Модель социальной стратификации российского общества: эвристические возможности различных теоретических подходов Текст научной статьи по специальности «Социологические науки»

Тихонова Н.Е.

МОДЕЛЬ СОЦИАЛЬНОЙ СТРАТИФИКАЦИИ РОССИЙСКОГО ОБЩЕСТВА: ЭВРИСТИЧЕСКИЕ ВОЗМОЖНОСТИ РАЗЛИЧНЫХ ТЕОРЕТИЧЕСКИХ ПОДХОДОВ_

Качественный скачок в изменении состояния российского общества, своего рода мирная революция, пережитая им в последние полтора десятилетия, подходит к своему завершению. По крайней мере, с точки зрения изменения базовой структуры общества наступает период относительно спокойного эволюционного развития. А это значит, что настал момент анализа социальных итогов прошедшего периода, того, из каких же реальных социальных групп состоит сегодня российское общество, чем они различаются между собой и какова будет динамика их дальнейшего развития.

Анализ социальной структуры может проводиться на основе различных подходов — марксистского и неомарксистского, веберианско-го и неовеберианского, интеракционистского и ресурсного и т.д. Какие же из них эффективнее «работают» применительно к условиям России и каковы полученные с их помощью модели стратификации российского общества? Именно на эти вопросы я и попытаюсь ответить, проведя сравнение моделей социальной структуры современной России на одних и тех же массивах эмпирических данных 2003-2006 гг1. с использованием различных теоретических парадигм.

Сразу скажу, что наибольшие эвристические возможности, как оказалось, имеет сравнительно новая для стратификационных исследований «ресурсная» парадигма, разработка которой связана с именами П. Бурдье, Э. Соренсена, М. Кастельса, У. Бека и ряда других исследователей. Однако каждая из остальных шести тестировавшихся моделей (традиционная марксистская, неовеберианская в варианте методики ESOMAR2, неомарксистская в варианте Э. Райта, две моде-

1 Речь идет об общероссийских исследованиях ИКСИ РАН «Богатые и бедные в современной России» (2003 г.), «Собственность в жизни россиян: домыслы и реальность» (2005 г.), а также ИС РАН «Социальные неравенства и публичная политика» (2006 г.), проведенных по общенациональной выборке, репрезентировавшей население страны по полу, возрасту, типу поселения и региону проживания.

2 ESOMAR — Европейское общество по опросам общественного мнения и маркетинговым исследованиям. Об используемой им методике стратификации см: A System of International Socio-Economic Classification of Respondents to Survey Research. ESOMAR, 1997. Р. 10.

ли, основанные на субъективной самоидентификации, в т.ч. модель, построенная на основе самооценок своего социального статуса по десятибалльной вертикальной шкале3 и модель вербальной классовой самоидентификации, а также модель, построенная на основе показателей уровня жизни) также представляли самостоятельный теоретический и практический интерес.

Так, для анализа ситуации с полярными классами наиболее эффективной оказалась модель, построенная на основе показателей индекса уровня жизни. Она же имела наибольшее значение и как «стратификационная подоснова» для маркетинговых исследований в условиях России, по крайней мере, в ближайшие годы. Модель, построенная на основе показателей вертикальной графической шкалы, давала возможность не только сравнить ситуацию в России со многими странами мира, но и оценить масштабы нарастания (или спада) социальной напряженности в обществе. Модель вербальной классовой самоидентификации позволяла получить максимально приближенную к реальности картину в случае, если для проведения стратификации респондентов у исследователей есть возможность включить в инструментарий лишь один связанный с этой проблематикой вопрос, т.е. для массовых исследований, посвященных нестратификационной проблематике.

Наименее эффективными оказались в российских условиях модель Э. Райта и методика ESOMAR. Это связано, видимо, как с типом современного российского общества (остающегося пока по сути своей этакра-тическим), так и с особенностями исторического развития России в ХХ веке. В результате, с одной стороны, в нем гораздо меньшее значение чем, например, в Западной Европе, имеет принадлежность ко всем уровням управления (менеджмента) кроме высшего, и ниже — роль профессионалов, а также малого и среднего бизнеса. С другой стороны, учитывая роль неформальных отношений в российском обществе, огромное значение для стратификации приобретает принадлежность к неформальному ядру организации и имеющийся социальный капитал т.д.

Однако прежде, чем переходить к характеристике полученных моделей, отмечу, что методически решение поставленной задачи сравнения эффективности различных методик изучения стратификации обеспечивалось тем, что уже в самом начале своей работы над этой проблемой я обращала особое внимание на включение в число показателей статуса как традиционных индикаторов, используемых в стратификаци-

3 Именно эта методика используется в исследовании ISSP (ежегодном международном исследовании, проводящимся по наиболее значимым социальным проблемам, причем тематика исследований повторяется раз в несколько лет. Так, исследование «ISSP-Social Inequality III» (1999-2000 гг.) проводилось спустя семь лет после «ISSP-Social Inequality II» в десятках стран мира, в том числе, и в России).

онных исследованиях, так и тех показателей, которые доказали свою значимость в исследованиях последнего времени, — социальный капитал, включая вовлеченность в сети взаимной поддержки, характер ближайшего окружения и т.п.; особенности рыночной позиции индивидов; их место жительства; аскриптивные характеристики, прежде всего, здоровье; семейное положение; социально-психологические особенности и особенности социализации; специфика используемых способов выживания; характер адаптации; потребности, ценности и мотивации; особенности социального участия и других форм досуговой деятельности; активность в сфере повышения своего профессионального уровня и общей квалификации, включая навыки владения компьютером, и т.д. Естественно, что такой набор показателей позволял при различной их компоновке проверить на одном и том же эмпирическом материале различные теоретические модели стратификации.

Модель социальной структуры России, построенная на основе самооценок своего социального статуса ее гражданами в 2006 г.

(в %)4

Модель социальной структуры Германии, построенная на основе самооценок своего социального статуса ее гражданами в 2000 г.

(в%)5

Рис. 1.

4 Для построения модели использовались данные исследования «Социальное неравенство и публичная политика», проведенного ИС РАН в 2006 г.

5 Для построения модели использовались данные исследования, проведенного в Германии в 2000 г. по общенациональной репрезентативной выборке в рамках международного сравнительного исследования «ISPP-Social Inequality III», любезно предоставленные российским единым архивом социологических данных.

Что же показал проведенный анализ?

Не останавливаясь подробно на характеристике модели стратификации российского общества, полученной с использованием графической десятибалльной вертикальной шкалы социального статуса, отмечу лишь, что в 1990-х годах произошло резкое снижение самооценок россиянами своего социального статуса. В результате российское общество по своей социальной структуре оказалось обществом резко смещенных вниз статусных позиций — 80% россиян весной 2006 г. находились, по их самооценке, в низших слоях (четыре нижние позиции, образовывающие массивный низ фигуры на рисунке 1). Так в общественном сознании россиян отразился тот факт, что вместо характерного для периода 1970-80-х годов общества относительной социальной однородности, где огромная роль принадлежала в первую очередь дифференциации по стилям жизни (тесно связанным с уровнем образования, степенью освоения городской культуры, местом жительства и т.п. факторами), возникло общество с глубочайшей социальной дифференциацией по уровню благосостояния и качественными различиями между стратами в их материальном положении и жизненных шансах.

Модель классовой структуры российского общества, построенная на основе вербальных самооценок респондентов своей классовой принадлежности (см. рис. 2)6, также демонстрирует большее сосредоточение россиян в нижних классах по сравнению с моделью классовой структуры западноевропейских стран. Однако эти диспропорции имеют все же заметно меньшие масштабы, чем при сопоставлении моделей социальной структуры, полученных на основе самооценок населением России и Германии своего социального статуса в рамках вертикально организованного континиума статусных позиций (см. рис. 1). Кроме того, в последние годы есть тенденция некоторого уменьшения численности низшего слоя.

Анализ динамики факторов самооценки россиянами своей классовой принадлежности свидетельствует об изменении критериев этой самооценки за последние годы: так, гораздо большую роль стали играть факторы, связанные с производственной позицией, образованием и жизненными шансами респондентов в различных областях, а не только материальным положением, как было, например, в конце 1990-х гг. Это значит, что к середине 2000-х гг. в сознании россиян уже сложилось довольно отчетливое представление об основных классах

6 Варианты вербальных самооценок социального статуса респондентами достаточно разнообразны. Нами использовался тот из них, который совпадал с вариантом уже упоминавшегося исследования ISSP «Social Inequality», что сделало возможным сопоставление наших данных с данными исследования ISSP «Social Inequality II» по Германии в 2000 г. и по России в 1999 г., полученными в Архиве социологических данных.

