CC BY
0
ИСТОРИЧЕСКИЕ НАУКИ
УДК/ББК 93/63.3(2) DOI 10.24412/1728-5283-2024-3-6-13
МУЗЕЙНАЯ КОЛЛЕКЦИЯ ФОТОГРАФА А.А. ЗИРАХА*
© Азнабаев Булат Ахмерович
Институт этнологических исследований им. РГ Кузеева ФГБНУ Уфимский федеральный исследовательский центр РАН г Уфа, Российская Федерация
В краеведческой литературе творчество провинциального уфимского фотографа начала XX в.
А.А. Зираха не выходит за рамки описательного дискурса. Однако мы полагаем, что оно представляет собой феномен, нуждающийся в интерпретации с исторической и культурологической точки зрения. Мы попытались понять, что подвигало мелкого страхового служащего бескорыстно отдать последнее десятилетие своей жизни фотографии. Сам анализ фотографий Зираха обусловил обращение к проблеме различия между историей и памятью. Сохранившиеся фотографии свидетельствуют о том, что Зираха в меньшей степени интересовали события, нежели архитектура и ландшафт города. Это подтверждает тезис, что художник рассматривал свою коллекцию в качестве инструмента памяти, но не в формате исторического источника. Память в отличие от истории - область индивидуального восприятия. В этом отношении наша позиция расходится с представителями концепции «места памяти». Природа творчества А.А. Зираха сопряжена с проблемой отношения русской интеллигенции к провинции. Мы полагаем, что определяющим настроением провинциального хронотопа является однообразие. Но время не подвластно творческой личности. В провинции интеллигент лишен возможности выступать в качестве субъекта исторических процессов. Однообразие и бессо-бытийнось времени захолустья меняется только под воздействием центра. Напротив, однообразие, а, следовательно, и бессмысленность ландшафта окраины поддается творческому преобразованию. Вырывая из монотонной среды привычные городские объекты посредством фотографии, Зирах заставляет акцентировать на них внимание, подметить уникальность и, тем самым,
_ Ключевые слова: теория фотографии, Уфа~ разрушить ан°нимн°сть гор°дског° ланд-начала XX в., А.А. Зирах, архитектура, память. шафта
MUSEUM COLLECTION OF PHOTOGRAPHER A.A. ZIRAKH
© Aznabaev Bulat Akhmerovich
R.G. Kuzeev Institute for Ethnological Studies,
Ufa Federal Research Center of the Russian Academy of Sciences,
Ufa, Russian Federation
In local history literature, the work of a provincial Ufa photographer of the early 20th century A.A. Zirakh doesn’t go beyond descriptive discourse. However, we believe that it represents a phenomenon that requires interpretation from a historical and cultural point of view. We tried to understand what motivated a small insurance employee to selflessly give the last decade of his life to photography. The analysis of Zirakh’s photographs led to an appeal to the problem of the difference between history and memory. The surviving photographs indicate that Zirakh was less interested in events than in the architecture and landscape of the city. This confirms the thesis that the artist viewed his collection as an instrument of memory, but not in the format of a historical source. Memory, unlike history, is an area of individual perception. In this respect, our position differs from representatives of the concept of “memory place”. The nature of creativity by A.A. Zirakh
* Для цитирования: Азнабаев Б.А. Музейная коллекция фотографа А.А. Зираха // Вестник Академии наук Республики Башкортостан. 2024. №3. С. 6-13. DOI 10.24412/1728-5283-2024-3-6-13
музейная коллекция фотографа а.а. зираха
is associated with the problem of the attitude of the Russian intelligentsia towards the provinces. We believe that the defining mood of the provincial chronotope is monotony. But time is not under the control of a creative person. In the provinces, the intellectual is deprived of the opportunity to act as a subject of historical processes. The monotony and eventlessness of the time in the outback changes only under the influence of the center. On the contrary, the monotony and, consequently, the meaninglessness of the landscape of the suburbs lends itself to creative transformation By taking familiar urban objects out of the monotonous environment through photography, Zirakh forces us to focus attention on them, notice their uniqueness and, Keywords: theory of photography, Ufa at the beginning! thereby, destroy the anonymity of the urban of the 20th century, A.A. Zirakh, architecture, memory landscape.
Введение. В последние десятилетия, в связи с накоплением достаточного количества фотодокументов, постепенным совершенствованием опыта их источниковедческого анализа и его специфики как особого визуального документа, а также развитием информационных технологий, делающих такие документы доступными широкому кругу исследователей, фотографии стали рассматриваться в качестве полноправного инструмента памяти [1].
Благодаря региональным историкам и краеведам постперестроечного периода, история фотографии в Уфимской губернии конца XIX - начала XX века становится объектом специального изучения [2]. В последние годы благодаря исследованиям П.В. Егорова [3] и О.О. Сусоевой были достигнуты существенные успехи в изучении фотографии Уфы конца XIX - начала XX в.
