CC BY
122
УДК 316.42:297 ББК 60.56 Ж 15
З.А. Жаде,
доктор политических наук, профессор, заведующий кафедрой теории и истории государства и права и политологии Адыгейского государственного университета, г. Майкоп, тел.: +79183190868, e-mail: zhadezura@yandex.ru
Т.М. Кумпилов,
аспирант кафедры философии и социологии Адыгейского государственного университета, г. Майкоп, тел.: +79286685995, e-mail: tagir-kumpilov@mail.ru
МУСУЛЬМАНСКАЯ ИДЕНТИЧНОСТЬ КАК НАУЧНАЯ КАТЕГОРИЯ1
(Рецензирована)
Аннотация. В статье рассматриваются особенности мусульманской идентичности, на формирование которой оказывают воздействие религиозные институты, организации, объединения. Мусульманская идентификация представляет собой один из главных механизмов социализации путем обретения человеком ценностных ориентаций ислама. Делается вывод о том, что мусульманская идентичность совмещается с другими уровнями идентичности по принципу дополнительности, однако имеет свои специфические особенности.
Ключевые слова: идентичность, ислам, религиозная идентичность, мусульманская идентичность, мусульмане, исламский фактор.
Z.A. Zhade,
Doctor of Political Sciences, Professor, Head of Department of the Theory and History of the State and Law and Political Science, Adyghe State University, Maikop, ph.: 79183190868, e-mail: zhadezura@yandex.ru
T.M. Kumpilov,
Post-graduate student of Department of Philosophy and Sociology, Adyghe State University, Maikop, ph.: 79286685995, e-mail: tagir-kumpilov@mail.ru
MUSLIM IDENTITY AS SCIENTIFIC CATEGORY
Abstract. The paper examines features of Muslim identity, the formation of which is affected by religious institutes, organizations and associations. Muslim identification represents one of the main mechanisms of socialization through finding by the person of value orientations of Islam. It is concluded that the Muslim identity is combined with other levels of identity according to the principle of complementarity. However, it has the specific features.
Keywords: identity, Islam, religious identity, Muslim identity, Muslims, Islamic factor.
Современный многополярный мир нуждается в новой идентификационной модели, которая оказалась бы плодотворной, выступила бы в качестве
1 Статья подготовлена в рамках гранта Совета по грантам Президента РФ для поддержки ведущих научных школ НШ-6738.2018.6 «Ислам в региональном социокультурном пространстве России: диагностика состояния и трансформаций (на примере Республики Адыгея)».
конструктивного ответа на вызовы глобализации и обогатила бы поликультурное и полиэтноконфес-сиональное пространство России. В данном контексте особый исследовательский интерес представляет проблема мусульманской идентичности.
В условиях современности структура идентичности подверглась большему размыванию, теряет свою гомогенность, устойчивость и цельность. Более того, содержательное наполнение тех или иных ее составляющих постоянно модифицируется. Преобразование принципов самоидентификации ведет к изменению идентичности всего общества, тенденция к усложнению идентичности приводит к распространению практики многоуровневой идентичности. Осознание и принятие индивидом какой-либо идентичности несет в себе определенный риск, особенно если она связана с религиозной сферой. К числу причин, вызывающих напряженность и конфликты на почве межрелигиозных и внутрирелигиозных отношений в России, относится мусульманская идентичность.
Рассматривая мусульманскую идентичность как научную категорию, в первую очередь, следует осмыслить сущность религиозной идентичности. В этом контексте актуальной является проблема соотношения разных видов и уровней идентичности: этнической, религиозной, гражданской, национальной, гендерной, возрастной и т.д. В разные периоды развития личности или группы, в разных культурно-исторических условиях, в рамках той или иной доминирующей политической доктрины либо под воздействием определенных жизненных ситуаций религиозная идентичность актуализируется, при этом другие уровни идентичности подавляются или подчиняются.
Анализируя данную проблему, следует учитывать, что в современном мире происходит политизация религиозного фактора, которая
представляет собой сложный процесс, связанный с использованием религиозных ценностей в политических целях. Как считают многие исследователи, «религиозный ландшафт крайне динамичен. В двадцать первом веке он будет продолжать постоянно идти путем изменения и преобразования» [1; 64].