российского общества, характеризующихся как особенностями их производственных позиций и образования, так и уровнем материального благосостояния и образом жизни в целом. И именно с этими представлениями они и соотносят себя при вербальной оценке классовой принадлежности. В методологическом плане это означает, что к середине 2000-х гг. стало возможным, пусть и с некоторыми погрешностями, выделение основных классов на основе прямых самооценок. При этом анализ продемонстрировал наличие достаточно четких портретов каждого из них.

Посмотрим, как применительно к российским условиям «работает» одна из наиболее распространенных в мире неовеберианских методик определения социального статуса и построения моделей социальной структуры — я имею в виду методику ESOMAR. Она строится на использовании специального индекса TGI, для расчета которого в числе главных критериев стратификации используются: 1) профессионально-должностной статус члена домохозяйства, приносящего основной доход, рассчитываемый с учетом наличия или отсутствия руководящих функций; количества людей в непосредственном подчинении (5 или менее, 6 или более); отношения к собственности (владелец собственного бизнеса или наемный работник) и характера труда

Верхняя часть среднего слоя Средний слой Верхняя часть слоя рабочих / нижняя часть среднего слоя Рабочие Самый низший слой 2 □ 1999 □ 2006 п 2

128

□ зо

119

1 21

|27

126

1 18

Из

Рис. 2. Динамика численности представителей различных классов в России (по вербальной самоидентификации)7 (в %)

7 Число отнесших себя к высшему слою в обоих исследованиях было менее 0,5%, поэтому на рисунке эти ответы не представлены. Здесь и далее на рисунках не представлены также затруднившиеся с ответом.

(умственный или физический); 2) образование члена домохозяйства, приносящего основной доход; 3) владение определенными предметами длительного пользования (в тех случаях, когда член домохозяйства, приносящий основной доход, не работает).

Эту версию неовеберианских подходов я использовала потому, что, во-первых, разработана она была достаточно давно, когда западноевропейские страны с точки зрения структуры экономики и уровня жизни большинства населения находились примерно на том же уровне развития, что и сегодняшняя Россия. Кроме того, она широко используется во всем мире, что дает интересный материал для сопоставления. Наконец, эта методика уже ряд лет активно используется такой известной фирмой как КОМКОН и в России, причем в достаточно спорном с точки зрения характера ее адаптации к российским условиям варианте.

Учитывая это, интересно знать, каковы возможности этой методики применительно к России. Проверка этого проводилась нами8 на массивах данных двух общероссийских исследований — «Богатые и бедные в современной России» (2003 г.) и «Собственность в жизни россиян: мифы и реальность» (2005 г.). При этом, в соответствии с методикой ESOMAR, сначала рассчитывался профессионально-должностной статус члена домохозяйства, приносящего основной доход. Затем полученные результаты накладывались на образовательный уровень в рамках специальной матрицы (см. табл. 1), полученные результаты отражали классовую принадлежность работающих респондентов. Для идентификации социального статуса неработающих основных кормильцев семей использовался специальный список предметов длительного пользования.

Таблица 1. Матрица социальных классов для работающих кормильцев — членов домохозяйств, приносящих основной доход

База: работающие члены семьи, приносящие основной доход (M.I.E.) Е^2 E3+E5 E4+E6+E7 E8+E9 E11+ E14 E15

Высшее (2 уровень) A A B C1 C1 D

Высшее (1 уровень) B B C1 C2 C2 D

Среднее C1 C1 C2 D D E

Н/среднее D D D E E E

Однако применительно к российским условиям эта методика потребовала адаптации. Поэтому при расчете индекса TGI на базе данных наших исследований, во-первых, под высшим образованием второго

8 Работа осуществлялась совместно со ст. научн. сотр. ИС РАН, к. соц. н. Н.М. Давыдовой.

уровня мы подразумевали полное высшее образование, а под высшим образованием первого уровня — незаконченное высшее образование или законченное среднее специальное образование. Во-вторых, в расчете имущественной обеспеченности нами учитывались цветной телевизор, пылесос (вместо радиочасов), любая мелкая кухонная техника (гриль, тостер и т.п. — вместо фритюрницы), электроинструмент (электродрель, электро- или бензопила и т.п.), видеомагнитофон, автомобиль (вместо второго автомобиля), видеокамера или цифровой аппарат, компьютер, мобильный телефон, второе жилье. При этом, как и предусмотрено методикой, при расчете классовой принадлежности его показатель использовался только для неработающих основных кормильцев.

Кроме того, учитывая специфику российских реалий (в частности, особенности распределения компетенций между уровнями руководства, «раздутость» штатов и тот факт, что далеко не все специалисты с высшим образованием могут рассматриваться как профессионалы), мы ввели специальные «фильтры». Так, к классу Е3 относились только те специалисты с высшим образованием, которые систематически пополняли свои знания в последние три года и умели или учились работать на компьютере. В класс Е1 и Е5 попали только те руководители, которые не только находились на должностях руководителей среднего звена, но и отмечали, что они реально могут влиять на принятие решений в масштабах своего подразделения и т.д. Кроме того, в качестве фильтра по масштабу властного ресурса мы использовали границу не в 5-6, а в 10-11 подчиненных, т.к. этот порог более адекватно, на наш взгляд, позволял выделить тех руководителей, которые выполняют именно управленческие функции. С учетом этих дополнительных «фильтров» социально-профессиональная структура российского общества выглядела в середине 2000-х годов следующим образом (см. табл. 2).

Как видно из таблицы, социально-профессиональная структура российского общества имеет некоторые ярко выраженные особенности. Во-первых, огромное по европейским меркам число «белых воротничков» — полупрофессионалов и конторских служащих, куда в массе своей попали и специалисты с высшим образованием, работающие по найму, но не прошедшие «фильтры» на профессионалов. Во-вторых, поскольку утвердившийся в России государственно-монополистический тип экономического развития делает невозможным массовое развитие малого бизнеса, доля мелких предпринимателей в сферах торговли и услуг, а также фермеров составила в ней к середине 2000-х гг. менее 5%. Наконец, в-третьих, заметно выше, чем в Европе, доля рабочих. Однако относительно большая численность групп со сравнительно низким уровнем квалификации компенсировалась относительно высоким формальным уровнем образования многих россиян. В итоге действия этих двух разнонаправленных факторов ито-

Таблица 2. Специфика социально-профессиональной структуры российского общества, выделенная на основе методики ESOMAR, 2005 г. (в % от работающего населения)

Группа Классификация ЕБОМДК

E1 Руководители высшего звена с количеством подчиненных более 10 человек, работающие как по найму, так и на принадлежащих им предприятиях 1,5

E2 Профессионалы, имеющие собственный бизнес 0,7

E3 Профессионалы, работающие по найму 3,0

E4 Руководители высшего звена с количеством подчиненных 10 или менее человек, работающие как по найму, так и на принадлежащих им предприятиях 0,5

E5 Руководители среднего звена с количеством подчиненных более 10 человек 9,7

E6 Руководители среднего звена с количеством подчиненных 10 или менее человек 5,1

E7 Предприниматели (владельцы магазинов, мастерских) с количеством подчиненных более 10 человек 0,3

E8 Конторские служащие 20,3

E9 Предприниматели (владельцы магазинов, мастерских) с количеством подчиненных 10 или менее человек 3,2

E11 Обслуживающий персонал 13,2

E12 Фермеры 0,9

E14 Мастера и квалифицированные рабочие 31,3

E15 Неквалифицированные и подсобные рабочие 10,3

говое распределение респондентов по классам приобретало следующий вид (см. рис. 3).

Класс А (руководители высшего уровня и профессиналы с высоким уровнем образования) Класс В (руководители среднего звена с высшем образованней и высшего звена без высшего образования) Рп 110 112 ,|9 И 19

умственного труда, квалифицированные рабочие и мелкие предприниматели с высшим образованием ) Класс С2 (квалифицированные рабочие и служащие , имеющие специальное образоваиие) Класс О (рабочие и подсобные рабочие, служащие без специального образования) Класс Е (неквалифицированные рабочие и мелкие предприниматели с низким уровнем образовании, включая фермеров) 17 114

134

1 31

—¡33

' I , I14 110 20 20 | 22

□ По работающим □ По всем россиянам □ По работающим основным кормильцам

Рис. 3. Распределение россиян по классам согласно показателям индекса TGI,

(2005 г. в %)

Как видим, российское общество характеризуется отчетливым доминированием класса С2 (квалифицированные рабочие и служащие, имеющие специальное образование). Явная «раздутость» класса А (который на данных репрезентативного опроса насчитывал около 10%) была связана с тем, что при расчете в него, согласно методике, попадали все руководители высшего и среднего звена с количеством подчиненных более 10 человек, работавшие по найму профессионалы, а также профессионалы, имевшие свой бизнес в случае, если они имели полное высшее образование. В итоге около половины тех, кто оказался в классе А, составили руководители среднего звена с большим числом подчиненных, и еще четверть — специалисты с высшим образованием, работавшие по найму. Причем если не вводить фильтры для выделения профессионалов из всей категории специалистов с высшим образованием, то доля представителей класса А в российском обществе увеличивалась до 17%, что было совсем уж явным абсурдом.