Вместе с тем до сего времени отсутствуют специальные работы, посвященные исследованию мотивов, побуждавших Аполлония Александровича Зираха (1855-1919 гг.) отдавать свое время и силы любительской фотографии. Вместе с тем, уфимским краеведам это имя хорошо известно [4; 5].
Документальные свидетельства о его жизни сохранились в Национальном архиве Республики Башкортостан, поэтому историк без труда воссоздаст все сколько-нибудь значительные страницы его биографии [6, л. 167-171].
Фотограф родился в 1855 г. в Бузулуке. В Уфу переселился в 1896 г. и служил в страховом отделе сначала Уфимского земства, а с 1918 г. -в Совете народного хозяйства. В 1905 г. попал в картотеку жандармского управления за связь с уфимскими эсерами. При этом, главное дело его жизни - увлечение фотографией почти не нашло никакого отражения в документальных источниках дореволюционной поры. О Зирахе, как фотографе, мы можем судить только по его собственным снимкам. Анализируя его творчество, отметим два важных обстоятельства. Во-первых, фотограф не был профессионалом, фотографией он никогда не зарабатывал. Во-вторых, Зираху
была присуща настоящая одержимость фотографией. Снимал он с 1908 по 1919 г. За это время он сделал несколько тысяч кадров, хранившихся на стеклянных фотопластинках. Объектом внимания фотографа, как правило, выступают городские кварталы, улицы, отдельные дома. Реже Зирах направляет объектив своей камеры на то, что принято называть «событием»: крестные ходы, демонстрации, похороны и т.д. Таким образом, именно город интересует автора. По-видимому, происшествия, имевшие место в Уфе, привлекали внимание Зираха только тем, что они вписаны в ландшафт города.
Между тем, в конце XIX - начале XX вв. Уфа едва ли могла похвастать выдающимися достопримечательностями. А.П. Чехов, приехавший в Уфимскую губернию на кумысолечение, не захотел даже побывать в Уфе перед отъездом в санаторий. Его супруга О.Л. Книппер, посетившая наш город с целью приобретения необходимых в санатории вещей, ограничилась коротким комментарием: «Вот яма-то эта Уфа! Пекло, духота, пыль!» [7, с. 719]. Тем не менее, Зирах увидел в Уфе красоту, достойную увековечивания в каждом, самом непримечательном, на первый взгляд квартале, административном здании, городском парке, овраге, береге реки Белой и т.д.
Постановка проблемы. В этой короткой статье мы попытаемся исследовать мотивы, побуждавшие А.А. Зираха целенаправленно, на протяжении 11 лет, делать снимки Уфы.
Начнем с того, что Зирах увлекся фотографией весьма в зрелом, по меркам рубежа веков, возрасте - 53 года. По этой причине едва ли страсть Зираха к фотографированию была навеяна модой или стремлением капитализировать свое увлечение. Насколько известно, Зирах никогда не предлагал свои снимки газетам, журналам и типографиям. Но в завещании указал, что все негативы должны быть переданы в Башкирский центральный музей. Это свидетельствуют о том, что фотограф считал свою коллекцию документом памяти об Уфе. Мемориальная мотивация в определенной степени объясняется самой
биографией Зираха. Он приезжает в Уфу в период строительного бума, сопоставимого по масштабам с плановым строительством 50-60-х гг. XX в. или коммерческой застройкой первых десятилетий XXI в.
Если в начале XX в. в Уфе проживало около 60 тысяч человек, то к 1917 г. численность населения почти удвоилась. Однако гораздо более разительными были перемены во внешнем облике города. В 1900 г. в Уфе насчитывалось 247 каменных зданий. К 1917 г. их количество возросло до 1530. Центральные улицы города сплошь покрылись строительными лесами. Некогда обширные пустыри уфимских улиц стремительно застраивались доходными домами и казенными корпусами. По-видимому, именно эта динамически меняющаяся реальность могла повлиять на стремление запечатлеть, сохранить ее в фотографии. Вместе с тем, Зираха, как будто, не интересует сам процесс изменения облика Уфы. Он не снимает стройки, не фиксирует привычные для зрителя трансформации объекта «было» -«стало». Таким образом, не история города, то есть развитие, фасцинирует фотографа, а только память о нем.
Почему именно фотографию выбрал в качестве инструмента памяти уфимский служащий земства? Следует отметить, что с письменной памятью в Уфе, начиная с XVIII в., все обстояло благополучно. В России автором одного из первых дневников, принадлежащих провинциальному чиновничеству, был уфимец М.С. Ребелин-ский, прилежно записывавший события городской жизни конца XVIII - начала XIX в. [8] Отметим, что локальные источники личного происхождения, написанные уфимцами в начале XX в., встречаются намного реже. Периодическая печать вытеснила мемуарный жанр, а всякого рода слухи или происшествия, которые не могли быть отражены в газетах и журналах, переместились в эпистолярные источники.
