CC BY
25В блокнот историка. Архивный калейдоскоп
Мухаммедшариф Аитов как исследователь государственности и права народов и государств Центральной Азии
Во второй половине XIX в. в России начинает складываться так называемое военное востоковедение, т. е. появляется плеяда офицеров, служивших в азиатских регионах России, прекрасно знавших восточные языки, историю государств и народов Востока, традиции, обычаи и т. д. Помимо выполнения своих прямых должностных обязанностей, они также публиковали научные исследования и были востребованы в качестве экспертов по тому или иному азиатскому региону*. Однако это вовсе не означает, что до второй половины XIX в. представители военного ведомства Российской империи пренебрегали изучением Востока, в особенности — восточных подданных самой России и соседних народов и государств. Правда, в большинстве случаев изучение Востока являлось частью их должностных обязанностей — что, впрочем, совершенно не умаляет ценности их сведений. Одним из таких представителей «военного востоковедения» являлся Мухаммедшариф Аитов. Его жизнь и деятельность в течение нескольких десятилетий была напрямую связана с Казахстаном и Средней Азией. Надо сказать, что до сих пор результаты исследовательской деятельности М. Аитова (в отличие от его собственной служебной биографии) еще не становились предметом специального исследования.
М. Аитов родился в 1802 г., происходил из татарских дворян Уфимской губернии. Его дед Абдусалим получил чин подпоручика за активное участие в подавлении пугачевского бунта; отец Рахматулла являлся прапорщиком казачьего полка1. Сам Мухаммедшариф начал службу в 15-16 лет, получив в 1817 г. должность подканцеляриста Бугульминского земского суда, а через год стал канцеляристом2. В 1820 г. Аитов был переведен в Оренбургскую губернскую пограничную комиссию в качестве толмача, получив первый классный чин коллежского регистратора. Его назначение произошло как раз в то время, когда председателем комиссии был объявлен В. Ф. Тимковский, а его помощником — А. И. Левшин. Нельзя не предположить, что глубокий интерес М. Аитова к изучению истории, политико-правового устройства и быта восточных народов и государств зародился под влиянием этих выдающихся исследователей. Интересно, что и последующие начальники Аитова по Оренбургской пограничной комиссии были известными исследователями-востоковедами — Г. Ф. Генс и В. В. Григорьев.
В силу должностных обязанностей М. Аитов в течение всей своей службы в Оренбургском крае поддерживал контакты с казахскими родами Младшего жуза — «киргизами оренбургского ведомства». И хотя именно с казахами он взаимодействовал активнее, обстоятельства сложились таким образом, что сначала он проявил себя в качестве исследователя политико-правовых реалий среднеазиатских ханств, а уж затем — и самих казахских родов и племен.
* См.: Колесников А. А. Русские военные исследователи Азии. - Душанбе, 1997. - 245 с.; Басханов М. К. Русские военные востоковеды до 1917 г. Биобиблиографический словарь. - М., 2005. - 295 с.
В 1839 г. Аитов способствовал освобождению попавшего в плен к восставшим казахам зауряд-хорунжего Шустикова и пятнадцати казаков Уральского казачьего войска, и за «отличные действия» получил уже воинский чин корнета, в принципе, соответствующий штатскому чину губернского секретаря3. Именно с этого времени Аитов числился уже по военному ведомству. Весьма примечательно, что при освобождении казаков он сумел заручиться поддержкой политического деятеля казахской Внутренней Орды (Букеевского ханства) Махамбета Утемисова, который в это время уже активно выступал против букеевского хана Джангира и поддерживавших его российских властей4.
