CC BY
75
Музыка и музыкальность в лирике В. Г. Бенедиктова
А. В. Клюкина (Литературный институт им. А. М. Горького)*
В статье рассматривается музыкальность как одна из стилевых доминант лирики В. Г. Бенедиктова. Музыка представляется становящимся поэтическим образом в контексте синтеза искусств.
Ключевые слова: музыкальность, внутренний жест, образ движения, синтез искусств.
Известна формула, выведенная Мандельштамом: «Останься пеной, Афродита, и, слово, в музыку вернись...» Представители Серебряного века, немало теоретизировавшие о природе творчества, ясно осознавали нерасторжимую древнюю связь поэзии как дара Слова и музыки. Однако XX в. не был первооткрывателем этого. Еще с Античности укрепилось понимание этих двух явлений как взаимосвязанных. Но наиболее отчетливо данное взаимодействие проявилось в романтической литературе и миропонимании. Как известно, музыка была для романтиков «самым полным и ярким осуществлением их эстетических концепций» (Ванслов, 1966: 254).
Являясь эмоционально насыщенным видом искусства, музыка способна выразить самые сокровенные чувства и переживания. И здесь она максимально сближается с поэзией. Примечательно, что происходит это в условиях кардинального изменения культурных ориентиров. Так, с усилением романтических тенденций литература, связанная ранее с принципами риторичности и нормативности, обратила пристальное внимание на внутренний мир человека и глубину его личностных переживаний. В конце
XVIII — начале XIX в. весьма актуальной стала проблема синтеза искусств. По утверждению В. В. Ванслова, «в художественной практике романтизма, как никогда ранее, обнаружилась общность и родство всех
искусств» (там же: 281). Музыка и литература продолжали сохранять свои лидирующие позиции в иерархии искусств, поэтому взаимодействие этих форм выражения было особенно органичным и продуктивным. Главным образом это отразилось в трансформации одного искусства в другое.
В этом смысле не были исключением и взгляды русских «неистовых романтиков» (Н. В. Кукольник, В. Г. Тепляков, А. И. Подо-линский, Ф. Н. Менцов), и в частности наиболее известного их представителя Владимира Григорьевича Бенедиктова (1807-1873).
Начиная с 1830-х годов поэзия Бенедиктова была вписана в общий контекст русской культуры. Являясь популярным поэтом, он был знаком со многими актерами, художниками и музыкантами. Произведения Бенедиктова становились текстами романсов, в соавторстве с польским композитором Ст. Монюшко он написал две мифологические кантаты («Мильда» и «Ундины»). Более того, некоторые стихотворения поэта были посвящены музыкантам и их мастерству («Безумная», «Любовь музыканта»).
В первую очередь музыкальность в лирике Бенедиктова прослеживается в особенностях его индивидуального стиля, выборе языковых средств и мелодике стиха, нередко ориентированных на передачу динамики (танца и песни) и использование возможностей внутренней формы слова, лексического повтора, неологизмов и корнесловия.
* Клюкина Анастасия Владимировна — аспирант кафедры русской классической литературы и славистики Литературного института им. А. М. Горького, г. Москва. Тел.: +7 (495) 694-08-03. Эл. адрес: [email protected]
Рассмотрим данную особенность на примере стихотворения «Московские цыганы» (1842), которое, по выражению В. Г. Белинского, представляет собой «истинный дифирамб в цыганском вкусе и тоне» (Белинский, 1955: 263):
...Льется, как струйка, и вьется,
как змейка.
Ластится к сердцу и сладко язвит.
Чу!.. Свист!.. Вопль!.. Пожар трескучий!
Гармоническая брань!
То разинул хор гремучий
Полну бешеных созвучий
Раскаленную гортань!
И там же:
Весь в огне Илья трясется,
Размахнется, развернется:
«Живо! Веселей!»
А вот «В темном лесе» — Матрена
колотит.
Колотит, молотит, кипит и дробит,
Кипит и колотит, дробит и молотит.
И вот — поднялась, и взвилась, и дрожит...
(Бенедиктов, 1983: 222-223) (выделено нами. — А. К.)