История и память. Выбор Зирахом фотографии, на наш взгляд, был обусловлен самым её свойством. Французский историк Жак Ле Гофф подметил принципиальную особенность фотографии как «технологии» памяти. Он указал, во-первых, на ее демократичность [9, с. 82]. Снимать может любой, фотограф не обязан соответствовать чьим-либо представлениям об объекте снимка. Отсутствовал заказчик, ведь никто не уполномочивал Зираха вести фотографическую летопись города. Кроме того, Ле Гофф указывает на точность, прежде недоступную, для иных тех-
нологий сохранения памяти. Обратим внимания, что Ле Гофф говорит о фотографии не как историческом источнике, а как об инструменте памяти.
Следует уточнить, что между историей и памятью существуют существенное различие. Х. Вельцер обратил внимание на то, что в отличие от истории, память сугубо функциональна. Она необходима для того, чтобы справляться с жизнью в настоящем [10, с. 41]. То есть в фотографии в большей степени нуждаются не общественные институты и политические структуры, а человек на уровне семьи, ограниченного круга близких
Удивительным образом, трактовка фотографии Вельцером созвучна определению истины у Ницше - «полезное заблуждение, необходимое для выживания определенного рода живых существ» [11, с. 243].
Следует ли исходя из этого совпадения, признать сотериологическое значение фотографии? В предисловии к книге Р. Барта «Camera lucida» - одном из самых глубоких трактатов о фотографии, отмечено, что основной пафос «Светлой камеры», на самом деле жизнеутверждающий, несмотря на постоянное обращение к теме смерти, ибо фотография в трактате Барта предстает не носителем иллюзий, а гарантом острого ощущения жизни, благодаря своей способности поворачивать вспять ход времени, не давая угаснуть чувству любви, источнику жизни» [12, с. 19].
Именно очевидное выражение любви, по мнению Ролана Барта, отличает фотографию от истории. Хотя они (фотография и история) появились в XIX в., но они различны. История, как микстура, фабрикуется по положительным рецептам. История - интеллектуальный дискурс, устраняющий мифологическое время, а фотография - надежное и мимолетное свидетельство, свидетельство любви и памяти.
Барт отмечает, что эра фотографии является одновременно эрой революций, протестов, покушений, взрывов, короче, всего того, что отрицает медленное вызревание [12, с. 166]. Но, случайно или нет, но из всего многообразия сюжетов, запечатленных Зирахом, до нас дошли в основном городские виды Уфы. Как уже было отмечено, собственно, исторические события представлены крайне скудно. При этом Зирах не только состоял в партии эсеров, он один из четырех служащих уфимского земства, выступивших против бойкота советской власти в 1918 г., демонстративно вышедших на службу [13, с. 218].
Таким образом, Зирах не только живет в истории, он в ней участвует. В повседневной жиз-
музейная коллекция фотографа а.а. зираха
ни член одной из самых радикальных партий неспешно с большой любовью фотографирует уфимские храмы, городские парки, здания и т.д.
Тяжелая поступь истории отпечатывалась в лозунгах листовок и транспарантов, но Зирах старается запечатлеть то, что противостоит сиюминутной актуальности. Историк и философ Ф. Анкерсмит полагает, что если понятие «История» обладает аурой неотвратимого, неизбежного рока, то память дает нам опыт некоего повторного испытания воскрешенного ею прошлого [14, с. 144]. То есть память - это всегда возможность возвращения в прошлое.
Однако наиболее точно определил место фотографии в качестве инструмента памяти
В. Беньямин в «Краткой истории фотографии» [15]. Он отметил её открытость и неопределенность и то, что фотография вызывает у нас убежденность, что в данный момент мы - современники изображенной на ней сцены.
Характеризуя творчество Атже (актера XIX в., переквалифицировавшегося в фотографа), Бе-ньямин указывает на почти полное отсутствие людей на его снимках. Как было отмечено выше, Зирах стремился фотографировать уфимские локации, по возможности, в безлюдное время. Беньямин настаивает на том, что это не пустота, а отсутствие настроения: «Город на этих снимках очищен, словно квартира, в которую еще не въехали новые жильцы» [15, с. 99]. Это пустота необходима для подавления «шума и ярости» истории, ведь люди на фотографиях всегда денотаты перемен. Даже, если не обращать внимание на моду и характерные позы, зритель прочтет в выражениях лиц ауру, созвучную эпохе, ее настроению. О вневременности пустынности Петербурга писал И.А. Бродский в «Путеводителе по переименованному городу»: «Эти камни не имеют ничего общего с настоящим еще меньше с будущим. Чем глубже погружаются фасады в XX век, тем неприступнее они выглядят, не обращая внимание, на эти новые времена и их заботы» [16, с. 118]. В большинстве своих снимков Зирах демонстрирует свое безразличие к истории как процессу. Фотографии парков и храмов - отметины памяти, срез застывшей реальности, отрешенной от движения времени.