В конце 1839 г. он был отправлен в степи к казахским родам табын, кете и жакаим — официально «с целью найма 2 000 верблюдов для готовящегося похода на Хиву», а фактически с целью узнать о политических настроениях среди казахов и укрепить их в верности России. Однако, успев собрать только 500 верблюдов, Аитов был захвачен в плен казахами, придерживавшимися прохивинской ориентации, которые, якобы, не были уверены, что у него хватит денег расплатиться. Впрочем, сами казахи, захватив оренбургского чиновника, попали в сложное положение: отпускать его было бы глупо, а убить означало вызвать карательные меры со стороны военного губернатора В. А. Перовского, и ранее не церемонившегося с мятежными казахами. Решение пришло довольно неожиданно: когда казахи везли пленника через степь, они столкнулись с хивинскими эмиссарами, которые его забрали и доставили в Хиву5. В результате М. Аитов провел в плену около полугода, и им был составлен отчет, который впоследствии стал важным источником информации о Хивинском ханстве6.
Несмотря на то, что большую часть своего пребывания в Хиве Аитов провел в ханском подземелье, он не был полностью изолирован и имел возможность общаться с ханом Алла-Кули, его мехтером (фактически премьер-министром), а также казахским султаном Каип-Гали Ишимовым. Весной 1840 г. Аитов сам являлся источником информации для хивинских властей о намерениях оренбургской администрации по отношению к Хиве. Однако после того как «зимний поход» на Хиву завершился (пусть и неудачно для В. А. Перовского), хан предпочел не искушать судьбу и не провоцировать повторной экспедиции русских войск, а предпочел возобновить переговоры с Оренбургом. И в этих условиях, как он полагал, толмач Оренбургской пограничной комиссии сможет оказать ему услугу. В результате к лету 1840 г. М. Аитов был переведен из подземелья в «гостевые помещения», хан объявил его своим гостем и советовался с ним по поводу того, что следует сделать для восстановления мирных отношений с Российской империей7. И в это время Аитов получил возможность для сбора информации о политической ситуации в Хивинском ханстве, положении хана и влиянии чиновников, намерениях Хивы относительно казахов Младшего жуза.
Примечательно, что информацию Аитов получал самыми разнообразными способами. Например, возможность неформального общения с самим мехтером он получил благодаря тому, что продемонстрировал ему свои знания в области гадания (что, в общем-то, не совсем соответствовало образу правоверного мусульманина, каковому, несомненно, старались соответствовать и мехтер, и сам Аитов)8. А после того, как хан позволил М. Аитову участвовать в поисках русских пленников в Хиве для отправки их на родину, он получил возможность сбора неофициальной информации. В частности, это позволило ему узнать о действительном положении «хана» Каип-Гали, который, как оказалось, вовсе не пользовался покровительством хана и фактически прозябал в нищете. Также
весьма важной оказалась информация о пребывании в Хиве английских агентов, в частности лейтенанта Ричмонда Шекспира. Когда Аитов был отпущен в Оренбург, а за ним отправлены и освобожденные русские пленники, Шекспир, пристроившийся к ним, попытался выдать себя за их главного освободителя перед оренбургскими пограничными властями. Однако, благодаря информации М. Аитова, он был разоблачен и выслан из России9.
Подробный отчет Аитова о своем вынужденном пребывании в Хиве, равно как и его действия во время плена были оценены по достоинству: он был произведен в поручики и получил в награду тысячу рублей10, а в следующем году включен в миссию капитана П. Никифорова. При этом в составе миссии он считался толмачом, а после ее окончания В. А. Перовский видел его в качестве «постоянного русского агента» в Хиве, что было одобрено и руководителем Министерства иностранных дел Российской империи К. В. Нессельроде.
Несмотря на то, что М. Аитов был вторым человеком в миссии после самого капитана Никифорова (это можно увидеть на примере ежемесячного жалования ее членам: Никифоров получал 50 руб., Аитов — 40 руб., а прочие, т. е. письмоводители и топографы — по 10-15 руб.), исследователи весьма неопределенно характеризуют его статус. Так, дореволюционный исследователь отношений России с Бухарой и Хивой, С. В. Жуковский, называл его «торговым агентом»11, а автор обзора русских экспедиций в Среднюю Азию О. В. Маслова в 1955 г. почему-то посчитала Аитова топографом12.
