Монарх и архитектурный процесс в провинции: Николай I в Казани. 20-21 августа 1836 года
Г.Г.Нугманова
Статья посвящена исследованию архитектурно-градостроительного процесса в российской провинции середины XIX века, который анализируется в контексте монаршего визита. В ней прослеживаются последствия посещения Николаем I Казани в августе 1836 года в рамках больших инспекционных поездок императора по внутренним губерниям империи, предпринятых в годы реформирования местного управления и накануне принятия «Наказа губернаторам». На основе архивных документов и малоизвестных источников (в частности воспоминаний А.Х. Бенкендорфа) не только реконструируются события, связанные с прямым вмешательством императора в ход строительства во время пребывания в городе, но оценивается во времени его воздействие на архитектурно-градостроительный процесс в целом. Исследование показало эффективность достигнутого в результате императорских поездок усиления власти губернаторов, позволившего, в частности, успешно проводить в провинции государственную политику в области архитектуры и градостроительства1.
Ключевые слова: монарх, император Николай I, путешествие, Казань, архитектурно-градостроительный процесс, российская провинция.
The Monarch and Architectural Process in Russian Province:
Emperor Nicholas I in Kazan. August, 20-21, 1836.
By G.G.Nugmanova
The article researches the architectural process in Russian province in the middle of the XIX century, which is analyzed in the context of the monarch visit. It traces the effects of Emperor Nicholas I's travel to Kazan in 1836, 20-21, August. His big inspection trips throughout the province took place in 1834 and 1836 on the eve of the local government reform and preceding the Governors mandate acceptance in 1837. Basing on archival documents and little-known sources (the memories of A.Kh. Benkendorf are among them), the author reconstructs the events of the direct interference of the Emperor on the construction during staying in the city, but she also defines in time its impact on architectural process generally. This study showed that strengthening the rule of the Governor resulting from Nicholas I's travel on the province was effective promoting to implement successfully the state policy, including that in the field of architecture and town planning, through the empire.
3 Исследование выполнено при финансовой поддержке РГНФ, проект 15-04-00092а
Keywords: monarch, Emperor Nicholas I, Kazan, trip, architectural and urban process, Russian Province.
Путешествия российских монархов по стране составляли важную часть их правления. Они служили средством распространения на провинцию сценариев царствований [1], способствовали складыванию имперской идеологии и формированию внутренней политики [2]. В настоящей статье предполагается исследовать архитектурно-градостроительные последствия высочайших посещений. Речь пойдёт о приезде в Казань императора Николая I в августе 1836 года. Персона монарха, известного не только своей авторитарностью, но и особым пристрастием к архитектуре, вызывает повышенный интерес к данному аспекту рассмотрения архитектурно-градостроительного процесса в провинции.
Инспекционные поездки Николая I по внутренним губерниям империи, предпринятые в 1830-х годах в «постоянном попечении об улучшении всех частей управления», были вызваны готовившейся реформой местного управления. Его прибытие в Казань намечалось на сентябрь 1834 года, однако вояж был прерван по причине внезапно наступившей ненастной погоды. «Дурные дороги» заставили императора повернуть из Нижнего Новгорода назад, отложив обозрение Тамбовской, Пензенской, Симбирской и Казанской губерний [3, л. 187]. Не в лучшем состоянии они оказались и два года спустя. В 1836 году, проделав тот же путь по Московскому тракту, государь вызвал в Нижний Новгород главноуправляющего Путями сообщения и публичными зданиями гр. К.Ф. Толя и предписал ему немедленно заняться «этим предметом» [4]. Дороги, спешно приводившиеся «на случай высочайшего путешествия» в порядок как в 1834 [3], так и в 1836 [5] годах, тем не менее, оказались изрядно подпорчены дождями, вынудив продолжить путь по Волге на наспех оборудованном грузовом пароходе астраханского купца Яралова [4, с. 732].
