CC BY
84
вать. Структурно комментативную парантезу можно разделить на сингулярную, бикомпонентную и поликомпонентную.
Сингулярная модель наречна. Наиболее частотными являются сингулярные единицы, образованные от качественных прилагательных, оканчивающихся на суффикс -ly (naturally, eventually, certainly, luckily, unfortunately, doubtedly), например: So I added some hot coffee to what remained in my cup and sipped it slowly. Who was he running from? Not Eric, certainly, or he wouldn't have been calling here [5].
Вторую подгруппу сингулярных компонентов составляют непроизводные наречия (first, second, third, perhaps, indeed): The man-apes of the veldt were none of these things, and they were not flourishing. Indeed, they were already far down the road to racial extinction [6]. Эта группа наречий является немногочисленной и функционально неоднородной. Функция одних компонентов - упорядочить информацию (first, second, third...), другие единицы подтверждают или удостоверяют сказанное (indeed, perhaps).
Третий сегмент состоит из наречий-композитов (therefore, moreover, anyway, however, furthermore): I had a terribly strong desire to own a pack of them, however [5].
Количество единиц, составляющих сегмент бикомпонентной парантезы, невелик. Можно выделить семь основных моделей, по которым образуются данные включения:
preposition - noun (in truth, in fact): In truth, I had a good deal to say [7]; preposition - numeral (at first, at second, at third): At first, she closed her eyes and tried to stop thinking [8];
preposition - adjective (at least, in short): In short, the house in Saville Row, which must have been a very temple of disorder and unrest under the illustrious but dissipated Sheridan, was cosiness, comfort, and method idealized [7]; preposition - pronoun (after all): Fair's fair, after all [8]; pronoun - noun (no doubt): "If the robber is on board he will no doubt get off at Suez, so as to reach the Dutch or French colonies in Asia by some other route." [7];
adverb-adverb(naturally enough, seriously enough, quite frankly):Naturally enough, the geographer wished to preserve this interesting specimen of monotremata, and wanted to show it away in the iuggage...[7];
adverb - participle I (honestly saying, frankly speaking):FranWy speaking, she looked gorgeous in her new lilac dress [8].
Поликомпонентная модель состоит из трех и более компонентов. Как правило, это двусоставные парантетические единицы с включением артикля, отрицательного местоимения и частицы to:
infinitive - adjective (to be honest, to be short): Oh God, of course. Suddenly I feel a bit shaky[8];
infinitive - preposition (to start with, to begin with): Where will I start? Well, a huge party to begin with [8];
Библиографический список
adjective - infinitive(important to say, necessary to add):Needless to say, we were rather done up by the heat, as towards evening we began to think of returning to Steam House [7];
preposition - pronoun/article - noun (to my surprise, on the contrary, by no means, by the way, in any case):"Quite possible, on the contrary," returned Mr. Fogg. "Well, make it, then!" [7];
to infinitive - noun /pronoun - adjective (to make things clear, to put it short, to cut it short): To cut it short, Peggy became his wife.
Большую группу поликомпонентного сегмента составляют модели, вариативные по структуре и малочисленные по конкретной наполняемости:
preposition + (article) + pronoun + noun (on the one hand, on the other hand): On the other hand, the weather should be adverse [7];
pronoun + preposition + article + noun (all of a sudden):And all of a sudden, for the very first time in his life, Harry fully appreciated that Aunt Petunia was his mother's sister[9];
preposition - pronoun - adjective - noun (to my strong belief, to my slight surprise):. To my slight surprise, Jill is not nearly as well dressed as Amy [8].
Существует еще одна модель - subject-predicate (модель с развернутым модусом). Данная модель может быть причислена к сегменту комментативной парантезы лишь в том случае, если она занимает интермедиальную либо финальную позицию:"Jane/ You think me, I daresay, an irreligious dog..." [9].
Обособленная парантеза I daresay в семантическом плане выражает эмоциональное состояние решительности, некоторой дерзости поведения, прагматически указывает на возбужденное состояние героя, который стремиться доказать своей возлюбленной ошибочность её суждений, формально маркирует акцент на наличии собственного мнения.
Таким образом, комментативная парантеза, несмотря на широкий диапазон составляющих её единиц, может быть классифицирована согласно определённым моделям. Несомненно, позиция, которую занимает вводный компонент в структуре предложения, значима. Основной функцией комментативной парантезы является экспликация отношения или оценки, порождаемые конкретной ситуацией. По этой причине для данной единицы более частотной в употреблении является инициальная позиция в предложении, поскольку, предваряя матричное предложение, она дает определенную установку и сообщает продуценту отношение реципиента к сложившейся ситуации, то есть детерминирует перлокутивный эффект [11].