Как бы то ни было, в Хиве, согласно предписаниям и вице-канцлера графа К. В. Нессельроде, и самого Перовского, на капитана Никифорова возлагались только официальные переговоры с ханом и высшими сановниками, тогда как на будущего «русского политического агента» ложилась вся работа по установлению неформальных контактов с хивинскими властями и сбор любой полезной информации о ситуации в Хиве и соседних странах и регионах. Неслучайно впоследствии П. Никифоров в письме В. А. Перовскому пел настоящие дифирамбы профессионализму Аитова, его дипломатическим способностям и умению находить общий язык с самыми разными лицами13. Во многом и определенные успехи Никифорова (хотя в целом миссия его завершилась не слишком удачно) были связаны с тем, что Аитов предоставлял ему информацию, собранную в том числе и по слухам.
Поначалу намерение оставить М. Аитова в Хиве в качестве постоянного российского представителя, казалось, заинтересовало хана Алла-Кули. Однако затем он отказался от своего решения. Более того, когда П. Никифоров попытался выгадать для Аитова еще несколько месяцев пребывания в Хиве (несомненно — для продолжения сбора информации, важной для оренбургских властей) под предлогом подготовки поездки в Бухару и Коканд, хан, опять же, поначалу согласился, но сразу после отъезда Никифорова приказал и Аитову отправляться вслед за ним14.
По-видимому, причиной, по которой хан не захотел оставлять Аитова в Хиве, стало именно слишком хорошее знание поручиком хивинских реалий и расстановки политических сил в Хиве и зависимых от нее казахских регионах. Когда переговоры между посланцем В. А. Перовского и ханом по поводу статуса казахского Младшего жуза зашли в своеобразный тупик, хан в качестве решающего аргумента приказал устроить Никифорову встречу с казахскими султанами и биями, признававшими власть Хивы — чтобы они подтвердили, что не признают власти русских и находятся под сюзеренитетом Хивинского ханства. Султаны Каип-Гали Ишимов и Джангази Ширгазиев (в разное время являвшиеся ставленниками хивинского хана на троне Младшего жуза) и несколько биев обвинили русских
в постоянных походах в степь, а также привели «неотразимый» аргумент, что, будучи мусульманами, казахи не имеют права подчиниться русским-христианам.
М. Аитов во время этой встречи весьма эффективно использовал свои знания, собранные за предыдущее время и убедительно опроверг все аргументы приверженцев хивинского хана. Так, в ответ на довод о неподчинении иноверцам он привел пример Османской империи. На упреки по поводу русских экспедиций в степь он прямо заявил, что присутствующие не вправе говорить от имени всех казахов, поскольку сами являются мятежниками (тем более, что отец Джангази — Ширгази Каипов являлся не только русско-подданным, но и носил чин майора русской армии). А в заключение Аитов вообще поднял весьма опасную для хивинского хана тему: он напомнил обоим казахским султанам, что их прямые предки еще менее века назад сами занимали трон Хивы, а теперь их потомки являются вассалами потомка их же прежних сановников. Результат встречи оказался прямо противоположным тому, на который рассчитывал хан Алла-Кули: многие из его прежних сторонников-казахов сами стали проявлять инициативу, добиваясь встречи с капитаном Никифоровым, чтобы договориться об амнистии и получить право вернуться в родные степи, признав власть Российской империи. В дополнение к этому Аитов довольно неосторожно сам пытался наладить контакты с султаном Каип-Гали, чтобы убедить его вернуться в пределы Российской империи и добиться амнистии15.
Несомненно, все это дало основание хивинскому хану отказать в пребывании российского чиновника в Хиве, который прекрасно разбирался в вопросах легитимности власти, истории взаимоотношений центрально-азиатских правителей и текущей политической ситуации.
В результате М. Аитов покинул Хиву вскоре после П. Никифорова. За участие в миссии Никифорова и сопровождении хивинского посла в 1842 г. Аитов был награжден орденом Св. Станислава 3-й степени16.
Как ни странно, но к исследованию государственности и права казахов, с которыми М. Аитов сотрудничал еще с 1820-х гг., он обратился лишь в 18451846 гг. Еще в 1844 г. было принято «Положение об управлении оренбургских киргизов», 64 параграф которого предусматривал приведение народных правовых обычаев казахов в соответствие с нормами российского имперского законодательства17. Для этого предполагалось отправить в Казахскую степь чиновников, которые в рамках своих должностных обязанностей взаимодействовали с казахами и, соответственно, могли из первых рук получать необходимые сведения.