В течение ряда лет коллектив ученых Адыгейского государственного университета занимается проблемами идентичности, рассматривая ее как многоуровневое и сложно-структурное явление. В проведенных нами исследованиях взаимоотношения этнической, региональной, гражданской и религиозной идентичности в полиэтническом и поликонфессиональном регионе мы исходили из их многоуровневости на личностном и групповом уровне, одновременной включенности личности в этническое, региональное, гражданское и религиозное сообщество, рассматривая самоидентификацию в качестве основы социальных идентичностей [2].
В современной социогумани-тарной науке существуют различные подходы к определению религиозной идентичности. Так, М.М. Мчедлова определяет религиозную идентичность как результат самоотождествления личности или референтного сообщества с определенным религиозным учением или его частью [3; 335].
Другие авторы под религиозной идентичностью понимают приверженность человека к какой-либо религии, подтверждаемую субъективной самооценкой (представлением о себе как верующем и самоотождествлением с последователями данного вероисповедания) и объективными свидетельствами (соответствием убеждений и действий вероучительным положениям, предписаниям ритуального поведения и нормам повседневной жизни, принятым в конкретном религиозном сообществе) [4; 107].
Исходя из вышесказанного, религиозную идентичность можно
определить как категорию религиозного сознания, содержанием которой выступает осознание причастности к религиозным идеям и ценностям, а также осознание принадлежности к конкретной форме религии и религиозной группе. Как видим, помимо общего религиозного самоопределения человека, речь идет и о конкретной форме конфессиональной принадлежности. Ключевым содержанием религиозной идентичности выступают духовная ориентация, ее осознание и соотнесение с иной формой духовности.
В религиозной идентичности можно выделить несколько уровней: осознание человеком своей сопричастности к религиозным идеям и ценностям в целом, т.е. характеристика себя как верующего; определение верующим своей общей религиозной принадлежности (христианин, мусульманин, буддист и т.д.); отнесение себя к конкретному вероисповеданию (православный, католик, суннит, шиит и т.д.); участие в конкретном объединении религиозном и выполнение соответствующих действий религиозных [4; 108].
Анализируя процесс формирования религиозной идентичности, обратимся к исследованиям Д. Эр-вие-Лежера, который выделяет четыре аспекта религиозной идентификации. Во-первых, сообщество, содержащее социальные маркеры и символы, которые отделяют людей принадлежащих и не принадлежащих к определенной религии. Во-вторых, в качестве аспекта идентификации может выступать религиозная этика. Данное измерение часто подчеркивает ощущение того, что людей вдохновляет, например, христианская этика сострадания к слабому и бедному или человеческое достоинство. В-третьих, культура, понимаемая достаточно широко и включающая традиции, символы, практику, доктрины, книги, ритуальные коды, историю, повседневную жизнь, мораль, искусство,
эстетику и многие другие культурные аспекты. В-четвертых, эмоциональный аспект. В качестве иллюстрации автор приводит религиозные праздники или события, когда люди на данный момент чувствуют свою общность. Это могут быть традиционные службы на Рождество или Пасху, для многих это повод посетить церковь хотя бы один или два раза в год [5].
Основываясь на этом, заметим, что религиозная идентичность представляет собой форму самосознания, построенную на осознании своей принадлежности к определенной религии и формирующая свои представления посредством соответствующих религиозных догм.
Проанализировав сущность религиозной идентичности, обратимся к анализу мусульманской идентичности. Ислам как маркер идентичности определенной части россиян становится заметным явлением в 1990-е гг. с активизацией так называемых «возрожденческих» процессов. Заметим, что в мультикультур-ной/поликультурной среде можно наблюдать множественную религиозную идентичность. Так, история распространения у адыгов христианства, а затем и ислама, позволяет говорить о феномене двоеверия, если не на уровне религиозного сознания, то на уровне обрядово-культовой практики определенно. Различные конфессиональные идентичности совмещаются непротиворечиво, но вероятно и возможно возникновение сложных духовных конфликтов, которые имеют длительную историю.
