CC BY
201
ВЕСТН. МОСК. УН-ТА. СЕР. 8. ИСТОРИЯ. 2011. № 2
Баженов И.Н.
(аспирант кафедры истории России до начала XIX в. исторического факультета
МГУ имени М.В. Ломоносова)*
МОСКОВСКИЕ КНЯЗЬЯ И СЛУЖИЛАЯ ЗНАТЬ
В XIV—XV ВВ.: МЕТОДЫ УПРАВЛЕНИЯ
И ОСОБЕННОСТИ ВЗАИМООТНОШЕНИЙ
В статье рассматриваются политические способы обеспечения лояльности служилой знати московскими князьями в XIV—XV вв.: борьба с изменами, поощрение верной службы и защита жизни и интересов своих «служебников». Показана эволюция политики великокняжеской власти в отношении служилой знати: от сравнительно мягкой в XIV в. к полному подчинению знати, последовательно осуществлявшемуся в течение XV в. Этот переход рассматривается в контексте ключевых задач московских князей — укрепления своей власти и «собирания» русских земель, требовавших установления полного контроля над служилой элитой.
Ключевые слова: возвышение Москвы, московские великие князья, боярство, служилая знать, измена, казнь.
The article analyses the political methods of maintaining loyalty of service nobility by Russian princes in the 14th— 15th centuries, that is, the fight against treason, encouragement of loyal service and protection of life and interests of vassals. The evolution of policies of Grand Princes towards service nobility was slowly but steadily going from 'soft power' in the 14th century to total domination in 15th century. This period is regarded as a part of key tasks of Moscow princes of consolidating their power and "gathering" of Russian lands, which required total control over service elite.
Key words: Moscow ascendancy, Moscow Grand Princes, boyars, service nobility, treason, execution.
* * *
В условиях острой политической борьбы, развернувшейся в русских землях в XIV—XV вв., верность служилой знати своему князю становилась одним из наиболее важных факторов успеха княжеской политики. Для Москвы, изначально не имевшей сильной местной аристократии, этот фактор являлся без преувеличения ключевым: судьба и князя, и княжения во многом зависела от степени консолидации «пришлой» элиты и поддержки ею своего сюзерена. Обеспечение лояльности знати было, таким образом, одним из важнейших направлений деятельности московских князей, использовавших
* Баженов Иван Николаевич, тел. 8-916-722-91-08; e-mail: ivan_bazhenov@mail.ru
для этого как экономические, так и политические средства. В данной работе рассматриваются политические способы обеспечения лояльности служилой знати московской властью в XIV—XV вв.: борьба с изменами князю и конфликтами внутри самой знати, защита жизни и интересов своих «служебников», а также поощрение их верной службы.
Материал, позволяющий раскрыть указанные аспекты проблемы, отложился в сводах, отражающих летописные традиции различных русских центров (московскую, тверскую, ростовскую1), а также в летописании, характер которого некоторые исследователи определяют как «независимый»2. Эти своды и составляют источ-никовую базу работы (весьма важен также текст реконструированной М.Д. Приселковым Троицкой летописи, возникшей в самом начале XV в. и отразившей общерусский по своему характеру Свод 1408 г.3).
Степень изученности поставленной проблемы в историографии следует признать недостаточной. Авторы рассматривают ее преимущественно либо на материале более раннего периода, либо уже на материале XVI в.4 Центральное место здесь занимают проблема присяги знати на верность князю и вопрос о взаимных правах и
1 Полное собрание русских летописей (далее — ПСРЛ). Т. 15. Рогожский летописец. Тверской сборник. М., 2000. Летописец и сборник отражают летописные памятники XV в. тверского происхождения. Рукопись Рогожского летописца датируется 40-ми гг. XV в.; два известных списка Тверского сборника — второй четвертью XVII в. (ПСРЛ. Т. 15. С. VI—VII; Лурье Я.С. Летописец Рогожский // Словарь книжников и книжности Древней Руси (далее — СККДР). Вып. 2. Вторая половина XIV — XVI в. Ч. 2. Л., 1989. С. 22—23).