Эссе Бродского предваряется эпиграфом Сьюзи Зонтаг. Будучи автором одного из самых авторитетных исследований в области теории фотографии, Зонтаг утверждает, что сфотографировать — значит присвоить фотографируемое. А это значит поставить себя в некие отношения с миром, которые ощущаются как знание, а, следовательно, как сила [17, с. 18.]. Но «присвое-
ние» в данном контексте трактуется как частное, индивидуальное действие. В подобном случае возникает резонный вопрос: в какой степени фотография способствует формированию коллективной памяти? С 80-х годов XX в. мы, благодаря работам Пьера Нора, узнали о существовании не только коллективной, но и национальной памяти [18, с. 199]. Однако сама концепция Нора, построенная на символизме, вызывающей обоснованные вопросы. К примеру, Ф. Анкерсмит убедительно доказывает, что коллективная память - метафора и ничего более [14, с. 218]. Он полагает, что памятью обладает индивид.
Но если фотография - результат индивидуального присвоения памяти, то какую цель преследует этот акт? Мы выдвигаем положение, согласно которому, творчество Зираха следует рассматривать в контексте отношения интеллигента к провинциальному городу начала XX в.
Российская провинция традиционно противостоит столицам, как память противостоит истории. По-настоящему судьбоносные перемены происходят только в столицах. Провинция, насколько это возможно, сопротивляется истории. Если революции - удел столиц, то мятежи и бунты всегда начинаются в провинции. Однако крестьянские войны имели глубоко консервативную идею - вернуть мифический золотой век, остановить губительную для простого народа «новизну», исходящую из центра.
Философское осмысление отношения интеллигенции к русской провинции нашло свое отражение в основном в работах последних двадцати лет [19]. Авторы отмечают различные аспекты, определяющие специфическое восприятие интеллигенцией российской провинции. К примеру, в коллективной статье «Русская провинция в философском дискурсе: концептуализация метафоры» [20] отмечается, что одним из главных настроений провинциальной жизни является скука. Причинами подобного настроения являются безграничные пространствам, протяженность времени и одиночество [20, с. 130].
Сущность провинциального хронотопа. Мы же считаем, что сущностью хронотопа провинции является однообразие. Оно приобретает абсолютное значение в безсобытийности времени и монотонности ландшафта. К примеру, А.П. Чехов не видел различий в провинциальных городах: «В России все города одинаковы. Екатеринбург такой же точно, как Пермь или Тула. Похож и на Сумы, и на Гадяч» [21, с. 72]. Известный библиофил и археограф С.Р. Минцлов, посетивший Уфу по долгу службы в 1910 г., не нашел ничего примечательного в облике города: «Бродил по Уфе;
осматривать в ней, собственно говоря, нечего; дома в большинстве, т. е. вернее — за редкими исключениями, сплошь деревянные. Зелени в город мало, но есть парк; грязь в изобилии» [22, с. 9]. Минцлов 9 раз употребляет слово «грязь» в разных формах при описании Уфы. Однако едва ли грязь на улицах города являлась его уникальной особенностью.
Авторы, изучавшие образы провинциальных городов в русской литературе, так же отмечают их поразительную обобщенность, и даже без-ымянность. А.Ф. Белоусов отмечает, что в текстах у городов часто отсутствует имя, которое индивидуализирует город, делает его единичным и уникальным» [23].
Однообразием пронизано и ощущение времени в провинциальном городе. Но это местное время нельзя назвать безсобытийным, как его определяет Н.Б. Назарова [24]. Упомянутый выше Ребелинский счел для себя необходимым в течение 20 лет фиксировать события местной жизни. Минцлов упоминает убийство в Уфе губернатора Богдановича, приговоренного к казни местными эсерами в ответ на расстрел златоустовских рабочих. Однако эти происшествия не имеют никакого отношения к истории, поскольку они не приводят к изменениям, не являются причиной трансформации провинциальной жизни. В провинциальном городе все, по-настоящему, исторические процессы обуславливаются столицей. Провинциальная жизнь вторична. Неслучайно, что все реформы и революции осуществляются здесь с временным лагом. Октябрьская революция в провинции интерпретируется как «триумфальное шествие», начатое в Петрограде. Историей обладает только тот, кто делает. Но провинция в России всегда объект исторических свершений. Впрочем, ирония истории заключается в том, что Уфа на два месяца (октябрь-ноябрь 1918) действительно стала столицей России, обретя наконец-то статус субъекта истории. Временное Всероссийское правительство заседало в Уфе в Сибирской гостинице, которую до революции неоднократно фотографировал Зирах.
