CC BY
456
стическое рассогласование дает возможность выразить негативное отношение автора высказывания (журналиста, его собеседника) к событию или к участникам этого события. Ср.: Но хватит заниматься идиотским унижением Гениев (Московский комсомолец. 2002. 19 апр.). Ср.: идиотский 'свойственный идиоту; дурацкий нелепый'; идиот 'прост, бран. дурак, болван, тупица' [10].
Расширение номинативных возможностей ОГИО может рассматриваться как частное подтверждение тенденции к аналитизму, характерной для современного русского языка.
Примечания
1. Лекант П. А. Развитие форм сказуемого // Мысли о современном русском языке: сб. ст. / под ред. В. В. Виноградова. М.: Просвещение, 1969. С. 151.
2. Лекант П. А. Типы и формы сказуемого в современном русском языке. М.: Высш. шк., 1976. С. 47.
3. Лагузова Е. Н. Описательный глагольно-имен-ной оборот как единица номинации. М.: МГОУ, 2003. С. 30-92.
4. Современный толковый словарь русского языка / под ред. С. А. Кузнецова. СПб., 2001. С. 223.
5. Мокиенко В. М., Никитина Т. Г. Большой словарь русского жаргона. СПб., 2001. С. 675.
6. Гак В. Г. Языковые преобразования. М.: Школа «Языки русской культуры», 1998. С. 284-285.
7. Там же. С. 280.
8. Русский семантический словарь / под ред. Н. Ю. Шведовой. Т. III. М.: Азбуковник, 2003. С. 543.
9. Словарь русского языка: в 4 т. / под ред. А. П. Евгеньевой. Т. 1. М.: Наука, 1985. С. 217.
10. Там же. С. 631.
УДК 81'373.421
Е. С. Ярыгина
МОДУС И МОДАЛЬНОСТЬ -ТЕРМИНОЛОГИЧЕСКИЕ СИНОНИМЫ?
В статье рассматривается соотношение понятий «модальность» и «модус». Доказывается, что понятие «модус» шире понятия «модальность», поскольку своим содержательным объемом охватывает логико-синтаксический и коммуникативно-синтаксический аспекты предложения. Автор показывает, что модус в русском языке чаще всего имплицитный и восстанавливаемый, что сфера модуса - дей-ктические или эгоцентрические элементы языка. Модальность же всегда эксплицитна и выражена грамматическими средствами.
The correlation of the concepts "modality" and "modus" is considered in the article. It is proved that the notion "modus" is wider than the notion "modality" as in its substantial volume it covers logic-syntactic and communicative- syntactic aspects of the sentence. The author shows that modus in Russian is more often implitcit and restored and that the sphere of modus is represented by deictic, or egocentric elements of language. Modality is always explicit and is expressed by grammatical means.
Ключевые слова: модальность, модус, модальность субъективная/объективная, субъект, полисубъектные конструкции, субъект сознания и речи, модальная рамка, тип модуса.
Keywords: modality, modus, modality subjective/ objective, subject, polysubject structures, subject of consciousness and speech, modal frame, type of modus.
Успешному описанию языковой системы в значительной степени способствует строгое и четкое выделение и ограничение лингвистического объекта. Инструментом адекватного описания является понятийно-терминологический аппарат. Становление и успешное развитие семантического синтаксиса в русистике сопровождается не только появлением новых терминов, но и привлечением традиционных дефиниций для представления языковых фактов и явлений. Этот процесс неизбежен, однако важно, чтобы он не привел к понятийно-терминологической путанице.
Задача настоящей статьи состоит в дифференциации понятий модальность и модус, первое из которых реализует структурный аспект предложения, а второе - семантико-синтаксический.
