CC BY
12
УДК 930.85
«МУЖИЦКОЕ» ОБРАЗОВАНИЕ В РОССИИ В 60-80-Е ГОДЫ XIX ВЕКА:
ПУТИ РАЗВИТИЯ
© 2020 А. В. Третьяков
докт. ист. наук, профессор, профессор кафедры истории России e-mail: dr_tretiyakov @ mail. ru
Курский государственный университет
В статье рассматривается история поиска оптимальных форм обучения российского крестьянства в 60-80-е гг. XIX в. Показано, что в первые пореформенные десятилетия идея общего и профессионального сельскохозяйственного образования крестьянства активно развивалась прогрессивной общественностью, а землевладельцы и земледельцы всех состояний, включая крестьянство, начинали понимать социально-экономическую сущность образования. В рассматриваемое время крестьяне обучались в начальных сельских народных школах, таких же школах с изучением отдельных отраслей сельского хозяйства и низших сельскохозяйственных школах. Социально-исторические особенности России стимулировали создание профессиональных сельскохозяйственных школ с классами предварительной подготовки в объёме начальных школ. Вместе с тем практически круглогодичная хозяйственно-производственная занятость крестьянских детей сдерживала процесс их обучения и образования.
Ключевые слова: крестьяне, сельская народная школа, низшая сельскохозяйственная школа, приготовительные классы, экономическая сущность образования.
Постсоветский период изучения отечественной истории отличается возросшим интересом к историческому прошлому государства и отдельных его регионов, как профессиональных историков, так и всех людей, неравнодушных к судьбе своего Отечества. Это хорошо. Интерес к прошлому выявил две, на наш взгляд, противоположенные тенденции. Первая предполагает комплексное изучение правды истории и осмысление сути исторического процесса в целях формирования самодостаточной Российской государственности. Вторая, прикрываясь той же целью, стремится идеализировать дореволюционную Россию, чтобы контрастнее показать «ужасы» советской государственной системы хозяйствования. В этом плане следует сказать, что вся отечественная история - дореволюционная российская, советская и российская постсоветская - полна противоречий, носит героико-трагический характер, а потому требует внимательного, объективного изучения.
Особого внимания и изучения, на наш взгляд, требует история «станового хребта» российской государственности - крестьянства. Эта тема весьма широка, многогранна и противоречива. Мы предпримем попытку рассмотреть один из важных вопросов крестьянского бытования - отношение крестьянства к образованию в пореформенное время.
Отмена крепостного права, реализация и углубление последующих реформ стимулировали поиск путей повышения хозяйственной эффективности в аграрной сфере России. Анализ источников показывает, что данный вопрос оставался актуальным на протяжении всего пореформенного периода. Все понимали, что существовавшая система хозяйствования в новых условиях требует если не замены, то существенной модернизации. Но единого взгляда на решение данной проблемы, естественно, не было.
В пореформенное время в социально-хозяйственной жизни деревни укрепилась тенденция к совершенствованию не только землевладения, но и земледелия. Фактически все были единодушны в том, что целесообразно и необходимо совершенствовать культуру земледелия, в том числе и путём повышения профессионально-образовательного уровня всех землевладельцев и земледельцев. Проблема осложнялась ещё и тем, что в пореформенное время помещики в основной своей массе переставали заниматься самостоятельным хлебопашеством. Их земли в большей степени обрабатывались по различным причинам окрестными крестьянами.