Для того чтобы оценить, насколько эффективно методика ESOMAR позволяет выделить реальные социальные классы, я, как и в случае с методиками, основанными на субъективных самоидентификациях, проверила особенности жизни, деятельности и жизненных шансов выделенных с ее помощью классов. Как оказалось, по уровню среднемесячных душевых доходов, сбережениям, имущественному потенциалу и отложенным из-за нехватки денег приоритетам покупок резких различий или хотя бы просто тенденций плавного нарастания каких-то показателей от класса к классу не прослеживалось. Единственным исключением выступали два полярных класса — А и Е — и то не по всем позициям. Таким образом, во всем, что было связано с социально-экономическим статусом и бытом представителей разных классов, различия между ними если и присутствовали, то носили, как правило, достаточно «смазанный» характер, проявляясь в основном в двух полярных классах.

Иначе обстояло дело со всеми показателями, связанными с работой. Можно сказать, что в этом плане представители шести выделенных классов четко делились на две большие группы. Первая включала классы от А до С1. И в А, и в С1 специалисты с высшим образованием составляли две трети. В классе В их доля снижалась до немногим более трети, однако там очень велика была доля руководителей среднего звена — 35% всех работающих представителей данного класса. При этом руководители первого уровня в основном оказывались в классе А, а среднего звена — в классе В. Профессионалы же, как гражданские, так и из силовых структур, — в С1, и несколько меньше, — в А. При этом во всех этих трех классах большинство (56-65%) составляли работающие в госсекторе, и от 53% в классе С1 до 84% в классе А полагали, что они способны повлиять на принятие решений либо в масштабах предприятия в целом, либо на уровне своего подразделения.

Вторая группа состояла из классов от С2 до Е, в которых от 59 до 87% составляли рабочие. Однако в классе С2 это были только квалифицированные рабочие, в классе D появлялись и неквалифицированные рабочие (13%), а в классе Е почти три четверти были неквалифицированными. Лишь от 30 до 37% представителей трех этих классов работали в госсекторе, 33 -40% — на приватизированных предприятиях (при 17 — 20% в классах А — С1) и от 10 до 17% — в частном секторе (как и в А — С1). Остальные, также как и в первой группе, были работниками коллективных (в т.ч. кооперативных) предприятий, общественных организаций, занятые индивидуальной трудовой деятельностью и т.д. Властный ресурс колебался в этих классах от очень небольшого (27% в классе С2) до практически полного его отсутствия (3% в классе Е).

При этом больше половины всех квалифицированных рабочих оказалось в классе С2. Самозанятые, а также конторские служащие, рядовые работники торговли и сферы услуг также сконцентрировались в классе С2 и, частично, D, будучи представлены в остальных классах буквально уникальными случаями.

Если использовать это укрупненное деление (А-С1, с одной стороны, и С2-Е, с другой), то оказывается, что показатели классового деления по индексу TGI совпадают с точностью до процента с показателями по шкале вербальной самоидентификации россиянами своей классовой принадлежности — почти 40% респондентов оказываются в верхних трех классах и около 60% — в нижних трех. Запомним эти показатели, так как они еще встретятся нам в дальнейшем анализе. Самое же интересное, что в отличие от ситуации с социально-экономическим статусом, где специфика выделенных по методике ESOMAR классов была не слишком очевидна, ситуация с жизненными шансами различных классов в производственной сфере и в доступе к образованию демонстрировала ярко выраженные и линейно проявляющиеся различия.

Таким образом, сопоставление различных аспектов жизни представителей разных классов, выделенных по методике ESOMAR, демонстрирует, что если в западноевропейских странах имущественные характеристики классов и их экономический ресурс в целом теснейшим образом связаны с их производственными позициями и качеством человеческого капитала, то в российских условиях эта связь оказывается далеко не столь однозначна. Причем это является не технической ошибкой обработки данных, а именно особенностью современной российской жизни, поскольку качественная специфика классовой ситуации прослеживается практически по всем вопросам, кроме доходных и имущественных, — в самооценке своего социального статуса, по жизненным шансам в производственной сфере, в возможностях наращивать свой человеческий капитал, в способности вести тот или иной образ жизни, в специфике стилей жизни вплоть до приоритетов трат и т.д.

Это значит, что основанная на неовеберианских подходах классификация классов по методике ESOMAR пока что наиболее применима в России при анализе социально-профессиональной проблематики и оказывается малоинформативна для интегрального классового деления. В этом плане даже вопрос, основанный на прямой самооценке респондентами своей классовой принадлежности, оказывается пока более эффективен.

Рассогласование реального материального положения и формально определяемой классовой принадлежности прослеживалось и при применении марксистских и неомарксистских подходов. Во всяком случае, тестирование марксистской концепции показало, например, что представители класса «эксплуататоров», т.е. предприниматели, имеющие более пяти наемных работников, судя по данным исследования «Богатые и бедные в современной России»9, жили, с точки зрения уровня их обеспеченности, в целом примерно также, как и чиновники, работающие в госсекторе. Даже глубина их внутренней дифференциации по уровню жизни была такой же, как и у госслужащих разного уровня и из различных ведомств. Среди тех и других попадались как имеющие уровень доходов и материального благосостояния ниже среднего по стране, так и те, чей уровень жизни был вполне сопоставим с жизнью богатейших людей мира. То есть можно было говорить скорее о близости крупных чиновников и крупных предпринимателей, с одной стороны, и мелких чиновников и мелких предпринимателей — с другой, чем о привилегированном положении предпринимательского класса в целом.

При этом, как оказалось при проверке концепции Э. Райта10, количество подчиненных не играло для чиновников решающей роли, так как их властный ресурс определялся вовсе не этим, также как зачастую он не зависел и от масштаба контроля за инвестициями (например, в числе явных представителей высшего класса по уровню жизни, самооценке своего статуса и жизненным шансам в различных сферах оказались в наших исследованиях работники ГАИ среднего уровня и

9 В исследовании плюс к основной выборке в 2106 человек, репрезентировавшей население страны по полу, возрасту, типу поселения и региону проживания использовалась также дополнительная выборка опроса по «богатым» (315 человек), что позволило проанализировать некоторые особенности жизни и деятельности этих слоев. Подробнее о принципах построения выборки см.: Россия: новая социальная реальность. Богатые. Бедные Средний класс / Под ред. М.К. Горшкова, Н.Е. Тихоновой. М.: Наука, 2004.

10 Концепция Э. Райта является концепцией многомерной социальной стратификации, учитывающей два основных критерия: 1) власть в процессе производства (контроль труда других) и 2) власть над капиталом (контроль средств производства и инвестиций). С этой точки зрения позиции капиталистов могут быть определены как позиции, наделенные контролем над инвестициями, физическими средствами производства и трудом. Рабочие позиции — как исключенные из всех видов контроля. Различные типы менеджеров могут рассматриваться как различные комбинации этих видов контроля.

т.д., что в концепцию Райта в ее классическом виде не вписывается). Таким образом, причины неприменимости марксистской и неомарксистской концепций к российским реалиям заключались, во-первых, в связанной с этакратическим характером российского государства огромной роли в России государственного аппарата и численности чиновничества, а, во-вторых, в коррумпированности практически всего государственного сектора экономики. Не случайно представители всех классов, от рабочих до представителей крупной буржуазии, судя по данным исследования «Богатые и бедные в современной России», гораздо чаще в числе наиболее острых конфликтов российского общества называли конфликт между чиновниками и гражданами, к ним обращающимися, нежели конфликт между трудом и капиталом (собственниками предприятий и наемными работниками).

Главное же, что продемонстрировало применение этой концепции к российским условиям, — невозможность объяснить с ее помощью особые позиции среднего класса, для чего, собственно, она и была в первую очередь разработана. Значимые отличия при ее применении от средних показателей демонстрировали только представители полярных групп — рабочего класса и крупной буржуазии, причем численность верхней группы составляла считанные проценты, а нижней, у которой были нулевые показатели по обеим шкалам, — 37%. К последней примыкала и группа, имевшая минимально возможный ресурс и то только по одной из этих шкал, насчитывавшая 24% всех респондентов. Т.е. в роли нижней группы выступали опять-таки те 60% населения, которые уже не раз упоминались выше.

