не комментирует. Он бросает фразу и обрубает разговор, чем акцентирует данный момент. Контекст трактата показывает, что такой приём автор использует часто, едва ли не в каждом диалоге, какой бы теме он не был посвящён. Иными словами, «картинки» времени проступают в трактате постоянно, становятся его актуально-важной составляющей. И отчётливо проявляют реакции на них автора, то есть его этическое и гражданское мироощущение. В рассматриваемом случае критическая характеристика адресована представителям разных социальных групп. Конечно, один случай не дал бы оснований заявлять об активной позиции Петрарки-гуманиста как общественной личности. Но если за ним стоят многие десятки подобных высказываний, как, например, в диалогах, то это существенно уточняет характер его социальных ориентиров.
Следующий сигнал - музыка очаровывает (латинский глагол, использованный во фразе, - delenio[ire], можно перевести ещё как «пленяет», «увлекает»). Разум реагирует так: «Говорят, и паук, заманивая в сети муху, как бы очаровывает её, прежде чем убьёт. Очаровывает и женщина, когда хочет обмануть. И грабитель обнимает того, кого собрался обокрасть, и осьминог того, кого топит. И самыми кроткими жестами и речами отличаются самые ужасные люди вроде Домициана . Едва ли есть ласки, не вызывающие подозрений» (II, р. 120).
Здесь он вновь обсуждает не музыку, а общественные нравы. При этом ставит человека в один ряд с «вредными» насекомыми или хищными обитателями моря. В одном ряду также оказываются женщина и грабитель. Определение ужасный не первый раз в диалогах получает император Домициан, нарисованный как чудовище, играющее в праведника. Такая инвективно-сатирическая зарисовка не единственная в трактате. Петрарка строго судит свой век. Упоминание императора в конце ряда показывает, что гуманист окинул взглядом общество
3 Тит Флавий Домициан (Titus Flavius Domitianus, 57-96) - римский император. О его первоначальной кротости и щедрости и о позднейшей жестокости и алчности пишет Гай Светоний Транквилл: «Жизнь двенадцати цезарей» (Домициан, 9-13).
снизу доверху и особенно критично настроен к его верхушке. Разум вообще отрицает искренность людей из этого слоя, способных пленять собой.
Ответом на следующее заявление Радости, что пение радует и от его звуков всякий человек ликует, становятся два известных пассажа из Ветхого Завета: «Берегись, ибо написано: начало и конец радости - плач» (II, р. 120) . И ещё: «возликует дух перед погибелью»5 (II, р. 120). Иными словами, Петрарка цитирует, как делает нередко, притчи любимого Соломона и этим ограничивается, не считая нужным комментировать библейские мудрости. Благочестивое наставление в чём-то перекликается с тем, которое сделано Разумом в начале диалога и касается поведения христианина. Музыке в них пока не находится места.
Слушаем беседу дальше. Кажется, каким особым образом можно отреагировать на слова «Я приятно пою»? Разум это делает неординарно: «И, может быть, в последний раз. Лебедь лучше всего поёт перед смертью. И гораздо больше их гибнет в состоянии радости, чем в состоянии печали. Свежо предание, что, запевая сладостнее, чем обычно, лебедь испускает дух на самом глубоком вздохе» (II, р. 120).
Тема пения появилась, но, скорее, как напоминание о краткости радостей, полной неустойчивости жизни, хотя теперь через пример из жизни птиц. Сам пример сентиментальный и ироничный одновременно. Ответ усиливает христианские мотивы диалога. Высказывание Радости о наслаждении от игры на флейте вызывает ещё более мрачную реакцию: «Разум. И недаром. Ведь каждый день, каждый час и каждое мгновение влекут тебя к могиле, куда покойника по вашему обычаю несут с пением и флейтами» (II, р. 120).