В индоевропейской лингвистике существуют две грамматические традиции: одна из них сближает, роднит логику и грамматику, пытается соединить их для анализа конкретных языковых фактов; в соответствии с другой - грамматика в борьбе за самоопределение пытается отделиться от логики; в стремлении доказать свою самостоятельность как филологической дисциплины,
© Ярыгина Е. С., 2012
грамматика противопоставляется логике. Именно эта, вторая, традиция была доминирующей в развитии русистики XIX - середины XX в., что нашло отражение, в частности, в терминологическом использовании понятий модальность, модальный применительно к лексическим и морфологическим средствам русского языка. Термины модальность и модус связаны между собой с точки зрения объекта и того, что составляет содержание объекта; при этом исходным является понятие модус, от которого и образован русский термин модальность. Однако в русистике более востребованным оказалось понятие модальность, поскольку в нем воплощалось грамматическое значение, реализованное лексическими и морфологическими средствами; тем самым употреблением понятия модальность осуществлялось противопоставление грамматики логике.
Развитие и достижения русистики советской эпохи связаны в первую очередь с именем академика В. В. Виноградова. Огромная заслуга В. В. Виноградова состоит в том, что он был первым лингвистом, применившим на практике теорию поля (не обозначив ее терминологически). В своей программной книге «Русский язык» ученый развивает и обосновывает идею модальности в рамках системы частей речи и морфологических категорий частей речи. Ученый провозглашает слово основной единицей языка, а грамматику - центром языковой системы. Следовательно, изучение грамматики и лексики должно осуществляться в тесной взаимосвязи: «Изучение грамматического строя языка без учета лексической его стороны, без учета взаимодействия лексических и грамматических значений невозможно» [1].
В. В. Виноградов разделил все слова на «основные структурно-семантические типы (или категории)» в зависимости от различия вещественных (лексических) значений, инвентаря морфологических форм и выполняемых словами синтаксических функций в связной речи и структуре предложения: 1) части речи (знаменательные слова), 2) частицы речи (служебные слова), 3) модальные слова и частицы и 4) междометия. Особое место в этой классификации занимают модальные слова.
Своеобразие модальных слов было замечено отечественными лингвистами еще с начала XIX в., однако по сложившейся традиции их включали в состав наречий и Н. И. Греч [2], и И. И. Давыдов [3], и А. А. Востоков [4]. Мысль о том, что модальные слова наряду с формами наклонения могут выступать в качестве средства выражения модальности предложения, содержится и у А. А. Шахматова [5].
Идея выделения модальных слов как особой категории восходит к А. А. Потебне, доказывавшему происхождение модальных слов из ввод-
ных предложений и подчеркивающему их самостоятельное положение среди других членов в составе предложения. Термин «вводные слова», по мнению Потебни, не раскрывал грамматической сущности модальных слов, а лишь определял их место в связной речи [6]. Мысль А. А. По-тебни об особом категориальном статусе модальных слов получила дальнейшее развитие и воплотилась в учении В. В. Виноградова.
Модальные слова и частицы В. В. Виноградов противопоставляет как знаменательным словам (частям речи), так и связочным (частицам речи) на функционально-семантической основе: «Они выражают модальность сообщения о действительности или являются субъектно-стилистическим ключом речи. В них находит свое выражение сфера оценок и точек зрения субъекта на действительность и на приемы ее словесного выражения» [7]. По сравнению со связочными, модальные слова более «лексичны», поэтому не являются собственно формально-языковыми средствами языка. А по своей устремленности к действительности, «обусловленной точкой зрения субъекта», они частично сближаются с формальным значением глагольных наклонений. Их лексическое значение составляет сферу модальности предложения, в состав которого они входят, а «синтаксические функции и семантическая структура большинства модальных слов иного рода, чем частей речи и частиц речи» [8].
Специфика модальных слов как отдельного лексико-грамматического разряда состоит в том, что они являются результатом смыслового редуцирования вводных предложений и обладают различной этимологической природой (часть вводных слов восходит к вставным предложениям, многие из модальных слов и частиц произошли от наречий и глагольных форм). Модальные слова являются средством выражения субъективно-объективных, или модальных, отношений целостного высказывания или предложения к действительности. Следовательно, модальные слова син-таксичны по своей сущности. Своеобразие положения модальных слов состоит в том, что иногда они выступают в роли стилистического ключа, открывающего модальность предложения: они оправдывают, мотивируют выбор или употребление отдельных слов, подчеркивая их экспрессию. В целом же «модальные слова и частицы определяют точку зрения говорящего субъекта на отношение речи к действительности или на выбор и функции отдельных выражений в составе речи» [9].
