CC BY
86
А.В. МИХАЛЕВ
МОНГОЛИЯ КАК НАЦИОНАЛИЗИРУЮЩЕЕСЯ ГОСУДАРСТВО: ОПЫТ ПОСТСОВЕТСКИХ ТРАНСФОРМАЦИЙ
Развитие многих стран после завершения для них «эпохи реального социализма» сопровождалось существенной трансформацией их государственной состоятельности (stateness). Это понятие включает в себя разнообразные ресурсы и возможности государственной власти. Важное место среди них занимает национально-государственная идентичность. Не ограничивая государственную состоятельность только этим аспектом, как это делают, например, Х. Линц и А. Степан, проследим, какой контекст формирования государственной состоятельности задает национально-государственная идентичность и связанная с ней политика.
В странах бывшего Восточного блока получил распространение феномен так называемых национализирующихся государств. Под национализирующимся (natinaliging ^ национализируещее (общество) государство) государством Р. Брубейкер понимает государство, еще не ставшее национальным, но пытающееся сделать свою государственность собственностью нации, номинально являющейся государствообразующей, путем достижения этнокультурной гомогенности [Brubaker, 1996, р. 63, 65]. В этом ракурсе нам интересен механизм перехода от риторик пролетарского интернационализма к националистическому нарративу. Как и почему исчез советский интернациональный проект в Монголии? Что такое комплекс «младшего брата»?
Актуальность этих вопросов обусловлена уже тем, что в период с 1966 по 1989 г. в Монгольской Народной Республике (МНР) работало три четверти от общего числа советских зарубежных специалистов. В Монголии трудились представители почти всех республик СССР, выполнявшие «интернациональную миссию» помощи братской стране в деле строительства социализма. Основным тезисом пролетарского интернационализма было утверждение «нерушимой, братской дружбы советского и монгольского народов». Эта дружба предполагала внутреннюю иерархию - деление на «старшего брата» (советский народ) и «младшего брата» (монгольский). Основой этой градации было «различие в уровне производительных сил», а следовательно, и «рабочего движения, являвшегося авангардом мирового прогресса». Идеологическая, техническая и финансовая помощь СССР Монгольской Народной Республике имела грандиозный масштаб и, как оказалось, непредсказуемые последствия. В советском политическом языке МНР заняла место второй в мировой истории страны победившего социализма. Советское доминирование в Монголии в сравнении с другими странами Восточного блока было наиболее длительным -почти 70 лет, а модель «братского содружества двух народов» была уникальной идеологической разработкой советских теоретиков.
Монгольский национализм 1990-х как предмет дискуссии
Основная масса работ, посвященных монгольскому национализму, написана либо американскими, либо британскими авторами. Монгольские исследователи, изучающие данную проблематику, принадлежат к вышеупомянутым академическими традициям. В рамках этих направлений сложилась школа так называемых постколониальных исследований Монголии1. Отталкиваясь от теоретического посыла, заложенного в трудах Бенедикта Андерсена, Хоми Бхабха, Гопала Балакришнана, Партхи Чаттерджи, они рассматривают гражданский этнонационализм как инструмент антиколониальной борьбы с советским наследием, проводя аналогию с Британской Индией.
1 Представители этого направления - Б. Баабар, К. Каплонски, Л. Мунх-Эрдэнээ, Д. Снит.
Подобный подход во многом является наследием времен «холодной войны», когда большая часть американских монголоведов писали о советском колониализме в Монголии. На наш взгляд, осмысление советского в рамках модели резко негативных оценок вступает в противоречие с теоретическими построениями постсоветских исследований. Содержательные характеристики этой дилеммы достаточно полно изложены в работе А. Лангеноля [Ланге-ноль, 2004]. Автор проводит различие между постколониализмом и постсоциализмом, делая акцент на «обрамляющих их институциональных и дискурсивных конфигурациях» [Лангеноль, 2004, с. 369]. Советские политические риторики имели антиколониальную направленность. Более того, декларируемое большевиками «право наций на самоопределение» подчеркивало особую роль института национального государства, что также вступало в противоречие с практикой колониализма. Советский дискурс, говоря о досоциалистической Монголии, оперирует термином «племя», а социалистическую реальность описывает строго в категориях нации и национального государства.