ПСРЛ. Т. 18. Симеоновская летопись. М., 2007. Б.М. Клосс датирует список первой половиной 40-х гг. XVI в.; с такой датировкой соглашался и Я.С. Лурье, считавший рубеж XV и XVI вв. временем сложения основного текста летописи (ПСРЛ. Т. 18. С. V; Лурье Я. С. Летопись Симеоновская // СККДР. Вып. 2. Вторая половина XIV — XVI в. Ч. 2. С. 57). Вместе с Рогожским летописцем Симеоновская летопись восходит к тверской редакции 1412 г. общерусского свода начала XV в.
ПСРЛ. Т. 24. Типографская летопись. М., 2000. Части сборника, содержащего рукопись этого памятника ростовского летописания XV в., датируются Б.М. Клос-сом первой четвертью и началом 30-х гг. XVI в. (ПСРЛ. Т. 24. С. V—VI).
ПСРЛ. Т. 25. Московский летописный свод конца XV в. М., 2004. Рукопись Уваровского списка этого официального великокняжеского свода датируется 1500—1510-ми гг. (ПСРЛ. Т. 25. С. V).
2 ПСРЛ. Т. 23. Ермолинская летопись. М., 2004. Б.М. Клосс датирует рукопись летописи концом 80-х — началом 90-х гг. XV в. (ПСРЛ. Т. 23. С. IV).
3 Приселков М.Д. Троицкая летопись. Реконструкция текста. М.; Л., 1950; Он же. История русского летописания XI—XV вв. СПб., 1996. С. 183.
4 Что касается «экономического» аспекта взаимоотношений князей и знати, связанной с ними обязательством несения службы, то он изучался в историографии пристально и с самых различных сторон для периода всего русского Средневековья и раннего Нового времени.
обязанностях, возникавших у князя и его «служебников»5. Политические средства обеспечения лояльности знати, использовавшиеся московскими князьями, применительно к Х1У—ХУ вв. исследованы достаточно поверхностно6. В этой связи, обращаясь к вопросу о реакции московской власти на измены представителей служилой знати, необходимо в первую очередь определить, что именно следует понимать под изменой.
Исследуя проблему присяги на верность, П.С. Стефанович убедительно показал, что на Руси не развилась клятва вассального типа, скреплявшая отношения между князем и его «служебником». Процедура поступления на службу к князю вплоть до XV в. фиксировала только базовый принцип отношений обеих сторон: взаимную верность7. Начинающееся в XIV в. превращение служебной присяги в главный механизм обеспечения верности знати завершается, по мнению автора, только во второй четверти XVI в.8 Исходя из этого, представляется возможным определить измену с позиции московской власти в XIV—XV вв. как нарушение «служебником» этого базового принципа отношений — верности князю — в сочетании с нарушением крестоцелования9.
Резко негативное отношение московской власти к изменам в XIV в. иллюстрируют описания событий 1310 и 1340 гг. в Брянске, читающиеся в Симеоновской летописи (отразившей аналогичные известия Троицкой) и Московском своде конца XV в. В обоих случаях описывается измена горожан своим князьям: «Брянци же выдали князя Святослава, коромолници суще, стяги свои повергоша, а сами побегоша»10. Тот же пафос в описании событий 1340 г., когда «сшедшеся злыя коромолници вечем Брянци убиша князя Глеба
5 См.: Стефанович П.С. «Верность» в отношениях князя и дружины на Руси в XII—XIII вв. // Древняя Русь: вопросы медиевистики. 2008. № 1. С. 72—83. Он же. Верность в отношениях князя и дружины на Руси в XI—XШ в. // Древняя Русь: вопросы медиевистики. 2009. № 3. С. 111—112; Он же. Крестоцелование и отношение к нему Церкви в Древней Руси // Средневековая Русь. М., 2004. Вып. 5. С. 86—113; Флоря Б.Н. Правитель и знать в древнерусском летописании XII в. // Средневековая Русь. Вып. 8. М., 2009. С. 64—84.
6 Материал XIУ—XУ вв. активно привлекает П.С. Стефанович, однако он рассматривает в целом тот же круг задач: проблему боярской присяги и права оставления службы — «отъезда» (см.: Стефанович П.С. Князь и бояре: клятва верности и право отъезда // Древняя Русь: Очерки политического и социального строя. М., 2008. С. 148—269).
7 См.: Стефанович П.С. Князь и бояре... С. 181, 207—208.
8 Там же. С. 192—194.