Главная роль в выражении модальных значений принадлежат глаголу. Это убедительно доказал В. В. Виноградов на примере анализа глагольной категории наклонения. Уже само определение этой категории включает указание на ее
синтаксическое предназначение, на возможность и способность манифестировать субъективно-объективные отношения: «Категория наклонения отражает точку зрения говорящего на характер связи действия с действующим лицом или предметом. Она выражает оценку реальности связи между действием и его субъектом с точки зрения говорящего лица или волю говорящего к осуществлению или отрицанию этой связи. Таким образом, категория наклонения - это грамматическая категория в системе глагола, определяющая модальность действия, т. е. обозначающая отношение действия к действительности, устанавливаемое говорящим лицом» [10]. Виноградов сразу же отмечает, что сущность категории наклонения в значительно большей степени отражается в латинском и греческом понятиях: «...в древней греческой грамматике был предложен другой термин - diathesis psychike (или просто diathesis) - "психическое или душевное расположение". Тут намекалось на то, что данная категория выражает отношение говорящего к действию, которое представляется либо действительным, либо предполагаемым, либо желаемым, либо требуемым. В латинской грамматике это значение яснее было определено термином modus (или moduc agendi - "образ действия")» [11].
Здесь следует отметить, что введенное еще Аристотелем понятие модуса разрабатывалось в концепции модистов, играющей видную роль в схоластической науке XIII-XIV вв. Термин модус связывался либо со способом существования какого-либо объекта или протекания какого-либо явления или же со способом понимания суждения об объекте, явлении или событии. Модисты дифференцировали в составе речи три компонента: подразумеваемую вещь, понятие и слово, сообразующиеся с тремя категориями модусов: модусом существования (модус сущего), модусом понятия и модусом обозначения. В соответствии с их учением, особая роль отводилась модусу обозначения как способу выражения определенного понятия посредством слова [12]. Следовательно, понятие модус было одним из основных в формальной логике, где значение его постепенно расширялось. В частности, термином модус стала обозначаться разновидность силлогизмов, определяемая формой и взаимозависимостью посылок и силлогических умозаключений, в рамках которых различались три модальные категории: бытие - небытие, возможность -невозможность и необходимость - случайность [13]. В основе описания свойств модальности в логике лежит предложенная Кантом типология суждений, состоящая из ассерторических (суждений действительности), аподиктических (суждений необходимости) и проблематических (суждений возможности). Таким образом, логическая
типология суждений явилась тем фундаментом, на котором в русской грамматике XIX в. укрепилось учение о трех наклонениях - изъявительном, повелительном и сослагательном.
Итак, на примере анализа синтетических и аналитических форм наклонений В. В. Виноградов наглядно продемонстрировал предназначение глагольной категории наклонения для обозначения отношения действия к действительности как реального или ирреального, устанавливаемого говорящим лицом. Тем самым В. В. Виноградов первым из отечественных лингвистов выявил и раскрыл «морфологизованную модальность», модальность в рамках системы частей речи и показал, что в русском языке есть комплекс средств выражения модальности, охватывающий систему форм глагольного наклонения и модальные слова. Наблюдение над способами представления модальности, дифференциация тонких модальных оттенков, реализованных в высказывании, позволили В. В. Виноградову создать учение о модальности как об одной из основных языковых категорий, реализующейся в русском языке в сфере синтаксиса, морфологии и лексических элементов; это учение послужило прочным фундаментом, на котором много позднее выкристаллизовалось функционально-семантическое поле модальности [14].