В случае финальной позиции наблюдается явление ретардации, при котором продуцент оттягивает выражение отношения, эмоций касательно той или иной ситуации. Интермедиальная позиция наименее частотна в употреблении, поскольку не характерна для комментативной парантезы (в отличие от интерка-лированной). Комментативной парантезе не свойственно разрывать матричное предложение, однако свойственно его предварять либо завершать.
1. Бюлер К. Теория языка. Репрезентативная функция языка. Москва: Прогресс, 2000.
2. ShawI. Nightwork. Москва: Дом педагогики, 1999.
3. Segal E. Class. NY: Random House, 1986.
4. Segal E. Prizes. Available at: https://www.bookscool.com
5. Rowling J. Harry Potter and the Order of the Phoenix. Available at: https://bookfrom.net/j-k-rowling/
6. Zelazny R. The Great Book of Amber. Available at: https://rulit.me/books/nine-princes-in-amber-read-150442-7.html
7. Clarke A. 2001: A Space Odyssey. Available at: https://bonread.ru/arthur-clarke-2001-a-space-odyssey.html
8. Verne J. Around the World in Eighty Days. Available at: https://bookfrom.net/
9. Kinsella S. The Secret Dreamworld of a Shopaholic. Available at: https://www.e-reading.club
10. Bronte Ch. Jane Eyre. Available at: https://books.google.ru/books
11. Остин Дж.Л. Слово как действие. Новое в зарубежной лингвистике. Теория речевых актов. Москва: Прогресс, 1986; 17: 22 - 129.
12. Трунова О.В. Природа и языковой статус категории модальности (на примере английского языка). Новосибирск: БГПУ, 1991.
References
1. Byuler K. Teoriya yazyka. Reprezentativnaya funkciya yazyka. Moskva: Progress, 2000.
2. ShawI. Nightwork. Moskva: Dom pedagogiki, 1999.
3. Segal E. Class. NY: Random House, 1986.
4. Segal E. Prizes. Available at: https://www.bookscool.com
5. Rowling J. Harry Potter and the Order of the Phoenix. Available at: https://bookfrom.net/j-k-rowling/
6. Zelazny R. The Great Book of Amber. Available at: https://rulit.me/books/nine-princes-in-amber-read-150442-7.html
7. Clarke A. 2001: A Space Odyssey. Available at: https://bonread.ru/arthur-clarke-2001-a-space-odyssey.html
8. Verne J. Around the World in Eighty Days. Available at: https://bookfrom.net/
9. Kinsella S. The Secret Dreamworld of a Shopaholic. Available at: https://www.e-reading.club
10. Bronte Ch. Jane Eyre. Available at: https://books.google.ru/books
11. Ostin Dzh.L. Slovo kak dejstvie. Novoe v zarubezhnoj lingvistike. Teoriya rechevyh aktov. Moskva: Progress, 1986; 17: 22 - 129.
12. Trunova O.V. Priroda i yazykovoj status kategorii modal'nosti (na primere anglijskogo yazyka). Novosibirsk: BGPU, 1991.
Статья поступила в редакцию 20.09.19
YflK.821.161.1
Tan Zhenzhen, postgraduate, Department of History of Russian Literature, Faculty of Philology, Saint Petersburg State University (St. Petersburg, Russia), E-mail: [email protected]
THE MOTIF "GOING HOME" IN THE NOVEL "THE PRECIPICE" BY IVAN GONCHAROV. The article tells about how the motif "going home" is developed in the last novel by Ivan Goncharov "The Precipice". The traditional motif of Russian literature "going home" was very significant for Goncharov's prose. But this motif is applied in a new way in each of the three novels of Ivan Goncharov. It refers to the Gospel parable of the prodigal son's returning to his parents' home. The plot
scheme of the parable is easily noticeable in the structure of the novel "The Precipice". The analysis focuses on the reflection and perception of home and family life in the main hero Boris Raisky. Boris Raisky's returning to Malinovka can be seen as an archetypal situation of "prodigal son". Raisky can be partly read as an image of "superfluous man", but his homelessness brings him closer to the image of a literary wanderer. As the hero's going home road goes through the story's conflict: the collision with Tychkov, the catastrophe of Vera, "feat" of Tatiana Markovna, what will reveal to him the significance of life in Malinovka. In the plot of the novel, the real "going home" is thought as possible and desirable at the end of the novel. But it is not the return of "the prodigal son", not of "wanderer", but an internally changed hero, who now has a deeper connection with the family and his home. The house here is not just a small home, it must be understood in a broad sense: the big home, Russia.
Key words: Ivan Goncharov, "The Precipice", motif, home, prodigal son, wanderer.
