CC BY
18
Ядкяр. 2008. № 2
Ф.А. Надршина
МОТИВ ВЫБОРА ЖЕНИХА В БАШКИРСКОМ ФОЛЬКЛОРЕ
Мотив выбора жениха /невесты/ в устно-поэтическом творчестве разных народов, в том числе у башкир, широко представлен. Он фигурирует во многих жанрах и раскрывается, в основном, в трех аспектах: I) приоритет выбора пары принадлежит девушке / женщине/, 2) егету (парню/мужчине), 3) родителям и сородичам молодых.
В данном случае нас интересует первый аспект — мотив выбора жениха девушкой. Учитывая то, что оценка, как универсальная категория, является неотъемлемой частью процесса отражения реальной действительности и имеет когнитивную природу [8; II], мы попытались изучить мотив выбора жениха с точки зрения оценочной семантики, т.е. определить характер представлений, сложившихся в сознании носителей фольклора (здесь: субъекта — девушки) о ценности, ценностных качествах как степени достоинства объекта (будущего жениха, супруга) перед установлением се-мейно-брачных отношений. Напомним: в современной отечественной аксиологии ценность определяется как значение объекта для субъекта; оценочность имеет объективно-субъективный статус: ее объективность проявляется в том, что она до некоторой степени отражает систему принятых в обществе норм, а субъективность — в выражении мнения субъекта об обозначаемом [4; 5; II].
В плане изучения оценочных значений, выраженных в фольклорной картине мира через тот или иной мотив, в частности через мотив выбора девушкой жениха, весьма примечательны эпические сюжеты и, прежде всего, героическое сказание с мифологической основой — эпос «Урал-батыр» («Урал»). Изучаемый нами мотив в данном произведении встречается дважды. Первый раз в эпизоде, в котором описывается картина майдана, где вот-вот должен совершиться акт человеческих жертвоприношений в царстве падишаха Катила. На этом майдане присутствует только что прибывший сюда издалека Урал. Никто из собравшихся не знает, кто он и для чего он сюда прибыл. К моменту выхода дочери царя на майдан с целью выбора жениха Урал еще не успел в чем-либо себя проявить, обозреваема лишь внешность: согласно эпосу, герой — исполин (алып). И вот, среди егетов, выстроенных в ряд, дочь Катила примечает Урала и в знак выбора дарит ему яблоко, жестом приказав слуге отвести его к себе во дворец, девушка удаляется. Причина выбора оценочно вербальными средствами не мотивирована, если не учесть следующее: при повторном появлении на майдане, разгневанная отказом своего избранника идти во дворец, дочь падишаха говорит Уралу: Егет, я выбрала тебя, А ты в мой дворец не пошел, Яблоко подарив, знак тебе подала — Меня равной [ровней] себе не признал.
Надршина Фануза Аетбаевна, доктор филологических наук, главный научный сотрудник Института истории, языка и литературы УНЦ РАН
© Надршина Ф.А., 2008
Исходя из последней строчки приведенного отрывка, имея в виду при этом то, что в эпосе отчетливо просвечиваются напластования разных эпох, гипотетически допустимо предположение о наличии оценочного элемента в концепте ровня/не ровня (ведь девушка — дочь падишаха, в царстве которого, кроме владыки, есть рабы, униженные и оскорбленные).
В эпизоде выбора жениха дочерью Катила очень важную смысловую нагрузку несет мотив дарения (в других сюжетах — подбрасывание, кидание) яблока. Истоки этого мотива, известного в устном творчестве многих народов, весьма архаичны: как свидетельствуют фольклорные материалы, его глубинные корни восходят к тотемическим воззрениям древних людей. Изучение башкирских народных сказок, эпоса, песен, пословиц и поговорок, загадок показывает, что яблоня и ее плоды в сознании носителей фольклора закреплены как понятия, символизирующие женское начало в жизни, идею плодородия. Например, в сказке «Козуля и яблоня», примыкающей к этиологическим легендам, ни сосна, ни береза, ни ольха не позволяют козуле лечь под ними и окотиться, в качестве дерева-покровителя выступает лишь дикая яблоня [2], т.е. она как бы участвует при рождении новой жизни, пусть даже животной (хотя в мифологическом сознании миры особо не разграничиваются). Не случайно, видимо, и то, что ассоциации образов яблони и яблока с женским началом запечатлены в метафоризированной форме в загадке: «АлИыу битле кы? усте, доп итеп ергэ тошто» (Выросла девушка и со звуком «дюп» на землю упала [3].