Тема музыки формально остаётся, но в который раз сворачивает на бренность земного, краткость дней и заодно на осуждение обычая сопровождать процессию музыкой. Петрарку он явно томит. Через несколько лет после диалогов Петрарка-гуманист напишет письмо-трактат синьору Падуи Франческо Каррара, где среди первых рекомендаций по улучшению правления предложит отменить музыку и длинные похоронные процессии.
Затем разговор переходит в самую содержательно ёмкую фазу. Выслушав слова Радости, что пение волнует, Разум вдруг подхватывает: «Так и должно быть. Несомненно, в душах людей, особенно благородных, есть могучая музыка, но действие её, вопреки ожиданию, различно...» (II, р. 120).
Итак, музыка, оказывается, имеет своей обителью души, становится признаком благородного человека. Это означает, что ёмкое и очень востребованное в этике Ренессанса понятие благородный (в данном случае переданное словом generosus) окрашивается эстетическим колоритом, включая в себя чувствительность к музыке. Петрарка - мощный самокритик. Он тут же останавливает себя: «Одних музыка побуждает к бессмысленному веселью, других -к святой молитвенной радости и благочестивым слезам умиления» (II, р. 122).
Как видим, автор выставляет границы, возвращая разговор к теме благочестия и тем самым включая в содержание понятия благородный традиционное благочестивый. Однако пассаж этим не завершается. Петрарка в диалогах очень
4 Ср. «И при смехе иногда болит сердце, и концом радости бывает печаль» (Притчи Соломоновы, 14:13).
5 Ср. «Возликует дух перед погибелью» (Притчи Соломоновы, 16:18).
любит оглянуться на историческое и культурное прошлое, позволить себе экскурсы в римскую или раннехристианскую историю, привести авторитетные мнения авторов прошлого. Разум продолжает: «На то, как по-разному воздействует музыка, обращали внимание великие умы. Святой Афанасий во избежание житейской суеты запретил церковное пение. Амвросий же, стремясь к благочестию, настоял на пении в церкви. Августин8 в своей "Исповеди" благочестиво говорит, что он не может преодолеть сомнения относительно пения в церкви» (II, р. 122).
Герой Петрарки не присоединяется ни к одной из точек зрения, то есть автор оставляет за читателем выбор, подкреплённый авторитетом почитаемых богословов. И такой гуманистический приём частотен в трактате.
В заключительной части беседы Радость продолжает отстаивать своё увлечение. Персонаж вновь заявляет, что петь ему нравится. В логике только что случившегося обмена репликами такого человека тоже можно отнести к ряду благородных людей. Однако тема разговора ещё раз меняется. Ключевым становится слово нравится. Разум позволяет себе длинную речь. Поскольку заданные рамки статьи не дают возможности полностью её процитировать, нам ничего не остаётся, как кратко пересказать и проанализировать. Для начала Разум пускается в следующий экскурс, напомнив, что «когда-то это нравилось грекам <...>, и человек, не умевший петь и играть на кифаре, считался невеждой» [10, р. 122]. Вновь музыка соединилась с образованностью. Правда, наш автор не преминул добавить, что на флейтах со времён Перикла и Алкивиада греки перестали играть.
Затем ещё один экскурс - в римскую историю, с указанием, что тогда далеко не всеми владело «горячее желание заниматься музыкой», и ироническим портретом Нерона9, «в страхе перед предстоящей смертью горько плакавшего не о том, что гибнет великий принцепс, а о том, что уходит великий музыкант» (II, р. 122). Завершает этот экскурс диалектический вывод из опыта истории: «Ваше нынешнее поколение тоже наслаждается звуками музыки, хотя и более умеренно. Наслаждаться ими целомудренно и умеренно - признак образованности; а вот быть захваченным этим наслаждением до мозга костей - великая суета» (II, р. 122).