Таким образом, провинциальный хронотоп это пространственно-временной континуум однообразия, лишенного какой-либо уникальности и неповторимости.
В философском и биологическом отношении феномен «однообразия» изучен в статье М.И. Гу-ламова [25]. Автор определяет однообразие как
такое «разнообразие», которое мы никогда не можем понять и видеть как обычное разнообразие, поэтому, чтобы как-то объяснить неизвестное нам состояние, мы классифицируем его как однообразие. Следовательно, однообразие характеризуется тем, что оно не может быть понято, т.е. оно лишено смысла. Далее М.И. Гуламов отмечает, что только разнообразие является условием развития, в то время, как однообразие принадлежит «мертвой зоне».
Однако возвратимся к вопросу о том, как может провинциальная интеллигенция противостоять хронотопу однообразия? Повторимся, судьбоносные изменения в Российской провинции происходят только под воздействием событий в столицах. Если провинциальный интеллигент испытывал тягу к участию в истории он переезжал в Петроград или Москву. Именно так поступил управляющим имениями князя В. А. Кугушева в Уфимской губернии А.Д. Цюрупа.
Но противостоять однообразию пространства вполне по силам даже провинциалу-одиночке. Как было уже отмечено, Зирах стремился выявить уникальность и неповторимость локаций Уфы. Его фотография не копирует, но преобразует городской ландшафт. Вместе с тем, как отмечает С. Зонтаг, фотография не просто преобразует реальность, но добавляет к ней громадное количество материала, которого мы вообще не видим. Как отмечают специалисты в области фотографии, Зирах стремился к идеальному сочетанию света и прозрачности воздуха, создавая уникальные кадры старых храмов [26, с. 20].
Сущность провинциального хронотопа. Мы же считаем, что сущностью хронотопа провинции является однообразие. Оно приобретает абсолютное значение в безсобытийности времени и монотонности ландшафта. К примеру, А.П. Чехов не видел различий в провинциальных городах: «В России все города одинаковы. Екатеринбург такой же точно, как Пермь или Тула. Похож и на Сумы, и на Гадяч» [21, с. 72]. Известный библиофил и археограф С.Р. Минцлов, посетивший Уфу по долгу службы в 1910 г., не нашел ничего примечательного в облике города: «Бродил по Уфе; осматривать в ней, собственно говоря, нечего; дома в большинстве, т. е. вернее - за редкими исключениями, сплошь деревянные. Зелени в город мало, но есть парк; грязь в изобилии» [22, с. 9]. Минцлов 9 раз употребляет слово «грязь» в разных формах при описании Уфы.
Однако едва ли грязь на улицах города являлась его уникальной особенностью.
Авторы, изучавшие образы провинциальных городов в русской литературе, так же отмечают их поразительную обобщенность, и даже без-ымянность. А.Ф. Белоусов отмечает, что в текстах у городов часто отсутствует имя, которое индивидуализирует город, делает его единичным и уникальным» [23].
Однообразием пронизано и ощущение времени в провинциальном городе. Но это местное время нельзя назвать безсобытийным, как его определяет Н.Б. Назарова [24]. Упомянутый выше Ребелинский счел для себя необходимым в течение 20 лет фиксировать события местной жизни. Минцлов упоминает убийство в Уфе губернатора Богдановича, приговоренного к казни местными эсерами в ответ на расстрел златоустовских рабочих. Однако эти происшествия не имеют никакого отношения к истории, поскольку они не приводят к изменениям, не являются причиной трансформации провинциальной жизни. В провинциальном городе все, по-настоящему, исторические процессы обуславливаются столицей. Провинциальная жизнь вторична. Неслучайно, что все реформы и революции осуществляются здесь с временным лагом. Октябрьская революция в провинции интерпретируется как «триумфальное шествие», начатое в Петрограде. Историей обладает только тот, кто делает. Но провинция в России всегда объект исторических свершений. Впрочем, ирония истории заключается в том, что Уфа на два месяца (октябрь-ноябрь 1918) действительно стала столицей России, обретя наконец-то статус субъекта истории. Временное Всероссийское правительство заседало в Уфе в Сибирской гостинице, которую до революции неоднократно фотографировал Зирах.
Таким образом, провинциальный хронотоп это пространственно-временной континуум однообразия, лишенного какой-либо уникальности и неповторимости.
В философском и биологическом отношении феномен «однообразия» изучен в статье М.И. Гуламова [25]. Автор определяет однообразие как такое «разнообразие», которое мы никогда не можем понять и видеть как обычное разнообразие, поэтому, чтобы как-то объяснить неизвестное нам состояние, мы классифицируем его как однообразие. Следовательно, однообразие характеризуется тем, что оно не может быть понято, т.е. оно лишено смысла. Далее М.И. Гуламов отмечает, что только разнообразие является условием развития, в то время, как однообразие принадлежит «мертвой зоне».