Как мы отмечали ранее, в основу типологии религиозной идентичности может быть положена степень выраженности и интенсивности религиозно-мировоззренческой определенности: от низкой и слабовыра-женной до нетерпимой, фанатичной и радикальной. Разновидностью данного уровня идентичности выступает мусульманская (исламская), которая для полиэтничной и многоконфессиональной России
является наиболее рискогенной [6]. В нашем представлении «мусульманская идентичность» и «исламская идентичность» - тождественные понятия.
Об этом свидетельствуют исследования идентификации в регионах с превалирующим мусульманским населением. Именно этой проблеме была посвящена международная научно-практическая конференция «Возрождение традиционного духовного наследия российских мусульман: проблемы сохранения мусульманской идентичности в условиях мировой глобализации», которая прошла в Махачкале в ноябре 2017 г. Целью форума являлось обсуждение комплекса научных и практических проблем сохранения мусульманской идентичности как важного фактора укрепления стабильности в современном мире и профилактики идеологии псевдорелигиозного экстремизма, а также популяризации нравственных ориентиров среди молодежи и установления идейной духовной опоры для полноценного личностного и психологического развития.
Следует заметить, что влияние исламского фактора на многоуровневый процесс идентификации лишь относительно недавно стало привлекать внимание исследователей. В современном дискурсе конструкция «мусульманская идентичность» используется ограниченно, и в большинстве работ содержание самой категории остается не проясненным, отсутствует однозначная точка зрения на содержательные компоненты мусульманской идентичности.
В последние годы российскими учеными предприняты усилия по концептуализации мусульманской идентичности в качестве научной категории. В своих трудах Ш.Р. Ка-шаф, А.Н. Крылов, М.М. Мчедлова, Р.Ю. Рахматулин исследуют различные аспекты роли исламского мировоззрения в структурах социальной и политической идентичности граждан. Данные авторы сформировали
теоретико-методологическое понимание базовых структур идентичности и специфики их ранжирования в процессе социально-политической идентификации мусульман в различных конкретных ситуациях [7].
Дебаты о вызовах мусульманской идентичности охватили большинство регионов России и стран СНГ. Так, Е.М. Арутюнова, А.В. Богомолов, Р.В. Борисов, А.М. Буранчин, Г.Я. Гузельбае-ва, Т.А. Козырев, А.В. Михалева, Р.Н. Мусина, О.С. Павлова, Г.А. Сабирова, Э.Е. Усубалиев и ряд других авторов анализируют современные тренды развития мусульманской идентичности [8]. По мнению данных авторов, вопрос о специфике исламской идентичности в отдельных регионах напрямую связан с проблемой соотношения доктринально-го и регионального ислама. Немного отвлекаясь от заданной проблемы, отметим, что современный российский ислам представлен множеством этносов, его исповедующих. В каждом регионе, где проживают мусульмане, сложилась своя специфика религиозных практик; кроме того, степень включенности мусульман в исламскую практику колеблется. У представителей мусульманских этносов России по-разному складываются отношения в структуре социальной идентичности, в частности в контексте соотношения между этнической и религиозной идентичностью.
Ряд работ посвящен одному из основных предметов обсуждения в XXI в. - идентичности мусульман, проживающих в странах Европейского Союза. Развитие информационных технологий значительным образом оказывает влияние почти на все сферы жизни каждого государства и проживающих в нем граждан. Важной задачей в процессе приобщения к новым возможностям, будь то отдельного индивида, религиозного сообщества, цивили-зационных групп, является приспособление своих особенных качеств,
или идентичности, к обществу с другими моральными и культурными ценностями. Ныне комплексом такого рода вопросов обеспокоена Западная Европа. Несмотря на то, что такие страны, как Великобритания, Франция и Германия, являются стабильными государствами, как в политическом, так и экономическом плане, проблемы идентичности тревожат современных европейцев, и их озабоченность усугубляется непрекращающимся потоком мигрантов, стремящихся сохранить свои отличительные особенности и, прежде всего, религиозную самобытность [9].