Приготовления к высочайшим посещениям начинались с момента доставки сведений о намеченной дате прибытия и маршруте следования. Сообщение казанскому губернатору С.С. Стрекалову начальник третьего отделения Собственной Е.И.В. канцелярии А.Х. Бенкендорф сопроводил «Запиской о том, на какие предметы в особенности должно обратить внимание при путешествии Государя Императора» [3]. Первым пунктом в ней были обозначены дороги, относительно которых надлежало озаботиться главным образом, «чтобы они доставляли покойный и безопасный проезд, будучи исправны, то есть чтобы не имели водороин, колесниц или колей и т.п.». Кроме того, следовало:
верстовым столбам быть окрашенным по форме и иметь ясно изображённые цифры, верно показывающие расстояния от одной станции до другой; при каждом селении находиться столбам, по форме окрашенным, с чёткими и правильными надписями, содержащими названия селения, какого оно ведомства или чьего помещика, сколько в нём дворов и душ; на мостах также иметься столбам, показывающим номер участка, обязанного содержать в исправности мост или дорогу; перилам на мосте быть окрашенными по форме; границы губернии и уездов обозначить форшепстолбами; развилки больших почтовых дорог отмечать форменными столбами, указывающими «в какое место которая отрасль ведёт» [3, л. 13-13 об.]. Требовалось также обратить внимание на «благосостояние» почтовых домов и этапов, учебных заведений, градских больниц и тюрем [3, л. 17-18].
Маршрут высочайшего путешествия по Казанской губернии пролегал по Московскому (до Казани) и Симбирскому (из Казани) трактам, проходившим через Козмодемьянский, Чебоксарский, Цивильский и Свияжский уезды. Несмотря на заверения земских исправников, что дороги, мосты, гати и переправы находились «в наилучшем состоянии», проверка их в преддверии высочайшего проезда выявила неисправности. Ветхие мосты были обнаружены на Московском и Симбирском трактах; на последнем мост через реку Курели в помещичьих владениях и вовсе снесло сильной бурей. Повреждёнными оказались мосты и дороги на чебоксарском выезде и Сви-яжском выгоне [3, л. 15-15 об.]. В Верхнем Услоне вместо фонарных столбов стояли жерди «в два пальца толщины, могущие от небольшого ветра упасть и сделать беспорядок в выставленных к ним лошадях» [5, л. 140]. Не имели надлежащей исправности и построенные на почтовых станциях «для помещения смотрителей и для пристанища проезжающих домы», наблюдение за которыми лежало на обязанности уездных предводителей дворянства. О произведённых на почтовых домах поправках вскоре доложили уездные предводители: козмодемьянский - на станциях Виловатов враг и Старый Сундырь [3, л. 6-6 об.], и чебоксарский - по починке крылец, полов, печей, вставлению стёкол и побелке четырёх станционных строений [3, л. 7-7 об.]. Затруднения возникали при исправлении дорог на участках, пролегавших по помещичьим владениям. Уклонение Дротоевского от исполнения этой обязанности в имении по Симбирскому тракту вынудило губернского предводителя дворянства пригрозить, что «правительство найдёт себя в необходимости взять посредством экзекуции... нужное число работников для приведения в исправности дороги» [3, л. 185 об.].
Окончательную ревизию состояния дорог, станционных домов и лошадей, приготовленных для путешествия императора, по Московскому тракту по личному поручению губернатора произвёл как в 1834-м, так и 1836 годах чиновник особых поручений Машкин, а инспекцию Симбирского губернатор взял на себя. В 1834 году проблемные участки дорог выявились только в трёх местах - в проезде к Свияжску от Ширдан
через дубовую рощу, от Свияжска к Васильевскому перевозу кустами и между Казанью и Адмиралтейской слободой, которые, впрочем, по мнению Машкова, могли представлять препятствия исключительно в случае дождей [3, л. 159]. Во время проезда в 1836 году чиновник никаких «нетерпимых неисправностей» не заметил [5, л. 81]. Таким образом, дороги
Вид на Казань со стороны реки Казанки2
Воскресенская улица и Гостиный двор
Дом военного губернатора на Воскресенской улице
2 В статье использованы репродукции работ Э. Турнерелли, В.С. Турина, К.П. Бегрова, А. Дюрана, Н.-М.-Ж. Шапюна.
