УДК 902:7.031
DOI: 10.31250/2658-3828-2021-2-82-105
В.А. КИСЕЛЬ
Музей антропологии и этнографии им. Петра Великого (Кунсткамера) РАН, Университетская наб., 3, Санкт-Петербург, 199034, Россия E-mail: kisel@kunstkamera.ru ORCID: 0000-0002-7498-4837
МОТИВ КОПЫТА ЛОШАДИ В ИСКУССТВЕ ДРЕВНИХ КОЧЕВНИКОВ (ГЕНЕЗИС И СИМВОЛИКА)
Среди мотивов искусства древних кочевников привлекает внимание копыто лошади. Оно воспроизводилось в виде фигуративного изображения части ноги (иногда пары задних ног) и абстрактного рисунка подошвы-следа. Выделяются несколько условных стилистических и культурных кругов. Первый — регион Саяно-Алтая с прилегающими районами. Здесь фигуративный элемент копыта представлен преимущественно на ковшах и порой — на псалиях, а абстрактный элемент следа — на петроглифах и сбруйных пряжках. Втор ой круг охв атыв ает Приднепр овье, Прикуб анье, Кавказ, Иран. В нем оба элемента размещены на псалиях. Южный Урал выступает буферной зоной, где сталкивались европейские и азиатские влияния. Там фигуративный элемент украшает в основном псалии, а абстрактный — пряжки. Хакасско-Минусинская котловина и Казахстан — особые области со специфическими наборами вещей. В первом случае фигуративный элемент зафиксирован только на одном псалии (импортном?), абстрактный же — на предметах вооружения и инструментах. Во втором случае фигуративный элемент представлен на псали-
ях, котлах и жертвеннике, а абстрактный — на пряжках и каменном столике. Лошадиные следы в петроглифике изображались с конца эпохи бронзы и вплоть до этнографического времени. На вещах копытовидные знаки появились во второй половине VIII — первой половине VII в. до н. э. Самые ранние находки обнаружены на Алтае. Вероятно, азиатский очаг сыграл главную роль в становлении мотива. Исчезновение изображений копыт из кочевнического искусства произошло в III в. до н. э. Во второй половине VII в. до н. э. мотив вместе с носителями древ-некочевнической культуры проник на Ближний Восток. Там он трансформировался в дополнительную деталь фигуры животного — пасть или ухо. У древних кочевников лошадиное копыто было связано с определенными представлениями. В петроглифике его рисунок выступал в качестве пиктограммы и этнической или социальной эмблемы. На вещах мотив также мог служить символом конкретного коллектива. Скорее всего, это были царские скифы, известные по «Истории» Геродота, — объединение кочевников, сыгравшее заметную роль в складывании архаической скифской культуры.
АННОТАЦИЯ
Ключевые слова: скифский звериный стиль, мотив копыта, скифы царские, символика, генезис.
Для цитирования: Кисель В.А. Мотив копыта лошади в искусстве древних кочевников (генезис и символика) // Camera praehistorica. 2021. № 2 (7). С. 82-105. DOI: 10.31250/2658-3828-2021-2-82-105.
V.A. KISEL
Peter the Great Museum of Anthropology and Ethnography (the Kunstkamera) of the Russian Academy of Sciences,
Universitetskaya nab., 3, St. Petersburg, 199034, Russian Federation E-mail: kisel@kunstkamera.ru ORCID 0000-0002-7498-4837
HORSE'S HOOF MOTIF IN THE ART
OF ANCIENT NOMADS (GENESIS AND SYMBOLISM)
Among the motives of the ancient nomads's art, the horse's hoof attracts special attention of specialists. The sign of hoof is reproduced in the form of a schematic image of a part of a leg (sometimes a pair of hind legs) or an abstract pattern of the hoof's footprint. Several regional cultural and stylistic areas can be distinguished. The first area is located in the Sayano-Altai region and adjacent territories. The figurative element of the hoof here is presented mainly on ladles and less often on cheek-pieces, and the abstract element of the hoof's footprint placed on petroglyphs and harness buckles. The second area includes the Dnieper region, the Kuban region, the Caucasus and Iran, where both depicted elements are placed on the cheek-pieces. The South Ural is considered as a buffer zone where European and Asian influences collided. The figurative element here adorns mainly the cheek-pieces, while the abstract element decorates the buckles. The Khakass-Minusinsk Hollow and Kazakhstan are special areas with specific sets of items. The hoof signs in petroglyphs were depic-
ted from the end of the Bronze Age up to the ethnographic time. The hoof signs on items appeared in the second half of the 8th - first half of the 7th century BC. The earliest finds were found in Altai. Probably the Asian territories played the most important role in the development of the hoof's motive. The disappearance of the horse hoof images from nomadic art occurred in the 3rd century BC. In the second half of the 7th century BC the motive penetrated the Middle East with the carriers of the ancient nomadic culture. The motive of the horse's hoof transformed into an additional detail of the animal's figure - a mouth or an ear. The horse hoof was associated with certain ideas among the ancient nomads. The image of a horse's hoof in petroglyphs served as a pictogram, ethnic or social emblem. The motive depicted on the objects could also serve as a symbol of a certain group of people. Presumably, these were the royal Scythians, known by the «History» of Herodotus, — an association of nomads those played a significant part in the formation of the archaic Scythian culture.
Key words: Scythian animal style, hoof motif, royal Scythians, symbolism, genesis.
For citation: Kisel V.A. Horse's hoof motif in the art of ancient nomads (genesis and symbolism). Camera praehistorica. 2021, no. 2 (7), pp. 82-105. DOI: 10.31250/2658-3828-2021-2-82-105 (in Russian).
введение
Данная статья подготовлена на основе двух докладов, прочитанных в 2013 г. на круглом столе «Проблемы изучения скифо-сибирского звериного стиля» в Москве и в 2014 г. на IV (XX) Всероссийском археологическом съезде в Казани [Кисель 2014; Кореняко 2015: 182]. Первый вариант работы, написанный семь лет назад, не был опубликован по не зависящим от автора причинам. Предлагаемый читателю текст представляет собой новый вариант, измененный, исправленный и дополненный.
одним из самых малоизученных мотивов искусства древних кочевников является изображение копыта лошади. до сих пор не восстановлен его генезис и не предложено убедительных расшифровок символики. Среди громадного объема научной литературы, посвященной скифо-сибирскому звериному стилю, имеется крайне мало работ, рассматривающих этот мотив. Среди них выделяются статьи Н.Л. Членовой и Л.Ю. Китовой, которые дополняют друг друга [Члено-ва 1999; Китова 2007]. В первой высказано предположение, что вещи с копытовидными знаками маркируют путь перемещения носителей «скифской» культуры [Членова 1999: 234], а в другой намечена связь лошадиного копыта с оружием
Рис. 1. Внешний вид лошадиного копыта Fig. 1. Horse hoof appearance
и установлена апотропеическая функция знака для тагарской культуры [Китова 2007: 30] (рис. 1).
стилистический анализ
В скифо-сибирском зверином стиле известно два различных элемента, передающих образ копыта лошади, — фигуративное изображение части ноги (иногда пары задних ног) (рис. 2) и абстрактный рисунок следа (рис. 3). При анализе предметов, отмеченных этим мотивом, обнаруживается региональная специфика. так, в азиатской части пояса степей фигуративные трактовки копыт встречаются на деревянных ковшах (Тува, Алтай, Синцьзян, вероятно, Хакасско-Минусинская котловина) [Руденко 1960: 66; Кубарев, 1987: табл. L: 1; LXVIII: 1; Silk Road... 2010: il. 52; Кисель 2013a: 52-53; Чугу-нов и др. 2017: табл. 68, 81:1; 96: 1; 100, 112: 1; 113: 4], роговом и бронзовых псалиях (Алтай, Хакасско-Минусинская котловина, Казахстан) [Иванчик 2001: рис. 95: 3, 4; Шульга 2008: рис. 75: 4; Тишкин 2011: рис. 2: 8], бронзовых ножках деревянного столика-блюда (Алтай) [Кубарев 1991: рис. 14: 1-4, табл. XLV: 4-7]. Возможно, что и костяные ворворки из Казахстана, Тувы и с Алтая тоже символизировали копыто [Мандельштам 1992: табл. 77: 63; Итина, Яблонский 1997: рис. 33: 6; Шульга 2008: рис. 40: 8, 9; 58: 26, 27].
Кроме того, в Казахстане этот элемент иногда завершает ножки бронзовых котлов и «жертвенника» [Спасская 1956: табл. I: 7, 12-17; Са-машев и др. 2005: 58, 65, 66]*. Правда, из-за условности исполнения далеко не всегда можно определить, ноги какого травоядного животного подразумевал мастер. Тем более что известны котлы с конечностями верблюда и барана [Спасская 1956: 160].
* На территории Казахстана и Киргизии в скифское время сложился специфический культовый комплект бронзовой посуды: массивный котел, котелок и «жертвенник» (блюдо на высокой подставке или ножках).
Рис. 2. Фигуративное изображение лошадиного копыта на предметах из рога, кости (1, 2, 4-7, 9, 10, 13, 15, 17, 19, 20-24), бронзы (3, 8, 11, 12, 14), железа (18) и золота (16). VII-V вв. до н. э. (масштабразный):
1 — Псалий. Приднепровье, Аксютинцы, к. 467*; 2 — Псалий. Приднепровье, Аксютинцы, к. 2*;
3 — Псалий. Прикубанье, Семибратние курганы**; 4 — Псалий. Южное Приуралье, Рысайкино*; 5 — Псалий. Приднепровье, Журовка, к. CDVII*; 6 — Псалий. Иран, Капланту*; 7 — Фрагмент псалия. Закавказье, Кармир-Блур*; 8 — Псалий. Нижнее Поволжье, Хошеутово**; 9 — Псалий. Приднепровье, Волковцы, к. 2*; 10, 23, 24 — Псалии. Приднепровье, Старшая Могила, к. 1*; 11 — Псалий. Северный Кавказ, Галиат (Фаскау)*;
12 — Псалий. Северный Кавказ, Нартан, к. 13*; 13 — Фрагмент наконечника псалия. Северный Кавказ, Келермес, к. 1*; 14 — Псалий. Нижнее Поволжье, Хошеутово**; 15 — Реконструкции псалиев. Приднепровье, Репяховатая Могила*; 16 — Колчанная застежка. Южное Приуралье, Филипповка, к. 1*; 17 — Ложка. Нижнее Поволжье, Кривая Лука XVII, к. 15*; 18 — Псалий. Приднепровье, Аксютинцы, к. 2*; 19 — Псалий. Приднепровье, Ромны*; 20 — Фрагменты псалиев. Северный Кавказ, Нартан, к. 16*; 21 — Псалий. Северный Кавказ, Нартан, к. 15*; 22 — Псалий. Северный Кавказ, Нартан, к. 23*
Fig. 2. Figurative images of a horse hoof made on horn, bone items (1, 2, 4-7, 9, 10, 13, 15, 17, 19, 20-24), bronze (3, 8, 11,
12, 14), iron (18) and gold (16). 7th-5th centuries BC. (different scale): 1 — Cheek-piece. Dnieper region, Aksyutintsy, barrow 467*,
2 — Cheek-pieces. Dnieper region, Aksyutintsy, barrow 2*, 3 — Cheek-piece. Kuban region, Seven brothers**, 4 — Cheek-piece. Southern Urals, Rysaykino*, 5 — Cheek-piece. Dnieper region, Zhurovka, barrow CDVII*, 6 — Cheek-piece. Iran, Kaplantu*,
7 — Fragment of a cheek-piece. Transcaucasia, Karmir Bloor*, 8 — Cheek-piece. Lower Volga region, Khosheutovo**, 9 — Cheek-piece. Dnieper region, Volkovtsy, barrow 2*, 10, 23, 24 — Cheek-pieces. Dnieper region, Elder Grave, barrow 1*, 11 — Cheek-piece. North Caucasus, Galiat (Faskau)*, 12 — Cheek-piece. North Caucasus, Nartan, barrow 13*,
13 — Fragment of a cheek-piece. North Caucasus, Kelermes, barrow 1*, 14 — Cheek-piece. Lower Volga region, Khosheutovo**, 15 — Reconstruction of cheek-pieces. Dnieper region, Repyakhovataya Grave*, 16 — Quiver clasp. Southern Urals, Filippovka, barrow 1*, 17 — Spoon. Lower Volga region, Curve Luke XVII, barrow 15*, 18 — Cheek-piece. Dnieper region, Aksyutintsy, barrow 2*, 19 — Cheek-piece. Dnieper region, Romny*, 20 — Fragments of a cheek-pieces. North Caucasus, Nartan, barrow 16*, 21 — Cheek-piece. North Caucasus, Nartan, barrow 15*, 22 — Cheek-piece. North Caucasus, Nartan, barrow 23*
* По: [Королькова 2006]. After: [Korolkova 2006].