Тань Чжэньчжэнь, аспирант каф. истории русской литературы, филологический факультет, Санкт-Петербургский государственный
университет, г. Санкт-Петербург, E-mail: [email protected]
МОТИВ «ВОЗВРАЩЕНИЯ В ДОМ» В РОМАНЕ И.А. ГОНЧАРОВА «ОБРЫВ»
В статье говорится о том, как в последнем романе И.А. Гончарова «Обрыв» разворачивается мотив «возвращения в дом». Очень значимым для прозы Гончарова оказался традиционный для русской литературы мотив «возвращение в дом». Но в каждом из трёх романов этот мотив «работает» по-новому. Мотив «возвращения в дом» отсылает к Евангельской притче о возвращении блудного сына в родительский дом. Сюжетная схема притчи легко заметна в структуре «Обрыва». Основное внимание при анализе уделяется отражению и восприятию дома и семейной жизни в главном герое Борисе Райском. Возвращение Бориса Райского в Малиновку можно рассматривать как архетипическую ситуацию «блудного сына». Райский может быть отчасти прочитан, как образ «лишнего человека», но бесприютность более приближает его к образу литературного скитальца. После возвращения в Малиновку путь героя проходит через сюжетные конфликты: столкновение с Тычковым, катастрофа Веры, «подвиг» Татьяны Марковны, - всё это откроет ему значительность жизни в Малиновке. В сюжете романа настоящее «возвращение в дом» мыслится в конце романа как возможное и желанное. Но в Дом может вернуться не «блудный сын», не «скиталец», а внутренне изменившийся герой, у которого теперь есть глубинная связь с семьёй, с домом. Дом здесь не просто малый Дом - Малиновка, его нужно понимать в широком смысле: большой Дом, Россия.
Ключевые слова: И.А. Гончаров, «Обрыв», мотив, дом, блудный сын, скиталец.
Мотив «возвращения в дом» был очень важен для русской литературы. В каждом романе Гончарова находим мотив «возвращения в отчий дом». В романе «Обыкновенная история» (1847), разочаровавшись в столичной жизни, Александр Адуев уезжает из Петербурга в свою усадьбу Он скучает по «родине» и надеется, что она его спасёт: «прощай, город поддельных волос, вставных зубов, ваточных подражаний природе, круглых шляп, город учтивой спеси, искусственных чувств, безжизненной суматохи! <...> К вам простираю объятия, широкие поля, к вам, благодатные веси и пажити моей родины: примите меня в свое лоно, да оживу и воскресну душой!» [1, Т. 1, с. 425]. Александр считает, что только отчий дом может спасти его. «Дом в монологе Александра», отмечает М.В. Отрадин, - «не родовая усадьба, не привычный и родной мир детства, а нагруженный ассоциациями условно-поэтический мир Анти-Петербурга» [2, с. 68]. Исследователь пишет: Мотив «возвращения в отчий дом» очень распространен в русской поэзии, особенно в «богатейшей поэтической традиции 1820 - 1830-х годов» [2, с. 68].
Мотив «возвращения на родину» тесно связан с христианским Священным Писанием, вспомним «героя евангельской притчи о блудном сыне» [Лк. 15: 11 - 32]. «Герои романтической формации - изгнанники, узники, беглецы, скитальцы, избранники катастрофического рока и жертвы житейских бурь - неизменно соединяли с мыслью о родине, обыкновенно далекой и утраченной, воспоминание о счастливой поре начала жизни, идею гармонических отношений с миром» [3, с. 302]. С точки зрения М.В. Отрадина, «Мотив возвращения в отчий дом, так литературно звучащий в устах Александра, мотив, ставший к 1840-м годам привычным и даже ходовым, одновременно свидетельствует и о цитатности, вторичности мыслей героя, и о естественности, даже универсальности переживаемого им настроения: это близко всякому» [2, с. 68].
Этот мотив очень важен для Гончарова. Это касается не только Александра Адуева, но и Ильи Ильича. Обломов в ходе сюжета не возвращается на родину, в Обломовку. Но в своих снах он возвращается в родной дом, а в своей мечте он рисует желанную жизнь, в которой органически сливаются элементы того обломовского существования, с его поэтическими видениями. В своей мечте он возвращается мысленно в свой отчий дом. В его мечте происходит соединение жизни и поэзии, но для Обломова особенно важно то, что это родной мир Обломовки.
Мотив «возвращения в дом» повторяется и в сюжетной линии Райского в последнем романе писателя «Обрыв».
Борис Райский живет в Петербурге уже долгое время. Он считает, что только в столице живут «взрослые». Провинциальная жизнь не притягивает его. После окончания университета он не возвращается в отчий дом. Райский отличается от прежних героев Гончарова тем, что он почти лишен чувства семьи.
Райский с детских лет сирота, поэтому у него отсутствует естественное для человека чувство семьи. В романе несколько раз говорится о том, как Райский вспоминает мать: эти воспоминания связаны с такими значимыми мотивами романа как искусство (музыка), волжский обрыв, старый дом в Малиновке. Внешность и темперамент матери передаются по наследству Райскому, но образ семейной жизни в его памяти очень туманен, так как формирование его характера происходило вне семьи.
Мотив «возвращения в дом» отсылает к Евангельской притче о возвращении блудного сына в родительский дом. Возвращение Бориса Райского в Малиновку можно рассматривать как архетипическую ситуацию «блудного сына».
