CC BY
54
Итоги ГРАЯ
Владимир ПЕТУХОВ
МОДЕРНИЗАЦИЯ И ПЕРСПЕКТИВЫ РОССИЙСКОЙ ДЕМОКРАТИИ
Цля многих, в том чиспе и для близких к власти кругов, сегодня становится очевидным, что комбинация либеральной экономики и элитарной демократии в качестве долгосрочной стратегии развития страны трудно реализуема и даже опасна. When civil participation is limited only by the traditional form of electoral participation, the interest to which is constantly decreasing it is obvious for the political establishment of nowadays that it is difficult to realize the liberal economy and elite democracy together. Moreover this combination might become dangerous.
Ключевые слова:
демократия, политическое участие, модернизация, общество равных возможностей, социальная мобильность, гражданские институты и инициативы; democracy, political participation, modernization, society of equal possibilities, social mobility, civil institutes and initiatives.
О том, что необходима адекватная новым вызовам адаптация системы власти, расширение реальной демократии, способной подтягивать толковых, неравнодушных людей для решения серьезных проблем развития страны, говорил в недавнем послании Федеральному Собранию РФ президент Д. Медведев.
Возникает, однако, закономерный вопрос: возможно ли после того, что происходило в стране в последние 10—15 лет, раскрепостить энергию россиян, вернуть им доверие к демократии, к ее базовым ценностям и институтам, вновь вовлечь в общественную и политическую жизнь страны?
Безусловно, дать однозначный ответ на этот вопрос сегодня невозможно. С одной стороны, россияне на протяжении последнего десятилетия достаточно успешно адаптировались к тем переменам, которые произошли в стране. Так, в 2009 г. лишь каждый десятый заявляет о том, что не смог к ним приспособиться, в то время, как 10 лет назад — каждый второй1. Сегодня с уверенностью можно констатировать, что рыночная экономика для подавляющего числа наших сограждан — это обыденность, часть повседневной жизни.
Представления некоторых отечественных и зарубежных экспертов о России как стране вялых, инертных людей, у которых доминируют патерналистские установки, давно уже не соответствуют действительности. По меньшей мере треть самодеятельного населения страны, судя по опросам, демонстрируют высокий уровень жизненных притязаний и готовность к их достижению, опираясь, главным образом, на собственные силы и возможности.
В обществе, особенно на фоне экономического роста последних лет, стал формироваться запрос, теперь уже мало отличающийся от запроса граждан любой европейской страны, — на новое качество жизни, на нахождение новых возможностей соединения жизненной энергии, направленной на личностную самореализацию с формированием ценностей доверия, ответственности и общественной солидарности. Кризис, как показывают исследования, существенных коррективов в содержание этого запроса не внес.
С другой стороны, формирование нового экономического и социального уклада сопровождалось отчетливо выраженным процессом
1 В настоящей статье использованы результаты всероссийских социологических исследований ИС РАН, других социологических центров.
ПЕТУХОВ Владимир Васильевич — заведующий отделом анализа динамики массового сознания ИС РАН
petuhovvv@mail.ru
деидеологизации и деполитизации общественной жизни. После беспрецедентного всплеска политической активности и самодеятельности масс конца 80-х — начала 90-х гг. общество перешло в «глухую самооборону», и все исследования последних лет фиксируют постоянно снижающийся уровень как социальной мобильности, так и политической активности россиян, которые к тому же настроились на длительную фазу стабильного развития. Поколение «нулевых» уже вкусило плоды потребительского общества и вряд ли захочет менять привычный уклад жизни.
Сегодня подавляющее большинство россиян, как, впрочем, и граждан любого другого общества, действуют, если так можно выразиться, в соответствии с концепцией «рационального выбора». Если общественно-политическая активность не сулит каких-то прямых материальных или карьерных выгод, не выступает в качестве «социального лифта», то жизненная энергия людей направляется в иные сферы и на другие объекты приложения их усилий. Судя по нынешнему уровню политической активности, многие «правом на неучастие» воспользовались в полной мере.
Не следует также забывать, что у россиян в последние годы просто не было ни времени, ни возможностей всерьез заниматься чем-то помимо «зарабатывания хлеба насущного». Отсюда низкий уровень не только политической или общественной активности, но даже досуговой.