** По: [Полидович 2004]. After: [Polidovich 2004].
77
Рис. 3. Абстрактное изображение следа копыта на предметах из бронзы, золота (15), кости (16) и камня (5). VII-V вв. до н. э. (масштабразный): 1 — Сбруйная пряжка. Западный Казахстан, Бесоба, к. 5*; 2 — Сбруйная пряжка. Западный Казахстан, Бесоба, к. 9*; 3 — Сбруйная пряжка. Казахстан, случайная находка*; 4 — Сбруйная пряжка. Южное Приуралье, Пятимары I, к. 8*; 5 — Столик. Западный Казахстан, Бесоба, к. 3*; 6 — Сбруйная пряжка. Южное Приуралье, Альмухаметовские курганы, к. 8*; 7 — Сбруйная пряжка. Нижнее Поволжье, Кривая Лука VIII, к. 5*; 8 — Сбруйная пряжка. Южное Приуралье, Мечет-Сай, к. 2*; 9 — Сбруйная пряжка. Центральный Казахстан, Тасмола V, к. 3*; 10 — Сбруйная пряжка. Южный Казахстан, Уйгарак, к. 22*; 11 — Сбруйная пряжка. Южный Казахстан, Уйгарак, к. 60*; 12 — Сбруйная пряжка. Южный Казахстан, Уйгарак, к. 16*; 13 — Подвеска. Алтай, Ак-Алаха*; 14 — Наконечник лука. Хакасско-Минусинская котловина. Случайная находка**; 15 — Бляшка. Происхождение неизвестно*;
16 — Фрагмент предмета. Нижнее Поволжье, Кривая Лука XVII, к. 15*; 17 — Нож. Хакасско-Минусинская котловина. Случайная находка**
Fig. 3. Abstract image of a hoof footprint on objects made of bronze, gold (15), bone (16) and stone (5). 7th-5th centuries BC. (different scale): 1 — Harness buckle. Western Kazakhstan, Besoba, barrow 5*, 2 — Harness buckle. Western Kazakhstan, Besoba, barrow 9*, 3 — Harness buckle. Kazakhstan, an accidental find*, 4 — Harness buckle. Southern Urals, Pyatimary I, barrow 8*, 5 — Table. BC. Western Kazakhstan, Besoba, barrow 3*, 6 — Harness buckle. Southern Urals, Almukhametovsky barrows, barrow 8*, 7 — Harness buckle. Lower Volga region, Curve of Luke VIII, barrow 5, 8 — Harness buckle. Southern Urals, Mechetsai, barrow 2*, 9 — Harness buckle. Central Kazakhstan, Tasmola V, barrow 3*, 10 — Harness buckle. Southern Kazakhstan, Uygarak, barrow 22*, 11 — Harness buckle. Southern Kazakhstan, Uygarak, barrow 60*, 12 — Harness buckle. Southern Kazakhstan, Uygarak, barrow 16*; 13 — Pendant. Altai, Ak-Alakha*; 14 — The tip of the bow. Khakass-Minusinsk Hollow. Random find**; 15 — Plaque. Origin unknown*; 16 — Fragment of an object. Lower Volga region, Krivaya Luka XVII, barrow 15*;
17 — Knife. Khakass-Minusinsk Hollow. Random find**
* По: [Королькова 2006]. After: [Korolkova 2006].
** По: [Членова 1967]. After: [Chlenova 1967].
На Южном Урале лошадиное копыто представлено на разных предметах: роговом, бронзовых и биметаллических псалиях, золотой колчанной застежке, ножках бронзового котелка (импортного?) [Золотые олени... 2003: 29; По-лидович 2004: рис. 3: 10; Королькова 2006: табл. 20: 16; Яблонский 2013: кат. № 14, 15, 34, 35, 2136; Яблонский 2015: рис. 16].
В европейской части степей, а также на Кавказе и Ближнем Востоке фигуративный элемент встречается на роговых и бронзовых псалиях*, роговых наконечниках деревянных псалий, бронзовой с золотой обкладкой колчанной застежке, костяных поделках и ложке (Приднепровье, Прикубанье, Северный Кавказ, Иран) [Ильинская, Тереножкин 1983: рис. на с. 29, 35; Галанина 1997: табл. 13: 68; 21: 181, 182; 23: 293; Иванчик 2001: рис. 27: 3, 6; 85: 7; 94: 6; Полидо-вич 2004: рис. 1: 10, 11, 14, 16, 17; 2: 1, 3-5, 7-9, 12, 13; 3: 1-3, 5, 6, 8, 9, 12; 4: 9-11; 6: 3, 12; 8: 1-5; Королькова 2006: табл. 20: 16, 18, 19; 27: 1, 2, 5-7, 10, 11, 13, 14, 24, 25, 27, 28, 32-36; Канторович 2015: 508-515, 1524-1527, 1550]. Известны плоскостные изображения лошадиной ноги, выполненные на золотых накладках и бронзовых бляшках [Канторович 2015: 1557-1558]. Впрочем, как и в случае с казахстанскими котлами, на европейских находках нередко трудно отделить копыто лошади от других травоядных, таких как баран, козел, олень или лось.
Изображения лошадиного следа дают иную картину. В Азии они выбиты на скалах (Тува, Хакасско-Минусинская котловина, Монголия, Северный Китай) [Новгородова 1989: рис. на с. 52; Дэвлет, Дэвлет 2005: рис. 178; Миклашевич 2012: табл. I: 1-3; V: 1, 2, 4-6], нанесены на бронзовых сбруйных пряжках (Тува, Алтай, Прикамье, Казахстан, Синьцзян) [Итина, Яблонский 1997: рис. 17: 11; 47: 15; 76, 78; Членова 1999: рис. 1; Tasmagambetov 2003: 116, 126, 140, 162;
* На однотипных европейских псалиях лошадиное копыто нередко выступает как в фигуративном, так и в абстрактном варианте. Видимо, на территории Европы эти стилистические элементы заменяли друг друга.
Королькова 2006: табл. 20: 1-3, 9-12; Таиров 2007: рис. 6: 31, 32, 43, 44; Шульга 2008: рис. 12: 6; 16: 6; 42: 11; 43: 11; 45: 10; 46: 6; 50: 3; 62: 1, 3, 10, 13-16, 23, 26, 28; 67: 10; 72: 7; Шульга 2010: рис. 77: 24; Тишкин 2011: рис. 2: 44, 46; 4: 12; 9: 24; 11: 8; Чугу-нов и др. 2017: табл. 142: 12; 146: 10], бронзовых ножах, кинжалах, кельтах, наконечниках луков (?), чекане и серпе (хакасско-Минусинская котловина) [Членова 1967: табл. 15: 6, 7; 37: 13; 39: 27, 41; Завитухина 1983: кат. 30-32, 41, 71-74, 85, 238; Китова 2007: рис. 1: 4-7; 2; Миклашевич 2012: табл. V: 3; Ненахов 2012: рис. на с. 255], каменном столике (Казахстан) [Королькова 2006: табл. 20: 5], деревянной подвеске — имитации клыка (Алтай) [Королькова 2006: табл. 20: 13].
На Южном Урале след копыта размещается на бронзовых сбруйных пряжках и золотом сбруйном (?) кольце [Королькова 2006: табл. 20: 4, 6, 8].
В Европе копытовидным знаком, как правило, отмечены роговые псалии и роговые наконечники деревянных псалиев** (Приднепровье, Прикубанье, Северный Кавказ, возможно, Нижнее Поволжье) [Галанина 1997: табл. 21: 186, 187; 22: 261, 262; Полидович 2004: рис. 2: 7; 3: 6, 12; Бандрiвський 2010: рис. 2: 1; 3: 3]. Исключениями являются золотая стреловидная бляшка неизвестного происхождения и пряжка из Ставрополья (Новозаведенное II) [Королькова 2006: табл. 20: 17; Алексеев 2003: рис. 6: 3]. Правда, последний предмет, скорее всего, имеет азиатское происхождение [Алексеев 2003: 58].
Особым направлением в разработке мотива можно считать включение абстрактного рисунка следа в образ зверя. Сердцевидные фигуры, напоминающие оттиск копыта, нередко обозначают уши, изредка — ноздри и губы травоядных и хищников (рис. 4). Использование этого художественного приема тоже имело региональное своеобразие. В европейской части степного
** Не все исследователи видели в этих изображениях лошадиное копыто. Например, Л.К. Галанина считала, что на келермесских наконечниках представлен не только ко-пытовидный знак, но и мотив звериного уха [Галанина 2006: 67-68].
U
¥
\
t
i \
Ъ \
10
5
6
9
Рис. 4. Копытовидный знак в образах животных на предметах из рога, кости и бронзы (2). VII-VI вв. до н. э. (масштабразный): 1 — Гребень. Приднестровье, Швайковцы, к. 1 (по: [Бандр1вський 2010]); 2 — Фрагмент ножа. Приднепровье (по: [Ковпаненко 1981]); 3-7 — Пронизи. Северный Кавказ, Келермес, к. 1, 24 (по: [Галанина 1997]); 8 — Наконечник псалия. Приднестровье, Нивра. (по: [Бандрiвський 2010]); 9-10 — Псалии. Северный Кавказ, Нартан, к. 18 (по: [Королькова 2006])
Fig. 4. Hoof-shaped sign in the images of animals on objects made of horn, bone and bronze (2). 7th-6th centuries BC. (different scale): 1 — Comb. Dnestr region, Shvaikovtsy, barrow 1, (after: [Bandrivsky 2010]), 2 — Fragment of a knife. Dnieper region (after: [Kovpanenko 1981]), 3-7 — Pierce. North Caucasus, Kelermes, barrow 1, 24 (after: [Galanina 1997]), 8 — Cheek-piece. Dnestr region, Nivra (after: [Bandrivsky 2010]), 9-10 — Cheek-pieces. North Caucasus, Nartan, barrow 18 (after: [Korolkova 2006])
пояса, на Кавказе и Ближнем Востоке подобные знаки прослеживаются на ушах и мордах лошадей, баранов, грифобаранов и кошачьих хищников, выполненных на роговых и бронзовых пса-лиях, роговых наконечниках деревянных пса-лиев и пронизях, бронзовых бляшках и навер-шиях, роговых, золотых и бронзовых бутеролях, золотых украшениях, костяном гребне, бронзовых бляшках-ручках зеркал, костяных накладке и ложке, серебряном диске, керамике, железно-бронзовом ноже [Ковпаненко 1981: рис. 2: 5; 58: 7; Погребова, Раевский 1992: рис. 1, 5и, 6, 8, 9а, 10б, в, 11, 20б, 22а, г-ж, 23; Галанина 1997: табл. 6: 204, 205; 16: 374, 375; 21: 174-177, 183; 24: 374377; 31: 223; 44: 204; Иванчик 2001: рис. 33: 15; Полидович 2004: рис. 2: 1, 2, 12, 14, 15; Королько-ва 2006: табл. 27: 6, 30, 31, 34; Бандрiвський 2010: рис. 1; Канторович 2015: 428, 434, 1483, 1506, 1507, 1513, 1524-1526].