Для соотношения понятий модус и модальность раскроем сущность каждого из них. Модальность как лингвистическая категория принадлежит к синтаксическому уровню языковой системы. Определение модальности как синтаксической категории, выражающей отношение сообщения, содержащегося в предложении, к действительности [15], данное В. В. Виноградовым, является традиционным в настоящее время, но в то же время удовлетворяющим далеко не всех лингвистов широтой трактовки данного явления. Кроме того, в статье «О категории модальности и модальных словах» отмечалось, что модальность, реализуемая вводными словами и синтагмами, - это совершенно иной тип по сравнению с модальностью, выражаемой формами глагольного наклонения в составе предиката, и что модальные оттенки, возникающие при включении в состав предложения вводных слов, «образуют как бы второй слой модальных значений в смысловой структуре высказывания, так как они накладываются на грамматический грунт предложения, уже имеющего модальное значение» [16]. Эти положения явились отправной точкой для выделения, а подчас и противопоставления исследователями двух типов модальных значений - объективной и субъективной модальности [17]. В этом случае содержание модальности, предложенное В. В. Виноградовым, соотносится с объективной модальностью, а субъектив-
ная модальность интерпретируется через «отношение говорящего к сообщаемому» [18]. Мы полностью разделяем мнение тех исследователей, которые считают нецелесообразным резко противопоставлять объективную и субъективную модальность [19]. И в то же время невозможно отрицать субъективный момент, присущий модальности. Именно поэтому представляется плодотворным подход П. А. Леканта, предлагающего рассматривать модальность как единую синтаксическую категорию, содержательно формируемую тремя значениями (аспектами): 1) модальным значением реальности/ирреальности как инвариантным модальным значением, обязательным для любого предложения вообще; универсальными грамматическими показателями этого значения выступают формы глагольного наклонения и интонация; 2) модальным значением достоверности/вероятности, которое выражается вводно-модальными конструкциями; 3) модальностью предиката, то есть противопоставлением «форм сказуемого (или главного члена односоставных предложений) по частным модальным значениям (возможности, желательности, долженствования, целесообразности и т. п.) [20].
Отчетливое противопоставление субъективной и объективной модальности встречаем, например, в «Грамматике современного русского литературного языка» (М., 1970). Неправомерной представляется нам такая интерпретация объективной модальности, при которой содержание высказывания отстранено, отвлечено от производителя данного высказывания, лишено связи с говорящим - автором высказывания [21]. Значения реальности/ирреальности устанавливаются именно с точки зрения говорящего [22]. С другой стороны, в толковании субъективной модальности наблюдается иная крайность: субъективная модальность понимается как «отношение говорящего к сообщаемому» [23]. При таком подходе к субъективной модальности совершенно игнорируется отношение высказывания к действительности. Однако в предложениях типа Конечно, он придет вовремя; Наверное, завтра пойдет снег со значениями достоверности и предположительности говорящий оценивает не только свое отношение к содержанию высказывания, но и отношение содержания высказывания к действительности.
Модальность в принципе всегда субъективна именно потому, что содержательно представляет собой комплекс субъективно-объективных отношений, сумму концептуальных (но не грамматических!) модальных значений, в которых отражается система понятий (логико-мыслительных концептов). Сумма этих логико-мыслительных концептов и составляет понятийную основу категории модальности [24]. Вероятно, эту смыс-
ловую сторону имел в виду В. В. Виноградов, характеризуя модальность как одну из наиболее фундаментальных понятийных категорий [25]. Поэтому, с точки зрения значения, модальность, безусловно, субъективна (модальность связана всегда с «воображаемой ситуацией», с «мыслимым»); например, то, что может быть представлено посредством сослагательного наклонения (Пошел бы дождь!), - это воображаемая конкретным сознанием ситуация. Однако модальность объективна с точки зрения того, что она воплощена в той или иной форме, то есть выражена средствами языка. Но, пользуясь языком, говорящий как бы «присваивает его себе», соотносит его с собой, с моментом своих речевых действий, со своими оценками [26]. В этом случае происходит столкновение двух понятий - модальности как «мыслимой сущности», концепта и ее «материального воплощения» средствами языка: сама модальность связана прежде всего с «нереальностью», то есть с субъективностью, но представлена она может быть языковыми средствами. В лингвистике, как уже отмечалось, этот конфликт разрешился путем дифференциации модальности на объективную и субъективную в зависимости от наличия или отсутствия морфологических способов выражения модального значения. Если в высказывании есть такие морфологические способы выражения модальности (система форм глагольного наклонения), то ее называют объективной модальностью, понимая под этим, что модальность как бы задана языком; если же морфологических способов выражения нет, но имеются лексические средства, например, вводные слова, то говорят, что такое высказывание обладает субъективной модальностью. Таким образом, модальность как понятийная категория в принципе субъективна: ее невозможно отделить, «освободить» от субъекта речи, говорящего, автора высказывания; ср.: «точка зрения говорящего присутствует и в объективной модальности» [27].