Разноплановые источники показывают, что крестьяне в основе своей являлись сторонниками обучения собственных детей. Но понимание экономической сущности образования в крестьянской среде усиливалось по мере упрочения новых хозяйственных отношений в аграрной сфере. «Заметно также увеличивается стремление к образованию, к грамотности, - отмечал А.Н. Энгельгардт. - Когда была мода на разведение грамотности, вскоре после "Положения", и у нас была при волости школа, но в эту школу приходилось собирать ребят насильно, отцы не хотели отдавать детей в школу, считали отбывание школы повинностью. Неохотно отдавали отцы детей в школу, неохотно шли и дети, да и до школы ли было, когда ребята зимой ходили в "кусочки"? Потом волостная школа, не знаю почему - мода, должно быть, прошла, - была закрыта. Позднее была открыта школа при селе, но и то для поповского сына, чтобы ему в солдаты не идти, говорили мужики, учеников же в школе было мало» [8, с. 254]
Эту особенность отношения крестьян к обучению собственных детей называли и иные источники. «Замечено, - писал в отчёте школы сельскохозяйственных рабочих В. Краинский, - что крестьяне никогда своих детей не принуждали учиться, хотя бы даже и сознавали в том пользу; но вместе с тем они и не против обучения, если сами дети того пожелают. В этом отношении у них полная свобода. Поэтому на успех можно было рассчитывать лишь в том случае, если сами учащиеся будут заинтересованы и сознают не только пользу от учения, но и ту пользу, которую может принести им хозяйственная практика» [1, с. 2].
«В последние же годы, - писал в октябре 1880 г. профессор А.Н. Энгельгардт, -стремление к грамотности стало сильно развиваться. Не только отцы хотят, чтобы их дети учились, но и сами дети хотят учиться. Ребята зимою сами просят, чтобы их поучили грамоте, да не только ребята, а и взрослые молодцы: день работают, а вечером учатся грамоте. Даже школы свои у крестьян по деревням появились. Подговорят хозяева какого-нибудь грамотея - учителя, наймут у бобылки изобку - вот и школа. Ученье начинается с декабря и продолжается до святой. Учитель из отставных солдат, заштатных дьячков, бывших дворовых и тому подобных грамотеев получает за каждого ученика по рублю в зиму и содержание. Относительно содержания учителя родители учеников соблюдают очередь. Во дворе, в котором находится один ученик, учитель живет, например, три дня, там же, где два ученика, - шесть дней и т. д., подобно тому как деревенский пастух. Изба для школы нанимается родителями сообща, дрова для отопления доставляются по очереди, учебные книги, бумага, грифельные доски покупаются родителями» [8, с. 254].
При этом крестьяне по-своему понимали и оценивали сложности учительского труда. «Кстати, - писал А.Н. Энгельгардт, - скажу здесь, что вообще мужики так называемый умственный труд ценят очень дешево... В одной деревне школьному учителю мужики назначали жалованье всего 60 рублей в год, на его, учителя, харчах. Попечитель и говорит, что мало, что батраку, работнику полевому, если считать харчи, платят больше. А мужики в ответ: коли мало, пусть в батраки идет, учителем-то каждый слабосильный быть может - мало ли их, - каждый, кто работать не может. Да потом и стали высчитывать: лето у него вольное, ученья нет, коли возьмется косить
- сколько накосит!.. Тоже огород может обработать, корову держать, от родителев почтение, коли ребенка выучит, - кто конопель, кто гороху, кто гуся, - от солдатчины избавлен. Батраку позавидовали! Да научи меня грамоте, так сейчас в учителя пойду, меду-то что нанесут - каждому хочется, чтобы дите выучилось» [8, с. 175].
В 60-70-е гг. XIX в. в России достаточно активно вёлся «нескончаемый оживлённый спор по избитому, но постоянно возобновляющемуся вопросу о том, что важнее и нужнее в данный момент - экономические ли мероприятия в строгом смысле этого слова, или усиленные заботы о народном образовании. Спор этот только возможен у нас на Руси, где ещё ничего не сделано, где всё нужно начинать, а не заканчивать и не продолжать» [5, с. 24].
По словам современников и участников этих дискуссий, сочетание этих двух вопросов производило «невообразимый хаос в решении их.
- Голодному грамота на ум не пойдёт, - говорит один.
- Какой толк в том, что вы накормите его, - возражает другой. - Всё равно через год-два он опять будет голоден, потому что он невежественен и не знает, как воспользоваться богатствами, которые дадут ему.