В азиатской части лошадиный след на фигурах зверей встречается гораздо реже, причем исключительно в виде уха [Васильев 2004: рис. 12: 1; Богданов 2006: табл. LXXXIX: 5; XCII: 3; CXI: 3]. Правда, М.А. Итина и Л.Т. Яблонский увидели копыта в окончаниях лап кошачьих хищников на золотых бляшках VII в. до н. э. из Южного Тагискена [Итина, Яблонский 1997: 65]. Это оспорил А.Р. Канторович, поскольку «явная симметрия двух овалов, сочетание которых воспринимается данными исследователями как подошва копыта, говорит в пользу того, что это не копыто, а сочетание глаза и уха птицы, тогда как дальнейшая линия ноги до сгиба представляет собой загнутый клюв» [Канторович 2002: 99, прим. 42]. Но «подобная передача птичьего клюва вообще как будто неизвестна» [Раевский и др. 2013: 108]. Обе точки зрения сомнительны. окончания стоп «тагискенских» зверей нельзя охарактеризовать как правильные овалы, скорее они напоминают изогнутую каплевидную фигуру и овал. Поэтому более правдоподобно видеть в них не копыто или глаз с ухом, а пару когтей либо коготь с подушечкой.
На Южном Урале с серьезными оговорками можно предположить присутствие лошадиного
следа на изображениях волка и верблюдов, выполненных на золотых накладках деревянных сосудов, а также кабана на позолоченном железном мече У-1У вв. до н. э. (Филипповка) [Золотые олени... 2003: рис. на с. 19, 21, 22; Королькова 2006: табл. 11: 10; 32: 9; Яблонский 2011: рис. 10].
Азиатские находки лишь отдаленно напоминают европейские образцы. Особенно это заметно на фигурах кошачьих хищников из Тувы, Хакасско-Минусинской котловины и с Алтая [Баркова 1983: табл. 1: 1; Курочкин 1993: 63; Богданов 2006: табл. ХС11: 4]. Уши этих зверей имеют не сердцевидную или дуговидную форму, а овальную, разделенную пополам продольным штрихом. Даже у майэмирской пантеры на золотой пластине второй половины VIII — первой половины VII в. до н. э., ухо которой обычно считается «классическим» копытовидным знаком, очертания ушной раковины приближаются к овалу с вертикальной линией посредине. Лошадиный след на изображении этого хищника появился только в публикации Л.Л. Барковой [Баркова 1983: табл. 1: 1] и был растиражирован во многих изданиях*. Впрочем, отвергать знакомство азиатских кочевников с трактовкой уха животного в виде копыта преждевременно. Из могильника Аймырлыг в Туве происходит резная голова зверя VI в. до н. э., уши которого представляют собой двойные овалы, орнаментированные рядом уголков — «елочкой» [Богданов 2006: табл. ХСП: 3]. Этот рисунок в точности совпадает с меткой на одном из ножей, найденных в Хакасско-Минусинской котловине, давно признанной археологами копытовидным знаком, хотя и нетипичным [Завитухина 1983: кат. 74].
Стоит упомянуть бронзовые бляшки в виде пары задних лошадиных ног [Канторович 2015: 1550]. Они появились в европейской части кочевого мира в V в. до н. э. и, как правило, служили уздечными нащечниками. По всей видимости,
* Не стоит упрекать Л.Л. Баркову и ее художника в этой досадной ошибке, так как пластина очень сильно измята и детали изображения восстанавливаются с большим трудом.
Рис. 5. Пары конечностей в оформлении различных предметов. V-III вв. до н. э. (масштаб разный): 1 — Бляшка. Бронза. Приднепровье, Пастырское, к. 3 (по: [Канторович 2015]);
2 — Реконструкция конского оголовья. Придонье, Русская Тростянка, к. 14
(по: [Пузикова 2017]); 3 — Реконструкция конской маски. Алтай, Первый Пазырыкский курган (по: [Грязнов 1950]); 4 — Ковш. Дерево, золото. Южное Приуралье, Филипповка, к. 1 (по: [Пшеничнюк 2000]) Fig. 5. A pairs of limbs on different objects. 7th-5th centuries BC. (different scale): 1 — Plaque. Bronze. Dnieper region, Pastyrskoe, barrow 3 (after: [Kantorovich 2015]), 2 — Reconstruction of a horse headband. Donye region, Russian Trostyanka, barrow 14 (after: [Puzikova 2017]),
3 — Reconstruction of a horse mask. Altai, the first Pazyryk barrow (after: [Gryaznov 1950]),
4 — Ladle. Southern Urals, Filippovka, barrow 1 (after: [Pshenichnyuk 2000])
4
такие бляшки входили в комплект с конским налобником, имевшим вид объемной головы и шеи животного с плоскими передними конечностями [Пузикова 2017: рис. 60: 11]. Подобные оголовья должны были передавать условный звериный образ, тем самым символизируя превращение коня в иное реальное или фантастическое существо. Со временем изображения сдвоенных конечностей превратились в орнаментальные замысловатые завитки, трудно сопоставимые с оригиналом.
Приблизительно в том же V в. до н. э. (или несколько позднее) этот художественный прием, сочетающий объемный и плоскостной элементы, вошел в искусство восточных территорий. Например, аналогичным образом на Алтае и в Казахстане оформлялись конские погребальные маски (Первый Пазырыкский курган; Берел,
к. 11), а на Южном Урале — ковши (Филипповка, к. 1) [Грязнов 1950: рис. 10, табл. XIII; Пшеничнюк 2000: рис. 7, 8; Самашев 2017: фото 4]. Видимо, сдвоенные лошадиные ноги не следует воспринимать модификацией мотива лошадиного копыта. Скорее, они имели собственный генезис, связанный с изображениями отдельных конечностей животного (хищника или травоядного), первоначально игравших роль детали составного образа (рис. 5).
Проведенный обзор позволяет очертить несколько условных стилистических и культурных кругов трактовки мотива копыта лошади. Первый охватывает Туву, Алтай и Северный Китай, то есть регион Саяно-Алтая с прилегающими районами, где фигуративный элемент лошадиного копыта представлен преимущественно на ковшах и порой — на псалиях,
а абстрактный элемент следа — на петроглифах и пряжках. Второй круг включает Приднепровье, Прикубанье, Кавказ, Иран. В нем фигуративный и абстрактный элементы размещены, как правило, на псалиях. Южный Урал является буферной зоной, поскольку здесь сталкиваются европейские и азиатские влияния: фигуративный элемент украшает в основном псалии, в то время как абстрактный — пряжки. Хакасско-Минусинская котловина и Казахстан выступают особыми областями с оригинальными наборами вещей. В первом случае фигуративный элемент зафиксирован только на одном псалии (импортном?), абстрактным же элементом помечены предметы вооружения и инструменты: ножи, кинжалы, кельты, наконечники луков (?), чекан, серп. Во втором случае фигуративный элемент представлен на псалиях, котлах и жертвеннике, а абстрактный — на пряжках и каменном столике.
Опираясь на современные датировки, можно заключить, что появление абстрактного элемента опередило формирование фигуративного. По мнению Э.А. Новгородовой, петроглифические копытовидные знаки были известны еще в эпоху мезолита [Новгородова 1984: 31; Новго-родова 1989: 51-54]. В правильности такой датировки усомнились М.А. Дэвлет и Е.Г. Дэвлет. Они указали, что лошадиные следы часто включены в композиции с колесницами, которые появились только в бронзовом веке [Дэвлет, Дэвлет 2005: 224, 226] (рис. 6). В свою очередь отметим крайнюю схематичность рисунков этих транспортных средств. На них не показаны ни колеса, ни кузова, а обозначены лишь дышла, помещенные между двух лошадей. Очевидно, здесь фиксируется вырождение традиции, когда образ колесницы стал отмирать. Кроме того, выбитые на скалах и отдельных камнях следы копыт иногда встречаются вместе с геометрическими фигурами, напоминающими тамги средневековых и современных кочевников. Поэтому не будет ошибкой заключить, что петроглифические копыто-видные знаки возникли в конце эпохи бронзы и дожили до наших дней.
Рис. 6. Петроглифическая композиция: копытовидный знак, колесница, фигуры людей и животных. Внутренняя Монголия (по: [Дэвлет, Дэвлет 2005])
Fig. 6. Petroglyphic composition: hoof-shaped sign, chariot,
figures of people and animals. Inner Mongolia
(after: [Devlet, Devlet 2005]) Û
3 I ' v!
Рис. 7. Копытовидный знак на предметах из бронзы и рога (3). Втор. полов. VIII — перв. полов. VII в. до н. э. Алтай (масштаб разный): 1 — Сбруйная пряжка. Карбан I; 2 — Сбруйная пряжка. Элекмонар II; 3 — Псалий. Карбан I (по: [Тишкин 2011]) Fig. 7. A hoof-shaped sign on objects made of bronze and horn (3). Second half of the 8th century BC. — first half of the 7th century BC. Altai (different scale): 1 — Harness buckle. Karban I, 2 — Harness buckle. Elekmonar II, 3 — Cheek-piece. Karban I (after: [Tishkin 2011])
2
Рис. 8. Кошачьи хищники на предметах из золота (1-3, 5, 7), серебра (2) и глины (4, 6). VII в. до н. э. Иран, Зивие (масштаб разный): 1 — Пектораль; 2 — Диск; 3, 5 — Диадемы; 4, 6 — Ручки сосудов; 7 — Бутероль (по: [Погребова, Раевский 1992])
Fig. 8. Feline predators on objects made of gold (1-3, 5, 7), silver (2) and clay (4, 6). 7th century BC. Iran, Zivie (different scale): 1 — Pectoral, 2 — Disc, 3, 5 — Tiaras, 4, 6 — Handles of vessels, 7 — Butterol (after: [Pogrebova, Raevsky 1992])
Изображения лошадиных следов на вещах появляются позже — приблизительно во второй половине VIII — первой половине VII в. до н. э. По крайней мере, такую дату дают алтайские находки — бронзовые сбруйные пряжки и роговой псалий (Карбан I, Элекмонар II) [Тишкин 2011: рис. 2: 8, 44, 46] (рис. 7). Очевидно, именно азиатский очаг сыграл главную роль в становлении мотива. Исчезновение изображений копыт из кочевнического прикладного искусства произошло в период, охватывающий конец IV — середину III в. до н. э. [Шкурко 2000: табл. 1]. До конца III в. до н. э. доживают только алтайские ковши с рукоятками, имитирующими ногу лошади (Уландрык II, к. 8) [Кубарев 1987: табл. L: 1].
В поисках истоков трактовки уха животного в виде лошадиного следа надо обратиться к наиболее ранним находкам. Л.Л. Баркова справедливо сопоставила этот элемент звериного стиля с сердцеобразной формой ушей хищников на памятниках Ближнего Востока [Баркова 1983: 25]. Правда, примеры, приведенные исследователем, охватывали только I тыс. до н. э. Ее список можно расширить, например, за счет терракотовой фигуры львицы XIV-XIII вв. до н. э. из Дур-Куригальзу (Ирак) [Ллойд 1984: рис. 14].
Не лишним будет привлечь и комплекс из Зи-вие (Иран) VII в. до н. э., поскольку в него входит
ряд изображений животных с сердцеобразным ухом, имеющих явную связь с искусством древних кочевников [Погребова, Раевский 1992: рис. 1, 6 а] (рис. 8). М.Н. Погребова и Д.С. Раевский настаивали на стилистической близости кошачьих хищников из Зивие, хотя отмечали: «При всем единстве приемов стилизации, характеризующем рассматриваемую серию изображений, нельзя сказать, что все они совершенно однотипны» [Погребова, Раевский 1992: 89-90]. Этот вывод трудно принять, так как фигуры не только не «однотипны», но и стилистически различны. доказательством служит сравнение проработок туловищ, очертаний носов, пастей, глаз и ушей. И все-таки фигуры зверей из Зивие имеют общее внутреннее родство. такое могло произойти только в том случае, если у них был единый прототип. Он узнается без труда — это древнекочев-нический образ кошачьего хищника.