Что же касается другой полярной группы — класса буржуазии, демонстрирующего наивысшие показатели в рамках концепции Райта и обычно не попадающей в массовые общероссийские опросы, но вошедшей в специальную выборку по богатым исследования «Богатые и бедные в современной России», то и там его концепция работала весьма своеобразно. Например, группа, имевшая наивысшие баллы по совокупности показателей их контроля над средствами производства и трудом, объединяла владельцев средних и крупных фирм в сфере туризма, недвижимости, стоматологических услуг и т.п. с большим числом работающего в них персонала. Однако в нее не попали при этом некоторые вошедшие в число наших респондентов члены руководства «Лукойла», «Газпрома» и «Сургутнефтегаза», не связанные непосредственно с реализацией производственного процесса и управлением большими коллективами. Одновременно ряд госчиновников крупного уровня из разных областей (от законодательной деятельности до таможенного комитета), не попадая в состав буржуазии по Райту, демонстрировали столь высокий уровень материального благосостояния, что оказывались по этому показателю в одной группе с высшим руковод-

ством крупнейших российских нефтяных, промышленных, финансовых компаний и банков. Это свидетельствовало о масштабных перераспределительных процессах, идущих в российском обществе, которые не укладываются в концепцию Э. Райта.

Таким образом, различия между группами при использовании идеологии концепции Райта применительно к российским условиям по отдельным показателям (хотя и не по всем анализировавшимся) несомненно фиксировались, но были не столь яркими, как при стратификации по самооценке своей классовой принадлежности и даже по классификации ЕБОМЛЯ. Кроме того, при попытке перейти от показателей наличия экономического капитала, с одной стороны, и реального властного ресурса, с другой, к собственно выделявшимся Райтом на их основе 6-ти классам капиталистического общества (буржуазия, высшие менеджеры, менеджеры низшего звена и супервайзеры, рабочие, полуавтономные наемные работники, мелкие наниматели) различия между ними затушевывались еще больше.

Поэтому, не останавливаясь далее специально на неомарксистских классовых подходах, я сосредоточусь далее на проблеме стратификации российского общества по шкале «бедность» — «богатство». В принципе, как и в случае со всеми остальными подходами, стратификация по шкале «бедность» — «богатство» может проводиться на основе разных критериев: уровень доходов, расходов, самооценки своего материального положения, располагаемое имущество, разного рода многомерные критерии и т.д. Из всех возможных вариантов построения шкалы «бедность» — «богатство» я остановилась на варианте, предполагающем в качестве критерия выделения различных социальных слоев их жизненные шансы в сфере потребления. Именно они, с одной стороны, определяют различия в образе жизни тех ли иных слоев, а с другой — за счет разных возможностей наращивания своего человеческого капитала предопределяют их жизненные шансы в производственной сфере и перспективы социальной мобильности. Поэтому для построения стратификации российского общества на основе шкалы «бедность» — «богатство» именно такой подход представлялся оптимальным. С учетом его и был разработан специальный индекс уровня жизни11, на основе показателей которого построена затем специальная шкала вертикальной стратификации российского общества.

Основой построения индекса уровня жизни изначально являлась гипотеза о том, что рассмотрение реального уровня жизни включает

11 Индекс уровня жизни был разработан мной совместно со ст. науч. сотр. ИС РАН, к.соц.н. Н.М.Давыдовой. Подробнее см. о нем: Н.Е. Тихонова, Н.М. Давыдова, И.П. Попова. Индекс уровня жизни и модель стратификации российского общества // Социологические исследования, 2004, № 6.

не только оценку уровня благосостояния, но и оценку уровня депри-вации, то есть испытываемых лишений. Реально имеющиеся у каждого человека блага и испытываемые им лишения и дают в совокупности реальную картину его уровня жизни, поскольку признаки благосостояния могут мирно соседствовать с проявлениями достаточно серьезной депривации, что особенно характерно для крайних возрастных групп. Соответственно, только суммируя как признаки испытываемой депривации, так и материального благосостояния, можно говорить об определении реального уровня жизни каждого конкретного человека.

Таким образом, исходной гипотезой при построении индекса уровня жизни выступало предположение, что дифференциация российского населения проявляется не только в том, что у семьи есть, но и в том, чего у нее нет. Причем реализация различных стилей жизни (которые активно формируются в современной России) ведет к тому, что среди населения, не испытывающего реальной депривации, признаки благосостояния должны включать не только имущество, но и услуги, поскольку среди находящихся на одной и той же ступени материального благосостояния одна часть будет конвертировать свои ресурсы прежде всего в предметно-вещные компоненты, а другая — направлять их скорее на потребление услуг, досуг и отдых.

Соответственно, при расчете индекса использовались такие группы показателей как: 1) субъективные оценки наличия наиболее значимых форм депривации; 2) имущественная обеспеченность; 3) наличие недвижимости; 4) качество жилищных условий; 5) наличие сбережений; 6) возможность использования платных социальных услуг; 7) досуговые возможности, связанные с дополнительными расходами. Причем признаки депривации, т.е. испытываемых лишений, оценивались нами при расчете индекса со знаком «минус», в то время как наличие имущества, недвижимости, сбережений, возможностей использовать те или иные услуги, практиковать те или иные формы досуга и отдыха — со знаком «плюс», что позволяло математически отразить тот факт, что испытываемые лишения и имеющиеся блага в жизни каждого человека могут взаимокомпенсироваться.

Особо надо отметить также, что при анализе полученного эмпирического материала оказалось, что для слоев российского населения, стоящих на разных ступенях социальной лестницы, пороговыми, определяющими будут разные типы ресурсов, а также разный набор содержащихся в них элементов. Не останавливаясь на этой теме подробно, отмечу лишь, что если, например, для наиболее депривированной части общества самым значимым является состав того, чего у них нет, насколько сужены их возможности в жизни, то для средних слоев это уже качественно иные критерии, сосредоточенные на том, что у них есть, причем «пороговым» при переходе от малообеспеченных к сред-

необеспеченным слоям населения выступает наличие возможности пользоваться платными услугами. Для различающихся уровнем своего благосостояния представителей средних слоев признаками этой разницы выступают различные виды движимого имущества. Грани между средними и богатым слоями населения соответствует смещение приоритетных различий в сторону характера находящейся в собственности недвижимости и т.д.

Исходя из этого, необходимо было учитывать, что разные показатели обладают разным удельным весом. Соответственно, в зависимости от того, носили ли соответствующие индикаторы «пороговый» характер, присваиваемые им балльные оценки дифференцировалась от -3 до +4 за наличие соответствующего индикатора. Общее количество учитываемых при построении индекса уровня жизни индикаторов составило 46 единиц, что, с учетом разного количества баллов, присваиваемых за наличие различных признаков, задало исходную шкалу вертикальной стратификации по критерию уровня жизни в интервале от -23 до +67 баллов. На практике же после расчета показателей индекса уровня жизни по каждому респонденту в отдельности его показатели на общероссийских репрезентативных массивах колебались от -19 до +39.

Как же выглядела модель социальной стратификации российского общества, построенная на основании полученных показателей индекса уровня жизни, см. рис. 4.

Рис. 4. Модель социальной стратификации российского общества по критерию уровня жизни по состоянию на 2003, 2005 и 2006 гг.

Как видим, первое, что обращает на себя внимание при взгляде на рисунок — это устойчивость общего контура модели на протяжении последних трех лет. Второе — это то, что судя по конфигурации модели, тип стратификации по шкале «бедность» — «богатство», характерный для современного российского общества, не является чем-то уникальным, хотя и имеет определенные особенности по сравнению, например, с западноевропейскими странами. Депривированная часть общества в нем составляет относительное меньшинство. Большинство населения сосредоточено в средних слоях, хотя «середина» фигуры при этом явно смещена вниз. Третье — наличие длинного тонкого шпиля в верхней части модели и растянутость по вертикали уровня жизни наиболее благополучных слоев населения, численность которых составляет около 5% всего населения. В этой связи надо сказать, что, судя по результатам дополнительного опроса 315 представителей богатых слоев населения, в реальности шпиль фигуры должен быть гораздо выше, чем изображенный на рисунке, так как в экспертном опросе максимальный показатель индекса уровня жизни составлял +54 балла, а в репрезентативном, на материалах которого и был построен рисунок, на 15 баллов меньше, поскольку представители самых богатых слоев в обычный репрезентативный опрос просто не попадают. В этой связи надо еще раз подчеркнуть, что методика определения уровня жизни не учитывала неиспользуемый в процессе потребления капитал. Огромный разрыв даже в сфере потребления (не говоря уж о размерах собственно экономического капитала) между различными слоями богатых настолько велик, что приводит в итоге к резкой неадекватности оценок большинством населения собственного материального положения.

Грань богатства проходит по данной шкале на уровне 20 баллов, поскольку, как показало исследование «Богатые и бедные в современной России», люди, имеющие уровень жизни, соответствующий этим показателям, с точки зрения большинства населения являются богатыми. Впрочем, на первый взгляд это мнение представляется ошибочным, так как их уровень жизни довольно скромен. Так, уровень жизни, соответствующий показателю в 24 балла, мог предполагать, например, такую комбинацию показателей: 1) проживание семьи из трех человек в благоустроенной квартире 75 кв.м, 2) наличие дачи, гаража и автомобиля, 3) 12 видов предметов длительного пользования в домохозяйстве (как правило, это были телевизор, холодильник, пылесос, ковер, мебельный гарнитур, кухонная техника (микроволновка, гриль и т.п.), стиральная машина, видеомагнитофон, электроинструмент, музыкальный центр, компьютер и мобильный телефон, причем 10 предметов из этого списка были приобретены за последние 7 лет), 4) использование за последние 3 года не менее 6 видов платных соци-

альных услуг (медицинские, образовательные и рекреационные), 5) наличие не менее 3 видов платных развлечений в структуре досуга (посещения театров, концертов, кино, музеев, кафе, баров, ресторанов и т.д.), 6) наличие хотя бы небольших сбережений.