Райского «блудным сыном» назвал один из героев романа, учитель гимназии Леонтий Козлов. Эта параллель сложным образом поддержана романным
сюжетом. И осмысление её эстетической функции имеет существенное значение для понимания героя.
Блудный сын является одним из важнейших христианских архетипов, которые используются в русской и мировой литературе. Этот архетип уже наделяется свойством «вездесущности», приобретает характер устойчивых психологических схем, которые бессознательно воспроизводятся и обретают содержание в художественном творчестве.
В «Притче о блудном сыне» содержатся архетипы, часто воспроизводимые в сюжетах русской литературы. Про архетип блудного сына А.В. Чернов пишет, что этот архетип «изначален и определяющ» [4, с. 152].
Сюжетная схема притчи легко заметна в структуре «Обрыва».
В начале романа Борису Павловичу около тридцати пяти лет, в висках серебрилось уже несколько седых волос. Он холостяк, живет в Петербурге 10 лет, но у него нет дома. Он так и не укоренился в столице, но долго не возвращается в свое имение в Малиновке. Аналогично жизни блудного сына в чужой стороне может быть прочитана и жизнь Райского в Петербурге.
Он возвращается в Малиновку с целью написать роман. Но Малиновка в душе Райского долго не воспринимается как «дом».
Отъезд из Петербурга не мыслится Райским как возвращение в утраченный рай, в мир детства. Провинция для него - мир, где живут «наивные» люди, «дети», это мир «скуки». Скука в романном мире Гончарова, как показал полвека назад немецкий исследователь Вальтер Рем, не обозначение бытового состояния человека, а знак бездуховной, инертной, нетворческой жизни [5].
Напомним первый роман Гончарова, где тоже проявляется архетип возвращения блудного сына. Младший Адуев жил в Петербурге, но почувствовал этот город чужим для себя. Он говорит про себя: «я, в двадцать пять лет, потерял доверенность к счастью и к жизни и состарелся душой», «я возненавидел и себя» [1, Т. 1, с. 419 - 420]. Он надеется, что вернувшись в отчий дом, там найдет себе утешение и расправит плечи. Отправляющийся в Малиновку, Борис Райский не осознает себя «блудным сыном». Отчий дом оценивается им как «чужое» пространство, где его ожидает скука.
Эпизоды возвращения Райского и евангельского сына все-таки сопоставимы и в ключевых деталях, и по смыслу. Нетерпение бабушки, которая не сводит глаз с дороги, ожидая внука, ее радость, слезы и ласки, расточаемые Райскому, беспокойство о его здоровье, утраченных красоте и свежести: «Она идет, торопится, лицо у ней сияет, объятия растворяются. Она прижала его к себе, и около губ её улыбка образовала лучи» [1, Т. 7, с. 154]. В этих эпизодах радость бабушки и её чувства жалости и любви к внуку проявляются в поступках и жестах. Всё это заставляет вспомнить отца из притчи: «И когда он был ещё далеко, увидел его отец и сжалился; и, побежав, пал ему на шею и целовал его» [Лк. 15: 20].
Перед лицом бабушки Райский «почувствовал себя почти преступником, что, шатаясь по свету, в холостой, бесприютной жизни своей, искал привязанностей» [1, Т. 7, с. 155]. Эти слова перекликаются со словами раскаяния блудного сына: «Отче! я согрешил против неба и пред тобою и уже недостоин называться сыном твоим» [Лк. 15: 18 - 19]. Показательна смысловая и лексическая перекличка в определении состояний Райского и блудного сына. Бережкова говорит внуку: «ничего, живет!» [1, Т. 7, с. 156], евангельский отец сыну сказал: «сын мой был мертв и ожил» [Лк. 15:24].
Многое сближает эти ситуации, но стоит отметить и различия в сюжет-но-композиционной функции эпизода возвращения в притче и романе Гончарова. Эпизод возвращения блудного сына относится к завершающим в поэтической
структуре притчи, в романе же аналогичный эпизод становится завязкой не только в сюжетной линии Бориса Райского, но и в общем сюжете романа. Наблюдаются различия и смысловой составляющей указанных эпизодов: если в притче блудный сын с покаянием возвращается в родительский дом, признает свои заблуждения, то в романе возвращение Райского в Малиновку только начальный этап его будущего истинного возвращения в дом.
Вот первый день Райского в отчем доме: «прожил этот день, как давно не жил, и заснул таким вольным, здоровым сном, каким, казалось ему, не спал с тех пор, как оставил этот кров» [1, Т. 7, с. 221]. «Физическое» возвращение в дом совершилось, но ему еще предстоят долгие духовные блуждания.
Райский - перекати-поле, у него нет внутренней связи с домом его предков. Он является помещиком, с юридической точки зрения, хозяином Малиновки, но неоднократно показывает своё равнодушие к родному имению. Он не заботится о своей собственности и собирается подарить свое имущество сестрам.