Примечательна также пословица «Алма агасынан йырак тошмэй» (Ср. русс. «Яблоко от яблони недалеко падает» — в смысле, каковы родители, таковы и дети), где мы снова встречаемся с образами плодоносящего дерева (мать) и плода (дитя). То же наблюдается в паремическом творчестве других народов, например: An apple does not fall far from the apple tree (англ.); Der Apfel fallt nicht weit vom Stamm (нем.), La pomme ne tombe pas loin du trons» (франц.).
Архаичные мотивы, имеющие мифологическую основу, со временем теряли свою сакральность, видоизменялись и воспринимались как игра фантазии, художественный вымысел, но отголоски, следы их не исчезли: они сохранились в языке, генетической памяти носителей фольклора (В этом плане язык, язык фольклора — явление поистине уникальное). Яркий пример тому — песенное четверостишие, которое исполнялось сравнительно недавно (вторая половина XX века) молодежью во время «Тунэрэк уйыны» (круговой игры, пляски):
Дудтьгкайым алма бирэм, Доел.: Дружочек мой, даю тебе яблоко,
Ашай курмэ кабыгын. Не ешь только кожуру.
Матурлыктарына кы^ып Позарившись на красоту,
Ьоймэ кеше калдыгын. Не люби ту, что была уже с другим.
Во время игры эту песенку начинает запевать (остальные дружно подпевают) обычно та девушка, которая, будучи в центре круга, вызывает к парному танцу парня, на которого она сама положила глаз. Песня исполняется как чисто лирическая, и вряд ли кому приходит на ум вкладывать мотиву дарения яблока его древний символический смысл. Возможно, когда-то четверостишие функционировало в составе свадебной обрядовой поэзии и сакральное значение символики яблока осознавалось участниками игрищ.
Однако вернемся к эпосу «Урал-батыр». Оскорбленный тем, что Урал не последовал за дочерью во дворец, грозный Катил обвиняет егета в нарушении обычаев его страны, на что Урал отвечает:
«Не знаю того, кого падишахом зовут, И Смерти я не страшусь.
Не знаю обычая резать людей. Мне видеть и слышать [о таком] Сколько ни странствовал я — Нигде на земле не пришлось. О том, что такое бывает, не знал, С чужими обычаями не знаком. Злодейку по имени Смерть Ищу я, чтобы убить. Обычаев [таких ] не боюсь,
Не только человека, но даже птенца Если Смерть [к ним] придет И руку над ним занесет, Я Смерти их не отдам. Сложа руки не буду стоять. Я повременю, Все обычаи узнаю твои, А потом все, что думаю я, Выскажу тебе» [1, 287".
В плане раскрытия внутренней сути героя эпоса этот эпизод весьма показателен. Здесь проявляются главные ценностные качества Урала — его великое благородство, целеустремленность, вызвавшие расположение, симпатии окружающих. Не случайно, когда рассвирепевший Катил повелевает привести огромного быка для боя с Уралом, призвав своих батыров уничтожить чужеродца, перепуганные люди «слезы проливали», а дочь падишаха стала умолять отца :
— Отец мой, остановись, понапрасну его не губи!
«Выбери себе жениха», — ты сказал,
Разрешение мне дал.
Этого егета выбрала я.
«Он мой жених», — подумала я. [1, 290".
В последующих эпизодах ценностные качества егета проявляются в его героических поступках: покорении быка, уничтожении батыров-злодеев Катила, избавлении людей от насилия. Высоко оценив богатырство Урала, его исполинскую силу, самый старый из людей среди собравшихся на майдан, советует батыру жениться на дочери падишаха, мотивируя это тем, что ради любви к нему именно она взбунтовалась, подняла голос против отца.
Урал-батыр и в данной ситуации проявляет благородство, внемля совету аксакала, который говорил от имени всех. Сыграв свадьбу и пожив с женой несколько дней, батыр снова отправляется в путь в поисках Живого Родника (Йэншишмэ).