Исходя из вышеизложенного, можно говорить о совокупности факторов, обусловивших то, что исследователи включили мусульманскую идентичность в сферу своих научных интересов, способствовали ее концептуализации. Тем не менее, уяснить употребление анализируемого термина не всегда просто, как правило, нужно исходить из общего контекста той работы, в которой это понятие употребляется. Многозначность категории мусульманской идентичности объясняется сложностью ее генезиса. Представляется, что особое значение имеет проблема концептуализации мусульманской идентичности. И.В. Кудряшова полагает, что мусульманская идентичность не тождественна исламской [10; 230]. Г.А. Сабирова рассматривает «мусульманскость» как совокупность качеств, через артикуляцию или проживание которых воспроизводится принадлежность к исламской традиции [11; 524]. С.М. Нунуев ведет речь об исламской идентичности, которая, по его мнению, становится основанием групповой солидарности и мобилизации, политического позиционирования [12; 67].
Мы разделяем концептуальные суждения И.В. Кудряшовой, согласно которым мусульманская идентичность разнообразна и динамична; ее следует рассматривать и как
состояние, и как процесс. Другими словами, мусульманская идентичность, как и любая другая, - не статичное явление, и она подвержена изменениям, поскольку именно в сфере межконфессиональных отношений модифицируются религиозные нормы и поведенческие модели [10; 233].
Мусульманская идентичность, на наш взгляд, представляет собой разновидность религиозной идентичности, на формирование которой могут оказывать воздействие религиозные институты, организации, объединения. Ее следует рассматривать как осознание индивидом своей принадлежности к исламской религии и ее ценностям. Мусульманская идентификация представляет собой один из главных механизмов социализации путем обретения человеком ценностных ориентаций ислама. По нашему представлению, главным критерием мусульманской идентичности является признание человеком ценностей и норм, декларируемых Кораном. Именно данное обстоятельство позволяет причислять личность к единой социальной общности мусульман - умме. В этом вопросе следует согласиться с Р.Ю. Рахматулиным в том, что «главными источниками формирования мусульманской идентичности являются Коран и Сунна, в которых содержатся, в частности, предписания, касающиеся внешнего вида мусульман» [13; 79].
Мусульманская идентичность как концентрированное выражение мировоззрения мусульманина приобретается не только в ходе личного духовного самоопределения, но и под влиянием существенных внешних факторов, к которым относятся состояние религиозной жизни окружающего общества, изменения в социокультурной среде, обстоятельства социализации мусульманина. Значимым в процессе самоидентификации мусульман является то обстоятельство, что в их сознании заложено представление о важности
и необходимости сохранения своей религиозной идентичности. Стремление мусульман к сохранению своей идентичности является камнем преткновения в урегулировании возникающих споров, касающихся исламских традиций.
В полиэтноконфессиональном социуме мусульманская идентичность может совмещаться по принципу дополнительности с другими уровнями идентичности (этнической, региональной, гражданской, национальной, половозрастной, социально-статусной, профессиональной и пр.). Данный вид идентичности предполагает способность верующих к адекватным реакциям на ожидания взаимодействующих с ними людей согласно образцам и моделям поведения, принятым в исламе. Для сохранения мусульманской идентичности поддерживается устойчивая связь с религиозной организацией (посещение мечети, общение со служителями мусульманского культа и другими верующими), образ жизни приводится в соответствие с обязательными предписаниями, которые обязан совершать мусульманин ежедневно и в течение всей жизни, должен основываться на правовых установках ислама и регламентироваться шариатом (система законов, регулирующих религиозную, государственно-политическую, юридическую, имущественную, семейно-брачную и личную жизнь мусульман).
Существенное место в научной полемике занимает проблема кризиса идентичности. В данном контексте следует подчеркнуть, что кризис идентичности личности часто связан с кризисами в обществе. Как отмечено выше, утрата идентичности в одной среде предполагает ее поиск в другой. Кризис мусульманской идентичности, который следует рассматривать как переоценку исламских ценностей, возможен при таких изменениях в социокультурной среде, которые влекут разрушение существующих религиозных институтов
ислама и, как следствие, отражаются на мировосприятии мусульман, порождая утрату доверия к прежней религиозной системе, отчуждение от нее и поиск новой идентичности. Поскольку мусульманская идентичность обладает существенным мобилизационным потенциалом, а группы, относящиеся к российской умме, проживают довольно компактно, то контуры возможной поляризации и дезинтеграции нетрудно предвидеть.