- Чего можно ждать от земли и школы, - перебивает третий, - когда перед вами изнурённой долгой болезнью человек, не способный ни для физической работы, ни для обучения. Его нужно лечить и лечить» [5, с. 25].
«-Я вам давно говорил, - горячо отвечал Клеоник Петрович (К.П. Арнольди. -А.Т.), - что ни увеличение площади крестьянского землевладения, ни организация кредита, артельного труда, сбыта и т.п. не поможет вполне делу, если народ будет невежественен, если мысль его не будет тронута, если мозги останутся в теперешнем полусонном состоянии, если всякий проходимец будет водить его за нос, словом, если не будет вестись ожесточённая война с поголовным невежеством» [Там же].
Деятельность по развитию крестьянского образования в России, в силу особенностей сельскохозяйственной жизни и общего состояния образования населения в сельской местности в пореформенное время, предполагала системную работу по учреждению одновременно общеобразовательных и профессиональных сельскохозяйственных учебных заведений. Следует отметить, что во второй половине XIX в. этот вопрос в России являлся особо актуальным потому, что постепенно менялась система организации хозяйствования в формирующейся рыночной повседневности, и это стимулировало формирование крестьянской образовательной ментальности.
В 60-80-е гг. XIX в. проблема организации и развития крестьянского образования, формирование системы обучения осложнялись видимой простотой сельскохозяйственного труда. Это позволило определённой части просвещённого общества говорить о приоритете практической хозяйственной выучки и нецелесообразности развития школьного образования в крестьянской среде. Сторонники этого подхода не понимали развивающей сущности общеобразовательной школы в системе подготовки профессиональных хозяев, способных жить и работать в рыночных условиях. «Организация сельскохозяйственных школ, - писал И.Н. Миклашевский, - представляет трудности, которых, в большинстве случаев, не знает организация других технических школ. Сельское хозяйство есть промысел, не требующий ни сложных машин и орудий, ни продолжительной выучки, чтобы уметь владеть самыми усовершенствованными из них. Пахота и боронование, уход за растениями во время их произрастания, уборка их и т.д., равно как и все работы по уходу за домашними животными, отличаются крайнею простотою и легко усваиваются всяким сколько-нибудь смышлёным крестьянским мальчиком» [2, с. 1]. Одновременно стала формироваться и альтернативная точка зрения на подход к крестьянскому
образованию. Так, среди участников дискуссии о содержании образования в низших сельскохозяйственных школах один из организаторов Кучеровской школы утверждал: «Не нужно увлекаться специальностью и забывать общие предметы. Ведь, прежде всего человек нужен» [5, с. 2].
Совершенствование во второй половине XIX в. организационно-правовых основ и технологий хозяйствования в аграрной сфере, развитие агрономической науки, рост технического оснащения земледельческой деятельности стимулировали потребность поиска оптимальных форм общего и профессионального образования крестьянства. «Вопрос о развитии сельскохозяйственного образования, - писал профессор И.А. Стебут, - начал особенно интересовать русское общество с 1861 года, когда освобождение крестьян от крепостной зависимости, изменив условия русского хозяйства, яснее обнаружило необходимость специального знания для успешного ведения хозяйства. Поэтому непосредственно вслед за этой реформой мы встречаем обсуждение этого вопроса в периодической печати того времени, затем на съезде сельских хозяев, бывшем в 1864 году по случаю Всероссийской выставки сельского хозяйства в Москве; в Петербургском собрании сельских хозяев в 1866 году по поводу доклада князя А.И. Васильчикова на беседах Московского общества сельского хозяйства в том же году, наконец, на съезде, устроенном этого вопроса в 1867 году при Петербургском собрании сельских хозяев» [6, с. 542].