Кремль. Благовещенский собор
Кремль. Башня Сююмбеки и руины Никольской церкви, «из мечети обращенной»
Кремль. Фрагмент генерального плана 1840 года
по пути высочайшего следования были приведены в порядок, однако Николай I сумел оценить состояние лишь Симбирского тракта, прибыв из Нижнего Новгорода водой.
Казань уже при въезде произвела на Николая I благоприятное впечатление. Это первое, что отметил в своих воспоминаниях сопровождавший императора в поездке А.Х. Бенкендорф: «Государь был удивлён царствовавшею в Казани опрятностию, множеством украшающих её изящных церквей и других зданий и видом общего довольства, проявлявшегося в экипажах, нарядах и магазинах». Самому шефу жандармов, бывшему здесь 34 года назад, она показалась, по его собственным словам, «совсем новым городом» [4, с. 733]. Губернская столица в первой трети XIX века интенсивно застраивалась крупными общественными зданиями и комплексами в стиле классицизма. Целостный классицистический ансамбль представляла главная Воскресенская улица, протянувшаяся вдоль кремлёвского холма, с колоннадами гостиного двора, университета и духовной семинарии. Здесь и разместили столичных гостей, поселив императора в губернаторском доме. Именно Николай I ввёл традицию останавливаться в казённом доме губернатора, которого рассматривал как официального представителя верховной власти на местах.
В первую очередь обозрению подверглись кремль с его строениями и университет с гимназией.
В кремле располагался главный собор, с которого по установившейся среди русских монархов традиции начинались все высочайшие посещения. Император поклонился местным святыням в холодном Благовещенском храме, возведённом вскоре после завоевания Казани. Примыкавшая к нему тёплая церковь конца XVII века при освидетельствовании в 1828 году была признана ветхой. Тогда же «казанское дворянство, купечество и других сословий жители, руководимые чувством христианского благочестия и усердия к Церкви Божией, положили твёрдое намерение построить в городе Казани собственным иждивением вместо пришедшего в ветхость новый тёплый кафедральный собор во имя Рождества Христова, который бы благолепием и пространством соответствовал знаменитости города» [7, с. 11]. Предстоящий визит Николая I в Казань возбудил желание («усердное и единодушное») заложить новый собор в присутствии императора. Испрашивая высочайшего согласия, губернатор апеллировал к «незабвенным воспоминаниям», связанным с закладкой соборов Петропавловского с участием Петра I (1722) и Казанского в Богородицком монастыре во время пребывания Павла I (1798) [3, л. 193]. К прибытию императора губернский архитектор Ф.И. Петонди подготовил и проект [7]. Николай I однако, осмотрев древний храм и «найдя его хорошим», распорядился новый собор не возводить, а расширить существующий, обратив его в тёплый [6, с. 11]. По некоторым сведениям, он даже лично шагами вымерил пространство предполагаемого пристроя [8]. К новому этапу проектирования 1836-1839 годов подключились и архитекторы ГУПСиПЗ [9]. Принцип объединения тёплого и холодного храмов
в одном объёме за счёт реконструкции одного из них получил распространение при восстановлении города после пожара 1842 года (рис. 4).