9 Как показал П.С. Стефанович, крестоцелование, сопровождавшее акт вступления на службу, в XIУ—XУ вв. инспирировалось московской властью с целью «укрепления» в мысли не оставлять службу московскому князю (см.: Стефанович П.С. Князь и бояре... С. 194). Нарушение «служебником» такого «укрепления» могло давать повод власти «официально» считать это изменой.
10 ПСРЛ. Т. 18. С. 86; Т. 25. С. 159.
Святославича»11. Предательство горожан резко осуждается летописцем; при этом негативную коннотацию термина «коромолники» дополнительно усиливали эпитеты типа «злыя».
Как показал А.А. Горский, эти известия восходят к общерусскому своду конца XIV — начала XV в. и отражают московскую точку зрения12. Трудно сказать, присутствовало ли осуждение брянцев в более раннем московском летописании13. Как подчеркивает А.А. Горский, эти события для рубежа XIV—XV вв. были «недавним прошлым»14, так что правомерно предполагать, что приведенные известия адекватно описывают отношение московской власти к «коромолникам» в середине XIV в. Косвенно это подтверждает описание убийства в начале 1357 г. в Москве тысяцкого Алексея Петровича Хвоста (организаторами убийства Общерусский свод начала XV в. тверской редакции 1412 г. и Московский свод конца XV в. называют других бояр15). После убийства «болшие бояре Московьскые... отъехаша на Рязань съ женами и зъ детьми»16. Причиной поспешного отъезда бояр — «по последнему пути» — был, вероятно, страх наказания от московского князя, который мог расценить убийство одного из своих высших должностных лиц как нарушение боярского обязательства князю «добра хотети». В пользу такого предположения свидетельствует отъезд бояр вместе с женами и детьми, которых власть могла использовать как заложников.
Однако менее чем через два года произошло примирение «отъехавших» бояр с великим князем, и они вернулись на московскую службу: «.а што бояре были на Рязани. а тех в Орде принял [великий князь Иван Иванович]»17. Собственно преступление бояр — убийство тысяцкого — прощается великим князем. Однако возможная на этом основании гипотеза о сравнительно мягкой реакции московских князей в XIV в. на измену требует дополнительной аргументации. Косвенно ее подтверждает то обстоятельство, что для XIV в. применительно к политике московских князей в летописях упоминается только одна казнь знатного «служебника» — сына тысяцкого Василия Вельяминова Ивана в 1379 г.18 Причиной
11 ПСРЛ. Т. 18. С. 93.
12 См.: Горский А.А. Брянское княжество в политической жизни Восточной Европы (конец XIII — начало XV в.) // Средневековая Русь. Вып. 1. М., 1996. С. 76— 110, 82—88.
13 Я.С. Лурье полагал, что вплоть до Свода 1408 г. «нет оснований говорить о попытках московских летописцев обосновать и оправдать московскую великокняжескую политику» (ЛурьеЯ.С. Общерусские летописи XIV—XV вв. Л., 1976. С. 61—63).
14 Горский А.А. Указ. соч. С. 104.
15 ПСРЛ. Т. 15. Вып. 1. Стб. 65; Т. 25. С. 180; Приселков М.Д. Троицкая летопись. С. 375.
16 ПСРЛ. Т. 15. Вып. 1. Стб. 65.
17 Там же. Стб. 66.
18 Известие, по-видимому, присутствовало уже в Троицкой летописи (см.: Приселков М.Д. Троицкая летопись. С. 418).
казни становится измена в наиболее тяжелой форме — ее сопровождают заговор с целью привезти ярлык на великое княжение Михаилу Тверскому и умысел отравления московского князя Дмитрия Ивановича, приписываемый Ивану летописцем: после битвы на Воже был схвачен посланец Ивана, некий священник, у которого нашли «лютых зелеи мешок»19.
Показательна детализация описания казни Вельяминова: подчеркивается, что решение о ней принимал сам великий князь, совершена была казнь мечом, а главное — с точностью до часа указаны дата и время. Косвенно эти детали подчеркивают значимость события для московской княжеской власти20, будущее которой могло быть перечеркнуто одним удачным покушением21.