Однако возвратимся к вопросу о том, как может провинциальная интеллигенция противостоять хронотопу однообразия? Повторимся, судьбоносные изменения в Российской провинции происходят только под воздействием событий в столицах. Если провинциальный интеллигент испытывал тягу к участию в истории он переезжал в Петроград или Москву. Именно так поступил управляющим имениями князя В. А. Кугушева в Уфимской губернии А.Д. Цюрупа.
Но противостоять однообразию пространства вполне по силам даже провинциалу-одиночке. Как было уже отмечено, Зирах стремился выявить уникальность и неповторимость локаций Уфы. Его фотография не копирует, но преобразует городской ландшафт. Вместе с тем, как отмечает С. Зонтаг, фотография не просто преобразует реальность, но добавляет к ней громадное количество материала, которого мы вообще не видим. Как отмечают специалисты в области фотографии, Зирах стремился к идеальному сочетанию света и прозрачности воздуха, создавая уникальные кадры старых храмов [26, с. 20].
Выводы. Преобразовывая с помощью фотографии реальность, Зирах не просто придавал ей эстетический неповторимый характер. Творчество наделяло смыслом существования самого фотографа через признание своей деятельности окружающими. П. Рикер в своей работе «Пути признания», полемизируя с Гоббсом, указывает, что необходимо заменить взаимное признание, рожденное из борьбы, признанием, возникающем из обоюдного дарения, сменить притязания на признанность принятием Другого, оформленным через символический обмен дарами [27, с. 208].
Это характеристика П. Рикера очень точно соответствует жизни и деятельности А.А. Зираха. Он никогда не стремился быть профессионалом, но это не говорит о том, что фотограф не стремился к общественному признанию. В 1912 г. он получил приз на одной из престижных фотовыставок за художественность своих снимков Уфы. Завещание всей своей коллекции музею - это последнее признание в любви к городу и надежда на признание его творчества согражданами.
Но не только тягой к признанию руководствовался провинциальный фотограф. Эстетизируя, на первый взгляд, непримечательные храмы, улицы и парки, А.А. Зирах наделял смыслом свое существование. Секуляризованное сознание провинциального интеллигента видело в творчестве выход из «мертвой зоны» однообразия, «ибо только как эстетический феномен бытие и мир оправданы в вечности».
Л И Т Е Р А Т У Р А
1. Главацкая Е.М. Фотодокументы как исторический источник: опыт атрибуции, критического анализа и научного цитирования // Известия Уральского федерального университета. Серия 2: Гуманитарные науки. 2012. № 1 (99).
С. 217-225.
2. Сусоева О.О. Фотодело в Уфимской губернии конца XIX - начала ХХ века в региональных и краеведческих исследованиях//Сборник материалов Всероссийской научно-практической конференции студентов, магистрантов, аспирантов и молодых ученых. Стерлитамак: Баш-ГУ, 2018. С. 142-146.
3. Егоров П.В. Доходный дом Сахарова//Уфа: страницы истории. Уфа: Китап, 2006. С. 177180.
4. Буравцов В.Н. Начало фотографии в Уфе// Река времени. Уфа: ИИЯЛ УНЦ РАН, 2011.164 с. С. 102-112.
5. Нигматуллина И.В. О фотографе А.А. Зирахе // Старая Уфа. Уфа: 2007. С. 217-219
6. Черкалин А. Кудесник светописи//Бельские просторы, 2023. № 1. С. 19-23.
7. Национальный архив РБ. Ф. 173. Оп.2. Д. 822. Л. 165-171.
8. Рейфилд Д. Жизнь Антона Чехова. М.: Б.С.Г.-Пресс, 2007. 784 с.
9. Дневник уфимского чиновника М.С. Ребелин-ского. Уфа: Полиграфдизайн, 2018. 423 с.
10. Ле Гофф Ж. История и память. М.: РОССПЭН, 2013. 303 с.
11. Вельцер X. История, память и современность прошлого. Память как арена политической борьбы // Неприкосновенный запас. 2005. № 2-3. С.40-41.
12. Ницше Ф. Воля к власти: Опыт переоценки ценностей. Собр. соч.: в 5 т. СП(б).: Азбука. 2011. Т 4. 384 с.
13. Барт Р. Camera lucida. Комментарий к фотографии. М.: ООО Ад Маргинем Пресс, 2011.272 с.
14. Нигматуллина И.В. О фотографе А.А. Зирахе // Старая Уфа. Уфа: 2007. С. 217-219.
15. Анкерсмит Ф.Р Возвышенный исторический опыт. М.: Европа, 2007. 612 с.