Из приведенного фрагмента видно, что поэт не просто обозначает персонажей. С помощью характерных звуковых повторов и смены ритма создается фонетическое многоголосие, в котором можно услышать голос каждого участника хора в отдельности, «моря вой и шум лесов». Не менее важно здесь изображение танца, отсылающее нас к широкому контексту — понятию «единства искусства» между живописью, музыкой и поэзией ^агау^Ы, 1965: 5). Так эффект «оживления» достигается Бенедиктовым постепенно, нарастая к финалу стихотворения, чему в миниатюре соответствует используемая поэтом восходящая градация («Колотит, молотит, кипит и дробит.»):
Врозь руками размахнула, —
Хочет целый мир обнять.
Вот плывет... скользит... вздрогнула,
Кости старые тряхнула,
Повернулась — да опять!
Чудо — ведьма ты, злодейка!
Вне себя Илья стучит,
Рвется, свищет и кричит:
«Жизнь для нас — копейка!»
(Бенедиктов, 1983: 223)
Впрочем, «компактно нарисованный словесный образ движения» (Минералов, 2007: 288) встречается и в более известном, программном стихотворении Бенедиктова «Вальс» («Все блестит: цветы, кенкеты...»):
Все в движеньи: воздух, люди.
Блонды, локоны и груди И достойные венца Ножки с тайным их обетом,
И страстями и корсетом Изнуренные сердца
(Бенедиктов, 1983: 213).
Не случайно биограф и первый исследователь творчества Бенедиктова Я. П. Полонский обратил внимание на словосочетание «вальсовое круженье», относя его к изобретенным Бенедиктовым и неупотребляемым в языке. В этом контексте небезынтересно то, что возглас «Живо! Веселей!» из стихотворения «Московские цыганы» вполне соотносим и с элементами музыкальной терминологии. Так, часто употребляемый в музыке соответствующий термин аллегро (итал. allegro) в буквальном смысле означает «весело», но, кроме того, этим же словом нередко называется «заключительная часть упражнений, исполняемая танцовщиком в быстром темпе» (Словарь., 1989: 27). Именно подобное значение кажется максимально соответствующим контексту стихотворения и его семантическому пространству. Немаловажно и то, что упомянутые стихотворения написаны Бенедиктовым в начале 1840-х годов. Произведения этого времени, хотя и относятся к так называемому «романтическому» периоду творчества В. Г. Бенедиктова, в значительной степени иллюстрируют изменение
взглядов и писательского метода «неистового романтика».
В частности, в стихотворении «Московские цыганы» отразилась тенденция к усилению повествовательности в поэзии. Реалистическое внимание к детали и стремление к бытописанию вполне закономерно влияли на выбор тематики лирического произведения. Стоит отметить, что в данном случае очевидна стилизация как один из формо-и сюжетообразующих принципов организации текста. При этом в русской литературе
XIX в. «постепенно вызревал интерес к народной культуре, прежде всего к фольклору» (Завгородняя, 2010: 271), причем стили-зационные процессы происходили как в русле книжно-романтической традиции, так и в форме стилизации устной речи. В этом контексте важным оказывался внутренний жест, выраженный в поэтическом тексте (Казарин, 2004: 182-183). Здесь на первый план выходит интонационное своеобразие звучащей в стихотворении речевой и вокально-инструментальной музыки. «Акустическая антропность» звука, его «живость» и «одушевленность» позволяют читателю буквально ощутить себя внутри ситуации, «изображаемой» в произведении (Мышьяко-ва, 2003: 291). Н. Мышьякова пишет: «Именно звуками мир являет человеку свою особую «жизнь», тембром рассказывая о материале звучащего «тела», длительностью воспроизводя движение, процессуальность, «историю», динамикой и темпом — «внутреннее» состояние, экспрессию, «онтологические настроения». Как правило, звуковой пейзаж представляется более одухотворенным, обжитым» (там же: 291). Впрочем, то же самое может быть сказано и о звуковом портрете.
Эта особенность, кстати, была присуща и переводным стихотворениям В. Г. Бенедиктова. Поддерживая творческие контакты с Монюшко, Бенедиктов также охотно и достаточно много переводил польских поэтов (Яна Кохановского, Юлиана Немцевича, Богдана Залеского), но наиболее заметными и значимыми оказались переводы поэзии Адама Мицкевича.
Так, в стихотворении «В альбом Петру Мошинскому» из цикла «Крымские сонеты» Бенедиктов уже в роли переводчика обращается к традиционной романтической идее общности языка различных видов искусства:
Поэзия! Где тон? где музыка твоя?
