CC BY
454
В. В. Сахарова
МУЛЬТИКУЛЬТУРАЛИЗМ И ПРОБЛЕМЫ ИНТЕГРАЦИИ ИММИГРАНТОВ
Вплоть до второй половины ХХ в. альтернативой сегрегации и дискриминации этнических, в том числе иммигрантских, меньшинств в мире была их последовательная культурная ассимиляция, т. е. безусловное принятие членами таких групп культурных образцов поведенческих стандартов большинства. Этот подход получил политико-культурное оформление в известной метафоре американского «плавильного котла» («melting pot»). «Предполагалось, что становление политической нации должно опираться на общую систему ценностей и единую культурную традицию. Культурные различия рассматривались как преодолимые, а вопрос об их совместимости не был предметом общественных дискуссий» [1, с. 120].
Само понятие «мультикультурализм» появилось в политическом и научном лексиконе североамериканских государств (Канады и США) в конце 1960-х годов. Тогда этим словом обозначались новые интеграционные модели, принципиально отличающиеся от классической модели плавильного котла. Если ассимиляционная модель предполагает, что все тяготы и бремя процесса интеграции ложатся в основном на самих мигрантов, то мультикультурная модель переносит акцент на создание благоприятных условий для интеграции, т. е. на усилия принимающей стороны.
Основной проблемой мультикультурализма стал вопрос: как обеспечить нормальное функционирование демократического общества, становящегося все более гетерогенным в расовом, этническом, культурном и религиозном отношении? При этом приверженцы мультикультурализма настаивали на том, что «альтернативы совместному пользованию пространством идентичности не существует», и предлагали свой вариант организации общежития групп и индивидов разной этнокультурной принадлежности в рамках единой политической нации [2, с. 36].
Переход от теории к политике мультикультурализма был достаточно длительным.
В 1970-е годы появляется собственно политика мультикультурализма, она возникает и развивается как реакция на растущие притязания этнических групп на признание их групповых прав и особых интересов — как со стороны ранее подвергавшихся дискриминации автохтонных меньшинств (индейцы, афроамериканцы), так и со стороны не склонных к ассимиляции групп иммигрантов. В результате уже в 1970-х годах мультикультурализм институализируется в качестве государственной политики в иммигрантских государствах — Канаде, а затем Австралии и Новой Зеландии. Принятие доктрины и практики мультикультурализма США приводит к тому, что постепенно весь «западный мир» воспринимает мультикультурализм по крайней мере на уровне идеологии. С этих пор права групп стали пониматься как часть и продолжение прав личностных.
В политической практике США и Канады под «мультикультурализмом» понималось «право на различие» и «культурную равноценность». Видный американский этно-политолог Н. Глейзер определяет мультикультурализм как «комплекс разнообразных процессов развития, в ходе которых раскрываются многие культуры в противовес еди-
© В. В. Сахарова, 2010
ной национальной культуре» [3, с. 103]. Квинтэссенция мультикультурализма — лозунг «Жить вместе — оставаясь разными», что предполагает равноправное сосуществование групп — носителей различных культурных (исторических и др.) идентичностей, однако объединенных универсальными политическими ценностями, зафиксированными прежде всего в американской и канадской конституциях. Известный теоретик мультикультурализма Б. Парекх указывает на необходимость различения мультикультурности как понятия, фиксирующего состояние культурного разнообразия большинства национальных сообществ, и мультикультурализма как «нормативного ответа на наличие такого состояния» [4, р. 7]. «Как и любое другое общество, общество мультикультурное нуждается, — писал исследователь, — в разделяемых большинством ценностях для своего поддержания. Такая культура, включающая в свой контекст множество культур, может появиться только в результате их взаимодействия и должна поддерживать и подпитывать культурные различия. Для тех, кто привык рассматривать культуру как более или менее однородное целое, идея культуры состоящей из множества субкультур, может представляться непоследовательной и странной. Но в действительности такая культура и характерна для обществ, где существует культурное разнообразие» [4, р. 219].
Таким образом, главное в политике мультикультурализма — интеграция мигрантов без их ассимиляции, в то же время мультикультурализм не означает «многонациональ-ность», поскольку гипотетическое сосуществование различных культурных и ценностных систем должно было реализовываться не на основе территориального принципа, не в рамках многонациональных федераций, а в рамках одной государственной нации и только на основе принципов демократии и толерантности. По мнению Дж. Ролза, в мультикультурном обществе существует так называемый «перекрещивающийся консенсус», при этом граждане разной этнической или конфессиональной принадлежности, живущие в таком обществе, не должны отказываться от своих культурных традиций, ценностей и убеждений, однако в общественной жизни они должны всегда приходить к единому мнению, несмотря на культурные различия, существующие между ними [5]. В частности, канадский вариант мультикультурализма предполагает «иерархически структурированную идентичность»: хотя каждый индивид и может соотносить себя одновременно с различными общностями, однако «идентификация себя с государством является первичной», а с этнокультурной общностью — вторичной [6].
