CC BY
30
Д. А. Ткаченко
МОДУСЫ УСКОЛЬЗАНИЯ: КОНЦЕПТУАЛИЗАЦИЯ РЕАЛЬНОСТИ В АНАЛИТИЧЕСКОЙ ФИЛОСОФИИ ЯЗЫКА
В статье рассматриваются две основные концептуализации (модели) реальности, соответствующие двум основным направлениям аналитической философии языка, демонстрируется принципиальная невозможность адекватного отображения реальности с их помощью. На основании этого делается вывод о том, что аналитическая философия языка оставляет открытой проблему референции, проблему соотношения языкового выражения с объектом реальности.
Ключевые слова и словосочетания: аналитическая философия, философия языка, реальность, референция, логика, коммуникация, практика, язык, реализм.
В процессе своей деятельности человек создает всевозможные модели реальности с целью ее максимально полного постижения. Эти модели находят свое применение в различных формах духовного производства - науке, искусстве, философии. Они могут быть как адекватны реальности, т. е. корректно ее отображать, так и искажать ее существенные черты в результате ошибки или намеренно (например, в искусстве). Различие адекватных и неадекватных моделей является важной гносеологической проблемой, решаемой не формально, т. е. путем поиска некоего единого алгоритма, а содержательно, т. е. в зависимости от того, как именно представляется реальность в каждой конкретной модели и какие средства доступа к реальности эта модель допускает.
Понятие модели предполагает лишь имитацию каких-то черт реальности, а не ухватывание этих черт в самой реальности. Поскольку многие модели понимались именно как инструменты последнего (независимо от того, насколько это соответствовало действительности), мы будем использовать термин «концептуализация реальности» как более общий, включающий в себя как отображение реальности с целью ее познания, так и имитацию ее с какой-то другой целью. Производство подобных концептуализаций - одна из основных задач различных форм духовного производства, в том числе философии.
Не избегает таких концептуализаций и философия языка, в том числе аналитическая, ведь одной из основных функций языка является функция репрезентации, а исследование какого-либо явления всегда содержит описание механизма исполнения им своей функции. Более того, именно аналитическая философия языка, выступая, с одной стороны, как наследница кантовского трансцендентального проекта, а с другой - как типичное направление неклас-
сической философии1, пыталась описать механизм получения истинного знания о мире, рассматривая язык одновременно как посредник и как помеху в этом получении.
Исследование структуры языка должно было гарантировать максимально точную «поправку на приборы», т. е. на специфику каналов доступа к миру, учет которой помог бы избежать ошибочных данных. Поэтому приоритетным аспектом изучения был именно аспект связи языка с миром, и как бы далеко в исследовании языка как такового и его различных функций философы не заходили, они неизбежно, хоть и не всегда явно, подчиняли свои исследования этой цели. Вычленяя структуру языка, они неизбежно вычленяли и механизм ее соотнесения с реальностью, и некие основополагающие характеристики этой реальности, делающие такое соотнесение возможным и адекватным. Соответственно, во всех последовательно проведенных концептуализа-циях языка явно или неявно присутствуют некие концептуализации реальности.
Реальность мы будем понимать как мир объективный, а не только интерсубъективный, т. е. такой мир, который остается и сохраняет свои существенные характеристики даже в случае исчезновения любого наблюдателя, способного отражать этот мир в сознании. Такая позиция может быть названа реалистической, и она, как представляется, вполне соответствует исходным интенциям аналитической философии языка. Кроме того, это должна быть реальность материальная, т. е. платонический мир идей реальностью признан быть не может, и реальность наша, т. е. она должна как-то соотноситься с нашими ощущениями (в отличие, например, от параллельной реальности, которая может быть логически допустима, но к которой мы не имеем доступа и которая нас поэтому в данном аспекте не интересует).
Успешность концептуализаций реальности, удовлетворяющей всем этим условиям, и будет нас интересовать. Представляется, что в рамках аналитической философии языка можно выделить два основных варианта таких концеп-туализаций в соответствии с двумя основными направлениями (этапами) развития этой философии.
Первое направление, которое можно назвать логическим (логической философией языка), фактически изгоняло реальность в область ноуменального, в область, о которой мы ничего не можем знать и о которой поэтому не можем ничего сказать. Представленное Расселом, «ранним» Витгенштейном и членами Венского кружка это направление базируется на необходимости достижения истинного знания путем реорганизации имеющегося в нашем распоряжении языка с целью максимального приближения его структуры к структуре языка идеального2.