По мнению Р.Ю. Рахматулина, ложное толкование содержания этого понятия во внемусульманской среде, а также при самоидентификации самих мусульман, является одной из причин конфликтов, появляющихся на конфессиональной почве и нередко имеющих политические последствия. Проблемы определения маркеров мусульманской идентичности связаны: с различиями толкования исламских норм, возникающими, главным образом, при переводах Корана; с незнанием этих норм или вольной их трактовкой со стороны людей, позиционирующих себя в качестве мусульман; с существованием Сунны как источника ислама, содержащего множество недостоверных хадисов, возникших в результате фальсификации; с «творчеством» отдельных священнослужителей, придумывающих новые нормы мусульманской идентичности в своих интересах [14; 72].
В некоторых странах религиозная идентичность превалирует над идентичностью этнической и национально-государственной, несмотря на то, что в исламском мире существует и ряд других устойчивых наднациональных идентичностей. Примерами адаптации норм исламской религии к конкретным региональным условиям в зависимости от конфессиональной принадлежности могут служить такие бренды, как «русский ислам», «евроислам», «турецкий ислам» и т.д.
К числу рисков мусульманской идентичности следует отнести:
разделение на суннитскую и шиитскую ветви; выделение крупных региональных блоков: арабский ислам, индоиранский ислам, тюркский ислам, северокавказский ислам, европейский ислам, индонезийский ислам; выделение различных типов стран с мусульманским населением (страны с доминирующим традиционным исламским населением, страны с традиционным исламским меньшинством, страны с мигрантским исламским меньшинством) [15]. Исходя из этого, сложно предсказывать, какое место займет данный вид в иерархии идентично-стей в той или иной стране.
Как отмечено выше, в процессе самоидентификации мусульман существенную роль играет исламский фактор. Формирование мусульманской идентичности происходит наряду с формированием других уровней идентичности, однако имеет свои специфические особенности. Она, как и другие уровни идентичности, демонстрирует многообразие современного социума.
Обсуждая вышесказанное, важно подчеркнуть, что процесс самоидентификации личности претерпевает существенные изменения, что отражается в понятии «мусульманская идентичность», которое сложно поддается операционализа-ции с академической точки зрения.
Данное понятие не имеет категориальной ясности, и для понимания данного феномена требуется комплексный подход. Проблемные вопросы данной области знаний, на наш взгляд, еще недостаточно четко определены, понятийный аппарат находится в стадии формирования, а основные направления исследований требуют всестороннего изучения и обсуждения.
Таким образом, в последние годы особенно остро встал вопрос о самоидентификации мусульман. Само понимание мусульманской идентичности трансформируется наряду с социокультурными условиями существования мусульман. Обращение социогуманитарной науки к концепту мусульманской идентичности связано с возрастающей ролью исламского фактора в политической жизни современных государств. Также предполагает возможность оценить особенности политического поведения мусульман, которое неоднозначно проявляется в современных условиях, когда одной из главнейших проблем человечества стал религиозный экстремизм, окрашенный в цвета ислама. В этой связи особое внимание следует уделять концептуальному анализу вызовов исламского «пробуждения» и особенностям мусульманской идентичности.
Примечания:
1. Hojsgaard M.T., Warburg M. Religion and Cyberspace. L.; N. Y.: Routledge, 2005. 224 р.
2. Российская идентичность на Северном Кавказе / З. Жаде, Е. Куква, С. Ля-ушева, А. Шадже. М.; Майкоп: Социально-гуманитарные знания: Качество, 2010.
3. Мчедлова М.М. Религиозная и конфессиональная идентичность // Идентичность: Личность, общество, политика: энцикл. изд. / отв. ред. И.С. Семененко. М.: Весь мир, 2017. С. 334-339.