К этому выводу прибавляется изрядная порция дидактики. Позволю себе привести суждение Разума полностью: «О, если бы ты мог услышать вздохи святых! О, если бы твоих ушей достигли стенания и вопли осуждённых в аду, а потом ликующие возгласы блаженных, ангельское пение и небесная гармония, которую открыл Пифагор, Аристотель опроверг, а наш Цицерон подтвер-дил10; там есть вечные и весьма приятные голоса, если не небес, то небожителей, без конца славящих вечную первопричину всего сущего. Если бы твоих ушей достигло всё это, ты бы очень ясно различил, какое пение является приятным и полезным. А теперь ты судишь о звуке, будучи глухим.
6 Афанасий Великий (293-373) - епископ Александрийский.
Амвросий (340-397) - епископ Миланский, один из ранних отцов христианской церкви. Преподавал церковное пение. Ввёл антифонное (попеременное) пение на двух клиросах и четыре церковных музыкальных лада.
8 Августин (354-430) - один из великих отцов христианской церкви. Петрарка цитирует его «Исповедь» (IX, 7) (http://www.pravlib.ru/avgustin_ispoved.htm).
9 Нерон (37-68) - римский император. «Придя к власти, тотчас пригласил к себе лучшего кифареда Терпна и много дней подряд слушал его после обеда до поздней ночи, а потом и сам постепенно начал упражняться в этом искусстве», - пишет Гай Светоний Транквилл в книге «Жизнь двенадцати цезарей» (Нерон, 20).
10 Пифагор (VI в. до н. э.) - греческий философ, который открыл законы музыкальной гармонии. О небесной гармонии писали Аристотель (О небе. II, 9) и Цицерон (О государстве, VI, 18, 18-19).
Может, некоторым это дело покажется малозначительным, однако оно до сих пор привлекает к себе внимание великих мужей. И не без основания Платон, муж божественного ума, полагал, что музыка имеет отношение к состоянию нравов в государстве или к их исправлению» (II, р. 124).
Вывод сделан в пользу музыки. Итак, пение и музыка признаются, но окончательно делятся на приятные и полезные и, следовательно, на неприятные и бесполезные. Общественное значение музыки подчёркивается последней фразой и авторитетом Платона, а её божественность - значимыми именами Аристотеля, Пифагора и Цицерона. Тем самым она, эта музыка, уходит из сугубо церковно-христианской сферы. Петрарка расширяет горизонты до гармонии природы и космических сфер, их вечной музыки.
Если, переходя к некоторым обобщениям, сопоставить эпиграф и текст, то надо признать, что Пинитиан для эпиграфа выбрал из всего разговора только одну составляющую, сузил его смыслы до повседневности. Он оставил в стороне тему высокой музыки, её связи с образованностью, благородством, благочестием. Он лишил текст пространства истории. Он счёл важным только дидактический компонент, заслонивший эстетические смыслы. Эпиграф не изменил диалог, но сфокусировал внимание читателя именно на его наставительной линии.
Позиция автора текста выглядит противоречивой. Отвержение музыки и пения заканчивается гимном-метафорой по поводу музыкальной гармонии Вселенной, в понимании средневекового человека связанной с так называемым квад-ривиумом, естественными и точными науками. В ходе разговора Разум-Петрарка с одинаковым уважением ссылается на античных и христианских авторов, но в примерах взывает к личностям языческого Рима, а не христианской средневековой Европы. Тема сильного воздействия музыки на душу человека переплетается с её осуждением как суеты. Присутствуют и некоторые другие клише, связанные с христианским осуждением мирских радостей.
Сквозь суждения Петрарки-гуманиста проступают реалии времени. Одна из них - широкое увлечение музыкой и пением, отражавшее новые потребности общества, больше всего - городского. Наконец, диалог позволяет указать на ре-нессансные этические темы, поднятые Петраркой. Среди них: важность образования как одного из статусных критериев оценки личности; новое толкование благородства вне связи с происхождением; признание за личностью права на удовлетворение эстетических потребностей, связанных в том числе с музыкой.
Summary
N.I. Devyataykina. Music and Singing as the Subject of Petrarch's Dialogue and Pinitian's Epigraph.