думается, оформление уха в виде лошадиного следа возникло во время пребывания скифов на Ближнем Востоке у мастеров, работавших по скифскому заказу. В число таких умельцев могли входить как местные представители оседлых культур, так и пришлые кочевники*. В любом
* Автор признателен Е.В. Переводчиковой, указавшей ему на участие в этом процессе не только ближневосточных ювелиров, но и скифских ремесленников.
случае для тех и других образцом послужил сердцеобразный элемент, переработанный в копыто-видный знак. На быстрое внедрение в звериный стиль художественного новшества указывает псалий из Капланту (Иран) явно кочевнической работы [Иванчик 2001: рис. 27: 3]. Полностью сформированный элемент демонстрируют буте-роли из Зивие, Кармир-Блура, Сард и случайная находка из Ирана [Погребова, Раевский 1992: рис. 1ж, 11, 9а, 23б; Иванчик 2001: рис. 31, 32]. При этом изображенные на вещах хищники достаточно далеки от исходной скифской пантеры.
Подводя итог, следует отметить, что появившийся в азиатском регионе мотив лошадиного копыта первоначально являлся самодостаточным образом, однако при проникновении вместе с носителями древнекочевнической культуры на Ближний Восток образ трансформировался в дополнительную деталь фигуры животного.
символика и назначение
значительную трудность представляет восстановление символического значения мотива. При
изучении петроглифики (одного из самых демократичных видов искусства) можно предположить некий смысл, скрывающийся за копытовид-ным знаком. По справедливому наблюдению М.А. Дэвлет и Е.Г. Дэвлет, рисунок следа, включенный в наскальные композиции с колесницами, людьми и животными, мог символизировать дорогу [Дэвлет, Дэвлет 2005: 226-228]. Однако это, скорее всего, не умозрительная, мифическая дорога, а конкретный пройденный путь, совершенная реальная охота, сделанный в определенном месте привал, проведенный выпас коней. Такие рисунки играли роль пиктограмм, формируя особый «язык следов» (определение С.В. Иванова). Примеры известны из этнографических источников. У многих народов схематичные изображения отпечатков лап животных, выполненные на плоскости, обычно обозначали недавно осуществленную добычу зверя, сопровождавшуюся его выслеживанием и преследованием [Иванов 1954: рис. 1: 1, 4; 246, 247, 399] (рис. 9, 10).
Другое значение копытовидных знаков выявляется благодаря расположению их вместе с геометрическими петроглифами, такими как круги,
Рис. 9. Пиктографическое письмо. Дерево. Манси. 1 — Рассказ об охоте на лося; 2 — Рассказ об охоте на медведя (по: [Иванов 1954]) Fig. 9. Pictographic writing. Wood. Mansi: 1 — A story about a moose hunt, 2 — A story about a bear hunt (after [Ivanov 1954])
lb1 ¡iii
ж
1 1Ш1
■ i
: ■
i''
2
3
6
Рис. 10. Пиктографическое письмо. Дерево. Нивхи. 1-6 — Рассказы об охотах на медведей (по: [Иванов 1954]) Fig. 10. Pictographic writing. Wood. Nivkhs: 1-6 — Tales about bear hunting (after: [Ivanov 1954])
круги с точкой, круги со штрихами и развилками, ромбы, прямоугольники, трезубцы, кресты и т. п. Все эти фигуры находят близкие параллели среди тамг ряда кочевых и оседлых народов. очевидно, в данном случае следы выступали как символы определенного рода, этнического коллектива или социальной группы, то есть служили эмблемой, что также подтверждается этнографическими материалами. Например, на священных каменных плитах клана Медведя индейцев хопи, свидетельствующих о праве на владение территорией, были нанесены медвежьи следы [Овузу 2006: 64-65].
На предметах копытовидные знаки представлены как одиночно, так и вместе с изображениями животных — фигурами оленя, верблюда, кабана, кошачьего хищника, головами лошади, грифобарана, хищника. Нередко лошадиный след располагается отдельно и независимо от зверей. На некоторых тагарских вещах знаки выполнены даже в иной технике, нежели фигуры животных (например, след копыта нанесен гравировкой, а звери отлиты). Все это указывает на различное значение, вкладываемое мастерами в мотив лошадиного копыта и образ животного. Видимо, на таких изделиях изображение следа тоже являлось эмблемой.
Частое присутствие знаков на конском снаряжении вполне объяснимо принципом pars pro toto и магией следа. Такие изображения могли выступать олицетворением самой лошади, или ее духа / сущности. Позднее аналогичную роль стали играть подковы и их рисунки. Наиболее показательны гербы дворянских родов. Еще в середине XIX в. видный российский ге-ральдист А.Б. Лакиер отмечал, что изображения подков особенно часто встречаются на русских, польских, иллирийских и богемских гербах. Относительно символического тождества подковы, коня и всадника ученый писал: «Благородный витязь, считавший для себя унизительным сражаться пешим и, следовательно, невообразимый без коня, или представлял себя верхом в бранных доспехах... или вместо того помещал в своем гербе подкову, эмблему самую почетную и любимую славянином. Не одна тысяча семейств в разных славянских землях пользуется этим знаменем как представителем конного витязя» [Лакиер 1990: 254].
Как было указано выше, совместное творчество ближневосточных и пришлых мастеров обогатило звериный стиль украшением фигуры животного копытовидным знаком. трактовка уха, а иногда морды зверя, в виде лошадиного
следа было вызвано стремлением усилить декоративный эффект. Однако орнаментальная функция не исключала скрытой символики. Вполне возможно, что древние кочевники наделяли копытовидное ухо определенным значением. В связи с этим уместно вспомнить мифы и волшебные сказки, в которых герой превращается в животное, попив воды из следа копыта, приобретает прекрасный облик, пробравшись через уши коня или коровы, либо извлекает из уха лошади оружие [Йеттмар 1986: 85-87; Пропп 2011: 28-31, 53].
Ю.Б. Полидович, ссылаясь на русские и осетинские сказки, предположил «особую семантическую значимость» миндалевидного уха ке-лермесской пантеры и указал на связь ушной раковины с «символическим выражением порождающего женского лона» [Полидович 2010: 232]. Наверное, можно допустить условное сходство абриса лошадиного следа с вульвой. К тому же формальная параллель отыскивается в этнографии. Так, якуты вырезали в форме лошадиной голени и копыта деревянные воронки кожаных сосудов, в которые вставлялись мутовки для взбивания кумыса. А взбивание, пахтанье у якутов и других тюркских народов символизировало не только космогонический акт, но и обычный половой контакт [Львова и др. 1988: 20-21, 120-122,129-134].
Впрочем, вряд ли стоит перегружать древне-кочевнический мотив дополнительными смыслами. Следуя предполагаемой символической связи уха и вульвы, придется отождествлять с женскими гениталиями звериную пасть и окончания бараньих рогов, тоже отмеченных копытовидным знаком. Более того, в классический период скифской культуры рисунок копыта, по всей видимости, вообще утратил какую-либо смысловую нагрузку и стал восприниматься исключительно орнаментальной деталью.
среди предметов с фигуративным изображением части ноги лошади или копыта наибольший интерес представляют ковши (рис. 11). Они появляются приблизительно в середине VII в. до н. э. в районе Саяно-Алтая. Эти сосуды
Рис. 11. Деревянные ковши с ручкой в виде ноги лошади. IV-III вв. до н. э. Алтай (масштабразный):
1 — Второй Пазырыкский курган;
2 — Уландрык II, к. 8; 3 — Уландрык IV, к. 1 (по: [Королькова 2003])
Fig. 11. Wooden buckets with a handle in the form of a horse's leg. 4th-3th centuries BC. Altai (different scale): 1 — The second Pazyryk barrow, 2 — Ulandryk II, barrow 8,
3 — Ulandryk IV, barrow 1 (after: [Korolkova 2003])
изготавливались из дерева и имели рукоятку, вырезанную в форме лошадиной конечности. Нередко копыто было сделано из рога и надето на боковой выступ черпака [Кисель 2013а: 52]. Центральное место в коллекции ковшей занимает экземпляр второй половины VII в. до н. э. из «царского» погребения кургана Аржан-2 в туве [Чугунов и др. 2017: табл. 68, 81: 1]. Нога животного на его ручке обложена золотым листом и орнаментирована рельефной чешуей (рис. 12). С помощью такой отделки древнекочевнические мастера передавали как рыбью чешую (золотые обивки деревянных сосудов и бронзовое украшение щита V-IV вв. до н. э. с Южного Урала и из Приднепровья — Филипповка, к. 1; Малая Цимбалка; г. Орджоникидзе) [Пшеничнюк 2000: рис. 13: 1; Золотые олени. 2003: рис. на с. 19; Королькова 2006: табл. 1: 2, 4, 9, 10], так и птичье оперение (золотые ручки ковшей и бронзовая бляшка V-IV вв. до н. э. с Южного Урала и из
Рис. 12. Деревянный ковш с золотой обкладкой. Втор. полов. VII в. до н. э. Тува, Аржан-2 (по: [Чугунов и др. 2017])
Fig. 12. Wooden bucket with gold lining. Second half of the 7th century BC. Tuva, Arzhan-2. (after: [Chugunov et al. 2017])
Казахстана — Филипповка, к. 1; Нагорненский, к. 6) [Пшеничнюк 2000: рис. 9; Золотые олени... 2003: рис. на с. 19, 21; Королькова 2006: табл. 22: 25, 26]. Поэтому можно предположить, что ритуальный сосуд из Аржана зафиксировал принадлежность конского образа как водной, так и небесной стихии.
Это сочетание наиболее отчетливо проявилось на скифском предмете, изготовленном греческим мастером, — серебряной с позолотой амфоре из кургана Чертомлык второй четверти IV в. до н. э. [Алексеев и др. 1991: рис. 82, кат. 91] (рис. 13). В нижней части сосуда размещены три краника-слива, центральный из которых изображает скульптурную конскую голову. Шея животного окружена воротником в виде рыбьего плавника и парой крыльев. По мнению Д.С. Раевского и Д.А. Мачинского, здесь изображено божество скифов — Тагимасад, упомянутое в «Истории» Геродота [Раевский 1971: 272; Мачинский 1978: 238239, рис. 3]. При этом скифский бог сопоставлен с греческим Посейдоном. геродот писал: «гестия у скифов называется Табити, Зевс вполне правильно, по моему мнению, зовется Папай, гея — Апи, Аполлон — Гойтосир, Афродита Урания — Аргим-паса, Посейдон — Тагимасад» (НЛ. IV. 59)*.
В античной мифологии не составляет особого труда обнаружить тесную связь Посейдона с лошадьми. Сразу после рождения бог был подменен жеребенком и тем самым спасся от пожирания отцом Кроносом (Paus. VIII. 8, 2)**. В зрелые годы Посейдон превратился в жеребца, чтобы вступить в связь со своей сестрой Де-метрой, укрывшейся от него в табуне в облике кобылицы. У Деметры от Посейдона родился говорящий конь Арейон, а у другой возлюбленной бога — горгоны Медузы — крылатый Пегас (Apollod. II. 3, 2, II. 4, 2, III. 6, 8***; Paus. VIII. 25, 4-5, VIII. 42, 1-2). Посейдон соблазнил также внучку кентавра Хирона Меланиппу — черную кобылу (Hyg. 186) (по: [Гигин 2000]). Нельзя не упомянуть и свадебный дар Посейдона Пе-лею и Фетиде, родителям Ахилла, — пару бессмертных говорящих жеребцов Балия и Ксанфа (Apollod. III. 13, 5). Кроме того, в Аркадии, где одним из самых распространенных был культ Посейдона, он именовался гиппием — конским (Paus. VIII. 25, 5).
Все это, вероятно, и подтолкнуло Геродота к отождествлению Тагимасада с Посейдоном. Большинство скифологов считают, что Таги-масад являлся мифическим прародителем-
* Здесь и далее Геродот цитируется в переводе И.А. Шишо-вой (по: [Доватур и др. 1982]).