Мой ключевой тезис заключается в том, что Монголия существует как суверенное национальное государство с 1921 г., а следовательно, она не была колонией СССР. В данной ситуации уместно говорить о масштабном модернистском проекте (строительстве социализма), который по своим риторикам и в рамках существовавших практик являлся антияпонским, антикитайским, а равно и антиколониальным. В рамках этого проекта была сконструирована так называемая социалистическая монгольская нация.
На наш взгляд, термин «колония» по отношению к МНР будет более уместно заменить категорией «сателлит», достаточно давно принятой в академическом сообществе. Впервые этот термин был введен Оуэном Латтимором в работе «Национализм и революция в Монголии» [Lattimore, 1955], и он означает зеркальное отражение социально-политических процессов в стране-патроне. В случае же ослабления последней оценка исходивших от нее идеологических установок меняется с точностью до наоборот. С распадом СССР в Монголии претерпели значительные изменения и национальные идентичности, сформированные в рамках социалистического проекта. Поэтому основной миссией монгольского национализма 1980-х годов было достижение полной независимости страны.
Отдельно хочется отметить, что я намеренно абстрагировался от теории панмонголизма1, сыгравшей огромную роль в истории МНР и окончательно утратившей свое влияние к 1940 г. За отправную точку берется более поздний период социалистической нации. Панмонголизм имел совершенно иные истоки и содержание, чем национализм второй половины ХХ в. Исключая эту концепцию из сферы внимания, мы игнорируем эссенциалисткую теорию о прямой преемственности национализмов Внутренней Азии. Именно на ней основывается постколониальный подход истории советско-монгольских отношений. Он подразумевает и преемственность советской политики в Монголии и политики Российской империи предыдущего периода.
Национальная политика в Монголии эпохи социалистического строительства и советское присутствие
«Право наций на самоопределение», декларировавшееся большевиками, обеспечило монголам с 1921 г. фактически, а с 1945 г. - юридически суверенное государство. Страна начала переход от «феодализма к социализму» в условиях антиколониальной борьбы с Китаем и радикальных националистических настроений внутри политической элиты. В ходе перипетий 19201930-х годов, связанных с жесточайшей внутрипартийной борьбой за власть и политическими репрессиями, победила идеологическая линия Москвы и Коминтерна. С этого момента начался процесс формирования социалистической монгольской нации, включившей в себя монголов, живших на территории МНР. В ходе этого
1 Панмонголизм - идеология объединения всех монголоязычных народов, возникшая в среде бурятской интеллигенции в конце Х1Х в. В 1919 г. использовать данную идеологию в своих целях попытался лидер белого движения Забайкалья атаман Г.М. Семенов, но безуспешно. Эта идеология сыграла большую роль в революции 1921 г. в Монголии, так как привлекла в ряды монгольских борцов за независимость бурятских интеллигентов. Однако уже 1920-е годы она была объявлена реакционной, а ее основные идеологи были осуждены. В 1930-е годы НКВД СССР сфабриковало так называемое большое панмонгольское дело, по которому были расстреляны тысячи граждан СССР и МНР. Отказ от идеологии панмонголизма обусловил возникновение двух новых наций - халха-монгольской и бурят-монгольской, различающихся по языку и культуре.
процесса под этнонимом «монгольская нация» (монголын Yндэстэн) стали понимать монголов МНР, а под «монгольским национальным меньшинством» - монголов Китая. Основной точкой отсчета является 1940 г., когда в Конституции МНР было закреплено решение о начале строительства социализма.
Оформление нации сопровождалось ускоренной модернизацией: создавались промышленные предприятия, госхозы, росли количество городов и процент городского населения. Все это разрушало структуру скотоводческого айла1, способствуя укреплению новых типов солидарности, основной из которых, после классовой, стала национальная. 1920-1930-е годы - период активного изобретения классовой борьбы в условиях кочевого общества, которая к началу 1940-х годов уже была объявлена законченной. Социальная структура МНР (во всяком случае, в идеологических схемах) состояла из национального пролетариата, трудового аратства2 и интеллигенции. Именно из этих составляющих формировалась монгольская социалистическая нация.