В результате в конце 1845 г. в «Киргизскую степь Оренбургского ведомства» были направлены несколько чиновников Оренбургской пограничной комиссии — поручик Аитов, губернские секретари Беглов и Лукин, письмоводители Половоротов, Ячменев и Сосновский, попечители прилинейных киргизов Кастырин, Александрийский и Белозеров. Все они весной 1846 г. представили свои рапорты с приложением собранных сведений о казахском обычном праве и суде18. И одним из первых 26 февраля 1846 г. рапорт подал Аитов. К документу прилагались записки «О киргизских обычаях, имеющих в степи силу закона» и «О обрядах, наблюдаемых киргизами при перекочевке и при погребении
19
умерших»19.
Проделанная чиновниками Оренбургской пограничной комиссии работа вызвала критику известного исследователя казахской государственности и права
первой половины ХХ в. С. Л. Фукса. Он упрекнул составителей материалов в краткости и лапидарности сведений, пренебрежительно назвав собранные ими данные «отписками». В качестве одной из главных претензий к материалам Аитова и его коллег было то, что они ограничились сбором сведений среди «прилинейных киргизов», т. е. казахов, проживавших непосредственно у границы Оренбургского края20. С одной стороны, смягчающим обстоятельством служило то, что в это время в Казахстане активизировалось движение вышеупомянутого мятежного султана Кенесары Касымова, и хотя мятеж под его началом наибольшее распространение получил в Среднем жузе, на территории Младшего жуза также было неспокойно. Так что, можно понять опасения чиновников, не пожелавших отправиться вглубь степи для сбора сведений о казахской государственности и праве. Однако, как бы то ни было, поручение оренбургского начальства не было выполнено. Поэтому, когда в 1846 г. в степь был направлен военный отряд под командованием полковника И. Ф. Бларамберга, вместе с ним направился чиновник по особым поручениям д'Андрэ, который собрал куда более подробные сведения о казахском обычном праве, чем его предшественники. Неслучайно С. Л. Фукс назвал его материалы «для второй четверти XIX в. единственным значительным памятником казахского права»21.
Тем не менее, однозначно считать работу М. Аитова по сбору сведений о казахских обычаях напрасной, а результаты — бесполезными мы не можем. Более того, некоторые современные исследователи, в отличие от вышеупомянутого С. Л. Фукса, именно материалы Аитова считают наиболее достоверными.
Во-первых, он сумел не просто бессистемно записать полученную информацию, а систематизировал ее, выделив разделы: 1) о наказании за смертоубийство (представителей разных социальных групп); 2) о наказании за телесные повреждения; 3) о наказании за воровство и баранту; 4) браки и их последствия; 5) опека над детьми и имуществом; 6) торговля; 7) о порядке разбирательства дел и их решения; 8) апелляция на решение бия.
Во-вторых, в отличие от своих коллег, М. Аитов сумел достаточно глубоко изучить особенности политического устройства, правовой и религиозной жизни казахов и учесть при подготовке своих материалов ряд особенностей. В частности, он не абсолютизировал роль мусульманского права в Казахской степи (как сделал, например, тот же самый д'Андрэ), отметив, что его нормы применяются казахами едва ли не исключительно при совершении брачного обряда22. Кроме того, он подчеркнул роль и значение суда биев, действовавшего по обычному праву. Наконец, Аитов понимал особенности возникновения отдельных казахских правовых институтов и обращал внимание своего начальства на то, что их невозможно одинаково применять на практике и казахских народных судов, и в имперских судебных структурах.
В-третьих, исследователи отмечают ве сьма интере сную деталь: в материалах письмоводителя Ячменева и попечителя Белозерова часть информации почти дословно воспроизводит сведения М. Аитова. Учитывая, что эти чиновники составили отчеты в марте-апреле 1846 г., есть все основания обвинить их в том, что они недобросовестно отнеслись к своим обязанностям и попросту переписали информацию с рапорта Аитова23.