** Здесь и далее Павсаний по: [Павсаний 1996].
*** Здесь и далее Аполлодор по: [Аполлодор 2004].
первопредком и покровителем коневодства у скифов [Раевский 1971: 272; Мачинский 1978: 238-239; Бессонова 1983: 50-52]. Видимо, со гласно скифской мифологии, Тагимасад, подобно Посейдону, мог превращаться в коня, если вообще не воспринимался в образе животно го — жеребца.
Необходимо обратить внимание на замечание Геродота, что Посейдону / Тагимасаду поклоня лись только скифы, «которых называют царскими» (Hdt. IV, 59). Это племя Геродот характеризует при описании Скифии: «По ту сторону Герра находится та земля, которая называется царской, и [там] обитают скифы самые храбрые и самые многочисленные, которые считают других скифов своими рабами» (Hdt. IV, 20). Царские скифы вели свое происхождение от Колаксая, являвшегося первым хранителем вол шебных золотых реликвий (плуг с ярмом, обоюдоострая секира, чаша), а также политическим и территориальным организатором Скифии (Hdt. IV, 6-7). Правда, по Геродоту, Колаксай не был сыном верховного божества Зевса / Папая, а только внуком (Hdt. IV, 5). Зато в «Аргонавти ке» Валерия Флакка он назван сыном Юпитера (Val. Flac. VI. 45-59) (по: [Латышев 1904]).
Колаксай имел близкое отношение к водному и небесному мирам. В «Истории» Геродота говорится, что его бабкой была «дочь реки Бо рисфена», а священное золото, способное воспламеняться, упало к нему с небес (Hdt. IV, 5). По мнению исследователей, Колаксай выступал родоначальником воинского сословия [Бессонова 1983: 17; Иванчик 2005: 163; Раевский 2006: 91-94], иными словами, скифской конницы. Несомненно, он имел прямое отношение к Та-гимасаду, который мог служить «колаксаевым конем» (если использовать выражение Алкмана [Античная лирика 1968: 83]). Должно быть, божественный жеребец являлся не только ездовым животным Колаксая, но и его главным помощником [Кисель 2013b: 32].
В связи с этим нельзя согласиться с М.А. Очир-Горяевой, которая в статье, посвященной кочевническому образу лошади VI-IV вв. до н. э.,
Рис. 13. Серебряная амфора с позолотой. Втор. четв. IV в. до н. э. Приднепровье, Чертомлык (по: [Алексеев и др. 1991]) Fig. 13. Silver amphora with gilding. Second quarter of the 4th century BC. Dnieper region, Chertomlyk (after: [Alekseev et al. 1991])
указала, что «конь не входил в божественный пантеон скифов и других племен скифского времени степной Евразии», поскольку «признаков поклонения коню, почитания его как бога в этом сюжете рассказа Геродота не выявлено»
[Очир-Горяева 2017: 184, 185]. Исследователь не только поверхностно проанализировала текст Геродота, но и проигнорировала целый ряд показательных изделий (см. в: [8а1шоиу 1933: р1. VIII: 3; X: 1, 5; ХЬ: 3; Полидович 2004: 155, 161, рис. 6: 10, 12; 7: 2; Самашев и др. 2005: 75, 76; Советова 2005: рис. 1-3, 8, 10А, 12-15, 24В, 27Б, 29, табл. 1: 10; 8-10, 20-23; Канторович 2015: 494-496, 498-502, 505-512, 514-517, 934-937; Дородных 2019: рис. 1-4]). Пожалуй, можно принять только заключение М.А. Очир-Горяевой, что «изображения коней в зверином стиле довольно редки» [Очир-Горяева 2017: 184], и то с оговоркой — имея в виду исключительно целые фигуры.
Чтобы представить «колаксаева коня» — Та-гимасада, надо обратиться к Нартскому эпосу осетин, в котором встречается много реалий скифской культуры. По А.И. Иванчику: «Аналогии из этого эпоса позволяют представить себе и образ "колаксаева коня". Это, вне всякого сомнения, был неистовый огненный конь, скорее всего, белой масти» [Иванчик 2005: 165]. Думается, кроме белого окраса, вполне мог фигурировать и рыжий. Обращает на себя внимание способность нартовских жеребцов взлетать в небеса и погружаться в водные глубины [Туал-лагов 2001: 54-55; Чибиров 2016: 266-268], что, видимо, делал и «колаксаев конь».
Все вышеперечисленное приводит к выводу, что «царский» сосуд из Аржана-2 являлся атрибутом культа конского божества, который соответствовал геродотовому Тагимасаду. По-видимому, и остальные ковши, украшенные лошадиным копытом, были связаны с этим культом.
Отсутствие подобных ковшей в европейской части степного пояса указывает на способность древнекочевнического мира к трансформациям и модификациям. Вместе с перемещением кочевого населения на новые территории изменялся набор сакральных предметов. Очевидно, это произошло и с атрибутикой конского божества. Например, в Нижнем Поволжье таким культовым инструментом могла стать костяная ложка,
увенчанная копытом (V в. до н. э.) (Кривая Лука XVII, к. 15), в Казахстане — котлы с ножками в виде лошадиных ног ^-Ш вв. до н. э.), а в Приднепровье — чертомлыкская амфора со скульптурной конской головой (втор. четв. IV в. до н. э.).
Представленный на ритуальной посуде мотив лошадиного копыта являлся олицетворением божественного коня, который к тому же выступал символическим охранителем сакральной жидкости, находившейся в этих сосудах. Вполне возможно, что жидкость была напрямую связана со священным животным, то есть состояла из крови или молока лошади. Сравнительно близкое подобие встречается в якутской культуре. На главном празднике якутов, посвященном ежегодному возрождению природы, Ысыах для питья кумыса использовались ритуальные сосуды чороны. Они вырезались из дерева и нередко имели ножки в виде лошадиных конечностей [Романова 1994: 40-41].
заключение
Проведенный анализ мотива лошадиного копыта в скифо-сибирском зверином стиле позволил определить территорию его формирования — азиатская часть пояса степей. Вместе с тем развитие мотива, проявившееся во включении следа лошади в фигуру животного, произошло на территории Ближнего Востока.
В среде древних кочевников изображение копыта было связано с четким кругом представлений. В петроглифике абстрактный рисунок следа выступал в качестве пиктограммы и этнической или социальной эмблемы. На вещах копытовид-ные знаки также служили символом определенного коллектива. Исследование ковшей с изображениями ноги лошади показало, что они являлись атрибутами культа конского божества. Опираясь на «Историю» Геродота, можно сопоставить этот культ и связанные с ним вещи с царскими скифами — кочевой родоплеменной группой, сыгравшей заметную роль в сложении архаической скифской культуры.
список литературы
Алексеев 2003. Алексеев А.Ю. Хронография Европейской Скифии VII-IV веков до н. э. — СПб.: ГЭ, 2003. — 416 с.
Алексеев и др. 1991. Алексеев А.Ю., Мурзин В.Ю., Ролле Р. Чертомлык. (Скифский царский курган IV в. до н. э.). — Киев: Наукова думка, 1991. — 416 с.
Античная лирика 1968. Античная лирика. — М.: Ху-дож. литература, 1968. — 623 с.
Аполлодор 2004. Аполлодор. Мифологическая библиотека / Пер. с древнегреч. В.Г. Боруховича. — М.: АСТ; Астрель, 2004. — 350 с. (Cogito, ergo sum: «Университетская библиотека»).
Баркова 1983. Баркова Л.Л. Изображения свернувшихся хищников на золотых пластинах из Майэ-мира // Материалы и исследования по археологии СССР. — Л.: Искусство, 1983. — С. 20-31. (АСГЭ. Вып. 24).
Бессонова 1983. Бессонова С.С. Религиозные представления скифов. — Киев: Наукова думка, 1983. — 138 с.
Богданов 2006. Богданов Е.С. Образ хищника в пластическом искусстве кочевых народов Центральной Азии (скифо-сибирская художественная традиция). — Новосибирск: ИАЭТ СО РАН, 2006. — 240 с.
Васильев 2004. Васильев Ст.А. Ананьинский звериный стиль. Истоки, основные компоненты и развитие // Археологические вести. — № 11. — СПб.: Дмитрий Буланин, 2004. — С. 275-297.
Галанина 1997. Галанина Л.К. Келермесские курганы. «Царские» погребения раннескифской эпохи. — М.: Палеограф, 1997. — 316 с.
Галанина 2006. Галанина Л.К. Скифские древности Северного Кавказа в собрании Эрмитажа. Келер-месские курганы. — СПб.: ГЭ, 2006. — 80 с.
Гигин 2000. Гигин. Мифы / Пер. с лат. Д.О. Торшило-ва. — СПб.: Алетейя, 2000. — 359 с. (Античная библиотека).
Грязнов 1950. Грязнов М.П. Первый Пазырыкский курган. — Л.: ГЭ, 1950. — 92 с.
Доватур и др. 1982. Доватур А.И., Каллистов Д.П., Шишова И.А. Народы нашей страны в «Истории» Геродота. — М.: Наука, 1982. — 456 с. (Древнейшие источники по истории народов СССР).
Дородных 2019. Дородных С.А. Образ лошади в та-гарском искусстве // Вестник Московского университета. Серия 8: История. — 2019. — № 4. — С. 124-143.
Дэвлет, Дэвлет 2005. Дэвлет Е.Г., Дэвлет М.А. Мифы в камне: Мир наскального искусства России. — М.: Алетейя, 2005. — 472 с.
Завитухина 1983. Завитухина М.П. Древнее искусство на Енисее. Скифское время. — Л.: Искусство, 1983. — 191 с. (Эрмитаж. Публикация одной коллекции).
Золотые олени... 2003. Золотые олени Евразии. — СПб.: Славия, 2003. — 64 с.
Иванов 1954. Иванов С.В. Материалы по изобразительному искусству народов Сибири XIX — начала XX в. Сюжетный рисунок и другие виды изображений на плоскости. — М.; Л.: Изд-во АН СССР, 1954. — 839 с. (ТИЭ. Новая серия. Т. XXII).
Иванчик 2001. Иванчик А.И. Киммерийцы и скифы. Культурно-исторические и хронологические проблемы археологии восточноевропейских степей Кавказа пред- и раннескифского времени. — М.: Палеограф, 2001. — 324 с. (Степные народы Евразии. Т. 2).
Иванчик 2005. Иванчик А.И. Накануне колонизации. Северное Причерноморье и степные кочевники VIII-VII вв. до н. э. в античной литературной традиции: фольклор, литература и история. — Берлин; М.: Палеограф, 2005. — 312 с. (Pontus Septen-trionalis III).
Ильинская, Тереножкин 1983. Ильинская В.А., Тере-ножкин А.И. Скифия VII-IV вв. до н. э. — Киев: Наукова думка, 1983. — 380 с.
Итина, Яблонский 1997. Итина М.А., Яблонский Л.Т. Саки Нижней Сырдарьи (по материалам могильника Южный Тагискен). — М.: РОССПЭН, 1997. — 187 с.
Йеттмар 1986. Йеттмар К. Религии Гиндукуша. — М.: Наука, 1986. — 524 с.
Канторович 2002. Канторович А.Р. Классификация и типология элементов «зооморфных превращений» в зверином стиле степной Скифии // Структурно-семиотические исследования в археологии. Т. 1. — Донецк: ИА НАН Украины, 2002. — С. 77-130.
Канторович 2015. Канторович А.Р. Скифский звериный стиль Восточной Европы: классификация, типология, хронология, эволюция. Дис. ...доктора исторических наук (рукопись). Т. 1-3. М., 2015. Архив ИА РАН. Ф. Р-2. 1723 л.
Кисель 2013а. Кисель В.А. Деревянные ковши с зооморфными ручками в погребальном наборе древних
кочевников // Научные исследования и музейные проекты МАЭ РАН в 2012 г. — СПб.: МАЭ РАН, 2013. — С. 51-64. (Радловский сборник).