Живой интерес Николая I вызвал кремль, воспринимавшийся как татарская крепость, захваченная при взятии Казани. Об этом свидетельствуют пафосные воспоминания А.Х. Бенкендорфа, сопровождавшего императора в пешей прогулке «по «стенам древнего кремля, некогда столь долго сопротивлявшегося московскому могуществу». По его утверждению, именно тогда у государя «родилась мысль возобновить во вкусе той эпохи, когда над Россиею ещё тяготело татарское иго, старинный ханский дворец, место которого ещё указывала одна сохранившаяся башня». Это место вблизи «сохранившейся башни» Сююмбеки, считавшейся минаретом ханской дворцовой мечети, обращённой в церковь, и определил Николай I для возведения дворца, велев представить ему «план сего возобновления» [4, с. 733]. «Проект дворца, предполагаемого вновь построить в Казанской крепости на месте, Его Императорским Величеством 20 августа 1836 г. назначенном», был готов в ноябре того же года. Разработанный Ф.И. Петонди, он положил начало многолетнему поиску, в который были вовлечены архитекторы и чиновники как местного, так и столичного уровня, в том числе «главный архитектор» страны К.А. Тон, придавший зданию русско-византийские формы. Николай I внимательно следил за процессом, сопровождавшимся обширной перепиской. Именно он настоял на том, чтобы главный фасад был обращён не на Казанку и главный московский въезд в город, а на Благовещенский собор. Башня Сююмбеки и Никольская церковь, сохранённая по требованию императора, составляли неотъемлемую часть «дворца военного губернатора с помещениями для императорских квартир», который замышлялся и как официальная царская резиденция. Его «возобновление» на месте ханского дворца символизировало воссоздание властных и градостроительных структур, а русско-византийские формы и «отреставрированная» церковь, «из мечети обращённая», подчёркивали утверждение русского владычества.
Пристальное внимание Николая I было приковано к военным объектам, в первую очередь - завершавшимся строительством зданиям Школы батальонов военных кантонистов. Для её размещения восстанавливались обгоревшие в пожаре 1815 года арсенал и корпуса литейного двора. Руководил работами специально учреждённый Комитет, архитектором которого был П.Г. Пятницкий, автор казанского университета. Здания подверглись самой придирчивой ревизии, в ходе которой император внёс изменения в фасад казарм, существенно упростив их облик, велел деревянные лестницы заменить каменными, заложить окна в лазарете до уровня фрамуг [10, л. 6]. При обозрении стен и башен «древнего кремля», он решительно отклонил просьбу губернатора о сносе Тайницкой башни, разрушавшейся от регулярных наводнений, потребовав возвести с внешней стороны «к поддержанию части растрескавшейся стены» контрфорсы. Проект и смету П.Г. Пятницкий пред-
ставил Комитету 25 августа, 28-го они были утверждены, а в октябре того же года губернское начальство уже рапортовало о произведённых работах в Департамент военных поселений. Подобными контрфорсами укрепили и расположенную поблизости Воскресенскую башню [11, л. 6]. Императорскому вмешательству обязано и восстановление церкви во имя Спаса Нерукотворенного при главной кремлёвский Спасской башне, переданной им впоследствии военному ведомству [12, с.141].
Подлинное удовольствие Николаю I доставило посещение главных учебных заведений города. Увенчанное куполом
Первая гимназия на Воздвиженской улице
Университет. Главное здание по улице Воскресенской
Университет. Здание обсерватории
здание гимназии, возведённое в 1808-1811 годах на одной из центральных улиц города, с величественной коринфской колоннадой большого ордера являло собой подлинный «храм просвещения». Император нашёл гимназию «заведением благоустроенным» [13] и распорядился передать ей расположенную рядом приходскую Крестовоздвиженскую церковь [12, с.380]. Крытый переход, возведённый по проекту М.П. Коринфского, связал главный корпус с храмом. Объединённая с ним и флигелями оградой, гимназия стала одним из наиболее значительных ансамблей Казани первой половины XIX века и играла важную градостроительную роль.