4. Смирнов М.Ю. Социология религии: словарь. СПб: Изд-во СПбГУ, 2011.
5. Hervieu-Leger D. Le pelerin et le converti. La religion en mouvement. Paris, 1999.
6. Жаде З.А. Мусульманская идентичность: проблемы концептуализации // Политика развития, государство и мировой порядок: материалы VIII Всерос. конгресса политологов / под общ. ред. О.В. Гаман-Голутвиной. М.: Аспект Пресс, 2018. С. 194-195.
7. Кашаф Ш.Р. Вызовы национальной идентичности: мусульманский ответ, российский случай // Власть. 2015. № 4. С. 107-115; Он же. Нациестроительство в
современной России в рамках дискурса о гражданской, этнической и религиозной идентичности в мусульманских регионах // Государственное и муниципальное управление. Ученые записки СКАГС. 2013. № 4. С. 105-116; Кашаф Ш., Мухетди-нов Д. Признание идентичности: дискурсивные диспозиции символической элиты и политического класса мусульманского сообщества России // Россия и мусульманский мир. 2014. № 6. С. 29-48; Крылов А.Н. Религиозная идентичность. Индивидуальное и коллективное самосознание в постиндустриальном пространстве. М.: Икар, 2012. 306 с.; Российская идентичность: патриотизм, государство, религиозно-мировоззренческий факт / М.М. Мчедлова [и др.] // Ислам в современном мире. 2015. Т. 11, № 3. С. 35-48; Рахматулин Р.Ю. Проблемы мусульманской идентичности // Вестник ВЭГУ. 2018. № 2. С. 72-82.
8. Татарстан. Процесс реисламизации и современные тренды развития мусульманской идентичности / Е.М. Арутюнова [и др.] // Россия и мусульманский мир. 2014. № 4. С. 24-31; Исламская идентичность в Украине: пер. с укр. / А.В. Богомолов [и др.]. Киев: Стилос, 2006. 200 с.; Борисов Р.В., Акаева Н.Ш. Исламская идентичность в Дагестане: реалии и перспективы // Исламоведение. 2014. № 3. С. 89-94; Буранчин А.М. Исламская идентичность в современном башкирском обществе: истоки, содержание, перспективы // Российский ислам в трансформационных процессах современности: новые вызовы и тенденции развития в XXI веке: сб. науч. ст. / отв. ред. З.Р. Хабибуллина. Уфа: Диалог, 2017. С. 98-119; Гузельбаева Г.Я. Исламская идентичность молодых татар в Республике Татарстан (по материалам социологических исследований 2008-2012 гг.) // Ученые записки Казанского университета. Гуманитарные науки. 2012. Т. 154, кн. 6. С. 76-86; Козырев Т. Ислам в Казахстане: идентичность, общество, государство // Казахстан Спектр. 2016. № 2. С. 19-36; Михалева А. Региональное измерение исламской идентичности в России (на примере Пермского края) // Идентичность как предмет политического анализа. М.: ИМЭМО РАН, 2011. С. 252-256; Мусина Р.Н. Ислам и проблемы идентичности татар в постсоветский период // Конфессиональный фактор в развитии татар: концептуальные исследования. Казань: Ин-т истории АН РТ, 2009. С. 86-100; Она же. Религия в структуре идентичности татар-мусульман // Традиции и новации в духовной и политической культуре постсоветского периода: сфера этноконфессионального взаимодействия. Казань: Ин-т истории АН РТ, 2012. С. 146-149; Павлова О.С. Религиозная и этническая идентичность мусульман Северо-Западного и Северо-Восточного Кавказа: содержание и особенности соотношения // Россия и мусульманский мир. 2016. № 5. С. 50-62; Сабирова Г. Мусульмане Татарстана и Дагестана: идеалы и идентичности // Другое поле: социологические практики. Ульяновск: Из-во «Средневолжского научного центра», 2000. С. 159-178; Тюрко-мусульманский мир: идентичность, наследие и перспективы изучения: сб. ст. /сост. и науч. ред. Д.М. Усманова [и др.]. Казань: Изд-во Казан. ун-та, 2015. 428 с.; Усубалиев Э.Е. Исламская идентичность и политический процесс в Кыргызстане // Вестник КРСУ. 2008. Т. 8, № 3. С. 102-107.