Кисель 2013b. Кисель В.А. О культе конского божества у древних кочевников // Материалы и исследования по археологии Евразии. — СПб.: Изд-во ГЭ, 2013. — С. 31-39. (АСГЭ. Вып. 39).
Кисель 2014. Кисель В.А. Мотив ноги лошади в скифо-сибирском зверином стиле // Труды IV (XX) Всероссийского археологического съезда в Казани. Т. IV. — Казань: Отечество, 2014. — С. 43-45.
Китова 2007. Китова Л.Ю. Семантика знака копыта на тагарской бронзе // Каменная скульптура и мелкая пластика древних и средневековых народов Евразии. — Барнаул: Азбука, 2007. — С. 28-30. (Труды САИПИ. Вып. III).
Ковпаненко 1981. Ковпаненко Г.Т. Курганы ранне-скифского времени в бассейне р. Рось. — Киев: Наукова думка, 1981. — 160 с.
Кореняко 2015. Кореняко В.А. Круглый стол «Проблемы изучения скифо-сибирского звериного стиля». Москва, 4-5 декабря 2013 г. // РА. — 2015. — № 1. — С. 177-182.
Королькова 2003. Королькова Е.Ф. Ритуальные чаши с зооморфным декором в культуре ранних кочевников // Материалы и исследования по археологии Евразии. — СПб.: Изд-во гЭ, 2003. — С. 28-59. (АСгЭ. Вып. 36).
Королькова 2006. Королькова Е.Ф. Звериный стиль Евразии. Искусство племен Нижнего Поволжья и Южного Приуралья в скифскую эпоху (VII-IV вв. до н. э.). Проблемы стиля и этнокультурной принадлежности. — СПб.: Петербургское востоковедение, 2006. — 272 с.
Кубарев 1987. Кубарев В.Д. Курганы Уландрыка. — Новосибирск: Наука, 1987. — 299 с.
Кубарев 1991. Кубарев В.Д. Курганы Юстыда. — Новосибирск: Наука, 1991. — 189 с.
Курочкин 1993. Курочкин Г.Н. Изображения свернувшегося хищника в тагарском искусстве // Античная археология и памятники железного века на территории СССР. — М.: Наука, 1993. — С. 59-67. (КСИА. Вып. 207).
Лакиер 1990. Лакиер А.Б. Русская геральдика. — М.: Книга, 1990. — 432 с.
Латышев 1904. Латышев В.В. Известия древних писателей греческих и латинских о Скифии и Кавказе. Т. II. Латинские писатели. Вып. 1. — СПб.: Типография Имп. АН, 1904. — С. 201-214.
Ллойд 1984. Ллойд С. Археология Месопотамии. (От древнекаменного века до персидского завоевания). — М.: Наука, 1984. — 280 с. (По следам исчезнувших культур Востока).
Львова и др. 1988. Львова Э.Л., Октябрьская И.В., Са-галаев А.М., Усманова М.С. Традиционное мировоззрение тюрков Южной Сибири. Пространство и время. Вещный мир. — Новосибирск: Наука, 1988. — 225 с.
Мандельштам 1992. Мандельштам А.М. Ранние кочевники скифского периода на территории Тувы // Степная полоса Азиатской части СССР в скифо-сарматское время. — М.: Наука, 1992. — С. 178196.
Мачинский 1978. Мачинский Д.А. О смысле изображений на чертомлыцкой амфоре // Проблемы археологии. Вып. II. — Л.: Изд-во ЛгУ, 1978. — С. 232-240.
Миклашевич 2012. Миклашевич Е.А. Льнищенская писаница // Памятники наскального искусства Минусинской котловины: георгиевская. Льнищен-ская. Улазы III. Сосниха. — Кемерово: Кузбассвуз-издат, 2012. — С. 28-56. (Труды САИПИ. Вып. X).
Ненахов 2012. Ненахов Д.А. К вопросу о тамго-образных знаках на тагарских кельтах // Проблемы археологии, этнографии, антропологии Сибири и сопредельных территорий. Т. XVIII: Материалы итоговой сессии ИАЭ СО РАН 2012 г. — Новосибирск: ИАЭТ СО РАН, 2012. — С. 254-257.
Новгородова 1984. Новгородова Э.А. Мир петроглифов Монголии. — М.: Наука, 1984. — 168 с.
Новгородова 1989. Новгородова Э.А. Древняя Монголия. — М.: Наука, 1989. — 383 с.
Овузу 2006. Овузу X. Символы индейцев Северной Америки. — СПб.: Изд-во Диля, 2006. — 320 с.
Очир-Горяева 2017. Очир-Горяева М.А. Изображение коня в искусстве скифской эпохи степной Евразии // КСИА. — 2017. — Вып. 247. — С. 176-188.
Павсаний 1996. Павсаний. Описание Эллады. Книги V-X / Пер. с древнегреч. С.П. Кондратьева. — СПб.: Алетейя, 1996. — 562 с.
Погребова, Раевский 1992. Погребова М.Н., Раевский Д.С. Ранние скифы и древний Восток: К истории становления скифской культуры. — М.: Наука, 1992. — 263 с.
Полидович 2004. Полидович Ю.Б. Зооморфно оформленные псалии как феномен скифской эпохи // Археологический альманах. — 2004. — № 15. — С. 143-165.
Полидович 2010. Полидович Ю.Б. Келермесская пантера (опыт культурологического анализа) // Археологический альманах. — 2010. — № 21. — С. 225-250.
Полосьмак 2001. Полосьмак Н.В. Всадники Укока. — Новосибирск: ИНФОЛИО-пресс, 2001. — 336 с.
Пропп 2011. Пропп В.Я. Морфология волшебной сказки. — М.: Лабиринт, 2011. — 128 с.
Пузикова 2017. Пузикова А.И. Погребальный инвентарь курганных могильников скифского времени Среднего Подонья. — М.: ИА РАН, 2017. — 160 с.
Пшеничнюк 2000. Пшеничнюк А.Х. Деревянная посуда из погребений ранних кочевников Южного Урала // Уфимский археологический вестник. — 2000. — Вып. 2. — С. 76-93.
Раевский 1971. Раевский Д.С. Скифо-авестийские параллели и некоторые сюжеты скифского искусства // Искусство и археология Ирана. Всесоюзная конференция (1969 г.). Доклады. — М.: Наука, 1971. — С. 268-285.
Раевский 2006. Раевский Д.С. Мир скифской культуры. — М.: Языки славянских культур, 2006. — 600 с.
Раевский и др. 2013. Раевский Д.С., Кулланда С.В., Погребова М.Н. Визуальный фольклор. Поэтика скифского звериного стиля. — М.: ИВ РАН, 2013. — 274 с.
Романова 1994. Романова Е.Н. Якутский праздник Ысыах: Истоки и представления. — Новосибирск: Наука, 1994. — 160 с.
Руденко 1960. Руденко С.И. Культура населения Центрального Алтая в скифское время. — М.; Л.: Изд-во АН СССР, 1960. — 360 с.
Самашев 2017. Самашев З. Погребально-поминальная ритуалистика древних кочевников Казахского Алтая в контексте онтологической концепции жизни и смерти (по материалам берельских курганов) // Мир Большого Алтая. — 2017. — № 3 (4). — С. 510548.
Самашев и др. 2005. Самашев З., Григорьев Ф., Жума-бекова Г. Древности Алматы. — Алматы: КазИздат-КТ, 2005. — 184 с.
Советова 2005. Советова О.С. Петроглифы тагарской эпохи на Енисее: (Сюжеты и образы). — Новосибирск: ИАЭТ СО РАН, 2005. — 140 с.
Спасская 1956. Спасская Е.Ю. Медные котлы ранних кочевников Казахстана и Киргизии // Ученые записки АГПИ. Серия общественно-политическая. — 1956. — Т. XI (1). — С. 155-169.
Таиров 2007. Таиров А.Д. Кочевники Урало-Казахстанских степей в VII-VI вв. до н. э. — Челябинск: ЮУрГУ, 2007. — 274 с.
Тишкин 2011. Тишкин А.А. Бийкенская культура Алтая Аржано-майэмирского времени: содержание и опыт периодизации // Terra Scythica. Материалы международного симпозиума «Terra Scythica» (17-23 августа 2011 г., Денисова пещера, Горный Алтай). — Новосибирск: ИАЭТ СО РАН, 2011. — С. 272-290.
Туаллагов 2001. Туаллагов А.А. Скифо-сарматский мир и нартовский эпос осетин. — Владикавказ: СОГУ, 2001. — 315 с.
Чибиров 2016. Чибиров Л.А. Осетинская Нартиада: мифологические истоки и ареальные связи. — Владикавказ: Ир, 2016. — 463 с.
Членова 1967. Членова Н.Л. Происхождение и ранняя история племен тагарской культуры. — М.: Наука, 1967. — 299 с.
Членова 1999. Членова Н.Л. Следы копыт «скифских» коней // Итоги изучения скифской эпохи Алтая и сопредельных территорий. — Барнаул: АлтГУ, 1999. — С. 231-234.
Чугунов и др. 2017. Чугунов К.В., Парцингер Г., Наглер А. Царский курган скифского времени Аржан-2 в Туве. Новосибирск: ИАЭТ СО РАН, 2017. — 500 с.
Шкурко 2000. Шкурко А.И. Скифское искусство звериного стиля (по материалам лесостепной Скифии) // Скифы и сарматы в VII-III вв. до н. э. Палеоэкология, антропология и археология. — М.: ИА РАН, 2000. — С. 304-313.
Шульга 2008. Шульга П.И. Снаряжение верховой лошади и воинские пояса на Алтае. Ч. I: Раннескиф-ское время. — Барнаул: Азбука, 2008. — 276 с.
Шульга 2010. Шульга П.И. Синьцзян в VIII-III вв. до н. э. (Погребальные комплексы. Хронология и периодизация). — Барнаул: АлтГТУ, 2010. — 238 с.
Яблонский 2011. Яблонский Л.Т. Некоторые итоги новейших раскопок могильника Филипповка 1 // Terra Scythica. Материалы международного симпозиума «Terra Scythica» (17-23 августа 2011 г., Денисова пещера, Горный Алтай). — Новосибирск: ИАЭТ СО РАН, 2011. — С. 378-392.
Яблонский 2013. Яблонский Л.Т. Золото сарматских вождей. Элитный некрополь Филипповка 1 (по материалам раскопок 2004-2009 гг.). Каталог коллекции. Кн. 1. — М.: ИА РАН, 2013. — 232 с.
Яблонский 2015. Яблонский Л.Т. Новые необыкновенные находки из кургана 1 могильника Филипповка-1 // АЭАЕ. — 2015. — Т. 43 — № 2. — С. 97-108.
Бандрiвський 2010. Бандрiвський М. Образотворчi традицп на захсдо Украшського Лiсостепу в VII — напочатку VI ст. до нар. Хр.: витоки i причини трансформаций // Археологический альманах. — 2010. — № 21. — С. 145-177.
Salmony 1933. Salmony A. Sino-Siberian Art in the collection of C.T. Loo. — Paris: C.T. Loo Publisher, 1933. — 119 p.
Alekseev, A.Yu., Khronografiya Evropeiskoi Skifii VII-IV vekov do n.e. [Chronography of European Scythia of the 7th-4th Centuries BC], St. Petersburg: GE Publ., 2003, 416 p., (in Russian).
Alekseev, A.Yu., Murzin, V.Yu., Rolle, R., Chertomlyk (Skifskii tsarskii kurgan IV v. do n.e.) [Chertomlyk (Scythian Royal Barrow of the 4th Century BC)], Kiev: Naukova dumka Publ., 1991, 416 p., (in Russian).
Apollodor, Mifologicheskaya biblioteka [Mythological Library], Moscow: AST; Astrel' Publ., 2004, 350 p., (in Russian).
Apt, S.K., Schulz, Iu.F. (eds.), Antichnaya lirika [Antique Lyrics], Moscow: Khudozhestvennaia literatura Publ., 1968, 623 p., (in Russian).