Большое впечатление на императора произвёл университет, о котором Николай I, по словам А.Х. Бенкендорфа, сказал, что «университетские здания вообще есть лучшее, какое ему когда-либо случалось видеть в этом роде» [4, с. 733]. С 1820 года он возводился не просто как учебное заведение, но и как научное учреждение, с постройками, предназначенными как для занятий со студентами, так и для научной деятельности - кабинетами и лабораториями, парадными залами для публичных лекций и диспутов. Выстроенный по проекту М.П. Коринфского университетский городок занимал целый квартал и включал, помимо главного корпуса П.Г. Пятницкого (1820-1825), обсерваторию, физический корпус и библиотеку,
Университет. Генеральный план ансамбля
Памятник Г.Р. Державину
соединявшиеся с анатомическим театром оградой «в один ряд пестумской колоннады». В центре полукруглой площади Николай предписал разместить памятник Г.Р. Державину [13], идея установки которого возникла ещё в 1816 году, когда поэт умер. Установленный в 1847 году [12, с. 648] монумент завершил ансамбль университетского двора. Следствием посещения университетской клиники стало выделение из казны 200 тысяч рублей на строительство нового здания. М.П. Коринфский задумал его как один из архитектурных акцентов города. Однако по требованию Николая I архитектор учебного округа И.П. Бессонов изменил проект, отказавшись от полукруглой колоннады тосканского ордера («полукруг и колонны уничтожены»), купола и барельефного фриза [14, л. 35]). Ансамбль, задуманный в период расцвета классицизма, завершался в годы кризиса этого стиля.
Пребывание Николая I в Казани реализовывало как для него самого, так и для российского общества две главные имперские идеи. Первую, связанную с образом страны-победителя, символизировало посещение храма-памятника павшим при взятии Казани русским воинам. Построенный в 1811-1823 годах, введённый в официальный перечень местных историко-архитектурных памятников наряду с «древностями» и отреставрированный в 1832 году, именно он олицетворял теперь в Казани это понятие, став обязательным для воздания почести членами императорской семьи местом. Другая имперская идея заключалась в единении всех слоёв народа, в том числе - единении победителя с побеждёнными. Её воплощением стала встреча императора с татарским населением города в соборной мечети, где он «пожелал почтить покорность и неукоризненную верность этих своих подданных», а муфтий встретил «речью, выражавшей всю преданность и благодарность его единоверцев» [4, с. 734].
Волжское путешествие Николая I протекало в условиях готовившегося реформирования местного управления. Для Казани ревизия местного управления представляла особую актуальность. «Глубоко вкоренившиеся беспорядки и злоупотребления», частая смена гражданских губернаторов стали причиной появления указа от 27 января 1832 года, по которому в Казанской губернии отменялась должность гражданского губернатора, всё управление как военной, так и гражданской частями передавалось в руки военного губернатора [15]. Военный губернатор С.С. Стрекалов встретил императора всеподданейшим отчётом «по 4-х летнему управлению 1832-1836 гг.». В нём он, в частности, сообщал о своём ежедневном присутствии в Строительной комиссии [16, с. 193]. Правление Стрекалова совпало с реорганизацией архитектурно-строительной деятельности в империи, которая сосредоточилась в руках вновь образованного Главного управления путей сообщения и публичных зданий. В подотчётные годы в губерниях, в том числе - Казанской, осмыслялась эффективность вступившего в силу с 1833 года (пока временно, «в виде опыта») Положения о новом образовании строительной части гражданского губернского ведомства
с учреждением губернских строительных комиссий. В Казанской комиссии, открывшей свою деятельность 8 августа, и председательствовал С.С. Стрекалов. Материалы рапортов об её опыте, двухгодичном за 1833-1835 и четырёхгодичном за 1833-1837 годы [17; 18], показывают колоссальный круг возложенных на Комиссию дел, руководство которыми в условиях пристального внимания со стороны государства действительно требовало активного участия губернатора. Император остался доволен деятельностью С.С. Стрекалова: отчёт был утверждён, а губернатору вручены «лично от имени его императорского величества» генерал-адъютантский шифр и аксельбанты [16, с. 201].