В той части эпоса, где повествуется о женитьбе Урала во второй раз, мотив выбора жениха девушкой отсутствует. Богатырские деяния и благородные поступки героя в стране змей царя Кахкахи вызывают чувство восхищения у людей. Аксакалы сватают Уралу девушку по имени Гулистан, «рожденную от батыра-отца, вскормленную молоком красавицы-матери», и он женится на ней. Целесообразность женитьбы мотивируется необходимостью продолжения рода («От батыра родится батыр...»).
И снова безболезненное расставание молодых, которое, по мнению исследователей, в том числе автора этих строк, свидетельствует о временах, когда семейно-брачные отношения в обществе были еще не устоявшимися.
Во второй раз мотив выбора жениха девушкой в исследуемом эпосе достаточно ярко проявляется в тех эпизодах произведения, в которых описывается пребывание Урала и его брата Шульгена в стране царя птиц Самрау, где герои встречаются с Хумай — Солнечной девой — Лебедь, дочерью падишаха. Напомним, что эта встреча была не первой: еще в начале эпоса Хумай в образе подстреленной лебедушки предстала перед подростками-братьями, узнала, что один из них (Урал) несет добро, другой (Шульген) — зло (т.е. снова налицо — мотив оценки). Тогда от Хумай обитатели острова — старик Янбирде и старуха Янбике, их дети — узнали о наличии в
стране дивов Живого Родника — источника Бессмертия. Благодаря Уралу и магическим действиям самой Лебедушки, дочери повелителя птиц, удается улететь. В тот момент, когда в ходе разворачивающихся эпических событий герои оказываются в царстве Самрау и наступает время выбора жениха, Солнечной девой — Хумай — ставится условие: Урал и Шульген должны укротить небесного крылатого коня Ак-бузата, снять с его седла булатный меч (испытание богатырства). При этом весьма примечательна деталь: вызвав Акбузата, Хумай предоставляет право выбора батыра своему коню.
Это свидетельствует о том, что Хумай и Акбузат в свете древнейших мифологических воззрений являются разными проявлениями единой сущности, единого образа — Солнца (Солнце — крылатый конь, Солнце — птица). В эпосе они наделены человеческими качествами: Акбузат — «говорящий» конь, Хумай — лебедь, способная превращаться в лучезарную девушку. Отсюда — возможность их взаимозаменяемости.
Получив право выбора жениха невесте, Акбузат усложняет условия испытания батырства: прежде чем поймать его (коня), егет должен поднять и взметнуть в небо камень в семдесят батманов («Кто хочет батыром стать, Кто хочет меня получить, Пусть вот так силу испытает свою»).
Когда люди нашли такой камень, снова в действие вступает Хумай. По ее велению первым испытывает силу и терпит неудачу (позор) Шульген, вышедший на майдан вторым, Урал с космической масштабностью справляется с задачей («Бросил камень в небеса, Камень стрелой полетел, говорят»), в результате получает Акбузата и право жениться на Хумай. Узнавание же внутренней сути Урала как ценностного качества, т.е. испытание героя на духовную прочность, Солнечная дева осуществила ранее, так же через постановку трудной задачи — найти и привести во дворец похищенную дивами сестру Айхылу — Лунную деву. Не упускался из поля зрения Шуль-ген (антипод Урала) с его коварными замыслами и неблаговидными поступками.
В эпосе «Урал-батыр» имеется и другая сюжетная линия, где обнаруживается мотив сватовства. Она (это линия) связана с именами Шульгена и Айхылу, роль которой характеризуется пассивностью. В первый раз ее замуж за Шульгена выдает царь дивов Азрака, во второй (также за Шульгена) — отец Самрау.
В «Урал-батыре», имеющим ярко выраженную мифологическую основу, органически совмещены фантастические и связанные с жизнью людей реалистические представления, которые раскрыты согласно жанровой природе мифологического эпоса. Изучение сказания в ракурсе поставленной нами темы показало, что представления о ценностных качества жениха определены соразмерно узловой линии эпоса — проблемам мироустройства, Жизни и смерти, решение которых осуществляется идеальным героем — батыром, обладающим неимоверной физической силой и великим благородством. Именно эти качества героя в образе Урала оценены как высшая степень достоинства егета, претендующего на семейно-брачные отношения.