Вероятно, во второй половине XIV в. только заговор и покушение на жизнь князя или его доброхотов считались заслуживающими смертной казни, если речь шла о служилой знати22. Косвенно этот тезис подтверждают события 1393 г. в Торжке, когда был убит некий «христолюбец Максим, добра хотящи» великому князю Василию Дмитриевичу23. В ответ по приказу московского князя были схвачены около 70 человек, которых «казнили многыми казньми»24. Действия Василия демонстрировали, что великий князь всеми способами будет защищать верных ему людей и доброхотов. Этот курс московская власть четко обозначает еще в 60-е гг. XIV в.: в 1366 г. Дмитрий Иванович «разверже мир» с Новгородом и взял в заложники новгородского боярина Василия Даниловича с сыном за нападение на московских купцов25. В 1386 г. Дмитрий «ходи к Новоугороду» за разграбление ушкуйниками Костромы и Нижнего Новгорода, добившись выдачи участников набега26. Положительный образ московского правителя — защитника интересов своего боярства и «двора», создававшийся в результате таких дей-
19 ПСРЛ. Т. 18. С. 127—128: Приселков М.Д. Троицкая летопись... С. 417. Сообщник Ивана Некомат был казнен в 1383 г., о чем в Симеоновской летописи отмечается: «за некую крамолу бывшую и измену» (ПСРЛ. Т. 18. С. 135).
20 О значимости точных датировок событий см: Борисов Н.С. К изучению датированных летописных известий XГV—XV вв. // История СССР. 1983. № 4. С. 124—131.
21 В тексте известия упоминается о совершении казни мечом. По-видимому, казнь представителя знати в XIV в. требовала соблюдения определенных «правил», соответствующих его социальному статусу. Аналогичное явление описывает Й. Хей-зинга для Франции XГV—XV вв.: осужденных до последнего момента сопровождали знаки их достоинства (см.: Хейзинга Й. Осень Средневековья. М., 1995. С. 18—20).
22 ПСРЛ. Т. 24. С. 142; Т. 25. С. 200.
23 Масштаб ответных действий московского князя дает основания предполагать, что доброхот Дмитрия Ивановича также принадлежал к служилой знати.
24 ПСРЛ. Т. 25. С. 220. Троицкая летопись сообщает, что преступникам «по еди-нои... усекающее руце и нозе» (см.: ПриселковМ. Д. Троицкая летопись... С. 441—442).
25 ПСРЛ. Т. 15. Вып. 1. Стб. 83.
26 Там же. Т. 24. С. 156.
ствий, — был рассчитан как на своих, так и на потенциальных «служебников». Подтверждением может служить известие Типографской летописи о решении Дмитрия Ивановича не посылать карательную экспедицию на Рязань в 1380 г. после Куликовской битвы. Следствием (или условием) этого стал переход рязанских бояр на службу к московскому князю, которые «в ряди урядишася у него», обезопасив тем самым свои вотчины от разорения27.
Наказывая за измены и защищая доброхотов, великокняжеская власть в конце XIV — первой четверти XV в. вырабатывает принципиально новый способ воздействия на элиту: целенаправленное восхваление образцовой службы бояр и князей. Это четко прослеживается в летописных некрологах отдельным представителям служилой знати. Свод 1408 г. в тверской редакции 1412 г. сохранил некролог князю Василию Березуйскому, который служил великому князю Дмитрию Ивановичу и был смертельно ранен в сражении: «...иже преже много мужьствова на ратех и много храбровав на бранех и тако положи живот свои, служа князю верою. Тому хоро-бру такова слава»28. В Тверской летописи по Погодинскому списку в статье за 1377 г. читается более поздний по времени составления некролог племяннику митрополита Алексея Даниле Феофановичу, служившему и Дмитрию, и его сыну Василию: «. многу истому приял в чужих землях, служа великому князю. и приходил князь великии Василей Дмитриевичь на погребение его, прослезися над ним, поминая службу его к себе»29. Еще более красочно повествование Типографской летописи: «.иже бе истинны боярин великаго князя и правый доброхот, слоужаше бо осподарю без лести. многы троуды понесе и многы истомы претръпе... И тако тогда великый князь любве ради. на погребение его сжаливси... и тако плака на многы час»30. Наконец, в «Слове о житии и преставлении великого князя Дмитрея Ивановича», читающемся в Московском своде конца XV в., бояре именуются «князи земли моея [Дмитрия Ивановича]», и подчеркивается, что только благодаря их верной службе московский князь одерживает свои победы и укрепляет великое княжение31.