В. В. Виноградов первый связал модальность, время и лицо, в которых выражается и конкретизируется категория предикативности, с точкой зрения говорящего: «В конкретном предложении значения лица, времени, модальности устанавливаются с точки зрения говорящего лица» [28]. При этом среди всех предикативных категорий модальности отводится главная роль. Исходя из этого можно, вероятно, говорить о том, что предикативность также обладает субъективно-объективным характером. Любое высказывание оформляется по законам данного языка и реализуется в виде определенной абстрактной модели предложения. Это - грамматическая, «объективная» сторона предикативности. Собственно содержание, которое «вкладывается» говорящим в объек-
тивно существующую рамку - модель предложения, то есть смысловое наполнение модели, - это «субъективный» аспект предикативности, связанный с я конкретного говорящего.
Краеугольный камень полемики относительно субъективной и объективной модальности -это, как кажется, различная интерпретация исследователями понятий субъективный и объективный. Дело в том, что термин субъективный используется, в частности у В. В. Виноградова, в двух значениях: 1) присущий только данному лицу, субъекту и 2) пристрастный, предвзятый, лишенный объективности; эти значения часто не разграничиваются. Если подходить к осмыслению модальности как грамматической категории с позиции дифференциации значений прилагательного субъективный, то следует признать, что ее основной аспект - значение реальности/ирреальности - относится, по сути, к объективной модальности, а остальные аспекты - достоверности/вероятности и модальность предиката - к субъективной модальности; и в этом случае по отношению к этим модальным аспектам уместнее, видимо, применять понятие субъектный, а не субъективный. Однако дело осложняется тем, что модальность вся целиком - субъектна, но не субъективна; субъективной в прямом смысле можно считать только модальность мнения; а, например, знания и наблюдение соотносятся с субъектностью, но не с субъективностью. То есть все то (в содержании высказывания), что подлежит верификации типа «истинно - ложно», -это все субъектное, но не субъективное. Но поскольку вся модальность в принципе субъектна -не бывает «бессубъектной» или «надсубъектной» модальности, - то нет смысла в использовании понятия субъектный: модальность сама по себе предполагает определенную (то есть относящую высказывание к определенному субъекту - говорящему) тональность. Однако разграничивать два значения термина субъективный при анализе конкретных языковых фактов представляется необходимым. Кроме того, по нашему мнению, термин субъектный необходим при анализе полисубъектных конструкций, когда в высказывании обнаруживаются следы присутствия не одного, а нескольких субъектов, например субъекта действия (субъекта базовой модели), субъекта сознания, субъекта речи, субъекта-каузатора. Особенно актуальным обнаружение сфер «субъектного» и «субъективного» является в конструкциях вывода-обоснования, первый компонент которых, вывод, представляет собой субъективную версию, гипотезу, принадлежащую определенному субъекту сознания. В этом случае использование понятий субъект, субъектный помогает выявить диапазон субъектных сфер высказывания, обозначить в нем границы субъект-
ной перспективы и определить в нем носителя субъективных смыслов. Приведем примеры необходимого разграничения понятий субъект и субъективный в высказываниях. Приятели оделись и пошли в павильон. Тут Самойленко был своим человеком, и для него имелась даже особая посуда. Каждое утро ему подавали на подносе чашку кофе, высокий граненый стакан с водою и со льдом и рюмку коньяку; он сначала выпивал коньяк, потом горячий кофе, потом воду со льдом, и это, должно быть, было очень вкусно, потому что после питья глаза у него становились маслеными, он обеими руками разглаживал бакены и говорил, глядя на море: — Удивительно великолепный вид! (А. П. Чехов). Выделенный фрагмент - иллюстрация конструкции вывода-обоснования, в первой части которой располагается вывод, во второй (начиная с союза потому что) - обоснование. В части вывод реализованы два модальных аспекта: инвариантное модальное значение реальности, воплощенное формой прошедшего времени изъявительного наклонения вспомогательного глагола в составном именном сказуемом (было вкусно), и модальный аспект вероятности, предположительности, выраженный вводным сочетанием должно быть, которые традиционно трактуются как