Чрезвычайно интересен отраженный в эпосе «Алпамыша и Барсынхылу» мотив состязания женихов с невестой — богатырской девой. Рамки данной статьи не позволяют подробно рассматривать детали сюжетов, и потому мы укажем лишь основное: приоритет при выборе жениха и здесь принадлежит девушке: «Кто победит меня в борьбе, за того я и выйду замуж», — заявляет героиня эпоса Барсынхылу, отец которой намерен разлучить ее с нареченным еще с детства, ссылаясь на его сиротство. Рассказывается, как с разных сторон приезжали батыры, чтобы получить Барсынхы-лу себе в жены, но она всех их убивала, скатывая камни с вершины горы вниз. Справляется с задачей только Алпамыша. Он с легкостью подбрасывает огромный камень на вершину горы, побеждает в единоборстве богатырскую деву (схватка
длилась семь дней и семь ночей) и женится на ней. Древний мотив предбрачного единоборства, по мнению А.Н. Киреева (Кирея Мергэна), «является отражением длительной борьбы между матриархатом и патриархатом» [7, 147". Зарождение же самого эпоса, имеющего общетюркскую основу, исследователи связывают с эпохой раннего феодализма [10".
Мотив богатырской схватки весьма устойчив, он встречается во всех вариантах эпоса «Алпамыша и Барсынхылу». В некоторых записях сила и сноровка героя испы-тывается состязанием егетов в стрельбе из лука.
С точки зрения оценочной семантики исследуемого мотива, вызывают интерес сюжеты, в которых при выборе жениха испытывается его ум, смекалистость посредством загадывания загадки. Наиболее характерна в этом отношении сказка «Баглан-таз и ханская дочь». Ханская дочь объявляет о своем намерении выйти замуж за того, кто отгадает ее загадки. Ежедневно со всех концов страны съезжаются егеты, но загадку ханской дочери никто не может отгадать. Егетов постигает жестокая казнь — целые горы вырастают из отрубленных голов.
Но вот появляется во дворце некий Баглантаз, обиженный, доселе никем не замеченный, и отгадывает загадку. Загадка ханской дочери передана в поэтической форме, в стиле кубаир. Отгадав загадку, Баглантаз получает руку дочери хана.
Испытание жениха загадочными вопросами — один из широко распространенных мотивов мирового фольклора, и он справедливо считается наиболее древним. Сказочные сюжеты типа А —А. 921, в том числе и башкирская народная сказка «Баглантаз и ханская дочь», донесли до нас отзвуки времен матриархальной экзогамии.
Большое сходство по содержанию и форме с башкирской сказкой «Баглантаз и ханская дочь» проявляют казахские тексты «Кыз бен Баглан таздьщ айтысы», «Кыз-жштгтш айтысы», киргизский — «Талым кыз менен Кебектун айтышы», [6, 147— 153". В башкирской сказке и в казахских, киргизских айтышах (диалогах-состязаниях девушки и парня) как ценностное качество жениха выделен его ум.
В плане нашей темы представляет определенный интерес песенный текст под названием «Мама, голова болит» (Эсэй, башым ауырта»), в основу которого положен только один мотив — мотив выбора жениха. Песня построена в форме диалога матери и дочери: дочь жалуется на головную боль, мать успокаивает тем, что выдаст ее замуж за пастуха, та отказывается, объясняя причину; то же повторяется с продавцом, садовником (?), жнецом и т.д., пока девушка, наконец, не остановила выбор на кураисте (музыканте).
При сравнительном изучении выяснилось, что это песня возникла под влиянием песенного фольклора славянских народов, прежде всего восточных славян, как результат устойчивых историко-культурных контактов.
Согласно научной литературе, песни о выборе жениха, в том числе с компонентом «Матушка моя, головка болит», в репертуаре русских песен насчитано около 30 вариантов [9". Аналогичные песни широко распространены также среди южных и западных славян. По мнению фольклориста Ю. Кшижановского, польские песни в форме беседы между матерью и дочерью восходят к средневековой поэзии вагантов [9". Д.М. Медриш отмечает близость польских песен к чешским и болгарским песням на ту же тему [9".