В этих условиях задача реконструкции гражданского общества сегодня становится все более насущной, причем реконструкции в широком смысле, как трансформации не только политических, но и социальных институтов, а также системы ценностей и установок. Решение этой задачи предполагает как непредвзятый анализ того, что же сегодня представляет собою гражданское общество в России, в том числе в институциональном плане, так и рассмотрение возможных путей сокращения дистанции между «политикой для избранных» и массовым гражданским участием.
Начать следует с нахождения точек соприкосновения элиты и общества в интерпретации феномена демократии, ее ключевых характеристик. Значительная часть российской элиты по-прежнему настаивает на приоритетности таких ее слагаемых, как многопартийность, поли-
тическая конкуренция, свобода печати, защита прав собственности. То есть, речь идет о развитии классической ее модели, локализованной, главным образом, сферой политики и выборных процедур.
У наших сограждан, однако, более широкий взгляд на желаемую модель демократии. Это, прежде всего, работающая система, которая ориентирована на идею общего блага и эффективность которой определяется степенью влияния демократических институтов на политику властей, динамикой уровня и качества жизни, социальной защищенностью граждан, масштабами коррупции, реальным обеспечением личных и коллективных прав и свобод граждан и т.п. Отсюда, судя по исследованиям, главная претензия к реализованной на практике модели
— неспособность обеспечить, во-первых, законность и правопорядок и, во-вторых, реализацию социально-экономических прав граждан. Проще говоря, россиянам нужна «демократия на каждый день», которая обеспечивала бы возможность честно жить и честно зарабатывать. А с этим, как известно, большие проблемы. Отсюда и отношение к российской версии демократии, которое можно охарактеризовать как «благожелательный скептицизм»: «благожелательность» к самой идее демократии, а «скептицизм» к ее российской версии. Сегодня лишь 15% россиян полагают, что российская демократия отвечает их представлениям о том, какой она должна быть.
Между тем, исследования показывают высокий уровень корреляции между социальными завоеваниями трудящихся и «приязнью» общества к демократии. Он фиксируется, прежде всего, в странах, где граждане на протяжении многих лет пользовались плодами социального государства (Голландия, Дания, Финляндия, Швейцария, Швеция). Здесь, в частности, в ходе одного из опросов был выявлен наибольший процент тех (от 52% до 67%), кто полагает, что они имеют все возможности оказывать влияние на политическую жизнь в стране, на деятельность властей. Это одна из причин, почему, несмотря на кризис и критику неоконсерваторов, в этих странах, а также в большинстве других государств Западной Европы никто от социальных завоеваний 60-х — 70-х гг. отказываться не спешит.
В России же в 90-е гг. демонтаж советс-
кой системы начался и в основном ограничился свертыванием именно социальных основ предшествующего строя. Любые разговоры о том, что помимо политических прав и свобод есть еще и социальные, трактовались, особенно на начальном этапе реформ, как чуть ли не как призыв к возврату в «тоталитарное прошлое», к модели «социалистической демократии», базирующейся на этатизме и патернализме.
Между тем, настоящая демократия — это такая организация общественной жизни, которая позволяет каждому человеку выбирать жизненные стратегии в соответствии с собственными представлениями о том, что для него является важным — политика, семья, работа, творчество, досуг и т. д. И чем больше этих возможностей, тем шире пространство свободы и демократии. Между тем, в настоящее время, даже по сравнению с «лихими» 90-ми, происходит «схлопывание» этих возможностей. Тогда, во-первых, существовал потенциал трудовой мобильности, прежде всего, в нарождающемся и еще относительно слабо контролируемом бизнесе. По неофициальным экспертным оценкам, в эти годы почти 40% граждан страны сменили работу или профессию. Жили несравненно беднее, но проблема занятости не являлась первоочередной. Во-вторых, сохранялась возможность влияния на политическую жизнь страны как в центре, так и на местах.
С этой точки зрения процесс модернизации экономики и социальной сферы должен сопровождаться запуском затухающего механизма социальной мобильности, созданием по-настоящему конкурентной среды. Сегодня почти 80% населения находятся между полюсами богатства и бедности. Причем к среднему классу можно отнести четверть (в крупных городах — треть) работающего населения России. Все остальные, а это почти половина жителей страны, представляют собой весьма специфический и пока мало изученный феномен, который можно с одинаковым успехом назвать «средним слоем», а можно — «малообеспеченным слоем». За последние годы самыми быстрыми темпами росли доходы госслужащих, работников правоохранительных органов и военных, а также менеджеров «среднего звена». И лишь в самое последнее время стали «подтягиваться» представители таких массовых профессий,
как врачи, учителя, преподаватели вузов. В результате мы имеем совершенно противоестественную ситуацию — огромное имущественное расслоение между полюсами и одновременно отсутствие стимулирующей мобильность социальной дифференциации в рамках «срединного» большинства.