объективная и субъективная модальность. Если задаться вопросом о том, кто является выразителем субъективного смысла, заключенного во вводном сочетании должно быть, и обратить внимание на весь текст, нетрудно заметить, что в нем имеются, кроме того, и другие показатели, указывающие на носителя мнения, в частности, местоимение это, отсылающее к предтексту, словосочетание каждое утро. Отмеченные средства являются дейктическими показателями, отсылающими к тому, кому известна регулярная повторяемость ситуации, представленной в высказывании, поскольку он уже ранее был ее свидетелем, а наличие в первом предложении существительного приятели непосредственно отсылает к тому человеку, который в данное утро находился рядом с Самойленко. Грамматический субъект компонента вывод (субъект базовой модели, или подлежащее) выражен местоимением это и не совпадает с субъектом сознания и речи, которым, очевидно, является в данном случае Лаевс-кий. То есть в конструкции вывода-обоснования присутствует несколько субъектов, имеется несколько субъектных сфер, но понятие субъективности возможно связать только с одной из них, а именно, со сферой субъекта сознания и речи. При этом субъект сознания, как правило, в конструкции вывода-обоснования не обозначен, а указание на него осуществляется посредством вводных слов и других дейктических показателей. То есть предложению свойственна высокая
степень «модальной насыщенности», отражающая «работу» чьего-то конкретного сознания. В этом случае первоочередной задачей становится выявление того, от кого исходят субъективные смыслы в высказывании.
Вот этот самый тип сознания, в рамках которого оформляется содержание высказывания, и может быть определен как модус. В этой точке и пересекаются понятия модус и модальность. Дело в том, что не все типы сознания могут иметь в высказывании предикативно оформленное выражение. Следовательно, понятие модус шире понятия модальность и своим содержательным объемом охватывает логико-синтаксический и коммуникативно-синтаксический аспекты предложения.
В русском языке модус чаще всего имплицитный, подразумеваемый и восстанавливаемый; модальность же как один из важнейших предикативных признаков всегда эксплицитна, выражена грамматическими средствами. Можно сказать, что модальность - это грамматическая интерпретация модуса, которая изначально была морфологизована и лексикализована, и именно поэтому отмечена термином модальность. Итак, модальность - это, по сути, морфологизован-ный и лексикализованный модус. Термин модальность используют при логико-грамматическом анализе предложения. Например, для Ш. Балли, работавшего в рамках стилистики и сближавшегося в своих исследованиях с логикой, употребление термина модус было вполне естественным. Когда в лингвистике конца 70-х гг. XX в. утвердилось понимание того, что невозможно производить анализ языковых фактов и конкретного высказывания, в частности, отмежевываясь от логики, психологии, психолингвистики, русисты возвращаются к понятию модус. Понятия модальность и модус стали употребляться параллельно, не дублируя друг друга. При этом понятие модус было закреплено за лексикализованным модусом, связанным с субъектом сознания (в рамках глаголов и в рамках модальных (вводных) слов, т. е. именно в рамках обнаружения субъекта речи и сознания). То есть модус - это некоторая модальная окрашенность высказывания целиком, связанная прежде всего с лексическими компонентами; это не морфология и не оформление модальности посредством форм глагольного наклонения, но как бы легкая «пелена» на лексеме, которая создает модальную рамку высказывания. Модальная рамка связана с субъектным толкованием, поэтому получается, что точка зрения проявляется в выборе определенного типа лексем. Понятия модус и модальность, сосуществуя в русистике, функционируют в разных научных школах: область распространения термина модальность связана с грамма-
тической категорией глагольного наклонения, в то время как сфера модуса - это дейктические, или эгоцентрические элементы языка [29]. Вводные слова и сочетания являются «пограничной зоной» и рассматриваются как средство выражения модальности (модального аспекта достоверности/вероятности) и модуса (способ обнаружения точки зрения) одновременно. При таком распределении областей распространения термин модус оказался тесно связан с прагматикой, а модальность «спаяна» с грамматикой. Вообще термин модус, в отличие от модальности, характеризуется более широким семантическим объемом.