Существует предположение о том, что песни-диалоги о выборе девушкой жениха-школяра/музыканта занесены бродячими учителями и студентами из Польши в Чехию, Словакию и на Украину, и притом в весьма давние времена (согласно письменным источникам, песни-диалоги о выборе жениха в Чехии были известны еще XVI в.) [9".
Башкирская версия песни «Матушка моя, головка болит» не относится к числу широко распространенных. Она записана в 1974 г. фольклористом Рифом Сулейма-новым в деревне Кинзягул Куйбышевской области (ныне Самарская), в регионе, где башкиры живут в теснейшем контакте с русскими, украинцами и др.
Песня «Матушка моя, головка болит» проявляет сходство с песнями иноязычных народов по типу структуры (песня-диалог), по мотиву выбора (в русском фольклоре девушка отдает предпочтение скомороху, в болгарском — музыканту, в башкирском — кураисту (музыканту). Наличие некоторых почти одинаковых словесных формул, сходная концовка указывают на взаимодействие культур. На эту мысль наталкивают и другие обстоятельства. По башкирскому тексту, например, не совсем понятен смысль совета матери, т.е. почему она предлагает дочери от головной боли замужество? Пояснение собирателя отсутствует, вариантов, по которым, возможно, и нашелся бы ответ неизвестно. Косвенный ответ на вопрос обнаруживается в русском материале, при изучении разных вариантов и версий песен-диалогов, связанных с мотивом выбора жениха. Информативны, например, следующие отрывки:
Ох-ти, матушка, головка болит! Или: — Голова болит, худо можется. Худо можется, нездоровится. —
Я украдкою нагуляюся, С милым дружком нагуляюся [12, т. 2: 184].
Матушка моя, животик болит! Дитятко мое, поди на печь ляж! Матушка моя, на печи батрак. Дитятко мое, батрак не чужой [12, т. 1: 157].
Через призму этих примеров легче понимается и образ матери, ее стремление выдать замуж дочь, активную позицию в выборе жениха.
Следует сказать о том, что введение образа кураиста (объекта выбора) в текст, который сложился под влиянием иноязычной культуры, воспринимается как естественный акт, ибо в традиционном фольклоре башкир батыры, меткие стрелки, сэсэны (сказители-импровизаторы), певцы и кураисты идеализированы, и оценка их действий и поступков всегда идет со знаком «плюс».
ЛИТЕРАТУРА
1. Башкирский народный эпос / Сост. A.C. Мирбадалева, М.М. Сагитов, А.И. Харисов. М.: Наука, 1977.
2. Башкорт халык ижады: Экиэттэр. 1-се китап / То?., инеш метала Ьем анлатмалар авторы М. МинЬажетдинов. Вфо, 1981.
3. Башкорт халык ижады: Иомактар / То?., инеш мекеле Ьем анлатмалар авторы Фенузе Не?ершина. Вфо, 2006.
4. Иванова Г.Ф. Ментальные сферы языка: оценка. Уфа, 2007.
5. Ивин A.A. Основания логики оценок. М., 1970.
6. Кебекова Б. Кыргыз-казак фольклордук байланышы. Фрунзе, 1982.
7. Киреев A.H. Башкирский народный героический эпос. Уфа, 1970.
8. Колшанский Г.В. Объективная картина мира в познании и языке. М.: Наука, 1975.
9. Медриш. Литература и фольклорная традиция. Вопросы поэтики. Саратов: Изд-во Саратовского ун-та, 1980.
10. Сагитов М. Творения народного гения // Сказания о любви. Башкирский народный эпос / Сост. М. Сагитов. Уфа, 1983.
11. Сергеева Л.А. Проблемы оценочной семантики. М.: Изд-во МГОУ, 2003.
12. Собрание народных песен П.В. Киреевского. Зап. П.И. Якушкина. Т. 1 / Подготовка текстов, вступ. ст. и коммент. З.И. Власовой. Л.: Наука. Ленинградское отд-е, 1983; Т. 2. 1986.