Ее конструирование сопровождалось формированием новых политических идентичностей и лояльностей. Знаковыми аспектами идентификации периода МНР являлись членство в Монгольской народно-революционной партии3, социализация в институтах, выстроенных по советскому эталону, а то и напрямую в СССР (например, система высшего образования). С 1950 г. Монголия полностью отказывается от вертикального алфавита и переходит на кириллицу. Этот шаг должен был способствовать беспрепятственному заимствованию передовых знаний из СССР. Считалось, что благодаря переходу на кириллицу монгольская нация преодолела неграмотность, что получило признание ЮНЕСКО [Лиштованный, 2007, с. 63]. Предпринимается попытка введения и унификации
1 Айл (монг.) - кочевье, поселение скотоводов, группа юрт.
2 Араты (монг.) - 1) скотоводы Монголии; 2) народ.
3 Монгольская народно-революционная партия (Монголын ардын хувьс-галын нам - МАХН) создана в марте 1921 г. при содействии ВКП (б). В 1921 г. лидеры МНРП возглавили народную революцию и встали во главе Монгольской Народной Республики, монополия партии на власть была закреплена Конституцией 1940 г. Формально партия являлась инструментом диктатуры трудового аратства. Сегодня фракция МНРП представляет парламентское большинство в Монголии.
фамилий, которая в итоге оказалась провальной, - в паспортах обходятся указанием имени и отчества. Монголы МНР начинают существенно отличаться от монголов КНР по языку (изобилующему заимствованиями из русского), алфавиту, образу жизни (в МНР создан колхозный строй по образцу СССР).
В паспортах была введена графа национальность, которая делила население на монголов, бурят, казахов и тувинцев (урян-хов). За период социализма в МНР сформирована монгольская нация. Под этой категорией мы понимаем нацию ^ндэстэн), включившую в себя племена (ястан) Внешней (Халха) Монголии и исключившей племена китайской Внутренней Монголии. Однако племенное деление в условиях социализма отрицалось, точнее, оказалось вытесненным на периферию. Самосознание монголов формировалось через противопоставление себя русским, китайцам и тибетцам.
Основная задача присутствия советских граждан в МНР заключалась в оказании интернациональной помощи в деле строительства социализма. Была сформирована целая система идеологического обоснования советского присутствия. Монголия презенти-руется как «большая социалистическая стройка», в суровых условиях которой «есть место для подвига и интернационального долга». В 1960-1980-е годы количество гражданских специалистов из СССР в Монгольской Народной Республике достигло максимума. Ежегодно в Монголию командировали почти 5 тыс. человек1 [Ганжуров, 1997, с. 56]. Помимо гражданских специалистов в стране находился большой контингент советских военных (все это при населении МНР в 3 млн. человек).
В стране были построены советские школы, детские сады и музеи. Сформирована система спецмагазинов с товарами престижного потребления для советских специалистов, пользовавшихся правом экстерриториальности, что в условиях тотального дефицита в МНР 1970-1980-х годов порождало антисоветские настроения, перераставшие в этнонационалистические выступления. В среде советских специалистов широкое хождение имела шутка: «Курица - не птица, Монголия - не заграница». Развернулась борьба против русского великодержавного шовинизма, в ходе ко-
1 По данным на 1985 г. - 5827 граждан СССР.
торой советские специалисты, проявившие подобные идеи, могли в течение 24 часов быть высланы в СССР.
К 1970-м годам советская миссия в Монголии окончательно утратила черты романтики строительства социализма, страна стала площадкой для карьеры и доступа к материальным ценностям. Произошла деромантизация и дегероизация пребывания в Монголии. Основной задачей времени стало сохранение «советского образа жизни» в среде совспециалистов - канона поведения, включающего в себя соблюдение ритуалов и воспроизводство риторик интернациональной миссии [Михалев, 2008, с. 7-29].
За длительный период пребывания в стране сложился целый слой советских граждан, которые были полностью интегрированы в социально-экономическую систему престижного потребления в условиях нараставшего дефицита товаров уже не только в МНР, но и в СССР [Михалев, 2008, с. 7-29]. К концу 1980-х годов в Монголии существовало две реальности: советская и монгольская, между которыми нарастала социальная напряженность, приведшая к драматическим событиям зимы 1989-1990 гг.