Поэтому наряду с борьбой с бедностью, большое значение имеет рост социальной дифференциации в рамках среднего слоя, с тем чтобы в его составе появились более отчетливо выраженные страты: «высшая», «средняя», «низшая» и т.д. Необходима также реанимация в какой-то форме традиционной российской интеллигенции или «предэлитного» слоя, который не имел бы такой дистанции с основной массой населения, как нынешняя элита, и который выступал бы «культуртрегером» в рамках все более обуржуазившейся массы средних слоев. России, для того чтобы стать по-настоящему современной страной, необходим статистически значимый слой людей, ориентированных в своих жизненных практиках на ценности самореализации.
Вторая фундаментальная проблема российской демократии, впрочем, как и демократии любой страны, — это нахождение механизмов перевода частно-эгоистических интересов на язык общезначимых проблем. У нас этой проблеме до последнего времени не уделялось должного внимания. На практике мы сегодня имеем первый сектор — сферу политики, политических отношений и выборных процедур, имеем третий сектор — гражданское общество и какие-то общественные институты. Что же касается «второго», корпоративного сектора и рынка труда, то он как бы выведен из «демократического оборота». Между тем, Запад знает массу примеров «соучастия», когда акционерами крупных компаний являются миллионы граждан, а главное — накоплен огромный опыт правовых, политических форм воздействия на экспансионизм крупного бизнеса посредством легальных демократических институтов, начиная с профсоюзов и заканчивая СМИ и парламентами. У нас пока еще этого нет.
В этих условиях задачей первостепенной важности является снятие негатива, который накопился в отношениях между крупным бизнесом и обществом. Прямое участие бизнеса в политической жизни
уже доказало свою неэффективность. Но также ничего хорошего не сулит его замыкание на корпоративных, узкогрупповых интересах. Наиболее перспективным представляется переключение внимания российских «магнатов» на задачу приращения человеческого и социального капитала, существенное повышение вложений в развитие образования, науки, здравоохранения, экологии и т.д.
Пока же отношение «капитанов» крупного российского бизнеса к демократии как было, так и остается весьма утилитарным. «Продвинутые», «широко мыслящие», «либерально ориентированные» руководители крупных компаний — безусловные демократы, когда речь идет о необходимости освобождения своего бизнеса от попыток опеки и вмешательства со стороны властей, но создают откровенно авторитарную систему отношений в своих компаниях, не допуская, например, деятельности в них профсоюзных организаций. Присущий многим представителям нового среднего класса конформизм обусловлен корпоративной культурой, культивируемой многими руководителями российских компаний и предприятий, где главное достоинство работника
— молодость и беспрекословное подчинение начальству. Не случайно в последнее время все более широкое распространение получает точка зрения, согласно которой российская версия капитализма, ориентированная не на труд, а на безудержное потребление, является главной причиной мировоззренческого, морального кризиса, поразившего, прежде всего, активную, молодую, дееспособную часть населения.
Обычно сглаживанию противоречий между экспансионизмом, в том числе и политическим, крупного бизнеса и основной массой населения призваны служить демократические институты, вынуждающие, а иногда и принуждающие элиты считаться с мнением большинства. У нас пока ничего похожего нет. Нынешняя политическая элита, овладевшая к тому же всеми механизмами массовой (включая электоральную) поддержки, относится к «живому творчеству масс» примерно так же, как и крупный бизнес, рассматривая его в лучшем случае в качестве массовки. Общество, в свою очередь, отвечает падением интереса к тому, что происходит за пределами непосредственной среды обитания. Это особенно наглядно видно по
тому, как реагируют россияне на кризисные явления. Исследования показывают заметный рост «пофигистских» настроений, нежелание что-либо предпринимать в надежде, что все в ближайшее время как-то само собой рассосется.