Таким образом, на современном этапе развития русистики понятия модальности и модуса соединились, как соединились результаты исследований, проводимых разными лингвистическими направлениями. При внимании современной лингвистики к человеку модальность и модус оказываются средствами продвижения исследователя к личности говорящего. Если разграничивать эти понятия, то термином модус следует обозначать ментальное состояние говорящего, а термином модальность - соответствующую окраску языковых средств. Если использовать противопоставление субъективный - объективный, то только в рамках модуса мнения, а модус знания и модус перцепции (восприятия) предполагают соответствие действительности, то есть объективный взгляд на вещи.
Противопоставление морфологизованной и лексикализованной модальности как объективной и субъективной связано с признаком контроля: морфологизованная модальность неконт-ролируема говорящим; лексикализованная предполагает осознанный выбор в соответствии с модусом говорящего.
Примечания
1. Виноградов В. В. Русский язык (Грамматическое учение о слове). 3-е изд., испр. / отв. ред. Г. А. Золото-ва. М., 1986. С. 16.
2. Греч Н. И. Практическая русская грамматика. СПб., 1834.
3. Давыдов И. И. Опыт общесравнительной грамматики русского языка. СПБ., 1852.
4. Востоков А. X. Русская грамматика. СПб., 1859.
5. Шахматов А. А. Синтаксис русского языка. 3-е изд. М., 2001. С. 485.
6. Потебня А. А. Из записок по русской грамматике. Т. 4. М.-Л., 1941. С. 194-197.
7. Виноградов В. В. Русский язык... С. 35.
8. Там же. С. 45.
9. Там же. С. 594.
10. Там же. С. 472.
11. Там же. С. 472.
12. Лингвистический энциклопедический словарь / гл. ред. В. Н. Ярцева. М., 1990. С. 274.
13. Философский энциклопедический словарь. М., 1983.
14. Адмони В. Г. Основы теории грамматики. М.; Л., 1964. С. 47-51; Гулыга Е. В., Шендельс Е. И. Грам-матико-лексические поля в современном немецком языке. М., 1969; Теория функциональной грамматики / под ред. А. В. Бондарко. Т. 2. Темпоральность. Модальность. Л., 1990.
15. Виноградов В. В. О категории модальности и модальных словах // Виноградов В. В. Избранные труды. Исследования по русской грамматике. М., 1975. С. 55; Грамматика русского языка. Т. 2. Синтаксис. Ч. 1. М., 1954. С. 81.
16. Виноградов В. В. О категории модальности и модальных словах // Виноградов В. В. Избранные труды. Исследования по русской грамматике. М., 1975. С. 59.
17. Грамматика современного русского литературного языка. М., 1970. С. 542, 545; Русская грамматика. Т. 2. М., 1980. С. 214 и сл.; Бондаренко В. Н. Виды модальных значений и их выражение в языке // НДВШ. Филологические науки. М., 1979. № 2. С. 54-61; Крылова О. А., Максимов Л. Ю., Ширяев Е. Н. Современный русский язык: теоретический курс. Ч. 4. Синтаксис. Пунктуация. М., 1997. С. 109 и сл.
18. Грамматика современного русского литературного языка. М., 1970. С. 545.
19. Лекант П. А. К вопросу о модальных разновидностях предложения // Современный русский язык: лингвистический сборник. Вып. 6. М., 1976; Осетров И. Г. Аспекты синтаксической модальности // Средства выражения предикативных значений предложения. М., 1983; Дешериева Т. И. О соотношении модальности и предикативности // ВЯ. 1987. № 1.