Увиденное в провинции, в частности, положительный пример военного губернаторства, продемонстрированный С.С. Стрекаловым, наделённым широкими полномочиями в губернии в силу чрезвычайных обстоятельств, по-видимому, убедили императора в необходимости усиления власти губернатора. «Наказ губернаторам», подписанный 3 июня 1837 года, объявлял губернатора начальником вверенной ему верховной властью губернии [19]. Институт губернаторства строился на личном доверии императора и личной ответственности губернатора перед императором. Получивший «особую монаршую милость», С.С. Стрекалов благополучно прослужил до 1841 года, успешно проводя государственную политику на доверенной ему территории, соучаствуя в поиске оптимальной модели управления архитектурно-строительным процессом в провинции. По опыту работы Казанской губернской строительной комиссии были подготовлены предложения по внесению изменений в временно действовавшее Положение о новом образовании строительной части губернского ведомства, обоснована необходимость увеличения её штата до 14 человек [18, л. 12]. В то же время губернатор упорно сопротивлялся учреждению «по примеру прочих губернских городов» строительного комитета по устройству города Казани, считая его излишним и неоднократно отстаивая свою позицию перед центральными органами [20].
Следующий императорский назначенец - военный губернатор С.П. Шипов - оказался одним из самых энергичных губернаторов Казанской губернии, в особенности преуспев в восстановлении уничтоженной пожаром губернской столицы. «Губернатор Шипов был как бы строителем по призванию; строительство всех родов и всех видов было его страстью, его манией, а пожар 1842 года открыл ему на этом поприще широкий путь», - так отзывался о нем казанский историк [12, с. 209]. Личная ответственность губернатора перед императором, выделившим из казны один миллион рублей и 50 тысяч из собственных средств на возобновление хорошо знакомого теперь ему города, стимулировала активность начальника губернии, эффективно использовавшего предоставленные ему высшей властью административные ресурсы.
Под всеобъемлющим контролем оказалась вся архитектурно-градостроительная деятельность в городе. Казанской губернской строительной комиссии было объявлено: «во
время моей болезни или отсутствия из Казани... никаких планов и фасадов на возведение, возобновление и перестройку зданий не утверждать, а оставлять до моего возврата или выздоровления; в случае же надобности предоставлять таковые ко мне особо, с тем, чтобы ни одного плана не было выдано без моего письменного утверждения» [21, л. 15]. Из принятых в первые же годы мер С.П. Шипова - возврат в городскую собственность самовольно захваченной («по невнимательности и по недостатку попечительности властей») во владение частных лиц городской земли; требование для строений, возводившихся на возвышенных местах, из которых «многие представляют немалое безобразие с задней стороны, более в виду города находящейся», предоставлять не только уличные, но и задние и боковые фасады; поощрение кирпичного производства и строительство городских кирпичных сараев и др. [22; 23]. Благодаря личному ходатайству губернатора жителям Казани, намеренным строить дома по точным образцовым планам, изданным в 1840 году, главноуправляющий ПСиПЗ разрешил выдавать таковые планы, не испрашивая особых разрешений [22, л. 5], а министерство внутренних дел позволило, в виде исключения, при выдаче ссуд ограничиться предоставлением кратких смет вместо требуемых Урочным положением полных. Обнаружив «затруднительность в возобновлении обывательских зданий в Казани от медленного составления проектов на постройки за недостатком архитекторов», Шипов добился дополнительного назначения в Казань «для усиления способов строительной комиссии» двух архитекторов и двух инженеров [24, л. 7].
Непростым шагом было пойти на внесение изменений в только что утверждённый в ноябре 1842 года план города [25, л. 1]. Увидев обгоревшие улицы в апреле 1843 года, С.П. Шипов обнаружил невозможность его осуществления в прилегающей к Казанке части города. Представляя новый план Николаю I, губернатор в всеподданнейшем докладе со-
Памятник павшим при взятии Казани воинам на Казанке
общал, что «местность реки Казанки была вновь исследована, тщательно обсуждена, и рассмотренные соображения сии показали возможность провести некоторые улицы с большей удобностию противу утверждённого плана» [22, л. 22; 25, л. 3]. Кроме того, он считал целесообразным целый ряд улиц, ранее назначенных под деревянную застройку, перевести в кварталы каменного строительства. Грузинская улица по приказу губернатора начала застраиваться каменными домами уже в 1843 году [26], до утверждения в апреле 1845 года переделанного плана. Его реализация с преобразованием неприглядной Кузнечной площади, переименованной затем в Николаевскую, формированием Театральной площади с уникальными зданиями почтамта, дворянского собрания и театра, застройкой района Арского поля - исключительная заслуга деятельного губернатора. Правление С.П. Шипова подтверждает исследовательский вывод А.Н. Бикташевой о том, что возврат военных губернаторов и издание «Наказа губернаторам» усилили представительство коронной власти на местах [16, с. 226], способствуя успешному проведению в провинции государственной политики, в том числе в области архитектуры и градостроительства.
