CC BY
172
УДК 821.161.1 Бунин. 09
Воронежский государственный архитектурно-строительный университет канд. филол.наук, ст. преп. кафедры русского языка и межкультурной коммуникации
Попова Ю. С.
Россия, г. Воронеж, тел. + 79202262368 e-mail: [email protected]
Voronezh State University of Architecture and Civil Engineering
The chair of Russian language and cross-cultural communication, PhD, senior lecturer Popova Y.S.
Russia, Voronezh, + 79202262368 e-mail: [email protected]
Ю.С. Попова
МОТИВНАЯ ФУНКЦИЯ КОСТЮМА В РАССКАЗЕ И.А. БУНИНА «ЧИСТЫЙ ПОНЕДЕЛЬНИК»
Статья посвящена изучению функционирования костюма героев рассказа И.А. Бунина «Чистый понедельник» как смысловой единицы текста. Выявлены и проанализированы сенсорные составляющие портретных характеристик персонажей.
Ключевые слова: мотив, деталь, костюм, портрет, след, сенсорный код, проза, И.А. Бунин.
Y.S. Popova
MOTIVIC FUNCTION OF THE COSTUME IN THE STORY I.A. BUNIN «CLEAN MONDAY»
The article is devoted to the study of the functioning of the costume of the heroes of the story of Ivan Bunin «Clean Monday» as semantic units of the text. Identified and analyzed sensory components of the portrait characteristics of characters.
Key words: motive, detail, suit, portrait, footprint, touch the code, prose, I.A. Bunin.
Исследователи творчества И.А. Бунина неоднократно отмечали особое внимание писателя к детали, называя его мастером художественной детали, который воспринимает мир всеми органами чувств, создает зрительно точный и яркий образ. Автор отбирает и оценивает детали в связи с художественной идеей произведения, что находит отражение в использовании портрета, пейзажа, вещных составляющих образа. Костюм важен как художественная деталь, которая составляет часть художественного образа.
Деталь одежды может проходить через ткань произведения, повторяясь и пронося особую смысловую нагрузку. Выбор этого предмета связан, с одной стороны, с устойчивыми традициями, но, с другой, является личностным выбором писателя. Этот аспект костюма характеризует персонажа с точки зрения смысловых отношений. Выбор того или иного предмета одежды в качестве мотива функционально и эстетически актуализирует определенную совокупность ценностных смыслов, которые олицетворяет литературный персонаж.
В центре рассказа «Чистый понедельник» образ восточной красавицы: «...а у нее красота была какая-то индийская, персидская: смугло-янтарное лицо, великолепные и несколько зловещие в своей густой черноте волосы, мягко блестящие, как черный со-
© Попова Ю.С., 2016
болий мех, брови, черные, как бархатный уголь, глаза...» [1; VII; 230]. Ее внешность отражает загадочный и противоречивый характер: изящная внешность и любовь к еде, интерес к культуре и любовь к одежде, принадлежность к купеческой среде и неприятие внешних эффектов. Герой внешне тоже схож с героиней, наделен «южной горячей красотой».
Костюмы героини соответствуют ее среде (дочь купца с восточной кровью): «.я иногда заставал ее на диване только в одном шелковом архалуке, отороченном соболем, - наследство моей астраханской бабушки, сказала она..» [1; VII; 230]. Архалук традиционно - мужской плотно прилегающий к телу кафтан без пуговиц с высоким стоячим воротником и не имеющий плечевых швов, то есть сшитый из сложенного вдвое материала. Для шитья архалуков использовали кашемир, атлас, сатин. Элементы восточного костюма вошли в дворянский быт довольно широко уже к концу 10-х годов ХЕХ века. Архалук поначалу использовался только как домашняя одежда, с сохранением всех особенностей кроя и орнаментации ткани, принятой на Востоке [4]. Архалук, символизирующий в «Суходоле» принадлежность к дворянскому сословию и связь отца и сына по этой линии, в «Чистом понедельнике» утрачивает свою социальную значимость. Архалук героини символизирует глубинные восточные корни, не столько на уровне кровного родства, сколько усиливает мотив загадочности души, ее непостижимость.