Приехав в Малиновку, Райский быстро ощущает скуку: « - Всё то же, что вчера, что будет завтра! - прошептал Райский. Он <....> вдруг почувствовал симптомы болезни, мучившей его в Петербурге. Ему стало скучно <....> и только тупая скука грызла его. Он с ужасом видел впереди ряд длинных, бесцельных дней» [1, Т. 7, с. 283 - 285]. Родные люди, слуги, отношения между людьми, природа на Волге и т. д., все это для него было абсолютной скукой. В это время никакой внутренней связи с этой жизнью, с этим миром у него нет. Малиновка по словам одного из героев романа Аянова, это «всероссийская щель» и «трущоба» [1, Т. 7, с. 565]. Примерно так же представлял себе малиновскую жизнь и петербуржец Райский: «Волга с прибрежьем, дремлющая, блаженная тишь, где не живут, а растут люди и тихо вянут, где ни бурных страстей с тонкими, ядовитыми наслаждениями, ни мучительных вопросов, никакого движения мысли, воли» [1, Т. 7, с. 125]. До отъезда из Петербурга он сомневается, может ли он в деревне найти материалы для своего будущего романа: «Какой роман найду я там, в глуши, в деревне! Идиллию, пожалуй, между курами и петухами, а не роман у живых людей, с огнём, движением, страстью!» [1, Т. 7, с. 150]. Жизнь в Малиновке в понимании Райского застыла как идиллия.
Далее его путь проходит через сюжетные конфликты: столкновение с Тычковым, катастрофа Веры, «подвиг» Татьяны Марковны, - все это откроет ему значительность жизни в Малиновке.
В день её именин Райский удивляется неожиданному поведению Татьяны Марковны: «Она <...> приковала его внимание к себе. Она вдруг выросла в фигуру, полную величия» [1, Т. 7, с. 377]. Вера не участвует в этом конфликте, но у нее есть свой взгляд на это событие, она соглашается с Райским и благодарит его. Их отношения становятся более близкими, «она стала звать его братом, а не кузеном» [1, Т. 7, с. 383].
Но как раз в этой «всероссийской щели» происходит драматические события: «Думал ли я, что в этом углу вдруг попаду на такие драмы, на такие личности?» [1, Т. 7, с. 675]. Драматическая история Веры раскрыла для Райского новый мир, он постепенно осознает что он по-настоящему еще не понимает русский мир, русскую жизнь. В такой «щели» на поверхности спокойно, но на самом деле в ней скрыто напряжение, чреватое взрывом.
Постепенно у Райского появляется чувство связи с этими людьми, с этим домом, семьей. Особенно этому способствует наблюдение за драмой Веры. Райский сознает великую силу Татьяны Марковны: «Только великие души перемогают с такой силой тяжелые скорби <...> только верующая душа несет горе так» [1, Т. 7, с. 668]. Теперь он думает о ставших близкими ему женщинах уже не только как художник, но и как друг и член семьи. И бабушка, и Вера «обе привязались к Райскому <...> Он иногда даже заставлял их улыбаться <...> старался изгнать совсем печаль, тучей севшую на них обеих и на весь дом» [1, Т. 7, с. 681 - 682]. Райский, пишет романист, «также привязался к ним обеим, стал их другом» [1, Т. 7, с. 682].
После мучительных событий, связанных с Верой, и свадьбы Марфиньки Райский в Европу. Прощаясь с Верой, Райский говорит: «Сердце мое приютилось здесь: я люблю всех вас - вы моя единственная, неизменная семья» [1, Т. 7, с. 768]. Читатель догадывается, что в герое уже зародилось чувство дома.
Евангельская притча о блудном сыне в сюжетной линии Райского определенным образом трансформируется. Как отметил А.В. Чернов: «воздействие архетипа "блудного сына" на русскую литературу объективно существовало и порой становилось краеугольным камнем мировоззренческой позиции писателя» [4, с. 158].
В конце романа сказано, что Райский вновь покидает родительский дом, едет в Петербург, потом за границу, в Европу: Италия, Франция, Германия, Швейцария. В душе Райского бабушка и сестры сопровождают его и во время путешествия: «.сопутствуют ему всюду, вторгаются во всякое новое ощущение, наполняют собой его досуги, что с ними тремя - он связан и той крепкой связью, от которой только человеку и бывает хорошо, - как ни от чего не бывает, и от нее же бывает иногда больно, как ни от чего, когда судьба неласково дотронется до такой связи» [1, Т. 7, с. 771]. Европейские города остаются для Райского «чужим пространством»: «Он не изменял своей семье..., не врастал в чужую почву, всё чувствовал себя гостем и пришельцем там» [1, Т. 7, с. 772].