Четвертое, что хотелось отметить, это то, что доля населения, показатели индекса уровня жизни у которых носили отрицательный характер и однозначно свидетельствовали о депривации, очень велика — почти треть россиян живет ниже того стандарта, который считается хоть сколько-то приемлемым уровнем жизни большинством населения, причем это далеко не всегда наименее обеспеченная с точки зрения официального уровня их доходов часть. Уровень их жизни невозможно назвать иначе, чем бедностью. Так, первое плюсовое значение по данной шкале, т.е. 1 балл, означал для семьи из трех человек, как правило, жизнь втроем в двухкомнатной квартире в старом жилом фонде общей площадью не более 45 кв.м, наличие старых холодильника, телевизора, ковра, пылесоса, стиральной машины и стенки при отсутствии предметов длительного пользования, купленных за последние семь лет, пользование за последние три года из платных услуг только необходимой медицинской помощью и оплаты одного вида платных занятий (например, музыкальной школы или спортивной секции) для ребенка, а также какого-то одного вида платных развлечений за последние годы. Вряд ли стоит добавлять к этому, что в этих семьях не было не только дачи или гаража, но и любой другой дорогостоящей собственности, и максимум, о чем обычно могла идти речь, — наличие садово-огородного участка без дома. Конечно, комбинация могла быть и иной, однако в любом случае это была жизнь, которую можно было в лучшем случае назвать балансированием на грани бедности. Можно себе представить жизнь, которой соответствовали минусовые значения индекса, которые мы оценивали как признак реальной бедности.

В-пятых. Понятно, что когда речь идет о шкале, состоящей из десятков пунктов, то для дальнейшего анализа ее показатели надо как-то укрупнять. Эта задача решалась нами с помощью метода линейной регрессии в подпрограмме CHAID программы SPSS при анализе распределений ответов на 7 контрольных вопросов (о самооценке материального положения и социального статуса, удовлетворенности местом в обществе, материальным положением и жизнью в целом, о соотношении дохода с уровнем региональной медианы, о выигрыше-проигрыше от реформ), которые затем были проверены с помощью коэффициента Пирсона по всем этим позициям.

После рассмотрения распределений ответов респондентов, набравших разное количество баллов по шкале УЖ, на эти 7 вопросов, было выделено десять основных страт, причем переломным для самоощущения своего выигрыша от реформ оказался показатель в 28 баллов и

выше — видимо, именно он соответствовал тому уровню жизни, который просто отсутствовал в дореформенной России, и не случайно, начиная с него, доля ощущавших себя выигравшими от реформ превышала половину группы. Второй переломной точкой были 20 баллов, где доля выигравших резко росла и становилась равна доле проигравших. Начиная же с 8 баллов, доля проигравших становилась меньше, чем доля сохранивших свои позиции или (что встречалось гораздо реже) выигравших.

В рамках полученной шкалы было выделено 10 основных страт российского общества, попадающих в репрезентативные опросы, и еще одна, объединяющая различные элитные и субэлитные группы, которые в массовые опросы не попадают, но оказались представлены в экспертной части опроса названного исследования12.

Впоследствии, на основе анализа их состава и качественных характеристик образа жизни, эти страты были объединены в 5 крупных классов, включая 2 пограничных страты, одна из которых являлась верхней границей низшего класса, а другая — низшей границей высших слоев. Численно эти классы общества были представлены в нем в 2003-2006 гг., судя по данным наших опросов, следующим образом (см. табл. 3).

Как видим, при использовании для построения модели стратификации российского общества шкалы «бедность» — «богатство», мы снова сталкиваемся с пропорцией, уже не раз упоминавшейся выше: около 60% — два низших класса, около 40% — средние и высшие классы.

В рамках этой модели две нижние страты (1 и 2) объединяют чуть более 20% россиян. Это люди, находящиеся по их реальному уровню жизни за чертой бедности. Не случайно 61% группы, оценивавшей свои возможности удовлетворения трех базовых потребностей (в питании, одежде и жилье) как плохие, относились именно к этим стратам, а еще четверть — к третьей страте, которая носит промежуточный характер и объединяет россиян, балансирующих на грани бедности — то сползающих за эту грань, то чуть поднимающихся над ней. По показателям индекса уровня жизни это означает, что среднеарифметическим, медианным и модальным для этой группы является нулевое значение индекса. Характерной особенностью этой страты по отношению к двум нижним является даже не столько уровень жизни, который по всем характерным признакам бедности (опережающее средние показатели ухудшение ситуации, невозможность поддерживать принятые

12 Надо сказать, что в одиннадцатой страте действительно оказались представители только элитных, а не просто богатых, слоев населения — по характеру их профессиональной деятельности это были руководители первого уровня крупных нефтяных компаний и московских банков, входящих в число лидеров в банковской сфере, представители региональной административной элиты и т.п.

Таблица 3. Численность основных классов и страт российского общества, выделенных по критерию уровня жизни, в 2003, 2005 и 2006 гг. (в %)

Классы и страты 2003 2005 2006

Низший класс 32 34 34

Нищие (1 страта) 6 7 7

Бедные (2 страта) 14 15 15

Пограничная 3 страта (нуждающиеся) 12 12 12

Медианный класс — малообеспеченные (4 страта) 28 28 25

Нижний средний класс 23 22 23

Нижний средний класс — 1 (5 страта) 17 16 16

Нижний средний класс — 2 (6 страта) 6 6 7

Средний класс 12 11 12

Средний класс — 1 (7 страта) 7 6 7

Средний класс — 2 (8 страта) 5 5 5

Высшие слои 5 5 5

Пограничная 9 страта (верхний средний класс) 4 4 4

Богатые (10 страта) 1 1 1

Элита и субэлита (11 страта)13 - - -

в сообществе стандарты жизни, деградация имущественного потенциала и т.д.) относится именно к бедности, хотя и чуть менее глубокой, чем у представителей двух нижних страт. Главная ее особенность состоит в том, что ее представители еще не люмпенизировались и ведут такой же образ жизни, как и их более благополучные сограждане (с точки зрения занятости, социальных контактов и т.д.), что облегчает вывод их из состояния бедности в случае реализации адекватной государственной политики. Причина их бедности, как будет показано ниже (см. рис. 9), состоит прежде всего в неблагоприятных социально-демографических характеристиках их домохозяйств.

Четвертая страта соответствует уровню малообеспеченности. Именно этот уровень жизни является и медианным (т.е. «серединным»), и модальным (т.е. наиболее типичным) в сегодняшней России, что чувствуют и сами ее представители, — среди них доминирует оценка своего социального статуса как удовлетворительного (в 2006 г. — 73%), а остальные практически поровну разделились на тех, кто оценивал его как хороший и как плохой. Уровень жизни этого наиболее массового

13 Представители этой страты отсутствуют в массовых опросах и поэтому не представлены в таблице. Занижена в ней и численность 10 страты, также практически не попадающей в массовые опросы, и составляющей в них чуть более половины процента. Однако вряд ли я сильно ошибусь, если оценю численность 11 страты примерно в 0,1-0,3% населения, а 10 — примерно в 1-1,5%.

слоя, объединяющего четверть всех россиян, задает тот стандарт потребления, который воспринимается россиянами как минимально приемлемый прожиточный минимум. Пребывание ниже этого стандарта вызывает недовольство — не случайно от 70% в 1-й страте до 50% в 3-й оценивали в 2006г. свое материальное положение как плохое, в то время как в 4-й доминировала оценка его как удовлетворительного (70%).

9-10 страты объединяют тех, кто, с точки зрения подавляющего большинства россиян, может считаться богатым. Страты же с 5 по 8 — это средние слои, благосостояние которых имеет значимые различия между собой, но которые в любом случае могут рассматриваться как относительно благополучные на общероссийском фоне. Проиллюстрирую некоторые их особенности, позволяющие лучше понять портрет каждой страты и принцип группировки выделенных страт в классы. Начнем с социально-экономического статуса и рассмотрим такие его показатели как уровень доходов, наличие собственности и некоторые другие.

Что касается уровня доходов, то даже при массовой склонности респондентов их занижать, особенно ярко выраженной у представителей высших слоев, заметно как плавное их нарастание от страты к страте, так и качественное изменение типа распределения их в трех высших стратах.