Демократическая революция 1990 г. и монгольский национализм в ситуации постсоциализма
Радикальные перемены в Монголии начались в декабре
1989 г. С этого момента руководство Советского Союза теряет контроль над страной. В МНР начинается волна антисоветских этнонационалистических выступлений. В Улан-Баторе создается первая оппозиционная коммунистическому режиму организация -Союз демократических сил. Представители этого Союза 14 января
1990 г. выдвигают политические требования и объявляют голодовку. В столицу стягиваются войска, назревает столкновение между солдатами и демонстрантами. В итоге победа оказывается на стороне демократов, а коммунистическое руководство страны, опасаясь «румынского сценария», подает в отставку. В Монголии начинается новый этап нациестроительства. Все советское объявляется чуждым и враждебным. Страну в спешном порядке покидает русскоязычное население [подробнее см.: Лиштованный, 2007].
Революция зимы 1989-1990 гг. прошла под лозунгами реабилитации Чингисхана, имя которого в период социализма очер-
нялось и дискредитировалось. С 1990 г. он становится символом страны - фигурой, вокруг которой формируется национальная идентичность. Возвращение Чингисхана должно было напомнить «старшему брату» о временах «татаро-монгольского ига» и поставить вопрос о легитимности его старшинства. Портреты Чингисхана в руках демонстрантов были формой протеста против навязанного СССР понимания истории и сущности исторического пути страны [Кар1ошЫ, 2004, р. 121].
Начало 1990-х - это время «возвращения к истокам» - активного возвращения и изобретения традиций. Тогда же предпринимается попытка отказа от кириллического алфавита и возврата к старомонгольскому вертикальному письму. Однако реформа закончилась решением дублировать все тексты государственного значения на двух алфавитах. Это было связано с тем, что монгольская политическая элита, получившая образование в СССР и странах СЭВ, вертикальным письмом практически не владела.
Монголия перестает именоваться Народной Республикой и возвращает название времен Чингисхана - Монгол улс (Монгольское государство). Название конституции страны также дается по аналогии со средневековым законом Их Засаг (Великая Яса)1. Все эти решения принимаются по итогам всенародного референдума 1992 г. В ходе пропагандисткой кампании по его подготовке агрессивно ставился вопрос о национальной идентичности: «Если ты монгол, голосуй за Их Засаг» [Би^, 1998, с. 24]. Все эти события символизировали разрушение советской правовой системы (так называемых «народных конституций») и возврат к временам империи, которые клеймились в советское время как период феодализма, отсталости и угнетения.
Немалую роль в событиях 1990 г. сыграла публикация сведений об уровне обеспечения промышленными и продовольственными товарами советских закрытых предприятий по добыче урана и молибдена в условиях тотального дефицита в «монгольских магазинах», что дало основание американской академической традиции, опиравшейся на теорию П. Чаттерджи, считать эту революцию антиколониальной [Кар1ошЫ, 2004]. Несмотря на то что тезис
1 Великая Яса - свод законов монгольской империи эпохи Средневековья. Предположительно создан лично Чингисханом.
о советском колониализме является спорным, в Монголии у него есть свои сторонники1. Следуя этой логике, монгольский национализм служит инструментом антиколониальной борьбы.
На наш взгляд, состояние Монголии более правильно именовать как постсоциалистическое, чем как постколониальное. Набившие оскомину штампы пролетарского интернационализма и классовой солидарности в условиях жесточайшего экономического кризиса побудили монгольскую элиту к переосмыслению в националистическом ключе места своей страны в мировом сообществе. «Старший брат» как дискурсивный конструкт был денатурализи-рован под давлением социального расслоения и «комплекса младшего народа».
Эволюционистский проект всегда догоняющего «младшего брата» сменился на самодостаточность концепции «монгольской кочевой цивилизации» - наследницы более древних культур Евразии: гуннов (хунну), сяньби, жуань-жуань, тюрков [такую модель истории см.: БааЬаг, 1999]. Революция стала моментом зарождения новой монгольской идентичности. В ходе преобразований 1990-х годов Монголия из молодой народной республики превратилась в государство с самой древней и великой историей в Евразии, ведущей отсчет с 1206 г.