Дом и для Райского и для Гончарова означает не только маленький родительский дом, - место, где живет его семья, но и большой дом, - общий дом для всех поколений, общая жизнь, родина, «Россия»: «А за ними стояла и сильнее их
влекла его к себе - еще другая, исполинская фигура, другая великая "бабушка" -Россия» [1, Т. 7, с. 772].
Таким образом, обретенное Райским понятие дома, включающее в себя понятие семьи и малой родины, эволюционирует до национальных масштабов -образа России-матери.
Райского, живущего в Петербурге, с одной стороны, можно отнести к типу «бездомных скитальцев». А с другой, в нем можно увидеть черты «лишнего человека». Главные черты «лишнего человека»: «отчуждение от официальной жизни России, от родной ему социальной среды (обычно дворянской), по отношению к которой герой осознает свое интеллектуальное и нравственное превосходство, и в то же время - душевная усталость, глубокий скептицизм, разлад между словом и делом и, как правило, общественная пассивность» [6, с. 400]. Некоторые черты «лишнего человека» мы можем найти в Райском: он барин, не служит, отчужден от официальной жизни, от родной среды. Он скучает, страдает от неудач в творчестве и в любви. Он - представитель людей 40-х годов, жаждущих перемен, но не способных к действию [7, Т. 8, 117 - 118].
В Петербурге, пытаясь «разбудить» свою кузину Софью, он много говорил о бедных людях и их трудной жизни. Однако, когда Софья спросила его, что он сделал для бедных, он, стыдясь этого, сказал, что он ничего не сделал. Он отрицает деспотизм, придерживается идей освобождения крестьян, исповедует свободу, проповедует человечность, «бросая в горячем споре бомбу в лагерь неуступчивой старины, в деспотизм своеволия, жадность плантаторов, отыскивая в людях людей.» [1, Т. 7, с. 359 - 360]. С другой стороны, он почти ничего не делает для реализации своих идей. Гончаров пишет, что «Райский <...> все-таки сын Обло-мова» [7, Т. 8, 118].
В разговоре Райского с Софьей о бедных людях он выступает как и пропагандист. Приехав в Малиновку, он продолжает исполнять эту роль: он рассказывает Марфиньке о другой жизни, он упрекает Козлова в том, что он оторвался от жизни, «пятится как рак», ничего не делает для своего времени, он проповедует Вере свободу и свободную любовь и хочет стать ее наставником. Как пишет Н.И. Пруцков: «все его смелые проповеди так и останутся только словами, добрыми пожеланиями, не перейдут в действие, не воплотятся и в его романе» [8, с. 172].
Райский может быть отчасти прочитан, как образ лишнего человека, но бесприютность более приближает его к образу литературного скитальца. Смысл скитальца включает в себя и значение «лишности» [9, с. 27]. Про разницу между лишним человеком и скитальцем Н.Г. Федосеенко пишет: «"Лишний человек" - некий социальный оксюморон. Скиталец - бесприютный герой, для которого невозможно счастье на земле» [9, с. 16]. Мы говорим о «скитальцах», имея в виду их внутренние потребности. Как верно заметила Н.Г Федосеенко: «Лишность - категория социальная, скитальчество - внутренняя» [9, с. 28]. Скитальцы ищут самих себя, дела своего и «предназначения высокого» [9, с. 24].
Скитальчество - основная характеристика Райского: скитальчество в любви (Наташа, Софья, Марфинька, Вера), скитальчество в поисках идеала, скитальчество в поисках дела (живопись, литература, ваяние).
Борис Райский - герой сложный. Для понимания этого характера нужно учесть и параллели с близкими ему героями. С.А. Фомичев отметил: Райский имеет «психологическое родство с Чацким» [10, с. 378]. Софье Беловодовой напомнил о Чацком горячий монолог Райского, которым он хотел «разбудить» кузину. М.В. Отрадин заметил, что «параллель Райский - Чацкий дается в "Обрыве" двояко: и комически, и вполне серьезно» [11, с. 425].
И Чацкий, и Райский, по мнению С.А. Фомичева - «честные и душевно чистые неудачники» [10, с. 378]. Неудачи Райского проявились как в творчестве, так и в любви.
Сравнивая грибоедовского героя с Онегиным и Печориным, Гончаров в статье «Мильон терзаний» (1871) увидел особенность Чацкого в том, что он «искренний и горячий деятель», «пылкий и отважный борец».
Гончаров так охарактеризовал Райского: «По природе своей он честен, добр, благороден: может возвышаться сердцем и умом по развитию своему до великодушия и самопожертвования» [7, Т. 6, с. 459]. По мысли Гончарова, «Чацкий неизбежен при каждой смене одного века другим» [7, Т. 8, с. 43]. Значение и «ум» Чацкого в том, что он «начинает новый век». Райский, как сказано в романе, «открыто заявлял, что, веря в прогресс <...> рукоплескал новым откровениям и открытиям, видоизменяющим, но не ломающим жизнь» [1, Т. 7, с. 359].