Имеющийся в нашем распоряжении язык несовершенен, и использование его средств для построения каких-либо теорий может приводить к нежелательным следствиям, например, противоречиям, подобным открытым самим
1 См.: Мамардашвили М. К,, Соловьев Э. Ю., Швырев В. С. Классика и современность: две эпохи в развитии буржуазной философии // Философия в современном мире. - М., 1972. - С. 28-94.
2 См.: Аналитическая философия / под ред. М. В. Лебедева, А. З. Черняка. - М., 2006; Лебедев М. В., Черняк А. З. Онтологические предпосылки референции. - М., 2001.
Расселом парадоксам. Чтобы устранить эту возможность, необходимо поработать над имеющимися средствами выражения, например, накладывая ограничения на формирование выражений определенного вида или устанавливая жесткие правила сведения одного вида выражений к другому. Эта работа приближает язык к определенному идеалу, к идеальному языку, логическая форма которого не позволяет формулировать противоречивые выражения, обеспечивает беспроблемную референцию и передачу сообщения.
Истинность получаемых с использованием языка знаний о мире гарантируется приближенностью структуры реального языка к структуре идеального. Мир отображается правильно благодаря тому, что его отображение структурировано по законам логики. Это нельзя объяснить иначе, кроме как через указание на некоторое изначальное соответствие этих законов структуре мира.
Начиная с Фреге это соответствие просто постулируется, выступает исходным, непроблематизируемым пунктом рассуждения1. Философы тщательно исследуют его механизм, но оставляют в стороне обоснование самого факта. Это приводит к парадоксальному следствию. Встает вопрос о характере знания самих законов логики, самой структуры языка, которая обеспечивает получение нами истинного знания. Обеспечивает ли эта структура истинность знаний о себе? Какой статус имеет работа по описанию структуры: это получение нового знания, раскрытие тавтологий или что-то иное?
Решение сугубо логического вопроса о различии высказываний об объектах, к которым может быть осуществлена референция, и высказываний об объектах, к которым она не может быть осуществлена, заставляет Рассела ввести гносеологическое различие знания по описанию и знания по знакомству и отнести знание логической формы к последнему. Это означает, что тот порядок, в соответствии с которым мы выстраиваем неструктурированное данное, известен нам до этого данного каким-то непонятным образом, практически априори. Будучи знакомыми с элементами, требующимися для формулировки логических выражений, мы можем создавать высказывания об объектах, с которыми непосредственно не знакомы, в том числе несуществующих. Более того, нам не требуется знакомство с какими-либо объектами, чтобы формулировать высказывания о них - оно требуется только для проверки истинности этих высказываний, да и то при соблюдении ряда условий.
Таким образом, логика, позволяя редуцировать все знания к непосредственно данному и тем самым давая голос науке, занимающейся добычей этого непосредственно данного, предопределяет саму возможность такой работы, выступая во вполне традиционном кантианском привилегированном статусе. Она же оказывается условием связи с действительностью. Упорядочивающий непосредственно данное разум именно через логическую форму, через структуру, позволяющую это упорядочивание провести, связывается с действительностью. Структура мысли задает структуру мыслимого, как это видно, например, в случае принятия Расселом отношения в качестве семантического примитива и плюралистической онтологии, построение которой вытекает из этого факта.
1 См.: Макеева Л. Б. Язык, онтология и реализм. - М., 2011.
Релятивизацию этого принципа осуществил Карнап в своей концепции языковых каркасов, нацеленной на осмысление факта существования различных языковых структур, различных логик, а также на решение парадокса индукции применительно к верификации1.
Разделив вопросы о существовании на внутренние и внешние для языкового каркаса, Карнап релятивизировал онтологию к структуре выбранного по практическим основаниям каркаса. Кроме того, он фактически запретил внешние вопросы о существовании, ведь ответ на вопросы о существовании предполагал создание некоторой онтологии, а это возможно было только в соотнесении с языковым каркасом. Тем самым утверждения о реальности как таковой, не релятивизированной по отношению к языковому каркасу, оказывались невозможны, причем существование такой реальности демонстрировалось самим многообразием каркасов, самой релятивностью онтологии.