Провинциальные поездки монархов всегда были значительными общественными и политическими событиями, во время которых как общество, так и сами монархи получали ориентиры дальнейшего развития, в значительной степени это развитие определявшие. Присутствующий в них элемент символического утверждения власти над определённой территорией в эпоху Нового времени и в условиях завоёванного региона, каким была Казанская губерния, приобретал значение вторичного, уже не военного, а культурного завоевания [2]. Монарх представал перед жителями провинции как носитель не только высшей власти, но и высшей культуры, новых принципов общественного устройства. В ходе императорских визитов определялись перспективы строительства, архитектурный облик зданий и городов, принимались градостроительные решения. Таким образом архитектурно-градостроительный процесс встраивается в общую доктрину культурного освоения провинции.
Литература
1. Уортман, Р.С. Сценарии власти. Мифы и церемонии русской монархии / Уортман Р.С; Т. I. - М., 2002.
2. Ибнеева,Г.Ф. Имперская политика Екатерины II в зеркале венценосных путешествий / Г.Ф. Ибнеева. - М., 2009.
3. Национальный архив Республики Татарстан. Ф. 1. Оп. 2. Д. 80.
4. Бенкендорф,А.Х. Записки (1832-1837 гг.) // Н.К. Шиль-дер. Император Николай I. Его жизнь и царствование. Т. 2. Дополнения ко второму тому. - СПб, 1903.
5. Национальный архив Республики Татарстан. Ф. 1. Оп. 2. Д. 154.
6. Яблоков, А. Кафедральный Благовещенский собор в Казани / А. Яблоков. - Казань, 1901.
7. Научная библиотека К(П)ФУ им. Н.И. Лобачевского. Отдел рукописей и редких книг. Ед. хр. 9611.
8. Долгов, Е.Б. Император Николай I в Казани в 1836 г. / Е.Б. Долгов //Эхо веков. - 2006. - № 1.
9. Нугманова, Г.Г. Казанский кремль в эпоху Николая I / Г.Г. Нгуманова // Архитектурное наследство. - В.50. - 2009. - С. 315-334.
10. Национальный архив Республики Татарстан. Ф. 409. Оп. 1. Д. 546.
11. Национальный архив Республики Татарстан. Ф. 409. Оп. 1. Д. 515.
12. Загоскин, Н.П. Спутник по Казани. Иллюстрированный указатель достопримечательностей и справочная книжка города / Н.П. Загоскин. - Казань, 2005.
13. Национальный архив Республики Татарстан. Ф. 977. Оп. Совет. Д. 2093.
14. Национальный архив Республики Татарстан. Ф. 92. Оп. 1. Д. 4200.
15. Полное собрание законов российской империи. Собр. 2-е. Т. 7. 1832 г. № 5108.
16. Бикташева, А.Н. Казанские губернаторы в диалогах властей (первая половина XIX века) / Бикташева А.Н. - Казань, 2008.
17. Национальный архив Республики Татарстан. Ф. 409. Оп. 6. Д. 16.
18. Национальный архив Республики Татарстан. Ф. 409. Оп. 1. Д. 314.
19. Полное собрание законов российской империи. Собр. 2-е. Т. 12. 1837 г. № 10303.
20. Национальный архив Республики Татарстан. Ф. 409. Оп. 13. Д. 13.
21. Национальный архив Республики Татарстан. Ф. 409. Оп. 1, Д. 1794.