Важную стимулирующую роль в поиске типов учебных заведений для обучения крестьянских детей в России в это время играли земства. Активно на первом этапе своей деятельности земства выступали организаторами формирования сети начальных общеобразовательных школ, которые в условиях недостатка кадров массовых профессий стремились максимально профессионализировать. Это движение достигло в 80-90-е гг. XIX в. широкого размаха потому, что пользовалось большой поддержкой правящей бюрократии. При школах организовывались для практического обучения сады, огороды, питомники и других подсобные учебные хозяйства. В целом же эти начинания не дали заметных практических результатов (см.: [7, с. 92]). Но они существенно повлияли на формирование идеи организации низших сельскохозяйственных школ с классами общеобразовательной подготовки.
В пореформенное время в землевладении и земледелии произошли существенные изменения. В новых хозяйственных условиях крестьяне, получившие землю, постепенно наравне со своими бывшими хозяевами становились самостоятельными сельхозтоваропроизводителями. Теперь успешность крестьянского хозяйствования и благосостояние их семей определялись в основе своей количеством трудового времени, затрачиваемым крестьянами на обработку своих совокупных земель в страдное время. Поэтому они были заинтересованы дольше работать на своих собственных земельных наделах, формируя эффективный хозяйственный цикл, компенсируя нехватку земельных площадей арендой. Однако недостаток земельных угодий, денежных средств вынуждал их наниматься на работы к более крупным и состоятельным землевладельцам.
Стремление крестьян к обустройству собственных хозяйств в рыночной повседневности сокращало базу наёмного труда для крупных землевладельцев. Дело в том, что определённая часть крестьян в несельскохозяйственный сезон использовала отход для зарабатывания денег на различные нужды, включая налоговые выплаты. В рыночных условиях прогрессивные землевладельцы нашли, можно сказать, новый альтернативный способ обеспечения своих хозяйств наёмными и более квалифицированными работниками. Они в своих имениях начали учреждать низшие сельскохозяйственные учебные заведения для крестьянских детей, а также начальные народные школы, обеспечивавшие необходимый образовательный ценз
для поступления в сельскохозяйственные учебные заведения. Важно отметить, что субъективные цели владельцев таких имений в итоге имели существенные благоприятные последствия для государства и общества.
Профессор И. А. Стебут говорил, что дореформенная Россия «обходилась до сих пор почти без школ, поддерживая свои школы более из желания не отставать от других стран, нежели из общего сознания их необходимости для сельскохозяйственного дела» [6, с. 544]. Это, по его мнению, можно было объяснить крепостным трудом. Но уничтожение крепостного права, недостаток финансовых средств, конкуренция «в снабжении хлебом рынка Европы ... требует школы, науки». Именно поэтому «нам нужны уже сельскохозяйственные школы» [Там же, с. 545]. Важно то, что И. А. Стебут акцентирует внимание на хозяйственно-экономической сущности образования.
Зная российскую деревню и понимая сложности развития образования в пореформенном селе, землевладелец, организатор рационального хозяйства профессор А.Н. Энгельгардт писал: «В настоящее время идут толки об устройстве народных сельскохозяйственных школ. Не менее важно было бы, по моему мнению, устроить поблизости от университетских городов практические рабочие школы, где желающие могли бы обучаться земледельческим работам, то есть могли бы учиться косить, пахать, вообще работать по-мужицки» [8, с. 210].
Профессор И.А. Стебут также, в свою очередь, говорил, что «сельскохозяйственное знание вообще, допуская... специализацию сельскохозяйственных знаний. должно состоять в теоретическом и практическом знании сельскохозяйственной техники и экономики; техники, которая научает культуре растений и животных при различных почвенных и климатических условиях, и экономики, которая научает выгодному в экономическом отношении разведению растений и животных при различных почвенных, климатических и экономических условиях хозяйства» [6, с. 546]. Так в широком смысле профессор рассуждал о сельскохозяйственном образовании, в том числе и крестьянском.