По мнению некоторых исследователей, подобное «добродушие» московских князей XIV в. было элементом их политической
27 Там же. С. 148—149.
28 Там же. Т. 15. Вып.1. Стб. 94.
29 Там же. Стб. 438.
30 Там же. Т. 24. С. 159. Свод конца XV в. дает аналогичный некролог, только боярин в нем «угоди своему господеви», т.е. Василию I, а не Богу, как следует из чтения Тверского сборника (ПСРЛ. Т. 25. С. 220).
31 Там же. Т. 25. С. 216. «Слово», по мнению ряда исследователей, было написано Епифанием Премудрым вскоре после кончины Дмитрия по заданию его вдовы, великой княгини Евдокии.
стратегии32. Не оспаривая этого, необходимо отметить: такое «добродушие» имело вынужденный характер в ситуации, когда бояре или служилые князья могли «отъехать» на службу к другому сюзерену33. Кстати, подобное отношение к служилой знати не было специфической чертой именно московской политики. Об этом свидетельствует известие Рогожского летописца в статье за 1343 г., описывающее спор за нижегородский стол Симеона Гордого и Константина Васильевича Суздальского. Приняв решение в пользу Константина, хан выдал ему бояр, поддержавших в Орде московского князя. По приказу Константина они были подвергнуты торговой казни, а их имущество конфисковано34. Однако смерти никто из изменников предан не был: по-видимому, с целью «удержания» элиты на службе князья в своей политике были вынуждены ограничивать применение карательных мер, даже когда сталкивались с прямой изменой.
Ситуация постепенно меняется с начала XV в. под воздействием как объективных (Москва уже окончательно стала центром объединения русских земель), так и субъективных факторов35. В 1434 г. князь Василий Юрьевич (двоюродный брат Василия II) казнил в Новгороде «побежавшего» от него князя Романа Переяславского: «...повеле отсещи роуку и ногоу, и оумре»36. Годом ранее Василий и Дмитрий Юрьевичи убивают боярина их отца Семена Морозова по обвинению в измене: «.издавна еси коромолник, а наш лихо-деи...»37. Также и сам Василий II в случаях, когда дело касалось измены или противодействия воле великого князя, обращается со служилой знатью уже куда более сурово. По его приказу в 1433 г. ослепляют боярина Ивана Всеволожского, «побежавшего» от великого князя и поддержавшего Юрия Звенигородского, но затем возвратившегося к Василию38. Аналогичная судьба постигла бывшего мценского воеводу Григория Протасьева, ослепленного в 1439 г. по
32 См.: БорисовН.С. Иван III. М., 2000. С. 584.
33 На материале XII в. Б.Н. Флоря показал, что в некоторых русских землях знать выступала как самостоятельная по отношению к князю сила, стремившаяся подчинить его своему контролю (см.: Флоря Б.Н. Указ. соч. С. 80). Правомерно предполагать, что это явление сохраняется и в последующий период; вынужденные считаться с этим, князья на определенном этапе демонстрировали сравнительно мягкую политику по отношению к знати.
34 ПСРЛ. Т. 15. Вып. 1. Стб. 55.
35 К числу последних следует отнести женитьбу Василия I в 1390 г. на Софье Витовтовне, дочери Великого князя Литовского. Жесткая, подчас жестокая политика правителей Литвы не могла не сказаться на представлениях о власти самой Софьи, оказывавшей большое влияние на московскую политику в течение всей первой половины XV в. Этот вопрос, впрочем, требует отдельного исследования.
36 ПСРЛ. Т. 5. Вып. 2. С. 45.
37 Там же. Т. 23. С. 147.
38 Там же. С. 146—147.
обвинению в пособничестве татарам перед сражением под Беле-вом39. В 1458 г. был закован в железа великокняжеский воевода, который, возглавляя войско, посланное в Вятскую землю, «вятча-ном норовил»40. Наконец, в 1462 г. Василий II, узнав о заговоре приближенных князя Василия Ярославича Боровского, намеревавшихся освободить своего сюзерена из заточения в Угличе, казнил «казнию главною» (отсечением головы) нескольких заговорщиков; Симеоновская летопись называет имена троих с оговоркой «и иных». Остальные подверглись увечьям и телесным наказаниям41.