22. Национальный архив Республики Татарстан. Ф. 1. Оп. 2. Д. 388.
23. Национальный архив Республики Татарстан. Ф. 409. Оп. 1. Д. 2059.
24. Национальный архив Республики Татарстан. Ф. 409. Оп. 1. Д. 1764.
25. Российский государственный исторический архив. Ф. 218. Оп. 4. Д. 62.
26. Национальный архив Республики Татарстан. Ф. 409. Оп. 1. Д. 1797.
Literatura
1. Uortman R.S. Stsenarii vLasti. Mify i tseremonii russkoj monarhii / Uortman R.S; T. I. - M., 2002.
2. Ibneeva G.F. Imperskaya poLitika Ekateriny II v zerkaLe ventsenosnyh puteshestvij / G.F. Ibneeva. - M., 2009.
3. NatsionaL'nyj arhiv RespubLiki Tatarstan. F. 1. Op. 2. D. 80.
4. Benkendorf A.H. Zapiski (1832-1837 gg.) // N.K. SHiL'der. Imperator NikoLaj I. Ego zhizn' i tsarstvovanie. T. 2. DopoLneniya ko vtoromu tomu. - SРb, 1903.
5. NatsionaL'nyj arhiv Respubliki Tatarstan. F. 1. Op 2. D. 154.
6. YablokovA. Kafedral'nyj Blagoveshhenskij sobor v Kazani / A. YAblokov. - Kazan', 1901.
7. Nauchnaya biblioteka K(P)FU im. N.I. Lobachevskogo. Otdel rukopisej i redkih knig. Ed. hr. 9611.
8. DolgovE.B. Imperator Nikolaj I v Kazani v 1836 g. / E.B. Dolgov //Eho vekov. - 2006. - № 1.
9. Nugmanova G.G. Kazanskij kreml' v epohu Nikolaya I / G.G. Ngumanova // Arhitekturnoe nasledstvo. - V.50. - 2009. - S. 315-334.
10. Natsional'nyj arhiv Respubliki Tatarstan. F. 409. Op 1. D. 546.
11. Natsional'nyj arhiv Respubliki Tatarstan. F. 409. Op 1. D. 515.
12. Zagoskin N.P. Sputnik po Kazani. Illyustrirovannyj ukazatel' dostoprimechatel'nostej i spravochnaya knizhka goroda / N.P. Zagoskin. - Kazan', 2005.
13. Natsional'nyj arhiv Respubliki Tatarstan. F. 977. Op. Sovet. D. 2093.
14. Natsional'nyj arhiv Respubliki Tatarstan. F. 92. Op 1. D. 4200.
15. Polnoe sobranie zakonov rossijskoj imperii. Sobr. 2-e. T. 7. 1832 g. № 5108.
16. Biktasheva,A.N. Kazanskie gubernatory v dialogah vlastej (pervaya polovina XIX veka) / Biktasheva A.N. - Kazan', 2008.
17. Natsional'nyj arhiv Respubliki Tatarstan. F. 409. Op 6. D. 16.
18. Natsional'nyj arhiv Respubliki Tatarstan. F. 409. Op 1. D. 314.
19. Polnoe sobranie zakonov rossijskoj imperii. Sobr. 2-e. T. 12. 1837 g. № 10303.
20. Natsional'nyj arhiv Respubliki Tatarstan. F. 409. Op 13. D. 13.
21. Natsional'nyj arhiv Respubliki Tatarstan. F. 409. Op 1, D. 1794.
22. Natsional'nyj arhiv Respubliki Tatarstan. F. 1. Op 2. D. 388.
23. Natsional'nyj arhiv Respubliki Tatarstan. F. 409. Op 1. D. 2059.
24. Natsional'nyj arhiv Respubliki Tatarstan. F. 409. Op 1. D. 1764.
25. Rossijskij gosudarstvennyj istoricheskij arhiv. F. 218. Op. 4. D. 62.
26. Natsional'nyj arhiv Respubliki Tatarstan. F. 409. Op. 1. D. 1797.