50000 -| 45000 -40000 -35000 -30000 -25000 -20000 -15000 -10000 -5000 -0 --

-доход среднеарифметический по стратам —I - медианный доход по массиву в целом —-

I—доход медианныи по стратам —среднеарифметический доход по массиву

Рис. 5. Среднемесячные душевые доходы представителей различных страт российского общества, (2003 г. в рублях)

Как видим, доходы трех нижних страт отстают от средних значений, в 4-й — медианный доход начинает соответствовать медианному по массиву, хотя средние показатели продолжают еще отставать от средних по массиву примерно на 20%. В 5-6 стратах происходит заметный рывок, и доходы, как средние, так и медианные, начинают превышать аналогичные по репрезентативному массиву в целом. В 7-8-х — этот разрыв становится еще заметнее. Что же касается 9-11 страт, то картина по ним настолько очевидна, что в комментариях не нуждается.

Важным компонентом социально-экономического статуса выступает и наличие различного рода недвижимого имущества, а также крупных сбережений. Надо сказать, что проблема недвижимости, находящейся в распоряжении у россиян, вообще имеет особое значение, так как, во-первых, это самое дорогое имущество, которым они располагают, а во-вторых, характер занимаемого жилья, с точки зрения россиян вообще и представителей высших слоев в частности, является основным отличием и богатых, и бедных от остального населения. Обратимся к жилью (см. рис. 6).

1 23456789 10 11

• занимаемое жильё, среднее по страте * занимаемое жильё, медиана по страте -занимаемое жильё, среднее по массиву -занимаемое жилье, медиана по массиву

Рис. 6. Количество метров общей площади, приходящейся на человека в различных стратах (2003 г., в метрах)

Как видим, жилье большого метража — это действительно привилегия богатых, и качественные отличия здесь начинаются с 9 страты. При этом в 1-й страте низкие показатели обеспеченности жильем сочетались с плохими качественными характеристиками последнего (отсутствие всех необходимых коммуникаций, его коммунальный харак-

тер и т.д.). Во 2-й, отчасти, и 3-й стратах обеспеченность метражом была выше, но само жилье также было заметно худшего качества, чем в среднем по массиву. В стратах же от 6-й и выше жилье было лучше среднего и по качеству (в среднем 85% их представителей имели жилье со всеми удобствами и только 3-5% без всяких удобств), и по типу (не менее 97% имели отдельное собственное жилье), и по размеру (40% и более имели на человека больше санитарной нормы в 18 метров и лишь 1-2% — 6 и менее метров на человека).

Кроме того, заметно различалось по стратам и наличие в собственности у их представителей какой-либо иной недвижимости, помимо занимаемого жилья (см. табл. 4).

Таблица 4. Количество видов недвижимого имущества, находящегося в собственности в различных стратах14 (2003 г., в %)

Количество видов недвижимого имущества Страты

1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11

0 43 23 21 13 8 2 3 2 1 - -

1 42 50 40 36 35 24 23 14 13 4 -

2 14 24 32 37 37 43 35 39 35 21 15

3 1 3 7 13 18 29 33 36 39 49 43

4 - - - 1 2 2 6 8 11 24 40

5 - - - - - - - 1 1 2 2

Как видим, основная масса населения имеет, как правило, 1-2 вида недвижимости в собственности. Что же касается высших слоев, то это уже, как правило, владельцы 3-4 видов недвижимости. Причем начиная с 6-й страты это (от 55% и выше), в основном, владельцы дачи или садового участка с домом, в то время как в двух нижних стратах владельцы какой-либо недвижимости — это преимущественно обладатели садово-огородного участка без дома (или просто приусадебного участка). Что же касается второго жилья, пригодного для круглогодичного проживания, то, хотя второе жилье имели 3-4% россиян во всех опросах 2003-2006 гг., но распределялось оно по стратам крайне неравномерно. Его не было у представителей трех нижних страт, в 5-7 стра-

14 В таблице учтены 5 видов недвижимости: 1) квартира или жилой дом, 2) дача или садово-огородный участок с домом, 3) садово-огородный участок без дома, 4) гараж или место на коллективной стоянке, 5) второе жилье, пригодное для всесезонного проживания. Наличие и размер находящейся в собственности земли также проверялись, но в таблице не учтены, так как представляли товарную ценность только у представителей трех верхних страт и у фермеров, оказавшихся в 7-8 страте.

тах им располагали 5-6%, в 8-й — 13%, в 9-й — четверть ее представителей, а вот в 10 и 11-й его имели уже большинство — 64 и 92% соответственно. Однако, учитывая малочисленность верхних страт, две трети собственников второго жилья сосредоточены в стратах до 8 включительно, и чаще всего (25%) — это представители 4-й страты, которые это жилье, как правило, унаследовали (типичная ситуация — родительский дом в деревне).

Не останавливаясь подробно на других особенностях экономического потенциала разных страт, отмечу лишь, что заметно различались у них также количество и характер движимого имущества (от пылесоса до иномарок), объем и характер имеющихся сбережений и т.д.

(страты)

общее число видов ТДП по стратам

число видов ТДП, приобретенных за последние 7 лет по стратам среднее число видов ТДП по массиву

среднее число видов ТДП, приобретенных за посление 7 лет по массиву

Рис. 7. Доля имеющих то или иное количество видов товаров длительного пользования (2003 г., в %)

Активное обновление и расширение имущества домохозяйств, хорошо видное на рис. 7, сопровождалось в высших слоях столь же активным наращиванием сбережений (см. рис. 8). В средних слоях уделялось внимание поддержанию определенного баланса между ними, а в нижнем и медианном классах невозможность обновления имущества сопровождалась невозможностью сделать сбережения.

* имеющие любые сбережения по стратам ■ имеющие крупные сбережения по стратам -имеющие мелкие сбережения по стратам

-доля имеющих сбережения в репрезентативном массиве в целом

Рис. 8. Доля имеющих сбережения в составе разных страт (2003 г., в %)15

Столь же четкая динамика от страты к страте прослеживалась и по использованию платных услуг, и по оценке многих сторон своей работы, и по характеристике социального статуса и т.д. Любопытно при этом, что с точки зрения оценки своего дореформенного статуса представители практически всех страт указывали, как правило, одну и ту же позицию — 5 баллов. При этом только представители 6-8 страт ощущали себя по занимаемому в обществе положению также, как и в советское время. Страты 9-11 воспринимали свой нынешний статус как заметно выросший по сравнению с тем временем, что, учитывая возникновение класса «(богатых» именно в это время, вполне логично. Все остальные ощущали себя скатившимися по социальной лестнице вниз. Одни — до медианных значений применительно к новым реалиям, другие же — до «самого дна». Не останавливаясь специально на этом вопросе, отмечу лишь, что анализ коллективного сознания и поведенческих паттернов представителей разных страт также продемонстрировал наличие у них определенной, хотя и не столь яркой, как с социально-экономическим статусом, специфики.

В то же время вопрос о причинах столь четкой дифференциации по классам, выделенным в рамках шкалы «бедность» — «богатство», при

15 Под крупными сбережения имелись в виду сбережения, позволяющие респонденту, с его точки зрения, прожить на них не менее года.

анализе в рамках традиционных подходов оставался открытым. Если говорить об особенностях занятости, например, то четко прослеживалась специфика только высшего и среднего классов. Так, основные кормильцы в трех верхних стратах — это в основном предприниматели и руководители. Их доля составляла в нашей выборке (напомню — сравнительно небольшой по объему и ни в коей мере не репрезентировавшей состав данных страт для страны в целом, но все же позволявшей зафиксировать некоторые тенденции) от 55% в 9-й страте до 90% в 11-й страте. 7 и 8 страты по составу основных кормильцев относились к типичным представителям среднего класса — как «старого» (т.е. мелким предпринимателям, что, впрочем распространено в России сравнительно мало), так и «нового» (т.е. менеджерам и специалистам).

Дальше картина становилась фрагментарной, хотя в низшем и медианных классах была заметно выше доля рабочих и пенсионеров. Зато для попадания в нижние страты очень значимы оказывались некоторые особенности состава домохозяйств (см. рис. 9).

I II III !М ||

1 23456789 10 11

□ Общее число членов домохозяйств

□ Число работающих членов домохозяйств

■ Число неработающих членов домохозяйств

Рис. 9. Особенности состава домохозяйств в разных стратах (2003 г., человек)

Таким образом, факторы, обуславливающие принадлежность к разным классам по шкале «бедность» — «богатство», для разных классов различались. Для высших слоев это в первую очередь были социально-профессиональные позиции. Для среднего — наличие человеческого или экономического (у мелких предпринимателей) капитала. Нижний средний и медианный классы, объединяющие около 40% на-

селения страны, имели очень пестрый состав, и определить причины попадания в него именно этих домохозяйств в рамках традиционных стратификационных подходов было практически невозможно. Для низшего же класса особую роль, по сравнению со всеми остальными, играли особенности состава домохозяйств.