Пою, — но мой напев ей сердце
не колышет,
Он и не слышен ей, — так соловей
не слышит
Глухого ропота подземного ручья.
Здесь — на чужой земле — ни звучности,
ни цвета,
И самое перо — покорный раб поэта —
Не повинуется владыке своему:
Для песни ноты лишь оно чертит...
к чему?
Черты да знаки тут: сама же песня эта
Тем милым голосом уже не будет спета
(Бенедиктов, 1983: 668).
Эмоциональное напряжение в тексте, связанное с любовным переживанием, усиливает и предельно индивидуализирует мысль об экзистенциальном конфликте и одиночестве человеческой личности, увиденной сквозь призму романтизма. Происходящее «рождение поэзии из духа музыки» оказывается вполне естественным и даже закономерным с точки зрения «трансформации одного искусства в другое». В то же время мысль о неповиновения пера поэту отсылает нас к оригинальному стихотворению Бенедиктова «Любовь музыканта», посвященному композитору А. Г. Рубинштейну:
Царь я, — все звуки — мне слуги
покорные,
Войско державы моей.
Весь я проникнут восторгом и муками, — Созданный весь из огня,
Я упою тебя чудными звуками, —
В них ты прочувствуй меня!
(Бенедиктов, 1983: 302)
Своеобразное полемическое варьирование темы свидетельствует о приверженности Бенедиктова принципам романтизма и соответствующей культурной традиции на протяжении всего творческого пути.
Таким образом, в произведениях В. Г. Бенедиктова музыка становится органичной частью поэтического текста не только как музыкальное начало в стихе, мелодика стиха, но и как полноценный, становящийся образ, подвергающийся философскому и художественному осмыслению и отражающий особенности индивидуального стиля поэта.
СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ
Белинский, В. Г. (1955) Полн. собр. соч. : в 13 т. М. Т. 6.
Бенедиктов, В. Г. (1983) Стихотворения. Л.
Ванслов, В. В. (1966) Эстетика романтизма. М.
Завгородняя, Г. Ю. (2010) Стилизация и стиль в русской классической прозе. М.
Казарин, Ю. В. (2004) Филологический анализ поэтического текста. М.
Минералов, Ю. И. (2007) История русской литературы XIX века (1800-1830-е годы). М.
Мышьякова, Н. (2003) Музыка как образ в русской культуре XIX века // Вопросы литературы. №4. С. 287-301.
Словарь иностранных слов. (1989) М.
Starzynski, J. (1965) O romantycznej syntezie sztuk Delacroix. Chopin. Baudelaire. Warszawa.
MUSIC AND MUSICALITY IN THE POETRY OF V. G. BENEDIKTOV
A. V. Kliukina (The Maxim Gorky Literature Institute)
The article examines musicality as one of the stylistic dominant features of V. G. Benediktov’s poetry. Music is seen as a becoming poetic image in the context of the synthesis of arts.
Keywords: musicality, inner gesture, figure of motion, synthesis of arts.
BIBLIOGRAPHY (TRANSLITERATION)
Belinskii, V. G. (1955) Poln. sobr. soch. : v 13 t. M. T. 6.
Benediktov, V. G. (1983) Stikhotvoreniia. L.
Vanslov, V. V. (1966) Estetika romantizma. M.
Zavgorodniaia, G. Iu. (2010) Stilizatsiia i stil’ v russkoi klassicheskoi proze. M.
Kazarin, Iu. V. (2004) Filologicheskii analiz poeticheskogo teksta. M.
Mineralov, Iu. I. (2007) Istoriia russkoi liter-atury XIX veka (1800-1830-e gody). M.
Mysh’iakova, N. (2003) Muzyka kak obraz v russkoi kul’ture XIX veka // Voprosy literatury. №4. S. 287-301.
Slovar’ inostrannykh slov. (1989) M.
Starzynski, J. (1965) O romantycznej syntezie sztuk Delacroix. Chopin. Baudelaire. Warszawa.
Авторефераты диссертаций, защищенных аспирантами Московского гуманитарного университета
Предыбайлов, С. М. Представительная власть в субъектах Российской Федерации: особенности формирования и функционирования : автореф. дис. ... канд. полит. наук [Текст] / Предыбайлов Сергей Михайлович ; 23.00.02 — политические институты, процессы и технологии. — М., 2011. — 25 с.