Более фундаментальным для этого направления философии языка можно считать другое доказательство, предъявленное Витгенштейном. Ведь если существует некоторая структура языка, соответствующая структуре мысли и структуре мыслимого, т. е. существующего, если она задает саму возможность постижения реальности и является гарантом истинности этого постижения и если возможно описание этой структуры в предложениях, подпадающих под действие самой структуры, то возможно отрицание этих предложений (в силу самого существования различия истины и лжи, вне которого вся эта схема оказывается бессмысленной), т. е. выход за пределы описываемого ими, выход за пределы структуры, попытка сказать о том, о чем сказать невозможно. Эта возможность невозможного выхода указывает на некое невыразимое существование, на область, которую Витгенштейн характеризовал как «мистическое» и в пространстве которой должен был осуществляться выбор языковых каркасов Карнапа. Эта область не может не являться частью реальности, но частью, которую невозможно описать в языке, т. е. ухватить в мысли, концептуализировать.
Реальность, таким образом, в лучшем случае распадается на реальность выразимую, описываемую нами, например, в рамках некоторого языкового каркаса, чья структура соответствует структуре нашего языка, и реальность невыразимую, т. е. реальность как целое ускользает от нас, и мы лишаемся возможности формулировать даже простейшие утверждения об этой целостной реальности. В худшем же случае выразимая часть вообще не относится к реальности, а просто представляет собой некий условный мир, созданный в качестве коррелята структуры языка.
В самом деле, нигде не показано, что тот мир, о котором говорят представители логического направления аналитической философии языка, является реальностью. Витгенштейн в этом смысле был максимально честен, требуя отбросить лестницу своего «Трактата» после восхождения по ней, т. е. факти-
1 См.: Аналитическая философия / под ред. М. В. Лебедева, А. З. Черняка.
чески претендуя не на истинное описание реальности, а на осуществление текстуальными средствами некоторой мистической практики.
Очевидно, что можно создать описание некоторого структурированного, целостного, логичного виртуального мира (текст Витгенштейна можно рассматривать как пример такой работы), но для того, чтобы этот мир мог быть назван нашей реальностью, нужна демонстрация процедуры соотнесения его элементов с чем-то непосредственно нам данным, а также доказательство его независимости от существования сознающего существа.
Возможным выходом из тупика вышеописанной линии аналитической философии языка является релятивизация концептуализаций реальности к нашей успешной практике, осуществляемой во взаимодействии с миром вообще и к нашей успешной коммуникации в частности. По такому пути пошло дальнейшее развитие аналитической философии языка, в том числе так называемая философия обыденного языка и философия языка после коммуникационного поворота. Мы объединим их здесь в одну группу, обозначив в качестве коммуникационно-лингвистической философии, поскольку они, как будет показано ниже, принимают в целом одну форму концептуализации реальности, отводя последней роль источника воздействий на владеющее языком существо. Более того, мы считаем возможным исключить из рассмотрения многих важнейших представителей философии обыденного языка, таких, как Остин, Райл, Серль, Грайс и т. д., поскольку они, сосредоточившись на анализе субъективной стороны языка (установок говорящего и т. п.), фактически отодвинули гносеологический вопрос о соответствии языка (мышления) и мира на задний план.
Одним из тех представителей философии обыденного языка, кто вплотную занялся этим вопросом, был Питер Фредерик Стросон. Стремясь построить свою дескриптивную метафизику, т. е. постичь структуру реальности через универсальную для всех языков концептуальную схему, он обосновывает соответствие этой концептуальной схемы реальности так называемым трансцендентальным аргументам .
Кант, как известно, исходил из факта существования некоторых научных дисциплин и вообще структурированного знания о мире и пытался рассмотреть механизмы получения и удостоверения истинности этих знаний, т. е. исходя из факта решенности проблемы заключал о ее существовании. Стросон применяет этот прием к факту успешности нашей коммуникации о некотором мире: очевидно, существует механизм обеспечения этой успешности, и в его основе лежит концептуальная схема языка, соответствующая структуре реальности. То есть если мы успешно коммуницируем, следовательно, мы имеем в виду в ходе этой коммуникации нечто общее, а раз наша коммуникация встроена в нашу практику взаимодействия с реальностью в целом, также успешную, то это общее есть набор истинных представлений о реальности.
1 См.: Strawson P. F. Individuals. An Essay in Descriptive Metaphysics. - London, 1961.
Если с первой частью аргумента (факт успешной коммуникации свидетельствует о наличии у коммуницирующих общих представлений) можно согласиться, то вторая (эти общие представления есть истинное отображение структуры реальности) представляется недостаточно обоснованной. В самом деле, можно принять в принципе любую общую модель реальности и на ее основе успешно коммуницировать - проверка этой модели на соответствие реальности будет осуществляться только в точках непосредственного столкновения с реальностью, в процессе неязыковой практики. Что за точки это могут быть?