Относительно образования крестьян, которые могут самостоятельно вести собственное хозяйство, работать управляющими в различных экономиях, быть «арендаторами небольших ферм, необходимы низшие школы, в которых должны быть преподаваемы: основные предметы лишь в главных своих основаниях, насколько это нужно для уразумения специальных предметов; специальные предметы во всём своём объёме, но, конечно, с доступным пониманию учащихся теоретическим объяснением сельскохозяйственных явлений и приёмов, и самое необходимейшее для сельского хозяина из вспомогательных предметов в полноте, отвечающей будущему назначению учащихся. В этих школах классное преподавание должно быть ограничено поскольку возможно, но преимущественно развито участие учащихся во всём, что в хозяйстве, под руководством преподавателей, объясняющим им то, что они делают, и то, чем только можно пользоваться в этом случае для увеличения сведений учащихся. Участие учащихся во всём, что делается в хозяйстве. технической практикой и практикой экономической» [6, с. 551].
Следует подчеркнуть, что эти выводы и положения профессора И.А. Стебута о предназначении низших сельскохозяйственных школ были законодательно оформлены в «Нормальном Положении о низших сельско-хозяйственных школах» 1883 г. «Низшие сельско-хозяйственные школы, - устанавливал законодатель, - имеют целью распространение в народе основных познаний по сельскому хозяйству и необходимым для него ремёслам, преимущественно путём практических занятий» [3, с. 492]. Важно отметить, что потребности устойчивого развития хозяйственной деятельности в пореформенной России нацеливали властные структуры на разработку и формирование государственной политики по развитию образования в деревне. В этих
условиях прогрессивные землевладельцы-хозяева начинали учреждать в своих имениях сельскохозяйственные школы различных типов. Однако сельская инфраструктура и общее состояние грамотности в российской деревне вносили определённые коррективы в определение типов учебных заведений для крестьянских детей.
Например, в отчёте Марьинской сельскохозяйственной школы для рабочих эта проблема представлена весьма рельефно. Из отчёта школы видно, что; «По проекту положения Марьинской школы, должны были приниматься на учёбу окончившие курс в сельских народных школах, а таких мальчиков встречалось мало, и потому без подготовки в собственном народном училище сельскохозяйственная школа не могла бы иметь достаточного числа учащихся» [1, с. 4]. Поэтому в 1875 г. Ребиндеры, хозяева имения в с. Щебекино Белгородского уезда Курской губернии, предложили «крестьянам соседних селений отдать в наймы своих детей - мальчиков 13-14-летнего возраста в щебекенскую экономию, сроком на 5 лет, за условную плату, на хозяйственном продовольствии и одежде, с тем, что в зимнее время они будут посещать состоящую при имении сельскую народную школу, а по окончании курса в оной - и сельскохозяйственную школу.» [Там же, с. 1]. В отчёте школы отмечалось, что «учение в сельской народной школе шло своим чередом и довольно успешно, так что к концу 2-го года все 21 человек, из первоначально поступивших, выдержали экзамены и получили аттестаты; этим отчасти уже обеспечивалось будущее существование школы (сельскохозяйственной. - А.Т.)» [Там же].
В Курской губернии это был первый опыт, когда хозяева для обеспечения полноценной функционирования низшей сельскохозяйственной школы открывали для детей окрестного крестьянства общеобразовательную народную школу. Интересны рассуждения и практическая деятельность по развитию крестьянского образования другого землевладельца и земского деятеля Суджанского уезда Курской губернии К.П. Арнольди, который собирался открыть и не без усилий открыл 20 апреля 1884 г. в своем имении «Кучеров Хутор» названного уезда низшую сельскохозяйственную школу 1-го разряда.
«- Вы вот говорите, что одноклассной школы недостаточно, - вдруг перебил он меня (Арнольди. - А.Т.). - Я с вами согласен. Поэтому, знаете что, Максим Дмитриевич, давайте откроем с вами мужицкую академию» [5, с. 25]. По замыслу инициатора К.П. Арнольди это должно было быть «такое училище, которое давало бы побольше знаний, чем наши народные школы, которое раскрывало бы кругозор, сообщало бы ученикам прикладные знания и помогло бы им, по выходе из училища, самостоятельно устроиться на полезном для себя и других хозяйстве. Вместе с тем я мечтаю, чтобы дети мои учились со мной и у меня, чтобы росли они вместе с детьми народа, не были чужды ему, а в крайности не были чужды и тому хозяйственному труду, который, кто знает, может быть, в будущем сделается необходимым и для них» [Там же, с. 26].