Некоторые исследователи считают, что этот феномен не поддается однозначному определению. Как заметил американский либеральный историк и публицист Р. Бернстайн, «“Мультикультурализм” определенно — понятие неопределенное» [7, р. 4]. Тем не менее существуют умеренно либеральные и радикально левые концепции мульти-культурализма. Либеральный вариант предполагает поддержку культурных групп в их стремлении к сохранению своей идентичности, признавая, впрочем, что единая политическая культура жизненно необходима для функционирования демократического общества. В этом случае целью политики мультикультурализма становится (как отмечено в докладе ЮНЕСКО 1989 г.) «формирование плюрализма вокруг социальной сплоченности и приверженности стержневым ценностям» [8, с. 324]. Радикальная левая его форма отрицает необходимость единой политической культуры, считая, что каждая культурная группа имеет право не только на культурное, но и на политическое самоопределение в рамках страны проживания. По словам американца М. Линда, сторонники этого варианта мультикультурализма считают нацию «федерацией национальностей или культур, имеющих общее правительство» [9, р. 1]. Следует особо отметить, что ни в одной из стран, реализующих на практике политику мультикультурализма, он не существует в чистом виде. Везде мультикультурные практики сопровождаются
элементами ассимиляции или сегрегации представителей «иных» культурных групп.
Экономический бум 1960-х годов и социальные завоевания рабочего и молодежного движений конца того же десятилетия, означавшие, в частности, введение жестких правил регулирования рынка труда и целой системы социальных гарантий, открыли дорогу новой волне трудовой иммиграции в страны Западной Европы. Были запущены механизмы привлечения дешевой и социально незащищенной рабочей силы из стран «третьего мира» — так называемых гастарбайтеров. Первоначально интеграция приезжавших «на заработки» без семей трудовых мигрантов никого не интересовала, поскольку официально считалось, что эти рабочие приехали лишь на время действия своих трудовых контрактов и, заработав денег, уедут назад к своим семьям. Однако вместо этого семьи стали приезжать к ним. Все страны «ядра Европы» столкнулись с проблемой осуществления политики «воссоединения семей», результатом которой стал рост числа иммигрантов, не занятых общественно полезным трудом, что увеличивало нагрузку на социальную инфраструктуру государств Европы.
В 1970-е годы в ходе структурной перестройки экономик стран Запада резко снизилась потребность в неквалифицированном труде, многие гастарбайтеры стали безработными, что, в свою очередь, усилило конкуренцию за рабочие места и создало дополнительное напряжение в социальной сфере. Все чаще с иммигрантами связывали ухудшение качества жизни и рост преступности.
В результате вместе с ростом инокультурной трудовой миграции начали возникать и проблемы расизма, сегрегации, дискриминации, которые получили не только экономическое, но и социокультурное наполнение, поскольку в полный голос заявили о себе серьезные культурные различия между «местными» и «пришлыми».
Как уже отмечено, в качестве альтернативы доктрине культурной ассимиляции в Канаде, а затем в США появилась концепция мультикультурализма, совмещающая признание как индивидуальных прав граждан, так и прав этнических и иных сообществ на сохранение и поддержание особой культурной идентичности. В рамках современного западного либерализма идея разнообразия культурных идентичностей в современном обществе нашла выражение в концепции мультинациональной демократии. Поскольку либеральные демократические системы становятся все более многообразными с точки зрения культурной идентичности граждан, отмечает Чарльз Тейлор, постольку легитимность политических систем все в большей степени зависит от решения проблемы поддержания определенного уровня социального единства и гомогенности. Без этой фундаментальной предпосылки, считает Тейлор, не может быть ни демократического участия граждан, ни системы равных прав личности, ни неотъемлемого права граждан на достойное существование в таком обществе. Ключ к решению этой проблемы ему видится в том, чтобы демократическая власть проводила политику создания хотя бы видимости общности целей, однако в то же время признавала и принимала неизбежность многообразия культур [2, с. 36].
Однако в результате возникает необходимость не только теоретического, но и практического ответа на следующие важные вопросы:
1) о взаимосвязи социальной справедливости и политической стабильности;
2) о преодолении противоречия между нормативными требованиями признания прав носителей различных культурных (в том числе этнических) идентичностей и формами согласования их интересов и разрешении конфликтов между ними;
3) о преодолении разрыва между нормативными и институциональными характеристиками различных видов урегулирования разногласий и способов управления конфликтами [10, р. 35, 133, 275].