Прощание с «советским»: Специфика исторической памяти
С первых же дней революции в Монголии развернулась борьба с советским наследием, в первую очередь был снесен «чудом» сохранившейся до 1990 г. памятник Иосифу Сталину, вслед за ним сносили памятники Владимиру Ленину, разрушили ленинский музей и музей комсомола. Все это сопровождалось масштабной публикацией работ о репрессированных в 1937 г. при участии СССР политических деятелях МНР. В 1989 г. масштабным тиражом с переводом на несколько европейских языков выходит книга
1 Ведущие позиции в развитии этого направления занимает факультет антропологии Монгольского госуниверситета во главе с Л. Мунх-Эрдэнээ. В сфере публичной политики сходные идеи отстаивает ученый, публицист, один из лидеров революции 1990 г. Баабар (Баабар - революционный псевдоним, настоящее имя - Бат-Эдэнийн Батбаяр)
монгольского публициста Баабара «Не забудь! Иначе погибель» [Баабар, 1989]. В ней описаны все драматические события истории советского присутствия в стране. Согласно мнению ее автора, в результате его монголы утратили основы своей цивилизационной идентичности: буддизм, вертикальное письмо, кочевой образ жизни, уничтоженный коллективизацией [Баабар, 1989, с. 35]. Как философски отметил Баабар, «мы 70 лет возили крупу не по той дороге». Это высказывание стало девизом преобразований начала 1990-х [см.: Лиштованный, 2007, с. 78].
Прощание с советским наследием сопровождалось уличными нападениями на советских граждан. Здания советского посольства, консульств, торговых представительств и даже жилых домов обносили металлическими заборами. Авторитет советских советников, советских специалистов и даже советских товаров стремительно падал. К началу 1992 г. из страны уехали практически все граждане бывшего СССР.
Кульминацией этого процесса стала публикация в прессе сведений о том, что в смерти вождя монгольской народной революции 1921 г. Дамдины Сухэ-Батора был виновен уполномоченный Коминтерна Элбек-Доржи Ринчино. Зачастую такие непроверенные сведения работали на формирование образа врага в лице СССР. В это же время широко публикуются хранившиеся в спецхранах работы репрессированных монгольских националистов 1920-х годов. На протяжении 70 лет они клеймились как образец реакции и шовинизма, однако в начале 1990-х годов получили новую жизнь. Страна узнает, что под давлением «старшего брата» велась «политика замалчивания и утайки сведений о величии страны и монгольской нации» [Кар1ошЫ, 2004, р. 14].
В логике национализирующегося государства ставится вопрос о возвращении государственного долга. В 1990 г. в русскоязычной газете «Новости Монголии» было опубликовано письмо писателя Жамбын Пурэва к президенту СССР Михаилу Горбачеву - «Действительно ли Монголия должна Советскому Союзу?». Основной тезис статьи заключается в том, что СССР поставлял товары в МНР по заведомо завышенным ценам, а советская армия нанесла непоправимый урон экологии страны. Пурэва поддержал и министр финансов Демчигжавын Моломжамц в газете «Унэн», («Правда») заявивший, что сумма долга искусственно завышена.
Когда же Монголия вернула 250 млн. долл., депутат парламента Ламжав Гундалай заявил, что долг выплачен убийцам, репрессировавшим 30 тыс. монгольских граждан, хотя и пояснил, что его обвинение касается большевиков, а не жителей современной России [Лиштованный, 2007, с. 66-67].
Современные монгольские идентичности основаны на максимальном дистанцировании от предыдущей эпохи, хотя революционный запал закончился еще к середине 1990-х годов. Уже в 1996 г. тренд окончательно сменился в пользу сотрудничества с Россией. Монголия, географически зажатая между Россией и Китаем, оказалась экономически неспособной решать задачи собственного развития без поддержки соседей, поэтому националистические претензии начали спадать. Однако практически все идеологические конструкты эпохи интернационального содружества советского и монгольского народов оказались на периферии. Советское наследие сохранилось лишь в сфере экономики в совместных предприятиях по добыче природных ископаемых.
Сегодня мы можем однозначно констатировать, что в 1990-х годах произошло столкновение монгольского национализма с русским великодержавным шовинизмом. О последнем предупреждала еще инструкция уполномоченным ЦК ВКП (б) в Монголии, категорически пресекавшая любые его проявления (утверждена 23.04.1932). Именно советская национальная политика, пытавшаяся сформировать братское содружество двух народов, фактически продуцировала рост этнонационализма. Проект содружества оказался несостоятельным в силу неравноправия «старшего» и «младшего» братьев.