16. Беньямин В. Краткая история фотографии. М.: Ad marginem Press. 2013. 115 с.
17. Бродский И.А. Путеводитель по переименованному городу. СП(б).: ИГ Лениздат. 2022. 224 с.
18.Зонтаг С. О фотографии. М: Ad Marginem press. 2013. 272 с.
19. Нора П. Проблематика мест памяти // Фран-ция-память. СПб: Издательство Санкт-Петербургского университета, 1999. С. 17-50.
20. Паршина О.Д. Изучение феномена провинции в гуманитарных науках: аналитический
обзор// Филологические науки. Вопросы теории и практики. 2020. Т 13. Вып. 2 С. 16-129.
21. Злотникова Т.С., Ерохина Т.И., Летина Н.Н., Киященко Л.П. Русская провинция в философском дискурсе: концептуализация метафоры// Вопросы философии. 2014. № 11. С. 126-136.
22. Чехов А.П. Полное собрание сочинений и писем: в 30 т. Письма: в 12 т. М.: Наука, 1976. Т 4. С. 72.
23. Минцлов С.Р. Дебри жизни: дневник, 191015 г.г.: Урал. Новгород. Малороссия. Берлин: Сибирское книгоиздательство, 1925. 396 с.
24. Белоусов А.Ф. Символика захолустья (обозначение российского провинциального города)// Геопанорама русской культуры: Провинция и ее локальные тексты. М.: 2003. C. 243 - 256
25. Назарова Н. Б. Скука и провинция в русском самосознании (на материале русской классической литературы)//Вестник Мордовского университета. 2008. № 3. С. 315-317.
26. Гуламов И.К. Размышление о природе разно-образия/ZUniversum: химия и биология. 2022. № 4. С. 5-20.
27. Черкалин А. Кудесник светописи//Бельские просторы, 2023. №1. С. 19-23.
R E F E R E N C E S
1. Glavackaya E.M. Fotodokumenty kak istoricheskij istochnik: opyt atribucii, kriticheskogo analiza i nauchnogo citirovaniya [Photographic documents as a historical source: experience of attribution, critical analysis and scientific citation] //Izvestiya Ural’skogo federal’nogo universiteta. Seriya 2: Gumanitarnye nauki. 2012. № 1 (99). p. 217-225 (In Russian).
2. Susoeva O.O. Fotodelo v Ufimskoj gubernii konca XIX - nachala XX veka v regional’nyh i kraevedcheskih issledovaniyah [Photography in the Ufa province of the late XIX - early XX centuries in regional and local history studies]//Sbornik materialov Vserossijskoj nauchno-prakticheskoj konferencii studentov, magistrantov, aspirantov i molodyh uchenyh. Sterlitamak: BashGU, 2018. p. 142-146 (In Russian).
3. Egorov P.V. Dohodnyj dom Saharova [Sakharov’s apartment building]//Ufa: stranicy istorii. Ufa: Kitap, 2006. p. 177-180 (In Russian).
4. Buravcov V.N. Nachalo fotografii v Ufe [The beginning of photography in Ufa]//Reka vremeni. Ufa: IIYAL UNC RAN, 2011. p. 102-112 (In Russian).
5. Nigmatullina I.V. O fotografe A.A. Zirahe [About the photographer A.A. Zirakh] //Staraya Ufa. Ufa: 2007. p. 217-219 (In Russian).
6. CHerkalin A. Kudesnik svetopisi [Magician of light painting]//Bel’skie prostory, 2023. № 1. S. 19-23 (In Russian).
7. Nacional’nyj arhiv Respubliki Bashkortostan [National Archive ofthe Republic of Bashkortostan]. F. 173. Op. 2. D. 822. L. 165-171 (In Russian).
8. Rejfild D. ZHizn’ Antona CHekhova [The Life of Anton Chekhov]. Moscow: B.S.G.-Press, 2007. 784 p. (In Russian).
9. Dnevnik ufimskogo chinovnika M.S. Rebelinskogo [Diary of Ufa official M.S. Rebelinsky]. Ufa: Poligrafdizajn, 2018. 423 p. (In Russian).
10. Le Goff ZH. Istoriya i pamyat’ [History and memory]. Moscow: ROSSPEN, 2013. 303 p. (In Russian).
11. Vel’cer X. Istoriya, pamyat’ i sovremennost’ proshlogo. Pamyat’ kak arena politicheskoj bor’by [History, memory and modernity of the past. Memory as an arena of political struggle]// Neprikosnovennyj zapas. 2005. № 2-3. p.40-41 (In Russian).
12. Nicshe F. Volya k vlasti: Opyt pereocenki cennostej. [ The will to power: The experience of revaluation of values.] Sobr. soch: v 5 t. Saint Petersburg: Azbuka. 2011. V. 4. 384 p. (In Russian).