Поскольку Стросон считает свой трансцендентальный аргумент исчерпывающим и уходит в исследование лежащей в основе языка концептуальной структуры, не заботясь о подробном описании взаимодействия говорящего субъекта с реальностью, обратимся к другому мыслителю, отстаивающему сходную холистическую позицию в вопросе о соотношении языка и реальности, - Уилларду Ван Орману Куайну.
У Куайна можно взять недостающее Стросону звено - момент непосредственного соотношения употребления языка и реальности. Этот момент концептуализируется в понятии «стимул-значение», обозначающем совокупность стимулов, воздействующих на расположенные на теле человека рецеп-торы1.
Собственно язык, который, очевидно, не является совокупностью обозначений сенсорных стимуляций, оказывается продуктом коммуникации людей по поводу этих стимуляций. На основании концептуализации стимуляций формулируются предложения наблюдений, а на основании их - все остальные предложения языка вплоть до абстрактных научных и философских теорий, причем в соответствии с холистическими представлениями Куайна, отвергавшего верификационистскую догму эмпиризма, при наличии не укладывающегося в имеющиеся представления опыта могут быть пересмотрены как предложения наблюдения, так и любые вытекающие из них предложения.
Таким образом, реальность является для Куайна источником стимуляций рецепторов, и только события этих стимуляций (которые даже проблематично выразить во всей их конкретности в языке) есть то, посредством чего реальность «дотягивается» до нас, до нашего познания, до нашей практики и до нашей коммуникации. Все остальное, начиная с формирования самого представления о вещах, о неких целостных объектах и об их онтологическом статусе, является продуктом нашей коммуникации, т. е. релятивизируется к конкретному языку и подпадает под тезис онтологической относительности. Получается, что мы опять имеем дело с миром, сконструированным нашей сознательной деятельностью, а об объектах реальности мы не можем ничего сказать, поскольку даже само представление о целостных различных объектах является продуктом нашей концептуализации. То есть мы не можем судить даже об истинности обыденной онтологии, построенной на основании здраво-
1 См.: Куайн У. В. О. Слово и объект. - М., 2000.
го смысла, предполагающей существование вещей и отношений, не можем сопоставлять ее, например, с онтологией Маха, предполагающей существование нейтральных психофизических феноменов.
Получается довольно связная картина взаимоотношений языка и реальности, характерная для этого направления аналитической философии языка, выросшей из «Философских исследований» Витгенштейна и его концепции значения как употребления. Структура концептуализации реальности, оказывается, фундирована коммуникативной практикой (а не логикой идеального языка), но реальность низводится до поставщика неструктурированного материала и тем самым ускользает, поскольку сами стимуляции рецепторов не могут быть названы реальностью по определению, а той модели, которая создается на их основе, ничто не мешает быть моделью не реального, а виртуального интерсубъективного мира, принятого конвенционально с целью успешного взаимодействия с реальностью.
Таким образом, мы имеем дело с двумя формами ускользания реальности. Первая форма, принятая логическим направлением аналитической философии языка, фактически отказывает реальности даже в фиксируемых проявлениях и изгоняет ее в ноуменальную область неописуемого, выход в которую осуществляется из-за необходимости практической деятельности человека в мире.
Вторая же форма, которой придерживается коммуникационно-лингвистическое направление философии языка, оставляет реальности роль производителя сенсорных стимуляций, но все модели, выстраиваемые на основании их, оказываются лишь условными, принятыми с целью успешного взаимодействия с реальностью, о степени соответствия которых последней мы судить не можем, ведь успешное взаимодействие с чем-то на основании некоторого представления о нем на самом деле не свидетельствует об истинности этого представления.
Аналитическая философия языка своими концептуализациями не «дотягивается» до реальности, и, следовательно, вопрос о соответствии языковых выражений реальности по-прежнему остается открытым.
Список литературы
1. Аналитическая философия / под ред. М. В. Лебедева, А. З. Черняка. -М., 2006.
2. Витгенштейн Л. Логико-философский трактат. - М., 1958.
3. Куайн У. В. О. Слово и объект. - М., 2000.
4. Лебедев М. В., Черняк А. З. Онтологические предпосылки референции. - М., 2001.
5. Макеева Л. Б. Язык, онтология и реализм. - М., 2011.
6. Язык, знание, реальность. - М., 2011.
7. Hylton H. Quine on Reference and Ontology // The Cambridge Companion to Quine. - Cambridge, 2004.