В связи с этим, как представляется, следует учитывать контекст, в котором проблема культурного многообразия ставится и обсуждается, и различать две основные формы политики мультикультурализма. Возникновение и развитие первой из них связаны со странами, население которых формировалось и во многом формируется сегодня за счет массовой иммиграции: Австралией, Канадой, США. Возникновение другой связано с экономически развитыми западноевропейскими национальными государствами, бывшими по историческим меркам еще совсем недавно метрополиями, центрами огромных колониальных империй и пережившими их распад. Поэтому для Европы муль-тикультурализм — политика во многом заимствованная, своеобразно понимаемая, что обусловлено историей и спецификой политических культур этих стран, и в известной мере чуждая.
Немецкий политический философ Ю. Хабермас пишет в связи с этим: «В отличие от Америки европейские нации относительно гомогенны. В их истории почти не встретить преданий о принятии чужаков или ассимиляции иммигрантов. Поэтому пришествие в Европу множества людей иного цвета кожи, иных традиций, иной веры вызывает серьезные опасения, тем паче, что происходит оно на фоне распада европейских государств. Здесь политика мультикультурализма обусловлена: во-первых, массовой иммиграцией нескольких последних десятилетий и комплексом проблем, ею вызванных, во-вторых, активизацией региональных этнокультурных и этнополитических движений, стимулируемых как процессами глобализации, так и европейской интеграции, сегодня мы живем в плюралистических обществах, которые все более отходят от формата национального государства, основанного на культурной однородности населения» [11, с. 374]. Поэтому Хабермас полагает, что единственной альтернативой политике полной ассимиляции или этнических чисток на данный момент является путь к мультикультурно-му обществу, хотя и отмечает противоречивость идеи мультикультурализма: следуя ее логике, индивиды для достижения общественного согласия должны идти на компромисс, отказываясь от своих идеалов и соглашаясь с мнениями сограждан, часто придерживающихся диаметрально противоположных взглядов. Так, идея «перекрывающего консенсуса» Дж. Ролза, по мнению Хабермаса, представляет собой интеллектуальную конструкцию, которая «исходит из двух, и только из двух перспектив: каждый гражданин соединяет в себе перспективу участника и перспективу наблюдателя...» [12, с. 107]. «Однако, приняв объективирующую установку наблюдателя, граждане не могут вновь проникнуть в другие картины мира и воспроизвести их истинное содержание в соответствующей внутренней перспективе. Поскольку они загнаны в рамки дискурса, констатирующего факты, им запрещено занимать какую бы то ни было позицию по отношению к тому, что верующие или убежденные участники в перспективе первого лица считают, так или иначе, истинным, правильным и ценным» [12, с. 169-170]. В противовес идее «перекрывающего консенсуса» Дж. Ролза немецкий политический философ предлагает консенсус, прийти к которому возможно в ходе длительных общественных дебатов и цель которого — достижение социальной справедливости путем создания и признания универсальной правовой основы общества.
Несмотря на то что страны Европейского Союза расположены в относительной близости от явно перенаселенных и политически нестабильных регионов (Северная Африка и Ближний Восток), а разрыв в доходах населения стран Европы и соседствующих с ними Марокко, Туниса или Турции гораздо масштабней разрыва между США и Мексикой, проблема формирования мультиэтнических и мультукультурных сообществ, казалось бы, стоит в ЕС не столь остро, как в США. Однако, хотя общая численность иммигрантов, прибывших в 15 наиболее развитых стран Европейского Союза, а так-
же в Норвегию, Исландию, Лихтенштейн и Швейцарию, почти удвоилась за 10 лет (с 7,8 млн человек в 1985 г. до 14,7 млн в 1995 г.), доля их в общем населении и сегодня остается не слишком высокой — около 3,8% (более 18 млн) по Западной Европе, существенно варьируясь по странам: от 1,8% в Испании и Португалиии 2,1% в Италии до 8,9% в Германии, 9,1% в Австрии и 10% во Франции. По прогнозам профессора Университета Пенсильвании Ф. Дженкинса, к 2100 г. мусульмане будут составлять 25% населения стран ЕС, а его коллега из Принстонского университета Б. Льюис уверен, что если нынешняя тенденция сохранится, то эта цифра перевалит за 50%. «Данные по миграции и демографии не оставляют в этом сомнений», — утверждает Льюис [13, с. 32-33]. «В отличие от таких классических “принимающих стран”, как США (12,4%), Канада и Австралия (24,5%), история которых определялась потоками иммигрантов и которые (в случае США уже в силу своей величины) могут позволить себе сосуществование своеобразных диаспор, европейские государства жизненно заинтересованы в культурно-политической интеграции проживающих у них иностранцев, особенно если таковые являются их гражданами. Наличие “параллельных обществ” — реальная опасность для западноевропейских демократий, особенно перед лицом новых (глобальных) угроз... » [14, с. 98].