«Чацкие» играют роль обличителей в жизни. Как оказалось, с этой ролью справляется и Райский.
Конфликт «отцов и детей» по своему отразился в «Обрыве». Дом для Татьяны Марковны - это маленькое царство, она «управляет им мудро, экономично, кропотливо, но деспотически и на феодальных началах» [1, Т. 7, с. 58]. Хотя Бережкова сохраняет старую традицию и живет по привычным нормам, она способна понять, что порядок надо менять, если он мешает естественному ходу жизни. Это ярко проявляется в скандале в день ее именин: генерал Тычков открыто оскорбляет гостью Крицкую. Райский, как представитель младшего поколения и хозяин имения, не может допустить, чтобы такое происходило в его доме и заявляет, что если бы он оставил это без ответа, то был бы «жалкой дрянью». Райский обличает лицемерное поведение Тычкова, который позволяет себе по какому-то праву оскорблять людей и судить других, в то время как его собственные поступ-
ки и тайны очень неблагородны: «взятками награбил кучу денег да обобрал и запер в сумасшедший дом родную племянницу» [1, Т. 7, с. 376].
Райский, обличая ложь и фальшь Тычковых, повёл себя как «чудак» в глазах бабушкиных гостей. Татьяна Марковна, которая «постаралась было замять атаку Нила Андреича на ее гостью» вдруг понимает, что ее внук прав. Она заявляет Тычкову: «Внук мой правду сказал - и тут, по слабости, терпели тебя, и молчать бы тебе да каяться» [1, Т. 7, с. 377]. После изгнания Тычкова поцелуи бабушки и Веры подтверждают Райскому правильность его действий. Бережкова много лет жила по старым правилам, но у неё есть силы, чтобы признать: устаревшие правила надо менять.
Как писал Гончаров: «Каждое дело, требующее обновления, вызывает тень Чацкого» [7, Т. 8, с. 43]. В романе дается оригинальная интерпретация темы «от-
Библиографический список
цов и детей». Бережкова, Тычков - старое поколение, Райский, Вера - новое. Татьяна Марковна хочет, чтобы Райский заботился об имении, или нашел достойную службу.
Странствующего по Европе Райского ждут в Малиновке. В «дом» должен вернуться «другой» герой. Это сюжетный итог романа. Как писал Ю.М. Лотман, «русский роман <...> ставит проблему не изменения положения героя, а преображения его внутренней сущности» [12, с. 334].
Теперь может состояться настоящее «возвращение» героя в Малиновку. И возвращение означает окончание его духовных скитаний, возвращение Домой. В Малиновку может вернуться не «блудный сын», не «скиталец», а внутренне изменившийся герой, у которого теперь есть глубинная связь с семьей, с домом.
1. Гончаров И.А. Полное собрание сочинений и писем: в 20 т. Санкт-Петербург, 1997 - ... (Издание продолжается); Т. 1, Т. 7.
2. Отрадин М.В. «На пороге как бы двойного бытия...»: О творчестве И.А. Гончарова и его современников. Санкт-Петербург, 2012.
3. Прозоров Ю.М. Традиционное и новое в лирике Н.А. Некрасова. Русская классика. Санкт-Петербург: Росток, 2017: 282 - 320.
4. Чернов А.В. Архетип «блудного сына» в русской литературе XIX века. Евангельский текст в русской литературе XVIII - XX веков. Петрозаводск, 1994: 151 - 158.
5. Rehm W. Gontscharov und Jacobsen oder Langeweile und Schwermut. Göttingen, 1963.
6. Краткая литературная энциклопедия: в 9 т. Москва, 1967; Т. 4.
7. Гончаров И.А. Собрание сочинений: в 8 т. Москва: Художественная литература, 1980; Т. 6, Т. 8.
8. Пруцков Н.И. Мастерство Гончарова-романиста. Москва; Ленинград, 1962.
9. Федосеенко Н.Г. Беглецы, скитальцы, странники и безумцы в русской классической литературе XIXвека. Санкт-Петербург, 2012.
10. Фомичев С.А. Грибоедов: Энциклопедия. Санкт-Петербург: Нестор-История, 2007.
11. Отрадин М.В. «Забавное» сделать комическим. Юмор в романе И.А. Гончарова «Обрыв». Petra philologica: профессору П.Е. Бухаркину ко дню шестидесятилетия. Санкт-Петербург, 2015.
12. Лсттман Ю.М. В школе поэтического слова: Пушкин, Лермонтов, Гоголь. Москва, 1988. References
1. Goncharov I.A. Polnoe sobranie sochinenijipisem: v 20 t. Sankt-Peterburg, 1997 - ... (Izdanie prodolzhaetsya); T. 1, T. 7.
2. Otradin M.V. «Na poroge kak by dvoinogo bytiya...»: O tvorchestve I.A. Goncharova i ego sovremennikov. Sankt-Peterburg, 2012.