К середине XV в. меняется и отношение московской власти к конфликтам, сопровождавшимся убийствами внутри «своей» служилой знати. В отличие от реалий XIV в., по отношению к виновным теперь неукоснительно применяется смертная казнь: когда в 1440 г. был убит сын ослепленного Григория Протасьева, то убившего его Федора Блудова по распоряжению великого князя пове-
сили42.
Во второй половине XV в. политика власти в отношении служилой знати еще больше ужесточается. В 1463 г. по приказу Ивана III ослепляют воеводу Федора Басенка, политического влияния которого, по-видимому, опасался великий князь. Однако, как и в случае с Иваном Всеволожским, власть не решилась на применение смертной казни: вероятно, из-за высокого положения провинив-шегося43.
Покушение на правителя, как и ранее, неукоснительно карается смертью: в 1493 г. по приказу Ивана III были сожжены князь Иван Лукомской и некий толмач Матиас Лях по обвинению в намерении убить великого князя. Как сообщает летописец, при Луком-ском был найден яд, которым того снабдил якобы сам польский король Казимир44. Вне зависимости от справедливости обвинения важен факт: за покушение на жизнь государя преступник, кем бы он ни был, непременно расплачивается своей жизнью. Более того,
39 Ослепления в «домонгольский» период, как показал А.С. Щавелев, рассматривались как почти идентичный убийству способ расправы (см.: Щавелев А.С. Указ. соч. С. 57). Вплоть до XV в. это сравнительно редкая в русской политической практике казнь (там же. С. 57—59). Ослепление приходит на Русь, по всей вероятности, из Византии, где оно, напротив, применялось весьма часто (см.: Михаил Пселл. Хронография. М., 1978. С. 18—19). В политике Василия II и Ивана III по отношению к знати ослепление становится весьма эффективным инструментом наказания высокопоставленных «служебников»: лишая человека дееспособности, но сохраняя ему жизнь, власть тем самым и устраняла неугодных и в то же время избегала обвинений в убийстве.
40 ПСРЛ. Т. 23. С. 156.
41 Там же. Т. 18. С. 215.
42 Там же. Т. 23. С. 150.
43 Как и в случае Ивана III (см.: Михаил Пселл. Указ. соч. С. 18—19).
44 ПСРЛ. Т. 18. С. 277.
ту же участь теперь в большинстве случаев влечет уже само подозрение в измене. В том же 1493 г. были казнены братья Селевины по обвинению в посылке грамот к Великому князю Литовскому45. Несколько раньше, в 1484 г., по аналогичному обвинению было схвачено около 30 новгородцев, которых сначала хотели повесить, но после пыток казнь была заменена заточением46. В 1498 г. повелением великого князя были арестованы и казнены 8 детей боярских и княжеских, спустя год — князь Семен Ряполовский47.
Таким образом, на протяжении как XIV, так и XV в. московская власть демонстрирует крайне болезненное восприятие любых форм измены со стороны служилой знати. Однако анализ летописных известий показывает, что в XIV в. московские князья проводили сравнительно мягкую политику даже в отношении изменников: смертная казнь ожидала лишь «умышлявших» на самого великого князя. Ставка, таким образом, делалась на вынужденное «добродушие» — с расчетом привлечь новых «служебников» и не допустить ухода старых. При этом с 60-х гг. XIV в. московские князья активно демонстрировали готовность защищать верных им людей даже за пределами своих владений и жаловать тех, кто должным образом исполнял службу. На этом этапе такая «мягкая» политика по отношению к знати в наибольшей степени отвечала задачам сохранения и укрепления московской власти.
К концу XIV в. благодаря этой политике корпус «служебников» великого князя значительно расширился. Однако такое «задабривание» знати (свою роль здесь сыграли также пожалования в XIV в. московскими князьями земель в вотчины) существенно укрепило позиции «правящего класса». Поэтому с конца XIV в. на первый план выходит новая задача — прочно консолидировать «пришлую» знать вокруг великого князя; без установления полного контроля над элитой дальнейшее проведение объединительной политики оказывалось невозможным48. Таким образом, оставшаяся неизменной политическая цель в новых условиях потребовала иных способов ее достижения.