13. Bart R. Camera lucida. Kommentarij k fotografii. [Camera lucida. Comment on the photo.]Moscow: OOO Ad Marginem Press, 2011. 272 p. (In Russian).
14. Nigmatullina I.V. O fotografe A.A. Zirahe [About the photographer A.A. Zirakh]//Staraya Ufa. Ufa: 2007. p. 217-219 (In Russian).
15. Ankersmit F.R. Vozvyshennyj istoricheskij opyt [A sublime historical experience.]. Moscow: Evropa, 2007. 612 p. (In Russian).
16. Ben’yamin V. Kratkaya istoriya fotografii. [A Brief History of Photography]. Moscow: Ad marginem Press. 2013. 115 p. (In Russian).
17. Brodskij I.A. Putevoditel’ po pereimenovannomu gorodu [Guide to the renamed city. Saint Petersburg:]. Saint Petersburg: IG Lenizdat. 2022. 224 p. (In Russian).
18. Zontag S. O fotografii [About photography]. Moscow: Ad Marginem press . 2013. 272 p. (In Russian).
19. Nora P. Problematika mest pamyati [Problems of places of memory]// Franciya-pamyat’. SPb: Izdatel’stvo Sankt-Peterburgskogo universiteta, 1999. p. 17-50 (In Russian).
20. Parshina O.D. Izuchenie fenomena provincii v gumanitarnyh naukah: analiticheskij obzor [Study of the provincial phenomenon in the humanities: an analytical review]// Filologicheskie nauki. Voprosy teorii i praktiki. 2020. V. 13. №. 2. p. 16129 (In Russian).
21. Zlotnikova T.S., Erohina T.I., Letina N.N., Kiyashchenko L.P. Russkaya provinciya v filosofskom diskurse: konceptualizaciya metafory [Russian province in philosophical discourse: conceptualization of metaphor]//Voprosy filosofii. 2014. № 11. p. 126-136 (In Russian).
22. CHekhov A.P. Polnoe sobranie sochinenij i pisem: v 30 t. Pis’ma [Complete collection of works and letters: in 30 volumes. Letters] v 12 t. Moscow: Nauka, 1976. V. 4. p. 72 (In Russian).
23. Minclov S.R. Debri zhizni : dnevnik, 1910-15 g.g.:
Ural. Novgorod. Malorossiya [Wilds of life: diary, 1910-15: Ural. Novgorod. Malorossiya]. Berlin: Sibirskoe knigoizdatel’stvo, 1925. 396 p. (In
Russian).
24. Belousov A.F. Simvolika zaholust’ya (obozna-chenie rossijskogo provincial’nogo goroda) [Symbolism of the outback (designation of a Russian provincial town)]//Geopanorama russkoj kul’tury: Provinciya i ee lokal’nye teksty. Moscow: 2003. p. 243-256 (In Russian).
25. Nazarova N. B. Skuka i provinciya v russkom
samosoznanii (na materiale russkoj klassicheskoj literatury). [Boredom and province in Russian self-awareness (based on the material of Russian classical literature)]//Vestnik Mordovskogo
universiteta. 2008. № 3. p. 315-317 (In Russian).
26. Gulamov I.K. Razmyshlenie o prirode raznoobraziya [Reflections on the nature of diversity] //Universum: himiya i biologiya. 2022. № 4. p. 5-20 (In Russian).
27. Cherkalin A. Kudesnik svetopisi [Magician of light painting]//Bel’skie prostory, 2023. № 1. p. 19-23 (In Russian).
Исследование выполнено в рамках государственного задания № 122031400062-7 ИЭИ УФИЦ РАН по теме: «Историко-культурное наследие Южного Урала и Приуралья: изучение, сохранение и музеефикация»
© Азнабаев Булат Ахмерович,
доктор исторических наук, ведущий научный сотрудник,
Институт этнологических исследований им. Р.Г. Кузеева,
ФГБНУ Уфимский федеральный исследовательский центр РАН, ул. К. Маркса, 6
450077, Уфа, Российская Федерация эл. адрес: azbulattt@mail.ru ORCID ID: 0000-0002-1551-9783
© Aznabaev Bulat Akhmerovich,
Doctor of Historical Sciences,
Leading Researcher,
R.G. Kuzeev Institute for Ethnological Studies,
Federal State Budgetary Scientific Institution Ufa Federal Research Center of the Russian Academy of Sciences,
K. Marksa St., 6
450077, Ufa, Russian Federation e-mail: azbulattt@mail.ru ORCID ID: 0000-0002-1551-9783
ВЕСТНИК АКАДЕМИИ НАУК РБ/
' 2024, том 52, № 3(115) IIIIIIIIIIIIIIIIIIIIIIIII 111111|Ш