9. Долгов Б.В. Мусульманский ренессанс во Франции: итоги и перспективы // Актуальные проблемы Европы. 2015. № 4. С. 112-140; Садыкова Л.Р. Проблема идентичности западноевропейских мусульман // Международная аналитика. 2016. Вып. 4. С. 19-23; Тхор В.В. Самоидентификация мусульман Англии: политико-правовой аспект: дис. ... канд. полит. наук. М.: ИФ РАН, 2014. 159 с.
10. Кудряшова И.В. Мусульманская политическая идентичность: единство и многообразие // Идентичность: личность, общество, политика: энцикл. изд. / отв. ред. И.С. Семененко. М.: Весь мир, 2017. С. 229-241.
11. Сабирова Г.А. Мусульманские идентичности, поколения и дискурсивная традиция ислама в постсоветской России // Традиции и инновации в современной России. Социологический анализ интеракции и динамики. М.: РОССПЭН, 2008. С. 520-565.
12. Нунуев С.М. Риски политизации исламской идентичности в современной России (на материалах Северного Кавказа) // Историческая и социально-образовательная мысль. 2015. T. 7, № 2. С. 63-69.
13. Рахматулин Р.Ю. Страсти по хиджабу в контексте мусульманской идентичности // Исламоведение. 2018. Т. 9, № 1. С. 65-79.
14. Рахматулин Р.Ю. Проблемы мусульманской идентичности // Вестник ВЭГУ. 2018. № 2. С. 72-82.
15. Перепелкин Л.С. Мусульманская идентичность в теоретическом контексте. URL: https://islamrf.ru/news/umma/islam-world/4213 (дата обращения: 16.02.2019).
References:
1. Hojsgaard, M.T., Warburg, M. Religion and Cyberspace. London; New York: Routledge, 2005. 224 pp.
2. Russian identity in the North Caucasus / Z. Zhade, E. Kukva, S. Lyausheva, A. Shadzhe. M.: Social and humanitarian knowledge; Maikop: Kachestvo, 2010.
3. Mchedlova M.M. Religious and confessional identity // Identity: person, society, politics. Encyclopedic edition. Executive ed. by I.S. Semenenko. M.: "All the World" Publishing house, 2017. P. 334-339.
4. Smirnov M.Yu. Sociology of religion: Dictionary. SPb.: Publishing house of St.-Petersburg University, 2011.
5. Hervieu-Leger D. Le pelerin et le converti. La religion en mouvement. Paris, 1999.
6. Zhade Z.A. Muslim Identity: Problems of Conceptualization // Policy of development, state and world order: Proceedings of the 8th All-Russian Congress of Political Scientists / General ed. by O.V. Gaman-Golutvina. M.: Aspect Press, 2018. P. 194-195.
7. Kashaf Sh.R. Challenges of national identity: the Muslim response, the Russian case // Power. 2015. No. 4. P. 107-115; By the same author: Nation-building in modern Russia in the context of discourse on civil, ethnic and religious identity in Muslim regions // State and municipal government. Scientific notes of SKAGS. 2013. No. 4. P. 105-116; Kashaf Sh., Mukhetdinov D. Identity recognition: discursive dispositions of the symbolic elite and the political class of the Muslim community of Russia // Russia and the Muslim world. 2014. No. 6. P. 29-48; Krylov A.N. Religious identity. Individual and collective self-consciousness in the post-industrial space. M.: Icarus, 2012. 306 pp.; Mchedlova M.M., etc. Russian identity: patriotism, state, religious and ideological fact // Islam in the modern world. 2015. Vol. 11. No. 3. P. 35-48; Rakhmatulin R.Yu. Problems of Muslim identity // Bulletin of VEGU. 2018. No. 2. P. 72-82.