Это тем более верно, что массовая иммиграция имеет ярко выраженную тенденцию к росту, несмотря на проведение практически всеми государствами Западной Европы жестко ограничительной иммиграционной политики. В 1990-е годы даже в тех западноевропейских странах, которые ранее были основными поставщиками иммигрантов — Италии, Испании, Португалии, Ирландии, — сложились большие сообщества иммигрантов, в основном из неевропейских стран.
В то же время, согласно оценкам Отдела народонаселения ООН, приведенным во «Всемирных демографических прогнозах» (оценка на 2000 г.), в ближайшие 50 лет численность населения всех европейских стран за исключением Албании, Ирландии, Исландии и Люксембурга начнет сокращаться. В целом численность населения Европы к 2050 г. уменьшится сравнительно с 2000 г. на 124 млн человек и составит 603 млн вместо прежних 727 млн. Что касается Европейского союза, то его население, согласно прогнозам, сократится на 37 млн: с 376 до 339 млн. Если говорить о наиболее крупных странах ЕС, то население Италии уменьшится на 25%, Германии — на 14%, Соединенного Королевства — на 1%. Франция — одно их редких исключений, здесь прогнозируется прирост населения: с 59 до 62 млн (4%) [15, р. 26]. Для того чтобы сохранить демографическое равновесие в европейских странах, где население не только уменьшается, но и неуклонно стареет, по мнению большинства экспертов, необходимо изменить (в сторону повышения): а) пенсионный возраст; б) уровень занятости населения; в) уровни, виды и характер отчислений в пенсионные фонды и системы медицинского обслуживания пожилых людей, а также выплаты, осуществляемые этими системами. Кроме того, необходимо сделать более эффективными и финансово весомыми программы, имеющие отношение к регулированию международной миграции (прежде всего замещающей миграции).
Таким образом, европейские страны вынужденно превращаются в «иммигрантские государства», и политика мультикультурализма для них, при всей неоднозначности ее следствий, неизбежна. «Государство не может рассчитывать на превращение мигрантов в полноправных членов общества, если не признает за ними — хотя бы отчасти — права на различие» [16, с. 134]. Однако нет полной уверенности в том, что к признанию этого факта готовы как политические элиты, так и большая часть населения стран Европы.
1. Семененко И. С. Интеграция инокультурных сообществ: западные модели и перспективы для России // Сравнительные политические исследования России и зарубежных стран / Редколл.: В. В. Лапкин (отв. ред.) и др. М., 2008.
2. Тейлор Ч. Демократическое исключение: Демократическое исключение (и «лекарство» от него?) // Мультикультурализм и трансформация постсоветских обществ / Под ред. В. С. Малахова, В. А. Тишкова. М., 2002.
3. Глейзер Н. Мультиэтнические общества: Проблемы демографического, религиозного и культурного многообразия // Этнографическое обозрение. 1998. №6.
4. Parekh B. Rethinking Multiculturalism: Cultural Diversity and Political Theory. London: Basindstoke, 2000.
5. См.: Ролз Дж. Теория справедливости. М., 1996.
6. Корогодов И. Политика мультикультурализма как политика интеграции иммигрантов в национальное социальное государство. URL: http://evolutio.info/index.plip?option=com_con-tent&task=view&id=1016 &Itemid=176
7. Bernstein R. Dictatorship of virtue. Multiculturalism and the battle of America’s future. New York, 1994.
8. Цит. по: Высоцкая Н. А. От «универсума» к «плюриверсуму»: смена культурной парадигмы в США // Американский характер. Очерки культуры США. Традиции в культуре. М., 1998.
9. Lind M. The Next American nation and the form American revolution. New York, 1995.
10. См.: Multinational Democracies / Eds. Alain G. Gagnon and James Tully. Cambridge, 2001.
11. Хабермас Ю. Европейское национальное государство: его достижения и пределы. О прошлом и будущем суверенитета и гражданства // Нации и национализм. М., 2002.
12. Хабермас Ю. Вовлечение другого. Очерки политической теории. СПб., 2001.
13. См.: Русский Newsweek. 2008. 29.09-05.10.
14. Погорельская С. В. Прощание с мультикультурализмом, или новая германская иммиграционная политика // Актуальные проблемы Европы. Иммигранты в Европе: проблемы социальной и культурной адаптации: Сб. науч. трудов / Редкол.: Т. С. Кондратьева, И. С. Но-воженова (ред.-сост.) и др. М., 2006.
15. Immigration policy and the welfare system / Eds. T.Boeri., G. Hanson. Oxford, 2002.
16. Малахов В. С. Понаехали тут... Очерки о национализме, расизме и культурном плюрализме. М., 2007.
Статья поступила в редакцию 17 декабря 2009 г.