В героине нет той чрезмерности, которая характерна для купцов, нет стремления выделиться. Ее костюм прост, элегантен, в нем нет лишних деталей, но цвет и ткань привлекают внимание: «. выезжая, она чаще всего надевала гранатовое бархатное платье и такие же туфли с золотыми застежками.» [1; VII; 239], «.она встретила меня уже одетая, в короткой каракулевой шубке, в каракулевой шляпке, в черных фетровых ботиках.» [1; VII; 243], «.она прямо и несколько театрально стояла возле пианино в черном бархатном платье.» [1; VII; 243]. Лишь в конце рассказа она облачена в белое. И если красный и черный цвет - это плотские цвета, телесное искушение, то белый наряд - фактическое отсутствие телесного, героиня вся превратилась в дух. Примечательно, что по воспоминаниям Н.Я. Томанькиной, сестры обители милосердия выглядели так: «Все они одевались, как и сама великая княгиня, в серое, довольно светлое, длинное платье. Большей частью они пришли из привилегированного класса, были княжны, или по особой рекомендации» [3; с. 363].
Полярность, противоречивость двух начал подчеркнута и в колористике рассказа, где превалируют два «нецветных» цвета - черный и белый. Эти же краски фигурируют и в монологе девушки, побывавшей на похоронах раскольничьего архиепископа: «. лик усопшего закрыт белым «воздухом», шитым крупной черной вязью - красота и ужас.» [1; VII; 243]. Стоящие вокруг гроба диаконы одеты в черные кафтаны, а двор кладбища покрыт белым слепящим снегом.
Е. В. Капинос отмечает двойственность героини: «. страстно вкушающая жизненные наслаждения богачка и тихая, бледная, отреченная от всего земного монашенка. героиня не просто контрастна, ее образ полон переходов от тона к тону и раскрывается во всем своем богатстве резкими рывками, но и растянуто во времени всего повествования» [2; с. 15]. От героя ускользает «тайна» героини, еще не ясная даже для нее самой. Тайна заключена в ее неотступных размышлениях о вере и вечной жизни, в ее поисках монастыря, куда можно удалиться от мирских страстей. К святым местам героиню притягивают не только их по-московски торжественное великолепие. Исследователь отмечает неверное восприятие героем образа героини: «Влюбленный герой очень точно, детально вспоминает привычки, слова возлюбленной, но и зеркальное отражение героини в памяти героя остается иллюзорным, слегка неверным, поскольку глубинные мотивировки ее поведения, даже таких мелочей, как выбор вида из окна, ос-
таются пока скрытыми и для него, и для читателя» [2; с. 16]. Но героиня предстает перед читателями глазами героя, да и взгляд влюбленного человека (впрочем, как и не влюбленного) не может быть объективен.
Герой любуется героиней как картиной: «Я вошел - она прямо и несколько театрально стояла возле пианино в черном бархатном платье, делавшем ее тоньше, блистая его нарядностью, праздничным убором смольных волос, смуглой янтарностью обнаженных рук, сверканием алмазных сережек вдоль чуть припудренных щек, угольным бархатом глаз и бархатистым пурпуром губ; на висках полуколечками загибались к глазам черные лоснящиеся косички, придавая ей вид восточной красавицы с лубочной картинки» [1; VII; 240].
Рассказ насыщен большим количеством деталей, цветов, множеством звуков и тактильных ощущений. Присутствуют они во внешнем мире: «Темнел московский серый зимний день, холодно зажигался газ в фонарях, тепло освещались витрины магазинов - и разгоралась вечерняя, освобождающаяся от дневных дел московская жизнь: гуще и бодрей неслись извозчичьи санки, тяжелей гремели трамваи - в сумраке уже видно было, как с шипением сыпались с проводов зеленые звезды, - оживленнее спешили по снежным тротуарам мутно чернеющие прохожие...» [1; VII; 250].