8. Arutyunova E.M., etc. Tatarstan. The process of re-Islamization and modern trends in the development of Muslim identity // Russia and the Muslim world. 2014. No. 4. P. 24-31; Bogomolov A.V., etc. Islamic identity in Ukraine / transl. from Ucrainian. Kiev: Stilos, 2006. 200 pp.; Borisov R.V., Akayeva N.Sh. Islamic identity in Dagestan: realities and prospects // Islamic studies. 2014. No. 3. P. 89-94; Buranchin A.M. Islamic identity in modern Bashkir society: sources, content and prospects // Russian Islam in modern transformation processes: new challenges and development trends in the 21st century. Collection of scientific articles / executive ed. by Z.R. Khabibullina. Ufa: Dialogue, 2017. P. 98-119; Guzelbaeva G.Ya. Islamic identity of young Tatars in the Republic of Tatarstan (based on sociological research of 2008-2012) // Scientific notes of Kazan University. Humanitarian sciences. 2012. Vol. 154. Book 6. P. 76-86; Kozyrev T. Islam in Kazakhstan: identity, society, state // Kazakhstan Spectrum. 2016. No. 2. P. 19-36; Mikhaleva A. Regional dimension of Islamic identity in Russia (based on the Perm region) // Identity as a subject of political analysis. M.: IMEMO RAN, 2011. P. 252-256; Musina R.N. Islam and the problems of Tatar identity in the
post-Soviet period // Confessional factor in the development of Tatars: conceptual research. Kazan: Institute of History of the AS of the RT, 2009. P. 86-100; The same author: Religion in the structure of the identity of Muslim Tatars // Traditions and innovations in the spiritual and political culture of the post-Soviet period: The sphere of ethno-confessional interaction. Kazan: Institute of History of the AS of the RT, 2012. P. 146-149; Pavlova O.S. Religious and ethnic identity of Muslims of the Northwestern and North-Eastern Caucasus: content and features of the ratio // Russia and the Muslim world. 2016. No. 5. P. 50-62; Sabirova G. Muslims of Tatarstan and Dagestan: ideals and identities // The Other Field: Sociological Practices. Ulyanovsk: Srednevolzhsky Scientific Center Publishing house, 2000. P. 159-178; Turkic-Muslim world: identity, heritage and prospects of studying: coll. of articles / comp. and scient. ed. by D.M. Usmanova and others. Kazan: Kazan University Publishing house, 2015. 428 pp.; Usubaliev E.E. Islamic identity and political process in Kyrgyzstan // Bulletin of the KRSU. 2008. Vol. 8. No. 3. P. 102-107.
9. Dolgov B.V. Muslim Renaissance in France: results and prospects // Actual Problems of Europe. 2015. No. 4. P. 112-140; Sadykova L.R. The problem of the identity of Western Muslims // International analytics. 2016. Iss. 4. P. 19-23; Tkhor V.V. Self-identification of Muslims of England: political and legal aspect: Diss. for the Cand. of Polit. Sciences degree. M.: IPh RAS, 2014. 159 pp.
10. Kudryashova I.V. Muslim political identity: unity and diversity // Identity: person, society, politics. Encyclopedic edition / executive ed. by I.S. Semenenko. M.: The whole world, 2017. P. 229-241.
11. Sabirova G.A. Muslim identities, generations and the discursive tradition of Islam in post-Soviet Russia // Traditions and innovations in modern Russia. Sociological analysis of interaction and dynamics. M.: ROSSPEN, 2008. P. 520-565.
12. Nunuev S.M. Risks of the politicization of Islamic identity in modern Russia (based on the materials of the North Caucasus) // Historical and socio-educational thought. 2015. Vol. 7. No. 2. P. 63-69.
13. Rakhmatulin R.Yu. Hijab passions in the context of Muslim identity // Islamic Studies. 2018. Vol. 9. No. 1. P. 65-79.
14. Rakhmatulin R.Yu. Problems of Muslim identity // Bulletin of VEGU. 2018. No. 2. P. 72-82.
15. Perepelkin L.S. Muslim identity in a theoretical context [Electronic resource]. URL: https://islamrf.ru/news/umma/islam-world/4213 (access date: 16.02.2019).