В своих воспоминаниях М. Слобожанин писал: «Было намечено, что наша академия будет вместе и общеобразовательной, и сельскохозяйственной, что курс её составит прямое продолжение народной школы, что мы не нуждаемся ни в каких "правах и преимуществах", а потому не желаем связывать себя какими бы то ни было "установленными" правилами и программами» [Там же, с. 27].
Из вышеизложенного материала следует, что в 60-80-е гг. XIX в. вопрос о целесообразности развития крестьянского образования в России был решён в пользу его развития. Существенную роль в формировании сети народных сельских школ стали играть земские учреждения, государство, православное ведомство, общества и частные лица. Естественно, что сразу возник и активно обсуждался вопрос о видах и типах учебных заведений для обучения крестьянских детей и всего сельского населения.
Исходя из географических особенностей России, специфики сельскохозяйственной жизни крестьянства и финансово-материальных возможностей государства, прогрессивная общественность, понимавшая сущность крестьянской жизнедеятельности, приходила к выводу о целесообразности создания для крестьянских детей низших сельскохозяйственных профессиональных школ с общеобразовательной подготовкой в них.
Прислушиваясь к общественному мнению, государство разрешило при низших сельскохозяйственных школах открывать приготовительные классы для изучения общеобразовательных предметов. «В местностях, - говорилось в Нормальном Положении 1883 года, - где нет народных училищ, при сельско-хозяйственных школах может быть открываем приготовительный класс, преподавание в котором должно соответствовать: при школах первого разряда - курсу двухклассных сельских училищ Министерства Народного Просвещения, а при школах второго разряда - курсу начальных народных училищ того же ведомства» [3, с. 493].
Мы видим, что проблема с типологией учебных заведений для обучения крестьянской молодёжи хоть и медленно, но решалась. Вместе с тем, наряду с численным недостатком учебных заведений всех типов, занятость крестьянской молодёжи в производственно-хозяйственной цикле родительских хозяйств активно сдерживала развитие процесса их обучения. Это подтверждает статистика по губерниям империи. Так, в Смоленской губернии в 1883 г. проживало 1 218 101 человек, в том числе 611 294 мужчин и 606 807 женщин [4, с. 18]. Во всех 447 учебных заведениях губернии обучалось только 22 863 человека (1,9%) лиц обоего пола. В то же время крестьян всех наименований в губернии было 1 017 224 человека, в том числе мужчин 500 799, женщин 517 425 человек [Там же, с. 19]. А в уездах (без уездных городов) имелось всего 314 учебных заведений при церквах, волостных правлениях, а также сельские школы различных министерств и ведомств. В них обучалось всего 14 414 человек (1,4%). Из них 13 023 были мужчины и 1 391 женщина. [4. Приложение. Ведомость №8].
С незначительными различиями в сторону увеличения аналогично ситуация в исследуемое время складывалась и в других губерниях империи.
В условиях углубления рыночных отношений в сельском хозяйстве потребность в формировании сети учебных заведений и системы распространения образования в России возрастала. Здесь оформилось определённое противоречие. С одной стороны, рыночные отношения стимулировали у сельских жителей потребность в образовании. С другой же стороны, усложнение хозяйственных задач в новой социально-экономической повседневности сдерживало выход крестьянских детей за орбиту хозяйственной жизни. Следовательно, основная часть детей, желавших учиться, не могла этого делать.