Таким образом, модернизационный проект не может быть успешным, если самые разные группы населения не увидят перспективы лично для себя и своих близких, с одной стороны, а с другой — общезначимой цели для страны в целом. Если ориентироваться на суть нынешнего массового общественного запроса, то эта цель просматривается достаточно определенно
— это российский аналог «общества равных возможностей» или «государства всеобщего благосостояния». Ее выдвижение актуально для России еще и потому, что она позволит преодолеть не только последствия «командного социализма», но и «дикого капитализма» 90-х, хотя бы в какой-то степени легитимировать базовые принципы рыночной экономики.
Для практической реализации данной задачи крайне важным представляется не декларативное, а, как уже отмечалось, реальное обеспечение гражданам свободы выбора, когда индивиды, имеющие разный социальный опыт, разную систему ценностей, разные жизненные стратегии, могли бы сами выбирать сферу и способы приложения своих усилий.
Также необходимо нахождение новых стимулов и форм гражданской самоорганизации, «перезагрузка» соответствующей инфраструктуры (партийной системы, системы местного самоуправления, социального партнерства, профсоюзов, локальных сообществ и т.д.). Очевидный спад интереса большинства граждан к политике может и должен компенсироваться разнообразными формами общественной самодеятельности. Демократизация гражданского общества должна открывать путь в политику новым субъектам, предлагающим для обсуждения новые проблемы и ценности. Они не могут и не должны заменять собою партии, но способны включить их в широкий общественный контекст, приблизить к интересам широких слоев населения.
Имеются в виду внешне не очень заметные, но, тем не менее, идущие достаточно интенсивно процессы коллективной интеграции, самозащиты и самоорганизации в рамках локальных обществ.
Делегируя управленческие и политические функции «наверх», многие россияне демонстрируют сравнительно высокой уровень включенности в решение тех или иных проблем, с которыми они сталкиваются в своем непосредственном окружении, но в еще большей степени — готовность к этому в будущем. Скажем, отличительной особенностью России является то, что здесь как нигде широкое распространение получили движения «одного требования». Речь идет о движении автомобилистов, обманутых пайщиков и дольщиков жилищных пирамид и т.п., которые, с одной стороны, спонтанны, а с другой — очень организованны и эффективны.
Такие формы участия, в отличие от «большой политики», не требуют каких-то существенных затрат (временных, материальных, организационных) и поэтому востребованы, прежде всего, активной дееспособной частью общества. Они представляют интерес не только потому, что позволяют решать какие-то конкретные социальные и материальные проблемы людей, но, что также немаловажно, стимулируют людей к общению, создают предпосылки для формирования групповой идентичности в рамках локальных обществ с перспективой выхода на более широкие социальные и общественные институты.
Демократия участия предполагает также широкое перманентное обсуждение всех более или менее важных для общества проблем. Профессиональной политикой сегодня занимаются единицы, но обсуждать и дискутировать, чувствуя при этом приобщенность к делам страны, своего города, поселка и т.п., могут и должны многие. Некоторые эксперты даже считают, что коммуникативный аспект демократии в XXI в. будет более важен, чем институциональный.
У нас же все последние годы происходит «свертывание» общего пространства пуб-
личной политики, дискуссий о насущных проблемах и перспективах жизни страны. Самые яркие примеры — реформа избирательного законодательства, монетизация льгот, введение ЕГЭ, которые были приняты и реализованы без учета, а то и вопреки общественному мнению, многочисленным протестам общественности. На местах же администрации сплошь и рядом не советуются не только с населением, но даже с представительными органами власти.
В подобных ситуациях полезным бывает протестное участие, которое позволяет «высветить» реакцию властей на те или иные проблемы, их готовность прислушиваться к общественному мнению. Сегодня все возрастающий протест, причем самых разных групп и слоев населения, вызывает деятельность судебной и правоохранительной систем. И судя по всему, власть в самое ближайшее время отреагирует на сигналы, идущие «снизу», и начнет серьезные и глубокие реформы в этих сферах.
Таким образом, в настоящее время задачей первостепенной важности становится развитие разнообразных форм коллективной интеграции, самозащиты и самоорганизации граждан. Пока уровень реальной включенности россиян в различные сети социального взаимодействия, структуры гражданского общества невысок. Тем не менее множество групп имеют свои собственные экономические, политические и культурные интересы, которые в состоянии оказывать влияние на положение дел как в рамках локальных сообществ, так и в стране в целом. Именно базовые структуры гражданского общества могут стать основой для мобилизации демократических сил и их активного участия в процессе модернизации политической и общественной жизни, тем более что это соответствует ожиданиям и настроениям большинства населения страны.