Крах ленинской идеи о праве наций на самоопределение становится все более очевидным во второй половине 1990-х под давлением новых идентичностей. С этого времени монгольская нация времен социализма начинает распадаться на племенные группы: халхасов, баятов, дюрбетов и т.д. В разделе гражданство теперь указывают - Монголия, в разделе этничность - принадлежность к племенной группе - ястан (кость, род). На первый план выступает подавлявшаяся в период социалистического нацие-строительства идеология трайбализма. В основу новой монгольской идентичности ложится принадлежность к группе халхасов, численно и политически доминирующей в современной Монго-
лии. Считается, что именно халхасы лучше других сохранили монгольскую этничность, поскольку в меньшей степени подверглись русификации и китаизации. Лозунг возврата к временам империи привел к деактуализации идеи нации монголов (которой в XIII в. быть не могло) и выдвинул на первый план племенное деление.
Однако советское наследие в Монголии, несмотря на все описанные события, не было утрачено полностью. Первая причина этого заключается в том, что современный монгольский национализм 1990-х годов является продуктом нациестроительства эпохи социализма. В 1990-е годы монгольская идентичность только усилила опору на халхаский субстрат, не расширив его за счет других монголоязычных соседей. Напротив, в это время стала более четко прослеживаться идея о том, что монголы в условиях МНР сохранили чистоту крови в отличие от своих соплеменников в Китае и России. Вторая причина - это потребность в легитимации суверенитета, завоеванного в сражении на Халхин-Голе и закрепленного соглашениями 1945 г. Полный отказ от советского наследия может поставить вопрос о нелегитимности суверенитета современной Монголии, которая до революции 1921 г. входила в состав Китая.
В этом контексте особое значение сохраняют памятники советским солдатам, погибшим на Халхин-Голе. Сюда же относится мемориал маршалу Жукову в Улан-Баторе, нетронутый в ходе националистических преобразований начала 1990-х. С ним связывают право на независимость, которое Монголия отстояла в ходе Второй мировой войны (в 1939 г. на Халхин-Голе и 1945 г. на Ялтинской конференции) [подробнее см.: Михалев, 2009]. Здесь же нужно отметить, что к началу 2000-х годов риторика, связанная с советской военной помощью, стала свободной от «комплекса старшего брата». Монгольские историки отмечают, что в ответ на помощь при Халхин-Голе МНР на протяжении всей Великой Отечественной войны оказывала помощь СССР, а в 1945 г. монгольские войска приняли участие в разгроме Квантунской армии.
Советские символы военного содружества легко натурали-зировались в политическом языке современной Монголии. Они стали частью политической истории этой страны. Даже сегодня, когда Япония является одним из наиболее крупных инвесторов монгольской экономики, ей было отказано в праве пересмотра событий 1939 г. Японские ученые и политики по сей день настаива-
ют на признании указанных событий инцидентом, имеющим локальное значение. Основное значение, по их мнению, имел советско-японский конфликт на Дальнем Востоке. Битва на Халхин-Голе является едва ли не первой крупной победой монгольской армии за все Новое и Новейшее время, а потому по сей день занимает в моделях идентификации важное место, будучи предметом национальной гордости.
Большое значение в деле конструирования новой халха-монгольской нации имеет советско-монгольское сотрудничество в области освоения космоса. Недавно опубликованные мемуары первого монгольского космонавта Гуррагчи «Сердечно близкий мир» имели успех как пример стойкости национального характера, способного на освоение как степных просторов, так и просторов космоса. «Монгол хун - баатар» (монголы - это богатыри) - эта формула олицетворяет современную национальную идею. Она легитимизирует все модернизационные изменения и отношение к
нововведениям, произошедшим в ХХ в.
***
Эпоха «старшего брата» закончилась вместе с распадом Советского Союза, однако ее наследие до сих пор до конца не осмыслено. Нам еще, видимо, предстоит извлечь уроки, значимые не только с точки зрения присутствия России в сопредельных странах и регионах, но и для собственного внутриполитического развития. В настоящее время Россия пытается восстановить позиции в Центральной Азии, и ее чиновники все чаще воспроизводятся риторику советского времени. Особенно хорошо это видно на примере Монголии. Вместо экспорта идей марксизма Россия экспортирует православие, постоянно напоминая о великой цивилизующей миссии советского народа.
Ностальгия о величии Империи Чингисхана давно перекинулась из Монголии в приграничные регионы России - Туву, Бурятию, Забайкальский край и даже отчасти в отдаленную Якутию. Однако в отличие от ситуации начала ХХ в. речь не идет о пан-монголизме, поскольку это явление совершенно иного плана. Сегодня более уместно говорить о борьбе за имперское наследие, за право считаться потомками Чингисхана, самыми «чистокровными
и последовательными». Такая тенденция нашла отклик и в соседнем Китае, монголы которого считают себя прямыми наследниками Великого Хана.