Вот что по этому поводу говорил смоленский помещик и профессор А.Н. Энгельгардт. «Кроме старосты, - писал он, - у меня есть еще скотник Петр с женой Ховрой и детьми. У скотника семеро детей: Варнай - 14 лет, Аксинья - 11 лет, Андрей - 10 лет, Прохор - 8 лет, Солошка - 6 лет, Павлик - 4 лет, Ховра - еще нет году. Все это семейство, до Солошки включительно, работает безустанно с утра до ночи, чтобы только прокормиться» [8, с. 10]. Естественно, что при таком уровне жизни обучение не могло являться самостоятельным видом деятельности.
«Сам скотник Петр, - отмечал Энгельгардт, - летом, с 1 мая по 1 октября, пасет скот, зимой же, с 1 октября по 1 мая, кормит и поит скот. В этой работе ему помогают два старшие сына - Варнай (14 лет) и Андрей (10 лет). Летом скотник, встав на заре до солнечного восхода, выгоняет скот в поле и при помощи двух старших ребят (скота нынче будет 100 штук) пасет его (младший, Андрей, обыкновенно носит ружье против
волков). В 11 часов он пригоняет скот на двор, где скот стоит до 3 часов. В 4-м часу он опять гонит скот в поле и возвращается домой на ночь. И так изо дня в день, в течение целого лета, и в будни, и в праздники, и в зной, и в дождь, и в холод. Для скотника нет праздника ни летом, ни зимой, праздник отличается у него от будничных дней только тем, что в праздничные и воскресные дни он получает порцию 1/ю0 ведра) водки перед обедом. Зимой скотник, опять-таки при помощи двух старших ребят, кормит и поит скот: встав до свету, он задает первую дачу корма; когда обутреет, бабы доят скот, после чего скотник поит скот, гоняя на водопой каждый хлев особенно. После водопоя он задает вторую дачу корма, обедает и отдыхает. Под вечер вторично поит скот и задает третью дачу корма на ночь. Ночью зимой скотник не имеет настоящего покоя, потому что, несмотря ни на мороз, ни на вьюгу, он в течение ночи должен несколько раз сходить в хлевы посмотреть скот, а когда коровы начнут телиться (декабрь, январь, февраль), он должен постоянно следить за ними и всегда быть начеку, потому что его дело принять теленка и привести его в теплую избу. Старшие ребята помогают скотнику раздавать корм, и даже десятилетний Андрей работает настоящим образом, по мере своих сил: запрягает лошадь, помогает брату накладывать сено на воз; сам скотник Петр в это время вносит корм мелкому скоту, потому что для мелкого скота сено нужно выбирать, а в этом на ребят положиться нельзя, - водит лошадь и в хлевах разносит корм и закладывает его в ящики. Разумеется, Андрей, по мере сил, забирает маленькие охапочки сена; но посмотрели бы вы, как он бойко ходит между коровами, как покрикивает на быка - и бык его боится, потому что у Андрея в руках кнут. Летом Андрей носит за отцом ружье, но при случае и сам выстрелит» [8, с. 10].
«Жена скотника, скотница Ховра, доит коров вместе с Авдотьей и подойщицами, поит телят, кормит ягнят, готовит кушанье для своего многочисленного семейства -одного хлеба сколько нужно испечь, - обмывает и обшивает детей. В этих работах ей помогает старшая дочь, Аксюта (12 лет), и младшая, Солошка (6 лет), специальная обязанность которой состоит в уходе за маленькой Ховрой, которую она качает в люльке, таскает по двору, забавляет и нянчит. Прохор (8 лет) тоже помогает по хозяйству: он рубит дрова, и так как силенки у него мало, то он целый день возится, чтобы нарубить столько дров, сколько нужно для отопления одной печки. Только Павлик и маленькая Ховра ничего не делают» [Там же].