В то же время ресурсный подход, о котором я уже упоминала в самом начале статьи, оказался очень эффективен в объяснении причин имевшихся между ними различий. Надо сказать, что фактически этот подход является своеобразным развитием применительно к новым условиям аутентичного марксизма. Он исходит из того, что в современных условиях понятие капитала должно включать в себя ряд его новых видов, в числе которых не только технологии, брэнды и т.п., но и такие «инкорпорированные» виды капитала, как человеческий, культурный, социальный и т.д.16

Различные авторы, работавшие в рамках этой парадигмы, выделяли разные виды ресурсов, которые должны учитываться при анализе стратификации. Однако, если суммировать все предложения, высказывавшиеся на этот счет, то этот список имеет следующий вид:

— Квалификационный ресурс, включая образование и навыки, т.е. «человеческий капитал»;

— Физиологический (здоровье, трудоспособность и т.д.);

— Культурный, включая степень социализации, стиль жизни и т.д.;

— Экономический во всех его традиционных видах;

— Социальный (включенность в сети социальных связей, члены которых, в свою очередь, обладают различным по объему и структуре капиталом);

— Властный, включая политический и административный ресурсы;

— Символический, связанный с престижностью тех или иных характеристик в данном сообществе;

— Личностный (психологические особенности, определяющие поведение — трудовые мотивации, инициативность, исполнительность и т.д.)17.

Что касается доходов, которые получают владельцы этих ресурсов, то все они являются в своей основе рентными платежами. И хотя такой подход, на первый взгляд, кажется странным и непривычным, но еще К. Маркс обращал внимание на то, что доход, который получает рабочий, представляет собой не плату за труд как таковой, а доход

16 Подробнее о сути этого подхода см.: Тихонова Н.Е. Ресурсный подход как новая теоретическая парадигма в стратификационных исследованиях // Социологические исследования. 2006. № 8.

17 Блестящее описание этих видов ресурсов дано в работе: Радаев В.В. Понятие капитала, формы капиталов и их конвертация // Общественные науки и современность. 2003. № 2.

от принадлежащей ему, пусть и весьма специфической, собственности — рабочей силы. Рабочий как бы на время «сдает в аренду» свою способность к труду, являющуюся объектом его собственности18.

Развивая этот подход, можно утверждать, что на современном этапе развития общества, когда особую роль в производстве играют знания и технологии, в момент заключения трудового договора работник начинает продавать (точно также «сдавая его в аренду» на определенный срок, как и свою способность к простому труду) и свои знания и навыки, т.е. свой человеческий, культурный и т.д. капитал. При этом собственники дефицитных видов капитала (факторов производства) будут получать относительно больший доход, состоящий из «ренты на капитал» и «ренты за дефицитность» соответствующего фактора производства, и в этой связи уместнее вспомнить уже не трудовую теорию стоимости К. Маркса, а маржиналистский и неоклассический подходы.

Как же выглядит социальная структура российского общества, если попытаться проанализировать ее в рамках этой новой теоретической парадигмы? Для ответа на этот вопрос нами был разработан индекс ресурсной обеспеченности19. Как и в случае с индексом уровня жизни, в его основе лежала балльная оценка, которая суммировала значения показателей по 8 шкалам, отражавшим все перечисленные выше виды ресурсов.

Сразу надо сказать, что, как оказалось, некоторые из этих ресурсов не могут становиться капиталом, по крайней мере, в массовом масштабе. К числу таких ресурсов относятся личностный, символический и физиологический20. В других как капитал «работают» только отдельные их компоненты (в социальном ресурсе капиталом могут выступать только связи, а в культурном — условия социализации). В то же время в качестве ресурсов все без исключения их виды, которые были перечислены выше, начиная с определенного их уровня, «работают» в современной России весьма эффективно, и шансы конкретных людей занять относительно более высокую позицию в системе стратификации прямо кореллируют с показателями каждого из них.

18 См.: К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. 46, ч. 1, с. 244, 279.

19 См.: Н.М. Давыдова, Н.Е. Тихонова. Методика расчета ресурсной обеспеченности и ее роль для анализа проблем стратификации российского общества // Социологические исследования. 2006. № 2.

20 Разумеется, в уникальных случаях биологические данные человека являются для него капиталом (знаменитые спортсмены, модели и т.п.). Однако, во-первых, это все-таки сравнительно редкое явление, а во-вторых, плюс к биологическим данным и в этих случаях есть социальная составляющая — навыки, «раскрученность» имени и т.д. Соответственно, и символический ресурс может в отдельных случаях быть капиталом, но для массовых исследований это слишком редкие случаи, которые не влияют на общую картину.

Построенная по показателям индекса ресурсной обеспеченности модель российского общества выглядела следующим образом.

Рис. 10. Модель социальной стратификации российского общества по критерию ресурсообеспеченности (2006 г.)

Комментируя представленную модель, нельзя не заметить не только то, что общий уровень ресурсообеспеченности населения России достаточно низок, но и то, что полученная модель очень близка по своему типу к пирамиде. Более того, если исключить из расчета некоторые наименее значимые с точки зрения их экономической эффективности индикаторы (например, характер культурных запросов, ряд индикаторов личностного ресурса и т.д.), и использовать только индикаторы, относящиеся к «капиталообразующим» типам ресурсов, то пирамидальность полученной модели станет еще нагляднее.

Оценим теперь сравнительную значимость различных видов ресурсов для занятия определенных статусных позиций в системе стратификации российского общества. Сделать это можно по крайней мере двумя способами. Во-первых, учитывая доминирующие среди россиян представления о том, что социальный статус измеряется уровнем материального благополучия, можно проанализировать ресурсообеспеченность разных страт российского общества, выделенных по критерию уровня жизни. А во-вторых, для определения сравнительной значимости различных типов ресурсов можно посмотреть, какое место занимают в российском обществе обладатели ресурсов с той или иной их структурой.

В рамках первого подхода особого внимания заслуживает вопрос о том, насколько тесно связаны между собой в разных стратах экономический и неэкономические виды ресурсов. Как показал проведенный анализ, и уровень жизни, и объем экономического ресурса прямо зависят от объема «неэкономических» ресурсов (см. рис. 11).

(страты)

Совокупный ресурс без учета экономического ресурса Совокупный ресурс с учетом экономического ресурса

Рис. 11. Соотношение среднеарифметических показателей совокупного ресурса россиян, включая экономический ресурс, и ресурсов без учета экономического, по стратам, выделенным по критерию уровня жизни (2003 г., в баллах)

О Н-1-1-1-1-1-1-1-1-1-1

1 23456789 10 11

(страты)

Совокупный капиталообразующий ресурс с учетом экономического ресурса

Совокупный капиталообразующий ресурс без учета экономического ресурса

Рис. 12. Соотношение медианных показателей совокупных капиталообразую-щих ресурсов россиян, включая экономический ресурс, и их же без учета экономического ресурса по стратам (2003 г., в баллах)

Совокупный ресурс и внеэкономические виды ресурсов имеют схожий тип изменения от страты к страте, хотя, по мере роста уровня жизни, их показатели начинают постепенно «расходиться». Эта тенденция становится еще более наглядной при обращении к показателям «капиталообразующих» видов ресурсов (экономического, властного, квалификационного, социального в части связей и культурного в части условий социализации) и использованию медианных, а не среднеарифметических показателей (см. рис. 12).

На рисунках 11 и 12 хорошо видна и специфика 1-й страты, где экономический ресурс отсутствует в принципе, и особенности 9-11 страт — «новых капиталистов», у которых ресурсы приобретают качество капитала21. Отчетливо видна и та «дельта» (рента на капитал), которую приносят, казалось бы, «неэкономические» виды капитала представителям трех верхних страт.

Но в силу чего достигается этот эффект? Для ответа на этот вопрос необходимо вспомнить то, что говорилось выше о двух типах рент, которые получают собственники соответствующих видов ресурсов. Если бы ресурсы были распределены в обществе равномерно, то получае-

Рис. 13. Распределение ресурсов россиян без учета экономического и властного ресурсов (кривая Лоренца)22

21 Подробнее о специфике и составе этого класса см.: Тихонова Н.Е. «Новые капиталисты»: кто они? // Общественные науки и современность, 2005, № 2.

22 Квадратиками на рисунке 13 на обеих линиях обозначено место каждой страты при условии равномерного распределения в обществе неэкономических видов ресурсов и в реальности.

мые ренты распределялись бы по их собственникам пропорционально объему ресурсов. Но в случае дефицитности определенных видов ресурсов доход на них резко возрастает и перестает быть прямо пропорционален их объему.

Подтверждают ли эмпирические данные эти теоретические посылки? Не останавливаясь на крайне неравномерно распределенном властном ресурсе, которого полностью лишены две трети населения России, рассмотрим квалификационный, культурный и т.п. «неэкономические» ресурсы, которые также распределены среди россиян крайне неравномерно. Во всяком случае, именно такой вывод можно сделать на основе анализа кривой Лоренца, используемой в экономике для анализа степени неравномерности распределения ресурсов (см. рис. 13).