Bandrivskii, M., Obrazotvorchi tradytsii na zakhodi Ukrainskoho Lisostepu v VII - napochatku VI st. do nar. Khr.: vytoky i prychyny transformatsii [Fine Traditions in the West of the Ukrainian Forest-Steppe in the 7th - Early 6th Centuries before the birth of Christ: the Origins and Causes of Transformation], in: Arkheologicheskii almanakh, 2010, no. 21, pp. 145-177, (in Ukrainian).
Barkova, L.L., Izobrazheniya svernuvshikhsya khishch-nikov na zolotykh plastinakh iz Maiemira [Images of Curled Predators on Gold Plates from Mayemir], in: Materialy i issledovaniia po arkheologii SSSR (Arkheologicheskii sbornik Gosudarstvennogo Ermitazha, vol. 24), 1983, pp. 20-31, (in Russian).
Bessonova, S.S., Religioznye predstavleniya skifov [Religious Representations of the Scythians], Kiev: Nau-kova dumka Publ., 1983, 138 p., (in Russian).
Bogdanov, E.S., Obraz khishchnika v plasticheskom iskusstve kochevykh narodov Tsen-tral'noi Azii (skifo-sibirskaya khudozhestvennaya traditsiya) [The Image of a Predator in the Plastic Art of the Nomadic Peoples of Central Asia (Scythian-Siberian Artistic Tradition)], Novosibirsk: IAET SO RAN Publ., 2006, 240 p., (in Russian).
Chibirov, L.A., Osetinskaya Nartiada: mifologicheskie istoki i areal'nye svyazi [Ossetian Nartiada: Mythological
Silk Road... 2010. Silk Road and Dunhuang. Journey to the Western Regions with Hye-Cho (Exhibition Catalog). — Seoul: National Museum of Korea, 2010. — 280 p.
Tasmagambetov 2003. Tasmagambetov I. The Centaurs of the Great Steppe. The Art Culture of Ancient Nomads. — Almaty: Berel, 2003. — 336 p.
Origins and Areal Connections], Vladikavkaz: Ir Publ., 2016, 463 p., (in Russian).
Chlenova, N.L., Proiskhozhdenie i rannyaya istoriya ple-men tagarskoi kul'tury [The Origin and Early History of the Tribes of the Tagar Culture], Moscow: Nauka Publ., 1967, 299 p., (in Russian).
Chlenova, N.L., Sledy kopyt «skifskikh» konei [Hoof Tracks of "Scythian" Horses], in: Itogi izucheniya skif-skoi epokhi Altaya i sopredel'nykh territorii, Barnaul: AltGU Publ., 1999, pp. 231-234., (in Russian).
Chugunov, K.V., Partsinger, G., Nagler, A., Tsarskii kurgan skifskogo vremeni Arzhan-2 v Tuve [The Royal Barrow of the Scythian Time Arzhan-2 in Tuva], Novosibirsk: IAET SO RAN Publ., 2017, 500 p., (in Russian).
Devlet, E.G., Devlet, M.A., Mify v kamne: Mir naskal'nogo iskusstva Rossii [Myths in Stone: The World of Rock Art in Russia], Moscow: Aleteiya Publ., 2005, 472 p., (in Russian).
Dorodnykh, S.A., Obraz loshadi v tagarskom iskusstve [The Image of a Horse in Tagar Art], Vestnik Mosko-vskogo universiteta. Seriya 8: Istoriya, 2019, no. 4, pp. 124-143, (in Russian).
Dovatur, A.I., Kallistov, D.P., Shishova, I.A., Narody nashei strany v «Istorii» Gerodota [The Peoples of our Country in the "History" of Herodotus], Moscow: Nauka Publ., 1982, 456 p., (in Russian).
Galanina, L.K., Kelermesskie kurgany. «Tsarskie» pogrebe-niya ranneskifskoi epokhi [Kelermes Kurgans. "Tsarist" Burials of the Early Scythian Era], Moscow: Paleograf Publ., 1997, 316 p., (in Russian).
Galanina, L.K., Skifskie drevnosti Severnogo Kavkaza v so-branii Ermitazha. Kelermesskie kurgany [Scythian Antiquities of the North Caucasus in the Collection of the Hermitage. Kelermes Burial Mounds], St. Petersburg: GE Publ., 2006, 80 p., (in Russian).
Gigin. Mify [Myths], St. Petersburg: Aleteiya Publ., 2000, 359 p., (in Russian).
Gryaznov, M.P., Pervyi Pazyrykskii kurgan [The First Pazyryk Barrow], Leningrad: GE Publ., 1950, 91 p., (in Russian).
REFERENCES
Iettmar, K., Religii Gindukusha [Hindu Kush Religions], Moscow: Nauka Publ., 1986, 524 p., (in Russian).
Il'inskaya, V.A., Terenozhkin, A.I., Skifiya VII-IV vv. do n.e. [Scythia VII-IV Centuries BC.], Kiev: Naukova dumka Publ., 1983, 380 p., (in Russian).
Itina, M.A., Yablonskii, L.T., Saki Nizhnei Syrdar'i (po materialam mogil'nika Yuzhnyi Tagisken) [Saki of the Lower Syrdarya (Based on Materials from the Yuzhny Tagisken Burial Ground)], Moscow: ROSSPEN Publ., 1997, 187 p., (in Russian).
Ivanchik, A.I., Kimmeriitsy i skify. Kul'turno-istoricheskie i khronologicheskie problemy arkheologii vostochnoev-ropeiskikh stepei Kavkaza pred- i ranneskifskogo vre-meni [Cimmerians and Scythians. Cultural, Historical and Chronological Problems of the Archeology of the Eastern European Steppes of the Caucasus in the Pre-and Early Scythian Time], Moscow: Paleograf Publ., 2001, 324 p., (in Russian).
Ivanchik, A.I., Nakanune kolonizatsii. Severnoe Pricher-nomor'e i stepnye kochevniki VIII-VII vv. do n.e. v an-tichnoi literaturnoi traditsii: fol'klor, literatura i istoriya [On the Eve of Colonization. Northern Black Sea Region and Steppe Nomads of the 8th-7th Centuries BC. in the Ancient Literary Tradition: Folklore, Literature and History], Moscow; Berlin: Paleograf Publ., 2005, 312 p., (in Russian).
Ivanov, S.V., Materialy po izobrazitel'nomu iskusstvu naro-dov Sibiri XIX - nachala XX v. Syuzhetnyi risunok i dru-gie vidy izobrazhenii na ploskosti [Materials on the Fine Arts of the Peoples of Siberia in the 19th - Early 20th Centuries. Subject Drawing and Other Types of Images on a Plane] (Trudy IE AN SSSR, vol. XXII), Moscow; Leningrad: AN SSSR Publ., 1954, 839 p., (in Russian).
Kantorovich, A.R., Klassifikatsiya i tipologiya elementov «zoomorfnykh prevrashchenii» v zverinom stile step-noi Skifii [Classification and Typology of Elements of "Zoomorphic Transformations" in the Animal Style of Steppe Scythia], in: Strukturno-semioticheskie issledovaniya v arkheologii, vol. 1, Donetsk: IA NAN Ukrainy Publ., 2002, pp. 77-130, (in Russian).
Kantorovich, A.R., Skifskii zverinyi stil' Vostochnoi Evro-py: klassifikatsiya, tipologiya, khronologiya, evolyutsiya [Scythian Animal Style of Eastern Europe: Classification, Typology, Chronology, Evolution], Dissertatsiia na soiskanie uchenoi stepeni doktora istoricheskikh nauk, Moscow, 2015, 1723 p., (in Russian).
Kisel', V.A., Derevyannye kovshi s zoomorfnymi ruchka-mi v pogrebal'nom nabore drevnikh kochevnikov [Wooden Ladles with Zoomorphic Handles in the Burial Set of Ancient Nomads], in: Radlovskii sbornik: Nauchnye issledovaniya i muzeinye proekty MAE RAN v 2012 g., St. Petersburg: MAE RAN Publ., 2013, pp. 51-64, (in Russian).
Kisel', V.A., O kul'te konskogo bozhestva u drevnikh kochevnikov [On the Cult of the Horse Deity Among the Ancient Nomads], in: Arkheologicheskii sbornik Gosudarstvennogo Ermitazha, vol. 39, 2013, pp. 31-39, (in Russian).
Kisel', V.A., Motiv nogi loshadi v skifo-sibirskom zverinom stile [Horse Leg Motif in Scythian-Siberian Animal Style], in: Trudy IV (XX) Vserossiiskogo arkheolog-icheskogo s"ezda v Kazani, vol. IV, Kazan': Otechestvo Publ., 2014, pp. 43-45, (in Russian).
Kitova, L.Yu., Semantika znaka kopyta na tagarskoi bronze [Semantics of the Hoof Mark on Tagar Bronze], in: Kamennaya skul'ptura i melkaya plastika drevnikh i srednevekovykh narodov Evrazi,( Trudy SAIPI, vol. 3), Barnaul: Azbuka Pubk., 2007, pp. 28-30, (in Russian).
Korenyako, V.A., Kruglyi stol «Problemy izucheniya skifo-sibirskogo zverinogo stilya». Moskva, 4-5 deka-brya 2013 g. [Round Table "Problems of Studying the Scythian-Siberian Animal Style". Moscow, December 4-5, 2013], in: Rossiiskaya arkheologiya, 2015, no. 1, pp. 177-182, (in Russian).
Korol'kova, E.F., Ritual'nye chashi s zoomorfnym deko-rom v kul'ture rannikh kochevnikov [Ritual Bowls with Zoomorphic Decor in the Culture of the Early Nomads], in: Materialy i issledovaniia po arkheologii Evrazii (Arkheologicheskii sbornik Gosudarstvennogo Ermitazha, vol. 36), 2003, pp. 28-59, (in Russian).
Korol'kova, E.F., Zverinyi stil' Evrazii. Iskusstvo plemen Nizhnego Povolzh'ya i Yuzhnogo Priural'ya v skif-skuyu epokhu (VII-IV vv. do n.e.). Problemy stilya i etnokul'turnoi prinadlezhnosti [The Animal Style of Eurasia. The Art of the Tribes of the Lower Volga Region and the Southern Ural Region in the Scythian Era (VII-IV Centuries BC). Style and Ethnocultural Issues], St. Petersburg: Peterburgskoe vostokovedenie Publ., 2006, 272 p., (in Russian).
Kovpanenko, G.T., Kurgany ranneskifskogo vremeni v basseine r. Ros' [Barrows of the Early Scythian Time in the Basin of the River Ros], Kiev: Naukova dumka Publ., 1981, 160 p., (in Russian).
Kubarev, V.D., Kurgany Ulandryka [Barrows of Ulan-dryk], Novosibirsk: Nauka Publ., 1987, 299 p., (in Russian).
Kubarev, V.D., Kurgany Yustyda [Barrows of Yustyd], Novosibirsk: Nauka Publ., 1991, 189 p., (in Russian).
Kurochkin, G.N., Izobrazheniya svernuvshegosya khish-chnika v tagarskom iskusstve [Images of a Curled Predator in Tagar Art], Kratkie soobshcheniia Instituta arkheologii, 1993, vol. 207, pp. 59-67, (in Russian).
Lakier, A.B., Russkaya geral'dika [Russian Heraldry], Moscow: Kniga Publ., 1990, 432 p., (in Russian).
Latyshev, V.V., Izvestiya drevnikh pisatelei grecheskikh i latinskikh o Skifii i Kavkaze, tom 2 [News of Ancient
Greek and Latin Writers About Scythia and the Caucasus, vol. 2], in: Latinskie pisateli, vol. 1, St. Petersburg: Tipografiya Imp. AN, 1904, pp. 201-214, (in Russian).
Lloid, S., Arkheologiya Mesopotamii. (Ot drevnekamen-nogo veka do persidskogo zavoevaniya) [Archeology of Mesopotamia. (From the Ancient Stone Age to the Persian Conquest)], Moscow: Nauka Publ., 1984, 280 p., (in Russian).