Ужесточение реакций на измену свидетельствует о планомерном усилении в течение XV в. контроля над знатью со стороны великокняжеской власти, требующей уже безусловной лояльности служилой элиты. В отличие от XIV в., оставление службы князю начинает караться смертью, и все меньше внимания власть обращает
45 Там же. Т. 24. С. 211.
46 Там же. С. 203.
47 Там же. Т. 15. Стб. 503—504; Т. 24. С. 214.
48 См.: Борисов Н.С. Этика и политика: повторяющийся опыт Московского государства // Новая Россия. Воскресенье. 2000. № 3. С. 27—31.
на социальный статус тех, кого считает изменниками49. Еще одним элементом политики «консолидации» знати становится с конца XIV в. идея верности великому князю, активное утверждение которой начинает московская власть50.
Во второй половине XV в. об изменении характера взаимоотношений власти и служилой знати начинает свидетельствовать и риторика, описывающая прием на службу к московскому государю, который теперь повелевает «себе служити»51 (подобные формулы для более раннего времени не фиксируются).
Анализ способов обеспечения лояльности элиты в XIV—XV вв., использовавшихся московскими князьями, позволяет говорить об их взвешенной и методичной политике в этом вопросе, демонстрировавшей «искусство возможного» на каждом этапе. В итоге к концу XV в. власть успешно решает задачу постановки служилой знати под свой контроль (еще одним подтверждением этого является практика роспуска боярских «дворов», к которой прибегал Иван III, в частности в Новгороде). Обвинение в измене и утверждение идеи верной службы московскому государю во второй половине XV в. окончательно становятся инструментами обеспечения этого контроля.
Список литературы
1. БорисовН.С. Иван III. М., 2000.
2. Борисов Н.С. К изучению датированных летописных известий XIV— XV вв. // История СССР. 1983. № 4.
3. Борисов Н.С. Этика и политика: повторяющийся опыт Московского государства // Новая Россия. Воскресенье. 2000. № 3.
4. Горский А.А. Брянское княжество в политической жизни Восточной Европы (конец XIII — начало XV в.) // Средневековая Русь. Вып. 1. М., 1996.
5. Лурье Я.С. Летописец Рогожский // СККДР. Вып. 2. Вторая половина XIV — XVI в. Ч. 2. Л., 1989.
6. Лурье Я.С. Летопись Симеоновская // СККДР. Вып. 2. Вторая половина XIV — XVI в. Ч. 2. Л., 1989.
7. Лурье Я.С. Общерусские летописи XIV—XV вв. Л., 1976.
8. Стефанович П.С. «Верность» в отношениях князя и дружины на Руси в XII—XIII вв. // Древняя Русь: вопросы медиевистики. 2008. № 1.
9. Стефанович П.С. Верность в отношениях князя и дружины на Руси в XI—XIII вв. // Древняя Русь: вопросы медиевистики. 2009. № 3.
49 Об этом говорят изменения в процедуре самой казни: уже упоминавшийся Федор Блудов был повешен на дереве, тогда как в XIV в. знатных казнили мечом.
50 Примечательно, что разработкой этой идеи занимается в конце XIV — XV в. в первую очередь сама великокняжеская власть, в отличие от ситуации в Средневековой Европе, где осмысление идеи верности сеньору было одной из главных тем у многочисленных авторов, описывавших деяния рыцарей (см.: Флори Ж. Повседневная жизнь рыцарей в Средние века. М., 2006. С. 290).
51 ПСРЛ. Т. 24. С. 211.
10. Стефанович П.С. Князь и бояре: клятва верности и право отъезда // Древняя Русь: Очерки политического и социального строя. М., 2008.
11. Стефанович П.С. Крестоцелование и отношение к нему Церкви в Древней Руси // Средневековая Русь. Вып. 5. М., 2004.
12. Флори Ж. Повседневная жизнь рыцарей в Средние века. М., 2006.
13. Флоря Б.Н. Правитель и знать в древнерусском летописании XII в. // Средневековая Русь. Вып. 8. М., 2009.
14. Хейзинга Й. Осень Средневековья. М., 1995.
15. Щавелев А.С. Формы мести и наказания в междукняжеских отношениях Рюриковичей // Средневековая Русь. Вып. 8. М., 2009.
Поступила в редакцию 15 сентября 2010