3. Prozorov Yu.M. Tradicionnoe i novoe v lirike N.A. Nekrasova. Russkaya klassika. Sankt-Peterburg: Rostok, 2017: 282 - 320.
4. Chernov A.V. Arhetip «bludnogo syna» v russkoj literature XIX veka. Evangel'skij tekst v russkoj literature XVIII - XX vekov. Petrozavodsk, 1994: 151 - 158.
5. Rehm W. Gontscharov und Jacobsen oder Langeweile und Schwermut. Göttingen, 1963.
6. Kratkaya literaturnaya 'enciklopediya: v 9 t. Moskva, 1967; T. 4.
7. Goncharov I.A. Sobranie sochinenij: v 8 t. Moskva: Hudozhestvennaya literatura, 1980; T. 6, T. 8.
8. Pruckov N.I. Masterstvo Goncharova-romanista. Moskva; Leningrad, 1962.
9. Fedoseenko N.G. Beglecy, skital'cy, stranniki i bezumcy v russkoj klassicheskoj literature XIX veka. Sankt-Peterburg, 2012.
10. Fomichev S.A. Griboedov: 'Enciklopediya. Sankt-Peterburg: Nestor-Istoriya, 2007.
11. Otradin M.V. «Zabavnoe» sdelat' komicheskim. Yumor v romane I.A. Goncharova «Obryv». Petra philologica: professoru P.E. Buharkinu ko dnyu shestidesyatiletiya. Sankt-Peterburg, 2015.
12. Lotman Yu.M. V shkole po'eticheskogo slova: Pushkin, Lermontov, Gogol'. Moskva, 1988.
Статья поступила в редакцию 10.10.19
УДК 82
Androsova T.L., student, North-Eastern Federal University, Yakutsk, E-mail: [email protected]
Vasilyeva T.N., Cand. of Sciences (Philology), senior lecturer, North-Eastern Federal University (Yakutsk, Russia), E-mail: [email protected]
FEATURES OF ARTISTIC DETAILS IN THE STORY BY V. GAVRILIEVA "LOVE OF AUTUMN". The relevance of this study lies in the insufficient knowledge of the life and work of the Yakut writer, member of the Union of Writers of the USSR Valentina Nikolaevna Gavrilyeva (1944). The article is devoted to the consideration of peculiar videos in the disclosure of the psychological state of the characters in V. Gavrilieva's prose. In the work, the researchers adhered to the definition of artistic details. Using the example of V. Gavrilieva's narrative "Love of Autumn", we tried to consider some features of this problem: highlighting the main details-symbols, revealing its role in education, identifying and characterizing other artistic details based on analogy, using the color palette to describe the internal state of the characters. The study of the author's works contribute to the research of the history of literature of the 1970s and poetics of the Yakut prose in general.
Key words: V. Gavrilieva, artistic detail, psychology, character, inner world, story.
Т.Л. Андросова, студент, Северо-Восточный федеральный университет имени М.К. Аммосова, г. Якутск, E-mail: [email protected]
Т.Н. Васильева, канд. филол. наук, доц., Северо-Восточный федеральный университет имени М.К. Аммосова, г. Якутск,
E-mail: [email protected]
ОСОБЕННОСТИ ХУДОЖЕСТВЕННОЙ ДЕТАЛИ В ПОВЕСТИ В. ГАВРИЛЬЕВОЙ «ЛЮБОВЬ ОСЕНИ»
Актуальность данного исследования заключается в недостаточной изученности жизни и творчества якутской писательницы, члена Союза писателей СССР Валентины Николаевны Гаврильевой (1944). Статья посвящена рассмотрению своеобразной роли художественной детали в раскрытии психологического состояния персонажей в произведении В. Гаврильевой. В работе мы придерживались определения художественной детали А.Б. Есина, где утверждается сложность характеристики и выявления функции этого элемента произведения. На примере повести В.Гаврильевой «Любовь осени» мы постарались рассмотреть некоторые особенности данной проблемы: выделение основной детали-символа, раскрытие её роли в референции образов, выявление и характеристика других художественных деталей посредством метода аналогии, особенностей использования цветовой палитры при описании внутреннего состояния героев. Работа может быть использована при дальнейшем изучении творчества В. Гаврильевой, истории литературы 1970-х гг и поэтики якутской прозы в целом.
Ключевые слова: В. Гаврильева, художественная деталь, психология, характер, внутренний мир, повесть.
В. Гаврильевой в 1960 - 1980 гг были написаны весьма интересные и популярные в то время социально-психологические повести «Любовь осени», «Маленькая повесть о глупой женщине», «Дорога». Её повести затрагивают острые
проблемы современности на примере жизни женщин с разными судьбами. Здесь мы обнаруживаем своеобразный индивидуальный стиль писателя, который раскрывается в использовании приема так называемого «потока сознания». Для