Несмотря на определенные недостатки, допущенные в работе, руководство высоко оценило труды М. Аитова. Он был награжден орденами Св. Станислава 3-й степени (1842), Св. Анны 3-й степени (1849), знаком отличия высшей степени «За усердную и безупречную службу» (1850). В 1852 г. Аитов добился включения своих сыновей в родословную книгу Оренбургской губернии, а с 1858 г. получал
пенсию не только по своему небольшому воинскому чину, но и с учетом
24
послужного списка24.
Таким образом, М. Аитов сыграл немалую роль в развитии отечественного военного востоковедения, являясь одним из первых чиновников военного ведомства, которые сочетали свои профессиональные обязанности с глубоким изучением различных аспектов прошлого и настоящего народов Центральной Азии*.
ПРИМЕЧАНИЯ:
1. Кашаев Ш. Мусульманское дворянство Уфимской губернии // Дворянский вестник. - 2011. - № 4 (85). - 23 декабря. - С. 12.
2. Султангалиева Г. С. Каратолмач. Штабс-капитан Мухаммед-Шариф Аитов в Казахской степи (первая половина XIX в.) // Панорама Евразии. - 2008. - № 2. -С. 13-14.
3. Кашаев Ш. Указ. соч. - С. 11.
4. Центральный государственный архив Республики Казахстан, ф. 4, оп. 1, д. 2006, л. 12, 14.
5. Цыпляев П. И. Рукописи С. Н. Севастьянова // Труды Оренбургской ученой архивной комиссии. - Оренбург, 1911. - Вып. XXIII. - С. 233-237.
6. Игнатович А. В. Хивинский плен. Записка М. Ш. Аитова // Труды Оренбургской ученой архивной комиссии. - Оренбург, 1914. - Вып. ХХХ. - С. 101.
7. Цыпляев П. И. Указ. соч. - С. 240-244.
8. Там же. - С. 242-243.
9. Султангалиева Г. С. Указ. соч. - С. 17.
10. Цыпляев П. И. Указ. соч. - С. 245.
11. Жуковский С. В. Сношения России с Бухарой и Хивой за последнее трехсотлетие. - Петроград, 1915. - С. 126.
12. Обзор русских путешествий и экспедиций в Среднюю Азию / Сост. О. В. Маслова. -Ч. I. 1715-1856. - Ташкент, 1955. - С. 59.
13. Серебренников А. Г. Сборник материалов для истории завоевания Туркестанского края. - Ташкент, 1912. - Т. III. - 1841 г. - С. 95, 113.
14. Там же. - С. 134.
15. Залесов Н. Посольство в Хиву капитана Никифорова в 1841 г. // Военный сборник. - 1862. - № 9. - С. 76-77.
16. Султангалиева Г. С. Указ. соч. - С. 18.
17. Положение об управлении оренбургскими киргизами. - СПб., 1844. - С. 19.
18. Материалы по казахскому обычному праву, собранные чиновниками Оренбургской пограничной комиссии в 1846 г. // Материалы по казахскому обычному праву. Сборник I / Под ред. С. В. Юшкова. - Алма-Ата, 1948. - С. 71-116.
19. Там же. - С. 76-83.
20. Фукс С. Л. Очерки истории государства и права казахов в XVIII и первой половине XIX в. - Астана, 2008. - С. 154-155.
21. Там же. - С. 151.
22. Материалы по казахскому... - С. 80.
23. Фукс С. Л. Указ. соч. - С. 154.
24. Кашаев Ш. Указ. соч. - С. 12.
Роман Почекаев,
кандидат юридических наук
* Статья подготовлена в ходе исследования (проект № 16-01-0022) в рамках Программы «Научный фонд Национального исследовательского университета "Высшая школа экономики" (НИУ ВШЭ)» в 2016-2017 гг. и с использованием средств субсидии на государственную поддержку ведущих 10 университетов Российской Федерации в целях повышения их конкурентоспособности среди ведущих мировых научно-образовательных центров, выделенной НИУ ВШЭ.