20. Лекант П. А. К вопросу о модальных разновидностях предложения // Современный русский язык: лингвистический сборник. Вып. 6. М., 1976. С. 94-95.
21. Грамматика современного русского литературного языка. М., 1970. С. 542.
22. Лекант П. А. К вопросу о модальных разновидностях предложения // Современный русский язык: лингвистический сборник. Вып. 6. М., 1976. С. 94.
23. Грамматика современного русского литературного языка. М., 1970. С. 545.
24. Нагорный И. А. Выражение предикативности в предложениях с модально-персуазивными частицами. Барнаул, 1998. С. 9.
25. Виноградов В. В. О категории модальности и модальных словах // Виноградов В. В. Избранные труды. Исследования по русской грамматике. М., 1975. С. 55-56.
26. Бенвенист Э. О субъективности в языке // Бен-венист Э. Общая лингвистика. М., 1974. С. 292-300.
27. Лекант П. А. К вопросу о модальных разновидностях предложения // Современный русский язык: лингвистический сборник. Вып. 6. М., 1976. С. 95.
28. Виноградов В. В. О категории модальности и модальных словах // Виноградов В. В. Избранные труды. Исследования по русской грамматике. М., 1975. С. 268.
29. См.: Бенвенист Э. О субъективности в языке // Бенвенист Э. Общая лингвистика. М., 1974; Лай-онзДж. Введение в теоретическую лингвистику. М., 1978; Падучева Е. В., Крылов С. А. Дейксис: общетеоретические и прагматические аспекты // Языковая деятельность в аспекте лингвистической прагматики. М., 1984; Апресян Ю. Д. Дейксис в лексике и грамматике и наивная модель мира // Семиотика и информатика. Вып. 35. М., 1997.
УДК 811
Н. В. Пушкарева
НЕОПРЕДЕЛЕННО-ЛИЧНЫЕ ПРЕДЛОЖЕНИЯ КАК СРЕДСТВО УГЛУБЛЕНИЯ ТЕКСТОВОГО СМЫСЛА
В статье рассматриваются особенности создания в прозаическом тексте скрытого смысла. Данный смысл называется подтекстом и рассматривается как лингвистическое явление, поскольку он формируется с помощью синтаксических средств, реализующих свои потенциальные возможности. Использование неопределенно-личных предложений способствует возникновению определенного типа подтекста, названного конвенциональным. Конвенциональный подтекст углубляет смысл текста. Особенности конвенционального подтекста описываются на примерах из прозы М. А. Булгакова, С. Д. Довлатова, 3. Прилепина и М. П. Шишкина.
The article deals with the details of covert sense creating in prosaic text. This covert sense is called subtext and is being observed as a linguistic phenomenon because potentials of some syntactic constructions are used to create it. The usage of indefinite-personal sentences in prose helps to make a special conventional subtext. Examples from the texts of M. Bulgakov, S. Dovlatov, Z. Prilepin, and M. Shiskin are used to describe the details of conventional subtext.
Ключевые слова: текст, подтекст, синтаксис, смысл.
Keywords: text, subtext, syntax, sense.
Полнота восприятия художественного текста напрямую связана с тем, в какой степени информация, заложенная автором, выявляется и ин-терпетируется читателем. В когнитивных исследованиях отмечается, что текст связан с результатами мыслительной деятельности и, кроме реализации информативной функции, выполняет еще и ориентационную задачу, направляя ход мыслительного процесса, а следовательно, в тексте содержатся два уровня информации: эксплицированная и та, которая должна или может быть выявлена в процессе мыслительной деятельности [1].
В русской прозе различных эпох выявляются произведения, в которых на вербальном уровне излагается сюжет, а употребление ряда синтаксических средств создает имплицитный смысловой уровень, содержащий дополнительную информацию. Назовем данную информацию под-текстовым смыслом, или подтекстом.
Термин «подтекст» широко употребляется в различных сферах гуманитарных исследований [2]. В данной статье подтекст понимается как лингвистическое явление, производное от синтаксической организации текста, т. е. как ком-
© Пушкарева Н. В., 2012