Как видим, кривая распределения неэкономических ресурсов в российском обществе имеет характер сильно изогнутой дуги, заметно отклоняющейся от прямой, демонстрирующей, как должны были бы быть отражены на рисунке ресурсы в случае их пропорционального распределения по стратам. Не имея возможности более подробно останавливаться на этой проблеме, ограничусь для демонстрации роли обеспеченности различными неэкономическими видами ресурсов в достижении определенного материального благосостояния лишь демонстрацией связи уровня жизни россиян и их квалификационного ресурса (см. рис. 14). Судя по имеющимся данным, высокие значения квалификационного ресурса характеризуют сравнительно незначительную часть российского общества. Так, низкие значения квалификационного ресурса (при которых он практически не оказывает «повышающего» влияния на место в системе стратификации) характерны более чем для половины населения России, а высокие — только для 20-25%. Причем востребованные современным рынком труда навыки являются более дефицитной составляющей квалификационного ресурса, чем формальный уровень образования.

Как видим, две низшие страты характеризуются более низким, чем россияне в среднем, показателем квалификационного ресурса. Две следующие страты являются с точки зрения их ресурсообеспеченнос-ти медианными. 5 и 6-ая («нижний средний класс»), имеют показатели квалификационного ресурса выше медианных. Наконец, страты с 7 по 10, включающие как формирующийся средний класс, так и высшие слои населения (кроме элитных и субэлитных групп, попадающих в 11 страту), имеют заметно более высокие показатели квалификационного потенциала, чем характерные для российского населения в целом.

Еще хуже, чем с квалификационным, обстоят дела с культурным ресурсом, обусловленным условиями социализации. Всего 12-13% взрослого населения России выросли в семьях с высоким уровнем образования родителей (высшее образование хотя бы у одного из них) и

61 4 - 3 с с со 1П 2 -i

: ^ .......

1 23456789 10 11 (страты)

—А— Медиана по россиянам в целом —■— Медиана по стратам

Рис. 14. Соотношение медианных показателей квалификационного ресурса среди россиян в целом и в стратах, выделенных по критерию уровня жизни

(2003 г., в баллах)

(страты)

Медиана по стратам Ш Медиана по россиянам в целом

Рис. 15. Соотношение медианных показателей экономического ресурса среди россиян в целом и в стратах, выделенных по критерию уровня жизни (2003 г., в баллах)

в условиях развитой городской культуры (средние и крупные города). При этом доля тех, кто в развитой форме обладает не только культурным, но и квалификационным ресурсом, не превышает 7-8% всего российского населения.

Но почему же при близком культурном и квалификационном ресурсе представителей 7 и 10 страт их экономический ресурс разительно отличается (см. рис. 15)?

Чтобы ответить на этот вопрос, посмотрим на проблему относительной значимости различных видов ресурсов в рамках второго из обозначенных выше подходов — с точки зрения сравнительной эффективности ресурсообеспеченности различной структуры, использовав для этого кластерный анализ23 (см. табл. 5).

Таблица 5. Итоговые центры кластеров, различавшихся структурой их ресур-сообеспеченности (2003 г.)

Виды ресурсов Кластеры

1 2 3 4 5

Экономический 0 1 4 1 4

Квалификационный 1 3 3 1 3

Социальный (связи) 1 1 2 1 2

Властный 0 2 3 0 3

Культурный (условия социализации) 0 1 3 0 0

Личностный 0 0 0 0 0

Символический 0 0 0 0 0

Физиологический 2 1 2 1 2

Как видим, среди 5 полученных кластеров достаточно четко выделяются две пары с очень схожей структурой ресурсов. Причем одна пара (3 и 5 кластеры, составляющие две наиболее высокоресурсные группы) имеет только одно, но ярко выраженное отличие — условия социализации. При этом показатели экономического ресурса в них очень высоки. Доля представителей двух этих кластеров в составе населения России — около 7%. Другая пара кластеров, которая может быть условно названа «рядовые исполнители» (1 и 4 кластеры, составляющие в сумме около двух третей россиян), характеризуется двумя отличиями. 1-й более молодой и не успел еще «обрасти» сколько-нибудь заметным имуществом. 4-й, напротив, относительно старше (43% его составляют пенсионеры, почти полностью попавшие именно в этот кластер), и с советских времен сохранил в собственности определенную недвижимость. Совершенно выпадает из общей картины 2-й кластер, структура ресурсов которого

23 Оптимальное число кластеров было определено на основе кластеризации респондентов, а не ресурсов, и анализа максимального расстояния между ядрами кластеров.

значительно отличается от остальных групп. По показателям социального ресурса он напоминает кластеры «исполнителей», по показателям квалификационного — совпадает с высокоресурсными кластерами, а показатели остальных «капиталообразующих» ресурсов у него не совпадают ни с одним другим кластером. При этом средний балл ресурсоо-беспеченности в этом кластере полностью совпадает с 5-м, хотя структура ресурсов у них разная. Несколько огрубляя, можно сказать, что 2 кластер — это в основном интеллигенция, являющаяся либо выходцами из городских семей, где родители не имели высшего образования, либо из семей сельской интеллигенции, которые, получив высшее образование, избрали для себя карьеру специалистов или руководителей среднего звена. 5-й кластер — это преимущественно выходцы из малообразованных слоев населения, мигранты первого поколения из малых городов и сел, которые, также как и представители 2-го кластера, сумели получить высшее образование, но с началом экономических реформ «ушли в бизнес» (преимущественно мелкий и, отчасти, средний). В западных обществах обе эти группы относятся к среднему классу, причем специалисты и менеджеры — к так называемому «новому», а представители малого бизнеса — к «старому» среднему классу, и получают близкий по размерам доход, но на разные виды принадлежащего им капитала. В России же экономическая отдача от этих видов капитала может различаться в разы.

Понятным становится при анализе структуры ресурсообеспечен-ности и явное превосходство над остальными 3-го кластера (его представители и составляли, в основном, 11 страту). Именно эта группа высококвалифицированных выходцев из наиболее образованных российских семей сосредоточила у себя сегодня не только экономический ресурс, но и значительную часть человеческого капитала страны, получая на них соответствующие диведенды.

Учитывая все вышесказанное, можно сделать следующие выводы:

1. Наиболее эффективным для анализа системы стратификации современного российского общества является ресурсный подход. Как и остальные теоретические подходы при их применении на одних и тех же массивах данных, он делит российское общество на три крупные части — нижние 38-40% (низший класс), верхние 5 — 7% (высший класс) и все остальные (медианный и средние классы). Однако именно он позволяет внутренне непротиворечиво объяснить причины устойчивого неравенства между ними в современном российском обществе.

2. Вопреки расхожему мнению, сложившаяся в настоящий момент в России модель социальной структуры характеризуется высокой степенью кристаллизации статусов и соответствием уровня жизни и экономического ресурса общему объему ресурсов индивидов, включая ресурсы неэкономического характера.

3. Квалификационный и культурный ресурсы, как и в целом человеческий капитал, жестко кореллируют в современной России с общим уровнем жизни человека и с объемом его экономического ресурса. Однако, если речь не идет об уникальной квалификации, то доходы на человеческий капитал заметно уступают в российском обществе доходности традиционного экономического капитала (бизнеса), что является свидетельством недооценки человеческого капитала в российской экономике.

4. Социальное неравенство в российском обществе — логическое следствие наличия на момент начала реформ 1990-х годов у разных групп населения различного объема ресурсов, во многом накапливавшихся на протяжении поколений. В условиях плановой экономики, когда эти ресурсы не могли «работать» как капитал, имевшиеся различия в ре-сурсообеспеченности сказывались на уровне жизни этих групп, но не могли привести к серьезной социальной дифференциации. В условиях же перехода к рыночной экономике они были конвертированы в экономический капитал или использованы для наращивания других его видов, и процесс первоначального накопления капитала протекал в условиях российской трансформации в форме бурной конвертации различных видов ресурсов друг в друга с формированием новых правящих классов на базе высокоресурсных групп бывшего советского общества. И в этом плане можно говорить о преемственности элит.

5. Различные виды капитала концентрируются, хотя и в разных комбинациях, но в основном у одних и тех же людей, которые представляют собой особую группу — «новых капиталистов». Эти люди, сосредотачивая и воплощая в себе все значимые в современных условиях виды ресурсов, конвертируемых друг в друга и в традиционный экономический капитал, имеют благодаря этому возможность занимать господствующее положение в обществе.

6. Бедные в современной России бедны не столько в силу недостаточного размера их доходов, сколько в силу практически полного отсутствия у них всех видов ресурсов, включая квалификационный, которые позволили бы им получать больший объем доходов. Без учета этого обстоятельства любые программы борьбы с бедностью средствами социальной политики будут малоэффективны.