На наш взгляд, все это - реакция на политику «старшего брата», ответная попытка стать более старшим и более древним народом. Отсюда идея нации, экстраполируемая в древность, и совершенное забвение нациестроительства 1920-х годов, которое, напротив, рассматривается как отход от традиции - регресс эпохи социализма. Однако именно образ «старшего брата», как не что иное, способствовал сплочению националистических сил и разрушению племенных и прочих барьеров.
Уход России из Монголии в начале 1990-х годов, быстрая денатурализация идеи «старшего брата» привели активно национализирующееся монгольское государство к идентификационному тупику. Единая идентичность «монгол» к середине 1990-х распалась на мелкие племенные идентичности. Именно на этом этапе одна модель национализма сменила другую.
Монгольский национализм конца 1990-х годов, выполнив функцию победы над «старшим братом», быстро начал уступать халхацентризму. Этот тип национализма в Монголии ставит задачей легитимизацию политического господства доминирующей политической элиты и представляет собой барьер на пути китайского влияния. Как отмечает Урайдийн Булаг, халхацентризм пытается присвоить себе историю всех монголоязычных народов, ставя во главу угла принцип чистоты крови в среде государств, позиционирующих себя наследниками империи Чингисхана.
Переосмысление национальной идентичности стало важным фактором формирования нового монгольского государства. Нынешний этап развития Монголии потребует, вероятно, существенного уточнения этой идентичности и вместе с ней дальнейшего укрепления государственной состоятельности. Но это иная проблема, которая решается в изменяющемся контексте и требует проведения специальных исследований.
Литература
Baabar B. From world power to Soviet satellite: History of Mongolia. - Cambridge: Cambridge univ. press, 1999. - 448 p.
Brubaker R. Nationalism reframed: Nationhood and the national question in the New Europe. - Cambridge: Cambridge univ. press, 1996. - 214 p.
Bulag U.E. Nationalism and hybridity in Mongolia. - Oxford: Oxford univ. press, 1998. - 302 p.
Chatterjee P. The nation and its peasants // Mapping subaltern studies and the postcolonial. - L., N.Y.: Verso, 2000. - P. 8-23.
Chatterjee P. Nationalist thought and the colonial world: A derivative discourse? -Delhi: Zed Books, 1986. - 181 p.
Kaplonski C. Truth, history and politics in Mongolia: The memory of heroes. - L., N.Y.: Routledge, 2004. - 233 р.
Lattimore O. Nationalism and revolution in Mongolia. - Leiden: Oxford univ. press, 1955. - 186 p.
Munkh-Erdene L. The Mongolian nationality lexicon: From the Chinggisid lineage to Mongolian nationality (From the seventeenth century to the early twentieth century) // Inner Asia. - Cambridge, 2006. - Vol. 8, N 1. - P. 51-98.
Rupen R. The Mongolian people republic. - Standford: Stanford univ. press, 1966. - 74 p.
Баабар Буу март. Мартвал сононо! - Улан-Батор: Ардчилсан социалист ходолго-оний хэвэл, 1989. - 55 c.
БНМАУ TYYX. - Улаанбаатар: БНМАУ-ын шинжэлэх ухааны академийн хэвэл, 1949. - 567 с.
Ганжуров В.Ц. Россия - Монголия: (На трудном пути реформ). - Улан-Удэ: Издательство БНЦ СО РАН, 1997. - 180 с.
Лангеноль А. Общественная память после смены строя: Сходства и различия между практиками памяти в посткоммунистических и постколониальных странах // Ab Imperio. - Казань, 2004. - № 1. - С. 365-386.
Лиштованный Е.И. От великой империи к демократии: Очерки политической истории Монголии. - Иркутск: Издательство ИГУ, 2007. - 198 с.
Михалев А.В. «Русский квартал» Улан-Батора: Коллективная память и классификационные практики // Вестник Евразии. - Москва, 2008. - № 2 (40). - С. 9-24.
Михалев А.В. Советское политическое присутствие в Монголии: Память о героях и риторики преемственности в российском историческом нарративе // Ab Imperio. - Казань, 2009. - № 2. - С. 297-315.