Тактильными и слуховыми характеристиками наделены и костюмы героини. Ее сопровождает шуршание платья: «.послышался шорох платья.», «.прошла, шурша нижней шелковой юбкой.» [1; VII; 123]. Такое акустическое сопровождение женских образов, точнее одежды героинь (шуршание юбки или платья), представлено в ряде рассказов И. А. Бунина. Это таинственный, тихий, загадочный звук, который присущ природному началу (шелест ветра, шорох листьев, шуршание ветра). Женщина приближается тихо и плавно, но все равно предупреждает о своем появлении: «. тут она вдруг притихла, идет, шурша нижней шелковой юбочкой.» [1; VII; 121], «.слыша только шелест ее шелковых юбок» [1; IV; 339].
И тактильные характеристики свойственны ее одежде - мокрый, скользкий мех: «. я отвозил ее домой, на подъезде, закрывая от счастья глаза, целовал мокрый мех ее воротника.» [1; VII; 242], «я снял с нее скользкую от снега шубку, она сбросила с волос на руки мне мокрую пуховую шаль.» [1; VII; 242], «.ответила она, вынув из каракулевой муфты и давая мне руку в черной лайковой перчатке» [1; VII; 242]. И запахи являются ее частью: «.а она говорила, вынимая платочек из душистой муфты.» [1; VII; 143].
С мотивом соблазна связана обувь героини. Сначала это красные туфельки («.выезжая, она чаще всего надевала гранатовое бархатное платье и такие же туфли с золотыми застежками.» [1; VII; 235]), затем черные новые ботики («Я шел за ней, с умилением глядел на ее маленький след, на звездочки, которые оставляли на снегу новые черные ботики - она вдруг обернулась, почувствовав это.» [1; VII; 240]), перед любовной близостью - лебяжьи туфельки («Я встал и подошел к дверям: она, только в одних лебяжьих туфельках, стояла, обнаженной спиной ко мне.» [1; VII; 243]). Обувь героини связана с мотивом следа, который оставляет после себя героиня в душе героя. «След - это знак памяти, который остается от исчезнувшей героини, когда она навсегда уходит от мира, от героя, направляясь к жизни праведной и вечной» [2; с. 16]. Мотив следов постепенно ведет к крестному ходу, где вереница послушниц и монашек следует за Елизаветой Федоровной.
Женская обувь часто связана с героиней, которая манит за собой, но остается недоступной. Такова героиня рассказа «Начало», которая осталась для героя мечтой: «Она вздохнула и легла поудобнее, пониже, распахнула, не открывая глаз, шубку на фланелевом платье, скинула нога об ногу на пол теплые ботики с открытых замшевых
ботинок, сняла с головы и уронила возле себя атласный капор, - черные волосы ее оказались, к моему великому удивлению, по-мальчишески коротко стриженными, - потом справа и слева отстегнула что-то от шелковых серых чулок, поднимая платье до голого тела между ним и чулками, и, оправив подол, задремала» [1; VII; 187], такова и Натали (героиня одноименного рассказа): «Вышла Натали только к вечернему чаю, но вошла на балкон легко и живо, улыбнулась мне приветливо и как будто чуть виновато, удивив меня этой живостью, улыбкой и некоторой новой нарядностью: волосы убраны туго, спереди немного подвиты, волнисто тронуты щипцами, платье другое, из чего-то зеленого, цельное, очень простое и очень ловкое, особенно в перехвате на талии, туфельки черные, на высоких каблучках, - я внутренне ахнул от нового восторга» [1; VII; 148], «... она в бальной высокой прическе, в бальном белом платье и стройных золотых туфельках...» [1; VII; 135].
Все эти мелочи даны глазами героя, он настолько влюблен и чуток к своей возлюбленной, что замечает даже малейшие черты ее внешности и одежды. Он полностью погружен в свое чувство, его мир сосредоточивается и замыкается на героине, именно поэтому большую часть текста занимает ее описание.
Помимо типологизирующей и характерологической функции одежда играет в художественном мире И.А. Бунина сюжетообразующую роль. В ряде произведений одежда несет мотивную функцию («Суходол», «Чистый понедельник», «Солнечный удар», «Легкое дыхание»). С восточным мотивом в костюме связан мотив родства, буйства крови, а также сугубо эстетическая черта героев - любовь к красивой одежде и дорогим тканям. Этот мотив отражается и в цветовых акцентах одежды. Так, лиловый и красный содержат в себе демонический компонент и окрашивают своим значением и персонажей. Восточный мотив несет в себе непостижимую загадку, тайну.