L'vova, E.L., Oktyabr'skaya, I.V., Sagalaev, A.M., Usmano-va, M.S., Traditsionnoe mirovozzrenie tyurkov Yuzhnoi Sibiri. Prostranstvo i vremya. Veshchnyi mir [The Traditional Worldview of the Turks of South Siberia. Space and Time. The Material World], Novosibirsk: Nauka Publ., 1988, 225 p., (in Russian).
Machinskii, D.A., O smysle izobrazhenii na chertomlyt-skoi amfore [On the Meaning of Images on the Chertomlyk Amphora], in: Problemy arkheologii, vol. 2, Leningrad: LGU Publ., 1978, pp. 232-240, (in Russian).
MandeLshtam, A.M., Rannie kochevniki skifskogo peri-oda na territorii TuvyTharly Nomads of the Scythian Period on the Territory of Tuva], in: Stepnaya polosa Aziatskoj chasti SSSR v skifo-sarmatskoe vremya, Moscow: Nauka Publ., 1992, pp. 178-196, (in Russian).
Miklashevich, E.A., L'nishchenskaya pisanitsa [Lenischen-skaya Pisanitsa], in: Pamyatniki naskal'nogo iskusstva Minusinskoi kotloviny: Georgievskaya. L'nishchenskaya. Ulazy III. Sosnikh,( Trudy SAIPI, vol. 10), Kemerovo: Kuzbassvuzizdat Publ., 2012, pp. 28-56, (in Russian).
Nenakhov, D.A., K voprosu o tamgoobraznykh znakakh na tagarskikh kel'takh [To the Question of Tamga-like Signs in the Tagar Celts], in: Problemy arkheologii, etnografii, antropologii Sibiri i sopredel'nykh territori, vol. 18: Materialy itogovoi sessii IAE SO RAN 2012 g., Novosibirsk: IAET SO RAN Publ., 2012, pp. 254-257, (in Russian).
Novgorodova, E.A., Mir petroglifov Mongolii [The World of Petroglyphs of Mongolia], Moscow: Nauka Publ., 1984, 168 p., (in Russian).
Novgorodova, E.A., Drevnyaya Mongoliya [Ancient Mongolia], Moscow: Nauka Publ., 1989, 383 p., (in Russian).
Ochir-Goryaeva, M.A., Izobrazhenie konya v iskusstve skifskoi epokhi stepnoi Evrazii [The Image of a Horse in the Art of the Scythian Era of Steppe Eurasia], Krat-kie soobshcheniia Instituta arkheologii, 2017, vol. 247, pp. 176-188, (in Russian).
Ovuzu, Kh., Simvoly indeitsev Severnoi Ameriki [North American Indian Symbols], St. Petersburg: Dilya Publ., 2006, 320 p.
Pavsanii. Opisanie Ellady. Knigi V-X [Description of Hellas. Books V-X], St. Petersburg: Aleteiya Publ., 1996, 562 p., (in Russian).
Piotrovskii, M.B., Kuzeev, R.G., Shkurko, A.I. (eds.), Zol-otye oleni Evrazii [Golden Deer of Eurasia], St. Petersburg: Slaviya Publ., 2003, 64 p., (in Russian).
Pogrebova, M.N., Raevskii, D.S., Rannie skify i drevnii Vostok: K istorii stanovleniya skifskoi kul'tury [Early Scythians and the Ancient East: Towards the History of the Formation of the Scythian Culture], Moscow: Nauka Publ., 1992, 263 p., (in Russian).
Polidovich, Yu.B., Zoomorfno oformlennye psalii kak fenomen skifskoi epokhi [Zoomorphic Cheekpieces as a Phenomenon of the Scythian Era], in: Arkheolog-icheskii al'manakh, 2004, no. 15, pp. 143-165, (in Russian).
Polidovich, Yu.B., Kelermesskaya pantera (opyt kul'turologiche-skogo analiza) [Kelermes Panther (Experience of Cultural Analysis)], Arkheologicheskii al'manakh, 2010, no. 21, pp. 225-250, (in Russian).
Polos'mak, N.V., Vsadniki Ukoka [Riders of Ukok], Novosibirsk: INFOLIO-press Publ., 2001, 336 p., (in Russian).
Propp, V.Ya., Morfologiya volshebnoi skazki [Morphology of a Fairy Tale], Moscow: Labirint Publ., 2011, 128 p., (in Russian).
Pshenichnyuk, A.Kh., Derevyannaya posuda iz pogrebe-nii rannikh kochevnikov Yuzhnogo Urala [Wooden Dishes from the Burials of the Early Nomads of the Southern Urals], Ufimskii arkheologicheskii vestnik, 2000, vol. 2, pp. 76-93, (in Russian).
Puzikova, A.I., Pogrebal'ny'j inventar' kurganny'x mo-gil'nikovskifskogo vremeni Srednego Podon'ya [Funerary Inventory of Burial Mounds of the Scythian Time in the Middle Don Region], Moscow: IA RAN Publ., 2017, 160 p., (in Russian).
Raevskii, D.S., Skifo-avestiiskie paralleli i nekotorye sy-uzhety skifskogo iskusstva [Scytho-Avestan Parallels and Some Plots of Scythian Art], in: Iskusstvo i arkheologiya Irana. Vsesoiuznaia konferentsiia (1969 g.). Doklady, Moscow: Nauka Publ., 1971, pp. 268-285, (in Russian).
Raevskii, D.S., Mir skifskoi kul'tury [The World of Scythian Culture], Moscow: Yazyki slavyanskikh kul'tur Publ., 2006, 600 p., (in Russian).
Raevskii, D.S., Kullanda, S.V., Pogrebova, M.N., Vizual'nyi fol'klor. Poetika skifskogo zverinogo stilya [Visual Folklore. Poetics of the Scythian Animal Style], Moscow: IV RAN Publ., 2013, 274 p., (in Russian).
Romanova, E.N., Yakutskii prazdnik Ysyakh: Istoki i pred-stavleniya [Yakut Holiday Ysyakh: Origins and Ideas], Novosibirsk: Nauka Publ., 1994, 160 p., (in Russian).
Rudenko, S.I., Kul'tura naseleniya Tsentral'nogo Altaya v skifskoe vremya [Culture of the Population of Central Altai in the Scythian Time], Moscow; Leningrad: AN SSSR Publ., 1960, 360 p., (in Russian).
Salmony, A., Sino-Siberian Art in the Collection of C.T. Loo, Paris: C.T. Loo Publisher, 1933, 119 p.
Samashev, Z., Pogrebal'no-pominal'naya ritualistika drevnikh kochevnikov Kazakhskogo Altaya v kontek-ste ontologicheskoi kontseptsii zhizni i smerti (po ma-terialam berel'skikh kurganov) [Burial and Memorial Ritualism of the Ancient Nomads of the Kazakh Altai in the Context of the Ontological Concept of Life and Death (Based on the Materials of the Berel Barrows)], Mir Bol'shogo Altaya, 2017, no. 3 (4), pp. 510-548 (in Russian).
Samashev, Z., Grigor'ev, F., Zhumabekova, G., Drevnosti Almaty [Antiquities of Almaty], Almaty: KazIzdat-KT Publ., 2005, 184 p.
Shkurko, A.I., Skifskoe iskusstvo zverinogo stilya (po materialam lesostepnoi Skifii) [Scythian Art of Animal Style (Based on the Materials of the Forest-Steppe Scythia)], in: Skify i sarmaty v VII-III vv. do n. e. Paleoekologiya, antropologiya i arkheologiya, Moscow: IA RAN Publ., 2000, pp. 304-313, (in Russian).
Shul'ga, P.I., Snaryazhenie verkhovoi loshadi i voinskie poyasa na Altae. Ch. I: Ranneskifskoe vremya [Riding Horse Equipment and Military Belts in Altai. Part I: Early Scythian Time], Barnaul: Azbuka Publ., 2008, 276 p., (in Russian).
Shul'ga, P.I., Sin'tszyan v VIII-III vv. do n. e. (Pogrebal'nye kompleksy. Khronologiya i periodizatsiya) [Xinjiang in the VIII-III Centuries BC. (Burial Complexes. Chronology and Periodization)], Barnaul: AltGTU Publ., 2010, 238 p., (in Russian).
Sovetova, O.S., Petroglify tagarskoi epokhi na Enisee: (Sy-uzhety i obrazy) [Petroglyphs of the Tagar Era on the Yenisei: (Plots and Images)], Novosibirsk: IAET SO RAN Publ., 2005, 140 p. (in Russian).
Spasskaya, E.Yu., Mednye kotly rannikh kochevnikov Kazakhstana i Kirgizii [Copper Boilers of the Early Nomads of Kazakhstan and Kyrgyzstan], Uchenye zapiski AGPI. Seriya obshchestvenno-politicheskaya, 1956, vol. 11 (1), pp. 155-169, (in Russian).
Tairov, A.D., Kochevniki Uralo-Kazakhstanskikh stepei v VII-VI vv. do n.e. [Nomads of the Ural-Kazakhstan Steppes in the 7th-6th Centuries BC], Chelyabinsk: YuUrGU Publ., 2007, 274 p., (in Russian).
Tasmagambetov, I., The Cenntaurs of the Great Steppe. The Art Culture of Ancient Nomads, Almaty: Berel Publ., 2003, 336 p.
Tishkin, A.A., Biikenskaya kul'tura Altaya Arzhano-maiemirskogo vremeni: soderzhanie i opyt periodizat-sii [Biiken Culture of Altai of Arzhan-Mayemir Period: Content and Experience of Periodization], in: Terra Scythica: Materialy mezhdunar. simpoziuma "Terra Scythica" (17-23 avgusta 2011 g., Denisova peshchera, Gornyi Altai), Novosibirsk: IAET SO RAN Publ., 2011, pp. 272-290, (in Russian).
Tuallagov, A.A., Skifo-sarmatskii mir i nartovskii epos osetin [Scythian-Sarmatian World and the Nart Epic of the Ossetians], Vladikavkaz: SOGU Publ., 2001, 315 p., (in Russian).
Vasil'ev, S.A., Anan'inskii zverinyi stil'. Istoki, osnovnye komponenty i razvitie [Ananyinsky Animal Style. Origins, Main Components and Development], in: Arkhe-ologicheskie vesti, 2004, vol. 11, pp. 275-297, (in Russian).
Yablonskii, L.T., Nekotorye itogi noveishikh raskopok mogil'nika Filippovka 1 [Some Results of the Latest Excavations of the Filippovka 1 Burial Ground], in: Terra Scythica: Materialy mezhdunar. simpoziuma "Terra Scythica" (17-23 avgusta 2011 g., Denisova peshchera, Gornyi Altai), Novosibirsk: IAET SO RAN Publ., 2011, pp. 378-392, (in Russian).
Yablonskii, L.T., Zoloto sarmatskikh vozhdei. Elitnyi nekropol Filippovka 1 (po materialam raskopok 20042009 gg.). Katalog kollektsii [Gold of the Sarmatian Leaders. Elite Necropolis Filippovka 1 (Based on Materials from Excavations in 2004-2009). Collection Catalog], Moscow: IA RAN Publ., 2013, vol. 1, 232 p., (in Russian).
Yablonskii, L.T., Novye neobyknovennye nakhodki iz kurgana 1 mogil'nika Filippovka-1 [New Extraordinary Finds from Mound 1 of the Filippovka-1 Burial Ground], Arkheologiya, etnografiya i antropologiya Evrazii, 2015, vol. 43, no. 2, pp. 97-108, (in Russian).
Zavitukhina, M.P., Drevnee iskusstvo na Enisee. Skifskoe vremy. (Publikatsiya odnoi kollektsii) [Ancient Art on the Yenisei. Scythian Time. Publishing one Collection], Leningrad: Iskusstvo Publ., 1983, 191 p., (in Russian).
Статья поступила в редакцию: 25.05.2021 Рекомендована в печать: 25.09.2021 Опубликована: 24.12.2021
Submitted: 25.05.2021 Accepted: 25.09.2021 Article is published: 24.12.2021