За свою работу, по подсчётам А.Н. Энгельгардта, скотник «получает в год 60 рублей деньгами, 6 кулей 6 мер ржи, 2 куля овса, 1х/2 куля ячменя, держит на моем корму корову и овцу, имеет маленький огород, который должен обработать сам, получает место для посева одной мерки льна и одной осьмины картофеля, получает 2 порции водки - на себя и на жену - по воскресеньям и праздникам, получает творогу, молока снятого, сколотин, сколько будет моей милости дать (этого нет в договоре). Так как скотнику на его семейство нужно не менее 11 кулей ржи в год, то ему следует прикупить еще 4 куля 2 мерки ржи, что составляет по нынешним ценам 34 рубля. Таким образом, за расходом на хлеб у него из 60 рублей жалованья остается всего 26 рублей, из коих он уплачивает за двор 20 рублей оброку (прежде, когда у него было меньше детей, он платил 40 рублей), а 6 рублей в год остается на покупку соли, постного масла, одежду» [Там же, с. 10-11]. Из этого также следует, что малоземелье и финансовая несостоятельность крестьян как самодостаточных хозяев не позволяли их детям учиться.
Ещё одним важным фактором, существенно сдерживавшим образовательную активность крестьян, можно считать отсутствие у них стремления брать на себя ответственность. Так, Ребиндеры, готовясь к открытию сельской народной школы, были уверены в том, что их инициатива будет поддержана местным крестьянством, дети которых постоянно нанимались на работу в имение. «Оказалось, что достаточно
было поставить обязательный срок найма, чтобы все отшатнулись от такого предложения. Никакие разъяснения выгодности предлагаемых условий не помогали, потому что крестьянин наш никаких обязательств на себя принимать не любит, а в благотворительность частных лиц в деле образования, проявляющуюся чаще ради забавы, чем для пользы, не верит» [1, с. 2].
Из вышеизложенного материала следует, что реализация «великих реформ» активизировала хозяйственно-производственную активность сельских хозяев, и особенно крестьянства. Прогрессивная общественность и бюрократия, понимая социально-экономическую сущность образования в 60-80-е гг. XIX в. активно проводили линию на создание системы крестьянского образования. В рассматриваемое время крестьянские дети обучались в начальных народных сельских школах различных ведомств, таких же школах с изучением отдельных отраслей сельского хозяйства. Их сеть в Российской империи была слабо развитой, что стимулировало поиск новых типов учебных заведений для крестьянской молодёжи.
Социально-культурные, исторические, региональные особенности, а также рыночные отношения требовали не только общеобразовательной подготовки, но профессионального сельскохозяйственного образования. Поэтому в первые десятилетия пореформенного времени в России передовые землевладельцы и земства стали учреждать низшие сельскохозяйственные школы с классами общеобразовательной подготовки в объёме начальных народных школ. Вместе с тем практически круглогодичная хозяйственно-производственная занятость крестьянских детей сдерживала процесс их обучения и образования.
1. Годовой отчёт Марьинской сельскохозяйственной школы для рабочих, в имении гг. Ребиндер, Курской губернии, белгородского уезда, в с. Щебекино. СПб., 1879. 12 с.
2. Миклашевский И.Н. Очерк из истории сельскохозяйственного образования в России (Посвящается И. А. Стебуту). СПб., 1893. 67 с.
3. Нормальное Положение о низших сельско-хозяйственных школах. Высочайше утверждённое 27 декабря 1883 года. Закон // Полное собрание законов Российской империи (ПСЗРИ). Собрание третье. Т. III. 1883. От № 1293 до 1933 и Дополнение. СПб., 1886. С. 491-494.
4. Обзор Смоленской губернии за 1883 год. Приложение к Всеподданнейшему отчёту Смоленского губернатора. Смоленск, 1884. 68 с.
5. Слобожанин М. Как мы устроили мужицкую академию (Отрывок из воспоминаний) // Русская школа. 1896. №9/10. С. 23-47
6. Стебут И.А. Сельскохозяйственное знание и сельскохозяйственное образование // Стебут И.А. Избр. соч. Т. II. М., 1957. С. 539-582.
7. Третьяков А.В. Низшая сельскохозяйственная школа пореформенной России: факторы развития. Курск, 1997. 128 с.
8. Энгельгардт А. Письма из деревни. М., 2010. 332 с.