The analysis of Petrarch's dialogue "De dulcedine musica" ("On the Sweetness of Music") allowed to show that the author's position is inconsistent: from the rejection of music and singing to the metaphor anthem for the musical harmony of the Universe. Petrarch refers with equal respect to both antique and Christian authors; his examples appeal to persons of the pagan Rome and not Christian Medieval Europe. The realities of that time, such as the widespread passion for music and singing responding to the new needs of the society, especially in urban areas, are distinguished in the judgments of this famous humanist and Renaissance poet. The dialogue addresses various ethical subjects of the Renaissance: importance of education,
personal nobility despite social class frameworks, and personal right to the satisfaction of esthetic needs. Pinitian's epigraph narrows the meanings of the dialogue and "frames" it in everyday life, thereby depriving the text of historical space. At the same time, the epigraph does not distort or modify the dialogue. However, it maximally focuses the reader's attention on its didactic component.
Keywords: history of music, Early Renaissance, flute, music in Petrarch's perception, Pinitian, city esthetics of the 14th century.
Источники
I - Petrarca Fr. De remediis utriusque fortunae. - Bern, 1610. - 745 p.
II - Petrarca Fr. De dulcedine musica // Petrarque Fr. Les remedes aux deux fortune. - Paris,
2002. - V. 1. - P. 120-124.
Литература
1. Fiske W. Petrarch's treatise "De remediis utriusque fortunae". - Firenze, 1888. - 96 p.
2. Billanovich G. Petrarca e il primo Umanesimo. - Padova: Antenore, 1996. - XXXIV, 632 p.
3. ArianiM. Petrarca // Storia della letteratura italiana. - Roma, 1995. - V. 2. - P. 632-643.
4. Dotti U. Vita di Petrarca. -Torino, 2014. - 501 p.
5. Spieka J. Strategie dialogu v Petrarkove "De remediis". - Brno, 2005.
6. Spieka J. La Speranza e le sue sirocchie nel "De remediis" di Petrarca // Verbum. -2005. - No 7. - P. 221-234.
7. Lentzen M. La fortuna del De remediis utriusque fortunae del Petrarca nei Paesi di lingua tedesca: Sebastian Brandt e il Petrarca // Francesco Petrarca: L'opera Latina: tradizione e fortuna: Atti del XVI Convegno internazionale (Chianchano-Pienza, 19-22 luglio 2004). -Firenze, 2006. - P. 361-372.
8. Karlheinz S. Francesco Petrarca. Ein Intellektueller im Europa des 14. Jahrhunderts. -München-Wien, 2003. - 435 S.
9. Андреев М.Л. Петрарка // Культура Возрождения. Энциклопедия. - М.: РОССПЭН, 2011. - Т. 2, кн. 1. - С. 535-539.
10. Petrarque Fr. Les remedes aux deux fortune. - Paris, 2002. - V. 1. - 1165 p.
11. Petrarque Fr. Les remedes aux deux fortune. - Paris, 2002. - V. 2. - 805 p.
12. Gallico Cl. La musica a Milano nel Trecento // Petrarca e la Lombardia: Atti del Convegno di studi (22-23 maggio 2003). - Roma; Padova, 2005. - P. 65-76.
13. Gallico Cl. Occorenze di Petrarca in musica // Quaderni petrarcheschi. - 2005/6. -V. 15/16. - P. 507-515.
14. WorstbrockF.J. Pinicianus (Kening), Johannes // Deutscher Humanismus 1480-1520: Verfasserlexikon. - 2011. - Bd. 2. - S. 445-465.
Поступила в редакцию 21.11.14
Девятайкина Нина Ивановна - доктор исторических наук, профессор кафедры менеджмента туристического бизнеса, Саратовский государственный технический университет им. Ю.А. Гагарина, г. Саратов, Россия. E-mail: devyatay@yandex.ru