Библиографический список
1. Бунин И.А. Собрание сочинений в девяти томах. М.: Художественная литература, 1966. Том 4. С. 336. В статье произведения Бунина цитируются по этому изданию с указанием тома (римской цифрой) и страницы (арабской цифрой).
2. Капинос Е.В. Марфо-Мариинская обитель в рассказе И. Бунина «Чистый понедельник» // Гуманитарные науки в Сибири. 2009. №4. С. 15-19.
3. Кирьянова О. Марфо-Мариинская обитель милосердия. 1909-2009. М.: Белый город, 2009. 556 с.
4. Комиссаржевский Ф.Ф. История костюма. Минск: Литература, 1998. 494 с.
References
1. Bunin I.A. ^Rected works in nine volumes. M.: Fiction, 1966. V. 4. P. 336. The article quoted from the works of Bunin this edition specifying volume (Roman numeral) and pages (Arabic numerals).
2. Kapinos E.V. Marfo-Mariinsky invent in Bunin's story «Lent Monday» // Humanities in Siberia. 2009. № 4. Р. 15-19.
3. Kiryanova O. Martha and Mary invent of Mercy. 1909-2009. M .: White City, 2009. 556 p.
4. Komissarzhevsky F.F. History of Costume. Minsk: Literature, 1998. 494 p.
ЛИНГВОКУЛЬ ТУРОЛОГИЯ LINGVOCULTUROLOGY
УДК 81'42
Сибирский федеральный университет, Институт филологии и языковой коммуникации Чудаева Н.А.
Россия, г. Красноярск, тел. + 7(923)2921994 e-mail: [email protected]
Siberian Federal University, School of Philology and Language Communication Chudaeva N.A.
Russia, Krasnoyarsk, +7(923)2921994 e-mail: [email protected]
Н.А. Чудаева
РЕАЛИЗАЦИЯ ЭКСТРАЛИНГВИСТИЧЕСКОГО ФАКТОРА В ИССЛЕДОВАНИИ ЛИНГВОКУЛЬТУРОЛОГИЧЕСКИХ ОСОБЕННОСТЕЙ
РЕКЛАМНОГО ДИСКУРСА (НА МАТЕРИАЛЕ СОЦИАЛЬНОЙ РЕКЛАМЫ ГЕРМАНИИ)
В данной статье рассматривается история возникновения понятия дискурс, его многозначность и различные точки зрения к трактовке данного феномена как зарубежных, так и отечественных исследователей. Подробно изучается рекламный дискурс как вид институционального общения, его особенности, а также понятия рекламы и социальной рекламы. Важнейшее значение отведено исследованию воздействующей функции экстралингвистического фактора в социальной рекламе Германии.
Ключевые слова: дискурс, текст, рекламный дискурс, институциональность, социальная реклама, лингвокультурология, немецкий язык.
N.A. Chudaeva
REALISATION OF EXTRALINGUISTIC FACTOR IN RESEARCH OF LANGUAGE AND CULTURAL CHARACTERICTICS OF ADVERTISING DISCOURSE (AS EXEMPLIFIED IN GERMAN PUBLIC SERVICE ADVERTISEMENT)
This article discusses the history of the discourse concept, its ambiguity and different points of view to its interpretation of both foreign and Russian scholars. Advertising discourse and its features are studied in more details as a kind of institutional communication. Moreover, the concepts of advertising and public service announcement are also specified. The crucial part of the research dwells upon the impact function of extralinguistic factors on the public service advertisement in Germany.
Key words: discourse, text, advertising discourse, institutional communication, public service announcement, public service advertisement, social advertisement, linguoculturology, German language.
На начальном этапе исследования представляется необходимым разобраться в ключевой терминологии, а именно, поставить вопрос о значении понятия «дискурс». Определение дискурса является одним из центральных и ключевых понятий, которое
© Чудаева Н. А., 2016
